Рассказы странствовавшего. Глава 2

Глава 2.

Мой отец всю жизнь работал строителем. Он имел много строительных специальностей: от каменщика и плотника до слесаря трубоукладчика и висел на доске почета в своем Тресте, был бригадиром комплексной бригады по методу Злобина в свое время.
Работал он в строительном Тресте. Были такие крупные строительные организации во всех регионах и назывались они по региону: например, Брянск-строй-трест или Рязань-строй-трест. Трест состоял из специальных строительных управлений – СУ, которые специализировались на одном каком-нибудь виде работ: например, СУ-3 были отделочники, и штукатуров в этом СУ-3 было большинство; СУ-1 – каменщики, они возводили кирпичный каркас здания.
Если Трест брался за строительство дома-здания, то одно СУ сменяло другое на объекте. У трестов этих была раньше некоторая монополия на все строительства в регионах.
Но после известных событий (развала страны, смены политического строя) и наступления рыночной экономики, - крупные Тресты развалились, рассыпались. Некоторые СУ – закрылись совсем и распродали свое имущество (технику) и недвижимость, некоторые объединились и сохранили себя, но все-таки остались еще строительные организации, - превратившись в акционерные общества, в ОАО.
Так случилось, что большой Трест, где работал мой отец, тоже распался. И когда акционировали-приватизировали наше Специальное Строительное Управление, акции разделили между рабочими ССУ. Отец получил, как бригадир, Энное количество акций, больше чем простой рабочий. Так что я, по наследству, стал одним из акционеров ССУ, бывшего СУ-8 Регион-Треста.
Поэтому я так скоро нашел работу, меня приняли по профессии, отмеченной в трудовой книжке – плотником.
Раньше Спец СУ наше занималось исключительно «нулями», - то есть, приезжали рабочие бригады на вырытый котлован и начинали строить, возводить фундамент дома с подвалами и коммуникациями. Спец Су занималось и проводкой коммуникаций к будущему дому проводили водопровод и канализацию новую, которую подключали и соединяли с общей. СУ-8 так и называли в Тресте раньше – Регион-фундамент-строй.
Теперь же Спец ОАО, Спец-Строй-Управлению приходилось выживать среди конкуренции на строительном рынке. И брались за разные работы не по основной специализации. Например, работы по благоустройству вокруг новых домов, благо, опыт был и были даже специалисты по дорожным работам, прорабы. Потому что раньше, когда к новому дому вели водопровод, перекапывали улицы и дворы и дороги, и приходилось все обратно приводить в порядок: восстанавливать проезжую часть, бордюры и поребрики на тротуарах ставить.
Теперь же появилась целая бригада по благоустройству. И меня частенько в неё отправляли. Вагончик наш перевозили с объекта на объект, но непременно во время обеденного перерыва я рассказывал рабочим свои похождения-приключения. Приходили слушать мои рассказы и женщины из соседнего вагончика. Тогда мы строили вокруг супермаркета, еще только возведенного, подъездные пути, тротуары, площадки для парковки машин, начали даже с отмостки вокруг нового здания. Работы было много на целое лето, ну, минимум на месяца два, как мы думали, и рассказы мои имели успех у слушателей, знакомых рабочих, так что слушателями я не был «обижен».
 
Рассказ второй «Тангенс».

