Помочь сайту
Поздравления
В ночном поезде
13 декабря 2023 -
Денис Маркелов
Фирменный поезд на Москву вот-вот должен был тронуться в путь. Человек в сером неприметном пальто возликовал. Багажа у него почти не было – разве что какой-то слишком старомодныйц «дипломат» с кодовыми замками да ещё довольно неприметная спортивная сумка.
Пассажира, занимающее третье по счёту купе звали Владиславом Ивановичем Левицким. Он теперь весь трепетал, отсчитывая мгновения до отхода поезда. Бегство почти удалось, вряд ли бы кто догадался о том, что он собирался бежать, и для конспирации взял и выкупил полностью всё купе.
Теперь оставалось только ждать. Его вряд ли могли остановить. И перед глазами Владислава Ивановича стала пробегать вся его жизнь, словно бы нелепо снятый и смонтированный узкоплёночный фильм.
Родители его были весьма зажиточными людьми. Они старались наполнить свою квартиру вполне законным уютом, Владислав был для них чем-то вроде случайно полученного приза, мать Владислава считала своего ына весьма талантливым ребёнком. А его отец был тому, что так ловко с первого «выстрела» попал в цель.
Он прямо-таки не ожидал от себя такой меткости. Его жизнь тоже катилась по своим рельсам. Левицкие жили в согласии друг с другом и, как могли, воспитывали своего сына.
Владислав теперь почти не вспомниал этих людей. Матиь и отец предали его, уйдя на тот свет слишкогм рано, оставив его наедине со страшным и совсем не любезным миром. Сам Владислав считал себя жертивой обстоятельств. Он слишком уж был избалован, чтобы прогжить свою жизнь честно.
Теперь те деньги, что он намеревался вывезтии за рубеж невольно предавали его. Он боялся их потерять, но ещё сильнее его страшила возмогжность потерять ещё и жизнь. В эти предновогодние дни совсем не хотелось думать о чём-то плохом. Но он думал, чувствуя вокруг призраки тех, кого он так легко предал.
Первой была его бессменная соседка по парте Виктория Ивановна Лаевская. Эта темноволосая девочка всегда ему оченьт нравилась. Она попросту сводила его с ума своей близолстью. Вика сразху выбилась в отличницы и стала украшением их сначала первого, а затем – всех последующих клоассов. Её родители были не в восторге от соседа её дочери по партье. Но Аика не спешила садиться за другую парту, она носила очки и была слишком начитанной и одновременно очень близорукой девочкой.
Владислав хищно усмехнулся. Он вдруг вспомнил, как учась в пятом классе, впервые оппытался представить Вику без её всегда чистенького и тщателшьно выглаженного школьного платьица. Учительница истолрии как раз рассказывала о том, как страдали древние египтяне строя своим фапаонам бещумнео дорогие и абсолютно бесполезные пирамиды. Вика была рядом и отчего-то очень густо краснела, стараясь не смотреть в сторону так же очень смущенного Владика.
В ту же самую ночь Владик увидел замечательный и волнующий сон. Ему снилась голенькая Вика. Нет, она не строила никаких пирамид, и даже не танцевала нагой на пиру у какого-нибудь древнеегипетского вельможи. Она просто перепрыгивала через скакаклку, и как-то печально совсем по-детски улыбаясь
На следующий день Владмик заболел. Он проболел почти две недели, стараясь вновь возбудить в себе какое-то особое чувство к своей сопартнице. Ему даже полумалось, что Вика вполне может стать его законной супругой. Мысль о том, что она стакнет подчиняться ему стало приятно греть ему душу.
Школа приобрела для него новый смысл. Он шёл туда не для того, чтобы ходить из одного кабинета в кабинет, а для того¸чтобы видеть Вику. Ему очень хотелось, чтобы дневная Вика внезапно стала ночной.
Родители не слишком одобряли его дружбу с одноклассниками. Лони считали всех его сверстниковы прирожденными ворами. Владик дорожил цветным телевизором самой последней модели, красивой заграничной стенкой, а ещё всем тем барахлом, которое его мать и отец распихали по шкафам.
Он чувствовал скебя маленьким властителем. Ему очень хотелось, чтобыв вокруг него вились толпы поданных. А он подобно древнему фараону посседал на троне со своей верной подругой.
Его мечты почти сбились. Вика решилась придти на его пятнадцатилетие и даже подарила ему небольшой сувенирчик ею самостоятельно сшитого маленького медвежонка. Владик тогда растерялся. Он гне знал, как должен был реагировать на этот подарок. Они с Викой отведали красивого и вкучного торта, выпили по несколько чашек чаю, а егеще пригубили довольно редкий столичный напиток.
Вика вся пылала от какого-то странного волнения. Словно бы она подобно древней израильской героини пришла в стан врагов и должна была отрубить голову их предводителю. Владик никоогда не сравнивал себя с Олоферном, да и в Вике не находилось ничего обшего с какой-тог счлишком уж строгой и чопорной Юдифью.
Весмь следующий месяц они сближались всё сильнее. Вика уже вся трепетала, предвкушая своё падение. Втайне от матери она прочла пару рассказолв одного французского писателя, чья фамилия была созвучна со словом монпансье. Монпансье Вика обожала с детства. Она даже доча видела перед собой Владика. Ей казалось, что она должна, просто обязана завершить их совместное обучение чем-то похожим на праздничный девятимайский салют.
