БЫВАЕТ

11 февраля 2014 - Gor Vek

Сказал он мне - приходи, и я иду.
Свихнулся парень, точно свихнулся.
Год назад жену из дома выгнал. Шум стоял во весь двор. Почему, спрашиваю? Ни твое дело, говорит, не вмешивайся. Жена - само золотце. Взял да выгнал. Куда хочешь, иди, не мое дело, сказал и хлопнул дверью. Бедная девочка. Годовалый пацан на руках, стояла вся слезах и не знала что делать. Ну, в чем причина, спрашиваю? Не твое дело, говорит, она здесь не будет жить и точка.
Потом два месяца из дома не выходил. Ровно два месяца. Какая-то девочка каждое утро носила для него еду и через форточку закрытых окон передавала. Кто она, эта девочка, – спрашиваю? Не твое дело, – говорит, – никакой девочки нет, – и меняет тему.
Меня в одиночестве бросил в комнате, а сам закрылся на кухне. Час, два... Не выходит. Что ты там делаешь так долго, – спрашиваю? Кофе готовлю, говорит. Я уже хотел уйти, но он крикнул из кухни – не уходи! В его голосе была тревога, и я остался. А что мне оставалось делать?

Начало темнеть и единственная фотография, прибитая гвоздем к стенке, впитывала в себя вечерние сумерки и тихонько окунулась в небытие. Я протянул руку к выключателю, чтоб включить свет, но его голос из кухни остановил меня. "Свет не включай, я скоро”.
И чтоб я еще раз дал себя так одурачить. И чтоб я еще раз пришел к нему, – думал я тогда. А ведь он был нормальным человеком. Более того, он был умным человеком. Слишком умным. Он знал все тонкости правильной организации дела, и его уважали. Бо-лее реального человека трудно было представить. Он нюхом чувствовал время, и это время всегда работало на него. Как муравьи понимали они друг друга - он и время. А что теперь? Посадил меня в своей комнате, а сам закрылся на кухне, да еще запрещает мне включить свет. Кофе готовит. Разве можно десять часов подряд кофе готовить?
После скандальной историей с женой он, конечно, немножко подмочил свою репутацию, но дело оставалось делом, и кто мог предположить, что он откажется и от дела. От своего дела. И это в то время, когда все уже было сделано. Казалось бы, только сядь и собирай. Так нет, поднял шум, целый скандал, взаимные оскорбления, позорище. Понят-но, что после такого люди отвернулись от него. А что им оставалось делать? Сумасшедший, свихнулся, говорили и таким образом все вопросы были закрыты. А он на два месяца закрылся дома. Говорят, какая-то девочка ему носила еду и через форточку передавала. Кто она была, так никто и не узнал. И он не говорит. Не твое дело, никакой девочки не было. Ну, раз не мое дело, отпусти меня, пойду себе домой, или веди себя по-человечески. А то, позвал меня в гости, а сам закрылся на кухне. Кофе готовлю мол. Да еще запрещает свет включить.
Если часы мерились бы тысячами, то я мог предположить, что время именно тысяч-ное, и если бы у меня в голове была бы хоть капля ума, я бы сейчас спокойно лежал у себя в постели. Потому что в тысячном часу я всегда лежу в постели и вижу самые пре-красные сны. Хоть убей, – думал я тогда, – больше к тебе домой ни нагой. Ну, а самого охватывал ужас. Потому что я был уверен, что так долго, да еще в темноте кофе не гото-вят. А он твердит, что именно кофе готовит. Свихнулся, точно свихнулся, и это ужасно.
Во дворе кошки начали плакать как новорожденные дети. Мучительно плакать. Я до сих пор слышу их плач, и до сих пор боюсь новорожденных детей. Они не из этого мира. Они слишком другие, чтобы быть из этого мира. Из какого мира они?
А кошки плакали. Я сидел в полной темноте и слышал этот невыносимый плач. Мне, конечно, приходило в голову, встать и сбежать из этой комнаты, но я боялся упасть из кресла, потому что оно поднималось вверх. Во всяком случае, моя голова упиралась в потолок. А кошки плакали как младенцы, жалостно, жутко жалостно. Я до сих пор боюсь кошек. Я не верю, когда они нежно мяукают. И женщинам не верю. Они тоже не такие, как я их представлял. Они сильные и грубые. Они удивительно сильные. Ужасно сильные и их сила вовсе не в их красоте. Это более глубокая и основательная сила. Я это знаю, по-тому что в эту ночь я видел их. Две женщины, и я видел их, хоть и сидел в темноте. Это были матери. Мне сначала показалось, что это их дети плачут так жалостно, но это было не так. Они были просто матери, и я видел их. Они искали своих детей, и мне стало жутко, потому что не могли найти. Они были бессмертными, но детей искали среди живых и не находили. А кошачий вой все усиливался.
С этого дня я боюсь девочек. Они когда-нибудь станут матерями.
Ну и дурак ты, – думал я о себе, крепко цепляясь за кресло, которое начало качаться и делало круги по комнате. Во всяком случае, люстра то стукала меня по затылку, то по левому уху, то прямо в лоб.

