Между двух зеркал
Случай, о котором я хочу
рассказать, произошёл с моим знакомым доктором исторических наук профессором
Ковалем осенью 1999-го. В сентябре того года он вернулся из научной командировки в Каир, где работал целый месяц
в составе группы египтологов по заданию Российской Академии наук. До этого за
пятнадцать лет своей научной деятельности Лев Сергеевич участвовал в пяти
международных археологических экспедициях и издал несколько фундаментальных трудов об эпохе Нового царства.
Его
работы печатались в престижных научных журналах, и с мнением учёного считались специалисты, как в России, так и за рубежом. Прошедшая
командировка, финансируемая ЮНЕСКО, должна была помочь разгадать одну из загадок
истории – феномен удивительной личности фараона XVIII династии Аменхотепа IV. Дело в том, что
религиозные культы Древнего Египта, как и большинства других народов,
основывались с незапамятных времён на многобожии. Фараон сменял фараона, шли
века, складывались тысячелетия, но боги, которым поклонялись египтяне,
оставались одними и теми же. Их было много. Царём богов был Амон, а его женой -
Мут. Землёй правил Геб, а небом его сестра и жена Нут. Оба они были детьми бога
воздуха Шу. Сын Амона и Мут Хонсу был богом Луны. Сын Геба и Нут Асирис
царствовал над мёртвыми, а его жена Исида научила людей ремёслам. И так далее.
Богов было великое множество, и все они почитались и имели свои храмы и своих
жрецов. И вот в 1364 году до н. э. на египетский трон взошёл фараон Аменхотеп,
женатый на Нефертити, и всё в этой стране встало с ног на голову. Произошло это
из-за того, что Аменхотеп уверовал в единого бога Атона и отрёкся от богов,
которым поклонялись египтяне тысячелетия. Он даже сменил своё имя на Эхнатон –
«полезный Атону». За его семнадцатилетнее правление этому единственному богу было
построено множество храмов и даже город Ахетатон – «горизонт Атона». Жрецы и
культы существовавшей до этого веры, предались гонениям, и восхвалялся только
Атон, как единственный Творец Мира. Откуда у Аменхотепа, воспитанного на
истории, традициях и религии своего народа, такой революционный взгляд на веру?
Эти вопросы не находят ответов в современной исторической науке. Тем более что
после смерти Эхнатона, всё вернулось в Египте на круги своя. Народу были
возвращены его боги, жрецам – их храмы и земли. Всё, что было увековечено в
камне о жизни Эхнатона, уничтожилось, и до нас дошли сведения о его
царствовании в «усечённом» виде. Загадку этого человека, жившего три тысячи
триста пятьдесят лет назад, и пытался разгадать Лев Сергеевич со своими
коллегами.
Как-то
осенним вечером он работал над древними текстами в своём кабинете, когда из другой комнаты его
окликнул десятилетний сын. Если Лев Сергеевич работал, звать его не имело
смысла, так как в эти минуты он находился совсем в ином мире. Поэтому он не
ответил сыну. Но тот открыл дверь кабинета, и, нарушив все семейные законы,
громко спросил:
- Папа, в зеркале образовался бездонный
колодец. Что там внутри?
- Сынок, я же тебя просил не отвлекать меня.
- Но там за стеклом бездна. Я посветил
фонариком и не увидел дна.
Лев
Сергеевич чертыхнулся. Видимо, от сына просто так не отделаться.
- Куда ты светил фонарём, в зеркало?
Да,
только я поставил зеркало из прихожки напротив маминого трельяжа. Ты знаешь,
что получилось? Колодец. Я взял свой фонарик и посветил внутрь – ничего не
видно. Что там, в глубине?
- Там ничего нет. Это же стекло, плоский,
блестящий предмет, отражающий лучи света. Стекло создаёт иллюзию, и не более
того. Ты меня понял?
Сын
пожал плечами.
- Кажется, понял. А, может, нет.
Лев Сергеевич продолжил свою работу и забыл о приставаниях сына. Через три дня, в пятницу вечером, когда он остался дома один, так как остальные члены семьи уехали на дачу, прежде чем сесть за свой рабочий стол после ужина, профессор Коваль зашёл по каким-то делам в прихожую и бросил взгляд на своё отражение в зеркале. За эти дни в зеркало он смотрелся много раз, но только сейчас вспомнил о недавнем дурачестве сына. Бездонный колодец… Интересно, как он выглядит? Любопытство, а может, любознательность, свойственные каждому учёному, взяли верх над здравым смыслом. Лев Сергеевич снял со стены зеркало и потащил его в спальню. На туалетном столике жены был большой трельяж. Чтобы провести эксперимент, конечно, можно было расположить друг против друга его боковые створки, но они были узкими, и наблюдать что-то в них неудобно. Поэтому Лев Сергеевич установил большое зеркало из прихожей вертикально на стуле, оперев его на спинку, а всю конструкцию приподнял до уровня туалетного столика, подложив под неё стопки книг. Теперь одно зеркало стояло точно против другого. Заглянув в то, что слева, он увидел другое, расположенное справа, и своё отражение, повторяющееся множество раз. Картина на самом деле напоминала колодец. Лев Сергеевич щурился и пытался разглядеть какие-то детали в глубине, но у него ничего не получалось. - Нужно будет посветить внутрь, как это делал сын. Интересно, как выглядит луч в этом мнимом «колодце»?
Профессор вышел в
другую комнату и вскоре вернулся с китайским фонариком в руках. Он включил его,
погасив светильник на потолке. Знакомая обстановка спальни в лучах фонаря с
конструкцией из зеркал была какой-то пугающей. Лев Сергеевич поймал себя на
мысли, что опасается светить в темноте в иллюзорный колодец. Только недавно
говорил сыну, что зеркало - обычное
стекло, и всё, что в нём видно – простое отражение, а у самого какая-то
тревога, граничащая со страхом. Откуда она? Профессор встряхнулся, быстрым
шагом подошёл к зеркалу, что стояло на стуле и, посветив в него фонарём,
заглянул в «колодец». Он увидел своё
освещённое лицо рядом с ярким светом, повторяющееся множество раз и уходящее в
бесконечность, в точку, и больше ничего. Картина была интересной и необычной,
но не более того. Вдоволь насмотревшись на своё, размноженное стеклом,
отражение, Лев Сергеевич решил закончить эксперимент. Он включил большой свет и
уже хотел разобрать конструкцию из зеркал, как мелькнула шальная мысль: «А что,
если посветить туда лазерным фонариком – указкой? В этом случае моё лицо будет
в темноте, а только тонкий, целенаправленный луч нырнёт в зеркало».
Соблазн
повторить эксперимент был велик, и вскоре фонарь – указка оказался в руках
профессора. Опять спальня погрузилась во мрак, и только маленькая красная точка
блуждала по стенам и по мебели. Раньше времени направлять фонарик на зеркало
Лев Сергеевич почему-то страшился. Ему, образованному человеку, не склонному к
суевериям, начинало казаться, что он прикасается к какой-то тайне и сильно
рискует, делая это. За свою жизнь он видел много зеркал, но ни в одном из
помещений не встречал их, установленными друг напротив друга. Возможно,
многовековой человеческий опыт или интуиция подсказывали людям, что этого не
стоит делать ради собственного же блага. Но учёный на то и учёный, чтобы
пробираться к истине, сметая на своём пути любое препятствие, будь то даже
интуитивный страх. Лев Сергеевич глубоко вздохнул и почти на ощупь подошел в
темноте к зеркалу, стоящему на стуле. Не заглядывая в него, он направил на
стекло красный луч, и был поражён. Луч доходил до зеркальной поверхности и
обрывался, никакого отражения не было.
