[Скрыть] Регистрационный номер 0445704 выдан для произведения:

   Жанр, в котором работал писатель Николай Леонтьев, был политическим детективом. Двадцать лет литературной деятельности принесли признание и известность ему, как автору книг, по праву считавшихся бестселлерами. Его романы, такие как «Венгерские ночи», « За поворотом – смерть», «Красная роза в окне», издавались многочисленными тиражами и были переведены на несколько европейских языков. По последней книге о работе российской контрразведки  кинематографисты даже собирались в ближайшее время снять многосерийный фильм. Николай Фёдорович был на творческом подъёме и подумывал засесть за работой над новым романом, для чего необходимо было собрать интересный материал. Так как Леонтьев писал в основном о разведчиках, об органах госбезопасности, о политических заговорах, и его героями  были, как правило, чекисты, в Областном Управлении ФСБ он считался своим человеком. Его здесь знали, и он даже обзавёлся в этом заведении приятелями, одним из которых был сам начальник генерал – майор Казанцев. Поэтому, когда генералу доложили о том, что писатель Леонтьев просит его принять, с удовольствием это сделал.

В огромной генеральской приёмной Николаю Фёдоровичу пришлось дожидаться аудиенции недолго. Расположившись на мягком диване за десять – пятнадцать минут он перекинулся любезностями с секретарём Казанцева в чине майора Любовью Ивановной, а для него просто Любочкой, сидевшей за столом с множеством телефонов, успел разглядеть до мельчайших подробностей огромную картину с видом на горы, висевшую на стене, и перелистал парочку журналов. Генерал сам вышел из дверей своего кабинета, и они обнялись, как закадычные друзья. Уже сидя за большим рабочим полированным столом, на котором так же стояло с дюжину телефонов, среди которых были несколько прямых правительственных, поговорили за чашкой кофе с рюмкой коньяка о жизни, о литературе и о писателях. И, когда разговор зашёл о творческих литературных планах, Николай Фёдорович признался, что надумал начать работу над новым романом, собирает материал, и его визит связан именно с этим. Он попросил генерала Казанцева  оказать содействие и предложить что-нибудь интересное, на чём не стоял бы гриф секретности. Генерал поинтересовался, что конкретно интересует писателя, и тот ответил, что с удовольствием ознакомился бы с любым, желательно выходящий за рамки обычного, материалом. Начальник Управления задумался, откинувшись на спинку кожаного кресла, потеребил рукой государственный флаг, стоявший рядом, потом нажал кнопку селектора и приказал принести ему из архива дело Шубина.

- Это кто такой? Шпион какой-нибудь?

- Не знаю.

- Как не знаешь?! Ты начальник Управления ФСБ и не знаешь? Я думал, что вы тут знаете всё обо всех. Во всяком случае, у меня сложилось такое впечатление.

- Всё обо всех знает только Господь Бог.

- Что же я-то в таком случае из этого материала высосу? – писатель с недоумением и где-то даже разочарованием посмотрел на генерала.

- Ты писатель, Коля, ты высосешь. На то у тебя и фантазия. Мы-то здесь работаем с фактами, и фантазировать не имеем права.

Дверь кабинета открылась, в неё вошёл подтянутый капитан и положил на стол толстую папку.

- Вот пробеги глазами, и, если заинтересует, отправишься в архив, и будешь там работать.

Глаза Леонтьева побежали по строчкам рапортов, протоколов и справок. Минут через двадцать он оторвался от чтения документов и с удивлением посмотрел на Казанцева.

- Что, Коля, нравится?

- Да, это ж бред какой-то! Если б я сейчас не сидел у тебя в кабинете и не видел всё своими глазами, подумал бы, что это какая-то утка.

- Вот видишь, с чем нам здесь приходится сталкиваться. Не всему можно найти рациональное объяснение. А ты писатель, ты найдёшь, и тебя за это никто не осудит – работа у тебя такая – врать людям. Но, признаюсь, Николай Фёдорович, врёшь ты интересно.

