Свои

[Скрыть] Регистрационный номер 0527844 выдан для произведения:


Как и все присутствующие здесь существа, мы с вами знаем о том, что на самом деле здесь происходит. Попытки многими описать действительность, были на самом деле вовсе не попытками. Поиски так называемого "света" в совершенно освещённом сосуде, это, знаете ли, своего рода даже игра. Однако, наши игры с действующей реальностью, она же так называемая нами наша жизнь, нечто иное и ничто иное, как провокация. Находясь, порой, почти исключительно, в своём личном и лично "исправленном воображении", мы не хотим, а затем уже и не можем исчислять своё истинное местонахождение....

Критериус Фактум.




Гретта

Ливр прогуливался по парку, погрузившись в ностальгию по своей первой жизни. Ровно двенадцать лет назад он принял судьбоносное решение. Тогда ему было всего двадцать два года. Он работал лаборантом у одного из самых известных и передовых учёных. Работала их группа над изучением альтернативных перемещений в пространстве. И вот однажды, после полугодовалого застоя, у них произошёл прорыв. Прорыв этот был теоретический, но ведь всё начинается с теории.

Формула, над которой учёные бились десятилетиями, наконец-то была завершена. И по теории, большой предмет с живыми существами можно было переместить на невероятные и даже непостижимые для человеческой психики расстояния. Проблема была в том, что проверить теорию можно было лишь на расстояния более трёх световых лет и, по всей вероятности, без возможности вернуться назад. А управлять перемещением должен был человек. Именно человеческий мозг был главной компонентой перемещения.

После недолгих прений с общественностью, корпорация, спонсировавшая открытие, нашла дыры в законодательстве. Подготовка к эксперименту, а затем и сам эксперимент были проведены. Весь мир следил за тем, как строится Гретта и набираются первопроходцы для прорыва в науке. Великолепный ковчег со всеми удобствами, рассчитанный на полторы тысячи людей, в дальнейшем должен был быть разобран и стать новым городом на новой экзопланете. Планету нашли максимально похожую на Землю, насколько это вообще возможно было знать заранее.

***

"...Дежурный помнил хорошо, что квантовая и любая другая физика — это лишь частное воображение. Однако справиться с поточной информацией так, чтобы отвергнуть её, лишь только пронаблюдав, он был, как и все, не в состоянии..." — Ливр захлопнул с досадой только что найденную в парке книгу. — "А разрисовали то как…" — Он упрекнул себя дважды: сперва за то, что схватился за первую попавшуюся книгу, а затем и за то, что её же в этом и обвинил.

Такая была жажда. Жажда инакомыслия. Уже второй год Ливр не смотрел телевизор, не слушал радио и людей, не ходил на концерты и собрания, он хотел "соскочить". Его предупреждал знакомый аналитик, что будет определённый постинформационный дискомфорт, но за этим словом стояла целая деятельность. Ливр "начинал засыхать" без цели и её осуществления. Потребность в движении была гораздо серьёзней любой абстиненции.

Доктор, практикующий теперь под двойным, а то и под тройным прикрытием, таким как он, был практически недоступным. А только он, опять же, как принято было считать, по наследству тайных знаний, мог провести эту линию, между предметом и отражением.

В этом мире, на первый взгляд похожем на нашу планету, было что-то не так с элементарной физикой. Зеркала, привезённые с земли, не отражали реальность, вернее отражали что угодно, кроме реальности. Местное солнце светило, но не освещало планету. Объяснить этот феномен пыталось всё сообщество, но к единому мнению так и не пришло. Более того, с каждым прожитым годом лампы светили всё тусклее, а местный огонь грел, и хотя его фиолетовые языки можно было различить, светлее от этого не становилось.

Ещё год назад достаточно было простой ультрафиолетовой лампы, чтобы чётко увидеть окружающие предметы. Но теперь фокус был потерян. Потерян из-за того, что одного ультрафиолета теперь было недостаточно. Нужен был ещё и порядок действий и, наконец, главное! состояние мыслей и настроения в отношении к самим этим лучам.

У Ливра была лампа, но свет она давала очень тусклый. К тому же он боялся узнать о себе всю правду. Однажды он увидел, как правая кисть его, подобно дыму, поглощалась светом лампы, и он испугался. Он боялся исчезнуть со знанием роковой принадлежности к несуществующим. Так называли людей, ставших похожими на тени, неспособных больше контактировать с земными предметами. Но, с другой стороны, ему так сильно хотелось обрести себя...




Большие городские прожекторы светили едва уловимым зелёным светом, наступала весна...

Не все были довольны цветом. И без того продолжительная борьба между партиями за цвета весны затянулась, и с каждым годом желающих видеть зелёную весну становилось всё меньше. Но это было лишь началом грядущих потрясений, давно и неотступно надвигающихся на поселение. Отмена зелёной весны могла поставить освещение поселения под вопрос, так как выбор цвета для следующей весны, как правило, всегда был весьма тяжёлым. Так было с выбором цвета для лета в седьмом году. Традиции теперь уже не устраивали практически никого. Сам принцип импровизации, исповедуемый передовыми распорядителями, был теперь настоящим условием освещения. И не потому, что не знали как удовлетворить самих поселенцев, а из-за экономии энергии. Об этом догадывались, а некоторые выступали прямо. Обличения эти, впрочем, ничем не грозили, так как провода были теперь спрятаны в сверхсовременных и недоступных шахтах. Май, однако, обещали розовый с перламутром. Все догадывались, кому нравится этот цвет….

