Чаша

Молодая очаровательная девушка оторвала взгляд от компьютера и улыбнулась Марку Рихтеру  обворожительной улыбкой.

 - Рада приветствовать вас в компании «Соул тревеллинг корпорейшн»  и хочу поздравить от лица руководства компании. Вы, господин Рихтер, за двести лет нашей деятельности миллионный клиент.

Марк в удивлении поднял брови.

 - Неужели столько людей уже успело побывать там?

 - Я догадываюсь, что вас привело к нам, господин Рихтер, - жажда экзотики. Вы устали от нашего урбанизированного мира и вас больше уже не удивляют необычными впечатлениями путешествия на другие планеты, вы хотите чего-то такого, что осталось бы ярким  воспоминанием в вашей памяти. Господин Рихтер, вы не решили для себя, куда хотели бы отправиться?

Марк в растерянности пожал плечами.

 - Ну, может быть, Египет, Карфаген, Индия, или Китай? Вот! – девушка подняла вверх указательный палец. - Могу предложить Империю майя. Не желаете?

 - Может быть Иудея? – неуверенно ответил Марк.

 - Иудея? Что там хорошего? Бедная окраина богатой империи, жара, да камни. Давайте я вас отправлю в сам Рим правления Августа, и не куда-нибудь, а на гладиаторскую арену. Вот, это будут впечатления – многотысячная толпа на трибунах, и вы один на один с вооруженным и безжалостным противником! Каково?  Вы примете смерть, как герой.

 - Даже не знаю, - Марк опять пожал плечами. - Может, Иудея?

 - Сдалась она вам! Хотите, я сделаю вас самим императором Августом? Хотите? Или царем Ксерксом? А, может, хотите побывать в теле одной из его многочисленных жён? – девушка лукаво улыбнулась и прищурила глаза.

 - Мне бы в Иудею, - с настойчивым упорством идиота, отказывающегося от прекрасных перспектив, промямлил Марк.

 - Ну, что с вами делать? Иудея, так Иудея. В кого желаете вселиться?

 - В Иисуса.

Девушка метнула взгляд на мужчину, стоящего перед ней.

 - Прежде, чем подняться сюда, вас должны были внизу проконсультировать, в кого по нашим строгим правилам можно вселяться, а в кого нет. Иисус Христос – в этом списке, как и его мать – Дева Мария. Я могу вас сделать царем Иродом или прокуратором Понтием Пилатом.

 - Хочу вселиться в Иисуса.

 - Я уже вам ответила, господин Рихтер, что правила это запрещают.

 - Я знаю, но я миллионный  клиент «Соул тревеллинг корпорейшн» и имею кое-какие преимущества. Разве нет?

Девушка мило улыбнулась.

 - Конечно, имеете. Мы отправил вас бесплатно, куда пожелаете, но нарушить установленные правила не можем.

 - А я хочу побывать Иисусом.

 - Что с вами делать даже не знаю? Сейчас соединюсь с проконсулом президента нашей компании и скажу ему о желании миллионного клиента. Одну минуточку.

Над ее столом появилось голографическое изображение головы седоволосого мужчины.

 - Господин Бауэр, извините, что побеспокоила. Сейчас я работаю с клиентом, его фамилия Рихтер. Он тот самый миллионный клиент нашей компании, который имеет право на бесплатное переселение.

 - В чем дело, Моника? – седоволосая голова нахмурила брови. - Вы отвлекаете меня от важных дел. Отправьте господина Рихтера бесплатно, куда он пожелает. Мы ведь уже обсудили этот вопрос.

 - Но, господин Бауэр, клиент желает отправиться в Иудею.

 - Хоть в ад – какое ваше дело?!

 - Он хочет занять тело Иисуса.

 - Надеюсь, вы объяснили клиенту, что это невозможно?

 - Конечно, господин Бауэр, но он настаивает.

Проконсул наморщился  и стал жевать губами, раздумывая.

 - Какая нелепость! У нас развернута серьезная рекламная компания по всей Империи и неувязки такого рода нанесут ей вред. Моника, я не могу принять в одиночку решение. Необходимо созвать Совет проконсулов. Отправьте господина Рихтера в какое-нибудь другое место и, пока он будет путешествовать, мы что-нибудь придумаем. Пообещайте ему, что мы сделаем всё возможное, - голографическое изображение исчезло.

 - Вы все слышали, господин Рихтер. Исполнить ваше желание будет довольно трудно, но проконсул пообещал, что-нибудь придумать. Так что пока у вас богатый выбор, за исключением того, что вы сделали вначале. Так, как на счет гладиатора? В нашей картотеке много гладиаторских душ, но Германик прожил наиболее яркую жизнь и погиб на арене под стоны многотысячной толпы, так как был любимцем римлян. Хотите побывать Германиком?

Марк глубоко вздохнул и развел руками.

 - Ну, что же – Германиком так Германиком. А в Иисуса меня вселят тоже бесплатно?

Моника сделала заговорческий вид.

 - Если Совет проконсулов примет положительное решение, я думаю, что в Иудею вас, конечно, переправят за счет корпорации.

 - В таком случае я согласен – отправляйте меня в Рим.

Генератор силового поля представлял собой гигантский, сверкающий полированным металлом, шар, установленный на мощном треножнике. Черные, мраморные плиты площадки, посередине которой громоздилось это чудо техники, приносящее немалые доходы владельцам корпорации по переселению душ, сверкали на солнце, и по задумке дизайнера контрастировали со сферой, как день и ночь.  Путешественник, отправляющийся в чудесный вояж, пройдя путь по черным плитам до подъёмника, что перенесет его в таинственные недра генератора, связанного с тонкими астральными субстанциями, должен был прочувствовать торжественность момента перехода в другой мир, и резкий контраст цветов помогал это делать. Марк Рихтер прошел этот путь с трепетом, не отрывая завороженного взгляда от сверкающего шара. Когда же через стеклянные стенки подъёмника он увидел, как удаляются от него черные мраморные плиты, его охватил суеверный страх. Но было уже поздно.

