Пять сестёр
Юлия чрезмерно самокритична по отношению к своей внешности, хотя это совершенно напрасно: пухлая розовость её губ слагает милейшее выражение кроткой задумчивости, которую нет-нет да и прервёт ясный проблеск открытой улыбки; красив ангельский овал её мягкого лица, приятна плавная пропорциональность промежуточных черт его (изящно тонкий надгубный желобок, ведущий к маленькому носу, ровному и прямому, лёгкий близорукий прищур кожи на переносице, ямочки бледных щёк); блеск Юлиных глаз со светло-карими райками, сероватыми по кайме, лучится чистосердечной проницательностью, и сонные веки с ласковыми веерами длинных ресниц порой так трогательно полускрывают их; но особенно интересным и выразительным лицо Юлии становится в момент молчаливого удивления, когда она, скрестив руки и приподняв брови, – одну чуть выше другой, – глядит на вас недоумённо и пристально; так бывает, если кто-то пытается опровергнуть безусловную правоту её тоскливых подростковых настроений.
Одно из многочисленных чудачеств Юлии – неестественная неприязнь к солнечному свету, точнее к прямому воздействию его лучей. Это опасение отчасти продиктовано тем, что белизна её чистой кожи очень легко поддаётся загарной меди, которую она, из нелепых соображений своей кладбищенской субкультуры, осознаёт как грязь.
Одевается Юлия соответственно – всё на ней траурное, в чёрных, либо очень тёмных тонах, на всём вычурно поблёскивает бремя недорогих украшений. Свои красивые руки Юлия предпочитает обнажать до локтей, а то и до плеч, обнаруживая – чуть выше левого локтя – единственный изъян их безукоризненной бархатистости – тёмно-шоколадный диск крупной родинки с пробивающимися сквозь неё жёсткими волосками. При несколько широковатых запястьях у Юлии слабые детские кисти с недлинными пальцами и обгрызенными, крашенными опять же в тёмные цвета ноготками. Она невысока ростом, но хорошо сложена, разве что не помешало бы ей побольше двигаться и бывать на свежем воздухе, а не сидеть всё время в душной зашторенной комнате, сгорбившись перед ярко светящимся монитором компьютера.
Характер у Юлии искренний и добродушный, однако излишняя услужливость и неумение говорить людям "нет" частенько выходят ей боком в школе. Учителя не любят её за манеру одеваться, а одноклассники – за стремление к уединению и необщительный нрав. Тем не менее Юлия – отличница и любимый ребёнок в семье.
Родившись всего годом раньше Юлии, Лера, вторая моя сестра, существенно опередила её в познании недозволенных вещей. В частности, она довольно рано познакомилась с табаком, алкоголем и сильным полом, воспринимая всё это не иначе как забавную игру. Но несмотря на эти склонности и более чем небрежное отношение к учёбе, в кругу семьи улыбчивая Лера ведёт себя очень корректно, и вечно занятым работой родителям и в голову не приходит заподозрить её в чём-то предосудительном. Со мной, равно как и с сёстрами (за исключением Юлии, к которой Лера с детства питает необъяснимую враждебность), она мила и приветлива, но делиться сокровенными переживаниями не расположена. Никому из нас, насколько мне известно, так и не удалось узнать её хорошенько. Даже глядя прямо в Лерины легкомысленные, с прищуром, серые глаза, невозможно понять, когда она говорит серьёзно, а когда просто подшучивает.
У Леры кругленькое бледное личико с острым подбородком и аккуратным, чуть вздёрнутым носиком; в её иронично-внимательном способе смотреть на людей странным образом сливаются детскость и непристойность. Под глазами заметны следы усталости – результат короткого сна и долгих, поздних гуляний. От частых окрашиваний у Леры испортились волосы и ей пришлось коротко подстричься, что, впрочем, никак не повредило её внешности. Напротив, стала заметнее ладная линия белой шеи и обнажились кукольные ушки, нещадно исколотые блестящими серьгами и штангами. Жало пирсинга также сидит у неё в языке и обхватывает кольцом её тонкую правую бровь.