Но всё пошло иначе. Владик в том событии сразу ушёл на второй план. Вика пониаала, что попала в западню, но думала не о себе, а о такой смелой и решительной Жанне Д, Арк. Ей казалось, что она совершает такой же подвиг, но спасает собой не Францию, а своего любимого Владика.
Это случилось в самую последнюю субботу мая. Вика тогда была уверена в одном, что её родители очень рассердятся, если эти негодяи порвут её Почётную Грамоту, а на её чистом лбу напишут отвратительное трёхбуквенное слово.
Их прикосновения ввызывали у неё тошноту, но она крепилась, боясь опозориться ещё сильнее. На какое-то время она почти преестала что-то слышать и оболнятьь. Ей было страшно за Владика. Тот лежал у её ног, как мёртвый и как-то странно вонял.
Она поникала, что Владик попросту упал в обморок, и совсем не повинен в той вони, что теперь от него исходит. Он ведь пытался защитить её, но эти парни сумели обезвредить его, словно бы глупого и вечно хнычузего Пьеро...
Они оставили их в покое только где-то через полдчаса. Вика так и не поняла, что ей надж было делать. Всё тело ныло от какой-то ранее незнаемой боли. Казалось, что её попросту передомали все кости. Вика тупо хлюпала носом и пыталась дотянуться до упавших на грязный пол трусов.
Ей на ум постоянно приходила милая американская деваочка, по воле судьбы оказавшаяся однофамилицей британскгого премьер-министра. Вика меньше всего хотела возвращаться в пустую квартиру. Её родители укатили с утра на дачу, а ей хотелось горькео и безнадёжно рыдать.
Владислав хищно ощерил свои наглые почти волчьи зубы. Он тогда совсем не думал о Вике. Ему было жаль своего новенького костюма, жаль портфеля, который подарил ему отец, а ещё больше жаль себя – такого красивогно и милого мальчика.
Он видел, как его воображаемого ферзя превращают в жалкую пешку. Вика теряла покров за покров и становиласчь какой-то слишком предсказуемой и скучной. Он предполагал, что рано или поздно она станет такой, стоимт ей уступить его настойчивым требованиям.
С этого дня они долго не встречались. Говорили, что Викины родители забрали документы дочери из школы, и что она поступила в какой-то необыкновенный техникум.
Владик больше не вспосминал о ней. Теперь он боялся взглянуть на верхнюю полку. Ему казалось, что там сидит всё таже прежняя Вика, сидит, совершенно голая и как-то наглог почти по-блядьски растягивает свои губы в улыбке.
Ему тогда повезло. Вика ничего не сказала о нём. А он сам долго не мог избавиться от мерзкого запаха. Казалось, что он попросту провонялся, как протухшая на солнце рыба.
Ему удалось окончить школу и даже поступить в институт. Он старался учиться вполне прилежно. К тому времени всё в стране стало постепенно ломаться. Через два года после путча умер его отец, а в год дефолта тихо скончалась мать.
Владик остался совершенно один. Он с трудом вписывался в новые реалии, стараясь привыкнуть идти напролом. Ему хотелось быть нужным. И он стал лебезить и пристраиваться словно бы какой-то малозначительный кораблик за более важным и нужным судном.
В один из вечеров накануне выходных он увидел свою первую любовь. Вика была не похожа саму на себя. Она представляла Диснеевскую Белоснежку в окружении каких-то странных людей, играбших роли гномов. Она пляссала, кокетничала с ними, а затем ложилась на какую-то слишком траурную кровать и искренне притворялась мёртвой. Гномы, словно бы жадныен насекомые стягивали с ненё всё, оставляя в полнейшем неглиже.
Владик потягивал довольно приторный и одновременно пьянящий коктейль и во все глза, глядя на ту, кого он когда-то считал своим маленькимм божеством.
Теперь он не хотел какой-нибудь новой встречи. Вика давным-давно стала для него призраком, как и предавшие его родители. Он не понимал, что эти люди сделали для него, почему позволили ему увидеть этот свет. Теперь он был бы рад смделаться жалким мертвецом, который вот-вот перешагнёт ту грань, которая отделяет этот и тот свет. Да, он отправлялся именно туда, в презираемый всеми Ад.
Поезд успел выехать за пределы города и весело заскользил по рельсам, словно бы фигурист-одиночник по льду.
Молодая и довольно красивая проводница недоумевала. Она была очень недовольна, что её смена выпадает именно на эти предновогодние дни.
Она оставила дома свою непутёвую мать. Лида хорошо знала биографию своей матери. Та была очень несчастна. Она почти ничеего не говорила своей дочери, но Лида о многом догадывалась.
Она знала, что её назвали в честь какой-то мультяшной героини, которая дружила с призраком. Сама Лида совершенно не собиралась дружить с какими-то инфернальными сущностями. Она вообще откровенно сторонилась и презирала мужчин, стараясь всегда држаться от них на расстоянии.
Особенно ей был неприятен человек, занявший купе номер три. Он был какой-то скользкий и казался очень напуганным. Лида проверила его регистарцию посмотрела в паспорт и почти забыла об его имени, отчестве и фамилии.
Мать, правда, рассказывала ей о каком-то гадком Владике, который предал её в таком далёком 1988 году.
- мТогда был День пограничника, дочка, - говорила мать вновь смешивачя дешёвое вино с водкой. –День пограничника.
Она сидела за столом, почти нагая совсем не стыдясь своего рыхлого тела. Лида боялась поверить в то, что её мама, когда-то была вполне ичстой и культурной девочкой и даже юыда влюблена в этого Владика.