Первое, что дошло до его сознания, был рев многотысячной толпы. Германик огляделся и заморгал глазами. Что с ним только что случилось? Какой-то провал. Неужели бурная ночь, проведенная с лучшей рабыней гладиаторской школы по имени Литиция, дала  о себе знать? Но мимолетное затмение сознания быстро прошло, и Германик успокоился. Под звуки фанфар, грохот барабанов, и гром рукоплесканий, одетый в роскошные доспехи, вместе с другими гладиаторами он выходил на арену через главный портал. Возглавлял торжественное шествие устроитель игр, которого несли в паланкине слуги, за ним шли участники, оружие и снаряжение которых держали в руках, идущие следом рабы. Сделав один круг по арене, торжественное шествие завершилось. Глашатай, вышедший на середину, громко объявил: «Арена свободна!». Состязания начались. Пару часов до своего выхода Германик, как и остальные гладиаторы, мог отдохнуть – зрители будут это время довольствоваться боями лузориев  и пегниариев, которые станут сражаться деревянными мечами, тупым оружием, бичём, и палкой. И  только после предварительных выступлений   низкие звуки труб возвестят жаждущей крови публике о начале главного аттракциона – боев не на жизнь, а на смерть. Германик много раз выступал на арене, но всё равно каждый раз чувствовал трепет перед началом игр. Торжественность момента усугубляло волнение,  и как он не старался, не мог его побороть. До этого дня боги были   к нему благосклонны, ведь он почитал их, и всегда приносил жертвы со своего скудного стола. Вот только сегодня он забыл это сделать, находясь под впечатлением от божественного тела Литиции. И это упущение его волновало. В программе боев против него выставлялся самнит, имени которого он не знал. Более  того, Германик видел его только мельком, когда бойца привезли из Помпей, где он был, по словам тренера, лучшим в гладиаторской школе. Поговаривали, что сам Август  заключил пари с кем-то из сенаторов и поставил на этого гладиатора, а император знал, что делает. Неужели появился кто-то из бойцов, способных победить его, непобедимого Германика?

Он лежал на каменной скамье, покрытой соломой, смотрел в потолок, и вспоминал все свои бои. Сколько их было? Кто скажет? Сам он давно сбился со счета. А сколько крови пролил его меч? Неужели тот самнит сильнее и сегодня прольется кровь его, Германика? От мыслей гладиатора отвлек голос тренера по имени Тит, к которому все обращались только по прозвищу «Хром» из-за огненно рыжего цвета его волос.

 - Германик - на арену! Пусти, сынок, кровь этому помпейскому выскочке – ведь мне удалось тебя кое-чему научить за годы, что ты здесь. Я молился Юпитеру за твою победу. Иди!

Появление Германика на арене было встречено зрителями стоя. Толпа ликовала, повторяя его имя. В центральной ложе сидел сам император со своей свитой. Их взгляды встретились и Октавиан Август помахал гладиатору рукой. Следующим на арену вышел второй  боец - самнит. Его снаряжение было настолько красочным, что в  шутку этих гладиаторов называли райскими птичками. Его голову прикрывал, начищенный до сверкающего блеска, открытый шлем с нащечниками, украшенный султаной из ярких перьев. Грудь бойца защищали латы, рука в панцирной перчатке сжимала короткий  прямой меч, а на ногах были закреплены поножи. Большой овальный щит завершал вооружение самнита. Германик оценивающим взглядом осмотрел своего противника. Это был крепкий молодой мужчина со смуглой кожей. Его глаза блестели, как у хищного зверя, и лицо не выражало беспокойства. Наоборот, его рот растянулся в зловещей улыбке, и всем своим видом он пытался показать превосходство. Вооружение самого Германика, как и у всех фракийцев, выглядело не столь ярким – у него был простой шлем с нащечниками, поножи, маленький круглый щит, и короткий кривой меч. Они были на равных, и каждый в совершенстве владел своим оружием. Прозвучали фанфары, и арбитр дал знак рукой, возвещающий о начале боя. Самнит бросился вперед, и удары его меча посыпались один за другим. Германик искусно уклонялся от них, защищаясь своим маленьким щитом. Он берег силы, и прыть  этого молодца его веселила. Иногда ловкий ответный выпад заставлял самнита отскочить назад, при  этом тот корчил страшные гримасы и рычал, как  зверь. Такое поведение могло устрашить новичков, но не его – ветерана арены. Германик выждал момент, когда противник потратит слишком много времени на взмах мечом, и нанес удар. Кривой клинок проткнул бы грудь самнита, но тот изогнулся, как змея, и сталь только порвала кожу на его ребрах. При виде крови трибуны взревели, и разразился гром рукоплесканий. Самнит не повел даже бровью, казалось, он не почувствовал  боли. И, когда кровяное пятно на боку противника очередной раз отвлекло внимание самого Германика, короткий прямой меч воткнулся в его плечо. Трибуны опять взревели, а император встал со своего места и захлопал в ладоши. Это заметил самнит, и его атаки возобновились с удвоенной яростью. Рана в плече Германика была глубокой. Кровь стекала по крепкой груди и капала на песок арены. Держать щит было уже тяжело, и гладиатор понимал, что долго так не продержится – нужно было решить исход поединка в ближайшие минуты. Но то же самое понимал самнит. Он видел, что его противник истекает кровью и теряет силы. Это его воодушевило, но сделало менее внимательным. Он совершил непростительную ошибку - занес щит слишком высоко над головой, и кривой меч фракийца нанес удар в его бедро. Но вместо того чтобы припасть на раненую ногу, самнит оттолкнулся от земли здоровой, и в прыжке  воткнул меч Германику в живот. Оружие выпало из рук фракийца, и он рухнул на колени. Облитый кровью, сочащейся из ран, победитель уже занес меч, чтобы поставить последнюю точку в поединке, как длинная палка арбитра удержала его руку. Трибуны возмущенно свистели, слышались оскорбительные выкрики в адрес поверженного гладиатора, а сам он, страдая от страшной боли, смиренно ждал приговора зрителей. В этот момент он проклинал красавицу Литицию, из-за которой не принес сегодня жертву богам, он проклинал свистящую толпу, которая час назад ему рукоплескала. Арбитр ждал приговора трибун. Зрители встали со своих мест и вытянули вперед руки с ладонями сжатыми в кулаки. Каждый из них готовился вынести свой приговор. И вот император Август первым опустил большой палец вниз, за ним тоже самое сделали сенаторы из его свиты. И вот уже весь стадион повторил тот же самый жест. Германик в последний раз оглядел трибуны, в последний раз посмотрел в лицо  своему противнику, занесшему над ним меч, и закрыл глаза. Резкая, кратковременная боль оборвала его страдания…

 

 - Ну, как, господин Рихтер, ваши впечатления от путешествия?