Наряжается Лера неряшливо – поношенные мужские рубашки навыпуск, застиранные продранные джинсы, стоптанные пыльные кеды. Но надо признать, что это даже как-то подходит к её гибкой, маленькой фигуре.
Далее по старшинству следует Элла, средняя из моих сестёр. Она – замечательный слушатель, но в общении с людьми её портит одна неприятная привычка – подолгу, с бессмысленной внимательностью домашнего животного глядеть на собеседника своими большими, наивными глазами цвета чёрного кофе, даже когда собеседник этот давно молчит. В присутствии незнакомых Элла застенчива и неразговорчива, зато в кругу друзей способна много и эмоционально пустословить, а то и вытворять иногда нечто такое, чего уж от неё, казалось бы, совсем нельзя было ожидать, к примеру – в гостях играть ногами на хозяйском пианино, владению которым, кстати, она посвятила три малоуспешных года.
Внешность Эллы такова. Ростом она чуть выше младших сестёр, хорошо сложена, но несколько дрябловата; почти чёрная, вьющаяся густота длинных волос красивым изгибом обрамляет её плосковатое, сужающееся к подбородку смуглое лицо. Нос миниатюрный, но крыластый, с небольшой горбинкой. Брови, совсем чёрные, почти сходятся на переносице. Малиновая мягкость её маленького рта, изящное вспархивание длинных серповидных ресниц, то, как она прикусывает свою нижнюю губку (слегка выпяченную и более полную) – всё это привносит в её облик какую-то нежную, хрупкую красоту, обеспечивающую Элле неиссякаемый запас кротких, неискушённых воздыхателей, большинство из которых она, правда, начисто отвергает. Существует даже мнение, что печальный и глупый случай подросткового суицида, имевший место накануне её выпускного вечера, был спровоцирован как раз одним из таких отказов. Сама же Элла, в чьих редких, ленивых словах вечно усматривается некая двусмысленность, никак не подверждает, но и не опровергает того.
Что касается предпочтений в одежде, то здесь совершенное отсутствие вкуса смешивается у неё с забавной педантичной аккуратностью.
Большую часть дня Элла готовится к грядущим вступительным экзаменам, между делом исследуя отзывчивые просторы социальных сетей и слушая жалобные рыдания своих эстрадных кумиров, а по вечерам чаще всего уходит гулять с приятелями, столь непохожими, в своём развязном веселье, на её робких поклонников. Случается ей оказываться и в одной компании с Лерой. По этой причине её недолюбливает Юлия, но Элле это, – как, в принципе, и всё остальное, – малоинтересно.
Черты Миры, четвёртой моей сестры, имеют сильный восточный оттенок, что, как поговаривает отец нашего семейства, «престранно». Если же развить эту мысль, то особенно любопытным представляется тот факт, что приблизительный момент зачатия Миры восходит ко временам частых командировок нашей матери в Якутию, хотя по этому поводу никто, кроме отца, особенно не беспокоится.
Выглядит Мира так: она среднего роста, бледная, пышная, чтобы не сказать тучная, стрижётся под каре, оставляя куцую чёлку, красится в чудовищный ржавый цвет и крайне редко расчёсывается. Лицо у неё плоское, скуластое, широкое; узкая полнота губ вечно собрана в романтический поцелуй. Широко посаженные, большущие глаза цвета тёмного шоколада загадочно блестят под сенью шикарных ресниц. Голос у Миры тихий и хрипловатый, говорит она мало, часто курит и много читает, причём не одну только ерунду. В одежде она совершенно неприхотлива, и вполне уверенно чувствует себя, щеголяя по нескольку дней кряду в кошмарных красных спортивных штанах с белыми лампасами и невозможном косматом джемпере с причудливым северным орнаментом.
