Внученька моя незаметно выросла. Родители
забрали ее к себе. До этого по коммуналкам маялись, а тут, наконец, квартиру
получили – отдельную, двухкомнатную. Как раз к Нетточкиному первому классу,
удачно. Я, конечно, радовалась за них за всех. Особенно за внучку – наконец-то
будет жить, как положено, с матерью да с отцом. Ну, отец-то этот, то есть зять
мой, большой радости не вызывал – да куда ж денешься, какой уж есть! А в школу внучке,
понятно, надо там поступать: родители образованные, помогут и проконтролируют,
как положено. А мне куда уж – три класса образование…
Вот и осталась я
совсем одна. Не о ком заботиться, не с кем темные зимние вечера проводить.
Правда, я особенно-то себе расквашиваться не давала. Нечего, думаю, нюни
распускать! Летом Нетточка на все лето ко мне приедет. Опять дачу снимем – а
там столько хлопот, сама же буду ворчать, что некогда передохнуть! Главное –
зиму пережить… Ну, а что зима? Вечера длинные – так это даже хорошо. Сколько
всего успею сшить да связать любимой внученьке! Вот шелка японского купила – на
платье. Веселый такой – белый, красными горохами. Юбку сошью солнцем – хоть и
много материала уйдет, зато как красиво будет!..
Через месяц после
отъезда внучки получила я от Маруси очередной перевод – 10 рублей. Иду с почты,
а из глаз - слезы. Когда Нетточка у меня
жил, деньги вроде как родители ей переводили. А теперь, выходит, мне, на
бедность. Оно, конечно, понятно – дети должны заботиться о стареющих родителях…
Но обидно, что не заработала я себе приличную пенсию! Домой пришла – и давай
документы все перерывать. Только что их зря перекладывать с места на место! Не
хватает двух лет и десяти месяцев до семидесяти рублей, и все тут. А на 56
рублей 78 копеек уж больно скучно жить – такая у меня теперь была пенсия…Да и
от Марусиной семьи отрывать не хочется – у них тоже не лишние.
Вот и решила я выйти
на работу – уборщицей в строительный трест, благо через дорогу от дома. Ну а
что тут такого! Сил у меня достаточно, а работы я никогда никакой не боялась.
Маруся, правда, недовольна была:
- Зачем ты, мама,
пойдешь за другими грязь убирать, туалеты мыть – лучше я тебе больше высылать
буду!
- Нет уж, доченька, я
так решила. Мне и веселее, и пенсию, глядишь, нормальную заработаю. Я, может,
до ста лет проживу – а если и нет, так хоть год, но почувствую себя человеком.
А то всю жизнь пашу, а… - не получилось у меня фразу закончить, горло сдавило,
не разреветься бы…Хорошо, говорили по телефону, Марусе лица моего не видно. Я
воздуха глотнула и продолжаю:
- А что касается
туалетов, так я, доченька, в перчатках работать буду, не переживай.
И началась у меня
новая жизнь. Днем свои дела делаю, а вечером бегу на работу. Там время быстро
летит.
Работала я с
удовольствием! Не знаю, что там до меня убирался, но запущено все было ужасно.
Я и полы отдраила – все удивились, какие они светлые, оказывается, и в туалетах
порядок навела, и окна до блеска натерла. А еще и цветов из дома натащила –
уютно стало, хорошо!
Начальник мой, Николай
Иванович, нарадоваться не мог – с другого конца коридора завидит и рукой машет:
- Приветствую, Зоечка
Григорьевна! Как жизнь молодая?
- Да уж, скажете,
Николай Иванович, - молодая! Я Вас-то, поди, годков на десять старше.
- Это по паспорту,
Зоечка Григорьевна, это по паспорту… А по глазам Вашим – я бы и пятидесяти не
дал!
Смотрю, а Николай
Иванович-то вроде как интерес ко мне имеет…В галстуке стал на работу ходить,
ботинки блестят, а главное – волосы все время руками поправляет, это уж верный
знак, что понравиться хочет.