 - Вы очень похожи на Литицию.

 - Кто она?

 - Девушка, которую я буду помнить всегда.

Моника усмехнулась и покачала головой.

 - Я хочу вас обрадовать, господин Рихтер, Совет проконсулов решил сделать исключение и пойти вам навстречу. Вы отправитесь в Иудею и побываете Иисусом Христом. Правда, для этого нам придется увеличить мощность генератора в десять раз – Иисус не простой смертный: его душа - более сложная субстанция. Одним словом, вы будете участником нашего первого эксперимента. О вас узнает вся империя. Мы разрекламируем ваше путешествие.

 - Где у вас туалет? У меня болит живот, и плечо что-то ноет. – Марк скорчил гримасу.

 - Это у вас пройдет – вы еще под впечатлением, - с участием ответила Моника.

 - Я прожил жизнь человека, который умер две с половиной тысячи лет назад! Фантастика!

 - Вы погибли вместе с ним, как герой! - девушка с восхищением посмотрела на своего клиента.

 - Должен вам признаться – это было болезненным.

 - Все уже позади  - осталась только память.

 - Наверное, вы правы. Когда я отправлюсь в Иудею? - Марк приложил руку к воспаленному животу.

 - Хоть сейчас.

 - Я готов!

Огромная сфера генератора уже не пугала его. Он просто чувствовал легкое волнение от предстоящего путешествия и немыслимого перевоплощения  в самого Иисуса Христа – Сына Божьего, оставившего яркий свет своей короткой жизнью. Этот свет горел до сих пор и не стал тусклее через две с половиной тысячи лет. Может быть, не стоило столь упорно добиваться этого перевоплощения у компании – хватило бы ему и гладиаторской жизни? Кто знает, чем все это кончится для него?

Марк шел по черным плитам к подъемнику и шептал себе под  нос молитву – одну единственную, которой его научила покойная мать. Ступив на пол подъемника,  он перекрестился и закрыл глаза, а когда их открыл, яркий свет утреннего солнца ослепил его.

Седые старцы сидели на скамьях кругом и не сводили с него глаз.

 - Что скажете, первосвященники, старейшины, и книжники - члены синедриона? - Каиаф встал и поднял руки к небесам. - Виновен Иисус и достоин смерти, или нет?

 - Он похвалялся, что может разрушить Храм Божий и в три дня создать его – это богохульство! Пусть умрет! – выкрикнул один из книжников.

 - Он называл себя Сыном Божьим – смерть ему! – вскочил с места и потряс скрюченным пальцем старейшина.

 - Иисус объявил себя Царем Иудеи – смерть! Смерть ему! – стал грозить кулаком другой старец.

 - Смерть! Смерть Иисусу! – кричали теперь все члены синедриона.

 - Мы приняли сегодня справедливое решение, - Каиаф обвел взглядом присутствующих и направил суровый взор своих помутнённых глаз под нависшими седыми густыми бровями на Иисуса. - Ты, Иисус Назаретянин, повинен во многих грехах, и решением Святейшего синедриона приговариваешься к смерти. Что хочешь сказать ты нам?

Иисус стоял смиренно перед старцами.  Он не испытывал к ним зла  и не держал обиды за несправедливое осуждение. Пророчество сбывалось.

 - Отныне увидите вы меня Сына Человеческого, сидящим по правую руку от Отца моего  на облаках небесных.

Услышав такой ответ, Каиаф  в гневе рванул на себя святое облачение, его глаза засверкали, и готовы были испепелить подсудимого.

 - Он богохульствует здесь,  в этих священных стенах! Вяжите его! - крикнул он слугам, и те, стоявшие во дворе у стен, бросились исполнять приказ первосвященника. Члены синедриона повскакивали со своих мест и бросились к Иисусу. Их бородатые лица выражали гнев и презрение. Каиаф первым плюнул ему в лицо, за ним это сделали и остальные. Слуги стали избивать Назаретянина  и, когда их гнев был выплеснут на него до последней капли, первосвященник, весь покрывшийся потом, громко крикнул:

 - Ведите преступника к Понтию Пилату! Пусть прокуратор вынесет ему свой приговор!

Толпа разъяренных людей гнала связанного Иисуса палками к дворцу наместника императора Рима. Продвигаясь узкими улицами, она росла каждую минуту. Подчиняясь дикому порыву, люди, влившиеся в неё, заражались ненавистью, к человеку, который не делал им зла, скорее наоборот. Сам Иисус ступал босыми, сбитыми в кровь, ногами по тёсаным камням улиц, вдоль которых его гнали люди, ради чьего блага он пришел в этот мир, и молился, взывая к Отцу  своему:

 - Отче мой! Если возможно, да  минует меня чаша сия!

Но Господь был глух к его молитвам.

Понтий Пилат, облаченный в белую тогу с фиолетовой окантовкой, вышел к толпе иудеев, заполнившей площадь перед его дворцом. Величественным движением  руки он поправил лавровый венок на своей голове и сделал незаметный жест центуриону, офицеру своей личной охраны. Солдаты по команде загремели доспехами и щитами, выстроившись в цепочку позади прокуратора. Понтий Пилат с любопытством долго рассматривал человека, объявившего себя Сыном Бога. Он слегка ухмыльнулся и спросил:

 - Так это ты Царь Иудейский?

Иисус поднял глаза на правителя, и тот удивился их ясности и глубине.

 - Это твои слова, наместник Августа.

 - Он называл себя Царем Иудеи – все это знают! – кричали из толпы. - Он преступник!