 

Леонтьев уже четвёртый час сидел в архиве Управления в подвальном помещении, перечитывал снова и снова документы из толстой папки, и пытался понять суть дела, но логичное объяснение не приходило в голову. Из документов следовало, что вся эта история началась с пирушки на квартире научного сотрудника Лаврова, на которой были приглашены его коллеги по Институту биохимии и несколько личных друзей. Из показаний приятеля Лаврова, доктора исторических наук Брагина, следовало, что во время застольной беседы  зашёл разговор о женщинах и о египетской царице Клеопатре, о её красоте и возрасте, в котором она ещё продолжала пользоваться своими женскими чарами. Историк утверждал, что в свои сорок лет она могла обольстить юношу. За столом начался спор, и один из гостей по фамилии Шубин заявил, что Клеопатре хоть и было чуть больше сорока, когда войска Октавиана захватили Египет, выглядела она двадцатилетней девушкой…

 

…- Ну, это уже сказки, друг мой, - возразил Брагин. - Откуда у вас такая информация? У вас что, есть исторические документы или  вы эту женщину сами видели?

- Знаю наверняка, - ответил Шубин, встал из-за стола и вышел на балкон курить.

Среди гостей продолжился спор вокруг поднятой темы, но Брагин оставил компанию и тоже вышел на балкон.

- Так, может, поделитесь со мной своей информацией  в отношении Клеопатры, - историк достал сигарету  и облокотился на перила рядом с Шубиным. - Мне вас представили, как биохимика, вы ещё и историей увлекаетесь?

- Я сам – история, - последовал ответ.

- В каком смысле?

- В самом прямом. Я знал Клеопатру, и очень хорошо.

Брагин поперхнулся дымом и закашлялся.

- Что вы сказали? Я правильно понял?

- Да, вы не ослышались. Это благодаря мне, моему эликсиру она сохраняла молодость. Эта женщина и сейчас бы выглядела на двадцать лет, если б не Октавиан со своими легионами. Собеседник с испугом посмотрел на Шубина…

 

«Первое, что пришло в голову, когда я переварил услышанное, это то, что Шубин куражится спьяну. Но, приглядевшись, я понял, что он абсолютно трезв. Тогда дело обстояло ещё хуже, ведь заявить, что он являлся современником Клеопатры, жившей до Рождества Христова, мог только сумасшедший», - писал Брагин в своей объяснительной записке, подшитой к делу…

 

…- Я был тогда жрецом Анубиса – бога мёртвых и бальзамирования, и трудился над созданием эликсира, делающего человека бессмертным. Я был молодым учеником старика Сенусерта, его помощником. Перед  своей смертью он создал этот самый эликсир из ночного гриба, что рос в подземельях нашего храма. Старый жрец не захотел испробовать на себе своё снадобье, заявив, что вечная жизнь восьмидесятилетнему старцу ни к чему. Он предложил мне, юноше, испробовать на себе напиток жизни, и я это сделал. Сенусерт вскоре ушёл в царство теней, и я стал один полноправным владельцем нашей общей тайны. Я не собирался делиться ею ни с кем. Когда мне было тридцать два года, наш храм посетила молодая царица Клеопатра. В тот год я впервые увидел её. О божественной красоте этой женщины ходили слухи, но то, что я увидел, не поддавалось пересказу. Моим глазам предстала богиня во плоти. Я влюбился в Клеопатру с первого взгляда, как жрец, приняв на себя тем самым большой грех. Я никогда не видел раньше такой прекрасной женщины, и с ужасом думал, что с годами  её красота увянет. Я выбрал подходящий момент, когда царица гуляла одна во дворе нашего храма, и передал ей маленький флакончик с эликсиром, сделав при этом все необходимые объяснения, не сказав только ничего о своём глубоком чувстве. Я пояснил, что принимаю это снадобье, и в свои тридцать два года выгляжу на двадцать. Так же я попросил Клеопатру никому не рассказывать о моём подарке, и она обещала хранить тайну. Я думаю, царица и так бы не поделилась ни с кем секретом своей вечной молодости. Через год из Мемфиса по её приказу я был переведён в Александрию, став царским придворным лекарем. На службе у Клеопатры я пробыл двадцать чудесных, незабываемых лет. Но тут разразилась эта проклятая война. Египет был захвачен Октавианом, моя любимая убила себя, а я бежал в Ассирию, - Шубин тяжело вздохнул и зажёг новую сигарету. Наступила пауза, и только из комнаты доносились голоса гостей, продолжавших спор. Брагин с интересом и страхом  посмотрел на молодого биохимика. Он не знал, как реагировать на весь этот бред, и задал свой вопрос, хотя нужно было, наверное, просто уйти.

