Варвар

  Марций Скавр, склонившись над бортом галеры, наблюдал за  взмахами шестидесяти вёсел. Слаженная работа гребцов напоминала работу какого-то чудесного механизма. Вёсла, выходящие в три яруса из крутого высокого борта, синхронно поднимались над прозрачной водой моря и так же одновременно опускались в неё, вздымая тысячи брызг. За этим следовал мощный гребок, и судно слегка содрогалось от рывка вперёд. Потом всё повторялось снова. Зрелище было великолепным и завораживало взгляд. Марций Скавр впервые путешествовал по морю. Он с детства боялся воды и не умел плавать. Ему бы никогда не пришло в голову пересечь море, если б на то не сложились обстоятельства. Месяц назад император Тиберий назначил его, консула, прокуратором Крита. Саллюций Квинт, управлявший этой провинцией до него в течение почти десяти лет, был уличён в утаивании денежных средств, полученных им в виде налогов и предназначенных для поступления в казну империи. Такие действия должностного лица расценивались как государственная измена, и расплатой за них могла быть только смерть. Квинта заковали в кандалы и переправили в Рим, где после недолгих разбирательств он был казнён публично. Провинция Крит осталась без прокуратора, и выбор Тиберия пал на него, Марция Скавра, потомственного патриция и члена Сената. Молодой политик имел ясный ум, и его пламенные речи перед сенаторами, призывавшие к ужесточению порядка в варварских провинциях, имели широкий успех и не остались незамеченными императором. Поэтому, когда представился случай, тот, не раздумывая долго, направил своим наместником на Крит именно Скавра. И вот уже третью неделю вновь назначенный прокуратор находился на борту боевой галеры, идущей курсом на Крит. Всё это время Марций мучился от безделья, и часами стоял у борта, наблюдая за работой гребцов. Он восхищался инженерным гением своих соотечественников, создавшим это чудо, на котором он сейчас пересекал бескрайнее море. Удары барабана, задающие ритм гребцам, отдавались по корпусу, сто двадцать вёсел с плеском разрывали водную гладь и двигали огромное судно вперёд, возвышая своих создателей – римлян над могущественной природой. В такие минуты Марций был особенно горд, что родился в цивилизованном обществе, что милостивые боги не удосужились сделать его мать какой-нибудь фракийкой или германкой, или того хуже не дали ему увидеть свет где-нибудь в Дакии или Галлии. Если б это случилось, не стоять бы ему сейчас на этом прекрасном боевом корабле, а прыгать с топором вокруг костра и молить какого-нибудь идола о хорошем урожае или о победе над племенем таких же грязных и заросших, как он сам, дикарей. А уж, если б боги совсем его не возлюбили, грёб бы он там, внизу, в трюме, как это делают сейчас те триста потных и вонючих рабов. Но слава Юпитеру, что всё так, как оно есть!

Солнце клонилось к горизонту, на палубе становилось прохладно. Марций закутался в свой красный плащ и поёжился. Сотня солдат, сопровождавших прокуратора, разместилась здесь же на палубе, и, казалось, никто из них не чувствовал дискомфорта от надвигавшейся прохлады. Одни оживлённо играли в кости, другие о чём-то горячо спорили, а третьи безмятежно спали на голых досках, подложив под головы свои щиты. Марций зевнул и отправился в свою маленькую каюту у самой кормы. Ему захотелось вытянуться в кровати и почитать Овидия.

Где-то через час при свете масляной лампы он закончил чтение очередной главы «Метаморфоз», держа в руках свиток, как на верхней палубе послышалось какое-то оживление. Удары барабана стали быстрее, и это его встревожило. Прокуратор вскочил со своей лежанки, накинул плащ и быстро поднялся на палубу. Завидев Марция, к нему подбежал озабоченный наварх. А тот, оглядевшись, первым задал свой вопрос:

- Что это за корабли с обеих сторон движутся к нам? Что вообще здесь происходит?

- Пираты, достопочтенный Скавр. Они пытаются преследовать нас. Центурион уже отдал команду солдатам приготовиться к обороне. Тебе бы лучше спуститься вниз, там безопаснее. Их триеры более лёгкие и подвижные и обладают скоростью четырнадцать узлов, в то время как подчинённый мне корабль не в состоянии развить больше одиннадцати. Неприятель нас непременно настигнет, и, видимо, боя не избежать. Можешь не беспокоиться, прокуратор, мне не раз приходилось участвовать в морских сражениях, идя на абордаж с опытным противником. Сейчас же нам противостоят пускай два корабля, но набитых всяким сбродом. Мы покажем этим нечестивцам, что такое римская мощь, отвага и дисциплина. Мы пустим их на корм рыбам, уж, помяни моё слово! Прошу меня извинить, я вынужден тебя оставить и принять команду над кораблём – враг приближается.

Наварх побежал на корму, где двое матросов держали руль. Солдаты расположились вдоль обоих бортов, закрывшись щитами.

- Левый борт загребай! Правый – табань! – наварх сложил ладони рупором и громко отдал команду. Её повторили на палубе, а затем уже в трюме. Галеру резко дёрнуло – это вёсла по правому борту встали поперёк движения, в то время  как гребцы по левому борту усиленно работали. Корабль стал разворачиваться и брать курс на одну из вражеских триер.

- Обоими бортами загребай!

Звуки барабана участились, нагнетая боевой дух. Вражеский корабль приближался. «Столкновение неминуемо!» - подумал Марций. Он весь сжался и приготовился к страшному удару.

- Право руля! Левый борт, убрать вёсла!

- Право руля! Левый борт, убрать вёсла! – повторилось эхом уже где-то в недрах корабля. По этой команде все шестьдесят вёсел с левой стороны погрузились в борт. На полном ходу галера изменила курс, отклонившись от лобового удара, и корабли разошлись в нескольких метрах борт от борта.  Раздался страшный треск – это на пиратской триере ломались одно за другим вёсла, оставшиеся снаружи по левому борту. Послышались крики и проклятья. Противники обрушили друг на друга тучи стрел, некоторые из них с зажжённой паклей. Солдаты быстро перезаряжали свои луки, а матросы, подобные живым мишеням, бросились тушить очаги пожара. Пройдя вражеский корабль, и лишив его вёсел, римская галера начала делать крутой разворот, чтобы нанести пиратской триере удар в борт. Опять послышались команды наварха, а за ними последовала слаженная работа гребцов. Острый стальной подводный таран боевого корабля нацелился на дубовые доски борта пиратской триеры. Видя какой оборот принял бой, пираты на втором корабле изменили курс и поспешили на помощь своим товарищам. Корабли сближались, и как огни фейерверка взвивались в воздух подожжённые стрелы. Ещё до столкновения на кораблях уже начался пожар. Но в пылу битвы на огонь мало кто  обращал внимания. Со страшным треском римская галера врезалась в борт триеры. Гребцы отчаянно налегали на вёсла, разворачивая корабль вдоль борта противника. Когда это произошло, опустились перекидные мостики, и начался абордаж. В это время горящий второй пиратский корабль протаранил своим носом  римскую галеру. Всё перемешалось в отчаянной схватке. Повсюду слышались удары мечей, крики и стоны.  Кое-кто из матросов пытался погасить  пожары на своих кораблях, но эти попытки уже не могли ни к чему привести. Люди отчаянно убивали друг друга, хотя все они  были обречены. Получив пробоину, галера дала течь и кренилась на бок, как и остальные два корабля. В трюме началась паника. Прикованные к скамьям рабы – гребцы старались освободиться, оставив, наконец-то, вёсла, но это было сделать невозможно. Трюм неумолимо наполнялся водой. Сцепившись вместе, все три корабля медленно погружались в воду. Не имевшее пробоины одно  пиратское судно пыталось двинуться задним ходом, но на его палубе уже завязался бой, и команды отдавать стало некому. Беспомощные гребцы не понимали, что происходит, и от этого среди них началась паника, не способствующая спасению корабля.

Марций Скавр со страхом наблюдал за боем, спрятавшись за пустыми бочками. Будучи благородным политиком, он не мог быть солдатом, так как не постигал воинского ремесла. Он всегда считал, что, работая головой и языком, можно сделать куда больше, чем грубой силой. Но вот сейчас был именно тот случай, когда его таланты оказались бесполезными. Прокуратор с ужасом вспомнил, что он не умеет плавать, а галера неумолимо погружалась в море. Пожары на всех трёх кораблях разгорались, и это не давало людям никаких шансов на спасение. Ко всему прочему ещё наступала ночь. Пока горел гигантский костёр из трёх кораблей, люди ещё различали друг друга, и, наконец-то, поняли, что нужно позаботиться о собственных жизнях. Они начали прыгать за борт, пытаясь удержаться на плаву. Поняв, что выбора  нет и у него, то же самое сделал Марций Скавр. Оказавшись в воде, он  ухватился за плавающий обломок весла и стал отчаянно работать ногами. Ему было видно, как солдаты, отягощённые своей амуницией, один за другим тонули, взывая о помощи. Кто-то из барахтавшихся легионеров подплыл совсем близко и попытался ухватиться за Марция, но тот несколько раз ударил его кулаком в лицо, и несчастный скрылся под водой. Потом сделал попытку ухватиться за принадлежавший теперь Марцию обломок весла уцелевший в бою центурион, но и его постигла участь подчинённого. Три корабля с треском горели, распространяя нестерпимый жар вокруг себя. Прокуратор, удерживая весло, стал колотить изо всех сил ногами, пытаясь отплыть от пожарища как можно дальше. В отблесках огня он видел, как хватались друг за друга бывшие противники, оказавшиеся вместе в воде, пытаясь хоть немного продержаться на поверхности, и отправлялись один за другим на дно, обвешанные тяжёлыми доспехами. И вдруг внезапно яркий оранжевый свет погас – все три корабля поглотило море. Непроглядные липкие и страшные сумерки окружили Марция Скавра. Он с ужасом осознал, что жить ему осталось недолго. Постепенно, раздающиеся кое-где, голоса смолкли, и наступила зловещая тишина. Марций прислушался, но кроме плеска волн, никакие другие звуки не долетали до него.

 - Эй, есть, кто живой? – крикнул он изо всех сил, но голос его растворился в бескрайних просторах моря. - Нептун, владыка, спаси мою жизнь! – прокуратор с надеждой посмотрел на чёрное звёздное небо, ожидая какого-нибудь знака.

- Что, римлянин, страшно оказаться одному в море? – голос прозвучал рядом, в какой-нибудь паре метров. Марций вздрогнул от суеверного страха. Ему показалось, что сам владыка морей явился по его зову. Он закашлялся и выдавил из себя короткую молитву. В кромешной тьме виден был только силуэт человеческой головы, возвышавшейся над водой.

- О, владыка морей и океанов могущественный Нептун, во имя справедливости доставь меня на берег и спаси мою жизнь – она так нужна Риму и императору Тиберию!

- Я не бог, а такой же смертный, как и ты, - послышалось в ответ, и, появившаяся  надежда на спасение рухнула.

- Ты не Нептун? В таком случае назови своё имя, - Скавр фыркал и шлёпал ногами по воде.

- Аккон – так нарекли меня родители, - послышался ответ из темноты.

- Так ты варвар с пиратского корабля?!

- Я германец с далёкого Рейна, и три долгих года был гребцом на той чёртовой римской галере, что недавно пошла ко дну. Но хвала богам, что от неё остались плавать кое-какие доски, и это даёт мне шанс на спасение.

Привыкнув немного к темноте и приглядевшись, римлянин увидел человека, держащегося недалеко от него за какой-то обломок.

- Так ты раб?

- Да я государственный раб и приписан к флоту.

- А я прокуратор Крита Марций Скавр. В сложившейся ситуации я твой новый хозяин. Аккон, так ведь тебя?

- В сложившейся ситуации я сам себе хозяин, и надо мной только боги. Мы будем спасать свои жизни каждый по-своему, отдав их воле бессмертных.

- Но я не умею плавать, и твой долг, варвар, спасти гражданина Рима! – Марций, аж, взвизгнул, так он был возмущён наглостью раба, потом добавил чуть не плача:

- Если ты меня спасёшь, я дам тебе свободу и денег.

Наступила пауза, во время которой был слышен только лёгкий плеск волн. Потом прозвучал голос Аккона, видимо, принявшего решение:

- Я родился и вырос на реке и с детства умею хорошо плавать. В нашей деревне у меня была жена и сын. Вы, римляне, разорили нашу общину и угнали вместе со мной всех моих родичей в рабство. Я был разлучён с моей семьёй, и теперь, наверное,  её никогда уже не увижу. Римляне мне ненавистны все, и я мог бы утопить тебя здесь. На сегодня  и так много людей лишилось жизней, и смерть сняла обильный урожай. Я сам чудом спасся. Благо таран пробил борт и порвал цепь у самых моих ног. Мне удалось высвободиться. Три сотни остальных несчастных гребцов так и ушли на дно вместе с галерой. Я буду рядом с тобой, и помогу держаться на воде, пока нас не вынесет течение к какому-нибудь берегу, не потому что ты благородный римлянин и сулишь мне свободу и богатства, а просто потому, что ты человек, такой же, как и я. Думаю, бессмертные похвалят меня за мой поступок, когда я окажусь в Царстве теней.

