- Значит, тебя можно в некотором роде поздравить, - расположившись напротив Кристофера, Кассий закинул ноги на стол, напрочь игнорируя правила приличия. И он сам, и его гость происходили не из самых последних по значимости семейств, но при этом порой будто бы забывали об этом, - двадцать лет твоего бессмертия - чем не достойный повод для праздника?
Кристофер пожал плечом:
- Как трогательно, ты запомнил? Что ж, раз я виновник торжества, значит, плачу я. Мой желаемый сценарий праздника тебе известен. Хочешь внести какие-нибудь коррективы?
Не самое красивое лицо некроманта изобразило усмешку:
- С чего бы? Наличие у меня жены никоим образом не мешает мне проводить время в том обществе, в котором я пожелаю. У тебя есть кто-то на примете?
- Зачем? - Крис, разминая шею, поочередно опустил голову к левому, затем к правому плечу - у меня на примете есть одна гостиница - она находится в ведении братства. Там мы сможем повеселиться, как нам того захочется, - подобное положение вещей полностью устраивало лорда Уоллеса - сам он не собирался не организовывать дело (вот еще! Это даже звучало бы глупо: лорд Кристофер Уоллес держит гостиницу? Фи!), но вместе с тем, он не был лишен более чем приятного времяпрепровождения.
- По рукам, - Кассий неторопливо убрал ноги со стола и в предвкушении потер ладонью о ладонь. Крис усмехнулся: кроме того, что они были отличными друзьями, Кас ценил в нем, Крисе, умение развлекаться. Для самого же некроманта это было не самое доступное из умений. Не смотря на гибкий и подвижный разум, он был начисто лишен воображения в плане того, что не касалось дел. Серьезных дел, само собой.
Они с Кассием были разные, и, пожалуй, эта разность и делала их дружбу еще более интересной. По крайней мере, не давала ей быть пресной.
Хотя, говоря откровенно, когда это она бывала пресной?
Глаза некроманта ожили, они были откровенно масляными - их хозяин предвкушал сладостный вечер, и не преминул высказать свои намерения вслух. Крис снисходительно ухмылялся: ему-то такое было не в редкость, а потому, он не особенно стремился обсуждать и заранее переживать. К чему этот словесный онанизм?
Кассий его, казалось, не очень-то и замечал: ему не важна была реакция. Он был где-то далеко - то ли в своих мыслях, то ли в недалеком будущем (прямо сейчас отправиться они не могли по ряду причин), и потому, появившийся на столе белый конверт он не заметил. Кристофер же - сразу.
Однако в невнимательности некроманта ничего опасного не было - как следовало из крупной, каллиграфическим почерком выведенной на бумаге надписи, письмо предназначалось Крису.
Маг быстро взял в руки конверт. вскрыл. Ощутил, что сердце забилось чаще, и причины на то были. Он знал, не мог не знать и не узнать почерк собственного отца, а в привычки лорда Уоллеса не входило посылать письма магическим способом. Ни отец, ни мать не пользовались магией без особой на то необходимости. В общем-то, именно это и стало определяющим фактором в выборе стороны их сына. Привыкший с детства, что светлые маги не пользуются магией, он совершенно не хотел таких повторений для себя.
Матово-желтый лист дорогой гербовой бумаги их дома скользнул ему в ладони и Крис, если можно так выразиться, помертвел от коротких, болезненных слов, иглами вспоровшими бумагу и его сознание:
Приезжай домой. Мать при смерти.
Нужно ли говорить, что его отец, лорд Уоллес, никогда не пользовался подобными простонародными речевыми оборотами? Что каждое его письмо напоминало небольшую повесть, а то и роман?
Невидящим взглядом Крис прошил Кассия и невнятно бросил:
- Мне нужно срочно уйти. Я вернусь позднее, - и исчез. У него не было времени на то, чтобы цацкаться с Кассием. А что Кассий? Кассий его друг, он поймет. В конце концов, адрес ему известен, может отправиться в гостиницу один...
Не смотря на то, что он явился в ту же самую секунду, как только получил письмо, он опоздал. Сыграли роль какие-то считанные секунды. Секунды, секунды...те секунды, что ушли на написание отцом письма, на запечатывание и подпись конверта и на появление этого самого конверта на столе перед сыном лорда Уоллеса...