И знаешь, стало мне
как-то весело на душе! И внимание его так приятно! И зовут его как тебя…Ну,
это, конечно, ничего не значит. И вообще я ничего такого от жизни давно не жду
– но что-то во мне шевельнулось…Сама над собой подсмеиваюсь: прямо как «пень в
апрельский день»! На работу собираюсь – и так перед зеркалом встану, и эдак…И платье сшила новое – за два
вечера! И седину закрасила. К тресту подхожу – какое-то замирание в груди происходит.
Сама себе удивляюсь!
Как-то я не думала о
том, что у Николая Ивановича, наверное, есть жена. Ну, а что мне об этом думать – я ведь замуж за него не
собираюсь! Если честно, я тогда вообще ни о чем не думала – просто радовалась
жизни. Иду по улице – птиц слышу, цветам улыбаюсь. Как будто вдруг вспомнила,
что живу!
И вот в один
прекрасный день эта самая жена появилась… Меня лет на пятнадцать моложе – но
вся какая-то помятая, неумытая, нос на пол-лица, на голове гнездо, а ростом с
телеграфный столб! Смотрю, Николай Иванович сразу как-то уселся, пригнулся,
глаза спрятал. «Ну, - думаю, - вовремя ты, тетка, появилась». Все сразу встало
на свои места. Весна моя запоздалая, внезапно приключившаяся, в один день
закончилась, птицы охрипли, цветы отвернулись…
А Николай Иванович,
хоть и стушевался сначала, - а потом ничего! Опять гоголем ходит, покашливает,
подмигивает. А потом совсем осмелел – в гости стал проситься. А я и говорю:
- А приходите, Николай
Иванович – я пирогов напеку, чайку попьем с Зинаидой Игнатьевной.
- Как с Зинаидой
Игнатьевной?!
- А как Вы хотели! Не
могу же я Вас одного пригасить! Тем более, что жена у Вас такая замечательная,
видная женщина. / «За версту видать!» – это уж я про себя пошутила…/ Приходите
с Зиночкой завтра – буду ждать. Хотите, сама ей позвоню?
- Нет!!! – у Николая
Ивановича глаза из орбит повылазили, руками замахал, как в припадке.
- Да чего ж Вы так
испугались? Ну, не хотите – не буду звонить, сами приглашение передайте. Только
уж не подведите – а то кто пироги есть будет! Пропадут ведь!
Смех смехом, а дома-то
приуныла. «И чего, - думаю, - устроила! Придется теперь с этой каланчой целый
вечер неизвестно о чем беседовать. Да еще пирогами ее кормить». Но деваться
некуда. Квартиру вылизала – чтоб не ударить в грязь лицом. Пирогов напекла. Жду.
Звонок раздался – подпрыгнула, как на электрическом стуле! Так в пот меня и
бросило! В висках застучало, кровь к лицу прихлынула, руки задрожали. И говорю
сама себе: «Ты что, Зоя Григорьевна! Так и кондрашка хватит! Спокойно!»
Посчитала до десяти, подышала глубоко – и пошла открывать…
Надо сказать, для всех
троих это мероприятие стало испытанием. Начальник мой за вечер раз десять
окраску менял – как осьминог. То покраснеет, то побледнеет, то пятнами пойдет.
А я возьми да пошути:
- Что это с Вами,
Николай Иванович? Уж не аллергия ли на мои пироги?
А он, бедный, совсем
смутился, промычал что-то невразумительное. Боится – знает, что я остра на
язык.
Зинаида его пироги
молча ест и только глазам зыркает – то на муженька, то на меня. Чувствует,
что-то тут не то, а толком понять не может.
А мне вроде и смешно,
но и неуютно как-то. Уж быстрее бы ушли, что ли…
На следующий день
Николай Иванович меня удивил. Я ожидала увидеть его смущенным, а он – хоть бы
хны! Улыбается, шутит – и вроде как даже смелее ведет себя, чем раньше. Не
знаю, какие он выводы сделал и что себе надумал, но у меня к нему интерес
пропал. Не орел – одно слово! Да и как-то стыдно все это. Не про меня.
