Мамкины «пугалки-предупреждалки»

Мамкины «пугалки-предупреждалки»

Я уже рассказал о том, чего заставляла меня бояться мать.

Но, помимо этого, у нее в запасе было несколько «страшных» историй, которые она, с завидным постоянством, рассказывала мне. Желая, как она уверяла, предупредить меня об опасности, дабы я знал, что бывает в жизни, если не послушаться дельного совета или свернуть с правильного пути. Но мне кажется, что ей самой нравилось их рассказывать и вспоминать, ведь «пугалки» были очень занятные. Причем мать, тогда еще совсем молодая, рассказывала их так живо, так художественно, так занимательно, что мне, каждый раз, как я их слышал, действительно становилось страшно. И это, несмотря на то, что я их слышал много-много раз и знал практически наизусть. Нет, в конце концов, по прошествию определенного количества лет, они мне, естественно, прискучили и я потребовал новых страшилок. Но мать, к сожалению, ничего нового предложить мне не могла. На мое счастье, к тому времени, я стал заметно старше и оторвавшись от мамкиной юбки, стал больше видеть, стал больше общаться. Жизнь начала преподносить мне, хоть отбавляй, таких «страшилок», что волосы на голове вставали дыбом.

Но это, тема другого рассказа.

В этом, я ограничусь только мамкиными «предупреждалками».

Мененгит

Первая и самая важная, по мнению моей матери, пугалка, скажем так, именовалась Менингит. Почему-то мать очень боялась, что я подхвачу эту болезнь и постоянно мне про него долдонила. Что нельзя ходить без шапки, что надо закрывать ушки, что надо надевать не легкую, а теплую, шапочку и так далее. В своем стремлении нахлобучить на меня шапку потеплее она доходила до полнейшего идиотизма. Все дошкольничество я проходил в каких-то неимоверных шапчонках, чуть ли не платочках, придававших мне сходство с девченкой, которых я, естественно, сильно стеснялся, но матери перечить, и боялся, и, в тоже время, понимал что это бесполезно. Малышу собственного мнения иметь не положено, как и не положено возражать взрослым. Вся надежда была на скорое повзросление, когда я смогу, наконец, произнести заветное: «Я так хочу!» И не просто произнести, а еще исделать так как хочу, без оглядки на старших.

Даже, когда пошел в школу на меня продолжали напяливать шапки, причем не по сезону теплые. С сентября по май я ходил в кроличьей ушанке, вечно мокрой и тяжелой от пота, потому, что, несмотря на свою полноту, бегать с ребятами я любил.

 

 

И вот, чтобы убедить меня в необходимости надевать шапку, существовала такая история: «Ездили мы в молодости убирать картошку. Дело было уже в конце августа, когда вечера стоят холодные, а ехать нам пришлось в кузове грузового автомобиля. Дорога была ровная, грузовик ехал быстро, встречный ветер дул крепко и мы полегли в кузове, укрывшись от ветра за кабиной грузовика, для верности, поверх шапок, накрутив еще и платки. А один парень, поднялся, оперся руками на кабину и подставив голову встречному ветру, говорил ─ как здорово, что ветер обдувает голову и развевает его кудрявые волосы. Он стоял горделиво и красовался собой. А когда они приехали в колхоз, то у него неожиданно заболела голова. Сначала несильно, потом, за ужином, сильнее, потом, к ночи, еще сильнее. Он пошел ложиться, но голова заболела так сильно, что он начал стонать, ругаться, скрипеть зубами, а, потом, забормотав нечто бессвязное, буквально минут через двадцать, умер. Его погубил Менингит!» И, конечно, эта страшилка всегда заканчивалась словами «Никогда не ходи без шапки!»

Эта пугалка возымела свое действие ─ без шапки, особенно зимою, я не ходил, да и не хожу по сей день. Привык за многие годы носить, даже летом, какой-нибудь головной убор. А в детстве, завороженный этой страшилкой, я часто пугался, когда, например, забывал одеть шапку в прохладную погоду или же одевал слишком легкую шапку в мороз. Приходя домой я сидел грустно, трясся от страха, ожидая смерти, все время прислушиваясь к себе ─ начинает болеть голова или нет?