Многим из нас приходилось еще в школе изучать тригонометрию. И там, помните ли, есть такая величина, функция – тангенс. Так вот как рассказывал мне математик:
«Обычно говорится о треугольнике и об остром угле, но есть определение тангенса, как касательной прямой к окружности. Вот в этом меня поразило её загадочное таинственное поведение (функции тангенс), и это приводило меня в изумление (как представлю), почти в мистический страх от того что я заметил. В известный момент, при переходе в девяностый градус, тангенс, до той поры возраставший вверх, вдруг, с непостижимой быстротой обнаруживает то, что называется разрывом непрерывности, и затем удивительно ползет, а потом летит вниз, - это полет, недоступный для человеческого воображения. Но, что больше всего поразило мое юное школьное воображение и поражает до сих пор, (потому что ответов я не знаю), - что этот момент жуткого превращения тангенса совершенно неуловим.
Математика оперирует с воображаемым миром цифр и формул. Но он соотносится с миром реальным. И это выражается во времени. Время и пространство можно дробить сколько угодно: на минуты, секунды, на одну миллионную секунды, - сколько угодно. Но всегда это будут огромные куски микромира и тот таинственный переход – от возрастания в падение, этот таинственный момент - неуловим».
Так начинал свое пояснение мой талантливый приятель-знакомый, почти друг. Он обладал той быстротой, четкостью и понятливостью взгляда на мир, которые Бог посылает как редчайший дар художникам и писателям, раздает умным и искренно любящим жизнь людям. Его наблюдения были верны, а замечания остры и забавны, и никогда не были злые.
Приятель мой был другом «по-жизни». С ним я себя чувствовал в свободной компании. Знаете ли: есть у  местного поволжского народа, у марийцев такое словечко – «Ёлташ», что означает товарищ, друг. Но слово это пишется через и-краткую и «о»: Йолташ, а само слово составное из татарского. Первое слово – «Йол» - это вообще то «ноги», по-марийски. Как у татар товарищи бывают разного рода: товарищ по войне, товарищ по торговле, товарищ по пирушке…. Есть также и товарищ по путешествию, спутник. Он по-татарски  называется «киль-хардаш», и им очень дорожат, если он имеет все добрые качества своего звания. Тут же в языке марийцев совместилось – «ноготоварищ», путник идущий по жизни с тобой. Так вот: приятель мой как раз был чудеснейшим «киль-хардашем», а по-марийски Ёлташ.
К тому же он был талантливый поэт и математик, музыкант, и в то же время отчаянный «нюхач», токсикоман. Он со школы увлекся этим странным недугом-болезнью. К ним в школьный ВИА, вокально-инструментальный ансамбль, пришел парнишка с малолетки (отбывал наказание в детской колонии). А была в стране масштабная акция – борьба с алкоголизмом. Водка по талонам, спиртного нигде не достать. И тут нашелся человечек предлагающий «кайф» за дешево. Так получилось пристрастие. И чего только молодежь только не нюхала: клей БФ, ацетон, вплоть до бензина.
Став постарше мой приятель, Ёлташ нашел для себя новое – он стал нюхателем эфира - эфироманом и поэтом этого вещества - сернистого эфира, этого аптечного средства. Где он его брал другой вопрос. Но как он рассказывал об этом достойно поэтического описания, натура поэта сказывалась. Об ощущениях, сопровождающих вдыхание этого наркотика, он рассказывал так, как рассказывал о математической функции тангенса:
- Сначала, - говорил он, - неприятный, даже противный, сладко приторный запах эфира ты ощущаешь. Потом ты испытываешь страшное чувство недостатка воздуха, так, как будто ты задыхаешься в смертельном удушье.
Но мысль и инстинкт жизни, бывает, ничем не усыплены, ничем не парализованы. И вот, - совсем не «вдруг», без всяких границ и переходов, - я начинаю жить в блаженной стране Эфира, где нет ничего, кроме радостной легкости и вечного восторга, ты начинаешь жить в туманной действительности, всё видится через туман перед глазами. –
 - Часто, ложась на диван, говорил Ёлташ, - и, закрывая рот и нос ватной маской, пропитанной эфиром, я приказывал себе мысленно: Сознание не должно теряться сразу, заметь же, заметь, непременно заметь момент перехода в эту Нирвану…». И нет! Все попытки мои были бесполезны. Это… это непостижимо… это то самое, что происходит с Тангенсом в математике. Я плавно оказываюсь в тумане. –