- Они обязательно тебя похвалят, только не трогай моё весло! Оно ели держит меня одного. Ради Юпитера держись только за свой обломок. Ты думаешь, раб, что у нас есть шанс выжить? Мы не утонем, и нас не сожрут морские чудовища?

- Не знаю как ты, прокуратор, а я ещё собираюсь пожить и вернуться на родину, коль теперь у меня появилась такая возможность.

Марций продолжал колотить по воде ногами, он тяжело дышал от усталости.

- Ты, Аккон, собственность римского государства, и не в праве сам решать свою судьбу. Вот, если я того пожелаю…

- Плевать я хотел на твоё государство, римлянин, и на тебя тоже. Можешь оставаться здесь и дожидаться своих, а я поплыл на северо-восток, в том районе моря острова встречаются чаще.

Прокуратор Скавр испугался, что останется один посреди бескрайних водных просторов. Очередная лёгкая волна, плеснувшая ему в лицо, смыла с него высокомерие и спесь. Он заговорил с германцем более дружелюбно:

- Ты не правильно меня понял, Аккон. Я только хотел сказать, что, если уж так случилось, мы должны вместе решать нашу общую судьбу. Я, так же как и ты, мечтаю выбраться на какой-нибудь берег. Когда мы на нём окажемся, я отблагодарю тебя, как цивилизованный человек.

- Вот так-то лучше, римлянин. Прокуратором ты был бы, если б нам удалось добраться до Крита, а сейчас мы оба просто потерпевшие бедствие несчастные люди. И если боги сжалятся над нами, мы выживем.

- Только не призывай на помощь своих варварских богов, ещё разозлишь тем самым моих, римских.

- Я призову на помощь, прежде всего все свои силы и умение. Помолиться же  успею, когда выберусь на берег. А теперь я займусь нашим спасением. Да, не колоти ты так ногами по воде, а то лишишься сил и пойдёшь ко дну. Возьмись крепче за это весло и постарайся держаться на воде спокойно. Я сейчас поплаваю тут рядом и постараюсь найти что-нибудь полезное для нас.

Аккон сделал несколько гребков и скрылся в темноте. Марций остался один. Судорожно ухватившись за обломок весла, он начал громко молиться Нептуну и Юпитеру, умоляя их сохранить ему жизнь. В молитвах время пролетело незаметно, и, когда он услышал около себя голос германца, от испуга чуть не захлебнулся и не пошёл ко дну. Когда Аккон оказался рядом, прокуратор увидел, что тот лежит на каком-то плоту.

- Забирайся ко мне, римлянин. Поверь мне, здесь тебе будет удобнее, чем рядом с твоим веслом.

- Где ты взял этот плотик, варвар? – в голосе Марция слышались нотки неописуемой радости. Он начал суетливо забираться на маленький плот, связанный кое-как верёвками из обломков досок.

- Какой ты большой, и столько места занимаешь, что я еле-еле умещаюсь, - заворчал прокуратор, когда улёгся рядом с германцем.

- Придётся потерпеть, - ответил тот и усмехнулся.

- Да, уж, придётся, - Марций Скавр тяжело вздохнул.

- Я ещё нашёл обрывок холстины. Когда рассветёт, мы сделаем маленький парус и попробуем двигаться на северо-восток.

- А где он, этот северо-восток?

- Там, - Аккон указал рукой направление. - Вон звезда, которую у нас называют Меренея, а она висит над севером. Нам нужно будет держаться правее от направления на неё.  А сейчас я хочу поспать. Мне весь день пришлось налегать на вёсла, и вдобавок я чудом выбрался из  уже скрывшейся под водой галеры. Нас, гребцов, так и не успели накормить сегодня из-за этого боя. Мне нужно сохранить свои силы. Не известно, когда нам боги пошлют что-нибудь съестное.

Прокуратор заворочался.

- Ты не храпишь во сне? А то я этого не люблю.

- Если тебя, римлянин, что-то не устроит, переберёшься на другую кровать, подальше от меня, - Аккон опустил голову на доску  и затих.

- Ну, ты, варвар, не забывайся! Я – римский патриций, наместник самого Тиберия!

В ответ послышался приглушённый храп.

- Чего можно ждать от невоспитанной скотины, кроме хамского поведения? – Марций Скавр возмущённо повёл головой. - Варвар – и есть варвар.

 

… Маленький ярко-красный кусочек солнечного диска показался из-за горизонта и разбудил своим появлением чаек, которые с криком летали над морем, распевая гимн утру. Множество этих крикливых птиц своим гомоном разбудили германца. Он приподнял голову, плеснул на заспанное лицо воды и толкнул в бок римлянина.

- Просыпайся, прокуратор, пора ставить парус на нашей посудине.

- Ещё рано, я не привык вставать чуть свет. Не тревожь мой сон, мне снится мой прекрасный дом в Риме. Передо мной столик с яствами. Какое чудесное компанийское вино! – бурчал прокуратор сквозь дрёму. Последовал резкий толчок в бок, и римлянин опрокинулся в воду. Он вынырнул с испуганными глазами и уцепился за плот,  отплёвываясь.

- Что такое? Где я?

- В бассейне на своей вилле, - германец покачал головой и громко рассмеялся.

Наконец, видимо, сознание Скавра проснулось, и лицо его стало кислым.

- Какие чудесные блюда я только что ел, каким вином запивал!

- Значит, ты сыт, и рыбу, которую поймаю, я съем один.

- Рыбу? Какую ещё рыбу? Откуда здесь взяться рыбе?

- Рыба водится в море, и чайки над нашими головами знают, что её около нас много. Наша задача её поймать. Для этого я сейчас распущу твою тунику и сплету тонкую верёвку для ловли. Из твоей пряжки сделаю блесну и крючок.

- По какому праву ты, раб, распоряжаешься моими вещами?!

- Ты думаешь, римлянин, рыба сама прыгнет к нам в руки? Берега ещё не видать, и мы можем умереть от голода и жажды прежде, чем до него доберёмся. Так что снимай с себя свою одежду. Я бы мог одолжить для такого дела свою, если б она у меня была. Из моей драной набедренной повязки снасть не сделаешь. Давай пошевеливайся, а то у меня уже урчит в животе.

Прокуратор неохотно кое-как стащил с себя тунику, и германец взялся за дело. Через час из распущенных ниток он сплёл тонкую и достаточно прочную верёвку. Сильными руками свернул  золотую пряжку, а её булавку изогнул в виде крючка. Потом опустил свою снасть в воду и стал ждать.

- Ты знаешь, варвар, сколько стоит эта моя пряжка?

- И знать не хочу.

- Да за неё можно купить двоих таких, как ты.

- Любая вещь имеет ту цену, которую за неё могут дать. Здесь, в море, предложить её ты можешь только мне. А я её оцениваю в половину будущего улова, и выбора у тебя нет. Я мог бы дать и меньше, но поступлю честно. А вот  и плата за твою пряжку попалась на крючок.

Германец начал осторожно вытягивать из воды свою снасть, на которой сидела рыба. Он вытащил улов на доску перед собой и крепко сжал в сильной ладони. Потом ещё трепещущуюся полосатую рыбку величиной в треть локтя он ловко разорвал на две части и протянул окровавленную половинку тела римлянину.

- Ешь, прокуратор, утолишь одновременно и голод, и жажду. Аккон откусил от своей доли кусок и стал с аппетитом его жевать, выплёвывая в воду чешую и кости. Марция Скавра чуть не стошнило.

- Ты ешь её прямо сырой?! Какая мерзость!

- А ты думал я вытащу из моря рыбу, запечённую на углях?

- Не умничай! Помни, с кем разговариваешь. Я не могу притронуться к этой мерзости, - прокуратор швырнул свою половинку тушки в воду.

- Ты долго не протянешь без пищи и воды.

- Это не твоя забота. Ставь быстрее парус и высади меня на берег.

- Как знаешь, римлянин.

Германец занялся работой над тем, что можно было с большой натяжкой назвать парусом. Прошёл час, и обрывок холстины, привязанный к обломку весла, теперь возвышался между двумя голыми телами над импровизированным плотом. Но это примитивное сооружение позволило Аккону поймать попутный ветер и направить плот на северо-восток. Варвар, казалось, не чувствовал никакого неудобства от неподвижного лежания на узких досках. Он напевал себе под нос какие-то песни на своём языке, и, видимо, был доволен своим теперешним положением. Прокуратор, напротив, всё время ворчал и ворочался. Он страдал от жары и то и дело поливал голову водой. Солнце перевалило зенит, а никакого берега видно пока так и не было.

- Послушай, Аккон, может, ты прекратишь распевать свои  дикие песни – сил моих нет их слушать. Мелодии в них примитивные, а слов я всё равно не понимаю. Вот, скажи мне, о чём эта последняя песня?

Германец прекратил петь и повернул голову к прокуратору.

- Это самая чудесная песня из тех, что я знаю. Она о любви молодого парня к своей Родине. В бою с римлянами ему помогает любовь его матери и верность любимой девушки. Он крушит своим мечом врагов, приговаривая при этом, что приносит их ничтожные жизни на алтарь родного Отечества. И, когда он вернётся домой с победой, то обнимет плачущую от счастья и гордую за сына мать и поцелует свою суженую.

- Тебе нравилось убивать римлян?

- Мне не нравится, что они пришли в мой дом.

- Но мы пришли и принесли с собой цивилизацию.

Германец невесело усмехнулся.

- Вы принесли разрушения и смерть моему народу.

- Ты мыслишь примитивно, как все варвары. Рим силой своего оружия пытается привить вам, дикому народу, высокую культуру.

- Что-то я этого не заметил, гребя вёслами на галере и получая удары кнута.

- Тебе не показалась галера величайшим чудом техники?

- Для меня галера, что для тебя Тартар.

- Ты не был в Тартаре.

- Зато я был гребцом на римской галере.

Марций Скавр тяжело вздохнул и покачал головой.

- О, Юпитер, ты видишь, как я пытаюсь донести истину до этого варвара, но все мои потуги тщетны. Я и этот дикарь разговариваем на разных языках и не понимаем друг друга, хотя оба говорим на латыни. Громовержец, взываю к твоей милости…, - и тут он оборвал своё обращение к богу. Прокуратор резко приподнялся на плоту и чуть его не опрокинул.

- Остров! – крикнул он так, будто хотел, чтобы его услышали на том клочке суши. - Вон она земля, Аккон! Мы спасены!

- И что ты раскричался, римлянин? Я её давно вижу и направляюсь к ней. Неизвестно, что нас там ждёт, и есть ли там вода и пища. Попробую наловить рыбы на всякий случай, пока мы плывём.

Аккон сбросил с плота свою снасть с золотой блесной и стал ждать. Ожидания его были недолгими – через полчаса он держал в руках небольшую рыбку.

- Я тебе её не предлагаю, римлянин, поэтому съем всю сам.

- Дай её сюда! Ты уже успел набить своё брюхо! – Марций выхватил рыбу из рук германца и жадно впился в неё зубами. Кровь текла по его подбородку, но он этого не замечал, так же как не замечал в эти минуты, что его руки и лицо были заляпаны рыбьей чешуёй.

- Не торопись, прокуратор, я не потребую у тебя своей доли, - Аккон усмехнулся.

- Тебя бы поразил молнией Юпитер, если б ты осмелился отнять пищу у наместника Тиберия, - Марций Скавр говорил с набитым рыбой ртом.

- Да, я не буду претендовать на свою половину улова, а просто попробую поймать ещё одну рыбу.

Золотая блесна опять упала в прозрачную воду и ещё долго поблёскивала в лучах солнца, уходя на глубину. Через пятнадцать минут германец держал в руках очередной улов. На этот раз это был небольшой окунь.

- Дай его сюда, я не наелся, - прокуратор попытался выхватить рыбу из рук варвара и больно укололся.

- О, боги, я поранил руку!

- Высоси кровь ртом, чтобы ранка не болела. У хищных рыб шипы ядовитые.

- Я никогда не пил свою кровь! Мне противно!

- Наверное, чужая тебе больше по вкусу, как и каждому римлянину, - сказал Аккон со злой иронией. - Но, если не сделаешь того, что я тебе сказал, сильно потом пожалеешь.

Прокуратор, скривив лицо, начал высасывать кровь из ранки на пальце и сплёвывать в воду. Германец тем временем разорвал окуня, удалил у него плавники и протянул кусок римлянину.

- На, закуси, а то захмелеешь с собственной крови.

Не обращая внимания на подтрунивание варвара, тот взял предложенный ему кусок и с жадностью отправил его в рот.