- Что за чертовщина? – вырвалось у профессора.
Он осторожно заглянул в зеркало, держа фонарик в том же положении, и диву
дался: тонкий красный луч уходил в глубину «колодца» и тонул в ней, будто это
на самом деле была глубокая чёрная
шахта.
- Дикость какая-то! Луч должен отражаться! –
профессор глянул в зеркало трельяжа – оно было черно.
- Вот, так номер! Это иллюзия. Это просто
иллюзия, - успокаивал себя учёный. Он был настроен решительно, и хотел
разобраться с непонятным явлением.
Сидеть
на корточках было утомительно, и Лев Сергеевич пододвинул к себе пуфик жены, а
фонарик осторожно, не меняя положения луча, положил на туалетный столик. Он
сидел в темноте и думал, пытаясь объяснить феномен. Неожиданно мрак перед ним
разрезал тонкий красный луч, вырвавшийся из зеркала на стуле и утонувший теперь
в середине большого зеркала трельяжа. Складывалось такое впечатление, что свет
фонарика дошёл, наконец, до какого-то дна бездны, отразился от него и, прошив
пространство спальни, погрузился в зеркале напротив. Профессор поставил
раскрытую ладонь на его пути. На её середине была видна яркая красная точка. Но
что удивляло, так это то, что за ладонью луч продолжался, и с её тыльной
стороны была точно такая же точка.
- Странно. Если я преградил путь отражённому свету, то за моей рукой должна быть тень. Если допустить, что луч прошил насквозь мою ладонь, то она должна светиться, а этого не происходит. Создаётся впечатление, - рассуждал Лев Сергеевич вслух, - что из зеркала трельяжа тоже выходит луч, и оба они встречаются на моей ладони. Тонкая красная нить света притягивала, и очень хотелось глянуть на неё с торца. Убрав свою ладонь, профессор пододвинул пуфик, на котором сидел, так, что теперь его лицо перегораживало путь свету. Теперь красный луч проникал прямо в его левый глаз. Он не слепил его, нет. Луч никак не раздражал зрения, но глубокий «колодец», до этого почти невидимый в темноте, начал светиться…
…Приехавшие
в воскресенье вечером с дачи жена профессора Коваля с сыном застали его сидящим
на пуфике в спальне между двух зеркал, одно из которых он для чего-то перенёс
из прихожей и установил на стул. Сын предположил, что отец смотрел в «колодец»,
вот только Лев Сергеевич не подавал признаков жизни, хотя и был тёплым. Пульс у
него не прослушивался, и жена в панике вызвала неотложку. Врачи заметили слабую,
едва заметную жизнедеятельность организма и отвезли больного в больницу, где
его сразу направили в реанимацию. Но никакие попытки реаниматоров вывести
человека из анабиозного состояния не увенчались успехом, и консилиум
специалистов поставил диагноз: летаргический сон. Бесчувственное тело Льва
Сергеевича переправили домой, где он лежал, живой труп, в отдельной комнате под
присмотром жены и патронажной сестры из поликлиники. Так и пролежал профессор
Коваль целых три года…
Десятого
ноября 2002 года жена профессора готовила на кухне обед. В это дневное время
она была на кухне одна, не считая спящего мёртвым сном мужа, сын был в школе, и
женщина крайне удивилась и встревожилась, услышав из комнат посторонние звуки.
Когда же она, взволнованная вбежала в зал, то застала там Льва Сергеевича,
который что-то искал. Завидев в дверях свою супругу, он, как ни в чём не
бывало, спросил:
- Тамара, куда мои тапочки запропастились?
Увидев
бодрствующего мужа, проснувшегося после трёхлетнего сна, Тамара Фёдоровна потеряла
дар речи.
- Ты почему дома? Вы же с Мишкой должны быть
на даче. Что-то случилось? Ты чего молчишь? И я проспал на удивление долго.
Хотел проснуться пораньше и поработать, а уже первый час. Так чего вы
вернулись-то? – Лев Сергеевич продолжал искать свои тапочки. Его жена кое-как,
наконец, совладала с собой.
- Мы вернулись, как и планировали в
воскресенье.
- Как в воскресенье? А сейчас какой день?
- Суббота.
- Тома, что ты мне голову морочишь? Совсем
запутала.
- Лёва, только не волнуйся, мы вернулись в
воскресенье, но это было в сентябре три года назад, а сейчас ноябрь, только
2002-го года.
Лицо
Льва Сергеевича стало белым, как гипсовая маска.
- Значит, я на самом деле был там три года?!
- Там, это где?
- В Египте.
- Ты забыл, дорогой, в Египте ты был только
месяц в командировке.
- Это был другой Египет. Приготовь мой костюм,
я отправляюсь на работу. Теперь я знаю ответы на все вопросы, что мучили меня.
Жена
забеспокоилась
- Тебе не стоит этого делать, Лёва, ты ещё не
пришёл в себя.
- Вот, как раз сейчас я в себе.
Появление
в Университете Льва Сергеевича было сенсацией. Его интереснейшие лекции
произвели фурор среди египтологов. Он не просто выдвигал новые гипотезы о
периоде царствования фараона Эхнатона и о нём самом, он утверждал и доказывал
на неоспоримых фактах свои утверждения. Вышло в свет сразу несколько научных
статей под его авторством. Научный мир откликнулся, и началась полемика. За
какой-то месяц профессор Коваль стал знаменитостью. Его пригласили с лекциями в
Кембридж и Сарбону, и поговаривают, что в будущем году Лев Сергеевич будет
представлен к Нобелевской премии, но, может быть, это только слухи. Сослуживцы
удивлялись богатейшим знаниям, обладателем которых стал после трёхлетнего сна
их коллега. Он же сам объяснял им своё прозрение вынужденным длительным
отдыхом, после которого его мозг стал работать на новом интеллектуальном
уровне. Может, от части это и соответствовало истине, но никак не являлось
причиной исторических открытий профессора Коваля. Правду же знала только жена.
А
правда заключалась в том, по рассказу Льва Сергеевича, который он поведал
супруге вечером в день своего пробуждения, что после того, как тонкий красный
луч фонарика, вышедший из глубины «колодца», проник в его глаз, сам «колодец»
начал светиться. Его стенки, сужающиеся к низу, стали размываться и сливаться в
один ровный фон жёлтого цвета, который сначала занял всю площадь зеркала, а
потом пересёк прямоугольные границы и пополз в разные стороны. На жёлтом фоне
начали проявляться какие-то формы и силуэты, и вскоре, к великому удивлению
Льва Сергеевича, стала отчётливо видна богатая обстановка царского зала: белые
стены с полосами цветного орнамента, золоченые фигурные колонны, подпирающие
высокий потолок, два трона на ступенях, и смутные фигуры в белых одеждах на
них. Двое почти голых мужчин обмахивали большими красными опахалами сидящих, а
несколько человек в длинных белых балахонах и пышных чёрных париках, в
смиренных позах стояли чуть поодаль. С каждой минутой картина становилась всё
отчётливее, и Лев Сергеевич узнал на голове царской особы двойную белую с
красным корону фараона, символизирующую власть обеих земель – Верхнего и
Нижнего Египта.
