Тише, папа спит

Когда дверь судебного офиса закрылась, Алексей шумно выдохнул. Прикрыл глаза, откинувшись на высокую спинку кресла. Голова словно чугунная. Шум в ушах. Черти, подняли давление! Левую сторону груди будто в тиски зажали.

Не открывая глаз и не меняя положения, Алексей нашарил в кармане брюк пластинку с таблетками «Диротона», которые неизменно носил с собой. С того момента, как артериальная гипертензия превратилась в его постоянную спутницу, а ЭКГ вместо симметричных синусоид, принялась выдавать горные пики.

Год назад врач-кардиолог госпиталя МВД посоветовал сменить вид деятельности. Подыскать работу с меньшими психологическими нагрузками. Алексей с ним согласился. Уволился из полиции, став третейским судьёй. Только попал из огня да в полымя.

Проглотив таблетку и запив водой, он принял в кресле расслабленное положение, стараясь успокоиться. Спрятать негативные эмоции где-нибудь на самой дальней полке воображаемого склада памяти.

Два предпринимателя сцепились как бультерьеры. Предмет иска тянул на несколько десятков миллионов рублей.  Ответчик, изначально осознающий, что при объективном рассмотрении заявления судьёй, его ждёт неминуемый провал, подверг Алексея психологическому прессингу. Сначала предложил за солидное «вознаграждение» вынести заведомо незаконное решение. Алексей ясно дал понять, что обращение не по адресу. Ответчик перешёл к угрозам. По электронной почте, по телефону, с постоянно меняющихся номеров, летели в адрес Алексея и его семьи сообщения, обещающие скорую расправу.

Угрозам он не внял. Хотя понимал, на какой риск идёт. В назначенный день и час, после эмоциональных прений сторон на повышенных тонах и нецензурной брани, Алексей вынес решение. Выражаясь формулировками гражданского процессуального кодекса, по своему внутреннему убеждению, руководствуясь имеющимися в деле доказательствами, а также законом и совестью.

Истец, получив на руки решение, довольный, вышел за дверь. Ответчик, по роже и бычьей комплекции, бывший «реальный пацан», «браток» из начала двухтысячных годов, опёрся ладонями о стол. Скалой навис над Алексеем, с ненавистью глядя налитыми кровью глазами, и процедил сквозь зубы:

– Я тебя по-человечески просил. Ты, баран, не понял. Теперь ходи и оглядывайся. И сука твоя с мелкими выродками – тоже. Усёк?!

Алексей, повидавший немало мрази в человеческом обличие за пятнадцать лет службы в органах, спокойно выдержал взгляд этого ходячего недоразумения. Ухмыльнулся.  Подумал, что в идеале, бандитов, оборотившихся в «успешных бизнесменов» и возомнивших себя элитой, надо периодически «отрезвлять». Напоминать, кто они есть. Тыкать мордой в дерьмо, увещевая словами Ярослава Гашека, вложенными в уста фельдкурата Отто Каца: «Помните, скоты, что вы люди и должны сквозь тёмный мрак действительности устремить взоры в беспредельный простор вечности и постичь, что всё здесь тленно и недолговечно и что только один Бог вечен».

Дальнейшее движение Алексея было неуловимым. Он стремительно поднялся из-за стола и схватил мёртвой хваткой предпринимателя за горло. Постепенно сжимая пальцы, стал усиливать давление на короткую толстую шею. Такое развитие событий ответчик предугадать не мог.

Алексей слышал хрип и видел перед собой выпученные от удушья и животного страха глаза предпринимателя, надумавшего вдруг вспомнить, что он – «браток», хозяин жизни. Только сейчас ему, безобидный на вид третейский судья, предоставил уникальный шанс стать мёртвым хозяином. Ответчик с побагровевшим лицом, силился двумя руками сбросить со своего горла твердую, как сталь, руку Алексея.

– За свою жизнь я не боюсь, – медленно, выделяя каждое слово, произнёс Алексей. – Но запомни, гнида. Очень хорошо запомни. Если посмеешь, или даже попытаешься причинить любой вред моей семье, я тебя уничтожу. И выберу тебе такую смерть, что подыхая, будешь умолять меня прикончить тебя быстрее.