Остров приближался, и уже были видны очертания его береговой линии. Невысокие волны накатывали на узкий пляж, за которым начинался негустой лес. Ветер гнал плот прямиком на этот небольшой клочок суши, который был не более километра в ширину.

- Этот остров может оказаться необитаемым. Что мы на нём тогда будем делать?

- Жить и благодарить богов, что они уберегли нас от гибели.

- Ты шутишь?! Я не могу жить там, как туземец. Меня ждут на Крите!

- Но не я же виновник того, что произошло. Ты разве не рад, что спасся?

- Я патриций, и не могу бегать нагишом по какому-то паршивому острову и питаться, чем не попадя!

 - Попробуем сделать какую-нибудь лодку или плот и переправиться на материк. Не знаю только, что из этого выйдет.

 - О, Юпитер, за что мне такие испытания в компании  варвара?

Прокуратор лежал на плоту лицом вниз и полоскал руку в прозрачной воде. И тут под плотом мелькнула тень и перед его лицом  высунулась из воды блестящая зубастая морда дельфина. От испуга Марций Скавр закричал так, будто увидел перед собой чудовище. Он дёрнулся в сторону Аккона, обломив импровизиро-ванную мачту, и, перекатившись через того, плюхнулся в воду. Всё произошло так быстро, что германец, разглядывавший в этот момент далёкий остров, не успел сообразить, что к чему. Он даже не понял причины, вызвавшей такое бурное поведение римлянина. Пока он удерживал плот, готовый вот-вот перевернуться, цепляясь обеими руками за доски, прокуратор исчез под водой. Не долго думая, Аккон скатился с плота и нырнул в глубину. В прозрачной воде он увидел метрах в десяти под собой бесчувственное тело, опускающееся ко дну. Германец вынырнул на поверхность, сделал глубокий вздох и ринулся в голубую бездну вслед за римлянином. Он изо всех сил работал руками и ногами, стараясь не упустить тело прокуратора из виду, так как вода на глубине была не такой уже прозрачной. Аккон был хорошим пловцом, но тело Скавра погрузилось слишком глубоко, и он не был уверен, что ему хватит запаса воздуха в лёгких, чтобы его достать. Но всё завершилось благополучно, и ещё через пару минут оба они уже были на поверхности. Германец кашлял и отплёвывался, а прокуратор был бледным и не подавал признаков жизни. Аккон подтащил бесчувственное тело к плотику и с большими усилиями после нескольких неудачных попыток затащил его на доски. После этого он выловил из воды «мачту и парус». Забираться на плот ему пришлось аккуратно, чтобы с него не свалилось тело римлянина. А, когда это ему удалось, он начал делать тому искусственное дыхание и продолжал это до тех пор, пока Скавр первый раз не закашлялся. Теперь его жизнь была вне опасности. Прокуратор ещё долго кашлял, а, когда пришёл, наконец, в себя, спросил:

- Что это было?

- Ты чуть не утонул, наместник Тиберия.

- Меня хотело сожрать морское чудище вот с такими зубами и вот с такой пастью! - Марций начал показывать руками размеры, которые явно преувеличил. -  Этот зверь был блестящим и скользким!

- Наверное, ты испугался дельфина – их много в этих водах. Не стоило так реагировать на эту безобидную тварь. Ты сломал наш парус, но это не беда,  главное, сам чуть не утонул.

-  Ты вытащил меня – это делает тебе честь.

- Просто ты не умеешь плавать, а я это делаю хорошо. Сочтёмся когда-нибудь. А теперь давай, помоги мне поставить парус, а то нас снесёт течением  в сторону от острова.

Они вместе  кое-как укрепили обломок весла и натянули холстину. Попутный ветерок потащил их маленький плот к далёкому берегу. Через пару часов они уже встали босыми ногами на песчаное дно пляжа. Аккон вытянул на сушу их маленькое судёнышко, спасшее  им жизни.

- Я хочу пить! Найди где-нибудь на острове источник пресной воды.

- Здесь может его не быть. Пойдём, обследуем остров вместе – нам следует держаться рядом друг с другом.

- О, боги, как я хочу пить!

- Я думаю, что мы не умрём здесь от жажды. На острове растут деревья, а они пьют пресную воду. Я попробую выкопать яму поглубже, и в ней должна собраться вода. Она будет, конечно, не родниковая, но не даст нам умереть. Пойдём в лес. Я захвачу весло и использую его как лопату.

Пробравшись сквозь деревья и кусты, на которых не было ни одного съедобного плода, Аккон облюбовал небольшую полянку и посередине её начал копать яму. Прокуратор стоял рядом и наблюдал за его работой. На полуметровой глубине земля стала сырой, а когда германец опустился ещё на столько же, появилась небольшая лужица воды.

- Вот теперь придётся подождать, чтобы набралась хотя бы пригоршня чистой воды. Пойдём пока посмотрим, куда мы попали.

- Я никуда не пойду, пока не напьюсь.

- Жажда мучает и меня, римлянин, но мы не можем ускорить процесс водосбора.

- Иди пока осмотрись, а я тут посижу.

- Хорошо, я скоро вернусь.

Хрустя сломанными ветками, Аккон скрылся за деревьями, а Марций Скавр остался у ямы, не сводя глаз с мутной воды на её дне.

Прошло не менее часа, и солнце клонилось к горизонту. Наконец, германец появился, держа в одной руке полусгнивший апельсин и толстую ветку, а в другой несколько крупных камней.

- Ну, как наш колодец? – он заглянул на дно ямы.

- Воды было всё равно мало, на двоих бы не хватило, поэтому я выпил её один. Ты подожди, Аккон, она ещё наберётся. А что это у тебя в руке, апельсин? Дай-ка мне его. Ты уже, наверное, объелся фруктов.

- На всём острове я нашёл только этот один апельсин, и то он уже попрел.

- Да, да, конечно, так я и поверил.

- Я не приучен врать. Апельсин у нас один.

- Ну, если так, то раздели его, это будет честно.

Аккон разломил плод на две части и отдал одну из них прокуратору.

- Я видел здесь диких коз. Нужно будет попробовать на них поохотиться. Из этих веток я сделаю лук, тетивой будет лыко из здешних деревьев, а наконечники на стрелы я вырублю из камня. На этом острове превосходный кремень. Из него же я сделаю кресало, и у нас будет костёр.

- Это всё хорошо, но насколько я понимаю, остров необитаемый. Что мы дальше будем делать? Не жить же нам здесь до тех пор, пока кто-нибудь не объявится.

- Вот из этого камня я попробую изготовить топор – помню, мой дед мастак был их мастерить. Этим топором я завалю большое дерево – его я уже заприметил недалеко от воды, выдолблю из него лодку, и на ней мы поплывём на материк.

- И сколько это займёт у тебя времени?

Аккон оценивающе посмотрел на камень, что держал в руке.

- На топор уйдёт неделя, на лодку несколько месяцев, а на всё остальное воля богов.

- Тиберий подумает, что я погиб и назначит на Крит другого прокуратора.

Германец усмехнулся.

- Зато как он будет рад, когда узнает, что ты жив. У Рима много провинций, найдётся какая-нибудь и для тебя.

Он набрал мха и мелких веток, и долго вышибал камнями искру, пока огонь не загорелся. Теперь они оба сидели около костра, и Аккон облизывал пересохшие губы, ожидая пока яма наполнится водой.

- Если на этом острове есть козы, как ты говоришь, то, видимо, водятся и хищные звери. Ты пока последи за костром, а я посплю – столько сегодня пришлось пережить, устал я, сил моих нет.

Марций Скавр растянулся на траве, подложив обе руки под голову. Когда он проснулся, уже рассвело, и чирикали птицы. Костёр почти догорел, и около него, опустив голову, дремал Аккон.

- Так-то ты стережёшь мой сон! – громко выкрикнул прокуратор, и германец встрепенулся. - Огонь в костре совсем погас. А если б на нас набросился какой-нибудь зверь? Я доверил тебе свой сон, а тебе наплевать на моё доверие. Как же можно на тебя положиться в трудную минуту? Варвар – в этом ты весь.

- Я чутко сплю, и просыпаюсь от любого звука.

- Я хочу есть! – с вызовом бросил прокуратор. - Давай, займись охотой на коз. Я и от рыбы сейчас бы не отказался.

Аккон уселся поудобнее и приступил к изготовлению каменных наконечников на стрелы. Он колол одним куском кремния другой и выбирал из осколков подходящие. Затем уже продолжал более тонкую работу над ними. Через несколько часов кропотливого труда перед ним лежали пять примитивных наконечников. Из принесённых вчера веток он изготовил сами стрелы, а тонкими лентами лыка привязал наконечники к древкам. Опереньем послужили перья различных птиц, которых валялось множество на острове.

- Сиди здесь, римлянин, я скоро вернусь, и, если на то будет воля богов, мы сытно пообедаем.

Германца не было долго, и прокуратор истомился от безделья, ожидая его. Он вычерпал всю воду из их маленького колодца и от жажды не страдал. Но голод не давал ему покоя. Наконец, в стороне послышался хруст веток. Опасаясь какого-нибудь хищника, Скавр окликнул Аккона, приготовившись в случае опасности забраться на дерево. Но среди деревьев мелькнула фигура варвара, и он успокоился. Германец нёс на плечах убитую козу, а лук со стрелами держал в руке.

- Пищи у нас здесь много. Животные тут непуганые, и охота на них – лёгкая забава.

Сейчас я запеку эту тушу целиком на вертеле, и мы славно поедим. Разожги пока костёр, римлянин, а я освежую добычу.

Прокуратор набрал сушняка и навалил на едва тлеющие угли целую кучу, а германец тем временем острым осколком кремния снимал шкуру с убитого животного.

- Костёр не хочет разгораться, - Марций с недоумением смотрел на гору сухих веток.

- Как же он разгорится, когда его нужно раздуть.

- Ты хочешь, чтобы это сделал я? Мне в глаза попадёт пепел и дым.

Аккон покачал головой и нагнулся над хворостом, несколько раз дунув на угли.

- Неужели за всю жизнь тебе ни разу не пришлось разжечь очаг?

- В моём доме для этого живёт много рабов. У каждого из них  свои обязанности.

Германец как-то по-особенному посмотрел на римлянина.

- А сам ты, чем занимался?

- Я политик, член Сената, помогал Тиберию управлять государством. У меня это неплохо получалось, если император отдал под мою власть целую провинцию.

- Но сам-то ты без императора, без своего Сената, без рабов, без армии ни на что не способен.  И тебе не страшно так жить?

Марций Скавр рассмеялся.

- Для этого римляне и построили цивилизованное государство, чтобы жить в нём без всяких страхов.  Аккон смотрел на землю под собой, думая о чём-то своём.

- Что ты там увидел? Ты меня слушаешь?

- Наблюдаю за муравьями. Вот, обрати внимание на этого муравья с саблевидными челюстями – это превосходное оружие и огромное преимущество для насекомого. Но боги никогда не одаривают кого-то сполна. Они дали этому виду муравьёв сильные челюсти, превратив в идеальных воинов, но лишили их многого: они не могут ни дома себе строить, ни личинок воспитывать. Не способны даже сами себя накормить. А кормят их чужеродные муравьи – рабы, которые живут с ними в одном гнезде. Ты, римлянин, был занят глобальными вопросами, и на эту мелюзгу, конечно, внимания никогда не обращал, а напрасно. Поход этих воинов – муравьёв за куколками – интересное зрелище. Идут они, словно римский легион. В длину их походная колонна шага три, а то и все десять, и шириной в локоть. Разведчики им уже донесли, где гнездо обычного лесного муравья, и они знают, куда идут. Как только войско достигнет муравейника, осада будет длиться считанные минуты. Все защитники вскоре погибнут, а трофеем захватчикам будут куколки, которые они с гордостью так же строем понесут к себе домой. Куколок воспитают рабы, и вылупившиеся из них муравьи тоже станут рабами. Они будут ухаживать за своими хозяевами и кормить их, а те пребывать в праздности. Ну, чем не цивилизация? Вот, только, если эту «цивилизацию» изолировать от лесных муравьёв, их паразитирующее общество потерпит крах. Ведь сами-то они ни на что не способны.

Марций Скавр принял гордую позу, но в сложившихся обстоятельствах и в этой обстановке она казалась смешной.

- Ты на что намекаешь, варвар? Ты смеешь сравнивать каких-то паршивых муравьёв с великим Римом?!

- Я этого не говорил, ты сам провёл такую аналогию. Видимо, каждый римлянин подспудно понимает, что обстановка в мире всегда может измениться по воли богов или без их участия, и тогда без рабов муравейник рухнет. Если же вы, римляне, об этом не думаете, тогда вы слепцы. Друид в нашем роду гадал на фасоли и увидел не лучшие времена вашего великого муравейника. Только боги не сказали ему, когда это случится.

- Всё это бред неграмотного варварского лже–предсказателя, и только! Рим  вечен, и таким будет до истечения всех времён на Земле!