 - Что скажешь, Иисус? Разве не слышишь, сколько людей свидетельствуют против тебя? - лицо Понтия Пилата казалось добрым в отличие от искаженных гримасами злобы лиц, мелькавших в толпе. Иисус молчал, не отводя глаз от прокуратора.

 - Ну, что ж – молчишь – воля твоя. Я справедливо свершу суд сей. Сегодня праздник Пасхи, - обратился тот к собравшимся, - и я желаю освободить одного узника по этому  случаю. Кому хотите подарить свободу, граждане Иудеи, – злодею Варавве или этому Назаретянину?

Человек, выдающий себя за Сына  Бога, был симпатичен римлянину. Он не видел за  ним такого преступления, которое бы каралось смертью. Он понимал, что эти старцы жаждут крови  Иисуса из зависти, и в глубине души был на его стороне. Но смута в подвластной прокуратору провинции была ему не нужна, и он принял для себя решение подчинится желанию беснующейся толпы.

 - Свободу Варавве! Смерть Иисусу! – первым выкрикнул, стоявший за спиной Назаретянина, первосвященник Каиаф. За ним те же слова выкрикнули и остальные.

Понтий Пилат развел руками.

 - Какую же смерть вы хотите для этого преступника?

Каиаф толкнул связанного Иисуса в спину.

 - Пусть будет распят!

Из дверей дворца выбежала жена наместника Агриппина. Она оттолкнула солдат, преграждавших ей дорогу, и приблизилась к мужу.

 - Спаси, Понтий, этого праведника! Не твори зла! Я видела сегодня его во сне, - прошептала она ему в самое ухо.

Пилат задумался и снова обратился к толпе:

 - Какое же зло он сотворил, что вы так хотите его смерти?

 - Убей его! Смерть Иисусу! – послышалось в ответ.

Наместник повернулся к жене и многозначительно на неё посмотрел, мол, сама суди – эти варвары способны на бунт. И тут он увидел слезы на глазах Агриппины. Понтий Пилат попытался в последний раз защитить Назаретянина. Он приказал солдатам принести кувшин с водой, и те моментально исполнили его волю.

 - Жена, полей мне! – громко выкрикнул прокуратор. - Я умываю руки – невиновен я в крови этого праведника! А вы, иудеи, берите грех на себя сами, если того желаете.

Вперед вышел Каиаф.

 - Пусть будет кровь его на нас и наших детях!

Толпа разразилась криками в поддержку первосвященника.

Лицо Понтия Пилата стало суровым.

 - Отпустить Варавву! – приказал он центуриону.  - А этого преступника, как и подобает по закону, наказать плетьми и распять, - наместник обнял плачущую жену и повел ее во дворец.

               Иисус поднимался на Голгофу. Его тело горело и ныло от многочисленных ударов, которыми его наградили римские солдаты, лицо еще жгли их плевки, а в ушах стоял издевательский смех, когда его облачили в багряницу, будто царя, и унижали. Шипы тернового венка больно впились  в голову и, казалось, проникали в мозг. Лицо Назаретянина выражало только страдание, но никак не гнев и тем более страх перед предстоящей кончиной. Он шептал:

 - Отче мой, если не может миновать меня чаша сия, сделай так, чтобы мне не пить из неё. Да будет воля твоя!

Но не было ответа с Небес. И, когда вскоре гвозди пробили плоть Христа, он закричал. Но в его крике не было ненависти к своим палачам, не было ненависти к народу, что предал его, был только призыв к Богу. Опаленный нестерпимой болью, Иисус знал, что не зря принимает муки – семя добра брошено им, и прорастет! Обязательно прорастет!

 

Марк Рихтер вышел из подъемника и шагнул на черный мрамор плит. Перед ним стояла огромная толпа. Над ней возвышались камеры голо-проекционной связи, через которые его появление транслировалось во все уголки огромной космической империи. Марк стоял и пытался привести свои мысли в порядок под ликующие крики людей. В его сознании переплетались  истории трех жизней – своей собственной и Иисуса, на которые накладывалась память гладиатора по имени Германик. Он помнил родные лица своего отца Иосифа и матери Марии, перед глазами стояли, как живые, его братья. Он помнил яростное сражение с римлянами в Галии и плен, галеры, гладиаторскую школу. Из глубины сознания выплыли образы, милые сердцу до боли,  отца по имени Иоган и доброй нежной матери, которую звали Елена, и которой он лишился ещё будучи подростком. Марк никак не мог осознать, кто он – безжалостный убийца и искусный боец, просто клерк из транспортной межпланетной компании, или Миротворец и Глас Божий на Земле? Наконец, его современное «Я» начало доминировать, что дало возможность понять, где он сейчас находится, и что за место перед ним. Мысли постепенно приходили в порядок, и Марк уже отчетливо осознавал, что эти люди, с восторгом выкрикивающие его имя, такие же, как и он, граждане Великой Звездной Империи, которую раздирают распри и междоусобицы, политические противоречия, и религиозные разногласия. Он смотрел на них и ужасался, что совсем недавно был таким же, как они, жестоким, тщеславным, черствым к страданиям других, обуреваемым жаждой стяжательства. Как мог он жить такой жизнью без Бога в душе?! Марку стало страшно за них, и в то же время он испытывал глубокую любовь к каждому отдельному человеку и ко всему народу, населявшему Империю. Это чувство разрывало его и просилось наружу. Марк поднял вверх руку и сказал:

 - Мир всем вам! Я пришел, чтобы  нести слово Отца нашего, и достучусь до каждого из вас. Творите добро, любите ближнего своего, и благодать Господа снизойдет на ваши головы.

Марк сошел с подъемника и по черным, сверкающим на солнце, плитам направился к толпе. И толпа расступилась перед человеком по имени Марк, побывавшим самим Иисусом Христом, потом сомкнулась, и он утонул в человеческом море. Людская волна отхлынула и двинулась за новоиспеченным Пророком. На площади из черных плит под огромной сверкающей сферой генератора остался только один седовласый старик. Он смотрел печальными глазами на удалявшуюся толпу людей и бурчал себе под нос:

 - Нет Пророка в своем отечестве - мне жаль тебя, мой мальчик!