[Скрыть]Регистрационный номер 0191263 выдан для произведения:
Николай
второй?
Внученька моя незаметно выросла. Родители
забрали ее к себе. До этого по коммуналкам маялись, а тут, наконец, квартиру
получили – отдельную, двухкомнатную. Как раз к Нетточкиному первому классу,
удачно. Я, конечно, радовалась за них за всех. Особенно за внучку – наконец-то
будет жить, как положено, с матерью да с отцом. Ну, отец-то этот, то есть зять
мой, большой радости не вызывал – да куда ж денешься, какой уж есть! А в школу внучке,
понятно, надо там поступать: родители образованные, помогут и проконтролируют,
как положено. А мне куда уж – три класса образование…
Вот и осталась я
совсем одна. Не о ком заботиться, не с кем темные зимние вечера проводить.
Правда, я особенно-то себе расквашиваться не давала. Нечего, думаю, нюни
распускать! Летом Нетточка на все лето ко мне приедет. Опять дачу снимем – а
там столько хлопот, сама же буду ворчать, что некогда передохнуть! Главное –
зиму пережить… Ну, а что зима? Вечера длинные – так это даже хорошо. Сколько
всего успею сшить да связать любимой внученьке! Вот шелка японского купила – на
платье. Веселый такой – белый, красными горохами. Юбку сошью солнцем – хоть и
много материала уйдет, зато как красиво будет!..
Через месяц после
отъезда внучки получила я от Маруси очередной перевод – 10 рублей. Иду с почты,
а из глаз - слезы. Когда Нетточка у меня
жил, деньги вроде как родители ей переводили. А теперь, выходит, мне, на
бедность. Оно, конечно, понятно – дети должны заботиться о стареющих родителях…
Но обидно, что не заработала я себе приличную пенсию! Домой пришла – и давай
документы все перерывать. Только что их зря перекладывать с места на место! Не
хватает двух лет и десяти месяцев до семидесяти рублей, и все тут. А на 56
рублей 78 копеек уж больно скучно жить – такая у меня теперь была пенсия…Да и
от Марусиной семьи отрывать не хочется – у них тоже не лишние.
Вот и решила я выйти
на работу – уборщицей в строительный трест, благо через дорогу от дома. Ну а
что тут такого! Сил у меня достаточно, а работы я никогда никакой не боялась.
Маруся, правда, недовольна была:
- Зачем ты, мама,
пойдешь за другими грязь убирать, туалеты мыть – лучше я тебе больше высылать
буду!
- Нет уж, доченька, я
так решила. Мне и веселее, и пенсию, глядишь, нормальную заработаю. Я, может,
до ста лет проживу – а если и нет, так хоть год, но почувствую себя человеком.
А то всю жизнь пашу, а… - не получилось у меня фразу закончить, горло сдавило,
не разреветься бы…Хорошо, говорили по телефону, Марусе лица моего не видно. Я
воздуха глотнула и продолжаю:
- А что касается
туалетов, так я, доченька, в перчатках работать буду, не переживай.
И началась у меня
новая жизнь. Днем свои дела делаю, а вечером бегу на работу. Там время быстро
летит.
Работала я с
удовольствием! Не знаю, что там до меня убирался, но запущено все было ужасно.
Я и полы отдраила – все удивились, какие они светлые, оказывается, и в туалетах
порядок навела, и окна до блеска натерла. А еще и цветов из дома натащила –
уютно стало, хорошо!
Начальник мой, Николай
Иванович, нарадоваться не мог – с другого конца коридора завидит и рукой машет:
- Приветствую, Зоечка
Григорьевна! Как жизнь молодая?
- Да уж, скажете,
Николай Иванович, - молодая! Я Вас-то, поди, годков на десять старше.
- Это по паспорту,
Зоечка Григорьевна, это по паспорту… А по глазам Вашим – я бы и пятидесяти не
дал!
Смотрю, а Николай
Иванович-то вроде как интерес ко мне имеет…В галстуке стал на работу ходить,
ботинки блестят, а главное – волосы все время руками поправляет, это уж верный
знак, что понравиться хочет.
