Горячая вода в Турках – легко!

Горячая вода в Турках – легко!
В жизни, порою, важное и полезное настолько очевидно, что его поэтому никто и не замечает. Недаром говорят – если хочешь что-либо спрятать – положи это на видное место.
Нечто подобное произошло со мною в Турках.
Когда я приехал туда в первый раз, то, мне, как городскому жителю, сразу же стали объяснять разницу между городской квартирой и деревенским домом. Показали где находится курятник, а где – свинарник, где огород, а где скотный двор. Объяснили, что летом надо пользоваться выгребной ямой, несмотря на то, что она далеко от  дома, хотя для зимнего периода в доме имеется и обычный городской санузел, который состоял из стандартных рукомойника, ванны и унитаза.
Это было неожиданно! Я от всей души восторгался этому удобству, поскольку для меня самое поганое в деревенском доме – уличный сортир - особенно зимою, заставляющий пользоваться парашей или, по-порядочному – ночным горшком, поскольку одеваться, чтобы поссать среди ночи – невыносимо. Либо недоодешься и отморозишь яйца, либо начнешь тепло одеваться, прогоняя от себя весь сон. И так, и сяк – а ночь – наперекосяк. Мне пришлось в детстве провести зимою несколько дней в доме Дяди Саши в Кратово и познать все прелести давным-давно позабытой деревенской жизни[1].
Заглянув в закуток, я увидел ослепительно белую ванну, над которой омерзительным зеленым пятном красовался громадный грубо сваренный бак, поставленный на консоли-угольники. Я спросил: «а это-то зачем?», а Галина Константиновна объяснила, что это – резерв воды, поскольку водокачка постоянно дурит – то механик напьется, то насос сломается, то еще чего, а здесь – семьсот литров (два холодильника!) – на несколько дней хватит!
Мудро! Очень мудро.
Она мне не сказал, откуда взяла этот бак, а я и не спросил. Хотя – надо было бы!
Я еще раз оглядел бак. Почему? – меня заинтересовали два толстенных болта с накрученными гайками, торчащие из него. Они были то, что называется – ни к селу, ни к городу. Болты были длинные и выступали как раз в том месте, где напротив ванной стол рукомойник с зеркалом и где я собирался бриться. А поскольку я всегда был крупного габарита, то мне надо было помнить о этом, чтобы случайно не звездануться об них.
Пока я размышлял, в моей голове будто бы что-то неожиданно щелкнуло – пронеслась какая-то мысль, или же образ. Но пронеслась так стремительно и так неожиданно, что я не смог поймать не то, чтобы ее саму, но даже и ее тени. Мотнув головой из стороны в сторону, я попытался не возвратить, а наоборот, прогнать нахлынувшее видение, сочтя его случайным и не имеющим отношения к делу.
Дни шли за днями. Каждый раз, подходя к зеркалу, над которым, торчала розетка, чтобы побриться, я сторонился дурацких болтов, стараясь не зацепиться. И каждый раз, глядя на них, я как будто бы о чем-то вспоминал, какая-то картинка пролетала в моих глазах, и также, как и в первый раз, мгновенно исчезала.
Я помучился пару дней пытаясь понять – о чем мне хочет сказать этот чертов бак. Но ничего не получалось. Это видение было так мимолетно, что ни оставляло никакого следа в голове. Я успокоился и плюнул на него.
Тем временем из Саратова приехала Светлана – младшая сестра Ирины. Девица довольно занудная и своенравная. Она сразу начала жаловаться на то, что какой кошмар – приехала в деревню, где нет горячей воды, где нельзя принять ванну, несмотря на то, что ванна есть. И так далее, и тому подобное раздавалось по дому несколько дней подряд. Она ходила с понурой физиономией, как будто бы была обижена на судьбу или обижена судьбою. Из двух сестер, Светлана была любимой дочерью, поэтому Галина Константиновна выполняла любые ее прихоти и была готова греть воду в ведрах на газовой плите, лишь бы ублажить ее. В тридцатиградусную жару это было просто невыносимо. Стало не только жарко, но и душно, поскольку пар стоял столбом на террасе и проникал в дом. Вечер был безветренный и от открытых окон толка было мало. Поэтому мы с Ириной отправились на сон грядущий прогуляться у Хопра – поближе к мельнице.
