Просто автобаза (полная авторская версия) 18+

 Ориентируясь по зеркалам заднего вида, Вадим, управляя самосвалом, задним ходом въехал в большой гаражный бокс. Задним бортом кузова чуть не упёрся в дальнюю стену, остановив КамАЗ буквально в десяти сантиметрах от неё. Нажав ногой кнопку на полике, заглушил двигатель. Распахнул дверцу кабины. Рядом, бок о бок, стояли ещё пять самосвалов и один фургон. Меньше четверти автоколонны. С одной стороны хорошо – Вадим «отстрелялся» одним из первых, сделав запланированную норму рейсов раньше, чем закончилась смена. С другой стороны, в понедельник, в начале первой смены, придётся ждать, пока выедут машины из передних рядов.

Вадим вытащил ключ из замка зажигания и бросил его в бардачок. Вылез из кабины, с размаху захлопнув дверцу. От распахнутых ворот тянуло холодом. Они являлись единственным действенным источником вентиляции гаража. Старая, ещё «совковая» конструкция труб вентилирования, собранная из длинных жестяных коробов с раструбами вытяжек, и проложенная под крышей здания, сто лет как не работала и покрылась толстым мшистым слоем пыли. В боксе витали полумистические волны серого дыма, и воняло сгоревшим дизельным топливом.

За стоявшими грузовиками, где-то в самом отдалённом углу гаража, слышались голоса и смех. Коллеги-водители, досрочно вернувшиеся с маршрутов, собрались в курилке, чтобы посудачить и поделиться впечатлениями прошедшего рабочего дня. Попить чаю. Или чего покрепче… По столу хлопали плашки домино.

Из-за постоянно раскрытых ворот в помещении гаража дизельной техники зимой всегда стоял бодрячок. Поёжившись, Вадим застегнул на молнию до самого ворота короткополую зимнюю куртку с капюшоном. Вытащил из кармана чёрную шерстяную шапку и надел её на голову. Закурил и потопал к курилке, обходя стоявшие машины, от радиаторов которых всё ещё исходил жар.

В курилке находились четыре водителя. Трое: Василич, Сергеич и Леонидыч – старожилы автобазы, работающие ещё с восьмидесятых годов и знающие, как хитрожопо, по-быстрому, откатать план и успеть «полевачить». При этом умудрившись сэкономить горючку и достоверно списать её в путевом листе, сведя расход топлива с километражом автопробега. Они расположились за длинным деревянным столом со столешницей, обтянутой забытого цвета исцарапанным и порезанным дерматином. Воодушевлённо рубились в домино. Четвёртый, Юра, молодой двадцатилетний паренёк, отработавший на предприятии всего полгода, стоял рядом, поясницей прислонившись к перекладине ограждения курилки. В руках он вертел длинный «баллоник» и следил за игрой. Первым Вадима заметил Сергеич, сидевший к воротам лицом.

– Физкульт-привет, подёнщик! – воскликнул он, замахнулся рукой, сжимающей плашку домино, и припечатал её к столу, продолжив выкладывать замысловатую конфигурацию. – Опять снег катал?

– Здорово! – Вадим уселся на скамейку рядом с Василичем – полным плешивым пожилым мужичком с добродушным взглядом. В руках он собрал с десяток плашек и явно отставал от партнёров.

– Точно – снег, – подтвердил Вадим. – Именно, что катал.

– Непруха, – посочувствовал Василич. То ли себе, что проигрывает, то ли Вадиму.

– Херня, прорвёшься! – подбодрил Сергеич, очередным шлепком испытывая на прочность стол. – Кузьмин с сегодняшнего дня на «бюллетене». Думаю, поставят тебя на маршрут вместо него.

– Серьёзно?! – встрепенулся Вадим. За Кузьминым был закреплён маршрут от  автобазы до щебёночного склада обогатительной фабрики шахты, в которой добывали железную руду. Там начинался пункт загрузки самосвала щебнем, а далее – по адресам заказчиков. Золотой маршрут. Если вовремя определиться со сторонними заказами на щебень. Со скидкой, на «двадцатипятитоннике», за один «левый» рейс – десять «косых». Половину – охране, кладовщику и табельщику шахты. Пять – себе. У Вадима застучало сердце. Зачесалась левая ладонь. К чему бы?

– У тебя ГЛОНАСС исправен? – спросил, жевавший мундштук папиросы, Леонидыч?

Вадим шмыгнул носом:

– Сегодня «случайно» накрылся.

– Тогда нормально. Диспетчеру не докладывал?

– Нет.

– И не надо. Это его забота следить за исправностью навигационных приборов маршрутного контроля транспорта. Делай своё дело, пока он спит.

– Ясен перец… А с Кузьминым-то чего стряслось?

– Возраст. Притомился, – ответил Сергеич, не отрывая взгляда от своей ладони с двумя оставшимися плашками.