Аккон тяжело вздохнул и покачал головой.

- Как говорила моя бабушка: «Курица не знает, когда попадёт в суп».

Марций Скавр нахмурился и отвернулся, показывая всем своим видом пренебрежение к варвару, с которым его свёл случай.

А тем временем от козьей туши над костром аппетитно запахло, и мысли обоих сосредоточились на ней. Аккон отрезал острым обломком кремния кусок мяса и предложил его прокуратору.

- Не знаю, что едят в богатых домах Рима, а у нас в Германии от козлятины, запечённой на костре, никто бы не отказался.

Римлянин с жадностью впился зубами в жирный кусок и быстро с ним расправился.

- К мясу не помешал бы мой любимый соус гарум и чарка доброго мульсума.

Германец тоже отрезал себе кусок от туши.

- После трёх лет, проведённых на галере, я рад любой пище, а тем более, когда её много.

Они больше не спорили о жизни, а молча утоляли свой голод. Когда же оба они насытились, прокуратор с довольным видом растянулся на траве, забыв на некоторое время, что так и не добрался до своего Крита, и только боги знали попадёт ли он туда вообще когда-нибудь. Аккон же сел чуть в стороне и принялся за изготовление каменного топора, эта работа отняла у него много времени…

Как и предполагал германец, на изготовление кремневого орудия ушла целая неделя. За это время он соорудил также просторный шалаш, и непогода им обоим теперь была нестрашна. Вооружившись тяжёлым топором, Аккон приступил к валке  выбранного им заранее дерева для изготовления лодки. В течение трёх дней он с утра до вечера стучал топором в стороне от их лагеря, отрываясь от работы только на время охоты и приготовления пищи. Колодец давал достаточно пресной воды, и от жажды они не страдали. Прокуратор целыми днями бродил по острову и томился от скуки. Он любил часами сидеть у берега и смотреть на море в надежде увидеть римскую галеру. Но, видимо, мимо их необитаемого острова не проходили ни военные, ни торговые пути, и море было пустынным. Только изредка однообразный пейзаж изменяли короткие грозы да стаи дельфинов, резвящихся недалеко от берега. Через семь месяцев оба обитателя пустынного острова были похожи друг на друга, и теперь трудно было отличить бывшего патриция от бывшего раба. У обоих у них свалявшиеся волосы спадали до плеч, а лица заросли пышными бородами. Выдолбленная руками Аккона из цельного дерева большая лодка стояла на брёвнах и носом направлена была к морю. На её высокой мачте был укреплён парус, сплетённый из лыка, а на корме - руль из старого обломка весла утонувшей римской галеры. Из глины германец слепил несколько простых посудин, которые обжёг в костре, и наполнил их  пресной водой из ямы. Из провианта в лодку он положил только завяленную козлятину. В один из пригожих дней поутру они вдвоём спустили судно на воду и запрыгнули в него. Оттолкнувшись шестом подальше от берега, Аккон установил парус, поймав в него лёгкий ветерок, и маленькое судёнышко устремилось в море. Туда, где, по мнению германца, находился материк.

- Куда ты направляешь лодку? – спросил его прокуратор, когда остров скрылся из виду.

- В Ахайю. Через несколько дней пути на северо-запад мы должны достичь греческих берегов.

- Ты должен доставить меня в Рим, или на Крит, зачем мне Греция?

- Послушай, римлянин, моли богов, чтобы наше корыто достигло ближайшего берега материка, и чтобы нас не застал шторм. Это тебе не боевая галера и даже не торговая шхуна, чтобы бороздить море. Я просто знаю, где находится материк, и ставлю перед собой задачу до него добраться. А дальше у нас у каждого будет своя дорога: ты отправишься в Рим, а я буду пробираться к себе на Рейн.

- Как же я доберусь до Рима, у меня даже одежды нет?

- Продашь половину своей золотой пряжки, а вторую половину отдашь мне – у нас у обоих будут средства на дорогу.

- Не нравится мне твой план, варвар.

- Помнится, ты обещал мне свободу и деньги. Если нам суждено будет ступить на берег материка, я освобожу тебя от твоих обязательств.

- Всё равно мне это не нравится.

- Ничего другого предложить не могу.

Марций Скавр замолчал и отвернулся. В этот день он не произнёс ни слова. Даже когда они делили меж собой свою скудную пищу, он молчал и не сводил глаз с моря. Ночью Аккон тоже почти не спал и управлял лодкой, ориентируясь по звёздам. Он опасался, что во время его сна их судёнышко может отнести в сторону течение. Ближе к полудню следующего дня они жевали куски сухого козьего мяса, и каждый занимался своим делом: германец управлял парусом, а римлянин, как обычно, не сводил глаз с моря. И вдруг неожиданно тот закашлялся и выплюнул изо рта недожёванный кусок. Он резко ухватил Аккона за плечо, и что-то попытался сказать, но слова застряли у него в горле. Тогда он вытянул вперёд руку и кое-как выдавил из себя:

- Смотри!

Германец вгляделся в участок морского горизонта, куда указывал рукой прокуратор, и увидел то, что тот заметил первым. В маленьком силуэте, почти точке, можно было различить хищные очертания боевой галеры. Наконец, дар речи вернулся к римлянину, и он начал трясти за плечо своего товарища по несчастью, выкрикивая слова одно за другим безо всяких пауз:

- Аккон, ты видишь? Это боевая римская галера, и ты должен направить лодку к ней! Я тебе приказываю! Боги услышали мои молитвы и послали мне корабль! Спасибо Юпитер! Спасибо Нептун! Наконец-то, я попаду в цивилизованные условия. Разворачивай лодку, я тебе приказываю!

Марций Скавр встал во весь рост и, размахивая руками, закричал, что было силы:

- Эй, на галере, я здесь! Спасите меня, прокуратора Крита!

В своём временном безумии от вида римского корабля, он не понимал в эти минуты, что на таком расстоянии на галере его никто услышать не может. Но продолжал кричать и размахивать руками. Аккон не обращал на него внимания и по-прежнему держал курс лодки на северо-запад. Он сразу заметил своим опытным глазом, что силуэт галеры увеличивается в размерах, а это значило, что корабль шёл встречным курсом. Германец пытался побыстрее убраться с его пути, ведь не ради же маленькой лодки держит курс на них огромный боевой корабль. Просто их пути случайно пересеклись, и нужно было не дать обратить на себя внимание. Как назло, ветер стихал с каждой минутой, и Аккон усиленно шептал молитвы, чтобы не наступил штиль. Но слабый ветерок по-прежнему продолжал дуть, и лодка медленно, но двигалась вперёд. Три сотни сильных гребцов гнали галеру в несколько раз быстрее, чем слабый ветер с африканского побережья неуклюжую лодку, и Аккон это понимал. Он видел, как буйствует римлянин при виде своих, и уже хотел столкнуть того за борт, но передумал, в надежде на то, что боевой корабль пройдёт мимо них своим курсом. Не только эта надежда остановила германца от покушения на жизнь Скавра. Он чувствовал к этому никчёмному, по его мнению, человеку, но всё-таки прокуратору Крита, какую-то привязанность, зародившуюся в его душе за месяцы совместной с ним жизни на острове. Но, видимо, римские боги были могущественнее германских, так как на галере заметили, человека, машущего руками в простенькой лодке, и выкрикивавшего что-то на латыни. Корабль изменил свой курс, и вскоре приблизился. Аккон бросил парус и смирился со своей судьбой.

Марций Скавр от радости плакал и повторял то и дело, что он прокуратор Крита, назначенный самим Тиберием. С высокого борта их молча разглядывали моряки. По команде офицера вскоре те сбросили верёвочный трап. Уже на палубе, когда матросы очередной раз выслушали рассказ голого и заросшего человека о том, что он  патриций, бывший член Сената, назначенный прокуратором Крита, они дружно подняли его на смех. Наварх галеры сделал шаг вперёд.

- Чьи вы рабы, голодранцы? От кого сбежали? Признавайтесь немедленно, а то пойдёте на корм рыбам.

- Я Марций Скавр, наместник императора!

Наварх подошёл вплотную к прокуратору.

- В таком случае я сам император, - он нанёс ему удар кулаком в челюсть и повернулся к матросам.

- В трюме ночью сдохли двое гребцов, один на первой палубе, а второй на третьей. Эти вот ублюдки им и будут заменой.

- Ты не имеешь права, наварх, так поступить! - простонал Марций, поднимаясь с палубы. - Я благородный римлянин!

- Всыпьте ему плетей, чтобы знал своё место.

 

Петроний Сальван, легат при новом прокураторе Крита, направлялся в Рим с важным донесением. Он сидел в своей каюте и играл от безделья сам с собой в кости. Сегодня ему везло, и он выигрывал у своего мнимого противника. Раздался стук в дверь и в неё вошёл наварх.

- А, это ты, Волудий. Что там у вас была за заминка? Барабан прекратил отбивать ритм.

- Ерунда, подняли на борт двух беглых рабов. Они заняли освободившиеся места на скамьях гребцов. У нас на флоте такое бывает. Один из них, видимо, совсем свихнулся, но кнут надсмотрщика его вылечит.

- Почему ты решил, что тот человек сумасшедший? – Сальван спросил как бы между делом, бросая кости.

- Этот ненормальный плакал и кричал, что он Марций Скавр, погибший прокуратор Крита. Он утверждал, что спасся чудом вместе с рабом с затонувшей галеры.

- Ты ему не поверил?

- Конечно, нет. Я же пока в здравом уме. Ты бы сам ему не поверил, только бы увидел его.

Петроний оставил кости.

- Я знал раньше Марция Скавра, когда он ещё был сенатором и хочу взглянуть на того человека.

- Тебе не стоит беспокоиться, легат, ради какого-то безумного раба.

- Отведи меня к гребцам.

- Воля твоя.

Легат и наварх вышли из каюты и спустились на третью вёсельную палубу. Барабан отбивал ритм, и все пятьдесят гребцов, сидящие по трое и четверо на скамьях, налегали на вёсла. Кнут надсмотрщика прохаживался по их телам, и потные спины людей были в кровавых подтёках от ударов.

- Вон он, тот беглый раб, обросший, как юродивый, сидит в пятом ряду около нубийца.

Петроний Сальван нашёл глазами того, кого искал. Человек, сидевший рядом с чернокожим, не имел ничего общего с лощёным красавцем – сенатором Марцием Скавром. Он скорее был похож на какого-нибудь служителя Тартара. Легат пожалел, что отвлёкся ради этого убогого от игры в кости. Гребцы разглядывали одетого по всей форме римского офицера. Кроме надсмотрщиков и барабанщика им редко доводилось видеть здесь, на галере, кого-нибудь из благородных римлян. Бросил взгляд на легата и заросший полоумный беглый раб. Их взгляды встретились. Петроний уже развернулся, чтобы покинуть палубу гребцов, как его остановил то ли крик, то ли вой:

- Сальван! Петроний Сальван!

Легат в недоумении обернулся и увидел, что заросший свалявшимися волосами раб поднялся со своего места, за что немедленно получил удар кнута. Надсмотрщик замахнулся, чтобы нанести ещё удар, но офицер остановил его окриком. Гребцы продолжали свою работу, и человек, окрикнувший по имени римского офицера, был сбит движением весла. Прикованный цепью, он вынужден был сесть на своё место. Несчастный положил руки на движущееся весло и тихо сказал:

- Петроний, это я, Марций, - потом заплакал.

 

… Они сидели вдвоём в тесной каюте легата. Побритый и постриженный корабельным брадобреем, одетый в новую тунику Скавр принял опять свой привычный облик, только теперь он был немного исхудавшим, и с него сошёл прежний лоск.

- Какую удачу тебе послал Юпитер, дружище Марций, что именно я оказался на этом корабле, - Петроний хлопал товарища по плечу. - Как будет рада  Лукреция чудесному возвращению мужа. Она вместе с твоим сыном Гавием давно оплакала смерть супруга. Оба они, наверное, считают, что родная им душа сейчас в садах Элизия, а ты вот он, живой и здоровый. Тиберию доложили, что ты погиб в море, так как ваша галера не дошла до Крита, и он назначил прокуратором в эту провинцию Антония Авгурина. Я служу при нём легатом. Думаю, у императора найдётся для тебя ещё какое-нибудь тёплое местечко. Ты мне скажи, Марций, тот, второй, что был всё это время с тобой, раб - германец, он вёл себя достойно? Может, ты хочешь как-то поучаствовать в его судьбе?

Скавр нахмурил брови и задумался. Потом взял в руку костяшку, которой играл Петроний, и бросил её на маленький столик с закусками.

- Ты знаешь, друг мой Сальван, с этим германцем Акконом мы из разных муравейников. Пусть всё останется так, как есть, и как можно, дольше. Во всём должен быть порядок, особенно в отношениях с варварами.