По дороге, в весьма нелестных выражениях я помянул ее сестру, которая только лапти за семафором оставила, а уже умирает без городского уюта, горячую воду и родительский идиотизм из-за которого дом, на ночь глядя, напоминает баню, когда там моется рота солдат. Сказав это, я стал вслух вспоминать свои золотые студенческие денечки проведенные в военных лагерях. Интересно, что этот месяц, который мы считали попросту потерянным, оказался единственным памятным за все те пять лет, которые я проторчал на институтской скамье. Я рассказывал Иринке, как мы мылись в старой каширской бане, как я стоял ночью в карауле, как я слынял от марш-броска, получив наряд вне очереди на кухню, за какой-то, специально совершенный, идиотский проступок…
Я рассказывал и рассказывал, но мои мысли почему-то постоянно вертелись вокруг кухни нашей войсковой части, на которой я провел немало времени. Мне это не понравилось и я решил сменить тему, но кухня, назойливой мухой, жужжала в моем сознании. О каких бы случаях своей лагерной жизни я не вспоминал, опять же упоминал о кухне. Я даже заметил Иринке, что вроде бы и не голоден, а о чем не начну говорить, так все о кухне, да о кухне. Как самый голодный.
Мы посмеялись над тем, что вшивый все о бане…
И я начал вспоминать о смотре строя и песни, но там опять фигурировала кухня, на которую я слынял. Я рассказывал о том как сидел и чистил картошку, в то время, когда мои однокурсники, на жаре в тридцать два градуса в полном обмундировании демонстрировали слаженность хода и красоту движений. Я упомянул, что в тот день мне поставили котел в угол, потому что на кухне драили пол в страхе, что прибывшее на смотр строя начальство, может заглянуть и туда. А я сидел и чистил картошку у самого окна из которого доносились бравурные звуки военных маршей, которые лили бальзам на мою душу. «Как здорово» – думал я – сижу здесь в тени и прохладе, а они там, в жаре… шагистикой разминаются… Какой я однако же умный и пронырливый!». И я решил сказать ребятам, по завершению наряда, что «надо мной не капало», поскольку я сидел под ресивером, в котором запасалась вода для кухни…
… О, мой Бог! Теперь я понял почему все мои мысли крутились вокруг кухни и почему бак, висящий в ванной турковского дома мне что-то напоминал. Конечно! Точно такой же, крашеный зеленой военной краской, бак висел, под потолком, в армейской столовой. Но не это, как током, поразило меня – я вспомнил для чего нужны были те толстенные болты, торчавшие из него! К ним подводилось электричество для подогрева воды!!!
Наутро я нашел в сарае какой-то старый-драный, в тряпочной изоляции, провод с уже надетой вилкой. Решив, что для проверки он сойдет, я взял ножик и часа три отскребал краску с болтов. Не обладая в молодые годы большим терпением, я решил проверить свою догадку, очистив болты частично. Для чего на скорую руку намотал провода на болты и, сказавши: «авось пронесет», сунул вилку в розетку, не успев даже зажмурить глаза.
Но этого и не потребовалось. Ничего не произошло. Кроме того, что в баке что-то как бы негромко щелкнуло, после чего, понемногу, весь дом наполнился неким «потусторонним» гулом, который исходил отовсюду и был вроде бы и не гул, а какое-то состояние напряженности, которое бывает у человека, когда он смотрит на людей или лошадь, тащащих очень тяжелый груз.
«Не сгорели и ладно» – сказал я, слыша, что радиола в соседней комнате продолжает играть. Волнение, охватившее меня, в тот момент, когда я вставлял вилку в розетку, заставило меня выйти на свежий воздух – в доме мне показалось душно…
А когда я вернулся в ванную минут через десять, то уже по самой обстановке я понял – нагреватель работает – в ванной стало теплее. Прикоснувшись рукой к стенке бака я ощутил тепло – радость охватила мое сердце. Рванувшись со всех ног, я вылетел на улицу, чтобы сообщить Ирине «благую весть». Мы стали обсуждать – где и у кого можно найти подходящий провод, как его проложить, чтобы он не мешался и не был опасен и проч., и проч…
Обо всем этом мы рассуждали около дома, разгорячившись от охватившей радости. А когда поднявшийся ветерок, да и прошедшее время, немного остудило нас и мы вернулись в ванную, то первым делом увидели там… купающуюся Светку! 