Поезд между тем приближался к одной узловой станции. Тут должны были войти ещё два пассажира. Билеты у них были куплены на верхние полки в самом дальнем купе.
Лида надела шинель и вышла на перрон. Старуха и стрик выглядели очень древними, почти сказолчными персонажами. Лиджа удивилась, какя нужда подняла этих людей в дорогу.
- Внучок у нас в Москве в госпиттале лежит. Такая беда, дочка. Ой, беда. Деда своего я ведь не могу бросить. Он без меня и хату сжечь может. Такой стал забывчивый.
В руках у старухи был довольно старый потрёпаный чемодан. Старик шёл налегке, постоянно припадая на одну ногу.
- Как же вы на вторую полку-то полезете?
- Да, уж как-нибудь дочка. Бог поможет.
Лиде стало невыносимо стыдно. Она всвпомнила про того пассажира в третьем купе. Он один ехал один, а тут такие милые совершенно беспомошеные старики.
Владислав Иванович неторопливо трапезничал. Он поглощал бутерброды и фаршированные красной икрой варёные яйца. Чай он наливал из взятого в дорогу термоса.
Ему меньше всего хотелось видеть ту смазливую девчокнку. Черты её лица казались ему слишком уж знакошмыми, словно бы кто-то там, на небесах собирался свести его с ума.
Он теперь надеялся начать своюб жизнь с чистиого листа. Вырвать из неё все те дни, где он врал и лизоблюдничал. Хотел вновь сделаться милым вполне приличным мальчиком.
Но прошлое всё рвно напоминало о себе. Даже тут, в каком-то мареве, он видел всех тех, кого так легко и просто предал.
Эта проводница была слишком схожа с Викой Левицкой. Она словно бы специально дразнила его своей схожестью. Мысли Владика всё чазе и чаще цеплялись за милую фигурку проводницы, стараясь – пусть даже и мысленно – сорвать с неё мешающую ему униформу.
Он припомнил, как легко согласился получать от воображаемого Деда Мороза не вполне заслуженные им дары, как затем часто рыдал неполучая желаемого. Ему казалось, что жизнь его обманывает, делает откровенным дураком. Вот и теперь он страшно волновался.
За окнами поезда сгустилась ночь. Мимо пробегали редкие домишки и казалось, что кто-то недобрый норовит заглянуть в окно.
А сам Владислав Иванович чувствовал жуткий дискомфорт. Ему верещилась то Вика, то его так нелепо умершие родители. Он теперь был совершенно один в замкнутом пространстве, словно бы голодная крыса в наклухо запертом ящике.
Лида честно боролась с набегающей на неё сонливостью. Она уже успела пропылесосить дорожку, вскипятить воду в титане и теперь при неверном свете ночник4а читала довольно интереснй иностранный детективнеый роман.
Его написала всем известная англичанка, своим видом слегка напоминающая Екатерину Вторую. Лида не была поклонницей Агаты Кристи, но этот роман читала с большим увлечением. Роман назывался «Тайна голубого поезда». И Лиде не трепелось разгадать эту самую тайну.
Она отчего-то удивилась тому, с какой лёгкорстью у американеца оказались в бумажнике целых полмиллиона долларов. И кто бы стал тратить такие деньги на подарок дочуркке. Ей никто не дарил таких дорогих подарков, да и своего отца она совершенно не знала, получая вместо отцовской ласки довольно редкие денежные переводы.
Лида никогда не спарашивала свою мать, от кого именно она её зачала. Да и мама не спешила раскрывать пред дочерью тайну её рождения. Она попросту отмалчивалась, стараясь свести всё к забавной шутке.
Вика дочитала всё до той самой главы, когда обнаружидлсьб, что в одном из купе лежит мёртвая пассажирка. Лида поморщилась, она вдруг посчитала ссебя совершенной дурой. Ей было неприятно думать, что кому-то нравится писать книги о преступлениях. Она поспешила выйти из соего служебного купе и пройти по вагону.
Поезд прибывал в Тамбов.
Старики лежали на своих верхних полках. Им снились совершенно одинаковые сны. Им сснился их тридцатилетний внук, который шёл к ним вполне здоровый и весёлый на двух ногах.
Старики молча залились сщезами. Они плакали и старались выглядеть спокойными. Жизнь казалась им довольно скверным анекдотом, она попросту издевалась над ними, словно бы вздорная избалованная девчонка.
Им когда-то казалось, что их дочь делает большую глупость, выходя замуж за своего одноклассника и соседа по парте. Они, как могли, отговаривали свою дочь от этого роковогно шага. Но та их не послушалась, и свадьба – русть даже не такая шумная – состоялась.
Старики теперь погнимали, что их дочь оказалась права. Им даже нравился немногословный Андрей. Он не был каким-нибудь вундеркиндом, и легко вписался в слишком резко изменившийся мир. Дочь была за ним, как за каменной стеной.
Парень был явно рад тому, что выбрал из множества женщин одну единственную. Их отношения были какими-то почти романными, стареющие олдители даже удивлялись этому факту.
Теперь они ехали к своему единственному внуку. Даша порывалась ехать к сыну, но муж не пускал её. Им обоим было страшно увидеть его таким – бз ноги и с георгиевским крестом на груди. На ум приходил какой-то хитроватый мужик из давнишнего сериала. Он тоже получил георгиевский крест и ходил на деревянном протезе...