Он притянул предпринимателя почти вплотную к себе.

– Но, если так случится, что ты всё-таки доберёшься до меня первым и надумаешь заняться моей женой или детьми… Поверь, я с того света вернусь и загрызу тебя, тварь.

Задыхающийся ответчик затравленным взглядом уставился в глаза судьи – холодные и безжалостные. Поверил – этот точно вернётся.

– Усёк? – повторил вопрос ответчика Алексей.

«Браток» в поспешном согласии затряс головой.

– Пошёл вон! – Алексей оттолкнул предпринимателя от себя. Тот плюхнулся задом на пол. Кашляя, делая судорожные вдохи, перевернулся. Громко сопя, пуская слюни, на четвереньках пополз к выходу.

Алексей сел в кресло.

– Суд извещает вас, что решение по делу будет направлено почтой в течение трёх дней, – бросил он в след уползающему «быку», одномоментно превращённому в осиплого борова.  Тот, даже не пытаясь подняться, так на четвереньках и покинул офис…

Завершив формальности, Алексей, прихватив портфель с документами, включил сигнализацию и закрыл двери.

Вторая половина июля выдалась жаркой. Ежедневно, по радио, оглашая прогноз погоды, напоминали – такая жара для гипертоников может быть опасной.

Алексей подумал о недавнем клиенте. Не только жара может быть опасной для гипертоников. И не для них одних. Но он решил пока не акцентировать внимание Кати, его жены, на последних событиях.

Солнце припекало голову. Алексей перешёл через дорогу, на теневую сторону, где было душно, но, по крайней мере, не ощущаешь себя карасём на сковородке. Он невольно позавидовал тем, кто сейчас расположился на берегу реки, за городом. Плещется в её освежающих водах.

Придя домой, Алексей убрал в холодильник купленный по пути творожный торт. С удовольствием принял душ и переоделся. Прошел в маленькую комнату возле прихожей, превращённую в рабочий кабинет. Глянул на выключенный компьютер. Некоторое время раздумывал, стоит продолжить работу над электронным фотоальбомом или предпочесть отдых. В итоге, общее утомление склонило к мысли об отдыхе. Диван с мягкими подушками смотрелся заманчиво. Алексей с наслаждением растянулся на его уютной поверхности. Едва не замурлыкал. По телу разлилась приятная истома. Сразу потянуло в сон. Зевнув и закинув руки за голову, Алексей прикрыл глаза…

Пробудился он от звука ключа, поворачиваемого в замке входной двери. Прихожую заполонило топанье ног и забавное лопотание полуторогодовалых близнецов – Ильи и Миши. Алексей не увидел, почувствовал по колебанию воздуха и запаху духов, как в комнату заглянула жена.

– Папа, я сегодня сама такую классную игрушку сделала! Лидия Петровна сказала, что лучше всех! – радостно возвестила с порога пятилетняя дочь Ксюша.

Катя цыкнула на неё.

– Тише, папа спит, – полушёпотом добавила она. 

– Я не сплю, – отозвался Алексей хрипловатым спросонья голосом.

Приподнявшись, сел на диване. Потряс головой, разгоняя дремоту. Вышел навстречу семье.

– Не спит папа! – обрадовалась Ксения и протянула Алексею поделку. – Смотри! 

У него в руках оказался маленький медвежонок. Дочь постаралась на славу. Очень аккуратные стежки, симметрично пришитые глазки-пуговки. И вата не торчит по краям.

– Папа, если хочешь, я тебе его подарю. Возьмёшь на работу.

– Хочу, доча, – ответил Алексей. – Я его возле монитора посажу, чтобы всегда видеть.

– Только я с ним сегодня поиграю, ладно?