Он появился в кабинете отца, напрочь проигнорировав - ровно также, как несколько минут назад игнорировал правила приличия его друг, некромант Кассий...Кабинет был пуст, но едва Кристофер шагнул к двери, она открылась ему навстречу. Отец не вздрогнул, увидев сына, внезапно возникшего прямо перед ним. Поднял на него взгляд, и Крис увидел его лицо - точно такое же лицо было бы у него, спустя еще двадцать лет, если бы он оставил себе свою смертную сущность. Вероятно, лорд Уоллес мельком подумал о том же...
Внутри Кристофера что-то оборвалось.
Я опоздал? - спросил он, где-то далеко-далеко, в другом мире. В этом мире нужды для вопросов не было. Как не было её и для ответов. Отец кивнул ему и крепко закусил губу, уронил голову. Нет, он не плакал, но подобный жест невыдержанности был сродни слезам у обычного мужчины.
Кристофер шагнул к нему и обнял, ощутив, как же постарел отец. Будто бы высох, ссохся. Годы не согнули лорда Уоллеса, но он будто бы стал меньше и тоньше. Крис подумал, что теперь, наверное, он не тяжелее ребенка, но...
Это длилось не дольше мгновения. Они отпустили друг друга.
Раскаленный добела стержень, затаившийся и будто бы замороженный временным наркозом проткнул легкие Кристофера, заставил задохнуться. А так - будто бы и ничего и не случилось. По-прежнему сиял за окнами белый солнечный день, где-то шелестел ветер, врывавшийся в окно отцовского кабинета.
Смерть не изменяет человека до неузнаваемости. Она отбирает его самого, отдаляет от людей, делая его восковым, нездешним. В неё очень легко не верить, когда видишь закрытые глаза и наглухо застывшие черты.
Кристофер испытал какое-то детское облегчение, увидев женщину, лежавшую в постели его родителей, одетую в платье его матери, но с совершенно по-иному остановившимися чертами лица.
Он видел смерть. Он убивал сам. Но он никогда особенно не рассматривал трупы своих врагов, да и потом - что ему за дело до них?
Строгий, нездешний взгляд не имел ничего общего с самым строгим выражением лица леди Уоллес.
Кристофер обнаружил, что во рту солоно. Полный рот крови. Он прокусил изнутри губу - странно, почему? Он никогда так не делал. Глупо. Зачем? Он - бессмертный темный маг, у него впереди...
Непослушные ноги отказывались идти вперед. Они согнулись в коленях, а тело само шатнулось вперед. Темный шелк простыней смялся под его пальцами, в подбородок ткнулся тяжелый бархат платья матери. Он по-прежнему источал её запах - не духи, нет. Запах его матери, который он знал с младенчества. Теплый, немного пряный, и такой родной - он угасал. Угасал и таял, у него больше не было источника. Он уходил. Вернее...он уже ушел, и здесь, в этом мире была лишь его тень, чудом зацепившаяся за одежду.
Кристофер не успел попрощаться с матерью, но она прощалась с ним. Теперь - вот так, безмолвно.
Раскаленный добела стержень безжалостно утыкался в сердце Криса, отдирая от него что-то, что-то очень важное, отбирая у него дыхание, но - оставляя возможность дышать. У него не стало чего-то, не стало какой-то очень важной, очень его части, и теперь - он знал - теперь он сможет жить только так. Теперь...
Крис жадно хватал носом этот ускользающий, уходящий от него запах.
Глаза резало от нестерпимой, от невыносимой, набухающей и идущей изнутри боли - совсем как в детстве, когда сдерживал слёзы.
Вот только сейчас он их не сдерживал.
Лишь тогда, когда на его плечо легла отцовская рука, он понял - его сотрясает крупная дрожь.