Отравился колбасой

Вторая пугалка должна была отвратить меня от некачественных продуктов питания, которых, в то время, было полным-полно. Правильнее сказать ─ не было качественных, а некачественными были абсолютно все, Просто одни из них были более-менее съедобны, другие ─ несъедобны вовсе, а третьи ─ откровенно ядовиты. Так вот, чтобы я не ел всякую дрянь, мать рассказывала историю, которую можно было бы назвать: «Отравился колбасными хвостами».

«Когда мама работала проводником электрички (имелась в виду мать моей матери, то есть, моя бабка), то в вагоне ехал человек, который ел колбасу. День был жаркий, поезд тащился медленно, как похоронные дроги, поэтому ехал он достаточно долго и колбаса подпортилась. Но он так проголодался и так хотел есть, поэтому съел батон целиком, вместе с колбасными хвостиками. Даже мама, проходя по вагону, сказала ему - не ешь концы - отравишься. Но он ответил: «Жрать хочу!»

А потом, когда мама назавтра пришла на работу, к ним пришел милиционер и начал расспрашивать ─ ехал ли такой пассажир в их поезде, показывая, то ли его фото, то ли его паспорт. Мама сразу же его узнала и спросила – что с ним? Милиционер ответил ─ умер! В лесу нашли, неподалеку от станции ─ отравился колбасой!»

Последняя фраза всегда произносилась с пафосом, будто бы речь шла о чем-то возвышенном. Таким способом мать пыталась привлечь мое внимание к морали рассказа и добавляла: «Он съел колбасные хвостики, а именно там скапливается колбасный яд!»

И вот, на протяжении долгих лет, я слушал и слушал про эти колбасные хвостики и колбасный яд. А потом, уже будучи взрослым, заметил, что нарезая колбасу, я всегда выбрасываю колбасные хвостики. И ничего не могу с собой поделать, настолько они въелись в мое сознание. Даже после 90-х годов, когда продукты перестали быть не только ядовитыми, но и некачественными, я все равно чувствовал отвращение к колбасным хвостам. Нет, передо мной не вставал образ матери и не вещал загробным голосом «Он съел колбасные хвостики и ─ мертв». Просто это вошло в привычку.

Следующие две пугалки, по моему мнению, предупреждалками на были, поскольку являлись простым пересказом действительно происшедших событий без поучительной завершающей фразы. Хотя, надо учесть, что мать панически боялась воды ─ она и сама не умела плавать и меня не учила, прикрываясь девизом: «не тонет тот, кто не умеет плавать». Когда я спрашивал ─ почему? Она отвечала: «Потому что не подходит к воде!» И вот, как мне кажется, мать и рассказывала мне эти две страшилки, поскольку в них несчастья были связаны именно с водой. Не банальное утопление, над которым смеются все те, кто умеют плавать, а неожиданная, страшная кара, которая появляется неизвестно откуда и неизвестно за что.

Ослепла от мытья

«Одна женщина приехала в деревню к своим родственникам. Жила там, жила и горя не знала. Вот прошла неделя и она решила вымыть голову. Но в деревне же нет горячей воды, поэтому воду ей грели в тазу. А волосы у нее были густые и длинные. Намочила она их, намылила, ковшиком из тазика воду зачерпывая…

А как отполоскать-то их от мыла? Сколько же черпать придется? Да и воды потребуется не один тазик? Волос-то целая копна. Тогда решила она, благо река была неподалеку, прополоскать волосы там в текучей воде ─ быстрее будет. Вошла она в воду, а вода ─ холоднющая, целиком окунаться не хочется. Зажмурилась она, чтобы мыло в глаза не попало, согнулась в пояс, как бы отвешивая поклон, и стала с закрытыми глазами волосы в воде полоскать. Полоскает-полоскает, головою болтая вправо-влево, чувствует ─ меньше пахнут волосы мылом… Хорошо. Да только устала она стоять головою вниз и решила распрямиться.

Выпрямилась во весь рост, вздохнула полной грудью, глаза открыла, чтобы на волосы свои пышные посмотреть, а в глазах ─ темнота! Она ослепла!»