И знаешь, стало мне
как-то весело на душе! И внимание его так приятно! И зовут его как тебя…Ну,
это, конечно, ничего не значит. И вообще я ничего такого от жизни давно не жду
– но что-то во мне шевельнулось…Сама над собой подсмеиваюсь: прямо как «пень в
апрельский день»! На работу собираюсь – и так перед зеркалом встану, и эдак…И платье сшила новое – за два
вечера! И седину закрасила. К тресту подхожу – какое-то замирание в груди происходит.
Сама себе удивляюсь!
Как-то я не думала о
том, что у Николая Ивановича, наверное, есть жена. Ну, а что мне об этом думать – я ведь замуж за него не
собираюсь! Если честно, я тогда вообще ни о чем не думала – просто радовалась
жизни. Иду по улице – птиц слышу, цветам улыбаюсь. Как будто вдруг вспомнила,
что живу!
И вот в один
прекрасный день эта самая жена появилась… Меня лет на пятнадцать моложе – но
вся какая-то помятая, неумытая, нос на пол-лица, на голове гнездо, а ростом с
телеграфный столб! Смотрю, Николай Иванович сразу как-то уселся, пригнулся,
глаза спрятал. «Ну, - думаю, - вовремя ты, тетка, появилась». Все сразу встало
на свои места. Весна моя запоздалая, внезапно приключившаяся, в один день
закончилась, птицы охрипли, цветы отвернулись…
А Николай Иванович,
хоть и стушевался сначала, - а потом ничего! Опять гоголем ходит, покашливает,
подмигивает. А потом совсем осмелел – в гости стал проситься. А я и говорю:
- А приходите, Николай
Иванович – я пирогов напеку, чайку попьем с Зинаидой Игнатьевной.
- Как с Зинаидой
Игнатьевной?!
- А как Вы хотели! Не
могу же я Вас одного пригасить! Тем более, что жена у Вас такая замечательная,
видная женщина. / «За версту видать!» – это уж я про себя пошутила…/ Приходите
с Зиночкой завтра – буду ждать. Хотите, сама ей позвоню?
- Нет!!! – у Николая
Ивановича глаза из орбит повылазили, руками замахал, как в припадке.
- Да чего ж Вы так
испугались? Ну, не хотите – не буду звонить, сами приглашение передайте. Только
уж не подведите – а то кто пироги есть будет! Пропадут ведь!
Смех смехом, а дома-то
приуныла. «И чего, - думаю, - устроила! Придется теперь с этой каланчой целый
вечер неизвестно о чем беседовать. Да еще пирогами ее кормить». Но деваться
некуда. Квартиру вылизала – чтоб не ударить в грязь лицом. Пирогов напекла. Жду.
Звонок раздался – подпрыгнула, как на электрическом стуле! Так в пот меня и
бросило! В висках застучало, кровь к лицу прихлынула, руки задрожали. И говорю
сама себе: «Ты что, Зоя Григорьевна! Так и кондрашка хватит! Спокойно!»
Посчитала до десяти, подышала глубоко – и пошла открывать…
Надо сказать, для всех
троих это мероприятие стало испытанием. Начальник мой за вечер раз десять
окраску менял – как осьминог. То покраснеет, то побледнеет, то пятнами пойдет.
А я возьми да пошути:
- Что это с Вами,
Николай Иванович? Уж не аллергия ли на мои пироги?
А он, бедный, совсем
смутился, промычал что-то невразумительное. Боится – знает, что я остра на
язык.
Зинаида его пироги
молча ест и только глазам зыркает – то на муженька, то на меня. Чувствует,
что-то тут не то, а толком понять не может.
А мне вроде и смешно,
но и неуютно как-то. Уж быстрее бы ушли, что ли…
На следующий день
Николай Иванович меня удивил. Я ожидала увидеть его смущенным, а он – хоть бы
хны! Улыбается, шутит – и вроде как даже смелее ведет себя, чем раньше. Не
знаю, какие он выводы сделал и что себе надумал, но у меня к нему интерес
пропал. Не орел – одно слово! Да и как-то стыдно все это. Не про меня.