- Что за галлюцинация? – учёный даже встал со
своего пуфика. Царский зал начинался в каком-то метре от него, и стоило только
сделать шаг, как окажешься совсем в ином мире. Он не отрывал глаз от
удивительного видения, и был целиком поглощён им. Откуда-то появился человек,
державший в руке свиток. Он упал перед фараоном и его женой ниц и лежал так
довольно долго в полной тишине. Потом встал в полный рост, развернул свой
свиток и начал его читать. Многие слова, произносимые человеком, были знакомы
профессору или напоминали что-то по своему звучанию. Лев Сергеевич упорно
изучал древнеегипетскую письменность, и многие тексты, написанные иероглифами,
были ему доступны. Вся беда в том, что, возможно, в наше время многие слова
произносились не так, как во времена фараонов. Но из сказанного учёный услышал
имена царственных особ: Эхнатон и Нефернефруатон. Не было никакого сомнения,
что в каких-то десяти метрах от него сидел Аменхотеп IV и его жена Нефертити. Даже, если это
был сон, он был прекрасным! Увидеть своими глазами человека, все каменные лики
которого были или разбиты впоследствии, или изуродованы, - кому ещё выпадала
такая возможность за прошедшие тысячи лет? Не совладав с собой, учёный рванулся
вперёд и буквально ворвался в тронный зал. Царица вскрикнула от неожиданности и
закрыла руками своё прекрасное смуглое лицо с подведёнными веками и румянцем на
щеках. Фараон вскочил со своего места и схватился за кривой кинжал, висевший у
него на поясе. Человек, до этого читавший свиток, замолчал и повернулся к Льву
Сергеевичу. Он был очень смуглым. Его чёрные глаза расширились, и рот открылся
от удивления, оголив белоснежные зубы. Он поднял руки к потолку и выкрикнул
слово, похожее по значению на «знамение». Профессор бросил взгляд назад и не
увидел обстановки своей квартиры. Это его не на шутку встревожило. Человек со
свитком выкрикивал какие-то слова, отдельные из которых были понятны:
«пророчество», «конец царства», «посланник Атона», «жертва». Лев Сергеевич
никак не мог придти в себя. Он был потрясён, оказавшись в обстановке дворца
фараона, был напуган исчезновением своей спальни. Профессор стоял, как истукан,
и разглядывал Эхнатона и Нефертити. Фараону было лет тридцать пять. Крупные
черты его загорелого лица золотистого цвета были мужественными и даже суровыми.
Голубые тени подкрашивали веки его глаз, а сами глаза были подведены чёрной
краской. Губы казались неестественно красными на смуглом лице. Его шею и грудь
украшали разноцветные бисерные оплечья, а запястья обеих рук – тяжёлые
браслеты. Нефертити немного успокоилась и опустила руки. Надо признать, что
женщина эта была редкой красоты. На её лице тоже лежал макияж, и оно ничем не
отличалось от лиц современных женщин, чего нельзя было сказать о её супруге. В
своё время Льва Сергеевича удивил древний бюст царицы, сохранивший её
божественный облик на века. Тогда, много лет назад, ему, ещё школьнику, попала
на глаза репродукция каменного раскрашенного бюста древней царицы, и ученик
пятого класса Лёва Коваль просто влюбился в эту чудную женщину с неестественно
длинной, благородной шеей. Он удивлялся тогда, как мог древний мастер, живший
три с половиной тысячи лет назад, сотворить такое чудо. Но, вот, сейчас Лев
Сергеевич понимал, что тому мастеру не хватило таланта воспроизвести в точности
эту божественную женщину во всей её красе. Разглядывая царственных особ,
профессор вдруг увидел на стене позади их тронов маленькую светящуюся красную
точку, и на сердце у него стало немного легче. Так, значит, вот во что упёрся
луч фонарика в том «колодце»! Фараон тем временем поднял вверх руку и произнёс:
- Остановись, Некнатеб. Ты, жрец, утверждаешь,
что этот странный человек, одетый, как лицедей – белый посланец Атона? Это он,
согласно пророчеству, должен известить меня о конце моего царствования?
- Именно так, Ваше Святейшество! Именно так!
Фараон
бросил строгий взгляд на Льва Сергеевича.
- Я желаю сам спросить его, кто он и чей
посланник? Пусть скажет, как сюда попал?
Профессор
Коваль понял всё или почти всё из того, что говорил Эхнатон. Вопрос фараона был
простым, но как на него просто ответить? Учёный мобилизовал весь свой интеллект
и в течение двадцати минут, страшно коверкая слова, пытался объяснить царской
чете, кто он и откуда. Фараон слушал его сидя, приняв гордую позу. Когда
повествование закончилось, он продолжал сидеть молча. Нарушил воцарившуюся
тишину жрец Некнатеб.
- Что я и говорил, солнцеподобный Эхнатон! Он
злой демон, потому, что не может хорошо говорить на языке Атона! Мы должны
принести его в жертву и тем самым приостановить действие пророчества. Его нужно
заковать в цепи и отвезти в город Ахетатон, где в священном храме в
соответствии с обрядом он умрёт.
- Послушайте меня, Ваше Святейшество и ты,
жрец, я говорю правду! Вот, посмотрите, видите это? – Лев Сергеевич снял с руки
часы и сунул их под нос Некнатеба, а потом медленно подошёл к Эхнатону и
протянул их ему. - Возьмите, послушайте звук, который они издают.
Фараон
взял с опаской часы, повертел их в руках и приложил к уху.
- Музыка! Так переговариваются ибисы в раю!
Послушай, дорогая, этот музыкальный браслет. Видимо сотворил его искусный
мастер.
Нефертити
тоже долго слушала тиканье часов, потом отдала их мужу.
- А, по-моему, так разговаривают звёзды на
небе.
Жрец
поднял руки к потолку и затряс ими.
- Он ослепляет тебя, великий Эхнатон! Он
соблазнят тебя безделушкой, чтобы усыпить твою бдительность и забраться
поглубже в твоё благородное сердце! Демон поступает так, как сказано в
пророчестве! Не поддайся его чарам. Прикажи его арестовать, если не хочешь,
чтобы дни твоего царствования были сочтены!
Фараон
посмотрел на царицу. Та вытянула вперёд грациозную руку с браслетами и указала
на Льва Сергеевича пальцем, украшенным большим золотым перстнем.
- Этот человек или нечистый должен умереть на
жертвенном камне! Мой повелитель, послушайся женской мудрости.
Эхнатон
усмехнулся.
- Я бы обязательно сделал наоборот, если б не
знамение. Стража! – похлопал он в ладоши. Из дальних дверей выбежали воины в
набедренных повязках со щитами и копьями и бросились к профессору. На жертвенном камне умирать тому совсем не
хотелось, и он рванулся в сторону, показав чудеса прыти, которой за собой
никогда не знал. Он оббежал трон и устремился к красной точке на стене. Когда
она, эта точка, совместилась с его глазом, перед Львом Сергеевичем открылась
незнакомая картина голых чёрных скал, и он, не задумываясь, почти прыгнул туда
перед самым носом одного из египетских солдат. На чёрной скале, в которую
профессор почти упёрся, было отчётливо видно красное пятно. Воздух был тяжёлым
и горячим, и казался густым. Рядом, почти под ногами, раздавался шум морской
волны, но прохлады не было. Лев Сергеевич обернулся и увидел грязные и мутные
воды, уходящие за горизонт. Под ногами розоватая пенящаяся вода набегала на
слизистые камни, к которым присосались какие-то грязно-зелёные черви. Их было в
изобилии кругом, и даже прыжок на эти скользкие камни повлёк за собой гибель
десятка из них. Что-то в этом неприветливом пейзаже было странным и чужим, хотя
и такого грязного моря раньше никогда не доводилось видеть. Небо! Вот оно в чём
дело: небо имело зеленовато-фиолетовый цвет, более густой к зениту и поблекший
к горизонту. Может, это не Земля вовсе, а какая-то другая планета, и Солнце над
головой вовсе не Солнце, совсем чужая
звезда? Лев Сергеевич, уже задыхаясь от тяжёлого воздуха, сделал несколько
шагов по скользким от рыхлой слизи камням и увидел, что находится на крошечном
голом скалистом острове посреди бескрайнего отвратительного моря. Что это за
место? Подняв опять голову к небу, он разглядел слабые очертания белой Луны.