– Конечно. – Алексей вернул медвежонка дочери. Посмотрел на Катю. Лёгкое короткое летнее платье, сверху образующее соблазнительное декольте, а снизу открывающее, значительно выше колен, красивые стройные ноги. Босоножки на шпильке, делающие жену ростом почти вровень с мужем, подтягивали и без того её статную, безупречную фигуру. Большие завораживающие чётко выраженные зелёные глаза с длинными ресницами. Локоны светло-русых волос, волнами ниспадающие на спину и плечи. Горящие румянцем щёки. Красивые и чувственные губы.

«Моя сбывшаяся мужская мечта», – подумал Алексей, залюбовавшись Катей. Прильнул своими губами к её губам. Затем поцеловал в разгорячённую щёку Ксюшу. Погладил по головам близнецов. Такие смешные. В маечках и шортиках. С одинаковыми кепочками на головах. На первый взгляд – каждый отражение другого. Но только для чужих людей. Для Алексея, Кати и Ксюши они были, несомненно, разными.

Сыновья, шлёпая сандаликами по ковру в прихожей, подбежали и обхватили Алексея за ноги. Миша – за правую, Илья – за левую. Интересно. Всегда одинаково. Ни разу не ошиблись, не поменялись местами.

– Ну вот, разбудили тебя, – словно извиняясь, проговорила жена.

– Ничего. Часок перед сном фотоальбомом позанимаюсь, – произнёс Алексей.

– Ужинал?

– Нет. – Алексей помотал головой. – Не хочется. Из-за жары, видимо. Я торт купил. С взбитым творогом.

Взгляд Кати стал серьёзным.

– Ты давление мерил?

– Мерил. Хорошее такое давление. Как у космонавта, – не моргнув глазом, соврал Алексей.

– На ночь померишь ещё, хорошо? Я пойду Мишу и Илью переодевать. Почти десять часов. Их пора кормить и спать укладывать.

Алексей с удивлением посмотрел на часы в комнате.

– Надо же! Я и не заметил. Неплохо вздремнул. – Он обхватил жену за талию. – Ну, надеюсь, от торта на ночь ты не откажешься? Не побоишься испортить фигуру?

– Да ну тебя! – Катя, шутя, отмахнулась от Алексея. – Скажешь тоже – испортить фигуру. Накрывай на стол, угощай девчонок! Ты согласна, Ксения?

– Торт?! – глаза дочери округлились от восторга и удивления. – Конечно, согласна.

Катя увела близнецов в детскую. Ксюша выпалила скороговоркой:

– Папа, ты самый лучший! – и убежала следом за мамой и малышами.

Самый лучший. Вот, значит, как.

«Семья у меня самая лучшая», – подумал Алексей, отправляясь на кухню.

Сезон белых ночей ещё не завершился. Дневная жара схлынула, люди не спешили по домам. Через раскрытую створку окна с улицы доносились детские голоса, скрип качелей, обрывки фраз, шум машин и шорох шин на асфальте. Слабый ветерок вяло шевелил занавески.

В лёгких сумерках позднего вечера они сидели за обеденным столом. Катя и Ксюша за обе щёки уплетали торт. Запивали «Мажителем». Миша и Илья, пристёгнутые лямками, восседали на высоких детских стульчиках и ели фруктово-овсяную кашу.

Позабыв про свой кусок торта, Алексей с блаженной улыбкой следил за сыновьями. За тем, как они едят. Не из своих тарелок. Близнецы норовили дотянуться и прихватить ложками кашу друг у друга. Занятно. Им действительно кажется, что каша в соседней тарелке вкуснее?

Увлечённый наблюдением за детьми, Алексей не сразу заметил, что Катя положила чайную ложечку на край тарелки и неотрывно смотрит на него.

– Что? – недоумённо спросил Алексей, заметив её сосредоточенный взгляд.

Катя по-доброму, и как-то обезоруживающе ласково усмехнулась:

– Ничего. Просто смотрю, как ты улыбаешься. У тебя очень красивая улыбка.

– Обычная. – Алексей смутился от неожиданного комплимента жены. – Просто думаю о том, как хорошо, когда мы вместе.

– Конечно, хорошо, любимый. – Катя наградила мужа поцелуем.

– Завтра разгребу остаток дел и на неделю возьму паузу, – обнадёживающе  произнёс Алексей. – В субботу соберёмся, уедем в горы на турбазу.