Объяснение такое же, своего рода поэтическое, мой приятель Ёлташ дал мне на мой рассказ о моей первой любви, которая потрясающим для меня способом растаяла, как тает снег весной.
- Вот так же, мой друг, я думаю, неуловим и тот момент, когда любовь собирается либо уходить, либо хочет обратиться в тупую, холодную привычку. Так и семьи разводятся. Любовь достигла своего пика, душа твоя налилась до предела и пошла любовь на убыль, как тот тангенс, незаметно для тебя, и потом ушла совсем. –
__________________________
Вы скажете, как можно доверять словам такого наркомана-токсикомана? И вообще, почему я связался с ним, да еще и назвал его своим товарищем, Ёлташем?
Более того я расскажу, как он жил в те годы (не дни, недели, а годы) своего сильного «запоя», если можно назвать так приверженность к токсикомании: «Он жил в общежитии, когда после школы, его, как хорошего ученика взяли в институт почти без экзаменов, прошел собеседование по основным предметам, по математике, так как поступал на физмат.
Так вот, все знают, какие бывают наши «общаги» это длинный коридор и общая кухня с несколькими плитами, с холодильниками, общая ванная была на каждом этаже. Полная коммунальщина. А было время такое: когда по телевизору заряжали энергией банки с водой и стадионы собирали приезжие экстрасенсы. Таким же экстрасенсом прослыл и мой Ёлташ. Он был «под кайфом», и имел склонность ночью ходить по комнате общей кухни, довольно просторной, от окна к дверям взад и вперед. В рукаве была свернута газета или чаще всего лист глянцевого журнала. Там была «заряженная» порция его «наркоты». В то время он увлекся «ацетатами», это часто был лак содержащий ацетон и другие «опиаты», иногда лак был на спиртовой основе, но это второстепенный вопрос, кстати, которым Ёлташ мне сильно надоедал – объясняя в подробности свою «науку» правильного «употребления опиатов».
Так вот, прослыл он таким-неким всезнающим, проницателем душ и правильным советчиком. Днем он учился, ходил на пары, в выходные нашел подработку и ходил на работу, грузчиком-логистиком на большие склады, где без него обходиться не могли, поскольку он все просчитывал быстро, математик же.
«Хожу, - говорит, - однажды взад и вперед по длинной общей кухне, в общаге тишина, а туалет рядом и кто-нибудь да ходит по ночам, и заходит на кухню выпить водички и видит меня. «Сон, - говорит, - приснился мне!» - и рассказывает мне свой сон. А я отвечаю, - заболеешь мол, и тем-то и там-то. Другой человек еще что-то спросит, о матери своей оставшейся в деревне: ему совет поехать в выходные и помочь там в огороде, да и забор, мол, упал у него. И так далее, - это как бесплатная консультация у экстрасенса была. А главное сходилось почти всё! И тот, приехав к матери в деревню, находил свалившийся забор, - ну, как я мог знать? И болезнь тоже приходила, именно та и так, как я говорил!
Короче стали ко мне по ночам приходить специально. А я без допинга не мог ничего сказать. Вечером меня спрашивали или днем, я вообще без понятия, - какой там экстрасенс, мне бы формулы выучить и вообще я был в учебе на хорошем счету. Но вот наступала ночь и я, достав необходимый «допинг», приготавливал себе трубочку из свернутого листа журнала, клал её в рукав, специальной для этого рабочей спецовки с широким рукавом, и шел в кухню, ходить. Не проходило и полчаса, заходил один, мы беседовали, и я, вдруг, начинал быть в курсе всего и вся, и про преподавателей, который плохой, и который будет спрашивать и даже что спросят на зачёте! Ужас, я сам себе удивлялся. Вот как было!»
______________________________
Это то, что касается «отрицательной» стороны моего Ёлташа. А почему он стал мне товарищем, другой вопрос.
Знаете про 90-ые, о которых часто в фильмах показывают негативно. Тогда была, якобы, война преступных группировок и грабили и убивали, и рэкет процветал, и бизнесменов утюгами жгли, чтобы деньги отдал грабителям.
Так вот, - друзья познаются в беде. Так я, познакомившись со своим будущим Ёлташем, относился к нему с усмешкой. Окончив свой ВУЗ работу он тогда не нашел, а по объявлению приехал, как и я, в эту «фирму», организацию и работал подсобным рабочим, «могу копать – могу подержать», принеси-унеси. А я работал плотником, и его давали мне в помощники. Но нам случилось вместе пережить настоящую «беду».
____________________
Конни Мейсон написала замечательный пролог к своему произведению о Золотой лихорадке.
 
