Кинотеатры разные бывают. Сейчас они в торговых центрах в основном. А раньше, при Советском Союзе, строили специальные здания хорошие, как правило, в центре города. Действительно, прямо как театры, только с экранами. Впрочем, бывали и исключения. Наш любимый кинотеатр находился на окраине города, в рабочем квартале, даже скорее за ним, в роще, возле озера. Этот театр с экраном представлял собой такой длинный деревянный барак грязновато зеленого цвета и назывался Огонек. Билет туда стоил десять копеек, и мы часто ходили туда, хотя это бывало небезопасно. Вечером в роще у озера гуляло много пьяных хулиганов. Точнее, не пьяных даже, а как говорится, на взводе, из серии «могу испортить настроение». Мы, пионеры, дети рабочих, хорошие мальчики, часто становились случайными жертвами этих ребят. Впрочем, для них мы были мелковаты еще, и они мало обращали на нас внимание. Мы были хорошими советскими ребятами, играли в войнушку, часто забирались Бог знает куда, то в карьер, а то на городскую свалку. Почему то она очень привлекала наше внимание тогда, а почему понять сейчас уже не в силах, сейчас по свалкам другие люди ходят. Любили мы и кино. Особенным киноманом был паренек по кличке Совок, но не в честь СССР, а именно в честь обыкновенного совка и потому что фамилия у него была Савченко. Совок часто ходил в кино и потом рассказывал нам содержание фильмов, которые смотрел по нескольку раз. Порой, слушать его было интереснее, чем смотреть сам фильм. Самым любимым у него был «Полет навигатора». Про то, как американский ровесник Совка путешествовал на летающей тарелке вместе с инопланетянином. Совок мечтал стать летчиком, и очень ему фильм нравился. Смотрел он его семь раз.
Ну и Совок, натурально, зазывал нас на всякие кинопремьеры, которые считал стоящими. Вкусы у нас были простыми, больше всего мы любили фильмы, в которых люди дрались, но к сожалению, тогда такие редко показывали, эпоха видеосалонов была еще впереди. Нам из-за этих драк даже индийские фильмы нравились, вот такие мы были ценители всего прекрасного.
В этот раз Совок позвал нас на фильм, в котором драк вроде особо не наблюдалось, но зато он был японским. Мы как-то раз смотрели в Огоньке японский фильм «Легенда о динозавре», и японский кинематограф стал у нас очень котироваться. Потом тогда Япония считалась просто с другой планеты. Мы видели в комиссионках их магнитофоны, а в «Легенде о динозавре» с открытыми ртами смотрели, как чувак фотографирует на полароид и сразу получается фотка, не надо проявлять там, печатать. До сих пор только этот момент в фильме и помню. Да, еще там ездили на очень для нас завидных маленьких мотоциклах или мопедах. Ну и были динозавры, да. Но они вот особо не запомнились, кроме одной летающей твари, а вот полароид запомнился. На японский фильм мы, конечно, решили сходить.
И вот мы идем втроем в этот храм культуры, кинотеатр Огонек. Третьим был мальчик, у которого была кличка Ливер, всю оскорбительность которой я понимаю только сейчас. Правда, и у меня погоняло было не особо величественное, меня называли Щенок. В отличие от по-сиротски остриженного Совка, Ливер носил длинную кучерявую шевелюру, как молодой Андрей Макаревич. Зря он это делал, гопникам у озера не нравились такие прически.
Мы собрались на вечерний сеанс, поэтому, что называется, вечерело, от озера и рощи веяло прохладой, а возле Огонька стали собираться первые зрители из рабочего квартала. Мы с опаской поглядывали на ржущих взрослых ребят, они все курили, пили портвейн и покупали в кассе билеты на этот остросюжетный японский фильм. Мы тоже взяли три билетика, конечно, в первый ряд. В ожидании сеанса мы скромно стояли возле кинотеатра, но в сторонке. В этот раз гопоты что-то было особенно много. Из кассетного магнитофона «Соната», который хвастливо держал хулиган, доносилась разухабистая матерная песня запрещенного тогда Вилли Токарева, смеялись модные и накрашенные девушки, совсем нам недоступные, но взрослые парни грубовато обнимали их за плечи, по тогдашнему стилю. Наконец, наступило время сеанса, и все повалили в Огонек.