– Правда? – Ксюша, услышав новость, оторвалась от торта.

Жена глянула вопросительно на Алексея. Он утвердительно кивнул.

– Правда, – ответила Катя. – Ты же слышала – папа возьмёт отпуск.

– Здорово! – казалось, дочь вот-вот запрыгает от радости.

– Сдо-во-о, – повторил за Ксенией Илья, выплёвывая кашу.

Катя бросилась вытирать полотенцем ему рот. Мише затея брата показалась достойной подражания. Он тоже принялся плеваться кашей.

– И мужики согласны, – сделал вывод из поступков близнецов Алексей.

– Как я погляжу – мужики всегда на всё согласны. Особенно на шалости. – Катя повернулась к мужу и недвусмысленно посмотрела на него, давая понять, что она подразумевает под последней фразой. Затем снова переключила внимание на близнецов:

– О, да вы совсем сонные, мужики. Всё, идём мыть задницы, и спать!

– Мама, это же нехорошее слово! – возмутилась Ксюша.

– А ты его не повторяй, – посоветовал Алексей.

– И не буду, – категорично заявила дочь. – Пойду, пока мультфильмы посмотрю и с медвежонком поиграю. Сейчас мама Илью и Мишу спать уложит и заведёт свою «шарманку»: «Ксюша, пора и тебе ложиться! Ксюша, завтра рано в садик вставать».

– Ксения! – ошарашенно воскликнула Катя.

Алексей расхохотался.

– Пошла смотреть мультфильмы, – стараясь не глядеть на мать, быстро проговорила дочь и ретировалась из кухни.

– Характер, однако, – заметил Алексей.

– Да, уж, – согласилась жена, забирая на руки близнецов. – Точно – твой.

– Ну, я бы поспорил. – философски изрёк Алексей, смотря, как сыновья привычно потянулись к Катиной груди, «зарезервировав» её с самого рождения.  – Эй, резервисты! Почти отлучили папку от развлечения.

– Не прибедняйся. Всем хватает.

– И соседу?

– И соседу. Чем он хуже, – подыграла мужу Катя.

– Логично… Ладно, иди, укладывай добрых молодцев. На кухне я сам приберу.

Разобравшись с посудой, Алексей прошёл к себе в комнату. Сев в кресло, включил компьютер. Пока шла загрузка, измерил электронным тонометром артериальное давление. Сто тридцать пять на восемьдесят. Неплохо. Обычно граница диастолического давления у Алексея редко опускалась ниже сотни. Лекарство, сон и безмятежная домашняя обстановка оказали положительный эффект. Тревога почти исчезла. Воспоминание о происшествии на заседании третейского суда потускнело. Образы в памяти утратили яркость, выглядели как силуэт за матовым стеклом.

Компьютер завершил загрузку. Алексей открыл на рабочем столе компьютера папку с наименованием «Старый альбом». Просмотрел отсканированные и восстановленные с помощью специальной программы чёрно-белые фотографии. Остановился на последней – непокорной, упорно сопротивляющейся манипуляциям Алексея.

Обычный чёрно-белый снимок, сделанный в детстве. Маленький Алёша с серьёзным видом гордо восседал на велосипеде, слегка повернув рулевое колесо вправо. Рядом, широко улыбаясь, стояла мама, положив ладонь левой руки ему на плечо. Позади – редкий молодой ельник. В отдалении, почти чёрные, низко нависшие тучи едва не цеплялись за вершины высоких елей и сосен.

Снимок вышел слегка размытым. Невозможно было разобрать детали, казавшиеся Алексею очень важными. Например, эмблему на передней части рулевой стойки велосипеда. Или непонятное украшение, приколотое к строгому пиджаку мамы. Ещё Алексей силился вспомнить, в какой цвет была окрашена рама велосипеда и как он назывался. Нижний правый угол фотоснимка вообще являл собой сплошное полукруглое пожелтевшее пятно – безусловный дефект кадра на фотоплёнке.

