Дезертир

18 октября 2016 - Борис Аксюзов
article359005.jpg
ДЕЗЕРТИР.
- У меня было три сына, - рассказывал дед Авдей случайным  собутыльникам в «Закусочной №5», что прилепилась у разбитой дороги, шедшей прямиком на самую Москву. -   Один сын у меня был механизатором,  второй – геологом, а третий…  - дезертиром. Да вы не  пугайтесь, не шарахайтесь  со страху!  Это я Вовку так окрестил за  его непотребное поведение в женском вопросе. Я вам сейчас все подробно объясню, так что сидите и ешьте свою котлету спокойно: мой сын Вовка Родине не изменял. 
В подтверждение своих слов дед Авдей опрокинул в себя стопку «Московской» и закусил грибочком, которые принес из дому.
 - И еще не думайте, что этих сынов теперь у меня нет, - продолжал он,  - потому что, я сказал, что было у меня три сына. Они у меня и сейчас есть, только живут столь самостоятельно, что мне кажется, что они в моей жизни вовсе не существуют. Приезжают, конечно, окорочка привозят,  вином заморским угощают, невестки в доме прибираются, но настоящей душевности в этом процессе уже нет. Но я к этому отношусь спокойно: я вас породил не для того, чтобы вы  за мои портки весь свой век держались. 
   Авдей изучил на лицах  слушателей правоту своих слов и повел рассказ дальше:
  - Гришка –механизатор все призы у нас в районе брал, и по пахоте, и по уборке.  Талант у него был к сельскому хозяйству. А вот чего Николай в геологи поперся,  ума не приложу.  Сначала с нашей географичкой по району шастал, камешки какие-то собирал. Потом задумал в институт  поступать, где на геологов учат.  Поступил с третьего раза, что и понятно:  у нас один учитель преподавал сразу по три предмета.   Например, физкультурник учил английскому языку,  черчению и физкультуре, естественно.  Но мой Колька закончил институт с отличием и теперь главный  по разведке нефти на Севере.  А Вовка был истинным шалопаем, школу кое-как закончил и сразу – в армию.  Вернулся оттуда и стал работать шофером в нашем колхозе. Ничего был шофер, хоть и лихачил маленько, начальство его хвалило за хорошие показатели.  Но тут стал ребром семейный вопрос: пора  Вовке вроде и пожениться, а он  завел шуры –муры  с матерью-одиночкой Шуркой Поспеловой.  Я против нее ничего не имел: женщиной она была хорошей, домовитой и работящей, а что ребенок у нее появился, так это не ее вина, а скорее Гитлера, который против нас  войну повел.  Был у нее в мирное еще время парень, Пашка Сухомлин, с которым у нее должна была свадьба состояться осенью тысяча девятьсот сорок первого года, сразу после уборки.  Но не состоялась, так как в аккурат двадцать второго июня того же года  забрали его на фронт.  Потом,  ровно через два месяца, его родители получили о нем похоронку, а у Шуры вскоре сыночек родился, которого тоже назвали  Пашкой. Только фамилию он получил материну, Поспелов, так как брак их не был зарегистрирован.
  Авдей  смел  со стола крошки и полез к себе в карман: ему явно захотелось выпить еще, а карман был пуст.
  - Нюра, принеси нам  еще по сто! – закричал один из его собутыльников, человек  солидный и явно городской, в шляпе и при портфеле.
  Было видно, что его заинтересовал рассказ Авдея, и ему не хотелось, чтобы он закончился так неопределенно.
   Авдей так же лихо проглотил принесенные сто грамм,  откусил груздя  и продолжил свой рассказ, понимая, почему «городской» оказался таким щедрым:
   - Начал я Вовке намекать, чтобы он определился: то ли ему надо на Шурке жениться, то ли невесту другую брать,  тем боле, что их у нас было, что опят нерезаных.  А он мне отвечает, что, мол, батя, это не твое дело, и свою личную жизнь я сам устрою. Я  возражать не стал, потому сам такой был: два раза из села сбегал с девками, которых любил пуще всего на свете.  Первый раз отец меня просто-запросто выпорол, а уж вдругорядь не осмелился, потому что в тот раз я со своей нынешней бабкой сбежал. Почуял он, значит, что это у меня навсегда.
  Здесь дед Авдей задумался и достал измятую пачку папирос «Север». Но закуривать не стал, потому как знал, что буфетчица Ксюша терпеть не могла, чтобы «местные» курили в ее закусочной.
  - А потом случилась беда, - сказал он, отправляя папиросы снова в карман. – Вовка  разбился на своем  «газоне» и попал в больницу со сломанными ребрами. Шура у его постели дни и ночи проводила, а  Пашка в коридоре больницы игрался со всякими медицинскими причандалами. Тогда я и подумал: «Ну, всё: женится мой сын на  Шурке».  Но не тут-то было…  Выписали его из    больницы вполне здоровым, дали новый «газон»,  и стал он на нем гонять пуще прежнего. Только смотрю,  слишком много вокруг него девок вьется, а к своей прежней зазнобе он вроде и заходить перестал.  Это мне очень не понравилось, и однажды я прихватил его в сенях с какой-то кралей, дал ей под зад, а ему и говорю: «Ты  будешь жениться на Шурке, которая тебя с того света вытащила, или нет?»  А он мне и говорит: «Нет, не буду, потому что у нее незаконнорожденный ребенок, а потому она непорядочная женщина». Тут  влепил я  по  его разумной морде и объясняю ему уже криком: «Ага, когда ты жил с нею почти год, она была порядочной, а теперь, когда у тебя крали появились, она вдруг стала непорядочной!  А ты знаешь, сколько у нас в деревне таких непорядочных, чьи парни с первых дней войны на фронт ушли, а они от них детей нарожали?  А сколько их по всей стране, ты знаешь?».   Стоит мой Вовка весь бледный, а я ему говорю: «Ты знаешь, кто ты есть после   этого? Ты – дезертир!».  От этих моих слов он аж пошатнулся. Схватил меня за руки и говорит: «Прости, отец, за дурь мою. Женюсь я на Шурке».
  Тем же вечером он пошел к ней, несмотря на морду раздутую от моей оплеухи. Только она не согласилась за него замуж. Насмотрелась, наверно, на его кобелиное поведение.
  А он вскоре в город уехал, на автобусе стал работать. Но до сих пор холостяком ходит, видно, запала  все же ему в душу Шура Поспелова со своим незаконнорожденным Пашкой.
   А я все равно его до сих пор дезертиром считаю, хотя и сын он мне родной. Не простил я ему нехорошие слова об одной из наших русских баб,  каких живет у нас по всей стране неведомо сколько тысяч…
   Авдей встал, поклонился своим  новым знакомым и вышел из закусочной.
  Над лесом шел серый дождь, чавкали лужи под колесами проезжавших машин, с обочин раздавался крик торговок всякой дорожной снедью.
  - Алена! – позвал Авдей одну из них. – Здесь намедни мальчонка бегал курносый, поесть просил. Так ты, если он появится, дай ему пирожок, а я тебе деньги заплачу вечером. Чай, по соседству
живем, не обману.
  -Хорошо, Михалыч, - отозвалась торговка. – Коль появится, я его и так накормлю, без денег.
  Авдей вздохнул,  ступил на тропку, уходившую в лес,  и неспешно пошагал по ней к себе домой, в деревню  Припорошино.
 