[1] Турки не могут, конечно, считаться теплым краем, но в России есть и более холодные места, типа, Вологодской или Ярославской областей. В них я несколько раз живал в домах, совмещенных с теплым хлевом и нужником. Удобно. Ни дождь, ни снег не помеха. А сквозь плотные маленькие двери запах почти не проникает.


 

© Copyright: Владимир Юрков, 2013

Регистрационный номер №0174676

от 12 декабря 2013

[Скрыть] Регистрационный номер 0174676 выдан для произведения: Горячая вода в Турках – легко!
В жизни, порою, важное и полезное настолько очевидно, что его поэтому никто и не замечает. Недаром говорят – если хочешь что-либо спрятать – положи это на видное место.
Нечто подобное произошло со мною в Турках.
Когда я приехал туда в первый раз, то, мне, как городскому жителю, сразу же стали объяснять разницу между городской квартирой и деревенским домом. Показали где находится курятник, а где – свинарник, где огород, а где скотный двор. Объяснили, что летом надо пользоваться выгребной ямой, несмотря на то, что она далеко от  дома, хотя для зимнего периода в доме имеется и обычный городской санузел, который состоял из стандартных рукомойника, ванны и унитаза.
Это было неожиданно! Я от всей души восторгался этому удобству, поскольку для меня самое поганое в деревенском доме – уличный сортир - особенно зимою, заставляющий пользоваться парашей или, по-порядочному – ночным горшком, поскольку одеваться, чтобы поссать среди ночи – невыносимо. Либо недоодешься и отморозишь яйца, либо начнешь тепло одеваться, прогоняя от себя весь сон. И так, и сяк – а ночь – наперекосяк. Мне пришлось в детстве провести зимою несколько дней в доме Дяди Саши в Кратово и познать все прелести давным-давно позабытой деревенской жизни[1].
Заглянув в закуток, я увидел ослепительно белую ванну, над которой омерзительным зеленым пятном красовался громадный грубо сваренный бак, поставленный на консоли-угольники. Я спросил: «а это-то зачем?», а Галина Константиновна объяснила, что это – резерв воды, поскольку водокачка постоянно дурит – то механик напьется, то насос сломается, то еще чего, а здесь – семьсот литров (два холодильника!) – на несколько дней хватит!
Мудро! Очень мудро.
Она мне не сказал, откуда взяла этот бак, а я и не спросил. Хотя – надо было бы!
Я еще раз оглядел бак. Почему? – меня заинтересовали два толстенных болта с накрученными гайками, торчащие из него. Они были то, что называется – ни к селу, ни к городу. Болты были длинные и выступали как раз в том месте, где напротив ванной стол рукомойник с зеркалом и где я собирался бриться. А поскольку я всегда был крупного габарита, то мне надо было помнить о этом, чтобы случайно не звездануться об них.
Пока я размышлял, в моей голове будто бы что-то неожиданно щелкнуло – пронеслась какая-то мысль, или же образ. Но пронеслась так стремительно и так неожиданно, что я не смог поймать не то, чтобы ее саму, но даже и ее тени. Мотнув головой из стороны в сторону, я попытался не возвратить, а наоборот, прогнать нахлынувшее видение, сочтя его случайным и не имеющим отношения к делу.
Дни шли за днями. Каждый раз, подходя к зеркалу, над которым, торчала розетка, чтобы побриться, я сторонился дурацких болтов, стараясь не зацепиться. И каждый раз, глядя на них, я как будто бы о чем-то вспоминал, какая-то картинка пролетала в моих глазах, и также, как и в первый раз, мгновенно исчезала.
Я помучился пару дней пытаясь понять – о чем мне хочет сказать этот чертов бак. Но ничего не получалось. Это видение было так мимолетно, что ни оставляло никакого следа в голове. Я успокоился и плюнул на него.
Тем временем из Саратова приехала Светлана – младшая сестра Ирины. Девица довольно занудная и своенравная. Она сразу начала жаловаться на то, что какой кошмар – приехала в деревню, где нет горячей воды, где нельзя принять ванну, несмотря на то, что ванна есть. И так далее, и тому подобное раздавалось по дому несколько дней подряд. Она ходила с понурой физиономией, как будто бы была обижена на судьбу или обижена судьбою. Из двух сестер, Светлана была любимой дочерью, поэтому Галина Константиновна выполняла любые ее прихоти и была готова греть воду в ведрах на газовой плите, лишь бы ублажить ее. В тридцатиградусную жару это было просто невыносимо. Стало не только жарко, но и душно, поскольку пар стоял столбом на террасе и проникал в дом. Вечер был безветренный и от открытых окон толка было мало. Поэтому мы с Ириной отправились на сон грядущий прогуляться у Хопра – поближе к мельнице.