Этакая мечтательная натура, Мира любит, основательно выспавшись, уединиться в кухне с книгой, сигаретой, мятным чаем и сладостями (отсюда и неказистая рыхловатость тела), и член семьи, зачем-нибудь заглянувший туда, всегда рискует стать участником сперва абстрактного, но быстро перетекающего в сакрально-эзотерические области разговора, изобилующего сокрушительно пространными пересказами сновидений и общих мировоззренческих принципов Миры. Порой даже кажется, что она и вовсе никогда не покидает кухонных стен, а если покидает, то лишь затем, чтобы как следует прикорнуть, однако это далеко не так – каким-то незаметным образом Мира успевает регулярно посещать институт, притом работая на полставки в ненавистном ей ювелирном магазине.
Зоя – старшая из моих сестёр. В раннем детстве с ней случилось несчастье. Никто не следил в тот момент за кипящим на кухне компотом, и некому было помешать ей, привлечённой сладким паром, подойти к плите, протянутсься к высокой кастрюле и, схватив её за ручку, нечаянно опрокинуть на себя весь этот клокочущий липкий ад...
К счастью, Зоя сравнительно легко отделалась – ожоговые увечья ограничились покатым смещением кожи лба (отчего лицо слегка исказилось на левую сторону) и небольшим полумесяцем розоватого рубца на левом же его краю, который Зоя всегда тщательно вуалирует зачёсанными на одну сторону пышными русыми волосами с высветленными прядками. Но если Зою нельзя назвать везучей, то её интеллектуальное превосходство в семье вряд ли кто-нибудь станет оспаривать. Подвижный склад живого ума в сочетании с отличной памятью, интуицией и логикой делает Зою личностью интересной и многогранной. Уже в три года научившись читать, она окончила школу с золотой медалью и исключительно своими силами поступила в престижный столичный университет. Как и Элла, Зоя обучалась игре на фортепиано, но, в отличие от первой, доучилась и весьма недурно овладела инструментом. Настолько же хорошо овладела она и искусством скрывать свои внешние и внутренние недостатки, выказывая при этом наивыгоднейшие свои черты. Изъяны полноватой фигуры грамотно скрадываются со вкусом подобранной, просторной одеждой; оказывается рьяное косметическое сопротивление наружним признакам гормонального буйства – угревой сыпи на крыльях носа и вдоль скул, белоголовым прыщикам, почти мужской волосатости предплечий. Даже не вполне поддающиеся маскировке следы детской травмы Зоя способна свести на нет кокетливым поворотом головы или каким-нибудь хитроумно-лукавым выражением лица, которое, кстати, примечательно ещё и тем, что способно изменяться со скоростью необыкновенной – этакое врождённое актёрское мастерство. В её пользу играет и особая, неосязаемая аура женственности, подаренная природой и дополненная десятками выверенных мелочей.
Таковы вот мои пять сестёр.
У меня пять сестёр. Младшая из них - Юлия. В каждом её по-детски милом, скромном жесте ощущается неиспорченность, невиннность; неуловимо присутствует она и в воркущих периливах тихой Юлиной речи; и в том, как длинные прямые волосы, разделённые в центре тонкой белой нитью пробора, тёмно-ржаным лоском рассыпаются по её узким плечикам, доставая концами до нежных лопаток. Но несмотря на то, что не смолк ещё в уголках дома отзвук озорного детского писка и тугого топотания острых пяток, что она, будучи малышкой, издавала, удирая от моего шуточного преследования, Юлия успела уже обвешаться шипастой атрибутикой, да напустить на себя мрак готичной скорби с тенью томного скепсиса. Немногословно и незаметно уходит она в школу, и точно так же возвращается домой где, наскоро пообедав, закрывается в своей комнате, чтобы читать там всякую околесицу с экрана компьютера под музыку, способную вызвать суицидальные мысли даже у бодрого оптимиста.
Юлия чрезмерно самокритична по отношению к своей внешности, но это совершенно напрасно: пухлая розовость её губ слагает милейшее выражение кроткой задумчивости, которая нет-нет да и всплеснётся проблеском окрытой белой улыбки; красив ангельский овал мягкого лица, приятна плавная пропорциональность промежуточных черт его (изящно тонкий надгубный желобок, ведущий к маленькому носу, ровному и прямому, лёгкий близорукий прищур кожи на переносице, ямочки бледных щёк); блеск Юлиных глаз со светло-карими райками, сероватыми по кайме, лучится какой-то откровенной, чистосердечной проницательностью, лениво прикрытой сонными веками с ласковыми веерами длинных ресниц; особенно интересным и выразительным Юлино лицо становится в миг молчаливого удивления, когда она, сложив накрест руки, глядит пристально, приподняв брови, одну чуть выше другой, - такое выражение обретает оно в те моменты, когда кто-то пытается опровергнуть безусловную правоту её флегматично-тоскливых подростковых настроений.