Это была именно она, Луна, её нельзя было не узнать. Значит под ногами старушка
Земля, а не какая-то другая планета. Почему-то это открытие его обрадовало,
хотя чего было хорошего стоять на скользких камнях посередине ядовитого моря
под чужим, незнакомым небом и дышать отравленным воздухом? Впереди, метрах в
двадцати, участок чёрной блестящей скалы тронулся и начал сползать толстым,
десятисантиметровым слоем какой-то аморфной массы. Двигаясь в направлении
Льва Сергеевича, масса эта натекала на
облепивших скалы червей и поглощала их вместе со слизью, оставляя позади себя
чистые, отполированные камни. Эта гигантская амёба вздувалась пузырями на отдельных
участках своего бесформенного тела и приближалась. Бросив взгляд на другой
участок скалы, профессор увидел ещё одну такую тварь, начавшую движение. Что
это был за мир – далёкое будущее Земли или её далёкое прошлое, уже не имело
значения. Нужно было убираться отсюда, и, как можно, быстрее. Но куда? Во
дворец Эхнатона? В руки жрецов, жаждущих расправы над ним? А разве есть выбор?
Выбора у Льва Сергеевича не существовало за исключением крошечного шанса
каким-нибудь образом оказаться у себя дома. Осторожно ступая по камням,
покрытым червями, и давя их, он
подобрался к скале, на которой светилась красная точка, и тут же заметил, что и
её поверхность пришла в движение и поползла вниз, к его ногам. Нужно было
поторапливаться, не поддаваясь панике, и профессор Коваль повернулся спиной к
амёбе, двигавшейся позади него, и стал ловить глазами красный луч. Наверное,
это ему удалось сделать быстро, так как прямо над грязными водами открылось
опять окно в тронный зал фараона. Когда Лев Сергеевич почувствовал, как его
обуви и брюк что-то коснулось, он прыгнул прямо через пенящиеся волны на
каменный пол дворца Эхнатона. В это время стража под руководством жреца
обшаривала копьями все углы и потаённые места большого зала в поисках
исчезнувшего демона, который мог превратиться в муравья или таракана, а то и в
сверчка. Появление Льва Сергеевича заставило царицу завизжать в истерике.
Эхнатон вскочил со своего трона, выхватил нож и выставил его перед собой.
Стражники замерли в страхе, как вкопанные, и только Некнатеб бросился к
новоявленному человеку и распластался перед ним, вытянув вперёд обе руки.
- Симнекхара, прости, прости меня несчастного!
Я не признал тебя сразу, великодушный посланец Атона! Второе чудо в знамении –
это второе явление тебя, великий Симнекхара! Ты спасёшь Египет, вовремя
разольёшь воды Нила, дашь богатый урожай плодородным землям! Хорошее знамение,
Эхнатон! Сбылось предсказание! Силы тьмы покинули нас, и луч Солнца – Атона
упал к твоим ногам в лице этого белого человека по имени Симнекхара! Ваше Святейшество
фараон Верхнего и Нижнего Египта Эхнатон, божественная царица Нефернефруатон,
склоните головы перед посланцем Атона!
Царская
чета встала со своих тронов, поглядывая с тревогой друг на друга, и косясь на
проявившегося из ничего посланца потустороннего мира с суеверным ужасом в
глазах, спустилась по ступеням и упала ниц у ног Льва Сергеевича…
…Когда
профессор Коваль прервал свой рассказ, чтобы сделать несколько глотков воды,
его жена положила руку ему на плечо и мягким голосом сказала:
-
Лёва, милый мой, ты спал летаргическим сном всё это время, и Древний Египет
тебе, наверное, приснился.
-
Этого не может быть! Когда человек спит летаргическим сном, у него замирает
жизнедеятельность и снов он не видит, а я отчётливо чувствовал реальность жизни
на протяжении всех этих лет. Эхнатон назначил меня своим соправителем, как
посланца Бога, и я не стал его разуверовать, тем более что путь домой для меня
был закрыт. Все эти три года я жил под именем Симнекхара, многое успел сделать
и многое познать. Я знакомился с жизнью египтян того времени, учился их наукам,
их философии, многому научил их сам. Сейчас я знаю всё о том периоде, знаю их
эпос, прекрасно читаю иероглифы, говорю на древнем языке почти без акцента. От
жрецов я узнал о династиях, предшествующих времени правления Эхнатона. С
царской четой мы были большими друзьями, и не раз за кубком пива заводили
разговоры на религиозные темы. Эхнатон поразил меня своим пытливым умом и
обширными знаниями в разных науках. Не было ничего удивительного, что он
самостоятельно осознал всю картину Мирозданья, и почти не ошибся. Отсюда и его
религиозные взгляды на Творца. Он уже не мог поклоняться старым богам, в
которых не верил, и силой своей власти ввёл в стране новое вероисповедание,
нажив себе тем самым множество врагов. Даже собственный сын – наследник
престола Тутанхатон после смерти отца отрёкся от него и придал анафеме его
веру. Он сменил своё имя на Тутанхамон и позволил религиозным фанатикам
уничтожить память о нём. Когда последние полгода болел какой-то страшной болезнью
Эхнатон, мы с Нефертити на пару правили страной, и я даже успел поучаствовать в
двух войнах. Я видел, как возводят
пирамиды, и лично участвовал в процессии на похоронах Эхнатона. Ты хочешь
сказать, что это мне снилось? Откуда у меня тогда появившиеся знания?
-
Может, это твои фантазии, дорогой? – жена высказала своё сомнение Льву
Сергеевичу, хотя была абсолютно уверена, что весь этот бред её мужу приснился.
А сам профессор Коваль немного позже стал упорно искать ответ на феномен с
зеркалами, чтобы объяснить ещё большую загадку своего пребывания в Древнем
Египте. Он перерыл множество книг в библиотеках, консультировался в своём
Университете на кафедрах прикладной физики и оптики. И вот к какому выводу
пришёл: его собственное сознание, всецело поглощённое информацией об эпохе
Эхнатона, способно каким-то образом манипулировать пространством – временем. Не
человек видит сны, а сны снятся человеку, только должно быть воздействие на
определённые участки мозга. Ещё в начале XIX века французский астроном Фламмарион
не только осуществлял попытки общения с душами умерших, но, делая сложные опыты
с использованием зеркал, линз и разных источников света, вызывал у подопытных
людей на чистой белой стене «мозговые видения». Согласно современным научным
теориям сновидения могут возникать в бодрствующем мозге при определённых
обстоятельствах, когда граница между сновидением, грёзой и галлюцинацией
становится едва уловимой. В своём случае Лев Сергеевич видел совокупность всех
этих моментов и верил, что его мозг имел установку на жизнь Эхнатона. И, когда
тот умер, в сознании сработал какой-то «механизм», что вернул профессора к
действительности. Если бы фараон умер в преклонном возрасте, жена Тамара могла
и не дождаться пробуждения своего мужа. Но не обошлось и без сбоя в сознании.
Пример тому кошмарное путешествие на умирающую в далёком будущем Землю. А,
может, эти времена вовсе и не за горами?