Алексей шёл на все хитрости, предусмотренные программой. Пару раз пытался сделать снимок цветным. Так Алексей узнал, что шерстяная кофточка с большими пуговками, связанная мамой, бордового цвета. Одета поверх белой рубашки. А беретик на голове – синий. Светло-бежевые брюки. Ноги обуты в коричневые ботиночки. Алексей вспомнил эти вещи. Они действительно были такими. И цвет одежды мамы совпадал.

Резкость фотоснимка увеличить не удалось. Украшение мамы осталось загадкой. И эмблема на велосипеде. Да и сам цвет рамы – светло-зелёный. Он не был таким. Нежно-голубой или светло-серый, но никак не зелёный. Алексей каждый раз отменял все изменения снимка. Странно, с остальными фотографиями он управился за три дня. Над этой корпел уже неделю.

Включив редактор, Алексей вновь стал работать над снимком. Отвлёкся только тогда, когда затылком почувствовал тёплое дыхание жены и свежий аромат шампуня. Катя нежно обняла мужа за шею, прильнула своей щекой к его щеке.

– Всё ещё мучаешься с этой фотографией? – спросила она.

Алексей вздохнул:

– Мучаюсь. Ничего не получается. Всё равно возвращаюсь к первоначальному изображению. Меня почему-то интересуют определённые детали. Даже не понимаю, зачем. При этом, когда пытаюсь улучшить фотографию, в сознании возникает протест. Словно она не желает меняться. Хочет остаться в прошлом. Именно такой, какой она есть. В общем, глупость несусветная.

– Может, она действительно не хочет меняться, – абсолютно серьёзно сказала Катя. – Потерять индивидуальность. Существуют вещи, которые должны быть неизменными. В этом их суть, волшебство. Для тебя важны определённые детали фотографии, но ты не знаешь, зачем. Может эти детали – своеобразный ключ. И ты просто должен вспомнить их сам. Не думал об этом?

Алексей оказался обескуражен словами жены. Он сходился на подобной версии, но отметал её как несостоятельную и противоречащую здравому смыслу. И уж никак не предполагал услышать её от Кати.

– Ты, правда, так считаешь? – спросил он.

– Почему нет?

– Действительно.

– Сколько тебе здесь лет?

Алексей задумался.

–  Точно не скажу. Возможно, года три-четыре… Любопытно, забытые детали, которые, по твоему мнению, я должен вспомнить сам… Ключом к чему они могут быть?

Катя пожала плечами:

– Кто знает? Мы не все явления способны понять или правильно истолковать.

Алексей повернулся вместе с креслом лицом к жене. В её глазах не было ни капли иронии, только абсолютная убеждённость. Или интуитивное знание?

– Екатерина Премудрая ты моя. – Алексей мягко обхватил Катю за бёдра и притянул к себе. Положил голову ей на грудь. Услышал, как громко стучит её сердце. Неожиданно к нему пришла уверенность, что ничего плохого с Катей и с детьми не произойдёт. Были тому причиной слова жены или память о «братке», трусливо уползающем из офиса третейского суда? Едва ли. Уверенность возникла сама по себе. Как данность, аксиома. Предопределённость судеб. И Алексей позволил себе отвлечься от мрачных мыслей.

– Давление я, кстати, померил, – сообщил он. – Нормальное. Если ещё проведём целую неделю в горах, вдали от городского шума и пыли… Представляешь, какое блаженство?!

Алексей мечтательно посмотрел вдаль.

– У меня сформировалась солидная клиентская база. Банковский счёт растёт. Думаю, к весне найму помощника, а значит, следующим летом появится возможность поехать к морю. Я хочу показать вам Крым, Гурзуф. В детстве я с мамой был там несколько раз. Помню красивую набережную. Адалары. Гору Аю-Даг, похожую на медведя. Маленький домик Чехова на берегу бухты. Лёгкий шелест слабых волн, набегающих на галечник пляжей, лазурное море под чистым и бездонным небом. Крики чаек, просящих, чтобы им кидали кусочки булок, и серебристых дельфинов, резвящихся в воде вблизи берега. Крутые и узкие мощёные улочки старого города. Спелую алычу, свисающую с ветвей деревьев прямо над головой… Вы должны всё это увидеть.