© Copyright: Владимир Шмельков, 2019

Регистрационный номер №0445697

от 17 апреля 2019

[Скрыть] Регистрационный номер 0445697 выдан для произведения:

  Марций Скавр, склонившись над бортом галеры, наблюдал за  взмахами шестидесяти вёсел. Слаженная работа гребцов напоминала работу какого-то чудесного механизма. Вёсла, выходящие в три яруса из крутого высокого борта, синхронно поднимались над прозрачной водой моря и так же одновременно опускались в неё, вздымая тысячи брызг. За этим следовал мощный гребок, и судно слегка содрогалось от рывка вперёд. Потом всё повторялось снова. Зрелище было великолепным и завораживало взгляд. Марций Скавр впервые путешествовал по морю. Он с детства боялся воды и не умел плавать. Ему бы никогда не пришло в голову пересечь море, если б на то не сложились обстоятельства. Месяц назад император Тиберий назначил его, консула, прокуратором Крита. Саллюций Квинт, управлявший этой провинцией до него в течение почти десяти лет, был уличён в утаивании денежных средств, полученных им в виде налогов и предназначенных для поступления в казну империи. Такие действия должностного лица расценивались как государственная измена, и расплатой за них могла быть только смерть. Квинта заковали в кандалы и переправили в Рим, где после недолгих разбирательств он был казнён публично. Провинция Крит осталась без прокуратора, и выбор Тиберия пал на него, Марция Скавра, потомственного патриция и члена Сената. Молодой политик имел ясный ум, и его пламенные речи перед сенаторами, призывавшие к ужесточению порядка в варварских провинциях, имели широкий успех и не остались незамеченными императором. Поэтому, когда представился случай, тот, не раздумывая долго, направил своим наместником на Крит именно Скавра. И вот уже третью неделю вновь назначенный прокуратор находился на борту боевой галеры, идущей курсом на Крит. Всё это время Марций мучился от безделья, и часами стоял у борта, наблюдая за работой гребцов. Он восхищался инженерным гением своих соотечественников, создавшим это чудо, на котором он сейчас пересекал бескрайнее море. Удары барабана, задающие ритм гребцам, отдавались по корпусу, сто двадцать вёсел с плеском разрывали водную гладь и двигали огромное судно вперёд, возвышая своих создателей – римлян над могущественной природой. В такие минуты Марций был особенно горд, что родился в цивилизованном обществе, что милостивые боги не удосужились сделать его мать какой-нибудь фракийкой или германкой, или того хуже не дали ему увидеть свет где-нибудь в Дакии или Галлии. Если б это случилось, не стоять бы ему сейчас на этом прекрасном боевом корабле, а прыгать с топором вокруг костра и молить какого-нибудь идола о хорошем урожае или о победе над племенем таких же грязных и заросших, как он сам, дикарей. А уж, если б боги совсем его не возлюбили, грёб бы он там, внизу, в трюме, как это делают сейчас те триста потных и вонючих рабов. Но слава Юпитеру, что всё так, как оно есть!

Солнце клонилось к горизонту, на палубе становилось прохладно. Марций закутался в свой красный плащ и поёжился. Сотня солдат, сопровождавших прокуратора, разместилась здесь же на палубе, и, казалось, никто из них не чувствовал дискомфорта от надвигавшейся прохлады. Одни оживлённо играли в кости, другие о чём-то горячо спорили, а третьи безмятежно спали на голых досках, подложив под головы свои щиты. Марций зевнул и отправился в свою маленькую каюту у самой кормы. Ему захотелось вытянуться в кровати и почитать Овидия.

Где-то через час при свете масляной лампы он закончил чтение очередной главы «Метаморфоз», держа в руках свиток, как на верхней палубе послышалось какое-то оживление. Удары барабана стали быстрее, и это его встревожило. Прокуратор вскочил со своей лежанки, накинул плащ и быстро поднялся на палубу. Завидев Марция, к нему подбежал озабоченный наварх. А тот, оглядевшись, первым задал свой вопрос:

- Что это за корабли с обеих сторон движутся к нам? Что вообще здесь происходит?

- Пираты, достопочтенный Скавр. Они пытаются преследовать нас. Центурион уже отдал команду солдатам приготовиться к обороне. Тебе бы лучше спуститься вниз, там безопаснее. Их триеры более лёгкие и подвижные и обладают скоростью четырнадцать узлов, в то время как подчинённый мне корабль не в состоянии развить больше одиннадцати. Неприятель нас непременно настигнет, и, видимо, боя не избежать. Можешь не беспокоиться, прокуратор, мне не раз приходилось участвовать в морских сражениях, идя на абордаж с опытным противником. Сейчас же нам противостоят пускай два корабля, но набитых всяким сбродом. Мы покажем этим нечестивцам, что такое римская мощь, отвага и дисциплина. Мы пустим их на корм рыбам, уж, помяни моё слово! Прошу меня извинить, я вынужден тебя оставить и принять команду над кораблём – враг приближается.

Наварх побежал на корму, где двое матросов держали руль. Солдаты расположились вдоль обоих бортов, закрывшись щитами.

- Левый борт загребай! Правый – табань! – наварх сложил ладони рупором и громко отдал команду. Её повторили на палубе, а затем уже в трюме. Галеру резко дёрнуло – это вёсла по правому борту встали поперёк движения, в то время  как гребцы по левому борту усиленно работали. Корабль стал разворачиваться и брать курс на одну из вражеских триер.

- Обоими бортами загребай!

Звуки барабана участились, нагнетая боевой дух. Вражеский корабль приближался. «Столкновение неминуемо!» - подумал Марций. Он весь сжался и приготовился к страшному удару.

- Право руля! Левый борт, убрать вёсла!

- Право руля! Левый борт, убрать вёсла! – повторилось эхом уже где-то в недрах корабля. По этой команде все шестьдесят вёсел с левой стороны погрузились в борт. На полном ходу галера изменила курс, отклонившись от лобового удара, и корабли разошлись в нескольких метрах борт от борта.  Раздался страшный треск – это на пиратской триере ломались одно за другим вёсла, оставшиеся снаружи по левому борту. Послышались крики и проклятья. Противники обрушили друг на друга тучи стрел, некоторые из них с зажжённой паклей. Солдаты быстро перезаряжали свои луки, а матросы, подобные живым мишеням, бросились тушить очаги пожара. Пройдя вражеский корабль, и лишив его вёсел, римская галера начала делать крутой разворот, чтобы нанести пиратской триере удар в борт. Опять послышались команды наварха, а за ними последовала слаженная работа гребцов. Острый стальной подводный таран боевого корабля нацелился на дубовые доски борта пиратской триеры. Видя какой оборот принял бой, пираты на втором корабле изменили курс и поспешили на помощь своим товарищам. Корабли сближались, и как огни фейерверка взвивались в воздух подожжённые стрелы. Ещё до столкновения на кораблях уже начался пожар. Но в пылу битвы на огонь мало кто  обращал внимания. Со страшным треском римская галера врезалась в борт триеры. Гребцы отчаянно налегали на вёсла, разворачивая корабль вдоль борта противника. Когда это произошло, опустились перекидные мостики, и начался абордаж. В это время горящий второй пиратский корабль протаранил своим носом  римскую галеру. Всё перемешалось в отчаянной схватке. Повсюду слышались удары мечей, крики и стоны.  Кое-кто из матросов пытался погасить  пожары на своих кораблях, но эти попытки уже не могли ни к чему привести. Люди отчаянно убивали друг друга, хотя все они  были обречены. Получив пробоину, галера дала течь и кренилась на бок, как и остальные два корабля. В трюме началась паника. Прикованные к скамьям рабы – гребцы старались освободиться, оставив, наконец-то, вёсла, но это было сделать невозможно. Трюм неумолимо наполнялся водой. Сцепившись вместе, все три корабля медленно погружались в воду. Не имевшее пробоины одно  пиратское судно пыталось двинуться задним ходом, но на его палубе уже завязался бой, и команды отдавать стало некому. Беспомощные гребцы не понимали, что происходит, и от этого среди них началась паника, не способствующая спасению корабля.

Марций Скавр со страхом наблюдал за боем, спрятавшись за пустыми бочками. Будучи благородным политиком, он не мог быть солдатом, так как не постигал воинского ремесла. Он всегда считал, что, работая головой и языком, можно сделать куда больше, чем грубой силой. Но вот сейчас был именно тот случай, когда его таланты оказались бесполезными. Прокуратор с ужасом вспомнил, что он не умеет плавать, а галера неумолимо погружалась в море. Пожары на всех трёх кораблях разгорались, и это не давало людям никаких шансов на спасение. Ко всему прочему ещё наступала ночь. Пока горел гигантский костёр из трёх кораблей, люди ещё различали друг друга, и, наконец-то, поняли, что нужно позаботиться о собственных жизнях. Они начали прыгать за борт, пытаясь удержаться на плаву. Поняв, что выбора  нет и у него, то же самое сделал Марций Скавр. Оказавшись в воде, он  ухватился за плавающий обломок весла и стал отчаянно работать ногами. Ему было видно, как солдаты, отягощённые своей амуницией, один за другим тонули, взывая о помощи. Кто-то из барахтавшихся легионеров подплыл совсем близко и попытался ухватиться за Марция, но тот несколько раз ударил его кулаком в лицо, и несчастный скрылся под водой. Потом сделал попытку ухватиться за принадлежавший теперь Марцию обломок весла уцелевший в бою центурион, но и его постигла участь подчинённого. Три корабля с треском горели, распространяя нестерпимый жар вокруг себя. Прокуратор, удерживая весло, стал колотить изо всех сил ногами, пытаясь отплыть от пожарища как можно дальше. В отблесках огня он видел, как хватались друг за друга бывшие противники, оказавшиеся вместе в воде, пытаясь хоть немного продержаться на поверхности, и отправлялись один за другим на дно, обвешанные тяжёлыми доспехами. И вдруг внезапно яркий оранжевый свет погас – все три корабля поглотило море. Непроглядные липкие и страшные сумерки окружили Марция Скавра. Он с ужасом осознал, что жить ему осталось недолго. Постепенно, раздающиеся кое-где, голоса смолкли, и наступила зловещая тишина. Марций прислушался, но кроме плеска волн, никакие другие звуки не долетали до него.

 - Эй, есть, кто живой? – крикнул он изо всех сил, но голос его растворился в бескрайних просторах моря. - Нептун, владыка, спаси мою жизнь! – прокуратор с надеждой посмотрел на чёрное звёздное небо, ожидая какого-нибудь знака.

- Что, римлянин, страшно оказаться одному в море? – голос прозвучал рядом, в какой-нибудь паре метров. Марций вздрогнул от суеверного страха. Ему показалось, что сам владыка морей явился по его зову. Он закашлялся и выдавил из себя короткую молитву. В кромешной тьме виден был только силуэт человеческой головы, возвышавшейся над водой.

- О, владыка морей и океанов могущественный Нептун, во имя справедливости доставь меня на берег и спаси мою жизнь – она так нужна Риму и императору Тиберию!

- Я не бог, а такой же смертный, как и ты, - послышалось в ответ, и, появившаяся  надежда на спасение рухнула.

- Ты не Нептун? В таком случае назови своё имя, - Скавр фыркал и шлёпал ногами по воде.

- Аккон – так нарекли меня родители, - послышался ответ из темноты.

- Так ты варвар с пиратского корабля?!

- Я германец с далёкого Рейна, и три долгих года был гребцом на той чёртовой римской галере, что недавно пошла ко дну. Но хвала богам, что от неё остались плавать кое-какие доски, и это даёт мне шанс на спасение.

Привыкнув немного к темноте и приглядевшись, римлянин увидел человека, держащегося недалеко от него за какой-то обломок.

- Так ты раб?

- Да я государственный раб и приписан к флоту.

- А я прокуратор Крита Марций Скавр. В сложившейся ситуации я твой новый хозяин. Аккон, так ведь тебя?

- В сложившейся ситуации я сам себе хозяин, и надо мной только боги. Мы будем спасать свои жизни каждый по-своему, отдав их воле бессмертных.

- Но я не умею плавать, и твой долг, варвар, спасти гражданина Рима! – Марций, аж, взвизгнул, так он был возмущён наглостью раба, потом добавил чуть не плача:

- Если ты меня спасёшь, я дам тебе свободу и денег.

Наступила пауза, во время которой был слышен только лёгкий плеск волн. Потом прозвучал голос Аккона, видимо, принявшего решение:

- Я родился и вырос на реке и с детства умею хорошо плавать. В нашей деревне у меня была жена и сын. Вы, римляне, разорили нашу общину и угнали вместе со мной всех моих родичей в рабство. Я был разлучён с моей семьёй, и теперь, наверное,  её никогда уже не увижу. Римляне мне ненавистны все, и я мог бы утопить тебя здесь. На сегодня  и так много людей лишилось жизней, и смерть сняла обильный урожай. Я сам чудом спасся. Благо таран пробил борт и порвал цепь у самых моих ног. Мне удалось высвободиться. Три сотни остальных несчастных гребцов так и ушли на дно вместе с галерой. Я буду рядом с тобой, и помогу держаться на воде, пока нас не вынесет течение к какому-нибудь берегу, не потому что ты благородный римлянин и сулишь мне свободу и богатства, а просто потому, что ты человек, такой же, как и я. Думаю, бессмертные похвалят меня за мой поступок, когда я окажусь в Царстве теней.