Мы уютно устроились на старых обшарпанных откидных креслах из фанеры на своем первом ряду. В середине зала сидели обычные туземцы, скромные советские люди, а на задних рядах царствовала гопота. Оттуда еще до начала «кина» стали слышаться какие-то полупьяные выкрики и молодое гоготание. Народу было не так, чтобы много, поэтому хулиганье вело себя смело. Наконец, потушили свет, и на экране появилось название фильма: «Гибель Японии». На какое-то время стало тихо. Жужжал только проектор, а зрители напряженно следили за сюжетом, иногда кашляя или скрипя креслами. Продолжалось так минут пять, больше задние ряды выдержать не могли. Фильм-катастрофа как-то особенно подействовал на них. Возможно они, сами являясь отчасти стихийным бедствием, пришли в какое-то странное возбуждение, наблюдая за действием разрушительной стихией на экране. По мере нарастания действия, возбуждение гопоты только росло, поэтому закурили минут через десять, а первая пивная бутылка полетела в экран уже через двадцать минут после начала сеанса. В след за этим раздался какой-то полудикий хриплый выкрик и громогласный хохот с задних рядов. На экране тем временем продолжала разворачиваться эпичная сага разрушения японских городов. Я мельком глянул на Ливера, который самозабвенно наблюдал за апокалипсисом, и вдруг заметил, что из густых кучерявых волос его тянется струйка дыма. При этом дым становился все гуще, шевелюра Ливера разгоралась. Я сразу догадался, что это кто-то расчетливо кинул дымящийся бычок в раздражавшую прическу. Я толкнул Ливера в бок, и он, схватившись руками за волосы, заголосил и стал хлопать по голове руками, полетели искры на сухую фанеру кресел, зал опять заржал.
Между тем, бутылки продолжали лететь в экран, красный как кровь портвейн стекал с экрана на фоне японских разрушений, в зале стоял какой-то невообразимый рев, который лишь отчасти заглушали звуковые эффекты фильма. На экране рушилась целая страна, а в зале стали слышаться звуки хлестких ударов, кого-то сильно и быстро били по лицу. Я заметил, что Совок уже не так завороженно смотрит на экран, а временами тревожно оглядывается назад, всматривается в укутанную сигаретным дымом галерку. В проходе несколько человек стали бить кого-то ногами, были слышны глухие звуки ударов, очень грубый и отчетливый мат и стоны жертвы, несомненно, случайной. Кто-то уже доставал обмотанную изолентой велосипедную цепь. Я подумал, что неплохо бы двинутся к выходу, черт с ней, с Японией. Я сказал об этом Ливеру, который все ощупывал остатки своих волос, и он согласно кивнул. Мы дернули Совка и стали потихоньку пробираться к выходу. Вдруг, совершенно неожиданно, с ближайших кресел возле выхода на нас полыхнуло огнем, кто-то, видимо, наконец поджег кинотеатр. Огонь сразу заметили все зрители, и восторженный рев победно сотряс трухлявые стены Огонька. Меня удивило, что киномеханик все также невозмутимо продолжает транслировать фильм, свет никто не включал, хотя от набиравшего силу пламени и так стало светло. Все стали вскакивать с мест, драка прекратилась сама собой, и народ ломанулся к другому выходу, где еще не горело. Стало быстро темнеть теперь уже из-за дыма, все начали задыхаться. Из-за того, что дверь вдруг оказалась закрытой, ее стали ломать, а в это время дыма становилось все больше и больше. Я слышал, но не видел уже отчетливо, как перхают и кашляют где-то рядом Совок с Ливером, кричат женщины, матерятся гопники, время остановилось, я обернулся и увидел разрушенный Токио.
В это время дверь наконец поддалась, и люди стали вываливаться под звездное летнее небо. Мы отбежали от кинотеатра и стали смотреть. Сухой большой сарай, которым и являлся по сути Огонек, горел как спичка, все произошло почти моментально, как развал СССР, и когда приехали пожарные, им остались только формальности. Возвращаясь домой мы задумчиво молчали, только Совок несколько раз повторил: «А фильм неплохой оказался, но второй раз я на него не пойду точно».
Так и случилось, больше мы в кино как-то вместе не ходили, а Гибель Японии я больше не смотрел, так и не знаю, чем там дело кончилось, наступили другие времена. Мы даже оказались в другой стране, в другом мире, где уже не было простодушных кинотеатров за десять копеек, и теперь совсем не интересно стало ходить в кино. Да и фильмы, несмотря на все технологии и яркую обертку, стали пустыми, одноразовыми и все ждешь, когда же эта дорогостоящая чепуха закончится.