Сын не смог усилеть дома. Он был в чём-то прав. Но Дарья всё равно немного злилась на него. Она хотела видеть его злоровым и счастливым, а не таким жалким, каким , по её мнению, бывают все ветераны.
Она сама хорошо помнила этих печальных стариков. Когда-то ей приходилось приходть к ним домой и мыть полы. Старики были благодарны им за помощь.
Теперь она сама считала себя жалкой старухой.
Старики крепко спали.
Лида вернулась в своё купе. Ей кжасно хотелось в гредущем году обрести своё маленькое женское счастье. Хотелось, как можно быстрее расстаться с опостылевшим ей одиночеством.
Теперь она постаралась как можно скорее позвонить своей матери.
Виктория Ивановна погружалась в приятную дрёму. Она вновть видела себя красивой и вполне успевающей школьницей. Видела и того, кого уже в первом классе отчего считала своим будущим мужем.
Ей совсем не хотелось сидеть за одной партотй с какой-нибудь вздорногй девочкой. Владик был одет буквально с иголочки и держал в рукахз великолепный букет астр. А она сама волнительно оглядывалась по сторонам.
Тогда она была даже рада стать первоклассницуей. Что-то изенилось в е жизни. Вместо скучного и предсказуемого детского сада перед ней открывался совсем другой мир.
Она старалась понравиться Владику и всякий раз, идя в школу, думала, что идёт к нему на свидание. Она всегда думала, что спустя каких-то десять лет, понравится Владику настолько, что непрнеменно станет его женой.
Тот роковой майский день многое разрушил в их отношениях. Она ни в чём не обвиняла Владика, он честно пытался её защитить, но те хулиганы оказались сильнее и проворнее.
В их нетерпеливых руках она почувствовала маленькой испуганной куклой, она не могла ни крикнуть, ни вздохнуть, невольно дыша отвратительным запахом гниющей картошки.
Эти глшумливые недоумки слишком быстро добились своего. По телу Вики побежали стыдливые мурашки, она уже не так боялась потерять свою невинность, как боялась, что её такая чистая и красивая Почётная Грамота будет попросту затоптана в грязь.
Она теперь мало чем отличалась от испуганнного, лежащего на грязном полу Владика. А она сама, словно бы безгласная кукла испытывала все нечеловеческие муки.
После ей уже было не так стыдно оголяться перед мужчинами. Она понимала, что им нужна только её нагота. Ей было даже стыдно за свою лурцкую стыдливость. Если бы она была чуть смелее, то подарила это всё Владику.
Родители увезли её в соседний, более большой город. Владик теперь был в прошлом, словно бы потеряный на прогулке щенок. Она ьепербь боялась вспоминать о нём, считая себя слишком уж развратной и гадкой для своих неполных шестнадцати лет.
Ей не приходилось носить школьную форму, и её волосы теперь забавно курчавились, придавая ей сходства с одной известной заграничной актрисой.
На лице Вики всё чаще возникала мерзкая почти клоунская маска, а виесто дурацких хебешных трусов, а носила теперь гипбровые.
Её родители ушли теперь на второй план. Они могли наблюдать её падение со стороны. Они даже не удивились, когда она сказала, что будет работаь в ночном клубе и танцевать стриптиз.
В этом заведении она играла роль Белоснежки. В довольно нелдепом почти театральном костюме она играла роль милой непорочной принцесски. Белоснежка сначала заигрывала с низкорослыми, но довольно милыфми гномами, а затем позволяла им раздеть себя догола.
Так прошло почти десять лет. Вика даже не думала, что захолчет вырвыаться из этого скверного омута. Она охотно копила те деньги. которые ей давали,, мечтая рано или поздно вновь отыскать своего Владика.
Он снился ей по ночам. Тот милый и нахальный мальчика, так удачно сыгравший роль Тома Сойера в их школьном спектакле. Но это было так давно.
Звонок ителефона отвлк её от мечтаний. Звонила дочь, спрашивала, как у неё дела.
Виктория Ивановна умсехнулшась. Лида была слишком уж заботливой дочерью. Она сумела найти хорошую работу и была рада этому. Виктория не хотела, чтобы дочь просиживала все дни в каком-нибудь офисе. Она вполне могла найти какого-нибудь приличного человека... и.
Поезд должен был прибыть на Павелецкий вокзал.
Лидия слегка волновалась. Она пошла, будить стариков, постучала в дверь последнего купе.
В купе слышались чьи-то недовольные голоса. Там явно что-то произошло. Она решительно открыла дверь своим вагонным ключом.
Старики лежали на своих полках с блаженными выражениями лиц. Они были счастливы и совсем не хотели просыпаться. Да они и не могли этого сделать.
Они были там со своим внуком, были там и старались не упустить ни единой секунды.
Владислав Иванович был рад, он почти добрался до столицы, и уже верил в свою неуязвимость. Сейчас он переедт в один из аэропортов, а оттуда рванёт в турцию, а там в какую-нибудь тихую страну.
Он был уверен, настолько уверен, что окончательно расслабился.
Поезд на перроне ожидала карета скорой помощи и группа людей в штатском. Они ждали именно одного человека.
Владислав Иванович всё понял. Он попытался побежать по перроону, но подскользнулся и подвернул себе ногу. Люди в штатскогм легко догнали его.