Случай, о котором я хочу
рассказать, произошёл с моим знакомым доктором исторических наук профессором
Ковалем осенью1999-го. В сентябре того года он вернулся из научной командировки в Каир, где работал целый месяц
в составе группы египтологов по заданию Российской Академии наук. До этого за
пятнадцать лет своей научной деятельности Лев Сергеевич участвовал в пяти
международных археологических экспедициях и издал несколько фундаментальных трудов об эпохе Нового царства.
Его
работы печатались в престижных научных журналах, и с мнением учёного считались специалисты, как в России, так и за рубежом. Прошедшая
командировка, финансируемая ЮНЕСКО, должна была помочь разгадать одну из загадок
истории – феномен удивительной личности фараона XVIII династии Аменхотепа IV. Дело в том, что
религиозные культы Древнего Египта, как и большинства других народов,
основывались с незапамятных времён на многобожии. Фараон сменял фараона, шли
века, складывались тысячелетия, но боги, которым поклонялись египтяне,
оставались одними и теми же. Их было много. Царём богов был Амон, а его женой -
Мут. Землёй правил Геб, а небом его сестра и жена Нут. Оба они были детьми бога
воздуха Шу. Сын Амона и Мут Хонсу был богом Луны. Сын Геба и Нут Асирис
царствовал над мёртвыми, а его жена Исида научила людей ремёслам. И так далее.
Богов было великое множество, и все они почитались и имели свои храмы и своих
жрецов. И вот в 1364 году до н. э. на египетский трон взошёл фараон Аменхотеп,
женатый на Нефертити, и всё в этой стране встало с ног на голову. Произошло это
из-за того, что Аменхотеп уверовал в единого бога Атона и отрёкся от богов,
которым поклонялись египтяне тысячелетия. Он даже сменил своё имя на Эхнатон –
«полезный Атону». За его семнадцатилетнее правление этому единственному богу было
построено множество храмов и даже город Ахетатон – «горизонт Атона». Жрецы и
культы существовавшей до этого веры, предались гонениям, и восхвалялся только
Атон, как единственный Творец Мира. Откуда у Аменхотепа, воспитанного на
истории, традициях и религии своего народа, такой революционный взгляд на веру?
Эти вопросы не находят ответов в современной исторической науке. Тем более что
после смерти Эхнатона, всё вернулось в Египте на круги своя. Народу были
возвращены его боги, жрецам – их храмы и земли. Всё, что было увековечено в
камне о жизни Эхнатона, уничтожилось, и до нас дошли сведения о его
царствовании в «усечённом» виде. Загадку этого человека, жившего три тысячи
триста пятьдесят лет назад, и пытался разгадать Лев Сергеевич со своими
коллегами.
Как-то
осенним вечером он работал над древними текстами в своём кабинете, когда из другой комнаты его
окликнул десятилетний сын. Если Лев Сергеевич работал, звать его не имело
смысла, так как в эти минуты он находился совсем в ином мире. Поэтому он не
ответил сыну. Но тот открыл дверь кабинета, и, нарушив все семейные законы,
громко спросил:
- Папа, в зеркале образовался бездонный
колодец. Что там внутри?
- Сынок, я же тебя просил не отвлекать меня.
- Но там за стеклом бездна. Я посветил
фонариком и не увидел дна.
Лев
Сергеевич чертыхнулся. Видимо, от сына просто так не отделаться.
- Куда ты светил фонарём, в зеркало?
Да,
только я поставил зеркало из прихожки напротив маминого трельяжа. Ты знаешь,
что получилось? Колодец. Я взял свой фонарик и посветил внутрь – ничего не
видно. Что там, в глубине?
- Там ничего нет. Это же стекло, плоский,
блестящий предмет, отражающий лучи света. Стекло создаёт иллюзию, и не более
того. Ты меня понял?
Сын
пожал плечами.
- Кажется, понял. А, может, нет.
Лев
Сергеевич продолжил свою работу и забыл о приставаниях сына. Через три дня, в
пятницу вечером, когда он остался дома один, так как остальные члены семьи
уехали на дачу, прежде чем сесть за свой рабочий стол после ужина, профессор
Коваль зашёл по каким-то делам в прихожую и бросил взгляд на своё отражение в
зеркале. За эти дни в зеркало он смотрелся много раз, но только сейчас вспомнил
о недавнем дурачестве сына. Бездонный колодец… Интересно, как он выглядит?
Любопытство, а может, любознательность, свойственные каждому учёному, взяли
верх над здравым смыслом. Лев Сергеевич
снял со стены зеркало и потащил его в спальню. На туалетном столике жены был
большой трельяж. Чтобы провести эксперимент, конечно, можно было расположить
друг против друга его боковые створки, но они были узкими, и наблюдать что-то в
них неудобно. Поэтому Лев Сергеевич установил большое зеркало из прихожей
вертикально на стуле, оперев его на спинку, а всю конструкцию приподнял до
уровня туалетного столика, подложив под неё стопки книг. Теперь одно зеркало
стояло точно против другого. Заглянув в то, что слева, он увидел другое,
расположенное справа, и своё отражение, повторяющееся множество раз. Картина на
самом деле напоминала колодец. Лев Сергеевич щурился и пытался разглядеть
какие-то детали в глубине, но у него ничего не получалось. - Нужно будет посветить внутрь, как это делал сын. Интересно, как
выглядит луч в этом мнимом «колодце»?
Профессор вышел в
другую комнату и вскоре вернулся с китайским фонариком в руках. Он включил его,
погасив светильник на потолке. Знакомая обстановка спальни в лучах фонаря с
конструкцией из зеркал была какой-то пугающей. Лев Сергеевич поймал себя на
мысли, что опасается светить в темноте в иллюзорный колодец. Только недавно
говорил сыну, что зеркало - обычное
стекло, и всё, что в нём видно – простое отражение, а у самого какая-то
тревога, граничащая со страхом. Откуда она? Профессор встряхнулся, быстрым
шагом подошёл к зеркалу, что стояло на стуле и, посветив в него фонарём,
заглянул в «колодец». Он увидел своё
освещённое лицо рядом с ярким светом, повторяющееся множество раз и уходящее в
бесконечность, в точку, и больше ничего. Картина была интересной и необычной,
но не более того. Вдоволь насмотревшись на своё, размноженное стеклом,
отражение, Лев Сергеевич решил закончить эксперимент. Он включил большой свет и
уже хотел разобрать конструкцию из зеркал, как мелькнула шальная мысль: «А что,
если посветить туда лазерным фонариком – указкой? В этом случае моё лицо будет
в темноте, а только тонкий, целенаправленный луч нырнёт в зеркало».
Соблазн
повторить эксперимент был велик, и вскоре фонарь – указка оказался в руках
профессора. Опять спальня погрузилась во мрак, и только маленькая красная точка
блуждала по стенам и по мебели. Раньше времени направлять фонарик на зеркало
Лев Сергеевич почему-то страшился. Ему, образованному человеку, не склонному к
суевериям, начинало казаться, что он прикасается к какой-то тайне и сильно
рискует, делая это. За свою жизнь он видел много зеркал, но ни в одном из
помещений не встречал их, установленными друг напротив друга. Возможно,
многовековой человеческий опыт или интуиция подсказывали людям, что этого не
стоит делать ради собственного же блага. Но учёный на то и учёный, чтобы
пробираться к истине, сметая на своём пути любое препятствие, будь то даже
интуитивный страх. Лев Сергеевич глубоко вздохнул и почти на ощупь подошел в
темноте к зеркалу, стоящему на стуле. Не заглядывая в него, он направил на
стекло красный луч, и был поражён. Луч доходил до зеркальной поверхности и
обрывался, никакого отражения не было.
