Жизнь не всегда лучше, чем она дольше

8 апреля 2014 - Владимир Степанищев

Что-то дурные с утра предчувствия… Впрочем, похмельному философу не привыкать, да и хорошие предчувствия бывают ли вообще на свете? Да нет конечно… Предчувствия хорошие есть проекция желания, надежды на не наступившее еще будущее, то есть «ничего» на «ничто». Дурные же… Они есть отражение уже к сожалению случившегося в усиженном мухами зеркале прошедшего и индуктивно выведенное из него, из горьких выводов из него предположение, всегда негативное, всегда страх, но… опять таки надежда: а вдруг пронесет на этот раз? Надежда есть самая гнусная субстанция души, она, как и субстанция времени, не имеет отрицательного значения, всегда хоть и бледна, но прекрасна, в полупрозрачной тунике и нам всё хочется догнать ее и раздеть (ну или упросить раздеться), дабы узреть все великолепие ее тела и насладиться им вполне. Но мудрые говорят: «Осторожнее со своими желаниями – они могут и сбыться». Мудрые говорят, а мы все не слышим, не слышим и идем к оракулам.

   Тот, что предрекает каким устным вещим словом, запутанным катреном, витиеватым эссе, околонаучным рефератом, индуктивно-дедуктивно обоснованной диссертацией или просто извращенного ума вольным словоблудием (чуть не оговорился по Фрейду «рукоблудием») типа Откровения Иоанна Богослова неминуемую гибель, будь то человеку маленькому иль всему человечеству, – есть полный паталогический и бессмысленный дурак, потому как обещает и без углубленных философов или воцерковленных теософов положение вещей, понятное даже сопливому ребенку; который же предсказывает счастливое будущее, всепоглощающий свет в конце тоннеля - он либо мелкий жулик-карманник, ну или вовсе идиот-неуч, потому хотя бы, что при априорном первом не бывает апостериорного второго, если только не понимать под неминуемой смертью перманентное счастье, притом не поясняя, а зачем оно, счастье, да еще вечное, после смерти. Кстати и хоть сколько-то вразумительной дефиниции счастья я тоже не читал, не слышал (кроме буддийского отсутствия всякого желания - нирваны). Если же счастье есть сумма удовольствий, разрешений желаний, одно всеобъемлющее душу удовольствие, то как его распознать без наличия сравнительного антипода – несчастья, как и радость жизни без горя смерти? Эпикур, не без оригинальности, настаивал, что когда мы есть, смерти нет, а когда есть смерть, то нас нет, почему и любые философские изыскания смысла бытия не имеют никакого смысла, равно как и бесполезен любой оракул. Вообще, всякий провиденциализм есть зло, но, против всех прочих зол настолько темное, что рядом с ним не может быть и вовсе никакого, хоть малюсенького счастья. Это будто черная дыра, поглощающая даже свет.

   Чего ж мы так трепетно любим предсказания? Даже и до смешного, ведь хорошим обещаниям мы ни за что не верим, находя всякую минуту им опровержения, ибо никогда не сыты наличным, не умеем оценить своего по достоинству, а плохие… Плохие впрыскивают в кровь нашу адреналин, если не сбываются каждую следующую минуту – нам неважно, что рано или поздно это настанет – главное – не теперь. Вкус жизни, неизбывное занятие жизни, смысл ее в усталом вечернем выдохе: «Вот и еще один день прожит!». Такая игра напоминает старый еврейский анекдот-рекомендацию про бутерброд, где на большом куске хлеба лежит маленький кусочек сыра и, всякий раз кусая этот хлеб, кончиком носа мы отодвигаем сыр, создавая во рту иллюзию вкуса его. Каждый день, откусывая от жизни черного, вначале мягкого и душистого, а в конце черствого ее хлеба, мы сдвигаем назавтра некое воображаемое удовольствие, ожидая наконец ощутить вместо запаха некую сладость, не желая сознаться себе, что последний сладкий глоток в этой смешной игре – смерть. Впрочем, если только не иметь ввиду смерть насильственную или неожиданно-случайную, то, наевшись жизнью до отвала тяготами и разочарованиями ее, в конце ее, похоже, нет слаще кусочка, нежели сама смерть.

   «Жизнь не всегда лучше, чем она дольше, но смерть всегда чем дольше, тем хуже», кажется Солон это сказал или еще кто из дельфийских мудрецов – неважно, но жаждущему предсказаний, астрологических предначертаний надо хорошенько запомнить вторую половину сей мудрости, ибо жизнь превращается в ад, как только узнаёшь свой календарь; тому же, кто согласен с первой половиной, понравится шутка уже современного одесского философа: «Свет в конце тоннеля виден, конечно, - тоннель вот только не кончается никак, блин!».

