Урожай картофеля в минувшем году был небывалый, почему – Татьяна Вячеславовна не знала, все соседи и знакомые жаловались, а у неё ведро с трёх – четырёх веток. В общем, в середине апреля стало ясно, что надо продавать, иначе половина останется несъеденой до следующей уборки. По расклеенным объявлениям никто не явился и не позвонил, значит надо самой идти на базар. А, ладно. Всё равно времени свободного – уйма, постою. Татьяна Вячеславовна уже два года, как на пенсии. Ушла пятидесяти лет по вредности, всю жизнь проработала в цехе гальваники. А что, неплохо. Сначала только было трудно с непривычки, а потом адаптировалась, даже понравилось. И коллектив хороший, жалко было уходить, да муж настоял, мол всех денег не заработаешь и стремиться к этому не стоит. Не в деньгах счастье.
Итак, овощной рынок райцентра. Каждое утро здесь собираются не больше десятка торгующих, кроме картошки и овощей продают молоко, иногда мёд. Покупателей, правда, тоже немного, но до полудня ведра три продать можно. Местовые всё равно не собирают, если погода хорошая – вместо прогулки, а дождь пойдёт – не сахарная, да и навесы есть.
В первый же день к Татьяне подвалила худощавая женщина в зелёном плаще, лет шестидесяти, торгующая в нескольких шагах, на редкость словоохотливая, с чуть выпученными глазами, похожая на Надежду Константиновну Крупскую, только волосы чёрные. Должно быть тоже бездетная. Очень скоро Татьяна убедилась, что интуиция её не подвела.
- Вы первый раз видимо? А я тут постоянно. Уже лет пять, как на пенсию вышла.
- И как, берут?
- Да ничего, только больно уж дёшево. В прошлом году по сто за ведро брали, а нынче не больше семидесяти. Скупой народ, корыстный. А ведь это мой труд! Знаете как тяжело? Руки по ночам ломит, а деньги нужны, такие сейчас цены на всё! И на газ, и на воду, и на свет. Уж я и так зимой мерзну, боюсь газу прибавить, чуть побольше – счетчик как бешеный вертится! В пальто и в валенках весь январь по дому ходила и спала под двумя ватными одеялами.
- Что же мужик-то не греет?
- Какой мужик? На фиг они нужны, такие козлы? Я замуж ни разу не выходила, и детей не имела. Выгоды никакой. Они же все без исключения лодыри. Знаю, у меня и отец, и брат, и дядя, и все мужики знакомые такие. Палец о палец дома не стукнут. Сейчас вообще одна живу, два года, как мама умерла. Ведь всё самой теперь приходится дома делать! Ой как устаю, особенно летом, у меня же огород – десять соток и участок за городом – шесть. Так видно никогда и не отдохну до самой смерти. Всю жизнь как проклятая горбатила. А мужики ко мне клеились. Но я отшивала, зачем они? Единственный раз сошлась с одним недавно, уже без мамы, тяжело слишком одной, да и тоскливо. Месяц у меня прожил. Пенсию получал восемь, да сторожем ночным подрабатывал за шесть. Разве это для мужчины деньги? Прикидывался сначала хорошим, ремонт сделал, потолок плиточный, пол ламинатом выложил, стены оклеил, проводку заменил, огород и участок вскопал. Летом крышу перекрыть собирался и забор новый сделать. Энергии правда много жёг, телевизор целыми вечерами смотрел, но я терпела. А раз, когда была на базаре, нашёл в серванте литровку браги и выпил сукин сын! Я для его припасла? Ну и в тот же день от меня вылетел, как пробка. Нет, мужики – лишние расходы!
- А почём здесь на базаре молоко? - попыталась сменить тему Татьяна.
- Тридцать пять - полторашка.
- Надо будет кошкам купить.
- Так у вас что, не одна?
- Три. Кошка, кот и котёнок.
- О, боже! А я их ненавижу. И шерсть по дому, и гадят, и грядки портят. С соседями из-за этих тварей переругалась. Только весной гряды обиходишь, а эти морготины прибегут, все перероют. Надо будет капканы купить. Прямо до слёз обидно, для чего трудилась?
Женщина жужжала как прилетевшая из уборной большая блестящая зелёная муха, которую Татьяна убила прошлым летом газетой на кухне. Но эту не убьёшь, приходилось слушать и изредка поддакивать.
- Всю жизнь я в трудах, сначала была учительницей истории, знаете какой это каторжный труд? Уроки не учат, шумят, грубят, хулиганят. Через год ушла, а то бы точно в психушку отправилась. И ведь не отпускали гады, мол выучили тебя – отрабатывай три года! Директор грозился поставить вопрос об исключении из партии. Стыд-то какой, меня тогда только приняли. Хорошо в гороно секретарша была нужна, взяли. Но и там не сахар. Столько бумаг приходилось перепечатывать! Вас как зовут-то, а то разговариваю и не знаю.