- Они обязательно тебя похвалят, только не трогай моё весло! Оно ели держит меня одного. Ради Юпитера держись только за свой обломок. Ты думаешь, раб, что у нас есть шанс выжить? Мы не утонем, и нас не сожрут морские чудовища?

- Не знаю как ты, прокуратор, а я ещё собираюсь пожить и вернуться на родину, коль теперь у меня появилась такая возможность.

Марций продолжал колотить по воде ногами, он тяжело дышал от усталости.

- Ты, Аккон, собственность римского государства, и не в праве сам решать свою судьбу. Вот, если я того пожелаю…

- Плевать я хотел на твоё государство, римлянин, и на тебя тоже. Можешь оставаться здесь и дожидаться своих, а я поплыл на северо-восток, в том районе моря острова встречаются чаще.

Прокуратор Скавр испугался, что останется один посреди бескрайних водных просторов. Очередная лёгкая волна, плеснувшая ему в лицо, смыла с него высокомерие и спесь. Он заговорил с германцем более дружелюбно:

- Ты не правильно меня понял, Аккон. Я только хотел сказать, что, если уж так случилось, мы должны вместе решать нашу общую судьбу. Я, так же как и ты, мечтаю выбраться на какой-нибудь берег. Когда мы на нём окажемся, я отблагодарю тебя, как цивилизованный человек.

- Вот так-то лучше, римлянин. Прокуратором ты был бы, если б нам удалось добраться до Крита, а сейчас мы оба просто потерпевшие бедствие несчастные люди. И если боги сжалятся над нами, мы выживем.

- Только не призывай на помощь своих варварских богов, ещё разозлишь тем самым моих, римских.

- Я призову на помощь, прежде всего все свои силы и умение. Помолиться же  успею, когда выберусь на берег. А теперь я займусь нашим спасением. Да, не колоти ты так ногами по воде, а то лишишься сил и пойдёшь ко дну. Возьмись крепче за это весло и постарайся держаться на воде спокойно. Я сейчас поплаваю тут рядом и постараюсь найти что-нибудь полезное для нас.

Аккон сделал несколько гребков и скрылся в темноте. Марций остался один. Судорожно ухватившись за обломок весла, он начал громко молиться Нептуну и Юпитеру, умоляя их сохранить ему жизнь. В молитвах время пролетело незаметно, и, когда он услышал около себя голос германца, от испуга чуть не захлебнулся и не пошёл ко дну. Когда Аккон оказался рядом, прокуратор увидел, что тот лежит на каком-то плоту.

- Забирайся ко мне, римлянин. Поверь мне, здесь тебе будет удобнее, чем рядом с твоим веслом.

- Где ты взял этот плотик, варвар? – в голосе Марция слышались нотки неописуемой радости. Он начал суетливо забираться на маленький плот, связанный кое-как верёвками из обломков досок.

- Какой ты большой, и столько места занимаешь, что я еле-еле умещаюсь, - заворчал прокуратор, когда улёгся рядом с германцем.

- Придётся потерпеть, - ответил тот и усмехнулся.

- Да, уж, придётся, - Марций Скавр тяжело вздохнул.

- Я ещё нашёл обрывок холстины. Когда рассветёт, мы сделаем маленький парус и попробуем двигаться на северо-восток.

- А где он, этот северо-восток?

- Там, - Аккон указал рукой направление. - Вон звезда, которую у нас называют Меренея, а она висит над севером. Нам нужно будет держаться правее от направления на неё.  А сейчас я хочу поспать. Мне весь день пришлось налегать на вёсла, и вдобавок я чудом выбрался из  уже скрывшейся под водой галеры. Нас, гребцов, так и не успели накормить сегодня из-за этого боя. Мне нужно сохранить свои силы. Не известно, когда нам боги пошлют что-нибудь съестное.

Прокуратор заворочался.

- Ты не храпишь во сне? А то я этого не люблю.

- Если тебя, римлянин, что-то не устроит, переберёшься на другую кровать, подальше от меня, - Аккон опустил голову на доску  и затих.

- Ну, ты, варвар, не забывайся! Я – римский патриций, наместник самого Тиберия!

В ответ послышался приглушённый храп.

- Чего можно ждать от невоспитанной скотины, кроме хамского поведения? – Марций Скавр возмущённо повёл головой. - Варвар – и есть варвар.

 

… Маленький ярко-красный кусочек солнечного диска показался из-за горизонта и разбудил своим появлением чаек, которые с криком летали над морем, распевая гимн утру. Множество этих крикливых птиц своим гомоном разбудили германца. Он приподнял голову, плеснул на заспанное лицо воды и толкнул в бок римлянина.

- Просыпайся, прокуратор, пора ставить парус на нашей посудине.

- Ещё рано, я не привык вставать чуть свет. Не тревожь мой сон, мне снится мой прекрасный дом в Риме. Передо мной столик с яствами. Какое чудесное компанийское вино! – бурчал прокуратор сквозь дрёму. Последовал резкий толчок в бок, и римлянин опрокинулся в воду. Он вынырнул с испуганными глазами и уцепился за плот,  отплёвываясь.

- Что такое? Где я?

- В бассейне на своей вилле, - германец покачал головой и громко рассмеялся.

Наконец, видимо, сознание Скавра проснулось, и лицо его стало кислым.

- Какие чудесные блюда я только что ел, каким вином запивал!

- Значит, ты сыт, и рыбу, которую поймаю, я съем один.

- Рыбу? Какую ещё рыбу? Откуда здесь взяться рыбе?

- Рыба водится в море, и чайки над нашими головами знают, что её около нас много. Наша задача её поймать. Для этого я сейчас распущу твою тунику и сплету тонкую верёвку для ловли. Из твоей пряжки сделаю блесну и крючок.

- По какому праву ты, раб, распоряжаешься моими вещами?!

- Ты думаешь, римлянин, рыба сама прыгнет к нам в руки? Берега ещё не видать, и мы можем умереть от голода и жажды прежде, чем до него доберёмся. Так что снимай с себя свою одежду. Я бы мог одолжить для такого дела свою, если б она у меня была. Из моей драной набедренной повязки снасть не сделаешь. Давай пошевеливайся, а то у меня уже урчит в животе.

Прокуратор неохотно кое-как стащил с себя тунику, и германец взялся за дело. Через час из распущенных ниток он сплёл тонкую и достаточно прочную верёвку. Сильными руками свернул  золотую пряжку, а её булавку изогнул в виде крючка. Потом опустил свою снасть в воду и стал ждать.

- Ты знаешь, варвар, сколько стоит эта моя пряжка?

- И знать не хочу.

- Да за неё можно купить двоих таких, как ты.

- Любая вещь имеет ту цену, которую за неё могут дать. Здесь, в море, предложить её ты можешь только мне. А я её оцениваю в половину будущего улова, и выбора у тебя нет. Я мог бы дать и меньше, но поступлю честно. А вот  и плата за твою пряжку попалась на крючок.

Германец начал осторожно вытягивать из воды свою снасть, на которой сидела рыба. Он вытащил улов на доску перед собой и крепко сжал в сильной ладони. Потом ещё трепещущуюся полосатую рыбку величиной в треть локтя он ловко разорвал на две части и протянул окровавленную половинку тела римлянину.

- Ешь, прокуратор, утолишь одновременно и голод, и жажду. Аккон откусил от своей доли кусок и стал с аппетитом его жевать, выплёвывая в воду чешую и кости. Марция Скавра чуть не стошнило.

- Ты ешь её прямо сырой?! Какая мерзость!

- А ты думал я вытащу из моря рыбу, запечённую на углях?

- Не умничай! Помни, с кем разговариваешь. Я не могу притронуться к этой мерзости, - прокуратор швырнул свою половинку тушки в воду.

- Ты долго не протянешь без пищи и воды.

- Это не твоя забота. Ставь быстрее парус и высади меня на берег.

- Как знаешь, римлянин.

Германец занялся работой над тем, что можно было с большой натяжкой назвать парусом. Прошёл час, и обрывок холстины, привязанный к обломку весла, теперь возвышался между двумя голыми телами над импровизированным плотом. Но это примитивное сооружение позволило Аккону поймать попутный ветер и направить плот на северо-восток. Варвар, казалось, не чувствовал никакого неудобства от неподвижного лежания на узких досках. Он напевал себе под нос какие-то песни на своём языке, и, видимо, был доволен своим теперешним положением. Прокуратор, напротив, всё время ворчал и ворочался. Он страдал от жары и то и дело поливал голову водой. Солнце перевалило зенит, а никакого берега видно пока так и не было.

- Послушай, Аккон, может, ты прекратишь распевать свои  дикие песни – сил моих нет их слушать. Мелодии в них примитивные, а слов я всё равно не понимаю. Вот, скажи мне, о чём эта последняя песня?

Германец прекратил петь и повернул голову к прокуратору.

- Это самая чудесная песня из тех, что я знаю. Она о любви молодого парня к своей Родине. В бою с римлянами ему помогает любовь его матери и верность любимой девушки. Он крушит своим мечом врагов, приговаривая при этом, что приносит их ничтожные жизни на алтарь родного Отечества. И, когда он вернётся домой с победой, то обнимет плачущую от счастья и гордую за сына мать и поцелует свою суженую.

- Тебе нравилось убивать римлян?

- Мне не нравится, что они пришли в мой дом.

- Но мы пришли и принесли с собой цивилизацию.

Германец невесело усмехнулся.

- Вы принесли разрушения и смерть моему народу.

- Ты мыслишь примитивно, как все варвары. Рим силой своего оружия пытается привить вам, дикому народу, высокую культуру.

- Что-то я этого не заметил, гребя вёслами на галере и получая удары кнута.

- Тебе не показалась галера величайшим чудом техники?

- Для меня галера, что для тебя Тартар.

- Ты не был в Тартаре.

- Зато я был гребцом на римской галере.

Марций Скавр тяжело вздохнул и покачал головой.

- О, Юпитер, ты видишь, как я пытаюсь донести истину до этого варвара, но все мои потуги тщетны. Я и этот дикарь разговариваем на разных языках и не понимаем друг друга, хотя оба говорим на латыни. Громовержец, взываю к твоей милости…, - и тут он оборвал своё обращение к богу. Прокуратор резко приподнялся на плоту и чуть его не опрокинул.

- Остров! – крикнул он так, будто хотел, чтобы его услышали на том клочке суши. - Вон она земля, Аккон! Мы спасены!

- И что ты раскричался, римлянин? Я её давно вижу и направляюсь к ней. Неизвестно, что нас там ждёт, и есть ли там вода и пища. Попробую наловить рыбы на всякий случай, пока мы плывём.

Аккон сбросил с плота свою снасть с золотой блесной и стал ждать. Ожидания его были недолгими – через полчаса он держал в руках небольшую рыбку.

- Я тебе её не предлагаю, римлянин, поэтому съем всю сам.

- Дай её сюда! Ты уже успел набить своё брюхо! – Марций выхватил рыбу из рук германца и жадно впился в неё зубами. Кровь текла по его подбородку, но он этого не замечал, так же как не замечал в эти минуты, что его руки и лицо были заляпаны рыбьей чешуёй.

- Не торопись, прокуратор, я не потребую у тебя своей доли, - Аккон усмехнулся.

- Тебя бы поразил молнией Юпитер, если б ты осмелился отнять пищу у наместника Тиберия, - Марций Скавр говорил с набитым рыбой ртом.

- Да, я не буду претендовать на свою половину улова, а просто попробую поймать ещё одну рыбу.

Золотая блесна опять упала в прозрачную воду и ещё долго поблёскивала в лучах солнца, уходя на глубину. Через пятнадцать минут германец держал в руках очередной улов. На этот раз это был небольшой окунь.

- Дай его сюда, я не наелся, - прокуратор попытался выхватить рыбу из рук варвара и больно укололся.

- О, боги, я поранил руку!

- Высоси кровь ртом, чтобы ранка не болела. У хищных рыб шипы ядовитые.

- Я никогда не пил свою кровь! Мне противно!

- Наверное, чужая тебе больше по вкусу, как и каждому римлянину, - сказал Аккон со злой иронией. - Но, если не сделаешь того, что я тебе сказал, сильно потом пожалеешь.

Прокуратор, скривив лицо, начал высасывать кровь из ранки на пальце и сплёвывать в воду. Германец тем временем разорвал окуня, удалил у него плавники и протянул кусок римлянину.

- На, закуси, а то захмелеешь с собственной крови.

Не обращая внимания на подтрунивание варвара, тот взял предложенный ему кусок и с жадностью отправил его в рот.