Одно из многочисленных чудачеств Юлии - неестественная неприязнь к солнечному свету, а точнее, к прямому воздействию его лучей. Это опасение отчасти продиктовано тем, что белизна её чистой кожи легко поддаётся загарной меди, которую она, из нелепых кладбищенских соображений своей субкультуры, приравнивает к грязи. Одевается Юлия, согласно соответственным канонам - всё траурное, в чёрных, либо очень тёмных тонах, на всём вычурно поблескивает и побрякивает железо дешёвых украшений. Свои красивые руки Юлия предпочитает обнажать до локтей, а то и до плеч, обнажая единственный изъян их безукоризненной бархатистости - тёмно-шоколадный диск крупной родинки, с пробивающимися сквозь неё жёсткими волосками. При несколько широковатых запястьях у Юлии миниатюрные детские кисти с обгрызенными, крашенными в тёмные цвета ноготками на коротких пальцах. Она невысока ростом, но хорошо сложена, разве что не помешало бы ей побольше двигаться и бывать на свежем воздухе, а не сидеть всё время в душной тёмной комнате, сгорбившись, за ярко светящимся монитором компьютера.
Характер у Юлии искренний и добродушный, однако излишняя услужливость и неумение говорить людям "нет" частенько выходят ей боком в школе. Учителя не любят Юлию за манеру одеваться, а одноклассники - за стремление к уединению и необщительный нрав. Тем не менее Юлия - отличница и любимый ребёнок в семье.
Лера, вторая моя сестра, родившись всего на несколько месяцев позже Юлии, далеко опередила её в познании некоторых сторон жизни. В частности, она очень рано познакомилась с алкоголем, табаком и сильным полом, воспринимая всё это не иначе как забавную игру. Несмотря на эти склонности и более чем небрежное отношение к учёбе, в кругу семьи улыбчивая Лера ведёт себя очень корректно, и вечно занятым работой родителям и в голову не приходит заподозрить её в чём-то предосудительном. Со мной, равно как и с сёстрами, Лера мила и приветлива, но делиться сокровенными переживаниями не расположена. Никому, насколько я знаю, так и не удалось до конца раскусить её. Даже глядя прямо в Лерины легкомысленные, с прищуром, серые глаза, трудно понять, что у неё на уме, говорит ли она серьёзно, или хитро подшучивает. При малом, чуть меньшем Юлиного, ростике, она обладает уже вполне развитым телом с подтянутыми и налитыми формами, и, несмотря на наметившийся уклон в распутство, основные позиции пока остаются за юностью. У Леры кругленькое симпатичное личико с острым подбородком и бледным, зеленоватым от никотина оттенком, аккуратный носик чуть вздёрнут, в серых внимательных глазах есть ещё что-то совсем детское, но появилось уже и что-то похотливо-зовущее. Под глазами обосновались непреходящие синяки - в этом надо отдать должное дешёвому пиву и токсичным коктейлям, вечерами распиваемыми Лерой со многочисленными, - как она сама их называет - "дружками-приятелями", в тёплую погоду на лавках у подъездов, а в холодную - внутри их. В результате частых окрашиваний у Леры испортились волосы, и ей пришлось коротко подстричься, что, впрочем, никак не повредило её внешности. Напротив, стала заметнее гибкая линия её тонкой белой шеи и обнажились маленькие ушки, беспощадно истыканные блестящими серьгами и штангами и усеянные следами проколов различной давности. Железо также сидит гвоздём в её длинном розовом языке и кольцом обхватывает тонкий штрих правой брови.