... Кошачий вой резко прекратился. Это я помню хорошо. Все одновременно умолкли. Я подумал еще, (не знаю, почему, но именно так подумал) что сын приютил бродячую мать. Чей сын и чью мать, не знаю, но я именно так подумал, потому что ночь вдруг успокоилась, и я успокоился. А когда свет включился и появился, наконец, он с маленьким подносом c двумя чашками кофе, я недовольно буркнул, потому что к этому времени ус-пел заснуть. Потом мы пили кофе, направляя свои взоры к единственной фотографии, прибитой гвоздем к стене, которая, наполненная светом, возвращалась из небытия.
– Слушай, — говорил я ему, с удовольствием потягивая кофе, — можно ли десять часов подряд две чашки кофе готовить?
– А почему нельзя? — отвечал он, не отрывая глаза от фотографии.
Нет. Сойдутся они, обязательно сойдутся. Жена- прямо золотце, ребенок - пучок света.
А потом еще думал, действительно, что тут странного. Если каждодневную жизнь нашего люда можно считать нормальной, то приготовление двух чашек кофе за десять часов, почему должно казаться странным?

Поэтому, когда он сегодня позвонил мне и сказал, приходи, - я иду.

Регистрационный номер №0189549

от 11 февраля 2014

[Скрыть] Регистрационный номер 0189549 выдан для произведения: Сказал он мне - приходи, и я иду.
Свихнулся парень, точно свихнулся.
Год назад жену из дома выгнал. Шум стоял во весь двор. Почему, спрашиваю? Ни твое дело, говорит, не вмешивайся. Жена - само золотце. Взял да выгнал. Куда хочешь, иди, не мое дело, сказал и хлопнул дверью. Бедная девочка. Годовалый пацан на руках, стояла вся слезах и не знала что делать. Ну, в чем причина, спрашиваю? Не твое дело, говорит, она здесь не будет жить и точка.
Потом два месяца из дома не выходил. Ровно два месяца. Какая-то девочка каждое утро носила для него еду и через форточку закрытых окон передавала. Кто она, эта девочка, – спрашиваю? Не твое дело, – говорит, – никакой девочки нет, – и меняет тему.
Меня в одиночестве бросил в комнате, а сам закрылся на кухне. Час, два... Не выходит. Что ты там делаешь так долго, – спрашиваю? Кофе готовлю, говорит. Я уже хотел уйти, но он крикнул из кухни – не уходи! В его голосе была тревога, и я остался. А что мне оставалось делать?