Никакой морали после этих слов не следовало. Но на меня этот рассказ произвел неизгладимое впечатление. Обладая впечатлительной натурой, я много лет боялся зажмуриваться моясь под душем. Пусть тогдашнее советское мыло жгло глаза, но я терпел. Это мне казалось меньшим злом, чем внезапная слепота. После услышанного, мне становилось не по себе, когда я закрывал глаза в любой воде, неважно ─ в ванной, в реке ли, или просто так - обливаясь из ведра. Я, по-возможности, старался побыстрее их открыть, чтобы узнать ─ не ослеп ли? Много лет прошло, пока я привык зажмуриваться. Вот как сильно подействовала на меня эта пугалка.

Сейчас мне кажется, что эта история довольно старинная, какое-то древнее народное предание в современном пересказе, и мать ее слышала от того, кто истинного смысла в ней не понимал. Поэтому и не было поучающей фразы.

Вспомним ситуацию ─ женщина полоскает волосы в реке, пачкая воду мылом. Дух воды гневается и лишает ее зрения. Это явно языческая страшилка, вернее всего, пришедшая из финно-угорских сказаний. А если вспомнить, что мой дед - эрзя, родившийся в самом центре рязанской области, то может быть он это и рассказывал моей матери в детстве, как сказку. Ей, не знакомой с языческими мифами, истинный смысл повествования был не ясен, поэтому мораль и не прозвучала.

Допрыгался

Следующая пугалка была очень короткая. «Купался мальчик (здесь мать толком не могла сказать, где, когда и кто купался. То ли брат моей бабки, то ли просто мальчик из двора, то ли просто ─ неизвестно кто), нырнул и в ухо ему затекла вода. Вылез он из воды, а ухо заложено - не слышит ничего. Что делать? Решил он попрыгать на одной ноге, чтобы вытрясти воду. Начал он прыгать, а вода не вытрясается! Прыгает-прыгает, стучит ногою по земле, а вода не вытрясается! Обозлился он и вдобавок к прыжкам принялся колотить ладонью по уху... Только начал стучать, как упал замертво! Сердце остановилось!»

У этой пугалки была даже мораль. Даже, не мораль, а цельный рассказ, вернее всего размышление, ненамного меньшее по размеру самой страшилки: «Ухо у него оглохло не от воды, а от того, что он перекупался, замерзи у него сдало сердце. Кровь до уха не доходила. Вот он и не слышал. Если бы отдохнул, может быть и жив бы был. А он стал прыгать – вот сердце и не выдержало».

Эта страшилка на меня никак не повлияла. Во-первых, купался я мало и вода мне в ухо почти никогда не попадала. Во-вторых, когда я докупывался до синих губ, то почему-то никакого страха не испытывал, а, наоборот, хохотал во все горло, когда мать с дикими криками тыкала мне в лицо зеркалом из своей пудреницы, чтобы я увидел цвет своих губ.

Но в 9 мая 2011 года, я сорвался со скользкого глинистого берега и рухнул вниз головою в мутный и грязный омут. С трудом выбравшись оттуда, я обнаружил, что мои уши забиты не то, чтобы водой, а жидкой глиной. Только задумал я взять и попрыгать, чтобы вытрясти ее оттуда, как вспомнил страшилку! Мама родная! Я же замерз как собака (вода в Истре в мае около 12 градусов), устал, еле дышу, поскольку захлебнулся, и мне вообще-то уже пятьдесят один год, и проч. и проч… И не стал прыгать (в мозгу прогремело: «вот сердце и не выдержало»), а принялся аккуратно выковыривать глину из ушей спичками, которых, слава богу, у меня в машине было предостаточно. Слух восстановился на следующий день, а вот глина выкатывалась из ушей еще целую неделю.

Зеркало треснуло или Новогодняя смерть

И последнюю пугалку-предупреждалку я бы назвал так: «Зеркало треснуло или Новогодняя Смерть». Ее мне мать начала рассказывать когда мне стало около десяти годов от роду, поскольку там главной причиной смерти были спиртные напитки. Хотя все было не так примитивно, присутствовал еще и мистический элемент в виде треснувшего зеркала.