***
Кристофер идет, машинально слыша стук собственных шагов. Садится. Берет в руки стакан с водой. Смачивает отцу виски, подает лекарство. Кожа у отца очень тонкая, высохшая и желтая, точно старый пергамент, расчерченный темно-синими чернилами - венами. Крис видит каждый сосуд. Он прикасается к тонкой шелестящей коже отца, и вдруг понимает - лорд Уоллес, его отец, смотрит на него издалека, прощаясь. Он смотрит на него оттуда же, куда уже ушла мать. Только мать не могла смотреть. Кристофер чувствует, как у него дрожит подбородок и понимает, что сейчас расплачется - как сопливый мальчишка. На бледных губах отца появляется ободряющая улыбка - сколько лет он не видел её, довольствуясь нахмуренными бровями и строгими нотациями?
- Ну-ну, - произносит лорд Уоллес, и его щеки бледнеют от усилий, которые ему приходится делать, чтобы произнести эти коротенькие слова, - сколько тебе было лет, когда ты принял сущность бессмертного мага?
- Тридцать семь, - послушно отвечает Крис, и осторожно, точно ребенка, гладит отца по плечу, чувствуя, как в теле толкается кровь, как пульсирует дыхание под его ладонью.
Пока.
- Значит, двадцать лет назад. Что ж, для тебя это лучший возраст, Крис, - он называет его едва ли не впервые этим именем. Слабая улыбка теплится на губах лорда Уоллеса, - ты помнишь, что ты мне обещал?
Уже - не клялся. Уже - просто обещал.
- Помню, отец.
- Исполни это. О большем я тебя не прошу. А сейчас - иди, - слабый голос вдруг крепнет, в нем звучат повелительные нотки.
Кристофер в замешательстве. Он хочет возразить, но не успевает и рта раскрыть.
- Я сказал - иди. Иди, сынок, - каким-то чудом ему удается сохранить баланс - повелительность и несвойственная в общении с сыном ему ласка.
Кристофер поднимается и медленно идет к двери, пятясь. Спиной вперед. Он понимает, знает, что лорд Уоллес должен встретить смерть в одиночестве. Он не хочет, чтобы он, Кристофер, видел его таким. И он уважает это желание отца. Он хочет видеть отца, он чувствует, будто бы стоит на берегу, а лодка, в которой отплывает отец, все быстрее и быстрее отдаляется к горизонту.
***
- ваша милость, вот ваша почта, - дворецкий с поклоном протягивает Кристоферу увесистую, пухлую стопку конвертов. Кристофер бросает их на стол и кивком показывает, что дворецкий может уходить. Лишь когда за ним закрывается дверь - до него доходит.
"Ваша милость" - почтительные слова прислуги и надписи, на всех, без исключения конвертах - "лорду Кристоферу Уоллесу".
Лорду.
Кристоферу.
Уоллесу.
Отныне нет больше никакого иного лорда в этих землях, кроме лорда Кристофера Уоллеса.
Сколько не ищи - не найдешь.
Сколько не ходи по гулким пустым комнатам - не отыщешь здесь лорда и леди Уоллес, не встретишь никого, кроме прислуги, и лорда нынешнего.
Не встретишь и маленького мальчика, Криса - вот он, вырос.
Кристофер вдруг отчетливо понял, почему отец взял с него клятву обзавестись потомками.
Медленно поднявшись из-за своего места в бывшем отцовском и своем нынешнем кабинете, он на непослушных ногах дошел до двери. Ключ бесшумно повернулся в замке. Едва ли прекрасно вышколенная прислуга сунулась бы к скорбящему лорду в кабинет, но...
но черт возьми.
Кристофер не помнил, как добрался до диванчика, на котором иногда ночевал отец, засидевшись с делами, да или просто - тогда, когда желал побыть в одиночестве, наедине с самим собою. Не помнил и другого, как уткнулся лицом в давно знакомую, почти родную (да какое там "почти!" родную) обивку. Не помнил и того, сколько пролежал так, не отрываясь от неё и не стыдясь, даже перед самим собою непослушных, диких слёз, катившихся по щекам.
Лорд Уоллес, темный, бессмертный маг, занявший выгодное место в братстве Серой чайки и получивший не так давно целое наследство, плакал, отчаянно и горько, плакал, точно маленький, потерявшийся мальчик.
Оставшийся один в целом свете.