- Что же было дальше?

- Дальше? – Шубин затянулся сигаретой и задумался, будто вспоминая, что было дальше. - А дальше была жизнь, состоящая из вечных скитаний и поисков возможностей продолжать создание эликсира из гриба, споры которого я везде возил с собой и берёг, как собственную жизнь. Как вы заметили, я уже не выгляжу на двадцать лет – на вид мне почти тридцать. Были трудные времена в моей длинной жизни, не всегда удавалось вовремя изготовить зелье, и я утратил целое десятилетие.  Но самое страшное то, что я несколько лет назад потерял грибные споры.

- И что теперь? – Брагин про себя ухмыльнулся.

- Ничего, всё будет нормально. Вы меня извините, что я отнял у вас столько времени своей болтовнёй, но вы упомянули Клеопатру, и мне стало больно, ведь я всё ещё люблю эту женщину. Прощайте, мне пора, - странный молодой человек ушёл с балкона и покинул компанию…

 

Далее в объяснительной записке было написано, что сам Брагин больше никогда с Шубиным не встречался и услышал об исчезновении учёного только от сотрудника ФСБ, который его допрашивал. В деле лежали протоколы допросов остальных участников той вечеринки, объяснительная записка директора Института биохимии Груздева, где тот пояснял, какими работами был занят его подчинённый старший научный сотрудник Шубин. Из документа становилось ясно, что на следующий день после вечеринки на работу тот не вышел, и никто из сотрудников его больше не видел. Ни к каким исследованиям, связанным с секретными разработками, Шубин не допускался, по работе характеризовался положительно, однако вместе с ним исчезли кое-какие реактивы, не представлявшие большой ценности, и не являвшиеся секретными. В деле лежала справка из психиатрического диспансера, из которой вытекало, что Шубин в него не обращался и на учёте там не состоял. Среди бумаг находился  также ответ  из Новосибирского Института биохимии Сибирского отделения РАМН на запрос по поводу их бывшего сотрудника Шубина. Он состоял из копии  личного дела, где была вклеена его фотография десятилетней давности, и служебной характеристики. Документ не был интересным, но, вот, фотография…  Леонтьев сверил её с фотографией из личного дела с последнего места работы и поразился – за десять лет этот человек ничуть не изменился! Более того, в подшивке документов он нашёл фото студента Томского медицинского института Шубина, которой уже было, как минимум, двадцать лет, и сердце писателя застучало чаще – на ней опять было то же самое, без малейших изменений, молодое лицо! Это уже не укладывалось в рамки здравого смысла. Писатель откинулся на спинку стула  и промокнул платком вспотевший лоб. Феноменально! Фантастика!

 Леонтьев углубился снова в чтение документов, и чем дальше он их читал, тем поражался больше и больше. Запрос в базу данных компьютерного центра Главного Управления Федеральной службы безопасности дал неожиданный ответ: лицо с картины Дюрера «Портрет молодого человека» идентифицировано с лицом Шубина,  а так же идентифицирована  с ним и внешность поручика Лебедева, кавалера Георгиевского креста, героя сраженья под Варшавой в Первой мировой войне, запечатлённая в газете «Московские ведомости» за 1915год.

- Ого! – вырвалось у Леонтьева, и служащий архива с удивлением посмотрел на него. Далее лежала санкция прокурора на обыск в квартире  Шубина и протокол этого мероприятия. Ничего интересного найдено не было, за исключением небольшой домашней лаборатории и нескольких пустых флаконов из-под химикатов, похищенных в институте. Из остальных документов следовало, что десять лет назад, когда произошли эти события, был объявлен всероссийский розыск, но оперативно – розыскные мероприятия результатов не дали. Каких-нибудь родственников пропавшего учёного найдено тоже не было. Дело закрыли за отсутствием состава преступления и передали в архив.  