Итак, «Справляли мы Новый Год в незнакомой компании. Пригласила нас к себе какая-то семейная пара, поскольку у них была своя квартира. Они были знакомы с кем-то из наших, а с кем точно ─ не помню. Может с Васей Котовым, может с Ларисой. Не помню. Собрались мы за столом, услышали по радио бой курантов, выпили, потом еще выпили и начали танцевать. И вдруг хозяйка дома оступилась и зацепила локтем зеркало. Зеркало качнулось, веревка, на которой оно висело, порвалась. Зеркало упало и разбилось! Все разом перестали танцевать и даже замолкли. Не потому, что весь пол был усеян блестящими кусочками, а потому, что - дурной признак! Зеркало разбилось - значит кто-то умрет! Все испугались! Поскольку были молоды и умирать никто не хотел.

Чтобы успокоиться выпили еще, и еще, и еще. На душе стало легче и праздник продолжился. Пол подмели и затанцевали снова.

Под утро все разошлись, живые и здоровые, правда женщина, разбившая зеркало, сказала о сильной усталости, но, учитывая то, что все много выпили и всю ночь не спали, этому никто не придал значения.

А через два дня она умерла!

Оказывается она подхватила перед Новым Годом гепатит, разрушающий печень, который вначале очень похож на банальную простуду, а она ─ выпила и выпила много. Вот печень то и не выдержала!»

Эта страшилка всегда сопровождалась длиннющей беседой о вреде пьянства. Скучной и занудной. Но мораль выводилась такая ─ никогда не знаешь заболел ли ты гепатитом или нет, а выпьешь и ─ помрешь. Поэтому получалось, что пить никогда нельзя, ни в праздник, ни в будний день, ни с друзьями, ни просто так, чтобы внезапно не умереть.

Как-то этот рассказ на меня не повлиял. Наверное потому, что я не пристрастился, как многие мои русские и, что удивительно - нерусские, даже - евреи, друзья к выпивке.

Но, каждый раз, когда мы с друзьями справляли Новый Год, и пили шампанское, и танцевали, он выползал из памяти, как черт из преисподней и будоражил разум страшными картинками. Я чертыхался, оглядывался по сторонам в поисках зеркала, и поминал его недобрыми словами: «Вот вспомнился, настроение испортил, падла!» Мать в этом я не винил.

© Copyright: Владимир Юрков, 2017

Регистрационный номер №0384009

от 2 мая 2017

[Скрыть] Регистрационный номер 0384009 выдан для произведения: Мамкины «пугалки-предупреждалки»

Я уже рассказал о том, чего заставляла меня бояться мать.

Но, помимо этого, у нее в запасе было несколько «страшных» историй, которые она, с завидным постоянством, рассказывала мне. Желая, как она уверяла, предупредить меня об опасности, дабы я знал, что бывает в жизни, если не послушаться дельного совета или свернуть с правильного пути. Но мне кажется, что ей самой нравилось их рассказывать и вспоминать, ведь «пугалки» были очень занятные. Причем мать, тогда еще совсем молодая, рассказывала их так живо, так художественно, так занимательно, что мне, каждый раз, как я их слышал, действительно становилось страшно. И это, несмотря на то, что я их слышал много-много раз и знал практически наизусть. Нет, в конце концов, по прошествию определенного количества лет, они мне, естественно, прискучили и я потребовал новых страшилок. Но мать, к сожалению, ничего нового предложить мне не могла. На мое счастье, к тому времени, я стал заметно старше и оторвавшись от мамкиной юбки, стал больше видеть, стал больше общаться. Жизнь начала преподносить мне, хоть отбавляй, таких «страшилок», что волосы на голове вставали дыбом.

Но это, тема другого рассказа.

В этом, я ограничусь только мамкиными «предупреждалками».

Мененгит

Первая и самая важная, по мнению моей матери, пугалка, скажем так, именовалась Менингит. Почему-то мать очень боялась, что я подхвачу эту болезнь и постоянно мне про него долдонила. Что нельзя ходить без шапки, что надо закрывать ушки, что надо надевать не легкую, а теплую, шапочку и так далее. В своем стремлении нахлобучить на меня шапку потеплее она доходила до полнейшего идиотизма. Все дошкольничество я проходил в каких-то неимоверных шапчонках, чуть ли не платочках, придававших мне сходство с девченкой, которых я, естественно, сильно стеснялся, но матери перечить, и боялся, и, в тоже время, понимал что это бесполезно. Малышу собственного мнения иметь не положено, как и не положено возражать взрослым. Вся надежда была на скорое повзросление, когда я смогу, наконец, произнести заветное: «Я так хочу!» И не просто произнести, а еще исделать так как хочу, без оглядки на старших.