Ему так и не удалось пошиковать где-нибудь в Рио де Жайнеро на украденные у фирмы деньги. Не удалось обмануть судьбу. Он понимал, что в чём-то очень просчитался, но был отчегно-рал бесконечно рад своему проигрышу
Пассажира, занимающее третье по счёту купе звали Владиславом Ивановичем Левицким. Он теперь весь трепетал, отсчитывая мгновения до отхода поезда. Бегство почти удалось, вряд ли бы кто догадался о том, что он собирался бежать, и для конспирации взял и выкупил полностью всё купе.
Теперь оставалось только ждать. Его вряд ли могли остановить. И перед глазами Владислава Ивановича стала пробегать вся его жизнь, словно бы нелепо снятый и смонтированный узкоплёночный фильм.
Родители его были весьма зажиточными людьми. Они старались наполнить свою квартиру вполне законным уютом, Владислав был для них чем-то вроде случайно полученного приза, мать Владислава считала своего ына весьма талантливым ребёнком. А его отец был тому, что так ловко с первого «выстрела» попал в цель.
Он прямо-таки не ожидал от себя такой меткости. Его жизнь тоже катилась по своим рельсам. Левицкие жили в согласии друг с другом и, как могли, воспитывали своего сына.
Владислав теперь почти не вспомниал этих людей. Матиь и отец предали его, уйдя на тот свет слишкогм рано, оставив его наедине со страшным и совсем не любезным миром. Сам Владислав считал себя жертивой обстоятельств. Он слишком уж был избалован, чтобы прогжить свою жизнь честно.
Теперь те деньги, что он намеревался вывезтии за рубеж невольно предавали его. Он боялся их потерять, но ещё сильнее его страшила возмогжность потерять ещё и жизнь. В эти предновогодние дни совсем не хотелось думать о чём-то плохом. Но он думал, чувствуя вокруг призраки тех, кого он так легко предал.
Первой была его бессменная соседка по парте Виктория Ивановна Лаевская. Эта темноволосая девочка всегда ему оченьт нравилась. Она попросту сводила его с ума своей близолстью. Вика сразху выбилась в отличницы и стала украшением их сначала первого, а затем – всех последующих клоассов. Её родители были не в восторге от соседа её дочери по партье. Но Аика не спешила садиться за другую парту, она носила очки и была слишком начитанной и одновременно очень близорукой девочкой.
Владислав хищно усмехнулся. Он вдруг вспомнил, как учась в пятом классе, впервые оппытался представить Вику без её всегда чистенького и тщателшьно выглаженного школьного платьица. Учительница истолрии как раз рассказывала о том, как страдали древние египтяне строя своим фапаонам бещумнео дорогие и абсолютно бесполезные пирамиды. Вика была рядом и отчего-то очень густо краснела, стараясь не смотреть в сторону так же очень смущенного Владика.
В ту же самую ночь Владик увидел замечательный и волнующий сон. Ему снилась голенькая Вика. Нет, она не строила никаких пирамид, и даже не танцевала нагой на пиру у какого-нибудь древнеегипетского вельможи. Она просто перепрыгивала через скакаклку, и как-то печально совсем по-детски улыбаясь
На следующий день Владмик заболел. Он проболел почти две недели, стараясь вновь возбудить в себе какое-то особое чувство к своей сопартнице. Ему даже полумалось, что Вика вполне может стать его законной супругой. Мысль о том, что она стакнет подчиняться ему стало приятно греть ему душу.
Школа приобрела для него новый смысл. Он шёл туда не для того, чтобы ходить из одного кабинета в кабинет, а для того¸чтобы видеть Вику. Ему очень хотелось, чтобы дневная Вика внезапно стала ночной.
Родители не слишком одобряли его дружбу с одноклассниками. Лони считали всех его сверстниковы прирожденными ворами. Владик дорожил цветным телевизором самой последней модели, красивой заграничной стенкой, а ещё всем тем барахлом, которое его мать и отец распихали по шкафам.
Он чувствовал скебя маленьким властителем. Ему очень хотелось, чтобыв вокруг него вились толпы поданных. А он подобно древнему фараону посседал на троне со своей верной подругой.
Его мечты почти сбились. Вика решилась придти на его пятнадцатилетие и даже подарила ему небольшой сувенирчик ею самостоятельно сшитого маленького медвежонка. Владик тогда растерялся. Он гне знал, как должен был реагировать на этот подарок. Они с Викой отведали красивого и вкучного торта, выпили по несколько чашек чаю, а егеще пригубили довольно редкий столичный напиток.
Вика вся пылала от какого-то странного волнения. Словно бы она подобно древней израильской героини пришла в стан врагов и должна была отрубить голову их предводителю. Владик никоогда не сравнивал себя с Олоферном, да и в Вике не находилось ничего обшего с какой-тог счлишком уж строгой и чопорной Юдифью.
Весмь следующий месяц они сближались всё сильнее. Вика уже вся трепетала, предвкушая своё падение. Втайне от матери она прочла пару рассказолв одного французского писателя, чья фамилия была созвучна со словом монпансье. Монпансье Вика обожала с детства. Она даже доча видела перед собой Владика. Ей казалось, что она должна, просто обязана завершить их совместное обучение чем-то похожим на праздничный девятимайский салют.
Но всё пошло иначе. Владик в том событии сразу ушёл на второй план. Вика пониаала, что попала в западню, но думала не о себе, а о такой смелой и решительной Жанне Д, Арк. Ей казалось, что она совершает такой же подвиг, но спасает собой не Францию, а своего любимого Владика.