– Чего он притомился? У него «Скания». Делов – дёргать «кулису».

– Он здесь с семьдесят второго работает… – Сергеич осуждающе посмотрел на Вадима. – С первого дня создания АТП. Ему Черненко почётную грамоту вручал в Кремлёвском дворце съездов – за производственные успехи. Взасос чуть ли не в задницу целовал… – Коллега в задумчивости потёр лоб. – Или наоборот. Короче, не важно. Мы с ним здесь всю мудоту в девяностые прошли: прихватизацию, ТОО, ТОЗТ, ЗАО, херОО, ООО «Автобаза». Все липовые банкротства, которые наш бессменный директор проворачивал, когда стал ещё и собственником предприятия. После аттракциона неслыханной щедрости, устроенного для хапуг правительством. По году без зарплаты сидели. И саляры не было, чтобы подхалтурить. Так что считай, что мы себе компенсируем потери… Рыба!

Сергеич от души, со всей накопленной злостью вмазал плашкой по столу, завершая партию. Железные кружки с почерневшим от чая нутром, стоявшие на краю стола, подпрыгнули и звякнули краями.

– Да, ладно, – примиряюще произнёс Василич, подсчитав очки и положив оставшиеся плашки на стол. – У меня шестнадцать… Чего разошёлся? Парни тоже не в масле катаются. Им, на шару, жильё никто не давал. Как нам, при загнивающем социализме. И цены в магазинах астрономические. А Вадиму семью надо кормить, одевать. Да и Юрику, когда хорошую девчонку встретит, не к мамке же вести. Свой угол нужно иметь.

Вадим раздражённо поморщился, заслышав больную тему. Он с женой Верой и сыном Кириллом уже пятнадцать лет мотались по съёмным квартирам. С его официальной зарплатой банки наотрез отказывались давать ипотечный кредит на покупку жилья. Ни льготниками, ни очередниками они не значились. Администрация города раз за разом, на очередной жилищной комиссии, выносила свой вердикт, что их семья не является нуждающейся в получении жилья. Как и соцзащита в упор не признавала их малоимущими. В силу несоответствия их совместного с супругой дохода букве закона, за которой проходит черта бедности.

– Да спокоен я. Как удав. – Сергеич, с явно слышимым хрустом позвонков, потянулся. – У Вадима с Юриком есть возможность дополнительно подзаработать. Считай, Кузьмин на больничном. Я с понедельника встаю на ремонт. С движка надо «голову» снимать, менять поршневые кольца в «котлах». Вова тоже с понедельника уходит в отпуск. Так что въёбывать будете по полной… Тебе, кстати,  Хохол подписал заявление?

Сергеич посмотрел на Леонидыча. Тот вытащил докуренную папиросу изо рта и бросил её в ведро с водой, стоявшее рядышком с самопальным теплоэлектронагревателем, светящимся раскалёнными нихромовыми нитями.

– Подписал, – отозвался Леонидыч. – Через «ёб твою мать». Орал, что работать будет некому. И не на чем. Говорит, блядь, не коллектив, а одни инвалиды. То по больничным, то по ремонтам, то по отпускам… Интересно, а кто автопарк довёл до такого хренового состояния?!

– Почему Хохол-то? – подал голос доселе молчавший Юра. – Потому что – украинец? Он, вроде, гражданин рээф.

Хохлом, за глаза, работники автобазы называли главного механика автопредприятия со звучной фамилией Бованенко. Относились к нему с неприязнью за склочный и вздорный характер. И чудесные фокусы, которые он вытворял с закупаемыми предприятием автозапчастями – они имели свойство прямо со склада растворяться в неизвестности, так и не попав в авторемонтный цех.

Сергеич криво усмехнулся:

– Причём тут украинец? Юра, пойми, хохол – это не национальность или принадлежность к какому-либо государству, а призвание. Когда я служил в Монголии, у нас в части прапор такой же был. Тащил всё, что не приколочено. Я два года в одном комплекте формы проходил. После «дембеля» домой было стыдно возвращаться в таком латаном рванье… Бованенко, за десять лет, что работает здесь, почти всю рембазу спиздил и продал. Докатились. Заказов на грузоперевозки – море, а нам грузовики ремонтировать нечем. Думаешь, я движок буду чинить за средства предприятия? Хрена там! За те бабки, что «наколымил». Поэтому у меня ни джи пи эс никогда на КамАЗе не работал. И ГЛОНАСС, после каждого восстановления, не работает дольше пяти минут, после того, как я выезжаю за ворота автобазы!

– М-да, когда родился хохол, еврей заплакал, – помянул каким-то задумчиво-прорицательным голосом старую присказку Васильич.

– Ты, хохол! Проиграл, лезь под стол давай, – напомнил Сергеич.