Даже, когда пошел в школу на меня продолжали напяливать шапки, причем не по сезону теплые. С сентября по май я ходил в кроличьей ушанке, вечно мокрой и тяжелой от пота, потому, что, несмотря на свою полноту, бегать с ребятами я любил.

 

 

И вот, чтобы убедить меня в необходимости надевать шапку, существовала такая история: «Ездили мы в молодости убирать картошку. Дело было уже в конце августа, когда вечера стоят холодные, а ехать нам пришлось в кузове грузового автомобиля. Дорога была ровная, грузовик ехал быстро, встречный ветер дул крепко и мы полегли в кузове, укрывшись от ветра за кабиной грузовика, для верности, поверх шапок, накрутив еще и платки. А один парень, поднялся, оперся руками на кабину и подставив голову встречному ветру, говорил ─ как здорово, что ветер обдувает голову и развевает его кудрявые волосы. Он стоял горделиво и красовался собой. А когда они приехали в колхоз, то у него неожиданно заболела голова. Сначала несильно, потом, за ужином, сильнее, потом, к ночи, еще сильнее. Он пошел ложиться, но голова заболела так сильно, что он начал стонать, ругаться, скрипеть зубами, а, потом, забормотав нечто бессвязное, буквально минут через двадцать, умер. Его погубил Менингит!» И, конечно, эта страшилка всегда заканчивалась словами «Никогда не ходи без шапки!»

Эта пугалка возымела свое действие ─ без шапки, особенно зимою, я не ходил, да и не хожу по сей день. Привык за многие годы носить, даже летом, какой-нибудь головной убор. А в детстве, завороженный этой страшилкой, я часто пугался, когда, например, забывал одеть шапку в прохладную погоду или же одевал слишком легкую шапку в мороз. Приходя домой я сидел грустно, трясся от страха, ожидая смерти, все время прислушиваясь к себе ─ начинает болеть голова или нет?

Отравился колбасой

Вторая пугалка должна была отвратить меня от некачественных продуктов питания, которых, в то время, было полным-полно. Правильнее сказать ─ не было качественных, а некачественными были абсолютно все, Просто одни из них были более-менее съедобны, другие ─ несъедобны вовсе, а третьи ─ откровенно ядовиты. Так вот, чтобы я не ел всякую дрянь, мать рассказывала историю, которую можно было бы назвать: «Отравился колбасными хвостами».

«Когда мама работала проводником электрички (имелась в виду мать моей матери, то есть, моя бабка), то в вагоне ехал человек, который ел колбасу. День был жаркий, поезд тащился медленно, как похоронные дроги, поэтому ехал он достаточно долго и колбаса подпортилась. Но он так проголодался и так хотел есть, поэтому съел батон целиком, вместе с колбасными хвостиками. Даже мама, проходя по вагону, сказала ему - не ешь концы - отравишься. Но он ответил: «Жрать хочу!»

А потом, когда мама назавтра пришла на работу, к ним пришел милиционер и начал расспрашивать ─ ехал ли такой пассажир в их поезде, показывая, то ли его фото, то ли его паспорт. Мама сразу же его узнала и спросила – что с ним? Милиционер ответил ─ умер! В лесу нашли, неподалеку от станции ─ отравился колбасой!»

Последняя фраза всегда произносилась с пафосом, будто бы речь шла о чем-то возвышенном. Таким способом мать пыталась привлечь мое внимание к морали рассказа и добавляла: «Он съел колбасные хвостики, а именно там скапливается колбасный яд!»

И вот, на протяжении долгих лет, я слушал и слушал про эти колбасные хвостики и колбасный яд. А потом, уже будучи взрослым, заметил, что нарезая колбасу, я всегда выбрасываю колбасные хвостики. И ничего не могу с собой поделать, настолько они въелись в мое сознание. Даже после 90-х годов, когда продукты перестали быть не только ядовитыми, но и некачественными, я все равно чувствовал отвращение к колбасным хвостам. Нет, передо мной не вставал образ матери и не вещал загробным голосом «Он съел колбасные хвостики и ─ мертв». Просто это вошло в привычку.