[Скрыть]Регистрационный номер 0341460 выдан для произведения:
- Значит, тебя можно в некотором роде поздравить, - расположившись напротив Кристофера, Кассий закинул ноги на стол, напрочь игнорируя правила приличия. И он сам, и его гость происходили не из самых последних по значимости семейств, но при этом порой будто бы забывали об этом, - двадцать лет твоего бессмертия - чем не достойный повод для праздника?
Кристофер пожал плечом:
- Как трогательно, ты запомнил? Что ж, раз я виновник торжества, значит, плачу я. Мой желаемый сценарий праздника тебе известен. Хочешь внести какие-нибудь коррективы?
Не самое красивое лицо некроманта изобразило усмешку:
- С чего бы? Наличие у меня жены никоим образом не мешает мне проводить время в том обществе, в котором я пожелаю. У тебя есть кто-то на примете?
- Зачем? - Крис, разминая шею, поочередно опустил голову к левому, затем к правому плечу - у меня на примете есть одна гостиница - она находится в ведении братства. Там мы сможем повеселиться, как нам того захочется, - подобное положение вещей полностью устраивало лорда Уоллеса - сам он не собирался не организовывать дело (вот еще! Это даже звучало бы глупо: лорд Кристофер Уоллес держит гостиницу? Фи!), но вместе с тем, он не был лишен более чем приятного времяпрепровождения.
- По рукам, - Кассий неторопливо убрал ноги со стола и в предвкушении потер ладонью о ладонь. Крис усмехнулся: кроме того, что они были отличными друзьями, Кас ценил в нем, Крисе, умение развлекаться. Для самого же некроманта это было не самое доступное из умений. Не смотря на гибкий и подвижный разум, он был начисто лишен воображения в плане того, что не касалось дел. Серьезных дел, само собой.
Они с Кассием были разные, и, пожалуй, эта разность и делала их дружбу еще более интересной. По крайней мере, не давала ей быть пресной.
Хотя, говоря откровенно, когда это она бывала пресной?
Глаза некроманта ожили, они были откровенно масляными - их хозяин предвкушал сладостный вечер, и не преминул высказать свои намерения вслух. Крис снисходительно ухмылялся: ему-то такое было не в редкость, а потому, он не особенно стремился обсуждать и заранее переживать. К чему этот словесный онанизм?
Кассий его, казалось, не очень-то и замечал: ему не важна была реакция. Он был где-то далеко - то ли в своих мыслях, то ли в недалеком будущем (прямо сейчас отправиться они не могли по ряду причин), и потому, появившийся на столе белый конверт он не заметил. Кристофер же - сразу.
Однако в невнимательности некроманта ничего опасного не было - как следовало из крупной, каллиграфическим почерком выведенной на бумаге надписи, письмо предназначалось Крису.
Маг быстро взял в руки конверт. вскрыл. Ощутил, что сердце забилось чаще, и причины на то были. Он знал, не мог не знать и не узнать почерк собственного отца, а в привычки лорда Уоллеса не входило посылать письма магическим способом. Ни отец, ни мать не пользовались магией без особой на то необходимости. В общем-то, именно это и стало определяющим фактором в выборе стороны их сына. Привыкший с детства, что светлые маги не пользуются магией, он совершенно не хотел таких повторений для себя.
Матово-желтый лист дорогой гербовой бумаги их дома скользнул ему в ладони и Крис, если можно так выразиться, помертвел от коротких, болезненных слов, иглами вспоровшими бумагу и его сознание:
Приезжай домой. Мать при смерти.
Нужно ли говорить, что его отец, лорд Уоллес, никогда не пользовался подобными простонародными речевыми оборотами? Что каждое его письмо напоминало небольшую повесть, а то и роман?
Невидящим взглядом Крис прошил Кассия и невнятно бросил:
- Мне нужно срочно уйти. Я вернусь позднее, - и исчез. У него не было времени на то, чтобы цацкаться с Кассием. А что Кассий? Кассий его друг, он поймет. В конце концов, адрес ему известен, может отправиться в гостиницу один...