– Увидим, милый. – Катя чмокнула мужа в макушку. – Пора ложиться, поздно уже. Лёшенька, тебе надо выспаться.

– Да-да, Катя. Ты иди, ложись. Обещаю – ещё полчаса и на боковую. Я здесь, на диване лягу, чтобы не шуметь в коридоре.

Катя слегка отстранилась от мужа, вздохнула, словно говоря: «Ну что с тобой поделаешь?»

– Мы же пришли к выводу, что фотография не хочет меняться, – произнесла она.

Алексей смущённо улыбнулся:

– Ну, я попробую ещё раз. Вдруг получится?

– Только полчаса, ладно? – Катя тепло посмотрела на мужа и, поцеловав в губы, ушла в спальню.

Алексей повернулся к монитору компьютера. Возиться с редактированием не стал. Сидел и смотрел на строптивый снимок. Проживал в душе далёкий вечер из детства. Силился вспомнить цвет рамы велосипеда, название, эмблему. Украшение на мамином пиджаке… Тщетно. Время скрыло детали туманом.

Веки совсем отяжелели. Алексей выключил компьютер. Раздевшись, улегся на диван, укрылся одеялом. Уже засыпая, его словно озарило яркой вспышкой. Он вспомнил. Господи, он действительно вспомнил! Как он вообще мог забыть? Рама велосипеда была нежно-голубого цвета. На рулевой стойке красовался цветной заяц с торчащими к верху ушами. И велосипед назывался «Зайка», предназначенный для совсем ещё маленьких детей. У мамы к пиджаку была приколота изящная брошь с настоящим янтарём в золотой оправе.

«Вот я и нашёл ключ», – успел подумать Алексей и заснул.

Ему приснился дивный сон. Он увидел лицо мамы. Близко-близко. Красивое, молодое. Для ребёнка – самое милое и дорогое на свете. Почувствовал, как пахнут душистыми травами её волнистые волосы. Уловил тонкий аромат настоящих французских духов. И ещё один запах, которым может пахнуть только мама. Запах грудного молока. Даже спустя много лет, когда Алексей повзрослел, а мама была уже больна, пила множество лекарств и без помощи не могла встать с кровати, ему всё равно казалось, что от неё пахнет грудным молоком. Запах исчез только тогда, когда мамы не стало.

И вот, во сне, она перед ним, живая, здоровая, пахнущая грудным молоком. Смеющаяся. Алексей чувствовал себя в её объятиях. Его ноги парили над землёй. Он не сразу понял, что мама держит его на руках.

– Мама, я же совсем большой. Тебе тяжело, – испугался за неё Алексей.

Она рассмеялась ещё сильней, звонко, от всей души.

– Мне не тяжело, Алёша, – ответила мама. – Ты же мой маленький сыночек, мой малыш.

Алексей и вправду увидел, что его руки, обвивающие маму за шею – руки ребёнка. Он взглянул вниз и увидел свои ноги в светло-бежевых брючках и коричневых ботиночках. Точь-в-точь как на фотографии, когда он делал её цветной. А ещё он увидел велосипед, тот самый, «Зайку». Он стоял на широкой тропинке, убегающей вдаль по бескрайнему полю, устланному ковром распустившихся ромашек. Над ними распростёрлось безоблачное голубое небо. Солнце приятно грело, но Алексею в шерстяной кофточке и тёплом беретике совсем не было жарко. Было просто… хорошо.

Алексей со всей серьёзностью посмотрел на маму.

– Я невероятно соскучился, – произнёс он. – Мама, я хочу тебя поцеловать.

Мама прижала его к себе ещё крепче.

– Я тоже соскучилась, Алёша, – ответила она. И первая чмокнула сына в щёку.

Щекотно. Алёша засмеялся. И стал целовать маму в щёки, вдруг почувствовав, как из глаз потекли слёзы…

– Ксюша, ты пенал в портфель положила?

– Да, мамочка!

– И фломастеры. Сегодня на занятии понадобятся фломастеры.

– Всё в пенале, я ничего не забыла.