Следующие две пугалки, по моему мнению, предупреждалками на были, поскольку являлись простым пересказом действительно происшедших событий без поучительной завершающей фразы. Хотя, надо учесть, что мать панически боялась воды ─ она и сама не умела плавать и меня не учила, прикрываясь девизом: «не тонет тот, кто не умеет плавать». Когда я спрашивал ─ почему? Она отвечала: «Потому что не подходит к воде!» И вот, как мне кажется, мать и рассказывала мне эти две страшилки, поскольку в них несчастья были связаны именно с водой. Не банальное утопление, над которым смеются все те, кто умеют плавать, а неожиданная, страшная кара, которая появляется неизвестно откуда и неизвестно за что.

Ослепла от мытья

«Одна женщина приехала в деревню к своим родственникам. Жила там, жила и горя не знала. Вот прошла неделя и она решила вымыть голову. Но в деревне же нет горячей воды, поэтому воду ей грели в тазу. А волосы у нее были густые и длинные. Намочила она их, намылила, ковшиком из тазика воду зачерпывая…

А как отполоскать-то их от мыла? Сколько же черпать придется? Да и воды потребуется не один тазик? Волос-то целая копна. Тогда решила она, благо река была неподалеку, прополоскать волосы там в текучей воде ─ быстрее будет. Вошла она в воду, а вода ─ холоднющая, целиком окунаться не хочется. Зажмурилась она, чтобы мыло в глаза не попало, согнулась в пояс, как бы отвешивая поклон, и стала с закрытыми глазами волосы в воде полоскать. Полоскает-полоскает, головою болтая вправо-влево, чувствует ─ меньше пахнут волосы мылом… Хорошо. Да только устала она стоять головою вниз и решила распрямиться.

Выпрямилась во весь рост, вздохнула полной грудью, глаза открыла, чтобы на волосы свои пышные посмотреть, а в глазах ─ темнота! Она ослепла!»

Никакой морали после этих слов не следовало. Но на меня этот рассказ произвел неизгладимое впечатление. Обладая впечатлительной натурой, я много лет боялся зажмуриваться моясь под душем. Пусть тогдашнее советское мыло жгло глаза, но я терпел. Это мне казалось меньшим злом, чем внезапная слепота. После услышанного, мне становилось не по себе, когда я закрывал глаза в любой воде, неважно ─ в ванной, в реке ли, или просто так - обливаясь из ведра. Я, по-возможности, старался побыстрее их открыть, чтобы узнать ─ не ослеп ли? Много лет прошло, пока я привык зажмуриваться. Вот как сильно подействовала на меня эта пугалка.

Сейчас мне кажется, что эта история довольно старинная, какое-то древнее народное предание в современном пересказе, и мать ее слышала от того, кто истинного смысла в ней не понимал. Поэтому и не было поучающей фразы.

Вспомним ситуацию ─ женщина полоскает волосы в реке, пачкая воду мылом. Дух воды гневается и лишает ее зрения. Это явно языческая страшилка, вернее всего, пришедшая из финно-угорских сказаний. А если вспомнить, что мой дед - эрзя, родившийся в самом центре рязанской области, то может быть он это и рассказывал моей матери в детстве, как сказку. Ей, не знакомой с языческими мифами, истинный смысл повествования был не ясен, поэтому мораль и не прозвучала.

Допрыгался

Следующая пугалка была очень короткая. «Купался мальчик (здесь мать толком не могла сказать, где, когда и кто купался. То ли брат моей бабки, то ли просто мальчик из двора, то ли просто ─ неизвестно кто), нырнул и в ухо ему затекла вода. Вылез он из воды, а ухо заложено - не слышит ничего. Что делать? Решил он попрыгать на одной ноге, чтобы вытрясти воду. Начал он прыгать, а вода не вытрясается! Прыгает-прыгает, стучит ногою по земле, а вода не вытрясается! Обозлился он и вдобавок к прыжкам принялся колотить ладонью по уху... Только начал стучать, как упал замертво! Сердце остановилось!»