 

© Copyright: Борис Аксюзов, 2016

Регистрационный номер №0359005

от 18 октября 2016

[Скрыть] Регистрационный номер 0359005 выдан для произведения: ДЕЗЕРТИР.
- У меня было три сына, - рассказывал дед Авдей случайным  собутыльникам в «Закусочной №5», что прилепилась у разбитой дороги, шедшей прямиком на самую Москву. -   Один сын у меня был механизатором,  второй – геологом, а третий…  - дезертиром. Да вы не  пугайтесь, не шарахайтесь  со страху!  Это я Вовку так окрестил за  его непотребное поведение в женском вопросе. Я вам сейчас все подробно объясню, так что сидите и ешьте свою котлету спокойно: мой сын Вовка Родине не изменял. 
В подтверждение своих слов дед Авдей опрокинул в себя стопку «Московской» и закусил грибочком, которые принес из дому.
 - И еще не думайте, что этих сынов теперь у меня нет, - продолжал он,  - потому что, я сказал, что было у меня три сына. Они у меня и сейчас есть, только живут столь самостоятельно, что мне кажется, что они в моей жизни вовсе не существуют. Приезжают, конечно, окорочка привозят,  вином заморским угощают, невестки в доме прибираются, но настоящей душевности в этом процессе уже нет. Но я к этому отношусь спокойно: я вас породил не для того, чтобы вы  за мои портки весь свой век держались. 
   Авдей изучил на лицах  слушателей правоту своих слов и повел рассказ дальше:
  - Гришка –механизатор все призы у нас в районе брал, и по пахоте, и по уборке.  Талант у него был к сельскому хозяйству. А вот чего Николай в геологи поперся,  ума не приложу.  Сначала с нашей географичкой по району шастал, камешки какие-то собирал. Потом задумал в институт  поступать, где на геологов учат.  Поступил с третьего раза, что и понятно:  у нас один учитель преподавал сразу по три предмета.   Например, физкультурник учил английскому языку,  черчению и физкультуре, естественно.  Но мой Колька закончил институт с отличием и теперь главный  по разведке нефти на Севере.  А Вовка был истинным шалопаем, школу кое-как закончил и сразу – в армию.  Вернулся оттуда и стал работать шофером в нашем колхозе. Ничего был шофер, хоть и лихачил маленько, начальство его хвалило за хорошие показатели.  Но тут стал ребром семейный вопрос: пора  Вовке вроде и пожениться, а он  завел шуры –муры  с матерью-одиночкой Шуркой Поспеловой.  Я против нее ничего не имел: женщиной она была хорошей, домовитой и работящей, а что ребенок у нее появился, так это не ее вина, а скорее Гитлера, который против нас  войну повел.  Был у нее в мирное еще время парень, Пашка Сухомлин, с которым у нее должна была свадьба состояться осенью тысяча девятьсот сорок первого года, сразу после уборки.  Но не состоялась, так как в аккурат двадцать второго июня того же года  забрали его на фронт.  Потом,  ровно через два месяца, его родители получили о нем похоронку, а у Шуры вскоре сыночек родился, которого тоже назвали  Пашкой. Только фамилию он получил материну, Поспелов, так как брак их не был зарегистрирован.
  Авдей  смел  со стола крошки и полез к себе в карман: ему явно захотелось выпить еще, а карман был пуст.
  - Нюра, принеси нам  еще по сто! – закричал один из его собутыльников, человек  солидный и явно городской, в шляпе и при портфеле.
  Было видно, что его заинтересовал рассказ Авдея, и ему не хотелось, чтобы он закончился так неопределенно.
   Авдей так же лихо проглотил принесенные сто грамм,  откусил груздя  и продолжил свой рассказ, понимая, почему «городской» оказался таким щедрым:
   - Начал я Вовке намекать, чтобы он определился: то ли ему надо на Шурке жениться, то ли невесту другую брать,  тем боле, что их у нас было, что опят нерезаных.  А он мне отвечает, что, мол, батя, это не твое дело, и свою личную жизнь я сам устрою. Я  возражать не стал, потому сам такой был: два раза из села сбегал с девками, которых любил пуще всего на свете.  Первый раз отец меня просто-запросто выпорол, а уж вдругорядь не осмелился, потому что в тот раз я со своей нынешней бабкой сбежал. Почуял он, значит, что это у меня навсегда.
  Здесь дед Авдей задумался и достал измятую пачку папирос «Север». Но закуривать не стал, потому как знал, что буфетчица Ксюша терпеть не могла, чтобы «местные» курили в ее закусочной.
  - А потом случилась беда, - сказал он, отправляя папиросы снова в карман. – Вовка  разбился на своем  «газоне» и попал в больницу со сломанными ребрами. Шура у его постели дни и ночи проводила, а  Пашка в коридоре больницы игрался со всякими медицинскими причандалами. Тогда я и подумал: «Ну, всё: женится мой сын на  Шурке».  Но не тут-то было…  Выписали его из    больницы вполне здоровым, дали новый «газон»,  и стал он на нем гонять пуще прежнего. Только смотрю,  слишком много вокруг него девок вьется, а к своей прежней зазнобе он вроде и заходить перестал.  Это мне очень не понравилось, и однажды я прихватил его в сенях с какой-то кралей, дал ей под зад, а ему и говорю: «Ты  будешь жениться на Шурке, которая тебя с того света вытащила, или нет?»  А он мне и говорит: «Нет, не буду, потому что у нее незаконнорожденный ребенок, а потому она непорядочная женщина». Тут  влепил я  по  его разумной морде и объясняю ему уже криком: «Ага, когда ты жил с нею почти год, она была порядочной, а теперь, когда у тебя крали появились, она вдруг стала непорядочной!  А ты знаешь, сколько у нас в деревне таких непорядочных, чьи парни с первых дней войны на фронт ушли, а они от них детей нарожали?  А сколько их по всей стране, ты знаешь?».   Стоит мой Вовка весь бледный, а я ему говорю: «Ты знаешь, кто ты есть после   этого? Ты – дезертир!».  От этих моих слов он аж пошатнулся. Схватил меня за руки и говорит: «Прости, отец, за дурь мою. Женюсь я на Шурке».
  Тем же вечером он пошел к ней, несмотря на морду раздутую от моей оплеухи. Только она не согласилась за него замуж. Насмотрелась, наверно, на его кобелиное поведение.
  А он вскоре в город уехал, на автобусе стал работать. Но до сих пор холостяком ходит, видно, запала  все же ему в душу Шура Поспелова со своим незаконнорожденным Пашкой.
   А я все равно его до сих пор дезертиром считаю, хотя и сын он мне родной. Не простил я ему нехорошие слова об одной из наших русских баб,  каких живет у нас по всей стране неведомо сколько тысяч…
   Авдей встал, поклонился своим  новым знакомым и вышел из закусочной.
  Над лесом шел серый дождь, чавкали лужи под колесами проезжавших машин, с обочин раздавался крик торговок всякой дорожной снедью.
  - Алена! – позвал Авдей одну из них. – Здесь намедни мальчонка бегал курносый, поесть просил. Так ты, если он появится, дай ему пирожок, а я тебе деньги заплачу вечером. Чай, по соседству
живем, не обману.
  -Хорошо, Михалыч, - отозвалась торговка. – Коль появится, я его и так накормлю, без денег.
  Авдей вздохнул,  ступил на тропку, уходившую в лес,  и неспешно пошагал по ней к себе домой, в деревню  Припорошино.
 
 
 
Рейтинг: 0 961 просмотр
Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!