Сиэтл, 16 июля 1897 г.
Золото! Золото! Золото! Сегодня все жители города повторяют это завораживающее слово. И неудивительно, ведь в три часа утра в акваторию порта вошел пароход «Портленд», следующий из Сент-Майкла и имеющий на борту около двух тонн чистого золота.
Когда корабль пришвартовался, встречающие приветствовали его криками: «Покажите нам золото!» – и пассажиры, снисходительно улыбаясь, поднимали вверх свои увесистые мешки.
Репортеры «Сиэтл Пост-Интеллидженсер» в своих заметках особенное внимание уделили оптимизму старателей и их желанию как можно скорее вернуться назад, к золотоносным участкам.
Сутки спустя эта новость облетела весь мир. Нескончаемый поток американцев, канадцев и европейцев устремился на север с единственной целью – разбогатеть!
________________
 
Фирма наша была организованной артелью старателей намывавших золото в речках на севере Иркутской области и на юге Якутии. По объявлению брали сезонных рабочих, чтобы копать шурфы, таскать оборудование. Раньше всё было государственным и найдя относительно добычливое месторождение, государственные организации ставили драгу на промывание камней и песка, а для рабочих строились временные домики - «балкИ». Вот по строительству деревянных домов и складов для оборудования я и работал плотником. Фирма содержала основных и нужных рабочих, предоставляя на нерабочий сезон на зиму жительство в гостинице.
Нас посылали иногда со старателями вглубь тайги, чтобы мы искали, брали пробы и прочее, в разведку. И конечно можно было рассказать многочисленные истории, когда во времена приватизации и определенной свободы, в деле старательском были стычки и между людьми алчными, до золота охочими. Но я не Джек Лондон, хотя слышал много, а расскажу только о себе.
Мы попали вместе с моим Ёлташем в бригаду старателей, в которой я знал только старшего, остальных набрали «по объявлению», а это были те самые «алчные люди», некоторые даже судимые. В количестве 6 человек были мы заброшены в девственную тайгу около маленькой речушки-ручейка, в котором были уже давно взяты пробы и установлено наличие малых количеств песка золотого. Надо было прокопать на берегу в известных местах шурфы, чтобы напасть на «жилу». Вот таким трудом мы и занимались. Я строил треноги-подвески с блоком для веревки, на мне была ответственность организовать и отдых. Я умел построить временное жилье – не шалаш, а нормальный домик с нарами-лежанками, так как мы должны были тут в лесу задержаться надолго. В речке тоже мыли своими «совками» камешки и песочек «старатели», пытающиеся разбогатеть, найдя золото. Все что приносили с собой бригады с «полей», сдавали в фирме на вес и на пробу – получая отдельные от зарплаты денежки. Рассказывали, что кому-то везло и удавалось находить самородки в речках. Поэтому нам с Ёлташем помогали мало, все были заняты поисками золота в реке – кто мыл, а кто-то ходил и камешки перебирал! и мы строили вдвоем, и балок и лежанки.
Вот и случилось, что поругались за самородок наши «по объявлению», одного убили, один был ранен ножом, а остальные бежали вниз по течению, надеясь дойти до жилья. Конечно, была большая драка со стрельбой. И как в фильмах вы можете посмотреть – а сейчас ставят такие фильмы и показывают по телевизору, - было таежное побоище. Захвачено было оружие в виде охотничьих карабинов. Убили друг друга и старшего нашего убили тоже – вот так мы остались с Ёлташем в тайге на природе выживать. Никуда далеко отойти от места посадки, вертолетной площадки, нам было нельзя уходить. И пусть кто-то убегал по течению речки или, ориентируясь по одному ему известным ориентирам, в тайгу, - мы остались около своего балкА. Вот и проверка.
Как мы выживали целый месяц, а это 30 дней, за это время мы ссорились, в частности за трупы, которые можно было закопать, а я же пытался их сохранить. В конце-концов, победил я – и убитых наших: старшего и его помощника, мы положили в яму, вырытую у самой воды, заложили камнями. Холодная вода сохранила их.
Но вот жить и питаться в тайге вдвоем, конечно, было нелегко, у нас кроме топора и ножа ничего не было. Вот смекалка и знания трав и растений нам помогали. Мы должны были спать по очереди, как бы не пришли наши «по объявлению» «больные лихорадкой».
Только через месяц фирма прислала к нам вертолет.
А вы говорите – почему я назвал его другом, этого «наркомана»-токсикомана. В тайге мы работали с ним еще два сезона, кроме этого, и подружились, окончательно узнав друг друга так хорошо, что были будто бы родными, советовались во всем, делились всеми своими переживаниями. Было следствие, и нас вызывали всю зиму в милицию на допрос, а на суде мы были свидетелями – двоих грабителей и убийц, любителей золота, поймали в первых же поселках, куда они вышли из тайги. Только потом фирма, уже надеясь на нас, решительно брала нас к себе на работу. Но я более двух сезонов не выдержал и ушел, уволился и поехал в другой город и на другую работу.
С изменениями, которые пришли в новое время: с изменением политического строя, изменением законов и так далее, - неизвестно чем могла закончиться моя работа на старательской ниве «презренного металла», из-за которого люди во все времена сходили с ума, заболевали психически и совершали разные злые дела вплоть до войн.
- Чем может закончиться этот сезон, если снова и снова к нам набирают «по объявлению», - сказал я как-то своему другу, Ёлташу.
- Ну, это только Богу известно, как говорят, - сказал мне Ёлташ. – А так как бога нет, то никому неизвестно, - констатировал он, во время нашего последнего разговора.
В отличие от него, я к Богу относился противоположно, и молился не тайно, а даже в его присутствии читал «Отче наш», к чему он относился с некоторой иронией, но не насмешливо, а скорее с жалостью.
Сохранились в памяти его философствования: Ёлташ безусловно был интеллектуально развитым лучше меня, несмотря на то, что многие из нас посчитали бы его «опустившимся» - он же бросил свой физико-математический факультет и работал подсобником и пристрастился к своеобразной «пьянке», изредка, но продолжал токсикоманить.
Рассуждения его свидетельствовали, что все-таки он не утратил интеллектуальности нисколько. Как я знаю его, - Ёлташ обладал большой волей и большим самообладанием. Он никогда не снисходил до жалости, ведь позднее, когда мы доверились друг другу до дружбы, он рассказал мне из своего прошлого серьезные интересные случаи. Как он поступал со своими согрупниками музыкантами – увольняя явно бездарных без жалости. И потом в институте в студенческих разборках он не давал спуску….
И еще, из философии, я могу сказать: Есть неизбежно в дружбе двух людей, нашедших свою истинную, инстинктивно мечтанную дружбу, - если не сказать любовь, которая в греческом языке обозначается совсем другим словом. Известно, что есть 4 слова в греческом языке: эрос, филия, сторге. Так вот последнее – Агапэ – это о высшей степени любви.
Человеку радостно взирать, смотреть на своего друга, как на божество, снизу вверх – превозносить его. Для меня было интересно, что любой вопрос Ёлташ мог осветить, подробно растолковать. А он смотрел, как в моих руках мелькал топор плотницкий, и, казалось бы, из ненужной палки получается шедевр, который в соединении обнаруживал – постройку: я соединял между собой бревнышки для стен в «ласточкин хвост».
А тут, в такой искренней дружбе получается: желая достичь уровня своего «идола», невольно друг начинает думать как он, говорить его словами, перенимать его вкусы и привычки. Все время сравнивая свои дела со словами: а как бы друг поступил и сделал? Вот до чего доросла у нас дружба.
Поэтому и расставались мы тяжело. Ёлташ проводил меня до вокзала, немного молча посидел со мною в зале ожидания и ушел, не дожидаясь отправления поезда. А я остался еще целый час ждать объявления о поезде.
Конец.