Это случилось в самую последнюю субботу мая. Вика тогда была уверена в одном, что её родители очень рассердятся, если эти негодяи порвут её Почётную Грамоту, а на её чистом лбу напишут отвратительное трёхбуквенное слово.
Их прикосновения ввызывали у неё тошноту, но она крепилась, боясь опозориться ещё сильнее. На какое-то время она почти преестала что-то слышать и оболнятьь. Ей было страшно за Владика. Тот лежал у её ног, как мёртвый и как-то странно вонял.
Она поникала, что Владик попросту упал в обморок, и совсем не повинен в той вони, что теперь от него исходит. Он ведь пытался защитить её, но эти парни сумели обезвредить его, словно бы глупого и вечно хнычузего Пьеро...
Они оставили их в покое только где-то через полдчаса. Вика так и не поняла, что ей надж было делать. Всё тело ныло от какой-то ранее незнаемой боли. Казалось, что её попросту передомали все кости. Вика тупо хлюпала носом и пыталась дотянуться до упавших на грязный пол трусов.
Ей на ум постоянно приходила милая американская деваочка, по воле судьбы оказавшаяся однофамилицей британскгого премьер-министра. Вика меньше всего хотела возвращаться в пустую квартиру. Её родители укатили с утра на дачу, а ей хотелось горькео и безнадёжно рыдать.
Владислав хищно ощерил свои наглые почти волчьи зубы. Он тогда совсем не думал о Вике. Ему было жаль своего новенького костюма, жаль портфеля, который подарил ему отец, а ещё больше жаль себя – такого красивогно и милого мальчика.
Он видел, как его воображаемого ферзя превращают в жалкую пешку. Вика теряла покров за покров и становиласчь какой-то слишком предсказуемой и скучной. Он предполагал, что рано или поздно она станет такой, стоимт ей уступить его настойчивым требованиям.
С этого дня они долго не встречались. Говорили, что Викины родители забрали документы дочери из школы, и что она поступила в какой-то необыкновенный техникум.
Владик больше не вспосминал о ней. Теперь он боялся взглянуть на верхнюю полку. Ему казалось, что там сидит всё таже прежняя Вика, сидит, совершенно голая и как-то наглог почти по-блядьски растягивает свои губы в улыбке.
Ему тогда повезло. Вика ничего не сказала о нём. А он сам долго не мог избавиться от мерзкого запаха. Казалось, что он попросту провонялся, как протухшая на солнце рыба.
Ему удалось окончить школу и даже поступить в институт. Он старался учиться вполне прилежно. К тому времени всё в стране стало постепенно ломаться. Через два года после путча умер его отец, а в год дефолта тихо скончалась мать.
Владик остался совершенно один. Он с трудом вписывался в новые реалии, стараясь привыкнуть идти напролом. Ему хотелось быть нужным. И он стал лебезить и пристраиваться словно бы какой-то малозначительный кораблик за более важным и нужным судном.
В один из вечеров накануне выходных он увидел свою первую любовь. Вика была не похожа саму на себя. Она представляла Диснеевскую Белоснежку в окружении каких-то странных людей, играбших роли гномов. Она пляссала, кокетничала с ними, а затем ложилась на какую-то слишком траурную кровать и искренне притворялась мёртвой. Гномы, словно бы жадныен насекомые стягивали с ненё всё, оставляя в полнейшем неглиже.
Владик потягивал довольно приторный и одновременно пьянящий коктейль и во все глза, глядя на ту, кого он когда-то считал своим маленькимм божеством.
Теперь он не хотел какой-нибудь новой встречи. Вика давным-давно стала для него призраком, как и предавшие его родители. Он не понимал, что эти люди сделали для него, почему позволили ему увидеть этот свет. Теперь он был бы рад смделаться жалким мертвецом, который вот-вот перешагнёт ту грань, которая отделяет этот и тот свет. Да, он отправлялся именно туда, в презираемый всеми Ад.
Поезд успел выехать за пределы города и весело заскользил по рельсам, словно бы фигурист-одиночник по льду.
Молодая и довольно красивая проводница недоумевала. Она была очень недовольна, что её смена выпадает именно на эти предновогодние дни.
Она оставила дома свою непутёвую мать. Лида хорошо знала биографию своей матери. Та была очень несчастна. Она почти ничеего не говорила своей дочери, но Лида о многом догадывалась.
Она знала, что её назвали в честь какой-то мультяшной героини, которая дружила с призраком. Сама Лида совершенно не собиралась дружить с какими-то инфернальными сущностями. Она вообще откровенно сторонилась и презирала мужчин, стараясь всегда држаться от них на расстоянии.
Особенно ей был неприятен человек, занявший купе номер три. Он был какой-то скользкий и казался очень напуганным. Лида проверила его регистарцию посмотрела в паспорт и почти забыла об его имени, отчестве и фамилии.
Мать, правда, рассказывала ей о каком-то гадком Владике, который предал её в таком далёком 1988 году.
- мТогда был День пограничника, дочка, - говорила мать вновь смешивачя дешёвое вино с водкой. –День пограничника.
Она сидела за столом, почти нагая совсем не стыдясь своего рыхлого тела. Лида боялась поверить в то, что её мама, когда-то была вполне ичстой и культурной девочкой и даже юыда влюблена в этого Владика.
Поезд между тем приближался к одной узловой станции. Тут должны были войти ещё два пассажира. Билеты у них были куплены на верхние полки в самом дальнем купе.