© Copyright: Владимир Шмельков, 2019

Регистрационный номер №0445700

от 17 апреля 2019

[Скрыть] Регистрационный номер 0445700 выдан для произведения:

Молодая очаровательная девушка оторвала взгляд от компьютера и улыбнулась Марку Рихтеру  обворожительной улыбкой.

 - Рада приветствовать вас в компании «Соул тревеллинг корпорейшн»  и хочу поздравить от лица руководства компании. Вы, господин Рихтер, за двести лет нашей деятельности миллионный клиент.

Марк в удивлении поднял брови.

 - Неужели столько людей уже успело побывать там?

 - Я догадываюсь, что вас привело к нам, господин Рихтер, - жажда экзотики. Вы устали от нашего урбанизированного мира и вас больше уже не удивляют необычными впечатлениями путешествия на другие планеты, вы хотите чего-то такого, что осталось бы ярким  воспоминанием в вашей памяти. Господин Рихтер, вы не решили для себя, куда хотели бы отправиться?

Марк в растерянности пожал плечами.

 - Ну, может быть, Египет, Карфаген, Индия, или Китай? Вот! – девушка подняла вверх указательный палец. - Могу предложить Империю майя. Не желаете?

 - Может быть Иудея? – неуверенно ответил Марк.

 - Иудея? Что там хорошего? Бедная окраина богатой империи, жара, да камни. Давайте я вас отправлю в сам Рим правления Августа, и не куда-нибудь, а на гладиаторскую арену. Вот, это будут впечатления – многотысячная толпа на трибунах, и вы один на один с вооруженным и безжалостным противником! Каково?  Вы примете смерть, как герой.

 - Даже не знаю, - Марк опять пожал плечами. - Может, Иудея?

 - Сдалась она вам! Хотите, я сделаю вас самим императором Августом? Хотите? Или царем Ксерксом? А, может, хотите побывать в теле одной из его многочисленных жён? – девушка лукаво улыбнулась и прищурила глаза.

 - Мне бы в Иудею, - с настойчивым упорством идиота, отказывающегося от прекрасных перспектив, промямлил Марк.

 - Ну, что с вами делать? Иудея, так Иудея. В кого желаете вселиться?

 - В Иисуса.

Девушка метнула взгляд на мужчину, стоящего перед ней.

 - Прежде, чем подняться сюда, вас должны были внизу проконсультировать, в кого по нашим строгим правилам можно вселяться, а в кого нет. Иисус Христос – в этом списке, как и его мать – Дева Мария. Я могу вас сделать царем Иродом или прокуратором Понтием Пилатом.

 - Хочу вселиться в Иисуса.

 - Я уже вам ответила, господин Рихтер, что правила это запрещают.

 - Я знаю, но я миллионный  клиент «Соул тревеллинг корпорейшн» и имею кое-какие преимущества. Разве нет?

Девушка мило улыбнулась.

 - Конечно, имеете. Мы отправил вас бесплатно, куда пожелаете, но нарушить установленные правила не можем.

 - А я хочу побывать Иисусом.

 - Что с вами делать даже не знаю? Сейчас соединюсь с проконсулом президента нашей компании и скажу ему о желании миллионного клиента. Одну минуточку.

Над ее столом появилось голографическое изображение головы седоволосого мужчины.

 - Господин Бауэр, извините, что побеспокоила. Сейчас я работаю с клиентом, его фамилия Рихтер. Он тот самый миллионный клиент нашей компании, который имеет право на бесплатное переселение.

 - В чем дело, Моника? – седоволосая голова нахмурила брови. - Вы отвлекаете меня от важных дел. Отправьте господина Рихтера бесплатно, куда он пожелает. Мы ведь уже обсудили этот вопрос.

 - Но, господин Бауэр, клиент желает отправиться в Иудею.

 - Хоть в ад – какое ваше дело?!

 - Он хочет занять тело Иисуса.

 - Надеюсь, вы объяснили клиенту, что это невозможно?

 - Конечно, господин Бауэр, но он настаивает.

Проконсул наморщился  и стал жевать губами, раздумывая.

 - Какая нелепость! У нас развернута серьезная рекламная компания по всей Империи и неувязки такого рода нанесут ей вред. Моника, я не могу принять в одиночку решение. Необходимо созвать Совет проконсулов. Отправьте господина Рихтера в какое-нибудь другое место и, пока он будет путешествовать, мы что-нибудь придумаем. Пообещайте ему, что мы сделаем всё возможное, - голографическое изображение исчезло.

 - Вы все слышали, господин Рихтер. Исполнить ваше желание будет довольно трудно, но проконсул пообещал, что-нибудь придумать. Так что пока у вас богатый выбор, за исключением того, что вы сделали вначале. Так, как на счет гладиатора? В нашей картотеке много гладиаторских душ, но Германик прожил наиболее яркую жизнь и погиб на арене под стоны многотысячной толпы, так как был любимцем римлян. Хотите побывать Германиком?

Марк глубоко вздохнул и развел руками.

 - Ну, что же – Германиком так Германиком. А в Иисуса меня вселят тоже бесплатно?

Моника сделала заговорческий вид.

 - Если Совет проконсулов примет положительное решение, я думаю, что в Иудею вас, конечно, переправят за счет корпорации.

 - В таком случае я согласен – отправляйте меня в Рим.

Генератор силового поля представлял собой гигантский, сверкающий полированным металлом, шар, установленный на мощном треножнике. Черные, мраморные плиты площадки, посередине которой громоздилось это чудо техники, приносящее немалые доходы владельцам корпорации по переселению душ, сверкали на солнце, и по задумке дизайнера контрастировали со сферой, как день и ночь.  Путешественник, отправляющийся в чудесный вояж, пройдя путь по черным плитам до подъёмника, что перенесет его в таинственные недра генератора, связанного с тонкими астральными субстанциями, должен был прочувствовать торжественность момента перехода в другой мир, и резкий контраст цветов помогал это делать. Марк Рихтер прошел этот путь с трепетом, не отрывая завороженного взгляда от сверкающего шара. Когда же через стеклянные стенки подъёмника он увидел, как удаляются от него черные мраморные плиты, его охватил суеверный страх. Но было уже поздно.