© Copyright: Сергей Чернец, 2017

Регистрационный номер №0378968

от 9 марта 2017

[Скрыть] Регистрационный номер 0378968 выдан для произведения: Глава 2.

Мой отец всю жизнь работал строителем. Он имел много строительных специальностей: от каменщика и плотника до слесаря трубоукладчика и висел на доске почета в своем Тресте, был бригадиром комплексной бригады по методу Злобина в свое время.
Работал он в строительном Тресте. Были такие крупные строительные организации во всех регионах и назывались они по региону: например, Брянск-строй-трест или Рязань-строй-трест. Трест состоял из специальных строительных управлений – СУ, которые специализировались на одном каком-нибудь виде работ: например, СУ-3 были отделочники, и штукатуров в этом СУ-3 было большинство; СУ-1 – каменщики, они возводили кирпичный каркас здания.
Если Трест брался за строительство дома-здания, то одно СУ сменяло другое на объекте. У трестов этих была раньше некоторая монополия на все строительства в регионах.
Но после известных событий (развала страны, смены политического строя) и наступления рыночной экономики, - крупные Тресты развалились, рассыпались. Некоторые СУ – закрылись совсем и распродали свое имущество (технику) и недвижимость, некоторые объединились и сохранили себя, но все-таки остались еще строительные организации, - превратившись в акционерные общества, в ОАО.
Так случилось, что большой Трест, где работал мой отец, тоже распался. И когда акционировали-приватизировали наше Специальное Строительное Управление, акции разделили между рабочими ССУ. Отец получил, как бригадир, Энное количество акций, больше чем простой рабочий. Так что я, по наследству, стал одним из акционеров ССУ, бывшего СУ-8 Регион-Треста.
Поэтому я так скоро нашел работу, меня приняли по профессии, отмеченной в трудовой книжке – плотником.
Раньше Спец СУ наше занималось исключительно «нулями», - то есть, приезжали рабочие бригады на вырытый котлован и начинали строить, возводить фундамент дома с подвалами и коммуникациями. Спец Су занималось и проводкой коммуникаций к будущему дому проводили водопровод и канализацию новую, которую подключали и соединяли с общей. СУ-8 так и называли в Тресте раньше – Регион-фундамент-строй.
Теперь же Спец ОАО, Спец-Строй-Управлению приходилось выживать среди конкуренции на строительном рынке. И брались за разные работы не по основной специализации. Например, работы по благоустройству вокруг новых домов, благо, опыт был и были даже специалисты по дорожным работам, прорабы. Потому что раньше, когда к новому дому вели водопровод, перекапывали улицы и дворы и дороги, и приходилось все обратно приводить в порядок: восстанавливать проезжую часть, бордюры и поребрики на тротуарах ставить.
Теперь же появилась целая бригада по благоустройству. И меня частенько в неё отправляли. Вагончик наш перевозили с объекта на объект, но непременно во время обеденного перерыва я рассказывал рабочим свои похождения-приключения. Приходили слушать мои рассказы и женщины из соседнего вагончика. Тогда мы строили вокруг супермаркета, еще только возведенного, подъездные пути, тротуары, площадки для парковки машин, начали даже с отмостки вокруг нового здания. Работы было много на целое лето, ну, минимум на месяца два, как мы думали, и рассказы мои имели успех у слушателей, знакомых рабочих, так что слушателями я не был «обижен».
 
Рассказ второй «Тангенс».