Остров приближался, и уже были видны очертания его береговой линии. Невысокие волны накатывали на узкий пляж, за которым начинался негустой лес. Ветер гнал плот прямиком на этот небольшой клочок суши, который был не более километра в ширину.

- Этот остров может оказаться необитаемым. Что мы на нём тогда будем делать?

- Жить и благодарить богов, что они уберегли нас от гибели.

- Ты шутишь?! Я не могу жить там, как туземец. Меня ждут на Крите!

- Но не я же виновник того, что произошло. Ты разве не рад, что спасся?

- Я патриций, и не могу бегать нагишом по какому-то паршивому острову и питаться, чем не попадя!

 - Попробуем сделать какую-нибудь лодку или плот и переправиться на материк. Не знаю только, что из этого выйдет.

 - О, Юпитер, за что мне такие испытания в компании  варвара?

Прокуратор лежал на плоту лицом вниз и полоскал руку в прозрачной воде. И тут под плотом мелькнула тень и перед его лицом  высунулась из воды блестящая зубастая морда дельфина. От испуга Марций Скавр закричал так, будто увидел перед собой чудовище. Он дёрнулся в сторону Аккона, обломив импровизиро-ванную мачту, и, перекатившись через того, плюхнулся в воду. Всё произошло так быстро, что германец, разглядывавший в этот момент далёкий остров, не успел сообразить, что к чему. Он даже не понял причины, вызвавшей такое бурное поведение римлянина. Пока он удерживал плот, готовый вот-вот перевернуться, цепляясь обеими руками за доски, прокуратор исчез под водой. Не долго думая, Аккон скатился с плота и нырнул в глубину. В прозрачной воде он увидел метрах в десяти под собой бесчувственное тело, опускающееся ко дну. Германец вынырнул на поверхность, сделал глубокий вздох и ринулся в голубую бездну вслед за римлянином. Он изо всех сил работал руками и ногами, стараясь не упустить тело прокуратора из виду, так как вода на глубине была не такой уже прозрачной. Аккон был хорошим пловцом, но тело Скавра погрузилось слишком глубоко, и он не был уверен, что ему хватит запаса воздуха в лёгких, чтобы его достать. Но всё завершилось благополучно, и ещё через пару минут оба они уже были на поверхности. Германец кашлял и отплёвывался, а прокуратор был бледным и не подавал признаков жизни. Аккон подтащил бесчувственное тело к плотику и с большими усилиями после нескольких неудачных попыток затащил его на доски. После этого он выловил из воды «мачту и парус». Забираться на плот ему пришлось аккуратно, чтобы с него не свалилось тело римлянина. А, когда это ему удалось, он начал делать тому искусственное дыхание и продолжал это до тех пор, пока Скавр первый раз не закашлялся. Теперь его жизнь была вне опасности. Прокуратор ещё долго кашлял, а, когда пришёл, наконец, в себя, спросил:

- Что это было?

- Ты чуть не утонул, наместник Тиберия.

- Меня хотело сожрать морское чудище вот с такими зубами и вот с такой пастью! - Марций начал показывать руками размеры, которые явно преувеличил. -  Этот зверь был блестящим и скользким!

- Наверное, ты испугался дельфина – их много в этих водах. Не стоило так реагировать на эту безобидную тварь. Ты сломал наш парус, но это не беда,  главное, сам чуть не утонул.

-  Ты вытащил меня – это делает тебе честь.

- Просто ты не умеешь плавать, а я это делаю хорошо. Сочтёмся когда-нибудь. А теперь давай, помоги мне поставить парус, а то нас снесёт течением  в сторону от острова.

Они вместе  кое-как укрепили обломок весла и натянули холстину. Попутный ветерок потащил их маленький плот к далёкому берегу. Через пару часов они уже встали босыми ногами на песчаное дно пляжа. Аккон вытянул на сушу их маленькое судёнышко, спасшее  им жизни.

- Я хочу пить! Найди где-нибудь на острове источник пресной воды.

- Здесь может его не быть. Пойдём, обследуем остров вместе – нам следует держаться рядом друг с другом.

- О, боги, как я хочу пить!

- Я думаю, что мы не умрём здесь от жажды. На острове растут деревья, а они пьют пресную воду. Я попробую выкопать яму поглубже, и в ней должна собраться вода. Она будет, конечно, не родниковая, но не даст нам умереть. Пойдём в лес. Я захвачу весло и использую его как лопату.

Пробравшись сквозь деревья и кусты, на которых не было ни одного съедобного плода, Аккон облюбовал небольшую полянку и посередине её начал копать яму. Прокуратор стоял рядом и наблюдал за его работой. На полуметровой глубине земля стала сырой, а когда германец опустился ещё на столько же, появилась небольшая лужица воды.

- Вот теперь придётся подождать, чтобы набралась хотя бы пригоршня чистой воды. Пойдём пока посмотрим, куда мы попали.

- Я никуда не пойду, пока не напьюсь.

- Жажда мучает и меня, римлянин, но мы не можем ускорить процесс водосбора.

- Иди пока осмотрись, а я тут посижу.

- Хорошо, я скоро вернусь.

Хрустя сломанными ветками, Аккон скрылся за деревьями, а Марций Скавр остался у ямы, не сводя глаз с мутной воды на её дне.

Прошло не менее часа, и солнце клонилось к горизонту. Наконец, германец появился, держа в одной руке полусгнивший апельсин и толстую ветку, а в другой несколько крупных камней.

- Ну, как наш колодец? – он заглянул на дно ямы.

- Воды было всё равно мало, на двоих бы не хватило, поэтому я выпил её один. Ты подожди, Аккон, она ещё наберётся. А что это у тебя в руке, апельсин? Дай-ка мне его. Ты уже, наверное, объелся фруктов.

- На всём острове я нашёл только этот один апельсин, и то он уже попрел.

- Да, да, конечно, так я и поверил.

- Я не приучен врать. Апельсин у нас один.

- Ну, если так, то раздели его, это будет честно.

Аккон разломил плод на две части и отдал одну из них прокуратору.

- Я видел здесь диких коз. Нужно будет попробовать на них поохотиться. Из этих веток я сделаю лук, тетивой будет лыко из здешних деревьев, а наконечники на стрелы я вырублю из камня. На этом острове превосходный кремень. Из него же я сделаю кресало, и у нас будет костёр.

- Это всё хорошо, но насколько я понимаю, остров необитаемый. Что мы дальше будем делать? Не жить же нам здесь до тех пор, пока кто-нибудь не объявится.

- Вот из этого камня я попробую изготовить топор – помню, мой дед мастак был их мастерить. Этим топором я завалю большое дерево – его я уже заприметил недалеко от воды, выдолблю из него лодку, и на ней мы поплывём на материк.

- И сколько это займёт у тебя времени?

Аккон оценивающе посмотрел на камень, что держал в руке.

- На топор уйдёт неделя, на лодку несколько месяцев, а на всё остальное воля богов.

- Тиберий подумает, что я погиб и назначит на Крит другого прокуратора.

Германец усмехнулся.

- Зато как он будет рад, когда узнает, что ты жив. У Рима много провинций, найдётся какая-нибудь и для тебя.

Он набрал мха и мелких веток, и долго вышибал камнями искру, пока огонь не загорелся. Теперь они оба сидели около костра, и Аккон облизывал пересохшие губы, ожидая пока яма наполнится водой.

- Если на этом острове есть козы, как ты говоришь, то, видимо, водятся и хищные звери. Ты пока последи за костром, а я посплю – столько сегодня пришлось пережить, устал я, сил моих нет.

Марций Скавр растянулся на траве, подложив обе руки под голову. Когда он проснулся, уже рассвело, и чирикали птицы. Костёр почти догорел, и около него, опустив голову, дремал Аккон.

- Так-то ты стережёшь мой сон! – громко выкрикнул прокуратор, и германец встрепенулся. - Огонь в костре совсем погас. А если б на нас набросился какой-нибудь зверь? Я доверил тебе свой сон, а тебе наплевать на моё доверие. Как же можно на тебя положиться в трудную минуту? Варвар – в этом ты весь.

- Я чутко сплю, и просыпаюсь от любого звука.

- Я хочу есть! – с вызовом бросил прокуратор. - Давай, займись охотой на коз. Я и от рыбы сейчас бы не отказался.

Аккон уселся поудобнее и приступил к изготовлению каменных наконечников на стрелы. Он колол одним куском кремния другой и выбирал из осколков подходящие. Затем уже продолжал более тонкую работу над ними. Через несколько часов кропотливого труда перед ним лежали пять примитивных наконечников. Из принесённых вчера веток он изготовил сами стрелы, а тонкими лентами лыка привязал наконечники к древкам. Опереньем послужили перья различных птиц, которых валялось множество на острове.

- Сиди здесь, римлянин, я скоро вернусь, и, если на то будет воля богов, мы сытно пообедаем.

Германца не было долго, и прокуратор истомился от безделья, ожидая его. Он вычерпал всю воду из их маленького колодца и от жажды не страдал. Но голод не давал ему покоя. Наконец, в стороне послышался хруст веток. Опасаясь какого-нибудь хищника, Скавр окликнул Аккона, приготовившись в случае опасности забраться на дерево. Но среди деревьев мелькнула фигура варвара, и он успокоился. Германец нёс на плечах убитую козу, а лук со стрелами держал в руке.

- Пищи у нас здесь много. Животные тут непуганые, и охота на них – лёгкая забава.

Сейчас я запеку эту тушу целиком на вертеле, и мы славно поедим. Разожги пока костёр, римлянин, а я освежую добычу.

Прокуратор набрал сушняка и навалил на едва тлеющие угли целую кучу, а германец тем временем острым осколком кремния снимал шкуру с убитого животного.

- Костёр не хочет разгораться, - Марций с недоумением смотрел на гору сухих веток.

- Как же он разгорится, когда его нужно раздуть.

- Ты хочешь, чтобы это сделал я? Мне в глаза попадёт пепел и дым.

Аккон покачал головой и нагнулся над хворостом, несколько раз дунув на угли.

- Неужели за всю жизнь тебе ни разу не пришлось разжечь очаг?

- В моём доме для этого живёт много рабов. У каждого из них  свои обязанности.

Германец как-то по-особенному посмотрел на римлянина.

- А сам ты, чем занимался?

- Я политик, член Сената, помогал Тиберию управлять государством. У меня это неплохо получалось, если император отдал под мою власть целую провинцию.

- Но сам-то ты без императора, без своего Сената, без рабов, без армии ни на что не способен.  И тебе не страшно так жить?

Марций Скавр рассмеялся.

- Для этого римляне и построили цивилизованное государство, чтобы жить в нём без всяких страхов.  Аккон смотрел на землю под собой, думая о чём-то своём.

- Что ты там увидел? Ты меня слушаешь?

- Наблюдаю за муравьями. Вот, обрати внимание на этого муравья с саблевидными челюстями – это превосходное оружие и огромное преимущество для насекомого. Но боги никогда не одаривают кого-то сполна. Они дали этому виду муравьёв сильные челюсти, превратив в идеальных воинов, но лишили их многого: они не могут ни дома себе строить, ни личинок воспитывать. Не способны даже сами себя накормить. А кормят их чужеродные муравьи – рабы, которые живут с ними в одном гнезде. Ты, римлянин, был занят глобальными вопросами, и на эту мелюзгу, конечно, внимания никогда не обращал, а напрасно. Поход этих воинов – муравьёв за куколками – интересное зрелище. Идут они, словно римский легион. В длину их походная колонна шага три, а то и все десять, и шириной в локоть. Разведчики им уже донесли, где гнездо обычного лесного муравья, и они знают, куда идут. Как только войско достигнет муравейника, осада будет длиться считанные минуты. Все защитники вскоре погибнут, а трофеем захватчикам будут куколки, которые они с гордостью так же строем понесут к себе домой. Куколок воспитают рабы, и вылупившиеся из них муравьи тоже станут рабами. Они будут ухаживать за своими хозяевами и кормить их, а те пребывать в праздности. Ну, чем не цивилизация? Вот, только, если эту «цивилизацию» изолировать от лесных муравьёв, их паразитирующее общество потерпит крах. Ведь сами-то они ни на что не способны.

Марций Скавр принял гордую позу, но в сложившихся обстоятельствах и в этой обстановке она казалась смешной.

- Ты на что намекаешь, варвар? Ты смеешь сравнивать каких-то паршивых муравьёв с великим Римом?!

- Я этого не говорил, ты сам провёл такую аналогию. Видимо, каждый римлянин подспудно понимает, что обстановка в мире всегда может измениться по воли богов или без их участия, и тогда без рабов муравейник рухнет. Если же вы, римляне, об этом не думаете, тогда вы слепцы. Друид в нашем роду гадал на фасоли и увидел не лучшие времена вашего великого муравейника. Только боги не сказали ему, когда это случится.