Не смотря на то, что он явился в ту же самую секунду, как только получил письмо, он опоздал. Сыграли роль какие-то считанные секунды. Секунды, секунды...те секунды, что ушли на написание отцом письма, на запечатывание и подпись конверта и на появление этого самого конверта на столе перед сыном лорда Уоллеса...
Он появился в кабинете отца, напрочь проигнорировав - ровно также, как несколько минут назад игнорировал правила приличия его друг, некромант Кассий...Кабинет был пуст, но едва Кристофер шагнул к двери, она открылась ему навстречу. Отец не вздрогнул, увидев сына, внезапно возникшего прямо перед ним. Поднял на него взгляд, и Крис увидел его лицо - точно такое же лицо было бы у него, спустя еще двадцать лет, если бы он оставил себе свою смертную сущность. Вероятно, лорд Уоллес мельком подумал о том же...
Внутри Кристофера что-то оборвалось.
Я опоздал? - спросил он, где-то далеко-далеко, в другом мире. В этом мире нужды для вопросов не было. Как не было её и для ответов. Отец кивнул ему и крепко закусил губу, уронил голову. Нет, он не плакал, но подобный жест невыдержанности был сродни слезам у обычного мужчины.
Кристофер шагнул к нему и обнял, ощутив, как же постарел отец. Будто бы высох, ссохся. Годы не согнули лорда Уоллеса, но он будто бы стал меньше и тоньше. Крис подумал, что теперь, наверное, он не тяжелее ребенка, но...
Это длилось не дольше мгновения. Они отпустили друг друга.
Раскаленный добела стержень, затаившийся и будто бы замороженный временным наркозом проткнул легкие Кристофера, заставил задохнуться. А так - будто бы и ничего и не случилось. По-прежнему сиял за окнами белый солнечный день, где-то шелестел ветер, врывавшийся в окно отцовского кабинета.
Смерть не изменяет человека до неузнаваемости. Она отбирает его самого, отдаляет от людей, делая его восковым, нездешним. В неё очень легко не верить, когда видишь закрытые глаза и наглухо застывшие черты.
Кристофер испытал какое-то детское облегчение, увидев женщину, лежавшую в постели его родителей, одетую в платье его матери, но с совершенно по-иному остановившимися чертами лица.
Он видел смерть. Он убивал сам. Но он никогда особенно не рассматривал трупы своих врагов, да и потом - что ему за дело до них?
Строгий, нездешний взгляд не имел ничего общего с самым строгим выражением лица леди Уоллес.
Кристофер обнаружил, что во рту солоно. Полный рот крови. Он прокусил изнутри губу - странно, почему? Он никогда так не делал. Глупо. Зачем? Он - бессмертный темный маг, у него впереди...
Непослушные ноги отказывались идти вперед. Они согнулись в коленях, а тело само шатнулось вперед. Темный шелк простыней смялся под его пальцами, в подбородок ткнулся тяжелый бархат платья матери. Он по-прежнему источал её запах - не духи, нет. Запах его матери, который он знал с младенчества. Теплый, немного пряный, и такой родной - он угасал. Угасал и таял, у него больше не было источника. Он уходил. Вернее...он уже ушел, и здесь, в этом мире была лишь его тень, чудом зацепившаяся за одежду.
Кристофер не успел попрощаться с матерью, но она прощалась с ним. Теперь - вот так, безмолвно.
Раскаленный добела стержень безжалостно утыкался в сердце Криса, отдирая от него что-то, что-то очень важное, отбирая у него дыхание, но - оставляя возможность дышать. У него не стало чего-то, не стало какой-то очень важной, очень его части, и теперь - он знал - теперь он сможет жить только так. Теперь...
Крис жадно хватал носом этот ускользающий, уходящий от него запах.
Глаза резало от нестерпимой, от невыносимой, набухающей и идущей изнутри боли - совсем как в детстве, когда сдерживал слёзы.
Вот только сейчас он их не сдерживал.
Лишь тогда, когда на его плечо легла отцовская рука, он понял - его сотрясает крупная дрожь.