- Что за чертовщина? – вырвалось у профессора.
Он осторожно заглянул в зеркало, держа фонарик в том же положении, и диву
дался: тонкий красный луч уходил в глубину «колодца» и тонул в ней, будто это
на самом деле была глубокая чёрная
шахта.
- Дикость какая-то! Луч должен отражаться! –
профессор глянул в зеркало трельяжа – оно было черно.
- Вот, так номер! Это иллюзия. Это просто
иллюзия, - успокаивал себя учёный. Он был настроен решительно, и хотел
разобраться с непонятным явлением.
Сидеть
на корточках было утомительно, и Лев Сергеевич пододвинул к себе пуфик жены, а
фонарик осторожно, не меняя положения луча, положил на туалетный столик. Он
сидел в темноте и думал, пытаясь объяснить феномен. Неожиданно мрак перед ним
разрезал тонкий красный луч, вырвавшийся из зеркала на стуле и утонувший теперь
в середине большого зеркала трельяжа. Складывалось такое впечатление, что свет
фонарика дошёл, наконец, до какого-то дна бездны, отразился от него и, прошив
пространство спальни, погрузился в зеркале напротив. Профессор поставил
раскрытую ладонь на его пути. На её середине была видна яркая красная точка. Но
что удивляло, так это то, что за ладонью луч продолжался, и с её тыльной
стороны была точно такая же точка.
- Странно. Если я преградил путь отражённому
свету, то за моей рукой должна быть тень. Если допустить, что луч прошил
насквозь мою ладонь, то она должна светиться, а этого не происходит. Создаётся
впечатление, - рассуждал Лев Сергеевич вслух, - что из зеркала трельяжа тоже
выходит луч, и оба они встречаются на моей ладони. Тонкая красная нить света притягивала, и очень хотелось глянуть на неё с
торца. Убрав свою ладонь, профессор пододвинул пуфик, на котором сидел, так,
что теперь его лицо перегораживало путь свету. Теперь красный луч проникал
прямо в его левый глаз. Он не слепил его, нет. Луч никак не раздражал зрения,
но глубокий «колодец», до этого почти невидимый в темноте, начал светиться…
…Приехавшие
в воскресенье вечером с дачи жена профессора Коваля с сыном застали его сидящим
на пуфике в спальне между двух зеркал, одно из которых он для чего-то перенёс
из прихожей и установил на стул. Сын предположил, что отец смотрел в «колодец»,
вот только Лев Сергеевич не подавал признаков жизни, хотя и был тёплым. Пульс у
него не прослушивался, и жена в панике вызвала неотложку. Врачи заметили слабую,
едва заметную жизнедеятельность организма и отвезли больного в больницу, где
его сразу направили в реанимацию. Но никакие попытки реаниматоров вывести
человека из анабиозного состояния не увенчались успехом, и консилиум
специалистов поставил диагноз: летаргический сон. Бесчувственное тело Льва
Сергеевича переправили домой, где он лежал, живой труп, в отдельной комнате под
присмотром жены и патронажной сестры из поликлиники. Так и пролежал профессор
Коваль целых три года…
Десятого
ноября 2002 года жена профессора готовила на кухне обед. В это дневное время
она была на кухне одна, не считая спящего мёртвым сном мужа, сын был в школе, и
женщина крайне удивилась и встревожилась, услышав из комнат посторонние звуки.
Когда же она, взволнованная вбежала в зал, то застала там Льва Сергеевича,
который что-то искал. Завидев в дверях свою супругу, он, как ни в чём не
бывало, спросил:
- Тамара, куда мои тапочки запропастились?
Увидев
бодрствующего мужа, проснувшегося после трёхлетнего сна, Тамара Фёдоровна потеряла
дар речи.
- Ты почему дома? Вы же с Мишкой должны быть
на даче. Что-то случилось? Ты чего молчишь? И я проспал на удивление долго.
Хотел проснуться пораньше и поработать, а уже первый час. Так чего вы
вернулись-то? – Лев Сергеевич продолжал искать свои тапочки. Его жена кое-как,
наконец, совладала с собой.
- Мы вернулись, как и планировали в
воскресенье.
- Как в воскресенье? А сейчас какой день?
- Суббота.
- Тома, что ты мне голову морочишь? Совсем
запутала.
- Лёва, только не волнуйся, мы вернулись в
воскресенье, но это было в сентябре три года назад, а сейчас ноябрь, только
2002-го года.
Лицо
Льва Сергеевича стало белым, как гипсовая маска.
- Значит, я на самом деле был там три года?!
- Там, это где?
- В Египте.
- Ты забыл, дорогой, в Египте ты был только
месяц в командировке.
- Это был другой Египет. Приготовь мой костюм,
я отправляюсь на работу. Теперь я знаю ответы на все вопросы, что мучили меня.
Жена
забеспокоилась
- Тебе не стоит этого делать, Лёва, ты ещё не
пришёл в себя.
- Вот, как раз сейчас я в себе.
Появление
в Университете Льва Сергеевича было сенсацией. Его интереснейшие лекции
произвели фурор среди египтологов. Он не просто выдвигал новые гипотезы о
периоде царствования фараона Эхнатона и о нём самом, он утверждал и доказывал
на неоспоримых фактах свои утверждения. Вышло в свет сразу несколько научных
статей под его авторством. Научный мир откликнулся, и началась полемика. За
какой-то месяц профессор Коваль стал знаменитостью. Его пригласили с лекциями в
Кембридж и Сарбону, и поговаривают, что в будущем году Лев Сергеевич будет
представлен к Нобелевской премии, но, может быть, это только слухи. Сослуживцы
удивлялись богатейшим знаниям, обладателем которых стал после трёхлетнего сна
их коллега. Он же сам объяснял им своё прозрение вынужденным длительным
отдыхом, после которого его мозг стал работать на новом интеллектуальном
уровне. Может, от части это и соответствовало истине, но никак не являлось
причиной исторических открытий профессора Коваля. Правду же знала только жена.
А
правда заключалась в том, по рассказу Льва Сергеевича, который он поведал
супруге вечером в день своего пробуждения, что после того, как тонкий красный
луч фонарика, вышедший из глубины «колодца», проник в его глаз, сам «колодец»
начал светиться. Его стенки, сужающиеся к низу, стали размываться и сливаться в
один ровный фон жёлтого цвета, который сначала занял всю площадь зеркала, а
потом пересёк прямоугольные границы и пополз в разные стороны. На жёлтом фоне
начали проявляться какие-то формы и силуэты, и вскоре, к великому удивлению
Льва Сергеевича, стала отчётливо видна богатая обстановка царского зала: белые
стены с полосами цветного орнамента, золоченые фигурные колонны, подпирающие
высокий потолок, два трона на ступенях, и смутные фигуры в белых одеждах на
них. Двое почти голых мужчин обмахивали большими красными опахалами сидящих, а
несколько человек в длинных белых балахонах и пышных чёрных париках, в
смиренных позах стояли чуть поодаль. С каждой минутой картина становилась всё
отчётливее, и Лев Сергеевич узнал на голове царской особы двойную белую с
красным корону фараона, символизирующую власть обеих земель – Верхнего и
Нижнего Египта.