По дороге, в весьма нелестных выражениях я помянул ее сестру, которая только лапти за семафором оставила, а уже умирает без городского уюта, горячую воду и родительский идиотизм из-за которого дом, на ночь глядя, напоминает баню, когда там моется рота солдат. Сказав это, я стал вслух вспоминать свои золотые студенческие денечки проведенные в военных лагерях. Интересно, что этот месяц, который мы считали попросту потерянным, оказался единственным памятным за все те пять лет, которые я проторчал на институтской скамье. Я рассказывал Иринке, как мы мылись в старой каширской бане, как я стоял ночью в карауле, как я слынял от марш-броска, получив наряд вне очереди на кухню, за какой-то, специально совершенный, идиотский проступок…
Я рассказывал и рассказывал, но мои мысли почему-то постоянно вертелись вокруг кухни нашей войсковой части, на которой я провел немало времени. Мне это не понравилось и я решил сменить тему, но кухня, назойливой мухой, жужжала в моем сознании. О каких бы случаях своей лагерной жизни я не вспоминал, опять же упоминал о кухне. Я даже заметил Иринке, что вроде бы и не голоден, а о чем не начну говорить, так все о кухне, да о кухне. Как самый голодный.
Мы посмеялись над тем, что вшивый все о бане…
И я начал вспоминать о смотре строя и песни, но там опять фигурировала кухня, на которую я слынял. Я рассказывал о том как сидел и чистил картошку, в то время, когда мои однокурсники, на жаре в тридцать два градуса в полном обмундировании демонстрировали слаженность хода и красоту движений. Я упомянул, что в тот день мне поставили котел в угол, потому что на кухне драили пол в страхе, что прибывшее на смотр строя начальство, может заглянуть и туда. А я сидел и чистил картошку у самого окна из которого доносились бравурные звуки военных маршей, которые лили бальзам на мою душу. «Как здорово» – думал я – сижу здесь в тени и прохладе, а они там, в жаре… шагистикой разминаются… Какой я однако же умный и пронырливый!». И я решил сказать ребятам, по завершению наряда, что «надо мной не капало», поскольку я сидел под ресивером, в котором запасалась вода для кухни…
… О, мой Бог! Теперь я понял почему все мои мысли крутились вокруг кухни и почему бак, висящий в ванной турковского дома мне что-то напоминал. Конечно! Точно такой же, крашеный зеленой военной краской, бак висел, под потолком, в армейской столовой. Но не это, как током, поразило меня – я вспомнил для чего нужны были те толстенные болты, торчавшие из него! К ним подводилось электричество для подогрева воды!!!
Наутро я нашел в сарае какой-то старый-драный, в тряпочной изоляции, провод с уже надетой вилкой. Решив, что для проверки он сойдет, я взял ножик и часа три отскребал краску с болтов. Не обладая в молодые годы большим терпением, я решил проверить свою догадку, очистив болты частично. Для чего на скорую руку намотал провода на болты и, сказавши: «авось пронесет», сунул вилку в розетку, не успев даже зажмурить глаза.
Но этого и не потребовалось. Ничего не произошло. Кроме того, что в баке что-то как бы негромко щелкнуло, после чего, понемногу, весь дом наполнился неким «потусторонним» гулом, который исходил отовсюду и был вроде бы и не гул, а какое-то состояние напряженности, которое бывает у человека, когда он смотрит на людей или лошадь, тащащих очень тяжелый груз.
«Не сгорели и ладно» – сказал я, слыша, что радиола в соседней комнате продолжает играть. Волнение, охватившее меня, в тот момент, когда я вставлял вилку в розетку, заставило меня выйти на свежий воздух – в доме мне показалось душно…
А когда я вернулся в ванную минут через десять, то уже по самой обстановке я понял – нагреватель работает – в ванной стало теплее. Прикоснувшись рукой к стенке бака я ощутил тепло – радость охватила мое сердце. Рванувшись со всех ног, я вылетел на улицу, чтобы сообщить Ирине «благую весть». Мы стали обсуждать – где и у кого можно найти подходящий провод, как его проложить, чтобы он не мешался и не был опасен и проч., и проч…
Обо всем этом мы рассуждали около дома, разгорячившись от охватившей радости. А когда поднявшийся ветерок, да и прошедшее время, немного остудило нас и мы вернулись в ванную, то первым делом увидели там… купающуюся Светку! 

[1] Турки не могут, конечно, считаться теплым краем, но в России есть и более холодные места, типа, Вологодской или Ярославской областей. В них я несколько раз живал в домах, совмещенных с теплым хлевом и нужником. Удобно. Ни дождь, ни снег не помеха. А сквозь плотные маленькие двери запах почти не проникает.


 

 

Скоростной спуск

Домашний альпинизм