Уже дома писатель Леонтьев рассуждал над тем, кем же был на самом деле этот исчезнувший научный сотрудник Института биохимии? Современником Клеопатры, что совсем невероятно, сумасшедшим, возомнившем себя путешественником во времени, или иностранным шпионом, похитившим тайно какую-то секретную научную разработку и исчезнувшим, не оставив улик о своей подрывной деятельности? Компетентные органы не видели в Шубине врага, и можно допустить, что так оно и было на самом деле. Но всё-таки, кем был этот человек? В толстом деле ответы на этот вопрос отсутствовали, и оставалось только домысливать и фантазировать, чем и занялся писатель Николай Леонтьев, приступив к работе над своей новой книгой.

АМНЕЗИЯ

   Страшный удар, от которого всё тело содрогнулось. Внутренние органы, казалось, сжались в одну бесформенную массу. Боль. Жуткая боль. Вдалеке красные скалы, а рядом, всего в нескольких метрах пустынная, безжизненная, каменистая равнина тоже красного цвета. Надо всем этим чужим миром розовое небо без облаков. Оно не прошито лучами заходящего солнца, и краски его не густеют к горизонту. Оно всё одинаково розовое. Страх. Безысходность. Дым. Он заволакивает всё вокруг. И тоска от предчувствия близкого и неизбежного конца. Хочется вырваться из объятий смерти, но движения скованы, оттого что эти объятия слишком крепки. Пламя. Оно разгорается всё сильнее и подступает всё ближе. Нужно собрать все силы и убраться подальше от него. Боже, как трудно пошевелить телом! Скольких невероятных усилий требует каждое движение! Но пламя всё ближе и ближе. Ужас! Ужас!…

 

… Глеб Николаевич вскочил на кровати весь в поту. Он стонал, размахивая руками, будто отталкиваясь от каких-то, только ему видимых объектов, и озирался безумными невидящими глазами вокруг. Рядом проснулась жена, разбуженная ночным бредом мужа. Она обняла его липкое от пота тело и ласково сказала:

- Всё нормально, Глебушка, я с тобой. Успокойся. Это был сон, страшный сон. Он уже прошёл.

Глеб Николаевич тряхнул головой, сбрасывая с себя остатки ужаса.

- Что, опять?

- Надя, снова эта красная земля и розовое небо! Я горел в огне. Когда эта чертовщина от меня отвяжется? Я сойду с ума!

- На, выпей успокоительного и постарайся забыть свой кошмар.

Измождённое тело упало на мокрую простыню. Рука потянулась к тумбочке за сигаретой. Табачный дым наполнил лёгкие и принёс успокоение раньше пилюли.

- Тридцать лет меня мучает один и тот же кошмар. Разве у кого-нибудь из людей такое бывает?

- У людей, дорогой, и амнезия встречается редко, да ещё в такой тяжёлой форме, как у тебя.

- К амнезии я уже привык. Фактически в свои шестьдесят я имею опыт тридцатилетнего человека, а это нестрашно. У меня была и, собственно, есть профессия инженера, есть дети, есть ты. Нет только детства и юности. Это меня не сильно смущает. Но этот кошмар доконает. Такое ощущение, что я каждый раз наяву переживаю одно и то же событие, случившееся со мной. Может, я когда-то в молодости на самом деле горел, и после этого потерял память?

- Я не думаю. Тебя ведь уже несколько раз смотрел психиатр, к которому мы с тобой ходили. Он проводил сеанс гипноза и пытался оживить твою память. Там глубокие потёмки, и ты это знаешь сам.

- Знать-то, Наденька, знаю, да вот только меня не покидает ощущение, что я когда-то летал.

- Может, ты был птицей? – пошутила жена и пожалела о своей шутке – лицо мужа было серьёзным.

- Летают не только птицы, но и самолёты, а ими управляют лётчики. Конечно, у меня напрочь отсутствуют лётные навыки, но я не могу отделаться от чувства единения с небом, которое сидит здесь, внутри, - Глеб Николаевич постучал кулаком по груди.

