Ореховые истины

Наше отношение к жизни, если смотреть на него, как на щёлканье «орешков знания», достаточно разнообразно, и зависит от темперамента грызуна и категории самих орехов.

Кто-то предпочитает грызть «кокос», пробиваясь сквозь «гранитную» скорлупу к белой мякоти и сердцевинному соку.

Кому-то по сердцу «кедровая шишка», что не имеет вообще никакой сердцевины, и одаривает своего почитателя множественностью мелкого лакомства, заглядывай тот под приоткрытые чешуйки.

Иные и вовсе чувствуют пристрастие к «ореху земляному», который на самом деле и не орех вовсе, но вмещая в себе чаще всего два плода, прельщает этой дуальностью своих приверженцев, склонных к сомнениям и колебаниям.

Есть же и те, что перепробовав различные зёрна, набили себе оскомину и, перешагнув через горку никчёмной скорлупы, ушли в тридевятое царство, искать истины в молочных реках и кисельных берегах.

Но они не в счёт. Их мало и к нам они уже не имеют никакого отношения.

Мы же упорствуем, потому как знать всегда выгоднее, чем не знать, а знающему позволено раздувать щёки и колесить грудь – это наполняет его энергиями, которые время от времени постреливают колкими молниями.

Но вот вопрос – если принять за аксиому то, что знание едино и присутствует во всех «ореховых путях», то какой из них является более скорым и полноценным?

И что предпочтительней делать, весело шагая по жизни – «кокосить»-ли, «арахисить» или же «кедровать»?

***

Мы сидели с Сёмой у него на кухне и за разговорами пили чай. Его пятилетний внук Федька временами наведывался к нам, опасаясь как бы не пропустить чего интересненького. Человеком Федька был любознательным и до самозабвенья гостеприимным. Он обожал, когда в доме были гости.

Приняв же от посетителя лакомство или игрушку, он удалялся в комнату, затем несколько раз прибегал обратно, как бы оценивая пришельца, и уже через пять минут возвращался с ответным подношением – конфетой, кусочком шоколадки, а то и с рисунком межгалактического перелёта.

Это доставляло ему огромное удовольствие – дарить и чувствовать себя от этого счастливым. Ритуал этот был незыблем, и я сидел в ожидании своего сегодняшнего подарка.

Когда время принятия решения истекло, Федька ворвался на кухню и, глядя на меня, высыпал из кармана на стол пару горстей желудей. Жёлуди были один к одному – блестящие лакированные пузанки, без изъяна и все в шапочках.

Мы с Сёмой, переглянувшись, улыбнулись, и я, цокая языком, оценив роскошь подарка, поблагодарил великодушного хозяина.

Федька же похлопывая ладошкой по столу, приказал,

- Ешь! Это орешки!

Я поспешил его предостеречь,

- Не-не, Федька! Это не те орешки! Если эти орешки съесть, то можно превратиться в поро…

- В Федьку! – перебил меня Сёма.

- В Фе-е-едьку? – переспросил деда удивившийся внук.

- В Федьку, в Федьку! В вечно чумазого и неаккуратного Федьку!

Через пару дней после этого, я говорил с Семёном по телефону и он мне докладывал,

- Ты знаешь, что удумал этот оголец со своими желудями?

- Ну-ну, - заинтересовался я, поглядывая на лоснящихся красавцев, что лежали в вазочке.

- Он стал подкладывать их нам в еду! Я вчера у себя в супе нашёл, сегодня у жены в тарелке с картошкой парочка обнаружилась.

С минуту помолчав и припомнив тот наш разговор, я рассмеялся. Сёма вторил мне в трубку.

- Не, ну ты представляешь?  - сказал он немного, поуспокоившись, - Это он из нас Федек решил понаделать!

- Ну, что ж Сёма! - ответил я, - Поздравляю! Твой внук открыл закон желудёвого размножения!

Когда я положил трубку, то глядя на дубовые орехи, подумал: «А что? Я бы, например, был бы вовсе не против, если бы таких вот Федек расплодилось побольше….»