Лида надела шинель и вышла на перрон. Старуха и стрик выглядели очень древними, почти сказолчными персонажами. Лиджа удивилась, какя нужда подняла этих людей в дорогу.
- Внучок у нас в Москве в госпиттале лежит. Такая беда, дочка. Ой, беда. Деда своего я ведь не могу бросить. Он без меня и хату сжечь может. Такой стал забывчивый.
В руках у старухи был довольно старый потрёпаный чемодан. Старик шёл налегке, постоянно припадая на одну ногу.
- Как же вы на вторую полку-то полезете?
- Да, уж как-нибудь дочка. Бог поможет.
Лиде стало невыносимо стыдно. Она всвпомнила про того пассажира в третьем купе. Он один ехал один, а тут такие милые совершенно беспомошеные старики.
Владислав Иванович неторопливо трапезничал. Он поглощал бутерброды и фаршированные красной икрой варёные яйца. Чай он наливал из взятого в дорогу термоса.
Ему меньше всего хотелось видеть ту смазливую девчокнку. Черты её лица казались ему слишком уж знакошмыми, словно бы кто-то там, на небесах собирался свести его с ума.
Он теперь надеялся начать своюб жизнь с чистиого листа. Вырвать из неё все те дни, где он врал и лизоблюдничал. Хотел вновь сделаться милым вполне приличным мальчиком.
Но прошлое всё рвно напоминало о себе. Даже тут, в каком-то мареве, он видел всех тех, кого так легко и просто предал.
Эта проводница была слишком схожа с Викой Левицкой. Она словно бы специально дразнила его своей схожестью. Мысли Владика всё чазе и чаще цеплялись за милую фигурку проводницы, стараясь – пусть даже и мысленно – сорвать с неё мешающую ему униформу.
Он припомнил, как легко согласился получать от воображаемого Деда Мороза не вполне заслуженные им дары, как затем часто рыдал неполучая желаемого. Ему казалось, что жизнь его обманывает, делает откровенным дураком. Вот и теперь он страшно волновался.
За окнами поезда сгустилась ночь. Мимо пробегали редкие домишки и казалось, что кто-то недобрый норовит заглянуть в окно.
А сам Владислав Иванович чувствовал жуткий дискомфорт. Ему верещилась то Вика, то его так нелепо умершие родители. Он теперь был совершенно один в замкнутом пространстве, словно бы голодная крыса в наклухо запертом ящике.
Лида честно боролась с набегающей на неё сонливостью. Она уже успела пропылесосить дорожку, вскипятить воду в титане и теперь при неверном свете ночник4а читала довольно интереснй иностранный детективнеый роман.
Его написала всем известная англичанка, своим видом слегка напоминающая Екатерину Вторую. Лида не была поклонницей Агаты Кристи, но этот роман читала с большим увлечением. Роман назывался «Тайна голубого поезда». И Лиде не трепелось разгадать эту самую тайну.
Она отчего-то удивилась тому, с какой лёгкорстью у американеца оказались в бумажнике целых полмиллиона долларов. И кто бы стал тратить такие деньги на подарок дочуркке. Ей никто не дарил таких дорогих подарков, да и своего отца она совершенно не знала, получая вместо отцовской ласки довольно редкие денежные переводы.
Лида никогда не спарашивала свою мать, от кого именно она её зачала. Да и мама не спешила раскрывать пред дочерью тайну её рождения. Она попросту отмалчивалась, стараясь свести всё к забавной шутке.
Вика дочитала всё до той самой главы, когда обнаружидлсьб, что в одном из купе лежит мёртвая пассажирка. Лида поморщилась, она вдруг посчитала ссебя совершенной дурой. Ей было неприятно думать, что кому-то нравится писать книги о преступлениях. Она поспешила выйти из соего служебного купе и пройти по вагону.
Поезд прибывал в Тамбов.
Старики лежали на своих верхних полках. Им снились совершенно одинаковые сны. Им сснился их тридцатилетний внук, который шёл к ним вполне здоровый и весёлый на двух ногах.
Старики молча залились сщезами. Они плакали и старались выглядеть спокойными. Жизнь казалась им довольно скверным анекдотом, она попросту издевалась над ними, словно бы вздорная избалованная девчонка.
Им когда-то казалось, что их дочь делает большую глупость, выходя замуж за своего одноклассника и соседа по парте. Они, как могли, отговаривали свою дочь от этого роковогно шага. Но та их не послушалась, и свадьба – русть даже не такая шумная – состоялась.
Старики теперь погнимали, что их дочь оказалась права. Им даже нравился немногословный Андрей. Он не был каким-нибудь вундеркиндом, и легко вписался в слишком резко изменившийся мир. Дочь была за ним, как за каменной стеной.
Парень был явно рад тому, что выбрал из множества женщин одну единственную. Их отношения были какими-то почти романными, стареющие олдители даже удивлялись этому факту.
Теперь они ехали к своему единственному внуку. Даша порывалась ехать к сыну, но муж не пускал её. Им обоим было страшно увидеть его таким – бз ноги и с георгиевским крестом на груди. На ум приходил какой-то хитроватый мужик из давнишнего сериала. Он тоже получил георгиевский крест и ходил на деревянном протезе...
Сын не смог усилеть дома. Он был в чём-то прав. Но Дарья всё равно немного злилась на него. Она хотела видеть его злоровым и счастливым, а не таким жалким, каким , по её мнению, бывают все ветераны.
Она сама хорошо помнила этих печальных стариков. Когда-то ей приходилось приходть к ним домой и мыть полы. Старики были благодарны им за помощь.