Первое, что дошло до его сознания, был рев многотысячной толпы. Германик огляделся и заморгал глазами. Что с ним только что случилось? Какой-то провал. Неужели бурная ночь, проведенная с лучшей рабыней гладиаторской школы по имени Литиция, дала  о себе знать? Но мимолетное затмение сознания быстро прошло, и Германик успокоился. Под звуки фанфар, грохот барабанов, и гром рукоплесканий, одетый в роскошные доспехи, вместе с другими гладиаторами он выходил на арену через главный портал. Возглавлял торжественное шествие устроитель игр, которого несли в паланкине слуги, за ним шли участники, оружие и снаряжение которых держали в руках, идущие следом рабы. Сделав один круг по арене, торжественное шествие завершилось. Глашатай, вышедший на середину, громко объявил: «Арена свободна!». Состязания начались. Пару часов до своего выхода Германик, как и остальные гладиаторы, мог отдохнуть – зрители будут это время довольствоваться боями лузориев  и пегниариев, которые станут сражаться деревянными мечами, тупым оружием, бичём, и палкой. И  только после предварительных выступлений   низкие звуки труб возвестят жаждущей крови публике о начале главного аттракциона – боев не на жизнь, а на смерть. Германик много раз выступал на арене, но всё равно каждый раз чувствовал трепет перед началом игр. Торжественность момента усугубляло волнение,  и как он не старался, не мог его побороть. До этого дня боги были   к нему благосклонны, ведь он почитал их, и всегда приносил жертвы со своего скудного стола. Вот только сегодня он забыл это сделать, находясь под впечатлением от божественного тела Литиции. И это упущение его волновало. В программе боев против него выставлялся самнит, имени которого он не знал. Более  того, Германик видел его только мельком, когда бойца привезли из Помпей, где он был, по словам тренера, лучшим в гладиаторской школе. Поговаривали, что сам Август  заключил пари с кем-то из сенаторов и поставил на этого гладиатора, а император знал, что делает. Неужели появился кто-то из бойцов, способных победить его, непобедимого Германика?

Он лежал на каменной скамье, покрытой соломой, смотрел в потолок, и вспоминал все свои бои. Сколько их было? Кто скажет? Сам он давно сбился со счета. А сколько крови пролил его меч? Неужели тот самнит сильнее и сегодня прольется кровь его, Германика? От мыслей гладиатора отвлек голос тренера по имени Тит, к которому все обращались только по прозвищу «Хром» из-за огненно рыжего цвета его волос.

 - Германик - на арену! Пусти, сынок, кровь этому помпейскому выскочке – ведь мне удалось тебя кое-чему научить за годы, что ты здесь. Я молился Юпитеру за твою победу. Иди!

Появление Германика на арене было встречено зрителями стоя. Толпа ликовала, повторяя его имя. В центральной ложе сидел сам император со своей свитой. Их взгляды встретились и Октавиан Август помахал гладиатору рукой. Следующим на арену вышел второй  боец - самнит. Его снаряжение было настолько красочным, что в  шутку этих гладиаторов называли райскими птичками. Его голову прикрывал, начищенный до сверкающего блеска, открытый шлем с нащечниками, украшенный султаной из ярких перьев. Грудь бойца защищали латы, рука в панцирной перчатке сжимала короткий  прямой меч, а на ногах были закреплены поножи. Большой овальный щит завершал вооружение самнита. Германик оценивающим взглядом осмотрел своего противника. Это был крепкий молодой мужчина со смуглой кожей. Его глаза блестели, как у хищного зверя, и лицо не выражало беспокойства. Наоборот, его рот растянулся в зловещей улыбке, и всем своим видом он пытался показать превосходство. Вооружение самого Германика, как и у всех фракийцев, выглядело не столь ярким – у него был простой шлем с нащечниками, поножи, маленький круглый щит, и короткий кривой меч. Они были на равных, и каждый в совершенстве владел своим оружием. Прозвучали фанфары, и арбитр дал знак рукой, возвещающий о начале боя. Самнит бросился вперед, и удары его меча посыпались один за другим. Германик искусно уклонялся от них, защищаясь своим маленьким щитом. Он берег силы, и прыть  этого молодца его веселила. Иногда ловкий ответный выпад заставлял самнита отскочить назад, при  этом тот корчил страшные гримасы и рычал, как  зверь. Такое поведение могло устрашить новичков, но не его – ветерана арены. Германик выждал момент, когда противник потратит слишком много времени на взмах мечом, и нанес удар. Кривой клинок проткнул бы грудь самнита, но тот изогнулся, как змея, и сталь только порвала кожу на его ребрах. При виде крови трибуны взревели, и разразился гром рукоплесканий. Самнит не повел даже бровью, казалось, он не почувствовал  боли. И, когда кровяное пятно на боку противника очередной раз отвлекло внимание самого Германика, короткий прямой меч воткнулся в его плечо. Трибуны опять взревели, а император встал со своего места и захлопал в ладоши. Это заметил самнит, и его атаки возобновились с удвоенной яростью. Рана в плече Германика была глубокой. Кровь стекала по крепкой груди и капала на песок арены. Держать щит было уже тяжело, и гладиатор понимал, что долго так не продержится – нужно было решить исход поединка в ближайшие минуты. Но то же самое понимал самнит. Он видел, что его противник истекает кровью и теряет силы. Это его воодушевило, но сделало менее внимательным. Он совершил непростительную ошибку - занес щит слишком высоко над головой, и кривой меч фракийца нанес удар в его бедро. Но вместо того чтобы припасть на раненую ногу, самнит оттолкнулся от земли здоровой, и в прыжке  воткнул меч Германику в живот. Оружие выпало из рук фракийца, и он рухнул на колени. Облитый кровью, сочащейся из ран, победитель уже занес меч, чтобы поставить последнюю точку в поединке, как длинная палка арбитра удержала его руку. Трибуны возмущенно свистели, слышались оскорбительные выкрики в адрес поверженного гладиатора, а сам он, страдая от страшной боли, смиренно ждал приговора зрителей. В этот момент он проклинал красавицу Литицию, из-за которой не принес сегодня жертву богам, он проклинал свистящую толпу, которая час назад ему рукоплескала. Арбитр ждал приговора трибун. Зрители встали со своих мест и вытянули вперед руки с ладонями сжатыми в кулаки. Каждый из них готовился вынести свой приговор. И вот император Август первым опустил большой палец вниз, за ним тоже самое сделали сенаторы из его свиты. И вот уже весь стадион повторил тот же самый жест. Германик в последний раз оглядел трибуны, в последний раз посмотрел в лицо  своему противнику, занесшему над ним меч, и закрыл глаза. Резкая, кратковременная боль оборвала его страдания…

 

 - Ну, как, господин Рихтер, ваши впечатления от путешествия?