– У нас директор тоже тот ещё мудень! С той двенадцатирублёвой зарплатой, что он нам платит, долго не протянешь. Да если ещё на неё машины ремонтировать… – продолжил свою пламенную речь Сергеич, наблюдая, как Васильич, кряхтя, пролазит под столом. – Автобаза работает в две смены, а у этого козла предприятие всё время в убытке!

Вадим, упёршись локтями в столешницу, молча слушал. К сказанному Сергеичем ему добавить было нечего. За те пять лет, что он здесь проработал, он хорошо изучил местные порядки. Переливать из пустого в порожнее не хотелось.

– Поэтому, ребята, не тупите, – обратил своё внимание Сергеич на Вадима и Юру. – Есть возможность поработать на себя – работайте. Медаль заслуженного работника капиталистического труда вам здесь не вручат, и спасибо никто не скажет!

– Задолбал уже! Хватить брюзжать. – Василич вылез из-под стола с другой стороны и оказался рядом с Сергеичем. Пыхтя, сел на лавку. – Жулик всегда останется жуликом, независимо от того, в какой цвет он перекрасился. И никогда не насытится. Даже если брюхо лопнет. Раньше их хоть как-то привлекали к ответу. Сейчас другие порядки – капиталистические. Такое впечатление, что все сюжеты из «Международной панорамы» о дикой изнанке капитализма просто взяли, скопировали и переложили на нашу сегодняшнюю жизнь. Молодёжи можно только посочувствовать. Они не знают, что всё бывает иначе. Меня родители с Винницы сюда привезли в шестьдесят девятом году. Окончил школу. Получил специальность в ПТУ. В семьдесят восьмом устроился сюда, на АТП, автослесарем. За счёт предприятия выучился в автошколе. Постепенно получил все категории на «права». Когда женился, нам с Тамарой, «двушку» дали. Двух девок народили. Казалось, жизнь удалась. И пока три ушлёпка не собрались в Беловежской пуще, я и представить себе не мог, что получится такая фигня. А, ладно! – Он махнул в пустоту рукой.

– Вот и я говорю – ладно, – произнёс Леонидыч, складывая домино в картонную коробку. – Сегодня пятница или как? Хватить тормозить, за день натормозились. Пора растормаживаться. Петя, Саша? Чё не шевелимся? Поляну накрывайте. О политике дома с телевизором поговорите. На начальство – жёнам пожалуетесь.

Василич и Сергеич руками зашарили под лавкой. Зашуршали пакеты. На столе появились две бутылки водки, банка с маринованными огурцами, целлофановые мешочки с уже нарезанными чёрным хлебом, копчёной колбасой и густо поперчённым салом.

Леонидыч подвинул поближе к себе пустые кружки. Откупорил одну бутылку и стал наливать водку.

В этот момент, рыча и чихая двигателем, плюясь иссиня-чёрным дымом из выхлопной трубы, в гараж въехал тягач МАЗ. Проехал почти по всему боксу и, круто завернув по широкой площадке, дал задний ход. Медленно подкатил к стене и встал в «калашный ряд», возле фургона. Кабина, рама и прицепное устройство тягача блестели инеем. Глушитель и выхлопная труба покрылись чёрным куржаком льда.

Фыркнув и выпустив очередную порцию дыма в потолок гаража, двигатель МАЗа заглох. Бокс наполнился свежими запахами сгоревшего топлива и масляной гари. Тёмно-синий призрачный дым плавно покачивался в воздухе и медленно тянулся к открытым воротам.

Из кабины тягача выпрыгнул, одетый в чёрные джинсы и футболку, водитель – Андрей Прохоров, одногодок Вадима. Пару недель назад, весь рабочий коллектив автоколонны с размахом отметил тридцатипятилетие Андрея. На следующий день, после шофёрского «корпоратива», Вадим едва мог вспомнить половину празднования. Но, главное, что проснулся дома. Почему-то в коридоре…

Андрей, привстав одной ногой на подножку, вытащил из кабины коричневую дублёнку, меховую шапку и красный пластиковый пакет. На вид – явно не пустой.

– Пьёте? И без меня? – Андрей обошёлся без приветствия. Он поставил пакет на край стола и стал выкладывать содержимое: филе сёмги в вакуумной упаковке, копчёную курицу, небольшую палку сервелата, нарезанный кругляш чусовского хлеба, бутылку водки (куда же в пятницу без неё?). Андрей устроился за столом рядом с Вадимом. Надув щёки, шумно, с каким-то невероятным облегчением, выдохнул, словно только что сбросил с себя пару-тройку двухпудовых гирь:

– Ну, выпьем, что ли?

Никто и не возражал. Леонидыч налил водку в ещё одну кружку и подал Андрею. Тот взял её за нижние края, посмотрел внутрь, словно сомневался, что в кружке что-то есть, и произнёс:

– Первый тост как всегда? Ни гвоздя, ни жезла?

– А как иначе? – отозвался Вадим.