- Что за галлюцинация? – учёный даже встал со
своего пуфика. Царский зал начинался в каком-то метре от него, и стоило только
сделать шаг, как окажешься совсем в ином мире. Он не отрывал глаз от
удивительного видения, и был целиком поглощён им. Откуда-то появился человек,
державший в руке свиток. Он упал перед фараоном и его женой ниц и лежал так
довольно долго в полной тишине. Потом встал в полный рост, развернул свой
свиток и начал его читать. Многие слова, произносимые человеком, были знакомы
профессору или напоминали что-то по своему звучанию. Лев Сергеевич упорно
изучал древнеегипетскую письменность, и многие тексты, написанные иероглифами,
были ему доступны. Вся беда в том, что, возможно, в наше время многие слова
произносились не так, как во времена фараонов. Но из сказанного учёный услышал
имена царственных особ: Эхнатон и Нефернефруатон. Не было никакого сомнения,
что в каких-то десяти метрах от него сидел Аменхотеп IV и его жена Нефертити. Даже, если это
был сон, он был прекрасным! Увидеть своими глазами человека, все каменные лики
которого были или разбиты впоследствии, или изуродованы, - кому ещё выпадала
такая возможность за прошедшие тысячи лет? Не совладав с собой, учёный рванулся
вперёд и буквально ворвался в тронный зал. Царица вскрикнула от неожиданности и
закрыла руками своё прекрасное смуглое лицо с подведёнными веками и румянцем на
щеках. Фараон вскочил со своего места и схватился за кривой кинжал, висевший у
него на поясе. Человек, до этого читавший свиток, замолчал и повернулся к Льву
Сергеевичу. Он был очень смуглым. Его чёрные глаза расширились, и рот открылся
от удивления, оголив белоснежные зубы. Он поднял руки к потолку и выкрикнул
слово, похожее по значению на «знамение». Профессор бросил взгляд назад и не
увидел обстановки своей квартиры. Это его не на шутку встревожило. Человек со
свитком выкрикивал какие-то слова, отдельные из которых были понятны:
«пророчество», «конец царства», «посланник Атона», «жертва». Лев Сергеевич
никак не мог придти в себя. Он был потрясён, оказавшись в обстановке дворца
фараона, был напуган исчезновением своей спальни. Профессор стоял, как истукан,
и разглядывал Эхнатона и Нефертити. Фараону было лет тридцать пять. Крупные
черты его загорелого лица золотистого цвета были мужественными и даже суровыми.
Голубые тени подкрашивали веки его глаз, а сами глаза были подведены чёрной
краской. Губы казались неестественно красными на смуглом лице. Его шею и грудь
украшали разноцветные бисерные оплечья, а запястья обеих рук – тяжёлые
браслеты. Нефертити немного успокоилась и опустила руки. Надо признать, что
женщина эта была редкой красоты. На её лице тоже лежал макияж, и оно ничем не
отличалось от лиц современных женщин, чего нельзя было сказать о её супруге. В
своё время Льва Сергеевича удивил древний бюст царицы, сохранивший её
божественный облик на века. Тогда, много лет назад, ему, ещё школьнику, попала
на глаза репродукция каменного раскрашенного бюста древней царицы, и ученик
пятого класса Лёва Коваль просто влюбился в эту чудную женщину с неестественно
длинной, благородной шеей. Он удивлялся тогда, как мог древний мастер, живший
три с половиной тысячи лет назад, сотворить такое чудо. Но, вот, сейчас Лев
Сергеевич понимал, что тому мастеру не хватило таланта воспроизвести в точности
эту божественную женщину во всей её красе. Разглядывая царственных особ,
профессор вдруг увидел на стене позади их тронов маленькую светящуюся красную
точку, и на сердце у него стало немного легче. Так, значит, вот во что упёрся
луч фонарика в том «колодце»! Фараон тем временем поднял вверх руку и произнёс:
- Остановись, Некнатеб. Ты, жрец, утверждаешь,
что этот странный человек, одетый, как лицедей – белый посланец Атона? Это он,
согласно пророчеству, должен известить меня о конце моего царствования?
- Именно так, Ваше Святейшество! Именно так!
Фараон
бросил строгий взгляд на Льва Сергеевича.
- Я желаю сам спросить его, кто он и чей
посланник? Пусть скажет, как сюда попал?
Профессор
Коваль понял всё или почти всё из того, что говорил Эхнатон. Вопрос фараона был
простым, но как на него просто ответить? Учёный мобилизовал весь свой интеллект
и в течение двадцати минут, страшно коверкая слова, пытался объяснить царской
чете, кто он и откуда. Фараон слушал его сидя, приняв гордую позу. Когда
повествование закончилось, он продолжал сидеть молча. Нарушил воцарившуюся
тишину жрец Некнатеб.
- Что я и говорил, солнцеподобный Эхнатон! Он
злой демон, потому, что не может хорошо говорить на языке Атона! Мы должны
принести его в жертву и тем самым приостановить действие пророчества. Его нужно
заковать в цепи и отвезти в город Ахетатон, где в священном храме в
соответствии с обрядом он умрёт.
- Послушайте меня, Ваше Святейшество и ты,
жрец, я говорю правду! Вот, посмотрите, видите это? – Лев Сергеевич снял с руки
часы и сунул их под нос Некнатеба, а потом медленно подошёл к Эхнатону и
протянул их ему. - Возьмите, послушайте звук, который они издают.
Фараон
взял с опаской часы, повертел их в руках и приложил к уху.
- Музыка! Так переговариваются ибисы в раю!
Послушай, дорогая, этот музыкальный браслет. Видимо сотворил его искусный
мастер.
Нефертити
тоже долго слушала тиканье часов, потом отдала их мужу.
- А, по-моему, так разговаривают звёзды на
небе.
Жрец
поднял руки к потолку и затряс ими.
- Он ослепляет тебя, великий Эхнатон! Он
соблазнят тебя безделушкой, чтобы усыпить твою бдительность и забраться
поглубже в твоё благородное сердце! Демон поступает так, как сказано в
пророчестве! Не поддайся его чарам. Прикажи его арестовать, если не хочешь,
чтобы дни твоего царствования были сочтены!
Фараон
посмотрел на царицу. Та вытянула вперёд грациозную руку с браслетами и указала
на Льва Сергеевича пальцем, украшенным большим золотым перстнем.
- Этот человек или нечистый должен умереть на
жертвенном камне! Мой повелитель, послушайся женской мудрости.
Эхнатон
усмехнулся.
- Я бы обязательно сделал наоборот, если б не
знамение. Стража! – похлопал он в ладоши. Из дальних дверей выбежали воины в
набедренных повязках со щитами и копьями и бросились к профессору. На жертвенном камне умирать тому совсем не
хотелось, и он рванулся в сторону, показав чудеса прыти, которой за собой
никогда не знал. Он оббежал трон и устремился к красной точке на стене. Когда
она, эта точка, совместилась с его глазом, перед Львом Сергеевичем открылась
незнакомая картина голых чёрных скал, и он, не задумываясь, почти прыгнул туда
перед самым носом одного из египетских солдат. На чёрной скале, в которую
профессор почти упёрся, было отчётливо видно красное пятно. Воздух был тяжёлым
и горячим, и казался густым. Рядом, почти под ногами, раздавался шум морской
волны, но прохлады не было. Лев Сергеевич обернулся и увидел грязные и мутные
воды, уходящие за горизонт. Под ногами розоватая пенящаяся вода набегала на
слизистые камни, к которым присосались какие-то грязно-зелёные черви. Их было в
изобилии кругом, и даже прыжок на эти скользкие камни повлёк за собой гибель
десятка из них. Что-то в этом неприветливом пейзаже было странным и чужим, хотя
и такого грязного моря раньше никогда не доводилось видеть. Небо! Вот оно в чём
дело: небо имело зеленовато-фиолетовый цвет, более густой к зениту и поблекший
к горизонту. Может, это не Земля вовсе, а какая-то другая планета, и Солнце над
головой вовсе не Солнце, совсем чужая
звезда? Лев Сергеевич, уже задыхаясь от тяжёлого воздуха, сделал несколько
шагов по скользким от рыхлой слизи камням и увидел, что находится на крошечном
голом скалистом острове посреди бескрайнего отвратительного моря. Что это за
место? Подняв опять голову к небу, он разглядел слабые очертания белой Луны.
