Ре минор, пожалуйста…

30 мая 2014 - Владимир Степанищев

«Белой акации гроздья душистые ночь напролет нас сводили с ума…». Ах, какая музыка, и слова-то…, пускай не Пушкин, не Есенин, да и по партитуре далеко не Чайковский вовсе, но там и там какая музыка! Какие-то двенадцать нот, семь октав и тридцать три буквы! Экое чудо - человек! При всем глубочайшем моем уважении и даже пиетете перед живописцами, ваятелями с архитекторами, а так же балеринами и балерунами, то есть перед всеми теми представителями искусств, единственно призванных отличать человеческую породу от породы горной, что воздействуют на чувства наши через глаз, - нет искусств выше литературы и музыки, то есть, ласкающих ухо наше. Наличествует некоторая божья справедливость в том, что хоть девять десятых всей информации, необходимой нам для жизни, получаем мы через зрение, - но девять десятых такого, без чего не живет душа наша – через слух. Где мой инструмент?! Проклятье! Пальцы - ровно крючья иль костыли чугунные - не гладят, не лобзают истосковавшиеся по ласке девственной белизны клавиши, а словно гвозди вгоняют… Эх-х…, старая колода! Да не здесь! Ниже! – ре минор - не ми!.. Три четверти… Тише…, тише левую…, люди спят… Вступление…

Целую ночь соловей нам насвистывал,
Город молчал и молчали дома.
Белой акации гроздья душистые
Ночь напролет нас сводили с ума…

   Экая сволочь…, песня эта, романс, черт бы его!.. вишь-ты как зацепил! – аж слеза по рыхлой, щетинистой временем, правильнее, - напрасно и беззубо щетинящейся на неумолимое время щеке… Воспоминания любви… Поэтично, но неверно. Воспоминания О любви?.. Конечно! Какие могут быть у собственно любви как таковой воспоминания? Ничто так не мертво, как вчерашняя любовь, а любовь юности и тем паче. Странно как… Я помню неодолимую силу того чувства, а вот лицо предмета чувства этого стерлось безвозвратно в неверной памяти… Милое личико, каких тысячи, фигурка точеная, какая у сотен и сотен…, бархатный голос, ласковый взгляд, трепетный шепот, горячие губы, звездное небо… Все это было, как и у всякого из нас, только вот…, только любовь-то была, жила во мне, похоже, совсем отдельно. Почему же это я любовь невидимыми рубцами на сердце помню, а очевидную с фотографии девочку нет? Не иначе тут воспоминания самой любви, а не О любви? Девочка жива (надеюсь и дай ей бог внучат), любовь мертва, а воспоминания… Странно все это…

Сад весь умыт был весенними ливнями,
В темных оврагах стояла вода.
Боже! Какими мы были наивными!
Как же мы молоды были тогда!..

   Молодость и есть любовь сама по себе, ей ненужно предмета для самовыражения. Всякое семя рождено на свет с простой целью - прорасти, будет ему теплое солнце с влажной землею иль нет. Один росток завянет, другой разветвится таким размахом, что тень на полмира - посторонись, но…, пусть на миг, вспыхнет в каждом сердце неизбежная всякому сердцу на земле… любовь. Смешно слушать тех стариков, что будто бы обрели ЕЁ лишь теперь, стоя нетвердой подагрической левой ногою в сырой могиле. Это невозможно, господа. Нет, я не против чувств ваших, верю как могу искренности их, помилуй меня Христос обвинить вас в зачем-то, может, для малодушного самообману всего лишь, клоунаде, - только не называйте это патологическое обстоятельство, случившееся с вами вслед или перед воспалением вашей простаты, святым непорочным именем. Любовь тождественна юности и с нею умирает навсегда, как в свой срок душистые гроздья эти.

Годы промчались, седыми нас делая.
Где чистота этих веток живых?
Только зима да метель эта белая
Напоминают сегодня о них…

   Хм… Мелодию-то наиграл кое-как, а жизни нет в ней - не звучит, не трепещет ни бледным пламенем угасающей свечи, ни бледным же ночным мотыльком над ним... Закрываю черную лаковую крышку инструмента, будто крышку гроба, смахиваю панихидную слезу с саванной щеки, но там… нету уж никакой слезы, да и не было ее вовсе. Плацебо. Старость даже плакать не умеет, не то что любить. Разумеется, старички плачут (к глазам их плачущим правда больше подходит сказуемое «слезятся», а не «плачут»), однако исключительно от боли, боли пусть физической или по безвозвратно утекшим годам своим, но от любви им не заплакать никогда вовеки. Закуриваю… Витиевато, загадочно танцует дым от сигареты меж чуть дрожащими пальцами-костылями, что не справились с простым романсом, с таким незатейливым но и тонким чувством его… Такая, как голубой дым этот, прошла и жизнь…, - витиеватая, загадочная… Сворачивала, куда хотелось ей одной, петляла, стелилась, вздымала, будто равная Богу, на поверку же оказавшись лишь дымом, как и сам этот Бог. Всегда ею правила страсть, любая страсть: будь то недостижимый достаток, зыбкое, но липкое тщеславие, карьера - лишь бы лучше других или простая похоть, сладострастие, но… любовь была только одна. Девушек было много - любовь одна и имя ей – юность.