Многим из нас приходилось еще в школе изучать тригонометрию. И там, помните ли, есть такая величина, функция – тангенс. Так вот как рассказывал мне математик:
«Обычно говорится о треугольнике и об остром угле, но есть определение тангенса, как касательной прямой к окружности. Вот в этом меня поразило её загадочное таинственное поведение (функции тангенс), и это приводило меня в изумление (как представлю), почти в мистический страх от того что я заметил. В известный момент, при переходе в девяностый градус, тангенс, до той поры возраставший вверх, вдруг, с непостижимой быстротой обнаруживает то, что называется разрывом непрерывности, и затем удивительно ползет, а потом летит вниз, - это полет, недоступный для человеческого воображения. Но, что больше всего поразило мое юное школьное воображение и поражает до сих пор, (потому что ответов я не знаю), - что этот момент жуткого превращения тангенса совершенно неуловим.
Математика оперирует с воображаемым миром цифр и формул. Но он соотносится с миром реальным. И это выражается во времени. Время и пространство можно дробить сколько угодно: на минуты, секунды, на одну миллионную секунды, - сколько угодно. Но всегда это будут огромные куски микромира и тот таинственный переход – от возрастания в падение, этот таинственный момент - неуловим».
Так начинал свое пояснение мой талантливый приятель-знакомый, почти друг. Он обладал той быстротой, четкостью и понятливостью взгляда на мир, которые Бог посылает как редчайший дар художникам и писателям, раздает умным и искренно любящим жизнь людям. Его наблюдения были верны, а замечания остры и забавны, и никогда не были злые.
Приятель мой был другом «по-жизни». С ним я себя чувствовал в свободной компании. Знаете ли: есть у  местного поволжского народа, у марийцев такое словечко – «Ёлташ», что означает товарищ, друг. Но слово это пишется через и-краткую и «о»: Йолташ, а само слово составное из татарского. Первое слово – «Йол» - это вообще то «ноги», по-марийски. Как у татар товарищи бывают разного рода: товарищ по войне, товарищ по торговле, товарищ по пирушке…. Есть также и товарищ по путешествию, спутник. Он по-татарски  называется «киль-хардаш», и им очень дорожат, если он имеет все добрые качества своего звания. Тут же в языке марийцев совместилось – «ноготоварищ», путник идущий по жизни с тобой. Так вот: приятель мой как раз был чудеснейшим «киль-хардашем», а по-марийски Ёлташ.
К тому же он был талантливый поэт и математик, музыкант, и в то же время отчаянный «нюхач», токсикоман. Он со школы увлекся этим странным недугом-болезнью. К ним в школьный ВИА, вокально-инструментальный ансамбль, пришел парнишка с малолетки (отбывал наказание в детской колонии). А была в стране масштабная акция – борьба с алкоголизмом. Водка по талонам, спиртного нигде не достать. И тут нашелся человечек предлагающий «кайф» за дешево. Так получилось пристрастие. И чего только молодежь только не нюхала: клей БФ, ацетон, вплоть до бензина.
Став постарше мой приятель, Ёлташ нашел для себя новое – он стал нюхателем эфира - эфироманом и поэтом этого вещества - сернистого эфира, этого аптечного средства. Где он его брал другой вопрос. Но как он рассказывал об этом достойно поэтического описания, натура поэта сказывалась. Об ощущениях, сопровождающих вдыхание этого наркотика, он рассказывал так, как рассказывал о математической функции тангенса:
- Сначала, - говорил он, - неприятный, даже противный, сладко приторный запах эфира ты ощущаешь. Потом ты испытываешь страшное чувство недостатка воздуха, так, как будто ты задыхаешься в смертельном удушье.
Но мысль и инстинкт жизни, бывает, ничем не усыплены, ничем не парализованы. И вот, - совсем не «вдруг», без всяких границ и переходов, - я начинаю жить в блаженной стране Эфира, где нет ничего, кроме радостной легкости и вечного восторга, ты начинаешь жить в туманной действительности, всё видится через туман перед глазами. –
 - Часто, ложась на диван, говорил Ёлташ, - и, закрывая рот и нос ватной маской, пропитанной эфиром, я приказывал себе мысленно: Сознание не должно теряться сразу, заметь же, заметь, непременно заметь момент перехода в эту Нирвану…». И нет! Все попытки мои были бесполезны. Это… это непостижимо… это то самое, что происходит с Тангенсом в математике. Я плавно оказываюсь в тумане. –
