Смешная обида

   Петька Мацнев пришел домой, когда солнце уже спряталось за плоские крыши пятиэтажек. С силой захлопнул входную дверь, не расшнуровав, стянул с ног кроссовки, бросил на тумбу для обуви перчатки. Родители еще не возвратились из поездки в Турцию, и дома была только бабушка Антонина Павловна.

   - Петя, ты, что такой возбужденный?

   - Ничего, - буркнул внук, и с трудом сдерживая подкатившиеся к горлу слезы, ушел в свою комнату. Не снимая куртку, лег на заправленную кровать, и долго лежал, не включая свет, смотрел в темнеющий квадрат окна.

   Бабушка на кухне жарила пирожки: ароматный, дразнящий запах подогревал голод. Обида немного приутихла: захотелось высказать наболевшее.

   - Петя, иди кушать, я все разогрела, - позвала бабушка.

Петр встал, пошел на кухню.

   - Что случилось? Поругался с кем? – Антонина Павловна наливала внуку борщ в тарелку.

   - Да, этот Борька Смирнов, - попытался изобразить незначительность своей ссоры Петька.

   - Значит поругались. За что?

   - Он меня трусом назвал! Иди к девчонкам в классики играть! – внук попытался пародировать голос Смирнова. – Я по бревну на мопеде не поехал. Нас семеро было: только Борька и его дружок Вадик проехали. Я тоже мог, но у меня сцепление барахлило. Я не испугался, – соврал Петька, и еще ниже наклонился над суповой тарелкой.

   - Стоит так расстраиваться по пустяку! – Антонина Павловна гладила непослушные вихры внука мягкой ладонью. – Прости и забудь.

   Петька даже есть перестал.

   - Он меня перед всеми!... Трусом! …

   - Не одного тебя: сам говоришь пятеро не поехали, всех и назвал, – бабушка улыбнулась.

   - Всех, – согласился внук, - Но я не боялся, только сцепление.

   Старушка догадывалась: среди девчонок во дворе была и Люда, одноклассница Петра, живущая в соседнем доме. Видимо это  и задело внука.

   - Прости его Петя. Он, наверное, жалеет, что так сказал.

   - Кто Борька! Он пожалеет! Строит из себя героя!

   - А ты прости.  «Любите врагов своих, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящих вас и гонящих вас» - так говорил Иисус Христос. Твоя обида такая смешная, после этих слов.

   - Ничего он не понимает, твой Христос, - пробубнил обиженный внук и, не допив компот, ушел в свою комнату.

   Боль не забылась, и вскоре Петька поквитался с обидчиком. Борька Смирнов жил с матерью: отец их бросил пять лет назад. Свой старенький мопед он собрал сам по запчастям, и ставил на ночь возле сараев, пристегивая на цепь.  Мацнев рано утром незаметно подкрался, и пассатижами надкусил тросик газа. Радости от мести Петька не испытал: Борька, любивший лихачить, разогнался по улице, тросик расплелся в рубашке, и застопорил ручку газа. Смирнов врезался в дом. При падении вывихнул руку, и сломал ключицу. Но больше Борька переживал о своем «железном коне»: мопед после столкновения с кирпичной стеной превратился в груду железа. Смирнов понимал: на новый у матери нет денег. Все пацаны ходили в больницу проведывать своего вожака. Мацнев тоже пошел со всеми: он испугался, что Борька узнает причину своего падения.

   По бревну Петька все же проехал. Долго не решался: приезжал рано утром на стадион, когда никого не было, даже падал два раза. Через полгода родители Мацнева купили квартиру в центре города, в старой осталась жить Антонина Павловна. Петька приезжал к бабушке на выходные, но с Борькой виделся не часто. 

                                *   *   *

   «Чехи» напали на патрульный взвод в конце ущелья: подбили задний БТР, отрезав путь к отходу, и расстреляли взвод из гранатометов, как в тире. Этот район считался спокойным: обычное плановое патрулирование на трех бронемашинах. Хотя здесь в Чечне любой наряд мог стать последним. Бойцы, прикрываясь за стальные корпуса горевших машин, ответили автоматным огнем, но для затяжного боя силы были не ровны.

   - Отходим к «зеленке» - хрипло скомандовал старший лейтенант Волков, командир взвода.

   - Петька, за мной! – старший сержант Смирнов короткими очередями отстреливался от наседавших «чехов» прикрывал отход земляка.

   Смирнов в Чечне ветеран: служит уже полтора года. Только заканчивается у Бориса  служба срочная: он подал рапорт на поступление в военное училище, ждет вызов на экзамены. Три месяца назад в батальон пришло пополнение из добровольцев, и среди них Смирнов увидел Мацнева Петьку: земляка, с которым вырос в одном дворе!

   - Петька, ты!?

   - Я, товарищ старший сержант.

    - Ты что с горы упал! Какой я тебе сержант, зема! – искренне радовался Борис.

  Смирнов загорелый, уже сложившийся как мужчина рядом с хрупким, застенчивым Мацневым выглядел на десяток лет старше. Так и служат теперь в одном взводе.

   - Петька не отставай!

   - Я ранен, кажется, - Мацнев прилег на бок, прижался к холодному камню. Боли он совсем не чувствует, только жжет в левом боку и кровь …

  Смирнов наклонился над товарищем.

   - Как тебя угораздило! Держись, я перевяжу. – Борис зубами разорвал перевязочный пакет. Автоматные очереди и справа и слева.

   - Борька ты ранен? У тебя лицо в крови …

   - Пустяк: посекло осколками от камней. Смотри, поливают «чехи». Петька нас обходят, надо уходить, я тебя на себе понесу. Только ты держись!

  Старший сержант положил на плечи отяжелевшее тело друга. Почти два километра часто останавливаясь и отстреливаясь, нес Смирнов раненого Мацнева. Очередной привал, Борис отхлебнул из фляжки, вытер кровь с лица.

   - Борис ты прости меня, – бледными сухими губами прошептал Петр. – Это я тебе тросик перекусил тогда, помнишь?

   - Я догадался кто, и даже за что: Людку мне не простил, она со мной уехала.

   - Ты догадался и молчал!?

   - Конечно. Ты держись, брат, не засыпай. Мы еще таких девчонок найдем! Я видел Люду, когда в отпуск ездил: со вторым мужем развелась, ищет принца! В разговоре у нее одно слово – деньги! Много и любой ценой.

   - Ты догадался и молчал … - шептал Мацнев.

   -  Ты за гордыню меня наказал: нельзя смеяться над человеком даже если он смалодушничал. Ты потом проехал – значит, мужик! Судьба нас ведет, Петька с самого детства, чтобы сегодня быть вместе. Я в ВДВ просился не взяли: ключица не так срослась, попал в пехоту. У тебя богатые родители, мог откупиться от армии, но ты пошел служить, и сам попросился в Чечню. Держись, мы обязательно прорвемся! – Смирнов улыбнулся, обнажив крепкие зубы.

   Выстрелы стали затихать: «чехи» отстали, или уже некому отвечать? Как тихо, даже птицы не поют в лесу после боя. Тревожную тишину нарушил шум, сначала далекий, но с каждой секундой все отчетливее различался звон лопастей рассекающих воздух.

   - Вертушки! Слышишь, Петька! Наши вертушки!

  Мацнев уже не слышал: сознание покидало его. Белая пелена тумана застилала глаза, тело стало чужим, но он все шептал и шептал:

   - Ты прости меня, брат … прости …