В час, когда ветер бушует неистово,
С новою силою чувствую я:
Белой акации гроздья душистые
Невозвратимы, как юность моя…

Регистрационный номер №0217796

от 30 мая 2014

[Скрыть] Регистрационный номер 0217796 выдан для произведения: «Белой акации гроздья душистые ночь напролет нас сводили с ума…». Ах, какая музыка, и слова-то…, пускай не Пушкин, не Есенин, да и по партитуре далеко не Чайковский вовсе, но там и там какая музыка! Какие-то двенадцать нот, семь октав и тридцать три буквы! Экое чудо - человек! При всем глубочайшем моем уважении и даже пиетете перед живописцами, ваятелями с архитекторами, а так же балеринами и балерунами, то есть перед всеми теми представителями искусств, единственно призванных отличать человеческую породу от породы горной, что воздействуют на чувства наши через глаз, - нет искусств выше литературы и музыки, то есть, ласкающих ухо наше. Наличествует некоторая божья справедливость в том, что хоть девять десятых всей информации, необходимой нам для жизни, получаем мы через зрение, - но девять десятых такого, без чего не живет душа наша – через слух. Где мой инструмент?! Проклятье! Пальцы - ровно крючья иль костыли чугунные - не гладят, не лобзают истосковавшиеся по ласке девственной белизны клавиши, а словно гвозди вгоняют… Эх-х…, старая колода! Да не здесь! Ниже! – ре минор - не ми!.. Три четверти… Тише…, тише левую…, люди спят… Вступление…

Целую ночь соловей нам насвистывал,
Город молчал и молчали дома.
Белой акации гроздья душистые
Ночь напролет нас сводили с ума…

   Экая сволочь…, песня эта, романс, черт бы его!.. вишь-ты как зацепил! – аж слеза по рыхлой, щетинистой временем, правильнее, - напрасно и беззубо щетинящейся на неумолимое время щеке… Воспоминания любви… Поэтично, но неверно. Воспоминания О любви?.. Конечно! Какие могут быть у собственно любви как таковой воспоминания? Ничто так не мертво, как вчерашняя любовь, а любовь юности и тем паче. Странно как… Я помню неодолимую силу того чувства, а вот лицо предмета чувства этого стерлось безвозвратно в неверной памяти… Милое личико, каких тысячи, фигурка точеная, какая у сотен и сотен…, бархатный голос, ласковый взгляд, трепетный шепот, горячие губы, звездное небо… Все это было, как и у всякого из нас, только вот…, только любовь-то была, жила во мне, похоже, совсем отдельно. Почему же это я любовь невидимыми рубцами на сердце помню, а очевидную с фотографии девочку нет? Не иначе тут воспоминания самой любви, а не О любви? Девочка жива (надеюсь и дай ей бог внучат), любовь мертва, а воспоминания… Странно все это…

Сад весь умыт был весенними ливнями,
В темных оврагах стояла вода.
Боже! Какими мы были наивными!
Как же мы молоды были тогда!..

   Молодость и есть любовь сама по себе, ей ненужно предмета для самовыражения. Всякое семя рождено на свет с простой целью - прорасти, будет ему теплое солнце с влажной землею иль нет. Один росток завянет, другой разветвится таким размахом, что тень на полмира - посторонись, но…, пусть на миг, вспыхнет в каждом сердце неизбежная всякому сердцу на земле… любовь. Смешно слушать тех стариков, что будто бы обрели ЕЁ лишь теперь, стоя нетвердой подагрической левой ногою в сырой могиле. Это невозможно, господа. Нет, я не против чувств ваших, верю как могу искренности их, помилуй меня Христос обвинить вас в зачем-то, может, для малодушного самообману всего лишь, клоунаде, - только не называйте это патологическое обстоятельство, случившееся с вами вслед или перед воспалением вашей простаты, святым непорочным именем. Любовь тождественна юности и с нею умирает навсегда, как в свой срок душистые гроздья эти.

Годы промчались, седыми нас делая.
Где чистота этих веток живых?
Только зима да метель эта белая
Напоминают сегодня о них…

   Хм… Мелодию-то наиграл кое-как, а жизни нет в ней - не звучит, не трепещет ни бледным пламенем угасающей свечи, ни бледным же ночным мотыльком над ним... Закрываю черную лаковую крышку инструмента, будто крышку гроба, смахиваю панихидную слезу с саванной щеки, но там… нету уж никакой слезы, да и не было ее вовсе. Плацебо. Старость даже плакать не умеет, не то что любить. Разумеется, старички плачут (к глазам их плачущим правда больше подходит сказуемое «слезятся», а не «плачут»), однако исключительно от боли, боли пусть физической или по безвозвратно утекшим годам своим, но от любви им не заплакать никогда вовеки. Закуриваю… Витиевато, загадочно танцует дым от сигареты меж чуть дрожащими пальцами-костылями, что не справились с простым романсом, с таким незатейливым но и тонким чувством его… Такая, как голубой дым этот, прошла и жизнь…, - витиеватая, загадочная… Сворачивала, куда хотелось ей одной, петляла, стелилась, вздымала, будто равная Богу, на поверку же оказавшись лишь дымом, как и сам этот Бог. Всегда ею правила страсть, любая страсть: будь то недостижимый достаток, зыбкое, но липкое тщеславие, карьера - лишь бы лучше других или простая похоть, сладострастие, но… любовь была только одна. Девушек было много - любовь одна и имя ей – юность.

В час, когда ветер бушует неистово,
С новою силою чувствую я:
Белой акации гроздья душистые
Невозвратимы, как юность моя…

Сволочь

Отче наш. Молитва о воздаянии

Рейтинг: +1 388 просмотров

Кому понравилось произведение? >>

Комментарии (1)

Денис Маркелов # 30 мая 2014 в 12:41 0

Прекрасны и мелодия и стихи. Красиво, ажурно. Спасибо за эссе

RSS-лента комментариев