– Как не забыла?! Тетрадь с домашним заданием на письменном столе лежит!

Ксения, успевшая одеть тёплые осенние ботинки, торопливо разулась и побежала за тетрадью.

– Не пойму, как так получается? Мы всегда опаздываем. – Катя с недоумением посмотрела на мать, Елизавету Сергеевну, стоявшую у входа в комнату и наблюдавшую за суматошными сборами дочери и внучки в «Школу искусств».

– Это потому, что мама долго возится перед зеркалом, – раздался позади бабушки голос Ксюши, убирающей тетрадь в красочный портфель, разрисованный мультяшными феями и цветами.

– Это потому, что некоторые девочки разбрасывают школьные принадлежности по всей квартире! – возмущённо отозвалась на реплику дочери Катя. – Приходится бегать за Ильёй или Мишей, чтобы забрать твои вещи, пока они не попробовали их на вкус и прочность. Надевай курточку, я уже собралась.

Дочь послушно стала одевать верхнюю одежду. Катя взяла с полки книжного шкафа ключи от машины. Встретилась глазами с взглядом Алексея, смотрящего на неё с фотопортрета, заказанного специально ко дню похорон. Она долго искала в фотоальбомах снимок, где муж выглядел бы естественно, таким, каким был в жизни – любящим, добрым, весёлым. Чтобы фотография отображала не только его внешность, но и широту души, черты характера. В очередной раз глядя на фотопортрет, она подумала, что справиться с задачей ей удалось.

Повернувшись к матери, выдохнула:

– Так, вроде всё взяли. Я там мужикам суп с вермишелью сварила. Пока ещё горячий. Дождись, пусть поостынет.

«Мужики» возились тут же на ковре, увлечённо изучали большие разноцветные кубики, принесённые бабушкой. Воодушевлённо переговаривались между собой, делились впечатлениями.

– Разберусь, поди,  – отозвалась насмешливо Елизавета Сергеевна. – Ты постоянно оставляешь мне какие-то наказы. Диву даюсь, как я тебе вырастила, когда ты ещё не умела давать советы?

Катя смутилась.

– Извини, мама. Без Лёши я всё время ощущаю растерянность. Кажется, что о чём-то позабыла. С Лёшей я чувствовала себя уверенно. Теперь ежедневно, каждую минуту, каждый час приходится всё решать и делать самой… Ладно, не обращай внимания, справлюсь.

– Это правда? – вдруг спросила Елизавета Сергеевна.

– Что?

– Долго возишься перед зеркалом.

– Как тут не возиться. Приходится то на Мишу, то на Илью отвлекаться, чтобы не натворили чего. За ними глаз да глаз ну… – Катя осеклась, наконец, уловив подтекст в вопросе матери. – Мама, что ты имеешь в виду?

– Ничего, просто спросила. – Елизавета Сергеевна сделала невинный вид.

– Уж не думаешь ли ты, что я ухажёром обзавелась?! – вознегодовала Катя.

– Тебе помощь нужна, – уклонилась от ответа мать.

– Мама, ты ведь не станешь заводить ухожора? – испугалась Ксения.

– Не переживай, я вообще никого заводить не стану. Тем более – ухожора.

Елизавета Сергеевна неодобрительно покачала головой.

– Катенька, жизнь идёт. Нельзя её проживать, находясь в прошлом. Подумай о своём будущем, и будущем детей. Кстати, Ленуся… тётя Лена, нас всех завтра в гости приглашает. Боря с вахты приедет.

– Обалдеть! – изумлённо воскликнула Катя. – Трёх месяцев не прошло, как Алексея не стало, а ты мне уже смотрины устраиваешь.

– Не смотрины. – Елизавета Сергеевна наклонилась к подошедшим к ней близнецам, взяла на руки Илью. – Кого смотреть? Ты Бориса сто лет знаешь. Он мужчина тактичный,серьёзный. Зарабатывает прилично. И человек хороший.

– Хороший… Для полноценной семейной жизни этого недостаточно. Боря с десятого класса по мне сохнет. Только я не люблю его, ничего к нему не чувствую. И не надо мне говорить, что стерпится-слюбится. Не стерпится и не слюбится.