У этой пугалки была даже мораль. Даже, не мораль, а цельный рассказ, вернее всего размышление, ненамного меньшее по размеру самой страшилки: «Ухо у него оглохло не от воды, а от того, что он перекупался, замерзи у него сдало сердце. Кровь до уха не доходила. Вот он и не слышал. Если бы отдохнул, может быть и жив бы был. А он стал прыгать – вот сердце и не выдержало».

Эта страшилка на меня никак не повлияла. Во-первых, купался я мало и вода мне в ухо почти никогда не попадала. Во-вторых, когда я докупывался до синих губ, то почему-то никакого страха не испытывал, а, наоборот, хохотал во все горло, когда мать с дикими криками тыкала мне в лицо зеркалом из своей пудреницы, чтобы я увидел цвет своих губ.

Но в 9 мая 2011 года, я сорвался со скользкого глинистого берега и рухнул вниз головою в мутный и грязный омут. С трудом выбравшись оттуда, я обнаружил, что мои уши забиты не то, чтобы водой, а жидкой глиной. Только задумал я взять и попрыгать, чтобы вытрясти ее оттуда, как вспомнил страшилку! Мама родная! Я же замерз как собака (вода в Истре в мае около 12 градусов), устал, еле дышу, поскольку захлебнулся, и мне вообще-то уже пятьдесят один год, и проч. и проч… И не стал прыгать (в мозгу прогремело: «вот сердце и не выдержало»), а принялся аккуратно выковыривать глину из ушей спичками, которых, слава богу, у меня в машине было предостаточно. Слух восстановился на следующий день, а вот глина выкатывалась из ушей еще целую неделю.

Зеркало треснуло или Новогодняя смерть

И последнюю пугалку-предупреждалку я бы назвал так: «Зеркало треснуло или Новогодняя Смерть». Ее мне мать начала рассказывать когда мне стало около десяти годов от роду, поскольку там главной причиной смерти были спиртные напитки. Хотя все было не так примитивно, присутствовал еще и мистический элемент в виде треснувшего зеркала.

Итак, «Справляли мы Новый Год в незнакомой компании. Пригласила нас к себе какая-то семейная пара, поскольку у них была своя квартира. Они были знакомы с кем-то из наших, а с кем точно ─ не помню. Может с Васей Котовым, может с Ларисой. Не помню. Собрались мы за столом, услышали по радио бой курантов, выпили, потом еще выпили и начали танцевать. И вдруг хозяйка дома оступилась и зацепила локтем зеркало. Зеркало качнулось, веревка, на которой оно висело, порвалась. Зеркало упало и разбилось! Все разом перестали танцевать и даже замолкли. Не потому, что весь пол был усеян блестящими кусочками, а потому, что - дурной признак! Зеркало разбилось - значит кто-то умрет! Все испугались! Поскольку были молоды и умирать никто не хотел.

Чтобы успокоиться выпили еще, и еще, и еще. На душе стало легче и праздник продолжился. Пол подмели и затанцевали снова.

Под утро все разошлись, живые и здоровые, правда женщина, разбившая зеркало, сказала о сильной усталости, но, учитывая то, что все много выпили и всю ночь не спали, этому никто не придал значения.

А через два дня она умерла!

Оказывается она подхватила перед Новым Годом гепатит, разрушающий печень, который вначале очень похож на банальную простуду, а она ─ выпила и выпила много. Вот печень то и не выдержала!»

Эта страшилка всегда сопровождалась длиннющей беседой о вреде пьянства. Скучной и занудной. Но мораль выводилась такая ─ никогда не знаешь заболел ли ты гепатитом или нет, а выпьешь и ─ помрешь. Поэтому получалось, что пить никогда нельзя, ни в праздник, ни в будний день, ни с друзьями, ни просто так, чтобы внезапно не умереть.

Как-то этот рассказ на меня не повлиял. Наверное потому, что я не пристрастился, как многие мои русские и, что удивительно - нерусские, даже - евреи, друзья к выпивке.

Но, каждый раз, когда мы с друзьями справляли Новый Год, и пили шампанское, и танцевали, он выползал из памяти, как черт из преисподней и будоражил разум страшными картинками. Я чертыхался, оглядывался по сторонам в поисках зеркала, и поминал его недобрыми словами: «Вот вспомнился, настроение испортил, падла!» Мать в этом я не винил.

 

Детские страхи

Страх смерти