Водка пошла в охотку, как родная. Закуска тоже не показалась чужой. Тут же, почти без перерыва, хлопнули по второму и третьему разу. Вадим и Леонидыч закурили.

– С дальнобоя? – спросил Андрея Вадим.

– Ага, с дальнобоя! – Андрей хрустел копчёным куриным крылышком. – На таком корыте и сто метров дальнобоем покажутся.

– Почему корыто? МАЗ почти новый, – удивился реплике Андрея раскрасневшийся от водки Юра.

– Почти новый, – съязвил Андрей. – Когда ему ТО делать, если всё время в рейсах? Я с Югорска назад тридцать два часа херачил. На двух передачах. Не исключаю, что демультипликатор полетел. Восьмиступенчатую коробку передач из четырёхступки скомпоновали. Хотя… Может и не в нём дело. У меня движок всю дорогу в перегрев нырял, труба маслом зачадила.

– В понедельник вставай со мной на ремонт, – жуя, сказал Сергеич. -  У тебя, вероятно, прокладку головки блока пробило. Или «рука дружбы» посетила. В знак любви и признательности от машины. Один, а может, и пара «горшков» не работают. Сюда, в кучу, добавляй неисправную коробку. Заодно, поможем друг другу ремонт на совесть сделать. Мотористы у нас, сам знаешь, говнорукие.

– Всё верно, МАЗ почти не ездок. Не вытягивает весь «табун». Я в Югорск две газовые трубы отвёз. Хорошо, назад порожняком шёл. С грузом точно не дополз бы.

– Жёг бы сейчас покрышки на трассе, – прокомментировал, пыхтя папиросой, Леонидыч.

– Остряк,  – немного обиделся Андрей. – Это у нас минус тридцать два. А там, за Пелымом, температура минус сорок пять стоит и выше не поднимается. Вдобавок, Хохол, раздолбай, спецразрешение не оформил на перевозку крупногабаритных и тяжеловесных грузов. Мне ещё повезло. Гаишники всего два «горчичника» нарисовали. Первый раз на пункт весового контроля нарвался. Во второй раз за негабарит оформили.

– Дело было не в бобине… – протянул Василич.

– А я здесь причём?

– Притом. Хохол, конечно, обязан был оформить разрешение. Но, ты, балбес, знаешь, что не можешь выезжать с грузом, если у тебя нет спецразрешения в кабине тягача! Готовь штрафные четыре рубля. В фонд помощи малоимущему правительству.

Андрей, смущённый железным аргументом Василича, смолк. Потупился взглядом.

– Леонидыч, наливай! – бросил через стол Вадим, стараясь прервать затянувшуюся паузу между приёмами «шайтан-воды» и, заодно, подзарядить обстановку, ставшую вдруг кислой…

Леонидыч встал со скамейки. Взял со стола бутылку с водкой. Обошёл всех по кругу, наливая по полкружки. Когда бутылка опустела, открыл другую, чтобы налить тем, кому не досталось. Вернулся и сел на прежнее место. Ничего не говоря, взял свою кружку и выпил. Закусил куском сала с хлебом.

– Кого сегодня не будет? – спросил Вадим, глядя на Леонидыча.

Леонидыч, как главный знаток всех событий на автобазе, на секунду задумался, потом ответил:

– Утром три «фуры» ушли в область. Вовка Орешников, Семёныч… И Димка Пастухов. Пока проторчат в «отстойнике», ожидая погрузки. Передохнут, потискают шалав… Короче, не раньше вторника вернутся. Остальные, вроде, все на местных маршрутах.

– Понятно. – Вадим повернулся лицом к Юре, не выпускающего из рук «баллоник», словно это был скипетр. – Ну, а ты чего вцепился в эту балду, как в сиську?

– Заднее колесо хочу снять, – спокойно ответил Юра. – Костыль поймал.

– Так езжай в цех, к шиномонтажникам, – посоветовал Сергеич. – Они тебе за десять минут «баллон» отремонтируют.

– Лесом они меня пошлют со своим «баллоном». До конца смены пять минут осталось. Поди, ещё раньше нас «поляну» накрыли. Да бес с ними! Колесо – внешнее. Домкрат и уголки в «коробке» всегда лежат. Монтажки – тоже. На «грибе» – ещё десяток целых камер. Компрессор в боксе, слава Богу, рабочий. Сам управлюсь. Делов-то – сбить «обруч» и скинуть кольца, покрышка сама вывалится. Проще, чем на легковушках.

– Остаться помочь тебе? – спросил Вадим.

Юра улыбнулся в ответ:

– Спасибо, справлюсь. Когда на «дорожке» или карьере работаем, за смену, раз по пять-шесть пробитые камеры меняем. А тут – одно колесо.

– Ты про разницу давления не забудь, когда будешь «баллон» накачивать! – произнёс Сергеич. – Не поленись, закати колесо за предохранительную решётку. Чтобы яйца не оторвало! Ты молодой. Не исключаю возможности, что они тебе ещё могут пригодиться.