- Выброси из головы всё это, дорогой, подумай, лучше о рассаде, которую мы будем сажать завтра на даче.

- Хорошо, попробую. Давай, гаси свет, будем спать…

 

… Опять это розовое небо, и громада отвесной скалы над головой, устремлённая к нему. Кокон. В нём трудно двигаться, но без него нельзя. Острые камни мешают ползти, но мягкие одежды не позволяют им впиваться в израненное тело. В коконе тепло, хотя кое-где меж камней лежит тонкий слой белого снега. Белый снег на красной земле. Взрыв. Где-то вдалеке в розовую даль неба устремился чёрный дым. Радость. Отчего радость, омрачённая осознанием собственного конца? Оттого, что удалось выскользнуть из костлявых лап смерти сейчас? Надолго ли? Всё, что осталось у него - этот кокон, маленький родной мир. Он очень хрупкий и недолговечный. Зато есть запас времени добраться до пещеры в скале. Зачем она ему? Укрытие. От кого? От смерти не укрыться. Она где-то рядом, и её холодное дыхание  уже чувствуется. Леденящий холод смерти. Он пробирается через кокон и пожирает последние силы…

      

… Глеб Николаевич открыл глаза, и розовое небо сменилось серым потолком в слабом свете раннего утра. Рядом мирно спала жена, и её ровное дыхание действовало успокаивающе. Тридцать лет ночами он видел одно и то же, но сегодня было продолжение знакомого сна. Только теперь не было жуткого страха. Было осознанное понимание собственного конца и безразличие ко всему. Только ли? Было ещё что-то. Но что? Гордость за собственную исключительность? Похоже, чувство в глубине сознания было именно таким. Но чем он гордился, понимая, что умирает? Ответа не было. А нужен ли он этот ответ? Глеб Николаевич попытался понять самого себя, и вскоре пришёл к выводу, что ответ ему был нужен. Он был исключительно важен для его дальнейшей жизни. Казалось, что, если получить ответ на простой вопрос: почему в своём бесконечном кошмаре он гордился собой, сам кошмар получит какое-то объяснение. Но кто, кто поможет ему в его поисках ответа? Жена? За тридцать лет совместной жизни она не в силах оказалась ему помочь, хотя и старалась. Врачи? Они бессильны. Тогда кто? Вспомнилась афиша на стене его собственного дома « Герман Берг – психологические опыты. Путешествие в непознанное. Концертный зал филармонии». В той афише ещё  было написано, когда проводится сеанс и во сколько. А вдруг всё это уже было? Не дай Бог! Этот человек по фамилии Берг являлся, может быть, единственной на сегодняшний день надеждой Глеба Николаевича на какую-то ясность. Сознание было на пределе, как в том красном мире, который являлся ему по ночам. Он тихо встал, стараясь не разбудить жену, оделся и вышел на улицу. Афиша по-прежнему висела на углу дома, и в ней сообщалось, что психологические сеансы начнутся сегодня  в восемнадцать часов и продолжатся три дня. Так же предлагались индивидуальные платные консультации, и давался телефон. Для звонка время было раннее, но ждать Глеб Николаевич не мог. Он вернулся домой и набрал номер. Телефон долго не отвечал, потом заспанный голос пробормотал, что Берг слушает. Уговаривать экстрасенса  пришлось долго, и, может быть, предложенный большой гонорар сделал его уступчивей. Одним словом, он согласился принять пациента прямо сейчас у себя в гостиничном номере…

 

…- Расслабьтесь,  вам хорошо и тепло. Вы чувствуете тепло, оно обволакивает, оно уже внутри вас. Вам хочется спать. Глаза слипаются. Спать. Спать…

 

… Когда Глеб Николаевич с большим трудом открыл глаза, первое, что он увидел – удивлённое и немного испуганное лицо экстрасенса. Тот смотрел на него с таким интересом, будто перед ним сидел сейчас не человек, а инопланетянин. Глеб Николаевич не помнил на этот раз своего сна, и надеялся услышать о нём  от Берга. Тот должен был ввести своего пациента в состояние транса и попытаться вытянуть из его подсознания всю ту информацию, которая, возможно, там ещё хранилась, и доступ к которой до этого не удалось открыть никому.