[Скрыть]Регистрационный номер 0487834 выдан для произведения:
Кинотеатры разные бывают. Сейчас они в торговых центрах в основном. А раньше, при Советском Союзе, строили специальные здания хорошие, как правило, в центре города. Действительно, прямо как театры, только с экранами. Впрочем, бывали и исключения. Наш любимый кинотеатр находился на окраине города, в рабочем квартале, даже скорее за ним, в роще, возле озера. Этот театр с экраном представлял собой такой длинный деревянный барак грязновато зеленого цвета и назывался Огонек. Билет туда стоил десять копеек, и мы часто ходили туда, хотя это бывало небезопасно. Вечером в роще у озера гуляло много пьяных хулиганов. Точнее, не пьяных даже, а как говорится, на взводе, из серии «могу испортить настроение». Мы, пионеры, дети рабочих, хорошие мальчики, часто становились случайными жертвами этих ребят. Впрочем, для них мы были мелковаты еще, и они мало обращали на нас внимание. Мы были хорошими советскими ребятами, играли в войнушку, часто забирались Бог знает куда, то в карьер, а то на городскую свалку. Почему то она очень привлекала наше внимание тогда, а почему понять сейчас уже не в силах, сейчас по свалкам другие люди ходят. Любили мы и кино. Особенным киноманом был паренек по кличке Совок, но не в честь СССР, а именно в честь обыкновенного совка и потому что фамилия у него была Савченко. Совок часто ходил в кино и потом рассказывал нам содержание фильмов, которые смотрел по нескольку раз. Порой, слушать его было интереснее, чем смотреть сам фильм. Самым любимым у него был «Полет навигатора». Про то, как американский ровесник Совка путешествовал на летающей тарелке вместе с инопланетянином. Совок мечтал стать летчиком, и очень ему фильм нравился. Смотрел он его семь раз.
Ну и Совок, натурально, зазывал нас на всякие кинопремьеры, которые считал стоящими. Вкусы у нас были простыми, больше всего мы любили фильмы, в которых люди дрались, но к сожалению, тогда такие редко показывали, эпоха видеосалонов была еще впереди. Нам из-за этих драк даже индийские фильмы нравились, вот такие мы были ценители всего прекрасного.
В этот раз Совок позвал нас на фильм, в котором драк вроде особо не наблюдалось, но зато он был японским. Мы как-то раз смотрели в Огоньке японский фильм «Легенда о динозавре», и японский кинематограф стал у нас очень котироваться. Потом тогда Япония считалась просто с другой планеты. Мы видели в комиссионках их магнитофоны, а в «Легенде о динозавре» с открытыми ртами смотрели, как чувак фотографирует на полароид и сразу получается фотка, не надо проявлять там, печатать. До сих пор только этот момент в фильме и помню. Да, еще там ездили на очень для нас завидных маленьких мотоциклах или мопедах. Ну и были динозавры, да. Но они вот особо не запомнились, кроме одной летающей твари, а вот полароид запомнился. На японский фильм мы, конечно, решили сходить.
И вот мы идем втроем в этот храм культуры, кинотеатр Огонек. Третьим был мальчик, у которого была кличка Ливер, всю оскорбительность которой я понимаю только сейчас. Правда, и у меня погоняло было не особо величественное, меня называли Щенок. В отличие от по-сиротски остриженного Совка, Ливер носил длинную кучерявую шевелюру, как молодой Андрей Макаревич. Зря он это делал, гопникам у озера не нравились такие прически.
Мы собрались на вечерний сеанс, поэтому, что называется, вечерело, от озера и рощи веяло прохладой, а возле Огонька стали собираться первые зрители из рабочего квартала. Мы с опаской поглядывали на ржущих взрослых ребят, они все курили, пили портвейн и покупали в кассе билеты на этот остросюжетный японский фильм. Мы тоже взяли три билетика, конечно, в первый ряд. В ожидании сеанса мы скромно стояли возле кинотеатра, но в сторонке. В этот раз гопоты что-то было особенно много. Из кассетного магнитофона «Соната», который хвастливо держал хулиган, доносилась разухабистая матерная песня запрещенного тогда Вилли Токарева, смеялись модные и накрашенные девушки, совсем нам недоступные, но взрослые парни грубовато обнимали их за плечи, по тогдашнему стилю. Наконец, наступило время сеанса, и все повалили в Огонек.
