Вечер с керосиновой лампой

Вечер с керосиновой лампой

Ретро всегда в моде. Человечеству свойственно боготворить все старое, старинное[1], уже умершее и пока еще умирающее. Видимо, это побочный эффект, заложенного богом в наше сознание, уважения к старшим, к предкам, без которого мы бы заботились только о своем потомстве, оставляя старых и немощных умирать с голоду. И, также, как мы пестуем своих больных слабеющих родителей, мы носимся вокруг старого, развалившегося, позабытого и никчемного. В разумных пределах это даже и неплохо, но, когда разумность теряется, прорастает мерзкая некрофилия. У русских, как и у большинства варварских народов, уничтоживших Античную цивилизацию и захвативших Европу, рамки разумности очень расплывчаты. Видимо поэтому мы и поклоняемся умершему Богу, верим в чудодейственность трупов (святые мощи) и, в довершение всего, выставили напоказ мертвую голову своего коммунистического вождя.

И как не стремимся мы вперед, как ни стараемся приобрести, что-то новое ппрогрессивное, чтобы, хотя бы на карачках, но вползти в будущее, нет-нет, да и дадим себе слабинку – притащим старинные вещи или порядки.

Вот так и мы – выросшие при электрическом освещении, в особенных случаях, чтобы подчеркнуть торжественность момента, возвращаемся назад, к свечам, каминам и лучинам. Совершенно на задумываясь над тем, что наш, уже давно электрический мир, попросту не приспособлен для этого. А главное – наше сознание ушло уже далеко вперед от этого, следствием чего становится порча мебели и одежды, ожоги, пожары и прочие неприятности.

Свечей, по жизни, я всегда боялся – опасность незащищенного огня ясна любому, кроме совсем-совсем глупых людей. Но вот какие подвохи таит в себе, казалось бы защищенный, огонь от керосиновой лампы я толком и не представлял. До тех пор, пока…

…пока не приехал в Турки. В маленьких городах, равно как и в деревнях, электроснабжение всегда не на высоте. То мощность падает, а то и вообще отключается, особенно в непогоду.

В тот день весь вечер вокруг поселка ходила гроза. Как обычно бывает в наших широтах – гроза собиралась весь день. То неожиданно хмурилось, то невесть откуда налетал свежий ветер, разгоняя солнечное марево, но буквально через минуту-другую все возвращалось на круги своя. Становилось снова солнечно, снова тепло и даже жарко. Но после обеда на горизонте замаячила темная полоска – верный признак надвигающийся грозы. Она будто бы играла с нами – темная полоска перемещалась, то влево, то вправо, то становилась шире и темнее, то почти исчезала совсем, оставляя легкую облачность на самом краю горизонта. Творилось то, что называется в народе: «гроза играет».

Но все рано или поздно заканчивается. Часам к восьми грозе наскучило дурачится и она разразилась таким ветром и таким ливнем, что крыша загудела от дождевых струй, а окно затянуло молочной пеленой, будто бы туманом и из всех щелей потянуло холодком. Потом громыхнуло, затем еще раз и еще… Гром становился все громче, а молния все ярче. Темнело… вечер заканчивался, а гроза продолжалась. Мы в доме зажгли свет и от этого почему-то за окном сразу стало темнее.

Сверкнула молния, озарив нашу комнату через маленькое окошечко после чего за окнами посветлело, причем как-то резко. Я даже сразу и не понял, что это выключился электрический свет. Судя по всему – молния, несмотря на громоотвод, попала в трансформатор, который висел на столбе прямо за нашим домом. Довольно распространенное явление.

Хоть я и был знаком с электрикой, но даже при наличии изоляционной штанги, в такой дождь, да и даже после него в жуткую сырость, соваться к рубильнику было настоящим самоубийством. Поэтому я решил, что нашей улице пора ложится спать, а сам вышел на террасу, поскольку заметил, что ливень стал ослабевать и скоро превратится в небольшой дождичек.

Я стоял и смотрел на свой огород, залитый водой, похожий на большую грязную лужу, на загончик для скота и думал – наколько же быстро все сохнет здесь – на стыке Саратовской и Тамбовской областей, в отличие от моей Москвы. Ведь после такого ливня у нас неделю бы не высыхала грязь, а здесь – завтра проснусь и не узнаю огорода – будет такой же как и в прошлое утро и лишь чуть-чуть влажная земля напомнит о прошедшей грозе.

Пока я рассуждал, за окнами стало совсем темно, да и на террасе тоже. Я что-то такое вымолвил по поводу того, что жаль что света нет – вроде ложиться спать еще рано, можно бы и почитать. А Иринка сказала, что есть заправленная керосиновая лампа, которой мама иной раз пользуется, когда в темноте выходит на улицу. Ведь в то далекое время, хоть фонарики и продавались, но батареек было не сыскать. Даже работникам Райпо.

Мы взялись ее искать и скоро, пыльная от долгого неиспользования, керосинка была водружена на стол. Это была настоящая керосиновая лампа столетней давности. В моем доме были керосинки, переделанные мною еще в десятом классе под электролампы. Но они были современные (то есть 1975 года выпуска). А эта штуковина, потемневшая от времени, прожила долгую жизнь. Она освещала избу еще в те времена, когда здесь никто и не предполагал о существовании электричества. Светила сквозь ужасы Великого Октября и Гражданской войны, и в разгул НЭПа, и в предвоенную голодовку, и в войну, и в послевоенную голодовку, и только буквально последние лет двадцать находилась на заслуженном отдыхе.