- Что вы на меня так смотрите? Вам удалось что-то узнать?

- Это было нетрудно. Вот, только трудно поверить во всё.

- О чём это вы?

- О вас, Валерий Викторович.

- Валерий Викторович – это я?!

- Так вы сами себя назвали. Вы потеряли память в тридцать лет?

- Меня нашли в Рыбинске какие-то люди в состоянии прострации. Врачи определили, что на  вид мне было именно тридцать лет. У меня была глубокая амнезия. В клинике в Москве я пролежал год. Там и познакомился со своей будущей женой – она была медсестрой и ухаживала за мной. После выписки мы поженились, и она помогла мне начать жизнь заново. Я почему-то помнил школьную программу, и, подготовившись, закончил технический ВУЗ, правда, заочно, так как пришлось зарабатывать на жизнь. До пенсии, на которую я вышел в этом году, я проработал инженером на заводе. Кстати, под именем Максимова Глеба Николаевича, к которому  привык, меня зарегистрировали, как гражданина СССР и выдали паспорт. Говорят, по какой-то своей прихоти под этим именем меня записал в медицинскую карточку главврач больницы, где я лежал. Мне было всё равно. Так кем я был до этой моей жизни, вы что-нибудь узнали?

Берг закурил и отошёл к окну от кресла, в котором сидел Глеб Николаевич. Он пускал клубы дыма и молчал. Наконец, повернулся к своему пациенту, глубоко вздохнул и, не сводя с него глаз, ответил:

- Валерий Викторович Романовский был космонавтом.

- Вы это о ком?

- О вас, Валерий Викторович, о вас.

- Космонавтом?! Им был я?!

- Если верить информации сохранившейся в вашем подсознании, то именно им вы и были. Даже не знаю, стоит ли вам говорить обо всём этом. Не нужно иметь больших талантов, чтобы получить от вас эту информацию. Кто с вами работал раньше, не мог этого не сделать. Просто не мог!

- Вы хотите сказать, что от меня все эти годы что-то скрывали?

- Не знаю, не знаю. Я просто удивляюсь, как психиатр, введя вас в состояние гипноза, не смог узнать о вас всё. Удивительную историю вы рассказали. Если бы не слушал её сам, ни за что бы ни поверил.

- Так, не томите же меня тогда! Я тридцать лет ждал этого момента!

- Ну, хорошо. Вы были военным лётчиком, майором, и в 1969 году вас  зачислили  в отряд космонавтов. В мае 1971 года был запущен космический корабль «Марс-2», который пилотировали вы. Нигде не объявлялось, что на борту корабля находится человек. Всё осуществлялось в условиях строжайшей секретности. В вашу задачу входило через шесть месяцев после старта вывести аппарат на орбиту Марса и в спускаемом модуле осуществить посадку на планету. Вы должны были собрать пробы грунта, осуществить телевизионную съёмку местности и самого себя, установить в грунте памятный вымпел, и вернуться на борт орбитального отсека. Задача, возложенная на вас, была очень сложная, так как такие дальние перелёты люди ещё не совершали, и всё смахивало на авантюру. Но советскому правительству очень хотелось утереть нос американцам после высадки их астронавтов на Луну. О том, что полётом управляет человек, сообщилось бы на весь мир, если б он, этот полёт, завершился успешно. Но ваш посадочный модуль совершил неудачную посадку, и вы чудом остались живы. Аппарат разбился, лишив вас возможности возвращения на орбиту и связи с Землёй. Вы обречены были на верную смерть, и готовились к худшему, так как кислородные баллоны скафандра позволяли вам дышать в ядовитой атмосфере Марса только два часа. Эти два часа пролетели быстро, и за это время вы добрались до какой-то пещеры в скале подальше от посадочного модуля, пожар на котором привёл к взрыву. В пещере вы и лишились чувств, - Берг замолчал и достал из пачки новую сигарету. Он подошёл к столику и налил в стакан воду из графина.

- Это всё вам я рассказал?

- Вы, - экстрасенс крупными глотками осушил стакан.