– Не забуду, – пробурчал Юра интонацией ученика, выслушивающего советы учителя младших классов. И «по-взрослому» опрокинул в рот полкружки водки…

Большие электронные часы, висевшие на боковой стене гаража, показывали половину шестого вечера. Один за другим, в бокс въезжали грузовики, вернувшиеся с «линий». Некоторые водители, поставив машину, сразу уходили домой. Но большинство оставались. Водители, следуя пятничной традиции, приезжали со спиртными напитками и закуской. Стол, постепенно, начинал ломиться от снеди и разнообразия алкоголя. Шум стоял в гараже, как на свадьбе в ресторане. Разве что караоке не хватало. Но его отсутствие с лихвой компенсировалось громкой музыкой, летевшей из открытых кабин машин.

Как только в бокс заехал последний грузовик, и дым от дизельных двигателей немного рассеялся и перестал резать глаза, ворота гаража наконец-то были плотно закрыты. Разгорячённые алкоголем, водители сбрасывали верхнюю одежду. Громко разговаривали. Кто-то с кем-то спорил… Вечер пятницы двигался своим устоявшимся порядком…

Домой Вадим пришёл в десятом часу вечера в изрядном подпитии и с хорошим настроением. Вера встретила его в махровом банном халате и с полотенцем на голове, закрученным в тюрбан.

– Ну, что, милый, обмыл окончание трудовой недели? – спросила она, впрочем, без всякой злости или осуждения.

– Угу, обмыл, – подтвердил Вадим своё состояние, стаскивая с ног ботинки и расстёгивая куртку. – У нас Кузьмин на больничный пошёл. В понедельник, скорее всего, перейду с вывоза снега с улиц на щебень…

Сняв ботинки, он выпрямился и с блаженной улыбкой посмотрел на жену:

– Так что, радость моя, глядишь, купим мы тебе и шубу, и новые сапоги!

– Поживём – увидим, – скептически отнеслась к новости Вера. – Если голоден – борщ и котлеты с макаронами в холодильнике.

– Не, не голоден, – Вадим помотал головой.  – По тебе соскучился.

Он сделал шаг к Вере и обнял её. Почувствовал сквозь ткань халата, какое у неё,  после принятой ванны, разгорячённое и нежное тело. В голове у Вадима немедленно возникли интересные мысли. Поцеловав жену в полные чувственные губы, не ослабляя объятий, он чуть отстранился, разглядывая красивое лицо жены.

– Где Кирилл? – спросил он.

– Известно где! У Юленьки своей ненаглядной гостит. С ночёвкой. Пока её родители в Турции загорают.

Вадим ещё раз поцеловал жену. Провел ладонями по её спине – сверху вниз. Нежно сжал её пышные и упругие ягодицы:

– Пошалим, моя черноокая красавица?

– Отчего нет? Пошалим, – нарочито игривым голосом откликнулась Вера.

Вадима слегка затрясло от возбуждения и предвкушения сладкого блаженства.

– А ты чулочки наденешь? – с придыханием спросил он. – Те, что с кружевами… И поясочек…

– Надену-надену, сексуальный гурман ты этакий. И про туфли на шпильках не забуду. – Голос жены стал томным и ласковым. – Иди, помойся сначала, а то саляркой несёт за версту. Шалун…

Вадим проснулся в час ночи. Дико мучил «сушняк». Казалось, желудок и пищевод, до самого горла, забиты песком. Голова трещала.  Вадим прошёл на кухню и, не зажигая свет, повернул кран с холодной водой. Наклонившись, припал ртом к бегущей струе воды и стал пить жадными глотками. Утолив жажду, Вадим набрал полную кружку воды и закрутил кран. Спать не хотелось. Сознание терзала едкая необъяснимая тревога, похожая на предчувствие. Вадим подошёл к окну. Опёрся сложенными перед собой руками о подоконник. Прислонился горячим лбом к прохладному оконному стеклу. И долго смотрел, как в ночной тиши медленно падает снег…

Траурный зал морга был полон. Собрались почти все работники автобазы: водители четырёх автоколонн, мотористы, автослесари, шиномонтажники, кладовщики, рабочие из мехцеха… Руководство и сотрудники администрации автопредприятия даже среди большого скопления народа извернулись и сумели обособиться от остального коллектива, построившись вдоль стены, по правую сторону от гроба, в котором лежал Юра. Словно спящий. Мастера похоронного дела постарались. Юра выглядел умиротворённым. На подкрашенных губах застыла лёгкая улыбка. Волосы цвета спелой соломы на голове аккуратно причёсаны. Гладкий высокий лоб, не успел запечатлеть за короткую жизнь Юры течение времени в виде морщин. И ни единого намёка на полученную смертельную рану…