Начало темнеть и единственная фотография, прибитая гвоздем к стенке, впитывала в себя вечерние сумерки и тихонько окунулась в небытие. Я протянул руку к выключателю, чтоб включить свет, но его голос из кухни остановил меня. "Свет не включай, я скоро”.
И чтоб я еще раз дал себя так одурачить. И чтоб я еще раз пришел к нему, – думал я тогда. А ведь он был нормальным человеком. Более того, он был умным человеком. Слишком умным. Он знал все тонкости правильной организации дела, и его уважали. Бо-лее реального человека трудно было представить. Он нюхом чувствовал время, и это время всегда работало на него. Как муравьи понимали они друг друга - он и время. А что теперь? Посадил меня в своей комнате, а сам закрылся на кухне, да еще запрещает мне включить свет. Кофе готовит. Разве можно десять часов подряд кофе готовить?
После скандальной историей с женой он, конечно, немножко подмочил свою репутацию, но дело оставалось делом, и кто мог предположить, что он откажется и от дела. От своего дела. И это в то время, когда все уже было сделано. Казалось бы, только сядь и собирай. Так нет, поднял шум, целый скандал, взаимные оскорбления, позорище. Понят-но, что после такого люди отвернулись от него. А что им оставалось делать? Сумасшедший, свихнулся, говорили и таким образом все вопросы были закрыты. А он на два месяца закрылся дома. Говорят, какая-то девочка ему носила еду и через форточку передавала. Кто она была, так никто и не узнал. И он не говорит. Не твое дело, никакой девочки не было. Ну, раз не мое дело, отпусти меня, пойду себе домой, или веди себя по-человечески. А то, позвал меня в гости, а сам закрылся на кухне. Кофе готовлю мол. Да еще запрещает свет включить.
Если часы мерились бы тысячами, то я мог предположить, что время именно тысяч-ное, и если бы у меня в голове была бы хоть капля ума, я бы сейчас спокойно лежал у себя в постели. Потому что в тысячном часу я всегда лежу в постели и вижу самые пре-красные сны. Хоть убей, – думал я тогда, – больше к тебе домой ни нагой. Ну, а самого охватывал ужас. Потому что я был уверен, что так долго, да еще в темноте кофе не гото-вят. А он твердит, что именно кофе готовит. Свихнулся, точно свихнулся, и это ужасно.
Во дворе кошки начали плакать как новорожденные дети. Мучительно плакать. Я до сих пор слышу их плач, и до сих пор боюсь новорожденных детей. Они не из этого мира. Они слишком другие, чтобы быть из этого мира. Из какого мира они?
А кошки плакали. Я сидел в полной темноте и слышал этот невыносимый плач. Мне, конечно, приходило в голову, встать и сбежать из этой комнаты, но я боялся упасть из кресла, потому что оно поднималось вверх. Во всяком случае, моя голова упиралась в потолок. А кошки плакали как младенцы, жалостно, жутко жалостно. Я до сих пор боюсь кошек. Я не верю, когда они нежно мяукают. И женщинам не верю. Они тоже не такие, как я их представлял. Они сильные и грубые. Они удивительно сильные. Ужасно сильные и их сила вовсе не в их красоте. Это более глубокая и основательная сила. Я это знаю, по-тому что в эту ночь я видел их. Две женщины, и я видел их, хоть и сидел в темноте. Это были матери. Мне сначала показалось, что это их дети плачут так жалостно, но это было не так. Они были просто матери, и я видел их. Они искали своих детей, и мне стало жутко, потому что не могли найти. Они были бессмертными, но детей искали среди живых и не находили. А кошачий вой все усиливался.
С этого дня я боюсь девочек. Они когда-нибудь станут матерями.
Ну и дурак ты, – думал я о себе, крепко цепляясь за кресло, которое начало качаться и делало круги по комнате. Во всяком случае, люстра то стукала меня по затылку, то по левому уху, то прямо в лоб.

... Кошачий вой резко прекратился. Это я помню хорошо. Все одновременно умолкли. Я подумал еще, (не знаю, почему, но именно так подумал) что сын приютил бродячую мать. Чей сын и чью мать, не знаю, но я именно так подумал, потому что ночь вдруг успокоилась, и я успокоился. А когда свет включился и появился, наконец, он с маленьким подносом c двумя чашками кофе, я недовольно буркнул, потому что к этому времени ус-пел заснуть. Потом мы пили кофе, направляя свои взоры к единственной фотографии, прибитой гвоздем к стене, которая, наполненная светом, возвращалась из небытия.
– Слушай, — говорил я ему, с удовольствием потягивая кофе, — можно ли десять часов подряд две чашки кофе готовить?
– А почему нельзя? — отвечал он, не отрывая глаза от фотографии.
Нет. Сойдутся они, обязательно сойдутся. Жена- прямо золотце, ребенок - пучок света.
А потом еще думал, действительно, что тут странного. Если каждодневную жизнь нашего люда можно считать нормальной, то приготовление двух чашек кофе за десять часов, почему должно казаться странным?

Поэтому, когда он сегодня позвонил мне и сказал, приходи, - я иду.

СОН

ВТОРОЙ РАЗ ПОВЕЗЕТ

Рейтинг: 0 266 просмотров

Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!