- Так я не умер на Марсе? Боже, даже язык не поворачивается такое спросить!

- Выходит, нет, если мы тут с вами беседуем. Вас спасли айоораны. Возможно, я неправильно произношу это слово, но так, по-моему, вы их назвали. Гуманоиды серого цвета кожи, подземная марсианская база которых оказалась рядом с местом вашего падения.

- Что-то припоминаю, - Глеб Николаевич обхватил голову руками. - Странное маленькое живое лицо с огромными стеклянными глазами. Какой-то сказочный образ. Он там был не один, их было много.

- Я и не сказал, что гуманоид был один, - Берг пожал плечами. - Они, айоораны, выходили вас. «Марс-2» был засечён ещё на подлёте к планете, давно колонизированной Содружеством, в которое входят и планеты, заселённые этой расой. Их цивилизация  значительно  более развитая, чем человеческая, и они не вмешиваются в наши игры с Космосом. Если бы посадка вашего модуля прошла успешно, и вы бы не заметили аппаратуру, выставленную на поверхности рядом с их подземной лабораторией, после вашего возвращения земляне бы ничего не узнали об их присутствии на Марсе.

- А если бы я заметил? – Глеб Николаевич слушал собственный рассказ от чужого человека, как сказку о самом себе.

- С вами бы случилось то же самое, что и в случае катастрофы. Эти гуманоиды не допустят чужого вторжения на территорию, которую они считают своей на протяжении столетий. Ваши переломы и ушибы лечили, а за одно исследовали человеческий организм. Через некоторое время челночный корабль, доставляющий из метрополии всё необходимое, переправил вас на одну из лунных баз айооранов. После знакомства с самой базой, размещённой на лицевой стороне Луны под огромным прозрачным куполом, вас усыпили, пообещав через месяц – другой переправить с попутным исследовательским транспортом на Землю. Так, наверное, всё и было, если вы объявились в Рыбинске, но предварительно у вас стёрли память. Вот собственно и всё, что я могу вам поведать. Необычный случай в моей практике. Даже не столько фантастический, сколько детективный. Власти не могли не разобраться с вами – это исключается. Но, вот, почему они оставили вас тем, кто вы есть, я ответить не берусь. Лучше и вам, Глеб Николаевич, забыть о том, что я вам только что рассказал. И забудьте о своём визите ко мне – я ценю спокойную жизнь.

- А как же Надя? Она ничего не знала?

- Я не Господь Бог, а просто врач. Не советую вам открываться и перед ней.  Чем человек знает меньше государственных тайн, тем спит крепче. Прощайте…

 

Глеб Николаевич даже не помнил, как добрался до дома, обдумывая информацию, свалившуюся на него. В прихожей его встретила жена с удивлённым лицом.

- Ты куда ходил? Мы же на дачу с утра договорились поехать. Что-то случилось? Ты чего такой озабоченный? – на лице мужа женщина прочла полнейшую растерянность. Она  ещё никогда не видела его таким, - Глеб, что стряслось? Отвечай!

Глеб Николаевич в эти минуты раздумывал, посвящать или нет Надю в то, что стало для него открытием. Посомневавшись, он всё же решил открыться ей. Он посчитал предательством скрыть от жены часть своей биографии. За тридцать лет супруги не утаивали друг от друга ничего.

- Я был у экстрасенса, - Глеб Николаевич посмотрел прямо в глаза жены, и ему показалось, что он прочёл в них страх.

- Зачем? – губы женщины задрожали.

- Этот человек по фамилии Берг ковырялся в моих мозгах и рассказал мне много интересного.

- Что именно ты узнал? – дрожащие женины руки крепко схватили его за плечи.

- Оказывается,  раньше я был Романовским Валерием Викторовичем.

- Это и всё? – в голосе жены послышалась надежда. - Имя Глеб  мне больше нравится.

- Если честно, то мне тоже. Но это не всё.

- Не всё?