Объяснение такое же, своего рода поэтическое, мой приятель Ёлташ дал мне на мой рассказ о моей первой любви, которая потрясающим для меня способом растаяла, как тает снег весной.
- Вот так же, мой друг, я думаю, неуловим и тот момент, когда любовь собирается либо уходить, либо хочет обратиться в тупую, холодную привычку. Так и семьи разводятся. Любовь достигла своего пика, душа твоя налилась до предела и пошла любовь на убыль, как тот тангенс, незаметно для тебя, и потом ушла совсем. –
__________________________
Вы скажете, как можно доверять словам такого наркомана-токсикомана? И вообще, почему я связался с ним, да еще и назвал его своим товарищем, Ёлташем?
Более того я расскажу, как он жил в те годы (не дни, недели, а годы) своего сильного «запоя», если можно назвать так приверженность к токсикомании: «Он жил в общежитии, когда после школы, его, как хорошего ученика взяли в институт почти без экзаменов, прошел собеседование по основным предметам, по математике, так как поступал на физмат.
Так вот, все знают, какие бывают наши «общаги» это длинный коридор и общая кухня с несколькими плитами, с холодильниками, общая ванная была на каждом этаже. Полная коммунальщина. А было время такое: когда по телевизору заряжали энергией банки с водой и стадионы собирали приезжие экстрасенсы. Таким же экстрасенсом прослыл и мой Ёлташ. Он был «под кайфом», и имел склонность ночью ходить по комнате общей кухни, довольно просторной, от окна к дверям взад и вперед. В рукаве была свернута газета или чаще всего лист глянцевого журнала. Там была «заряженная» порция его «наркоты». В то время он увлекся «ацетатами», это часто был лак содержащий ацетон и другие «опиаты», иногда лак был на спиртовой основе, но это второстепенный вопрос, кстати, которым Ёлташ мне сильно надоедал – объясняя в подробности свою «науку» правильного «употребления опиатов».
Так вот, прослыл он таким-неким всезнающим, проницателем душ и правильным советчиком. Днем он учился, ходил на пары, в выходные нашел подработку и ходил на работу, грузчиком-логистиком на большие склады, где без него обходиться не могли, поскольку он все просчитывал быстро, математик же.
«Хожу, - говорит, - однажды взад и вперед по длинной общей кухне, в общаге тишина, а туалет рядом и кто-нибудь да ходит по ночам, и заходит на кухню выпить водички и видит меня. «Сон, - говорит, - приснился мне!» - и рассказывает мне свой сон. А я отвечаю, - заболеешь мол, и тем-то и там-то. Другой человек еще что-то спросит, о матери своей оставшейся в деревне: ему совет поехать в выходные и помочь там в огороде, да и забор, мол, упал у него. И так далее, - это как бесплатная консультация у экстрасенса была. А главное сходилось почти всё! И тот, приехав к матери в деревню, находил свалившийся забор, - ну, как я мог знать? И болезнь тоже приходила, именно та и так, как я говорил!
Короче стали ко мне по ночам приходить специально. А я без допинга не мог ничего сказать. Вечером меня спрашивали или днем, я вообще без понятия, - какой там экстрасенс, мне бы формулы выучить и вообще я был в учебе на хорошем счету. Но вот наступала ночь и я, достав необходимый «допинг», приготавливал себе трубочку из свернутого листа журнала, клал её в рукав, специальной для этого рабочей спецовки с широким рукавом, и шел в кухню, ходить. Не проходило и полчаса, заходил один, мы беседовали, и я, вдруг, начинал быть в курсе всего и вся, и про преподавателей, который плохой, и который будет спрашивать и даже что спросят на зачёте! Ужас, я сам себе удивлялся. Вот как было!»
______________________________
Это то, что касается «отрицательной» стороны моего Ёлташа. А почему он стал мне товарищем, другой вопрос.
Знаете про 90-ые, о которых часто в фильмах показывают негативно. Тогда была, якобы, война преступных группировок и грабили и убивали, и рэкет процветал, и бизнесменов утюгами жгли, чтобы деньги отдал грабителям.
Так вот, - друзья познаются в беде. Так я, познакомившись со своим будущим Ёлташем, относился к нему с усмешкой. Окончив свой ВУЗ работу он тогда не нашел, а по объявлению приехал, как и я, в эту «фирму», организацию и работал подсобным рабочим, «могу копать – могу подержать», принеси-унеси. А я работал плотником, и его давали мне в помощники. Но нам случилось вместе пережить настоящую «беду».
____________________
Конни Мейсон написала замечательный пролог к своему произведению о Золотой лихорадке.
 