Это была именно она, Луна, её нельзя было не узнать. Значит под ногами старушка
Земля, а не какая-то другая планета. Почему-то это открытие его обрадовало,
хотя чего было хорошего стоять на скользких камнях посередине ядовитого моря
под чужим, незнакомым небом и дышать отравленным воздухом? Впереди, метрах в
двадцати, участок чёрной блестящей скалы тронулся и начал сползать толстым,
десятисантиметровым слоем какой-то аморфной массы. Двигаясь в направлении
Льва Сергеевича, масса эта натекала на
облепивших скалы червей и поглощала их вместе со слизью, оставляя позади себя
чистые, отполированные камни. Эта гигантская амёба вздувалась пузырями на отдельных
участках своего бесформенного тела и приближалась. Бросив взгляд на другой
участок скалы, профессор увидел ещё одну такую тварь, начавшую движение. Что
это был за мир – далёкое будущее Земли или её далёкое прошлое, уже не имело
значения. Нужно было убираться отсюда, и, как можно, быстрее. Но куда? Во
дворец Эхнатона? В руки жрецов, жаждущих расправы над ним? А разве есть выбор?
Выбора у Льва Сергеевича не существовало за исключением крошечного шанса
каким-нибудь образом оказаться у себя дома. Осторожно ступая по камням,
покрытым червями, и давя их, он
подобрался к скале, на которой светилась красная точка, и тут же заметил, что и
её поверхность пришла в движение и поползла вниз, к его ногам. Нужно было
поторапливаться, не поддаваясь панике, и профессор Коваль повернулся спиной к
амёбе, двигавшейся позади него, и стал ловить глазами красный луч. Наверное,
это ему удалось сделать быстро, так как прямо над грязными водами открылось
опять окно в тронный зал фараона. Когда Лев Сергеевич почувствовал, как его
обуви и брюк что-то коснулось, он прыгнул прямо через пенящиеся волны на
каменный пол дворца Эхнатона. В это время стража под руководством жреца
обшаривала копьями все углы и потаённые места большого зала в поисках
исчезнувшего демона, который мог превратиться в муравья или таракана, а то и в
сверчка. Появление Льва Сергеевича заставило царицу завизжать в истерике.
Эхнатон вскочил со своего трона, выхватил нож и выставил его перед собой.
Стражники замерли в страхе, как вкопанные, и только Некнатеб бросился к
новоявленному человеку и распластался перед ним, вытянув вперёд обе руки.
- Симнекхара, прости, прости меня несчастного!
Я не признал тебя сразу, великодушный посланец Атона! Второе чудо в знамении –
это второе явление тебя, великий Симнекхара! Ты спасёшь Египет, вовремя
разольёшь воды Нила, дашь богатый урожай плодородным землям! Хорошее знамение,
Эхнатон! Сбылось предсказание! Силы тьмы покинули нас, и луч Солнца – Атона
упал к твоим ногам в лице этого белого человека по имени Симнекхара! Ваше Святейшество
фараон Верхнего и Нижнего Египта Эхнатон, божественная царица Нефернефруатон,
склоните головы перед посланцем Атона!
Царская
чета встала со своих тронов, поглядывая с тревогой друг на друга, и косясь на
проявившегося из ничего посланца потустороннего мира с суеверным ужасом в
глазах, спустилась по ступеням и упала ниц у ног Льва Сергеевича…
…Когда
профессор Коваль прервал свой рассказ, чтобы сделать несколько глотков воды,
его жена положила руку ему на плечо и мягким голосом сказала:
-
Лёва, милый мой, ты спал летаргическим сном всё это время, и Древний Египет
тебе, наверное, приснился.
-
Этого не может быть! Когда человек спит летаргическим сном, у него замирает
жизнедеятельность и снов он не видит, а я отчётливо чувствовал реальность жизни
на протяжении всех этих лет. Эхнатон назначил меня своим соправителем, как
посланца Бога, и я не стал его разуверовать, тем более что путь домой для меня
был закрыт. Все эти три года я жил под именем Симнекхара, многое успел сделать
и многое познать. Я знакомился с жизнью египтян того времени, учился их наукам,
их философии, многому научил их сам. Сейчас я знаю всё о том периоде, знаю их
эпос, прекрасно читаю иероглифы, говорю на древнем языке почти без акцента. От
жрецов я узнал о династиях, предшествующих времени правления Эхнатона. С
царской четой мы были большими друзьями, и не раз за кубком пива заводили
разговоры на религиозные темы. Эхнатон поразил меня своим пытливым умом и
обширными знаниями в разных науках. Не было ничего удивительного, что он
самостоятельно осознал всю картину Мирозданья, и почти не ошибся. Отсюда и его
религиозные взгляды на Творца. Он уже не мог поклоняться старым богам, в
которых не верил, и силой своей власти ввёл в стране новое вероисповедание,
нажив себе тем самым множество врагов. Даже собственный сын – наследник
престола Тутанхатон после смерти отца отрёкся от него и придал анафеме его
веру. Он сменил своё имя на Тутанхамон и позволил религиозным фанатикам
уничтожить память о нём. Когда последние полгода болел какой-то страшной болезнью
Эхнатон, мы с Нефертити на пару правили страной, и я даже успел поучаствовать в
двух войнах. Я видел, как возводят
пирамиды, и лично участвовал в процессии на похоронах Эхнатона. Ты хочешь
сказать, что это мне снилось? Откуда у меня тогда появившиеся знания?
-
Может, это твои фантазии, дорогой? – жена высказала своё сомнение Льву
Сергеевичу, хотя была абсолютно уверена, что весь этот бред её мужу приснился.
А сам профессор Коваль немного позже стал упорно искать ответ на феномен с
зеркалами, чтобы объяснить ещё большую загадку своего пребывания в Древнем
Египте. Он перерыл множество книг в библиотеках, консультировался в своём
Университете на кафедрах прикладной физики и оптики. И вот к какому выводу
пришёл: его собственное сознание, всецело поглощённое информацией об эпохе
Эхнатона, способно каким-то образом манипулировать пространством – временем. Не
человек видит сны, а сны снятся человеку, только должно быть воздействие на
определённые участки мозга. Ещё в начале XIX века французский астроном Фламмарион
не только осуществлял попытки общения с душами умерших, но, делая сложные опыты
с использованием зеркал, линз и разных источников света, вызывал у подопытных
людей на чистой белой стене «мозговые видения». Согласно современным научным
теориям сновидения могут возникать в бодрствующем мозге при определённых
обстоятельствах, когда граница между сновидением, грёзой и галлюцинацией
становится едва уловимой. В своём случае Лев Сергеевич видел совокупность всех
этих моментов и верил, что его мозг имел установку на жизнь Эхнатона. И, когда
тот умер, в сознании сработал какой-то «механизм», что вернул профессора к
действительности. Если бы фараон умер в преклонном возрасте, жена Тамара могла
и не дождаться пробуждения своего мужа. Но не обошлось и без сбоя в сознании.
Пример тому кошмарное путешествие на умирающую в далёком будущем Землю. А,
может, эти времена вовсе и не за горами?
Нет комментариев. Ваш будет первым!