Регистрационный номер №0207514

от 8 апреля 2014

[Скрыть] Регистрационный номер 0207514 выдан для произведения: Что-то дурные с утра предчувствия… Впрочем, похмельному философу не привыкать, да и хорошие предчувствия бывают ли вообще на свете? Да нет конечно… Предчувствия хорошие есть проекция желания, надежды на не наступившее еще будущее, то есть «ничего» на «ничто». Дурные же… Они есть отражение уже к сожалению случившегося в усиженном мухами зеркале прошедшего и индуктивно выведенное из него, из горьких выводов из него предположение, всегда негативное, всегда страх, но… опять таки надежда: а вдруг пронесет на этот раз? Надежда есть самая гнусная субстанция души, она, как и субстанция времени, не имеет отрицательного значения, всегда хоть и бледна, но прекрасна, в полупрозрачной тунике и нам всё хочется догнать ее и раздеть (ну или упросить раздеться), дабы узреть все великолепие ее тела и насладиться им вполне. Но мудрые говорят: «Осторожнее со своими желаниями – они могут и сбыться». Мудрые говорят, а мы все не слышим, не слышим и идем к оракулам.

   Тот, что предрекает каким устным вещим словом, запутанным катреном, витиеватым эссе, околонаучным рефератом, индуктивно-дедуктивно обоснованной диссертацией или просто извращенного ума вольным словоблудием (чуть не оговорился по Фрейду «рукоблудием») типа Откровения Иоанна Богослова неминуемую гибель, будь то человеку маленькому иль всему человечеству, – есть полный паталогический и бессмысленный дурак, потому как обещает и без углубленных философов или воцерковленных теософов положение вещей, понятное даже сопливому ребенку; который же предсказывает счастливое будущее, всепоглощающий свет в конце тоннеля - он либо мелкий жулик-карманник, ну или вовсе идиот-неуч, потому хотя бы, что при априорном первом не бывает апостериорного второго, если только не понимать под неминуемой смертью перманентное счастье, притом не поясняя, а зачем оно, счастье, да еще вечное, после смерти. Кстати и хоть сколько-то вразумительной дефиниции счастья я тоже не читал, не слышал (кроме буддийского отсутствия всякого желания - нирваны). Если же счастье есть сумма удовольствий, разрешений желаний, одно всеобъемлющее душу удовольствие, то как его распознать без наличия сравнительного антипода – несчастья, как и радость жизни без горя смерти? Эпикур, не без оригинальности, настаивал, что когда мы есть, смерти нет, а когда есть смерть, то нас нет, почему и любые философские изыскания смысла бытия не имеют никакого смысла, равно как и бесполезен любой оракул. Вообще, всякий провиденциализм есть зло, но, против всех прочих зол настолько темное, что рядом с ним не может быть и вовсе никакого, хоть малюсенького счастья. Это будто черная дыра, поглощающая даже свет.

   Чего ж мы так трепетно любим предсказания? Даже и до смешного, ведь хорошим обещаниям мы ни за что не верим, находя всякую минуту им опровержения, ибо никогда не сыты наличным, не умеем оценить своего по достоинству, а плохие… Плохие впрыскивают в кровь нашу адреналин, если не сбываются каждую следующую минуту – нам неважно, что рано или поздно это настанет – главное – не теперь. Вкус жизни, неизбывное занятие жизни, смысл ее в усталом вечернем выдохе: «Вот и еще один день прожит!». Такая игра напоминает старый еврейский анекдот-рекомендацию про бутерброд, где на большом куске хлеба лежит маленький кусочек сыра и, всякий раз кусая этот хлеб, кончиком носа мы отодвигаем сыр, создавая во рту иллюзию вкуса его. Каждый день, откусывая от жизни черного, вначале мягкого и душистого, а в конце черствого ее хлеба, мы сдвигаем назавтра некое воображаемое удовольствие, ожидая наконец ощутить вместо запаха некую сладость, не желая сознаться себе, что последний сладкий глоток в этой смешной игре – смерть. Впрочем, если только не иметь ввиду смерть насильственную или неожиданно-случайную, то, наевшись жизнью до отвала тяготами и разочарованиями ее, в конце ее, похоже, нет слаще кусочка, нежели сама смерть.

   «Жизнь не всегда лучше, чем она дольше, но смерть всегда чем дольше, тем хуже», кажется Солон это сказал или еще кто из дельфийских мудрецов – неважно, но жаждущему предсказаний, астрологических предначертаний надо хорошенько запомнить вторую половину сей мудрости, ибо жизнь превращается в ад, как только узнаёшь свой календарь; тому же, кто согласен с первой половиной, понравится шутка уже современного одесского философа: «Свет в конце тоннеля виден, конечно, - тоннель вот только не кончается никак, блин!».

Инквизиция

Сон мне - желтые огни…

Рейтинг: 0 327 просмотров

Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!