 - Вы очень похожи на Литицию.

 - Кто она?

 - Девушка, которую я буду помнить всегда.

Моника усмехнулась и покачала головой.

 - Я хочу вас обрадовать, господин Рихтер, Совет проконсулов решил сделать исключение и пойти вам навстречу. Вы отправитесь в Иудею и побываете Иисусом Христом. Правда, для этого нам придется увеличить мощность генератора в десять раз – Иисус не простой смертный: его душа - более сложная субстанция. Одним словом, вы будете участником нашего первого эксперимента. О вас узнает вся империя. Мы разрекламируем ваше путешествие.

 - Где у вас туалет? У меня болит живот, и плечо что-то ноет. – Марк скорчил гримасу.

 - Это у вас пройдет – вы еще под впечатлением, - с участием ответила Моника.

 - Я прожил жизнь человека, который умер две с половиной тысячи лет назад! Фантастика!

 - Вы погибли вместе с ним, как герой! - девушка с восхищением посмотрела на своего клиента.

 - Должен вам признаться – это было болезненным.

 - Все уже позади  - осталась только память.

 - Наверное, вы правы. Когда я отправлюсь в Иудею? - Марк приложил руку к воспаленному животу.

 - Хоть сейчас.

 - Я готов!

Огромная сфера генератора уже не пугала его. Он просто чувствовал легкое волнение от предстоящего путешествия и немыслимого перевоплощения  в самого Иисуса Христа – Сына Божьего, оставившего яркий свет своей короткой жизнью. Этот свет горел до сих пор и не стал тусклее через две с половиной тысячи лет. Может быть, не стоило столь упорно добиваться этого перевоплощения у компании – хватило бы ему и гладиаторской жизни? Кто знает, чем все это кончится для него?

Марк шел по черным плитам к подъемнику и шептал себе под  нос молитву – одну единственную, которой его научила покойная мать. Ступив на пол подъемника,  он перекрестился и закрыл глаза, а когда их открыл, яркий свет утреннего солнца ослепил его.

Седые старцы сидели на скамьях кругом и не сводили с него глаз.

 - Что скажете, первосвященники, старейшины, и книжники - члены синедриона? - Каиаф встал и поднял руки к небесам. - Виновен Иисус и достоин смерти, или нет?

 - Он похвалялся, что может разрушить Храм Божий и в три дня создать его – это богохульство! Пусть умрет! – выкрикнул один из книжников.

 - Он называл себя Сыном Божьим – смерть ему! – вскочил с места и потряс скрюченным пальцем старейшина.

 - Иисус объявил себя Царем Иудеи – смерть! Смерть ему! – стал грозить кулаком другой старец.

 - Смерть! Смерть Иисусу! – кричали теперь все члены синедриона.

 - Мы приняли сегодня справедливое решение, - Каиаф обвел взглядом присутствующих и направил суровый взор своих помутнённых глаз под нависшими седыми густыми бровями на Иисуса. - Ты, Иисус Назаретянин, повинен во многих грехах, и решением Святейшего синедриона приговариваешься к смерти. Что хочешь сказать ты нам?

Иисус стоял смиренно перед старцами.  Он не испытывал к ним зла  и не держал обиды за несправедливое осуждение. Пророчество сбывалось.

 - Отныне увидите вы меня Сына Человеческого, сидящим по правую руку от Отца моего  на облаках небесных.

Услышав такой ответ, Каиаф  в гневе рванул на себя святое облачение, его глаза засверкали, и готовы были испепелить подсудимого.

 - Он богохульствует здесь,  в этих священных стенах! Вяжите его! - крикнул он слугам, и те, стоявшие во дворе у стен, бросились исполнять приказ первосвященника. Члены синедриона повскакивали со своих мест и бросились к Иисусу. Их бородатые лица выражали гнев и презрение. Каиаф первым плюнул ему в лицо, за ним это сделали и остальные. Слуги стали избивать Назаретянина  и, когда их гнев был выплеснут на него до последней капли, первосвященник, весь покрывшийся потом, громко крикнул:

 - Ведите преступника к Понтию Пилату! Пусть прокуратор вынесет ему свой приговор!

Толпа разъяренных людей гнала связанного Иисуса палками к дворцу наместника императора Рима. Продвигаясь узкими улицами, она росла каждую минуту. Подчиняясь дикому порыву, люди, влившиеся в неё, заражались ненавистью, к человеку, который не делал им зла, скорее наоборот. Сам Иисус ступал босыми, сбитыми в кровь, ногами по тёсаным камням улиц, вдоль которых его гнали люди, ради чьего блага он пришел в этот мир, и молился, взывая к Отцу  своему:

 - Отче мой! Если возможно, да  минует меня чаша сия!

Но Господь был глух к его молитвам.

Понтий Пилат, облаченный в белую тогу с фиолетовой окантовкой, вышел к толпе иудеев, заполнившей площадь перед его дворцом. Величественным движением  руки он поправил лавровый венок на своей голове и сделал незаметный жест центуриону, офицеру своей личной охраны. Солдаты по команде загремели доспехами и щитами, выстроившись в цепочку позади прокуратора. Понтий Пилат с любопытством долго рассматривал человека, объявившего себя Сыном Бога. Он слегка ухмыльнулся и спросил:

 - Так это ты Царь Иудейский?

Иисус поднял глаза на правителя, и тот удивился их ясности и глубине.

 - Это твои слова, наместник Августа.

 - Он называл себя Царем Иудеи – все это знают! – кричали из толпы. - Он преступник!