Одевается Лера неряшливо - обношенные полосатые мужские рубашки навыпуск, одни и те же застиранные драные джинсы, стоптанные пыльные кеды. Опричь того, Лера откровенно пренебрегает личной гигиеной.
К Юлии Лера питает скрытую злорадную враждебность, что иногда вырывается на поверхность относительного спокойствия их взаимоотношений посредством колких замечаний, сардонических смешков и грубых сарказмов.
Далее по старшинству следует Элла, средняя из моих сестёр. Она - замечательный слушатель, однако есть у неё неприятная привычка подолгу, с бессмысленной внимательностью домашнего животного смотреть на собеседника своими большими, наивными глазами цвета чёрного кофе, даже когда собеседник этот давно молчит. В присутствии малознакомых людей Элла застенчива и неразговорчива, однако в кругу друзей способна много и эмоционально молоть попусту языком, и даже вытворять иногда нечто такое, чего уж от неё, казалось, совсем нельзя было ожидать - к примеру, в гостях играть ногами на хозяйском пианино, владению которым, кстати, Элла посвятила три малоуспешных года. Внешность Эллы такова. Рост чуть выше младших сестёр; фигура хорошо сложена, но несколько дрябловата; почти чёрная, вьющаяся густота длинных волос красивым изгибом обрамляет плосковатое, сужающееся к острому подбородку смуглое лицо. Нос миниатюрный, но крыластый, с небольшой горбинкой. Брови совсем чёрные, почти сходящиеся на переносице. Малиновая мягкость её маленького рта, изящное вспархивание длинных серповидных ресниц, то, как она прикусывает белыми ровными резцами нижнюю губку (слегка выпяченную и более полную), - привносит в её облик какую-то нежную, хрупкую красоту, обеспечивающую Элле неиссякаемый запас кротких, невинных воздыхателей. Большинство из этих неискушённых бедняг Элла начисто отвергает, и существует даже мнение, что печальный и глупый случай подросткового суицида, имевший место накануне её выпускного вечера, был спровоцирован как раз одним из таких отказов. Сама же Элла, в чьих редких словах вечно усматривается некая двусмысленность, никак не подверждает, но и не опровергает того. Что касается предпочтений в одежде, то здесь Элла демонстрирует совершенное отсутствие вкуса в сумме с педантичной аккуратностью. Не в её пользу играет и не слишком изрядная чистоплотность, проистекающая, по всей видимости, из лени и апатичной небрежности.
Большую часть своего времени Элла готовится к грядущим вступительным экзаменам или бороздит отзывчивые просторы социальных сетей под вялый и приторный аккомпанимент современного музыкального непотребства, но иногда, словно с цепи сорвавшись, уходит в разгул со своими до скабрезности вольными приятелями, являющими собой диаметральную противоположность её поклонников. Случается Элле оказываться и в одной компании с Лерой. По этой причине причине её недолюбливает Юлия, но Элле это, - как, в принципе, и всё остальное, - малоинтересно.
Черты Миры, четвёртой моей сестры, имеют сильный восточный оттенок, что, как поговаривает отец нашего семейства, "престранно". Если развить эту мысль, то особливо любопытным представляется тот факт, что приблизительный момент зачатия Миры восходит ко временам частых командировок нашей матери в Якутию. Впрочем, по этому поводу никто, кроме отца, особенно не беспокоится. Внешняя сторона Миры такова: она среднего роста, бледная, пышная, (если не сказать - тучная), стрижётся под каре, оставляя куцую чёлку, красится в чудовищный ржавый цвет, и крайне редко расчёсывается. Лицо у Миры плоское, скуластое, широкое; узкая полнота губ вечно собрана в поцелуй. Широко посаженные большущие глаза цвета тёмного шоколада загадочно блестят под сенью шикарных ресниц. Мира говорит мало, хрипловато; много курит и читает, причём не одну только ерунду. В одежде она совершенно неприхотлива - вполне уверенно себя ощущает щеголяя по нескольку дней кряду в кошмарных красных спортивных штанах с белыми и лампасами и невозможном косматом джемпере с причудливым орнаментом.