Тихо играла траурная музыка, непроизвольно вызывающая чувство скорби и в без того гнетущей обстановке. Гроб, обшитый синим бархатом, стоял на высокой подставке, облицованной мраморной тёмно-красной плиткой. У подножия работники бюро ритуальных услуг разместили три белых пластмассовых вазона, в которые все пришедшие попрощаться с покойным, опускали букеты с цветами, обёрнутые черными ленточками с золотистой оборкой. Люди стояли плотно, но от дверей зала к гробу, словно извилистой тропой в непроходимом лесу, образовали узкий проход. Родственники, друзья, одноклассники, коллеги подходили к гробу, ставили в вазоны цветы, клали денежные купюры разного достоинства поверх савана, укрывавшего тело Юры от ступней до пояса. Останавливались на минуту-другую у гроба. Кто-то, выказывая вербально проявления чувств к покойному, накрывал своей ладонью сложенные на животе и связанные верёвочкой кисти рук Юры. Наиболее близкие и хорошо знавшие Юру люди, осторожно целовали его в лоб, поглаживали волосы. То и дело сквозь заунывную музыку прорывались чьи-то всхлипывания. Юра, живой, с открытым и добродушным взглядом, взирал на пришедших попрощаться к нему людей с большой фотографии, установленной на деревянной полке у изголовья гроба.

Мать Юры и его старший брат сидели по левую сторону от гроба на длинной лакированной широкой скамье. Рядом примостились ещё две женщины. Скорее всего, близкие родственницы. По крайней мере, так показалось Вадиму, уловившему между мамой Юры, его братом и ними внешнее сходство. К ним подходили ребята с автобазы, друзья, одноклассники. Обнимали за плечи, говорили стандартные слова соболезнования… Брат и родственницы что-то отвечали. Мама оставалась почти безучастной и молчаливой. В ответ она просто вежливо кивала, но, ни на секунду не отрывала взгляд от Юриного лица. Не смотрела на подходящих к ней людей. Вадима поразили её глаза – отстранённые и неподвижные, без единой слезинки, с застывшими навеки болью и горечью утраты любимого младшего сына. Она словно пребывала одновременно в двух мирах – возле гроба мёртвого, пусть и взрослого, но её ребёнка, оставшегося навсегда молодым, в окружении гнетущих стен траурного зала и многоликой толпы людей, и где-то далеко отсюда – рядом с Юрой, живущим в её воспоминаниях: грудным младенцем, нескладным и до всего досужим детсадовским малышом, опрятным и старательным школьником, скромным и симпатичным парнем… Пока люди прощались с трагически погибшим коллегой, другом, одноклассником, его мама всей душой, всеми мыслями продолжала жить с ним – его уже ранее прожитой короткой жизнью…

Вадим подошёл к гробу и поставил в вазон букет из гвоздик, обёрнутых целлофановой плёнкой, к верхнему краю которой продавщица цветочного магазина прикрепила степлером чёрную ленточку с всеговорящей надписью, вышитой золотистой нитью: «Вечная память». Вынул из кармана брюк пять тысячных купюр и положил деньги в гроб. Своей рукой, наполненной жизненным теплом, прикоснулся к холодным рукам Юры. В последний раз посмотрел ему в лицо – молодое и красивое. Не обласканное девичьими губами. Юра, из-за своих скромности и стеснительности, к двадцати годам ещё не успел найти для себя ту единственную, которой бы он с радостью отдал всю любовь, всё душевное тепло, доброту, жившие в нём. От этой мысли Вадиму стало ещё тоскливей. Он осторожно погладил Юрины руки. Прикоснулся, прощаясь, к плечу, твёрдому и холодному, сокрытому тёмно-серой тканью пиджака и, обойдя гроб, прошёл к его родственникам. Даже не проговорил, а почти прошептал слова соболезнования маме Юры, его брату – невероятно схожему с ним. Так Юра, наверное, выглядел бы лет через десять – пятнадцать. И, чувствуя несуразную неловкость, отошёл от гроба.

Среди собравшихся людей разглядел Сергеича и Леонидыча. Поприветствовав коллег рукопожатиями, встал рядом с ними. Посмотрел на противоположную сторону зала, где скучковались работники администрации предприятия. Заметил директора и его зама. Главного инженера организации Корнилова, Бованенко и начальника их автоколонны – Зинцова, он не увидел. Как не увидел и завгара Сотринова.

– Обмыли конец рабочей недели… – задумчиво проговорил Леонидыч. – Петя – это ты накаркал.

– Накаркал. Скажешь тоже, – как-то вяло отозвался Сергеич. – Я же говорил ему – ставь колесо за решётку… А-а, какая теперь разница. Сколько мы этих долбаных колёс перекачали. Бывало, прилетало «обручем» по рукам, ногам. Но, так, чтобы в голову и насмерть… Такого я не помню.

– Зато сейчас не забудешь.