 - Что скажешь, Иисус? Разве не слышишь, сколько людей свидетельствуют против тебя? - лицо Понтия Пилата казалось добрым в отличие от искаженных гримасами злобы лиц, мелькавших в толпе. Иисус молчал, не отводя глаз от прокуратора.

 - Ну, что ж – молчишь – воля твоя. Я справедливо свершу суд сей. Сегодня праздник Пасхи, - обратился тот к собравшимся, - и я желаю освободить одного узника по этому  случаю. Кому хотите подарить свободу, граждане Иудеи, – злодею Варавве или этому Назаретянину?

Человек, выдающий себя за Сына  Бога, был симпатичен римлянину. Он не видел за  ним такого преступления, которое бы каралось смертью. Он понимал, что эти старцы жаждут крови  Иисуса из зависти, и в глубине души был на его стороне. Но смута в подвластной прокуратору провинции была ему не нужна, и он принял для себя решение подчинится желанию беснующейся толпы.

 - Свободу Варавве! Смерть Иисусу! – первым выкрикнул, стоявший за спиной Назаретянина, первосвященник Каиаф. За ним те же слова выкрикнули и остальные.

Понтий Пилат развел руками.

 - Какую же смерть вы хотите для этого преступника?

Каиаф толкнул связанного Иисуса в спину.

 - Пусть будет распят!

Из дверей дворца выбежала жена наместника Агриппина. Она оттолкнула солдат, преграждавших ей дорогу, и приблизилась к мужу.

 - Спаси, Понтий, этого праведника! Не твори зла! Я видела сегодня его во сне, - прошептала она ему в самое ухо.

Пилат задумался и снова обратился к толпе:

 - Какое же зло он сотворил, что вы так хотите его смерти?

 - Убей его! Смерть Иисусу! – послышалось в ответ.

Наместник повернулся к жене и многозначительно на неё посмотрел, мол, сама суди – эти варвары способны на бунт. И тут он увидел слезы на глазах Агриппины. Понтий Пилат попытался в последний раз защитить Назаретянина. Он приказал солдатам принести кувшин с водой, и те моментально исполнили его волю.

 - Жена, полей мне! – громко выкрикнул прокуратор. - Я умываю руки – невиновен я в крови этого праведника! А вы, иудеи, берите грех на себя сами, если того желаете.

Вперед вышел Каиаф.

 - Пусть будет кровь его на нас и наших детях!

Толпа разразилась криками в поддержку первосвященника.

Лицо Понтия Пилата стало суровым.

 - Отпустить Варавву! – приказал он центуриону.  - А этого преступника, как и подобает по закону, наказать плетьми и распять, - наместник обнял плачущую жену и повел ее во дворец.

               Иисус поднимался на Голгофу. Его тело горело и ныло от многочисленных ударов, которыми его наградили римские солдаты, лицо еще жгли их плевки, а в ушах стоял издевательский смех, когда его облачили в багряницу, будто царя, и унижали. Шипы тернового венка больно впились  в голову и, казалось, проникали в мозг. Лицо Назаретянина выражало только страдание, но никак не гнев и тем более страх перед предстоящей кончиной. Он шептал:

 - Отче мой, если не может миновать меня чаша сия, сделай так, чтобы мне не пить из неё. Да будет воля твоя!

Но не было ответа с Небес. И, когда вскоре гвозди пробили плоть Христа, он закричал. Но в его крике не было ненависти к своим палачам, не было ненависти к народу, что предал его, был только призыв к Богу. Опаленный нестерпимой болью, Иисус знал, что не зря принимает муки – семя добра брошено им, и прорастет! Обязательно прорастет!

 

Марк Рихтер вышел из подъемника и шагнул на черный мрамор плит. Перед ним стояла огромная толпа. Над ней возвышались камеры голо-проекционной связи, через которые его появление транслировалось во все уголки огромной космической империи. Марк стоял и пытался привести свои мысли в порядок под ликующие крики людей. В его сознании переплетались  истории трех жизней – своей собственной и Иисуса, на которые накладывалась память гладиатора по имени Германик. Он помнил родные лица своего отца Иосифа и матери Марии, перед глазами стояли, как живые, его братья. Он помнил яростное сражение с римлянами в Галии и плен, галеры, гладиаторскую школу. Из глубины сознания выплыли образы, милые сердцу до боли,  отца по имени Иоган и доброй нежной матери, которую звали Елена, и которой он лишился ещё будучи подростком. Марк никак не мог осознать, кто он – безжалостный убийца и искусный боец, просто клерк из транспортной межпланетной компании, или Миротворец и Глас Божий на Земле? Наконец, его современное «Я» начало доминировать, что дало возможность понять, где он сейчас находится, и что за место перед ним. Мысли постепенно приходили в порядок, и Марк уже отчетливо осознавал, что эти люди, с восторгом выкрикивающие его имя, такие же, как и он, граждане Великой Звездной Империи, которую раздирают распри и междоусобицы, политические противоречия, и религиозные разногласия. Он смотрел на них и ужасался, что совсем недавно был таким же, как они, жестоким, тщеславным, черствым к страданиям других, обуреваемым жаждой стяжательства. Как мог он жить такой жизнью без Бога в душе?! Марку стало страшно за них, и в то же время он испытывал глубокую любовь к каждому отдельному человеку и ко всему народу, населявшему Империю. Это чувство разрывало его и просилось наружу. Марк поднял вверх руку и сказал:

 - Мир всем вам! Я пришел, чтобы  нести слово Отца нашего, и достучусь до каждого из вас. Творите добро, любите ближнего своего, и благодать Господа снизойдет на ваши головы.

Марк сошел с подъемника и по черным, сверкающим на солнце, плитам направился к толпе. И толпа расступилась перед человеком по имени Марк, побывавшим самим Иисусом Христом, потом сомкнулась, и он утонул в человеческом море. Людская волна отхлынула и двинулась за новоиспеченным Пророком. На площади из черных плит под огромной сверкающей сферой генератора остался только один седовласый старик. Он смотрел печальными глазами на удалявшуюся толпу людей и бурчал себе под нос:

 - Нет Пророка в своем отечестве - мне жаль тебя, мой мальчик!

 

Внук и его дед

Чертовщина