Хорошо, что у нас был какой-то чистящий порошок и мы в отблесках заходящего солнца, а вообще-то в темноте и наощупь, начистили ее до свинячьего хрюканья. Я снял стекло и торжественно зажег лампу. Слабый огонек занялся и осветил террасу. Фантастика – от этого желто-желтого света неожиданно стало значительно теплее, по углам заметались длинные загадочные тени. Мы не привыкли к такому освещению – обычно горит верхний свет или настольная лампа с абажуром. А здесь – огонек стоящий на столе, к тому же непрерывно меняющий, и яркость, и форму. Терраса превратилась в театр теней. Мы минут пять просто смотрели как колышутся наши тени на стенах. Потом лампа вовсю разгорелась и стала гореть ровнее, но при этом сильно слепила глаза. Мы порылись на полках и нашли металлический абажур.

Надев его мы создали настолько уютное, настолько домашнее, настолько интимное освещение, что ничего читать уже не хотелось, а хотелось просто сидеть и смотреть на теплый свет, на темный потолок с круглым пятном света, чем-то напоминающим луну, на начинающуюся ночь за стеклами, на просветляющееся небо, подсвечивамое восходящей луной. И ни о чем не думать.

Это был пик романтичности – момент наивысшей красоты. Мы сели вдвоем на лавку за грубосколоченный деревенский стол. Иринкаа прильнула ко мне на плечо я обнял ее и стали упивались красотой происходящего, своей молодостью и неожиданно выпавшим на нашу долю счастьем.

Но это было недолго!

Через некоторое время – началось…

… я заметил, что края лампового стекла закоптились и совершенно непроизвольно провел по краю стекла пальцем, тотчас почувствовав сильный ожог. Черт! Мы привыкли к электрической лампочке, что она горячая, поскольку внутри горит спираль. Но плафоны у электроламп всегда холодные. Ну может быть и не холодные, а теплые, во всяком случае – рук не обжигающие. Я чертыхнулся и пошел отмачивать палец в холодной воде.

Аромат романтики быстро улетучивался. С болью в пальце я вернулся к столу и стал разглядывать лампу уже не как эстет-романтик, а как прагматик-инженер. В таком качестве я сразу же заметал, что из нее, помимо света, выбиваются еще и черные хвостики дыма. Приподняв глаза, несмотря на тусклое освещение, я заметил темное пятно на потолке. Господи, боже – еще и потолок мыть!

Романтика сникла, а потом исчезла совсем будто бы выключили выключатель. Будничная рутина возникла передо мной как лик судьбы в оконной раме – мыть потолок!

Теперь керосиновая лампа уже не вызывала у меня никакого интереса. Моим желанием было погасить ее поскорее, пока она не зачернила весь потолок, и лечь спать. И тут-то я понял, что керосинка не лампа: щелк – горит, щелк – не горит. У нее есть регулятор яркости, двигающий фитиль вверх-вниз, но выключить лампу им нельзя, иначе горячий фитиль провалится в керосин и фиг знает чего там произойдет. В старые времена существовали специальные колпачки на длинной ручке (тушилки), которыми накрывали фитиль и притушали его. Ирина даже помнила, как мама им пользовалась. Но сколько мы с ней его не искали – найти не смогли.

Ладно. Пришлось тряпкой аккуратно снять стекло вместе с абажуром. Какая огненная! Светит скверно, зато как греет! И стекло и абажур были попросту раскаленными. Чтобы не портить стол я поставил их на журнал «Наш современник», отчего тот сразу же стал тлеть, но не загорелся. Образно говоря – воды в нем было очень много. Мерзкий журнальчик, зато очень модный в то время.

Попытка погасить фитиль алюминиевой кружкой не удалась, поскольку она оказалась намного больше. Попробовав задуть керосинку как свечу, я убедился, что она не только горит, но и разбрызгивает вокруг себя капли какого-то горячего масла, которые обожгли меня до матерной ругани. Тогда, устав от бесплодных попыток, я придавил злополучный фитиль старой тряпкой, которая тотчас затлела и мне пришлось ее быстренько вышвырнуть на улицу. Но этого хватило, чтобы всю террасу заполнила вонь паленой кошки, от которого засвербило в носу и заслезилось в глазах. Ирина, не желая нюхать эту гадость, ушла со словами: «Только не спали весь дом!»

Когда утром я вышел на террасу, то просто ужаснулся – на потолке была огромная черная клякса, отдаленно напоминающая осьминога. При свете дня грязи оказалось раз в десять больше, чем я заметил ночью. Боже мой – подумал я – работа предстоит нешуточная.

Хорошо, что на этом все и закончилось – дом не сгорел, керосинка не грохнулась со стола и не залила всю террасу керосином, журнал не загорелся, зато из него можно было вынимать кружочки, прожженные стеклом практически до его середины. Вот только пропала кошка Ксюша и не разложила традиционных мышек на крыльце. Но тут я вспомнил о тряпке – конечно! От такого запаха любая уважвющая себя кошка, забьется в дальний угол. Я вышел и закопал ее в дальнем углу огорода. Подействовало! Не прошло и получаса, как Ксюшка пришла за своим утренним молочком.

Про то, как мы часа три отмывали потолок, я умолчу. Каждый читатель представляет, что значит отмывать потолок в деревенском доме сделанный из фанеры и покрашенный белой краской.

А мама сказала нам, что если хотите, ребята, романтики, то лучше зажгите свечи и при этих словах ее лицо как-то изменилось, а глаза заблестели – было видно, что со свечами у нее связаны какие-то очень приятные воспоминания.

Но мы хором сказали – нет! Нам больше такой романтики не надо. Лучше посидим на берегу Хопра и посмотрим на луну. Вот это романтика.