Поселенцы, не любившие ни розового с перламутром, ни зелёного цвета, прятались на кухнях в тускло-красном. Не многие могли позволить себе инфра.

Рина

Молодая медсестра по имени Рина, уже почти двенадцать лет ухаживала за коматозными пациентами, условно оставшимися в живых после злополучного эксперимента. Тогда из полторы тысячи выжило всего триста пятьдесят два добровольца и число это с недавних пор начало уменьшаться. С момента провала эксперимента, мозговой деятельности у коматозных не было ни у кого, но отключать от аппаратов искусственного поддержания жизни добровольцев не собирались. Их сердца, несмотря на хороший уход, и все меры для сохранения тел, одно за другим просто отказывались биться. Уже осталось всего двести двадцать два спящих, как называли их в больнице.

Рина проводила в отделении почти всё своё время. Она отказывалась верить, что всё так и закончится. Был у неё один пациент, к которому она питала особые чувства, это был Ливр — двоюродный дядя, который был на девять лет старше её. Рина по долгу оставалась у его койки и молча держала за руку. Она не хотела верить в то, что больше никогда с ним не поговорит.

***

Ливру было не до весны и не до цветов. Он не мог правильно сосчитать свои песчинки. Нервничал и всё время сбивался: «А если потерялась, думал он, не будет полной картины…».

С большим трудом и неописуемым страхом, связанным с огромным риском, три года назад он достал семьсот семьдесят семь песчинок серебряного песка. В этом мире, на достаточно большом расстоянии от поселения, по рассказам исследователей местности, была загадочная идеально круглая неглубокая впадина, похожая на зеркальное озеро. Воды в этом озере не было, как и на всей изученной местности. Озеро покрывал песок похожий по составу на земное серебро.

За всё это время он воспользовался им всего три раза. Первый раз это произошло спонтанно. Ливр высыпал песок, чтобы его пересчитать. Провёл ладонью, равняя горку из песчинок… и вдруг песчинки сложились в картину. Это было лицо девушки очень похожей на его племянницу, только совсем повзрослевшей. Тогда в первые Ливр затосковал по прежней жизни. После этого случая Ливр, повторяя те же движения, неоднократно пытался снова увидеть чудо. Он ощущал нечто очень важное…, но что? Не мог понять. В любой день он мог, разложив песчинки пентаграммой, заглянуть в них и узнать…. Узнать то, что, большинство уже даже не помнит. Каждую неделю он открывал шкатулку и смотрел в задумчивости на судьбоносные гранулы, так и не решаясь открыть себя. Но он зачем-то стал пересчитывать их. Пересчитав однажды, он зациклился на этом, иногда успокаиваясь, иногда раздражаясь, в зависимости от результата пересчёта. С тех пор он не был уверен на все сто, что песчинок было полное число. Это просто бесило его. Руки его дрожали.

Возникали картины "закатывания и падения" заветных песчинок. Энергия тратилась в этих поисках не разумно большими порциями. Голова чесалась где-то внутри, хотелось выть. В такие моменты возникало желание войти в зеркальный коридор и... будь, что будет. Пишут же фантасты, что вошедшие в него не исчезают, а напротив обретают себе внешность и улетают будучи уже иными, знающими себя существами. Но есть и другие, которые описывают страшные мучения и кривлянья не нашедшие себя в отражении души…: «не поддающиеся воображению метаморфозы в необъективной крови решившихся на безумие». — Так Ливр думал про тех, кто решился на безумный поступок и ушёл в земные зеркала. Иногда они возвращались отражением и пугали новых владельцев зеркал. Да и сама "добровольность" прохождения по коридору была под большим подозрением.

Никто не видел ни коридора, ни даже контакта с зеркалом решившихся на отчаянный поступок. Статья о запрете приближаться ближе, чем на метр к зеркалу, в законе была словно черта, подчёркивающая уставы поселенцев, причём в большей степени воображаемая черта…

***

Ливр брёл по проспекту, не поднимая головы. Зелёные весенние человечки словно мысли мелькали какими-то нелепыми частями, набиваясь в сознание причудливыми картинами незнакомых и глупых ассоциаций фантазии… Размышления о зеркале, ультрафиолете и серебряном песке перемешались в его голове.

Он зашёл в свой дом, взял песок и включил ультрафиолетовую лампу около зеркала. В его голове мелькнул образ женской руки сотканной из серебряного песка, такой манящий, и жаждущий объятий.

Вот он, коридор. Ливр отчётливо его видел, тени мелькали внутри! Без единой мысли, находясь в состоянии полной отрешённости, он достал серебряный песок из мешочка и высыпал его на голову, затем шагнул в коридор…

P.S.: — Он очнулся! — Рина держала Ливра за руку и кричала на всё отделение. — Ливр очнулся. — Она нажала на красную кнопку и через минуту в палате было не протолкнуться от удивлённых лиц.