Теперь она сама считала себя жалкой старухой.
Старики крепко спали.
Лида вернулась в своё купе. Ей кжасно хотелось в гредущем году обрести своё маленькое женское счастье. Хотелось, как можно быстрее расстаться с опостылевшим ей одиночеством.
Теперь она постаралась как можно скорее позвонить своей матери.
Виктория Ивановна погружалась в приятную дрёму. Она вновть видела себя красивой и вполне успевающей школьницей. Видела и того, кого уже в первом классе отчего считала своим будущим мужем.
Ей совсем не хотелось сидеть за одной партотй с какой-нибудь вздорногй девочкой. Владик был одет буквально с иголочки и держал в рукахз великолепный букет астр. А она сама волнительно оглядывалась по сторонам.
Тогда она была даже рада стать первоклассницуей. Что-то изенилось в е жизни. Вместо скучного и предсказуемого детского сада перед ней открывался совсем другой мир.
Она старалась понравиться Владику и всякий раз, идя в школу, думала, что идёт к нему на свидание. Она всегда думала, что спустя каких-то десять лет, понравится Владику настолько, что непрнеменно станет его женой.
Тот роковой майский день многое разрушил в их отношениях. Она ни в чём не обвиняла Владика, он честно пытался её защитить, но те хулиганы оказались сильнее и проворнее.
В их нетерпеливых руках она почувствовала маленькой испуганной куклой, она не могла ни крикнуть, ни вздохнуть, невольно дыша отвратительным запахом гниющей картошки.
Эти глшумливые недоумки слишком быстро добились своего. По телу Вики побежали стыдливые мурашки, она уже не так боялась потерять свою невинность, как боялась, что её такая чистая и красивая Почётная Грамота будет попросту затоптана в грязь.
Она теперь мало чем отличалась от испуганнного, лежащего на грязном полу Владика. А она сама, словно бы безгласная кукла испытывала все нечеловеческие муки.
После ей уже было не так стыдно оголяться перед мужчинами. Она понимала, что им нужна только её нагота. Ей было даже стыдно за свою лурцкую стыдливость. Если бы она была чуть смелее, то подарила это всё Владику.
Родители увезли её в соседний, более большой город. Владик теперь был в прошлом, словно бы потеряный на прогулке щенок. Она ьепербь боялась вспоминать о нём, считая себя слишком уж развратной и гадкой для своих неполных шестнадцати лет.
Ей не приходилось носить школьную форму, и её волосы теперь забавно курчавились, придавая ей сходства с одной известной заграничной актрисой.
На лице Вики всё чаще возникала мерзкая почти клоунская маска, а виесто дурацких хебешных трусов, а носила теперь гипбровые.
Её родители ушли теперь на второй план. Они могли наблюдать её падение со стороны. Они даже не удивились, когда она сказала, что будет работаь в ночном клубе и танцевать стриптиз.
В этом заведении она играла роль Белоснежки. В довольно нелдепом почти театральном костюме она играла роль милой непорочной принцесски. Белоснежка сначала заигрывала с низкорослыми, но довольно милыфми гномами, а затем позволяла им раздеть себя догола.
Так прошло почти десять лет. Вика даже не думала, что захолчет вырвыаться из этого скверного омута. Она охотно копила те деньги. которые ей давали,, мечтая рано или поздно вновь отыскать своего Владика.
Он снился ей по ночам. Тот милый и нахальный мальчика, так удачно сыгравший роль Тома Сойера в их школьном спектакле. Но это было так давно.
Звонок ителефона отвлк её от мечтаний. Звонила дочь, спрашивала, как у неё дела.
Виктория Ивановна умсехнулшась. Лида была слишком уж заботливой дочерью. Она сумела найти хорошую работу и была рада этому. Виктория не хотела, чтобы дочь просиживала все дни в каком-нибудь офисе. Она вполне могла найти какого-нибудь приличного человека... и.
Поезд должен был прибыть на Павелецкий вокзал.
Лидия слегка волновалась. Она пошла, будить стариков, постучала в дверь последнего купе.
В купе слышались чьи-то недовольные голоса. Там явно что-то произошло. Она решительно открыла дверь своим вагонным ключом.
Старики лежали на своих полках с блаженными выражениями лиц. Они были счастливы и совсем не хотели просыпаться. Да они и не могли этого сделать.
Они были там со своим внуком, были там и старались не упустить ни единой секунды.
Владислав Иванович был рад, он почти добрался до столицы, и уже верил в свою неуязвимость. Сейчас он переедт в один из аэропортов, а оттуда рванёт в турцию, а там в какую-нибудь тихую страну.
Он был уверен, настолько уверен, что окончательно расслабился.
Поезд на перроне ожидала карета скорой помощи и группа людей в штатском. Они ждали именно одного человека.
Владислав Иванович всё понял. Он попытался побежать по перроону, но подскользнулся и подвернул себе ногу. Люди в штатскогм легко догнали его.
Ему так и не удалось пошиковать где-нибудь в Рио де Жайнеро на украденные у фирмы деньги. Не удалось обмануть судьбу. Он понимал, что в чём-то очень просчитался, но был отчегно-рал бесконечно рад своему проигрышу
Рейтинг: +3
169 просмотров
Комментарии (2)
| Владимир Кулаев # 14 декабря 2023 в 19:49 +1 | ||
|
| Ирина Белогурова # 22 марта 2024 в 11:13 0 | ||
|