Звук траурной музыки стал заметно тише. В зал вошла сотрудница похоронного бюро, в чёрном строгом костюме с длинной, почти до пят, юбкой. И с такой же чёрной кожаной папкой в руках. Встав у изголовья гроба, она раскрыла папку и начала зачитывать поставленным канцелярским голосом заранее подготовленную речь. Когда Юра родился, где учился, работал. Чем увлекался и какие грамоты получал в школе. Кто были его друзья. И как он любил свою маму и старшего брата…

У гроба появился инженер по охране труда и технике безопасности автобазы – Моисеенко Евгений Остапович. Высокий худощавый пятидесятилетний мужчина. Седой. С измождённым усталым лицом и выцветшим взглядом. Одетый в видавший виды старенький пуховик. В руках – две гвоздики. Не обращая внимания на труженицу похоронных услуг, он положил цветы прямо в гроб, на саван. За цветами последовали несколько помятых денежных купюр. Не задерживаясь у гроба, сразу прошёл к родственникам Юры. Приобнял и поцеловал в щёку его маму, сказал ей какие-то слова утешения. Затем, склонившись, минут пять о чём-то перешёптывался с братом Юры. Окончив разговор, присоединился к пришедшим попрощаться людям. Встал аккурат рядом с Леонидычем.

– Что интересного скажешь, Остапыч? – спросил тот.

– Что говорить? – Моисеенко смотрел на Юру. – Плохо.

– Что – плохо?

– Всё плохо. Только что выпроводил с автобазы государственного инспектора труда, прокурорского зама и представительницу соцстраха. Осматривали место происшествия. Как члены комиссии по расследованию смертельного несчастного случая на производстве. Приказ о её создании я ещё в субботу подготовил и подписал у шефа. Пока следователи СКР проводили осмотр трупа и гаража. Протоколировали, снимали на камеру. Забрали шланг с компрессора и замочное кольцо колеса. Которым Юру убило. Изъяли все журналы инструктажей по технике безопасности, папки с протоколами аттестаций работников по охране труда и приказы о лицах, ответственных за безопасность труда на предприятии. – Моисеенко вздохнул. – Сейчас Корнилов, Бованенко, Зинцов и Сотринов всем скопом поехали в Следственный комитет, на допросы. Уголовное дело следаки ещё в субботу возбудили… Хорошо, у Юры брат в «угле» работает. Уговорил следователя выдать разрешение на захоронение. А вы, ребятушки, готовьтесь. Всей автоколонной на допросы ходить будете.

– Мы то зачем? – едва не криком спросил Сергеич.

– Затем. Сколько раз говорил – не хрен бухать на работе после смены… Ладно, это вопрос второстепенный. Сегодня с зампрокурора и инспектором сошлись во мнении, что «под раздачу» попадёт завгар. За то, что потворствовал вашим попойкам и не следил за исправностью оборудования в гараже. На шланге компрессора отсутствовал наконечник. Поэтому Юра и не стал ставить колесо за предохранительную решётку. Он просто положил колесо на пол, надел шланг на автониппель и плотно прижимал его рукой, наклонившись. И за давлением на манометре не следил. Когда сорвало замочное кольцо, удар пришёлся в свод черепа. Следователь, который меня допрашивал, немного разоткровенничался. Сказал, судмедэксперт утверждает, что при такой силе удара Юра умер мгновенно. Ещё одно хреновое обстоятельство – несчастный случай будет признан не страховым. Комиссии пока не представлено заключение судебно-медицинской экспертизы, но тот же следователь говорит, что в крови у Юры был обнаружен алкоголь. Это, можно сказать, самое главное, решающее обстоятельство. И в совокупности с другими: нахождение на территории предприятия вне рабочего времени, выполнение не своей трудовой функции, нарушение инструкции по охране труда – делают его виновным в своей гибели. Зинаида Ивановна, мама Юры, не получит никакой компенсации за смерть сына. И судебная перспектива иска от родственников к предприятию весьма туманна. Конечно, потерю самого близкого, самого дорогого человека деньгами не возместить, но всё же… Безумно жаль её. И парня жаль. Хороший был, добрый, отзывчивый.  Потому с вами и пил, что вам, мудакам, не мог отказать. Не хотел отрываться от коллектива. Может, опасался ваших насмешек, подколок относительно его молодости и неопытности. Старался казаться взрослее. За что и поплатился жизнью.