Этакая мечтательная романтическая натура, Мира любит плотно и основательно выспаться, а проснувшись, засесть на кухне с сигаретой, сладостями, мятным чаем и книгой (откуда и неказистая рыхловатость тела). Член семьи, в одиночестве забредший на оккупированную Мирой кухню, всегда рискует стать участником сперва абстрактного, но быстро перетекающего в сакрально-эзотерические области продолжительного разговора, изобилующего сокрушающе пространными пересказами сновидений и общих мировоззренческих принципов Миры. Порой кажется, что она вовсе никогда не покидает кухни, а если и покидает, то лишь затем, чтобы как следует прикорнуть, однако это видимость кажущаяся - Мира каким-то незаметным образом успевает посещать институт и работать на полставки продавцом в ненавистном ей ювелирном магазине.
Зоя - старшая из моих сестёр. В раннем детстве с ней случилось несчастье. Над голубым газовым цветком плиты высилась широкая эмалированная кастрюля с круто кипящим яблочным компотом, отведать которого суждено было, увы, одной лишь Зое. Густой ароматный пар, косо поддуваемый сковозняком из приоткрытой форточки, клубами возносился к потолку. За процессом варки никто не следил, и некому было помешать Зое приблизиться к плите и протянуть к кастрюле свои пухлые загребущие ручонки, проверить - готово ли? Кастрюля стояла слишком высоко; Зоя привстала на носочки, но всё равно не смогла дотянуться. Тогда, подпрыгнув, она ухватилась за лопоухую ручку злосчастного чана, и кипящий компот обрушился на её бедную головку клокочущим липким адом. Никогда мне не забыть этот жуткий вопль, мало похожий на человеческий... К счастью, Зоя ещё достаточно легко отделалась: ожоговые увечья ограничились лишь покатым смещением кожи лба (отчего всё лицо с л е г к а скособочилось на левую сторону), да небольшим полумесяцем розоватого рубца на левом его краю, который Зоя всегда тщательно вуалирует зачёсанными на одну сторону пышными русыми волосами с высветленными прядками. Но если Зою нельзя назвать везучей, то её интеллектуальное превосходство в семье никому и в голову не приходит оспаривать. Подвижный склад живого ума в сочетании с отличной памятью, интуицией и логикой делают Зою личностью интересной и многогранной. Уже в три года научившись читать, она закончила школу с золотой медалью и исключительно своими силами поступила в престижный столичный университет. Как и Элла, Зоя обучалась игре на фортепиано, но, в отличие от первой, доучилась и весьма недурно овладела инструментом. Не менее совершенно овладела она и искусством скрывать свои внешние и внутренние недостатки, выказывая при этом выгоднейшие свои черты. Изъяны полноватой фигуры грамотно скрадываются со вкусом подобранной, просторной одеждой; оказывается рьяное косметическое сопротивление наружним признакам гормонального буйства (чёрной угревой сыпи на крыльях носа и вдоль скул, желтоголовым гнойным прыщам, почти мужицкой волосатости предплечий). Даже не вполне поддающееся маскировке посттравматическое уродство Зоя способна свести на нет кокетливым поворотом головы или каким-нибудь хитроумно-лукавым выражением лица, которое, кстати, примечательно ещё и тем, что способно иземеняться со скоростью необыкновенной - этакое врождённое актёрское мастерство. В её пользу играет и особая, неосязаемая аура женственности, подаренная природой и дополненная десятками выверенных мелочей.
По натуре Зоя общительна и эмоциональна, но зачастую предпочитает носить давний образ робкой отличницы, который, однако, совсем не соответсвует сфере, значение которой в жизни Зои трудно переоценить - сфере чувственности и телесности. В этом ей нет равных среди сестёр. Вкруг неё всегда вьётся множество надоедливых ухажёров, причём предпочтение Зоя отдаёт безинициативным доходягам хлипкого телосложения. Ей, вероятно, не хочется ни физического (мышцы Зои слабы чрезвычайно, вплоть до комичности), ни психологического их над собой превосходства.
Таковы мои пять сестёр.
Нет комментариев. Ваш будет первым!