Мы уютно устроились на старых обшарпанных откидных креслах из фанеры на своем первом ряду. В середине зала сидели обычные туземцы, скромные советские люди, а на задних рядах царствовала гопота. Оттуда еще до начала «кина» стали слышаться какие-то полупьяные выкрики и молодое гоготание. Народу было не так, чтобы много, поэтому хулиганье вело себя смело. Наконец, потушили свет, и на экране появилось название фильма: «Гибель Японии». На какое-то время стало тихо. Жужжал только проектор, а зрители напряженно следили за сюжетом, иногда кашляя или скрипя креслами. Продолжалось так минут пять, больше задние ряды выдержать не могли. Фильм-катастрофа как-то особенно подействовал на них. Возможно они, сами являясь отчасти стихийным бедствием, пришли в какое-то странное возбуждение, наблюдая за действием разрушительной стихией на экране. По мере нарастания действия, возбуждение гопоты только росло, поэтому закурили минут через десять, а первая пивная бутылка полетела в экран уже через двадцать минут после начала сеанса. В след за этим раздался какой-то полудикий хриплый выкрик и громогласный хохот с задних рядов. На экране тем временем продолжала разворачиваться эпичная сага разрушения японских городов. Я мельком глянул на Ливера, который самозабвенно наблюдал за апокалипсисом, и вдруг заметил, что из густых кучерявых волос его тянется струйка дыма. При этом дым становился все гуще, шевелюра Ливера разгоралась. Я сразу догадался, что это кто-то расчетливо кинул дымящийся бычок в раздражавшую прическу. Я толкнул Ливера в бок, и он, схватившись руками за волосы, заголосил и стал хлопать по голове руками, полетели искры на сухую фанеру кресел, зал опять заржал.
Между тем, бутылки продолжали лететь в экран, красный как кровь портвейн стекал с экрана на фоне японских разрушений, в зале стоял какой-то невообразимый рев, который лишь отчасти заглушали звуковые эффекты фильма. На экране рушилась целая страна, а в зале стали слышаться звуки хлестких ударов, кого-то сильно и быстро били по лицу. Я заметил, что Совок уже не так завороженно смотрит на экран, а временами тревожно оглядывается назад, всматривается в укутанную сигаретным дымом галерку. В проходе несколько человек стали бить кого-то ногами, были слышны глухие звуки ударов, очень грубый и отчетливый мат и стоны жертвы, несомненно, случайной. Кто-то уже доставал обмотанную изолентой велосипедную цепь. Я подумал, что неплохо бы двинутся к выходу, черт с ней, с Японией. Я сказал об этом Ливеру, который все ощупывал остатки своих волос, и он согласно кивнул. Мы дернули Совка и стали потихоньку пробираться к выходу. Вдруг, совершенно неожиданно, с ближайших кресел возле выхода на нас полыхнуло огнем, кто-то, видимо, наконец поджег кинотеатр. Огонь сразу заметили все зрители, и восторженный рев победно сотряс трухлявые стены Огонька. Меня удивило, что киномеханик все также невозмутимо продолжает транслировать фильм, свет никто не включал, хотя от набиравшего силу пламени и так стало светло. Все стали вскакивать с мест, драка прекратилась сама собой, и народ ломанулся к другому выходу, где еще не горело. Стало быстро темнеть теперь уже из-за дыма, все начали задыхаться. Из-за того, что дверь вдруг оказалась закрытой, ее стали ломать, а в это время дыма становилось все больше и больше. Я слышал, но не видел уже отчетливо, как перхают и кашляют где-то рядом Совок с Ливером, кричат женщины, матерятся гопники, время остановилось, я обернулся и увидел разрушенный Токио.
В это время дверь наконец поддалась, и люди стали вываливаться под звездное летнее небо. Мы отбежали от кинотеатра и стали смотреть. Сухой большой сарай, которым и являлся по сути Огонек, горел как спичка, все произошло почти моментально, как развал СССР, и когда приехали пожарные, им остались только формальности. Возвращаясь домой мы задумчиво молчали, только Совок несколько раз повторил: «А фильм неплохой оказался, но второй раз я на него не пойду точно».
Так и случилось, больше мы в кино как-то вместе не ходили, а Гибель Японии я больше не смотрел, так и не знаю, чем там дело кончилось, наступили другие времена. Мы даже оказались в другой стране, в другом мире, где уже не было простодушных кинотеатров за десять копеек, и теперь совсем не интересно стало ходить в кино. Да и фильмы, несмотря на все технологии и яркую обертку, стали пустыми, одноразовыми и все ждешь, когда же эта дорогостоящая чепуха закончится.