***
Кристофер идет, машинально слыша стук собственных шагов. Садится. Берет в руки стакан с водой. Смачивает отцу виски, подает лекарство. Кожа у отца очень тонкая, высохшая и желтая, точно старый пергамент, расчерченный темно-синими чернилами - венами. Крис видит каждый сосуд. Он прикасается к тонкой шелестящей коже отца, и вдруг понимает - лорд Уоллес, его отец, смотрит на него издалека, прощаясь. Он смотрит на него оттуда же, куда уже ушла мать. Только мать не могла смотреть. Кристофер чувствует, как у него дрожит подбородок и понимает, что сейчас расплачется - как сопливый мальчишка. На бледных губах отца появляется ободряющая улыбка - сколько лет он не видел её, довольствуясь нахмуренными бровями и строгими нотациями?
- Ну-ну, - произносит лорд Уоллес, и его щеки бледнеют от усилий, которые ему приходится делать, чтобы произнести эти коротенькие слова, - сколько тебе было лет, когда ты принял сущность бессмертного мага?
- Тридцать семь, - послушно отвечает Крис, и осторожно, точно ребенка, гладит отца по плечу, чувствуя, как в теле толкается кровь, как пульсирует дыхание под его ладонью.
Пока.
- Значит, двадцать лет назад. Что ж, для тебя это лучший возраст, Крис, - он называет его едва ли не впервые этим именем. Слабая улыбка теплится на губах лорда Уоллеса, - ты помнишь, что ты мне обещал?
Уже - не клялся. Уже - просто обещал.
- Помню, отец.
- Исполни это. О большем я тебя не прошу. А сейчас - иди, - слабый голос вдруг крепнет, в нем звучат повелительные нотки.
Кристофер в замешательстве. Он хочет возразить, но не успевает и рта раскрыть.
- Я сказал - иди. Иди, сынок, - каким-то чудом ему удается сохранить баланс - повелительность и несвойственная в общении с сыном ему ласка.
Кристофер поднимается и медленно идет к двери, пятясь. Спиной вперед. Он понимает, знает, что лорд Уоллес должен встретить смерть в одиночестве. Он не хочет, чтобы он, Кристофер, видел его таким. И он уважает это желание отца. Он хочет видеть отца, он чувствует, будто бы стоит на берегу, а лодка, в которой отплывает отец, все быстрее и быстрее отдаляется к горизонту.
***
- ваша милость, вот ваша почта, - дворецкий с поклоном протягивает Кристоферу увесистую, пухлую стопку конвертов. Кристофер бросает их на стол и кивком показывает, что дворецкий может уходить. Лишь когда за ним закрывается дверь - до него доходит.
"Ваша милость" - почтительные слова прислуги и надписи, на всех, без исключения конвертах - "лорду Кристоферу Уоллесу".
Лорду.
Кристоферу.
Уоллесу.
Отныне нет больше никакого иного лорда в этих землях, кроме лорда Кристофера Уоллеса.
Сколько не ищи - не найдешь.
Сколько не ходи по гулким пустым комнатам - не отыщешь здесь лорда и леди Уоллес, не встретишь никого, кроме прислуги, и лорда нынешнего.
Не встретишь и маленького мальчика, Криса - вот он, вырос.
Кристофер вдруг отчетливо понял, почему отец взял с него клятву обзавестись потомками.
Медленно поднявшись из-за своего места в бывшем отцовском и своем нынешнем кабинете, он на непослушных ногах дошел до двери. Ключ бесшумно повернулся в замке. Едва ли прекрасно вышколенная прислуга сунулась бы к скорбящему лорду в кабинет, но...
но черт возьми.
Кристофер не помнил, как добрался до диванчика, на котором иногда ночевал отец, засидевшись с делами, да или просто - тогда, когда желал побыть в одиночестве, наедине с самим собою. Не помнил и другого, как уткнулся лицом в давно знакомую, почти родную (да какое там "почти!" родную) обивку. Не помнил и того, сколько пролежал так, не отрываясь от неё и не стыдясь, даже перед самим собою непослушных, диких слёз, катившихся по щекам.
Лорд Уоллес, темный, бессмертный маг, занявший выгодное место в братстве Серой чайки и получивший не так давно целое наследство, плакал, отчаянно и горько, плакал, точно маленький, потерявшийся мальчик.
Оставшийся один в целом свете.