- Раньше я был космонавтом и осуществлял полёт к Марсу на космическом корабле «Марс-2». Там я потерпел крушение, и мне помогли гуманоиды. Они меня вылечили, потом отправили на Луну, а с неё на Землю. Это они, скорее всего, стёрли мою память. Почему врачи, обследовавшие меня много раз, не смогли получить из моей головы ту же информацию? Берг говорит, что это было сделать нетрудно. Почему? Надя, ты же присутствовала при таких сеансах. Не молчи! Скажи, в чём дело?

Жена отвела взгляд и заплакала.

- Я устала! Ты не представляешь, Глеб, как я устала! Мы женаты с тобой не тридцать лет, а на шесть лет больше. Это произошло сразу после того, как тебя выпустили из Качинского военного лётного училища молодым лейтенантом. Всю твою службу я была рядом с тобой, и тогда, когда тебя приняли в отряд космонавтов в шестьдесят девятом и перевели в Москву. Мы расстались в мае семьдесят первого на космодроме Байконур за сутки до старта. Твой полёт был засекречен, и меня предупредили, что за разглашение государственной тайны я попаду под суд. Срок секретности неограничен, даже, если полёт окончится трагедией. Так оно и вышло. Как я рыдала! Я хотела наложить на себя руки. Для всех ты погиб в авиакатастрофе при выполнении воинского долга. Тебя даже наградили званием Героя Советского Союза посмертно, и мне пришлось участвовать в твоих фальшивых похоронах на Новодевичьем кладбище. Именно там похоронен Романовский Валерий Викторович. Два года я была безутешной вдовой, и вдруг ты объявился в Рыбинске. Мне эту новость сообщили люди из КГБ, и даже отвезли туда на военном самолёте на опознание. Конечно, в больнице я тебя сразу узнала. Передо мной был ты, мой Валерка! Ни с кем бы тебя ни спутала! С помощью врачей спецслужбы быстро выяснили, каким путём ты вернулся на Землю, и твоё беспамятство их устраивало. Эти люди пошли на гуманный шаг в отношении нас с тобой – тебе дали возможность начать новую жизнь, а мне – возможность тебя завоевать во второй раз. Как видишь, нам обоим это удалось. Единственными условиями тех людей была твоя амнезия в отношении прошлого и требование переехать из Москвы в другой город. Я должна была всю жизнь следить, чтобы ты ненароком ни сделал ненужный и опасный для нас шаг -  ни обратился к врачу.

- Но я же посещал психиатра и не раз!

- Это были врачи из КГБ, а потом ФСБ. Я тридцать лет оберегала нашу семью от беды – во имя сохранения государственных интересов спецслужбы и раньше, и сейчас не остановились бы ни перед чем. Что им жизни двух стариков. А сегодня я проспала. Своим визитом к этому самому Бергу, ты, Глебушка, поставил, сам того не подозревая, нас под удар. Эти люди знают всё и вся, от них нельзя ничего утаить. Уж, ты мне поверь.

Глеб Николаевич обнял жену и крепко прижал к себе.

- Всё будет хорошо, Наденька. Бог с ним, с моим прошлым. Мы будем просто радоваться вместе настоящему. Обещаю тебе, что на Марс я даже не посмотрю. Давай собирай вещички, поедем на дачу…

 

… День, проведённый на свежем воздухе, пошел на пользу. События, встряхнувшие размеренную жизнь пожилых супругов, как-то забылись за работой, и Глеб Николаевич твёрдо решил для себя не пытаться вспомнить своё героическое прошлое. Пусть всё останется сказкой, придуманной для него экстрасенсом по фамилии Берг. И уже казалось, что ничто больше не нарушит их идиллии, как вдруг вечером этого же дня по телевидению сообщили в областной криминальной хронике, что в гостиничном номере был найден убитым приехавший на гастроли в город известный экстрасенс Герман Берг. Он был убит выстрелом в голову. Супруги сидели молча у телевизора, не сводя глаз с экрана. Это продолжалось довольно долго, пока от этого занятия их не отвлёк телефонный звонок. Глеб Николаевич хотел подняться с кресла, но жена его опередила. Она подошла к столу, на котором стоял телефонный аппарат, и подняла трубку.

- Алло.

- Здравствуйте, Надежда Павловна, это я, – услышала она на другом конце голос, который не могла спутать ни с каким другим, и лицо её побледнело.