Сотрудница похоронного бюро завершила, наконец, прощальную речь и предоставила слово директору автобазы. Что он говорил, Вадим не слышал, погрузившись в собственные мысли. Теперь он чувствовал не просто неловкость. Невольно возникшее чувство вины стало буквально захлёстывать душу. Он думал, что останься он в пятницу в гараже, когда все водители автоколонны разошлись по домам, чтобы помочь Юре с этим злосчастным пробитым колесом, ничего бы не произошло. И сейчас Юра, Вадим, остальные мужики крутили бы «баранки» машин, следуя каждый своим маршрутом согласно путевому листу. Или потихоньку «левачили». И не собрались бы сейчас в одном из траурных залов морга, расположенного на задворках центральной городской больницы. В голове прокручивались десятки вариантов, как он мог поступить. Не допустить смерти Юры. Любой из вариантов выглядел замечательно. По каждому из них можно было написать школьное сочинение на тему: «Что я сделал бы, если бы…». В них Юра неизменно оставался в живых. И в понедельник, утром, выходил на работу. Заводил КамАЗ и выезжал из гаража. Проходил предрейсовый осмотр. И работал весь день на «линии» Сергеича, попутно успевая «подхалтурить»… Особенность человеческого характера – заниматься умственным мазохизмом тогда, когда событие, повлёкшее негативные или просто не желаемые последствия, уже произошло. Но вся беда в том, что у жизни нет сослагательного наклонения. Время невозможно повернуть вспять и что-то изменить. Тем более, вернуть так нелепо погибшего Юру…

Естественно, когда наступил понедельник, Вадим не встретил Юру в боксе. Юра лежал в морге. Узнав от кого-то из водителей о его смерти, Вадим, как и все предыдущие дни, месяцы, годы, что работал на автобазе, залез в кабину грузовика и завёл двигатель. Получил у механика колонны путевой лист с маршрутом Кузьмина, прошёл предрейсовый осмотр и выехал на «линию». «Откатавшись» за два часа до окончания смены, умудрился сделать два рейса «на себя». Первым рейсом привёз щебень мелкой фракции предпринимателю, реконструирующему помещение первого этажа в многоквартирном жилом доме под магазин. Вторым рейсом доставил щебень хозяину небольшого деревянного домика на окраине города, запасающегося впрок к лету строительными материалами. Вернулся на обогатительную фабрику шахты, где рассчитался с охраной, табельщиком и  кладовщиком. Возвращаясь на автобазу, радовался, что сумел за полтора часа заработать десять тысяч. Почти официальную месячную зарплату. Подумал, что сможет купить жене новые зимние сапоги… Потом вспомнил про Юру…

Сейчас половина заработанной суммы лежала на саване, в гробе. После слов Моисеенко, оставшаяся часть денег, находящаяся во внутреннем кармане куртки, начала откровенно тяготить Вадима. Словно он их украл. Украл у Юры. И у его мамы. Абсурдное ощущение. Но оно вдруг стало главенствовать над всем остальным. Вадим понял, что больше не может находиться в траурном зале, слушать речи, смотреть на Юру и его родственников. И не может оставить деньги у себя. Особенно после того, как он узнал, что мама погибшего Юры не получит никакой выплаты от страховой компании или предприятия. Эта мысль стала особенно навязчивой.

Вадим сунул руку за пазуху, достал деньги. Вновь подойдя к гробу, положил купюры поверх гвоздик, оставленных Моисеенко. И не глядя ни на кого, быстрым шагом покинул помещение траурного зала…

На улице ослепительно ярко светило солнце. Словно наслаждалось своим единовластием в бездонном, абсолютно безоблачном небе. Недавно выпавший снег красовался чистой непорочной белизной.

За последние два дня заметно потеплело. И если всю прошлую неделю столбик термометра уверенно держался на отметке минус тридцать два градуса, то сейчас на улице было не ниже минус десяти градусов.

Подъездная дорога, ведущая к зданию морга, и большая парковка перед ним, были сплошь заставлены легковыми автомобилями, между которыми собрались люди, ожидающие за пределами траурного зала, когда вынесут гроб с телом Юры. Работники автобазы, приехавшие на рабочих машинах, оставили их за решётчатым металлическим забором больницы, выстроив на обочине главной дороги, казалось, уходящую в бесконечность, автоколонну. Мощные тягачи с прицепами, самосвалы, малотоннажные грузовики с прямыми деревянными бортами, автофургоны, пассажирские «Газели» и «Форды».

Среди толпы Вадим заприметил Василича, Андрея и ещё нескольких ребят с их автоколонны, стоящих кружочком, что-то обсуждающих.

Прохоров, увидев Вадима, поманил его рукой.

– Я и Василич переговорили с ребятами с других автоколонн, – сходу начал говорить Андрей, едва Вадим подошёл к ним. – Проводим Юру до церкви. Как только колонна начнёт движение – все жмём на клаксоны! Устроим ему прощальный оркестр. Чтобы на небесах ангелы услышали, что к ним с Земли летит безгрешная душа!

– Разумеется, – ответил Вадим. Разве можно как-то иначе проводить в последний путь шофёра?

Вадим достал из кармана куртки пачку сигарет. С удовольствием закурил, снимая напряжение. Глянул в небесную высь.

«Ангелы? Обязательно услышат, – подумал он, рассматривая длинную, уходящую вдаль вереницу припаркованных машин автобазы. – Наш оркестр просто невозможно будет не услышать».