– Что там терпеть то, Катя? Он восемь месяцев в году на вахте на Ямале. Зато будете всем обеспечены.

–  А остальные четыре месяца? – Катя невольно скривила лицо. – Как нам жить вместе? Что прикажешь мне делать, когда он залезет на меня? В потолок смотреть? Баранов считать? Каждый раз чувствовать себя изнасилованной? И Боре придётся несладко. Представляешь, насколько тяжело человеку жить с осознанием того, что он нелюбим и нежеланен?

Елизавета Сергеевна не нашлась, что ответить дочери.

Катя устало села на диван. Посмотрела на довольных сыновей, буквально прилипших к бабушке. Перевела взгляд на фотопортрет Алексея. Близнецы помнили отца, ждали. Когда раздавался звонок в дверь, они наперегонки бежали в прихожую. Появлению бабушки или дедушки они, безусловно, радовались. Но мать не была бы матерью, если бы не замечала в глазах сыновей разочарование, потому что папа опять не пришёл. Иногда, играя в комнате, Илья и Миша, глядя на фотографию отца,вдруг затихали. Могли простоять или просидеть так очень долго. Затем указывали ручками друг другу на фотопортрет и тихо шептали: «Папа». Или: «Тсс, папа бай. Папа пит». И прикладывали указательные пальчики к губам. В эти моменты у Кати всё обрывалось внутри, начинало колоть сердце. Она едва сдерживала слёзы, смотря на сыновей, ждущих отца.

– Тише, папа спит.

Именно эти слова она произнесла дрогнувшим голосом утром, когда вошла в комнату к Алексею и поняла… Он уснул. Навсегда. Сном бесконечности…

– Мама, мы опаздываем! – взволнованно напомнила Ксения.

– Успеем на второй урок. Потом подойдём к Елене Михайловне, запишем домашнее задание, – успокоила дочку Катя.

Она встала с дивана и повернулась к матери.

– Ты можешь не одобрять мои поступки, осуждать их. Я понимаю тебя, мама. Ты хочешь сделать нам лучше. Но лучше в твоём понимании, не означает лучше для нас. Попытка сделать нас счастливыми против нашей воли принесёт только страдания. Мне, детям. Они помнят отца. Никогда не забудут. Лёша не успел воплотить мечту показать нам море, памятные места своего детства. Теперь его мечту буду воплощать я. Ксюша, Илья и Миша обязательно увидят море, будут купаться в его волнах. Гулять по узким улочкам приморского городка в Крыму, о котором поведал Лёша.

Катя на минуту замолчала, раздумывая, стоит ли говорить дальше. Решив для себя, что надо высказаться, продолжила:

–Мне приснился сон, не отличимый от яви. Будто ночью я пробудилась. Рядом с кроватью стоял Алексей, смотрел на меня. Заметив, что я не сплю, склонился надо мной. Я почувствовала его дыхание, услышала тихий шёпот: «Ничего не бойтесь, я с вами». Затем я ощутила щекой нежное прикосновение его губ и погрузилась в состояние полной безмятежности, покоя. Дальше не помню ничего. Просто разом наступило утро следующего дня. Первое утро после его смерти, когда я смогла испытать блаженство. Радовалась солнечному свету, течению жизни вокруг. Но больше всего я радовалась детям. Их каждому слову, взгляду, движению, и безумно благодарна Лёше за это. Я верю в его незримое присутствие, защиту. Даже если я свяжу себя узами брака или найду утеху с другим мужчиной без всяких обязательств, он поймёт, не перестанет нас оберегать. Слишком велика его любовь к нам. Просто когда наступит мой смертный час, он развернётся и уйдёт от небесных врат, не станет встречать. Я не хочу, чтобы подобное произошло. Моя любовь тоже велика. Всем сердцем, всей душой я желаю, когда завершится мой земной путь, увидеть Алексея вновь. Ожидающего меня у ворот, за которыми простирается небо и начинается новая жизнь.

 Заставка к рассказу из сети Интернет.