- Всё это бред неграмотного варварского лже–предсказателя, и только! Рим  вечен, и таким будет до истечения всех времён на Земле!

Аккон тяжело вздохнул и покачал головой.

- Как говорила моя бабушка: «Курица не знает, когда попадёт в суп».

Марций Скавр нахмурился и отвернулся, показывая всем своим видом пренебрежение к варвару, с которым его свёл случай.

А тем временем от козьей туши над костром аппетитно запахло, и мысли обоих сосредоточились на ней. Аккон отрезал острым обломком кремния кусок мяса и предложил его прокуратору.

- Не знаю, что едят в богатых домах Рима, а у нас в Германии от козлятины, запечённой на костре, никто бы не отказался.

Римлянин с жадностью впился зубами в жирный кусок и быстро с ним расправился.

- К мясу не помешал бы мой любимый соус гарум и чарка доброго мульсума.

Германец тоже отрезал себе кусок от туши.

- После трёх лет, проведённых на галере, я рад любой пище, а тем более, когда её много.

Они больше не спорили о жизни, а молча утоляли свой голод. Когда же оба они насытились, прокуратор с довольным видом растянулся на траве, забыв на некоторое время, что так и не добрался до своего Крита, и только боги знали попадёт ли он туда вообще когда-нибудь. Аккон же сел чуть в стороне и принялся за изготовление каменного топора, эта работа отняла у него много времени…

Как и предполагал германец, на изготовление кремневого орудия ушла целая неделя. За это время он соорудил также просторный шалаш, и непогода им обоим теперь была нестрашна. Вооружившись тяжёлым топором, Аккон приступил к валке  выбранного им заранее дерева для изготовления лодки. В течение трёх дней он с утра до вечера стучал топором в стороне от их лагеря, отрываясь от работы только на время охоты и приготовления пищи. Колодец давал достаточно пресной воды, и от жажды они не страдали. Прокуратор целыми днями бродил по острову и томился от скуки. Он любил часами сидеть у берега и смотреть на море в надежде увидеть римскую галеру. Но, видимо, мимо их необитаемого острова не проходили ни военные, ни торговые пути, и море было пустынным. Только изредка однообразный пейзаж изменяли короткие грозы да стаи дельфинов, резвящихся недалеко от берега. Через семь месяцев оба обитателя пустынного острова были похожи друг на друга, и теперь трудно было отличить бывшего патриция от бывшего раба. У обоих у них свалявшиеся волосы спадали до плеч, а лица заросли пышными бородами. Выдолбленная руками Аккона из цельного дерева большая лодка стояла на брёвнах и носом направлена была к морю. На её высокой мачте был укреплён парус, сплетённый из лыка, а на корме - руль из старого обломка весла утонувшей римской галеры. Из глины германец слепил несколько простых посудин, которые обжёг в костре, и наполнил их  пресной водой из ямы. Из провианта в лодку он положил только завяленную козлятину. В один из пригожих дней поутру они вдвоём спустили судно на воду и запрыгнули в него. Оттолкнувшись шестом подальше от берега, Аккон установил парус, поймав в него лёгкий ветерок, и маленькое судёнышко устремилось в море. Туда, где, по мнению германца, находился материк.

- Куда ты направляешь лодку? – спросил его прокуратор, когда остров скрылся из виду.

- В Ахайю. Через несколько дней пути на северо-запад мы должны достичь греческих берегов.

- Ты должен доставить меня в Рим, или на Крит, зачем мне Греция?

- Послушай, римлянин, моли богов, чтобы наше корыто достигло ближайшего берега материка, и чтобы нас не застал шторм. Это тебе не боевая галера и даже не торговая шхуна, чтобы бороздить море. Я просто знаю, где находится материк, и ставлю перед собой задачу до него добраться. А дальше у нас у каждого будет своя дорога: ты отправишься в Рим, а я буду пробираться к себе на Рейн.

- Как же я доберусь до Рима, у меня даже одежды нет?

- Продашь половину своей золотой пряжки, а вторую половину отдашь мне – у нас у обоих будут средства на дорогу.

- Не нравится мне твой план, варвар.

- Помнится, ты обещал мне свободу и деньги. Если нам суждено будет ступить на берег материка, я освобожу тебя от твоих обязательств.

- Всё равно мне это не нравится.

- Ничего другого предложить не могу.

Марций Скавр замолчал и отвернулся. В этот день он не произнёс ни слова. Даже когда они делили меж собой свою скудную пищу, он молчал и не сводил глаз с моря. Ночью Аккон тоже почти не спал и управлял лодкой, ориентируясь по звёздам. Он опасался, что во время его сна их судёнышко может отнести в сторону течение. Ближе к полудню следующего дня они жевали куски сухого козьего мяса, и каждый занимался своим делом: германец управлял парусом, а римлянин, как обычно, не сводил глаз с моря. И вдруг неожиданно тот закашлялся и выплюнул изо рта недожёванный кусок. Он резко ухватил Аккона за плечо, и что-то попытался сказать, но слова застряли у него в горле. Тогда он вытянул вперёд руку и кое-как выдавил из себя:

- Смотри!

Германец вгляделся в участок морского горизонта, куда указывал рукой прокуратор, и увидел то, что тот заметил первым. В маленьком силуэте, почти точке, можно было различить хищные очертания боевой галеры. Наконец, дар речи вернулся к римлянину, и он начал трясти за плечо своего товарища по несчастью, выкрикивая слова одно за другим безо всяких пауз:

- Аккон, ты видишь? Это боевая римская галера, и ты должен направить лодку к ней! Я тебе приказываю! Боги услышали мои молитвы и послали мне корабль! Спасибо Юпитер! Спасибо Нептун! Наконец-то, я попаду в цивилизованные условия. Разворачивай лодку, я тебе приказываю!

Марций Скавр встал во весь рост и, размахивая руками, закричал, что было силы:

- Эй, на галере, я здесь! Спасите меня, прокуратора Крита!

В своём временном безумии от вида римского корабля, он не понимал в эти минуты, что на таком расстоянии на галере его никто услышать не может. Но продолжал кричать и размахивать руками. Аккон не обращал на него внимания и по-прежнему держал курс лодки на северо-запад. Он сразу заметил своим опытным глазом, что силуэт галеры увеличивается в размерах, а это значило, что корабль шёл встречным курсом. Германец пытался побыстрее убраться с его пути, ведь не ради же маленькой лодки держит курс на них огромный боевой корабль. Просто их пути случайно пересеклись, и нужно было не дать обратить на себя внимание. Как назло, ветер стихал с каждой минутой, и Аккон усиленно шептал молитвы, чтобы не наступил штиль. Но слабый ветерок по-прежнему продолжал дуть, и лодка медленно, но двигалась вперёд. Три сотни сильных гребцов гнали галеру в несколько раз быстрее, чем слабый ветер с африканского побережья неуклюжую лодку, и Аккон это понимал. Он видел, как буйствует римлянин при виде своих, и уже хотел столкнуть того за борт, но передумал, в надежде на то, что боевой корабль пройдёт мимо них своим курсом. Не только эта надежда остановила германца от покушения на жизнь Скавра. Он чувствовал к этому никчёмному, по его мнению, человеку, но всё-таки прокуратору Крита, какую-то привязанность, зародившуюся в его душе за месяцы совместной с ним жизни на острове. Но, видимо, римские боги были могущественнее германских, так как на галере заметили, человека, машущего руками в простенькой лодке, и выкрикивавшего что-то на латыни. Корабль изменил свой курс, и вскоре приблизился. Аккон бросил парус и смирился со своей судьбой.

Марций Скавр от радости плакал и повторял то и дело, что он прокуратор Крита, назначенный самим Тиберием. С высокого борта их молча разглядывали моряки. По команде офицера вскоре те сбросили верёвочный трап. Уже на палубе, когда матросы очередной раз выслушали рассказ голого и заросшего человека о том, что он  патриций, бывший член Сената, назначенный прокуратором Крита, они дружно подняли его на смех. Наварх галеры сделал шаг вперёд.

- Чьи вы рабы, голодранцы? От кого сбежали? Признавайтесь немедленно, а то пойдёте на корм рыбам.

- Я Марций Скавр, наместник императора!

Наварх подошёл вплотную к прокуратору.

- В таком случае я сам император, - он нанёс ему удар кулаком в челюсть и повернулся к матросам.

- В трюме ночью сдохли двое гребцов, один на первой палубе, а второй на третьей. Эти вот ублюдки им и будут заменой.

- Ты не имеешь права, наварх, так поступить! - простонал Марций, поднимаясь с палубы. - Я благородный римлянин!

- Всыпьте ему плетей, чтобы знал своё место.

 

Петроний Сальван, легат при новом прокураторе Крита, направлялся в Рим с важным донесением. Он сидел в своей каюте и играл от безделья сам с собой в кости. Сегодня ему везло, и он выигрывал у своего мнимого противника. Раздался стук в дверь и в неё вошёл наварх.

- А, это ты, Волудий. Что там у вас была за заминка? Барабан прекратил отбивать ритм.

- Ерунда, подняли на борт двух беглых рабов. Они заняли освободившиеся места на скамьях гребцов. У нас на флоте такое бывает. Один из них, видимо, совсем свихнулся, но кнут надсмотрщика его вылечит.

- Почему ты решил, что тот человек сумасшедший? – Сальван спросил как бы между делом, бросая кости.

- Этот ненормальный плакал и кричал, что он Марций Скавр, погибший прокуратор Крита. Он утверждал, что спасся чудом вместе с рабом с затонувшей галеры.

- Ты ему не поверил?

- Конечно, нет. Я же пока в здравом уме. Ты бы сам ему не поверил, только бы увидел его.

Петроний оставил кости.

- Я знал раньше Марция Скавра, когда он ещё был сенатором и хочу взглянуть на того человека.

- Тебе не стоит беспокоиться, легат, ради какого-то безумного раба.

- Отведи меня к гребцам.

- Воля твоя.

Легат и наварх вышли из каюты и спустились на третью вёсельную палубу. Барабан отбивал ритм, и все пятьдесят гребцов, сидящие по трое и четверо на скамьях, налегали на вёсла. Кнут надсмотрщика прохаживался по их телам, и потные спины людей были в кровавых подтёках от ударов.

- Вон он, тот беглый раб, обросший, как юродивый, сидит в пятом ряду около нубийца.

Петроний Сальван нашёл глазами того, кого искал. Человек, сидевший рядом с чернокожим, не имел ничего общего с лощёным красавцем – сенатором Марцием Скавром. Он скорее был похож на какого-нибудь служителя Тартара. Легат пожалел, что отвлёкся ради этого убогого от игры в кости. Гребцы разглядывали одетого по всей форме римского офицера. Кроме надсмотрщиков и барабанщика им редко доводилось видеть здесь, на галере, кого-нибудь из благородных римлян. Бросил взгляд на легата и заросший полоумный беглый раб. Их взгляды встретились. Петроний уже развернулся, чтобы покинуть палубу гребцов, как его остановил то ли крик, то ли вой:

- Сальван! Петроний Сальван!

Легат в недоумении обернулся и увидел, что заросший свалявшимися волосами раб поднялся со своего места, за что немедленно получил удар кнута. Надсмотрщик замахнулся, чтобы нанести ещё удар, но офицер остановил его окриком. Гребцы продолжали свою работу, и человек, окрикнувший по имени римского офицера, был сбит движением весла. Прикованный цепью, он вынужден был сесть на своё место. Несчастный положил руки на движущееся весло и тихо сказал:

- Петроний, это я, Марций, - потом заплакал.

 

… Они сидели вдвоём в тесной каюте легата. Побритый и постриженный корабельным брадобреем, одетый в новую тунику Скавр принял опять свой привычный облик, только теперь он был немного исхудавшим, и с него сошёл прежний лоск.

- Какую удачу тебе послал Юпитер, дружище Марций, что именно я оказался на этом корабле, - Петроний хлопал товарища по плечу. - Как будет рада  Лукреция чудесному возвращению мужа. Она вместе с твоим сыном Гавием давно оплакала смерть супруга. Оба они, наверное, считают, что родная им душа сейчас в садах Элизия, а ты вот он, живой и здоровый. Тиберию доложили, что ты погиб в море, так как ваша галера не дошла до Крита, и он назначил прокуратором в эту провинцию Антония Авгурина. Я служу при нём легатом. Думаю, у императора найдётся для тебя ещё какое-нибудь тёплое местечко. Ты мне скажи, Марций, тот, второй, что был всё это время с тобой, раб - германец, он вёл себя достойно? Может, ты хочешь как-то поучаствовать в его судьбе?

Скавр нахмурил брови и задумался. Потом взял в руку костяшку, которой играл Петроний, и бросил её на маленький столик с закусками.

- Ты знаешь, друг мой Сальван, с этим германцем Акконом мы из разных муравейников. Пусть всё останется так, как есть, и как можно, дольше. Во всём должен быть порядок, особенно в отношениях с варварами.

 

Чертовщина

Захария