- Таня.
- А меня Наташа. Так вот по ночам мне эти бумаги до сих пор снятся. Пять лет там отпахала, пока в горком КПСС инструктором не перевели.
В это время к лотку Натальи подошли две женщины. Она убежала, быстро отпустила пакет лука и ведро картошки, то и другое как-то странно перекрестила, и опять вернулась к Татьяне. Тут как раз тоже подошёл покупатель, полный мужчина в очках:
- Почём у вас картошка?
- Семьдесят – ведро.
Мужчина отсчитал деньги и раскрыл сумку. Татьяна высыпала картофель, покупатель удалился.
- А почему не перекрестили?
- Зачем?
- А как же? Прежде чем отпускать товар, его обязательно надо перекрестить. А то покупать не будут.
Так на чём я остановилась? А, да, инструктором горкома тоже тяжело работать. Ответственность там очень была большая. Людей не хватало. Оттуда меня часто на ферму посылали, это вообще мрак! Вставать в четыре утра приходилось. А что поделаешь, раз партия послала. Придёшь домой после дойки и сразу падаешь на кровать, глаза сами закрываются. Да еще мать ругается, навозом от телогрейки пахнет. А я что сделаю. Ведь в скотном дворе была, не где нибудь.
У Татьяны вдруг появилось какое-то подобие уважения к собеседнице. Значит не только в бумагах ковырялась. И коров доила. Может ей просто не нравилось конторская рутина?
- А на какой вы ферме работали? Не далеко от города?
- Да я почти на всех переработала. Сегодня на одну пошлют, завтра на другую, послезавтра на третью. Тогда воровство в колхозах процветало. Вот мы и контролировали, следили за доярками кто сколько надаивает в этот день и в другие, когда контролёров нет. Потом сравнивали. Разница есть, вот тебе и воровство налицо. Одного заведующего фермой нагрели, строгий выговор сделали, предупредили, еще раз такое повторится – партбилет на стол положишь. Подействовало. Тогда с этими ворюгами строго обходились, не то что сейчас.
А потом удалось мне устроится библиотекаршей. Там десять лет ишачила. Поспокойнее, но тоже ответственно. И вновь в горком вызвали, опять стращать стали, что исключат из партии, если откажусь, на весь бы город опозорилась. Ведь партия для меня было – всё! Куда б без партии меня взяли? Только что уборщицей. Ну а через два года Союз развалился, горком партии, как и её саму, упразднили, но мне, как старой коммунистке. пропасть не дали. В комитет по работе с молодёжью взяли, опять же - педагогическое образование, такие люди всегда в цене, хоть и не ценят нас некоторые. Церкви к тому же у нас возродили, я сама была в комиссии по утверждению восстановления Никольского божьего храма и открытия при нём воскресной школы. Целых три года мы этим занимались. И верить в бога стала, посты соблюдаю, на службы хожу. Нет, вера сейчас – большое дело. У моей двоюродной сестры племянник ведь каким шалопаем был. Чуть не посадили. Наркотиками торговал. Парня одного избили с дружками на дискотеке чуть не до смерти, машины несколько раз угонял. Замучились адвокатам платить. Хорошо батюшка покойный помог, отец Александр, царство ему небесное. Написал ублюдку характеристику в духовную семинарию, что благочестивый, посты соблюдает, молится, на исповеди ходит, ну и приняли. Другим человеком стал! Теперь приход имеет. Домину какую себе отгрохал! На джипе ездит. И не подумаешь, что таким отморозком был. А всё церковь!
- Так ведь согрешил батюшка Александр самым наглым образом! Обманул семинарию, а значит ни в какого господа бога ни он, ни ваш племянничек не верили. Ездит на джипе, а на что этот джип куплен? На пожертвования обманутых христиан. Что, не так?
- Ну, не знаю, - промямлила Наталья, - жить-то как-то надо.
- Раз так, зачем же в церковь ходить?
- Так все сейчас ходят. Даже Путин с Медведевым. Не раз показывали. Ой, пойду, заговорила я вас.
Неторопливой, вялой походкой Наталья побрела к своим овощам, больше похожая не на муху из уборной а на зелёную полу-раздавленную гусеницу. Больше в тот день она не подходила.
Попы это неотъемлимая часть власти. Ну а в СССР роль попов выполняли такие, как героиня этого рассказа. Верить конечно им могло только последнее быдло.
Помочь сайту
Поздравления