Сиэтл, 16 июля 1897 г.
Золото! Золото! Золото! Сегодня все жители города повторяют это завораживающее слово. И неудивительно, ведь в три часа утра в акваторию порта вошел пароход «Портленд», следующий из Сент-Майкла и имеющий на борту около двух тонн чистого золота.
Когда корабль пришвартовался, встречающие приветствовали его криками: «Покажите нам золото!» – и пассажиры, снисходительно улыбаясь, поднимали вверх свои увесистые мешки.
Репортеры «Сиэтл Пост-Интеллидженсер» в своих заметках особенное внимание уделили оптимизму старателей и их желанию как можно скорее вернуться назад, к золотоносным участкам.
Сутки спустя эта новость облетела весь мир. Нескончаемый поток американцев, канадцев и европейцев устремился на север с единственной целью – разбогатеть!
________________
 
Фирма наша была организованной артелью старателей намывавших золото в речках на севере Иркутской области и на юге Якутии. По объявлению брали сезонных рабочих, чтобы копать шурфы, таскать оборудование. Раньше всё было государственным и найдя относительно добычливое месторождение, государственные организации ставили драгу на промывание камней и песка, а для рабочих строились временные домики - «балкИ». Вот по строительству деревянных домов и складов для оборудования я и работал плотником. Фирма содержала основных и нужных рабочих, предоставляя на нерабочий сезон на зиму жительство в гостинице.
Нас посылали иногда со старателями вглубь тайги, чтобы мы искали, брали пробы и прочее, в разведку. И конечно можно было рассказать многочисленные истории, когда во времена приватизации и определенной свободы, в деле старательском были стычки и между людьми алчными, до золота охочими. Но я не Джек Лондон, хотя слышал много, а расскажу только о себе.
Мы попали вместе с моим Ёлташем в бригаду старателей, в которой я знал только старшего, остальных набрали «по объявлению», а это были те самые «алчные люди», некоторые даже судимые. В количестве 6 человек были мы заброшены в девственную тайгу около маленькой речушки-ручейка, в котором были уже давно взяты пробы и установлено наличие малых количеств песка золотого. Надо было прокопать на берегу в известных местах шурфы, чтобы напасть на «жилу». Вот таким трудом мы и занимались. Я строил треноги-подвески с блоком для веревки, на мне была ответственность организовать и отдых. Я умел построить временное жилье – не шалаш, а нормальный домик с нарами-лежанками, так как мы должны были тут в лесу задержаться надолго. В речке тоже мыли своими «совками» камешки и песочек «старатели», пытающиеся разбогатеть, найдя золото. Все что приносили с собой бригады с «полей», сдавали в фирме на вес и на пробу – получая отдельные от зарплаты денежки. Рассказывали, что кому-то везло и удавалось находить самородки в речках. Поэтому нам с Ёлташем помогали мало, все были заняты поисками золота в реке – кто мыл, а кто-то ходил и камешки перебирал! и мы строили вдвоем, и балок и лежанки.
Вот и случилось, что поругались за самородок наши «по объявлению», одного убили, один был ранен ножом, а остальные бежали вниз по течению, надеясь дойти до жилья. Конечно, была большая драка со стрельбой. И как в фильмах вы можете посмотреть – а сейчас ставят такие фильмы и показывают по телевизору, - было таежное побоище. Захвачено было оружие в виде охотничьих карабинов. Убили друг друга и старшего нашего убили тоже – вот так мы остались с Ёлташем в тайге на природе выживать. Никуда далеко отойти от места посадки, вертолетной площадки, нам было нельзя уходить. И пусть кто-то убегал по течению речки или, ориентируясь по одному ему известным ориентирам, в тайгу, - мы остались около своего балкА. Вот и проверка.
Как мы выживали целый месяц, а это 30 дней, за это время мы ссорились, в частности за трупы, которые можно было закопать, а я же пытался их сохранить. В конце-концов, победил я – и убитых наших: старшего и его помощника, мы положили в яму, вырытую у самой воды, заложили камнями. Холодная вода сохранила их.
Но вот жить и питаться в тайге вдвоем, конечно, было нелегко, у нас кроме топора и ножа ничего не было. Вот смекалка и знания трав и растений нам помогали. Мы должны были спать по очереди, как бы не пришли наши «по объявлению» «больные лихорадкой».
Только через месяц фирма прислала к нам вертолет.
А вы говорите – почему я назвал его другом, этого «наркомана»-токсикомана. В тайге мы работали с ним еще два сезона, кроме этого, и подружились, окончательно узнав друг друга так хорошо, что были будто бы родными, советовались во всем, делились всеми своими переживаниями. Было следствие, и нас вызывали всю зиму в милицию на допрос, а на суде мы были свидетелями – двоих грабителей и убийц, любителей золота, поймали в первых же поселках, куда они вышли из тайги. Только потом фирма, уже надеясь на нас, решительно брала нас к себе на работу. Но я более двух сезонов не выдержал и ушел, уволился и поехал в другой город и на другую работу.
С изменениями, которые пришли в новое время: с изменением политического строя, изменением законов и так далее, - неизвестно чем могла закончиться моя работа на старательской ниве «презренного металла», из-за которого люди во все времена сходили с ума, заболевали психически и совершали разные злые дела вплоть до войн.
- Чем может закончиться этот сезон, если снова и снова к нам набирают «по объявлению», - сказал я как-то своему другу, Ёлташу.
- Ну, это только Богу известно, как говорят, - сказал мне Ёлташ. – А так как бога нет, то никому неизвестно, - констатировал он, во время нашего последнего разговора.
В отличие от него, я к Богу относился противоположно, и молился не тайно, а даже в его присутствии читал «Отче наш», к чему он относился с некоторой иронией, но не насмешливо, а скорее с жалостью.
Сохранились в памяти его философствования: Ёлташ безусловно был интеллектуально развитым лучше меня, несмотря на то, что многие из нас посчитали бы его «опустившимся» - он же бросил свой физико-математический факультет и работал подсобником и пристрастился к своеобразной «пьянке», изредка, но продолжал токсикоманить.
Рассуждения его свидетельствовали, что все-таки он не утратил интеллектуальности нисколько. Как я знаю его, - Ёлташ обладал большой волей и большим самообладанием. Он никогда не снисходил до жалости, ведь позднее, когда мы доверились друг другу до дружбы, он рассказал мне из своего прошлого серьезные интересные случаи. Как он поступал со своими согрупниками музыкантами – увольняя явно бездарных без жалости. И потом в институте в студенческих разборках он не давал спуску….
И еще, из философии, я могу сказать: Есть неизбежно в дружбе двух людей, нашедших свою истинную, инстинктивно мечтанную дружбу, - если не сказать любовь, которая в греческом языке обозначается совсем другим словом. Известно, что есть 4 слова в греческом языке: эрос, филия, сторге. Так вот последнее – Агапэ – это о высшей степени любви.
Человеку радостно взирать, смотреть на своего друга, как на божество, снизу вверх – превозносить его. Для меня было интересно, что любой вопрос Ёлташ мог осветить, подробно растолковать. А он смотрел, как в моих руках мелькал топор плотницкий, и, казалось бы, из ненужной палки получается шедевр, который в соединении обнаруживал – постройку: я соединял между собой бревнышки для стен в «ласточкин хвост».
А тут, в такой искренней дружбе получается: желая достичь уровня своего «идола», невольно друг начинает думать как он, говорить его словами, перенимать его вкусы и привычки. Все время сравнивая свои дела со словами: а как бы друг поступил и сделал? Вот до чего доросла у нас дружба.
Поэтому и расставались мы тяжело. Ёлташ проводил меня до вокзала, немного молча посидел со мною в зале ожидания и ушел, не дожидаясь отправления поезда. А я остался еще целый час ждать объявления о поезде.
Конец.

 

Рассказы странствовавшего. Глава 3

интересно