Без покоя

– Ну выловили и выловили, чего трагедию устраивать? – Агата не понимала. Впрочем, Себастьян, уже успевший узнать её изворотливость, предполагал, что она прекрасно понимает, только делает вид в надежде на то, что Квинт сейчас махнёт рукой и скажет:
– Так-то да, чего это я? Посидите, ребята, в тепле!
            На памяти Себастьяна такого не случилось ещё ни разу, и Квинт выгонял их на проверки то в дождливые края, то в горы, то к непроходимым лесам, но никогда не махнул рукой и не предложил забыть.
            Может быть, что-то такое было на памяти самой Агаты или Томаша? Они всё же работали в Инспекции, именно в полевых условиях её, куда дольше? Или это была та безнадёжная вера, которая и обречённого тащит к палачу с последним словом?
– Перепились, упали, или купаться пошли и спутались в воде, – поддержал Томаш. Он всегда поддерживал Агату перед начальством, как и полагается брату, но Себастьян знал, что в настоящем деле у них хоть и слаженность, а как найдёт коса на камень…
– Перепились, и дело с концом! – Себастьян тоже решил не оставаться в стороне. Странно дело! в былые времена он рвался из Канцелярии в полевые работы, думал, что будет по-настоящему остро и страстно жить! А оказалось?
            А оказалось, что никакой романтики в грязных лужах нет, и в вечных дорогах тоже, и в грубой пище, да и вообще во всей этой работе, что оказалась какой-то пресной и лживой. Они находили следы оборотня и не сообщали о них, потому что Агата резонно интересовалась:
– А кто, скажи на милость, с ним бороться будет? Этот враг нам не по силу. Пиши что не было никого.
            Или видели небывалое, незнакомое и в методички не вписанных существ и снова то же:
– Не пишем, не было. Иначе будем мёрзнуть в этих горах до второго схода и изучать их. Оно нам надо? Не надо, правильно.
            И что-то изменилось в самом Себастьяне. Он стал проще относиться к жизни, легче сочинять отчёты и научился закрывать глаза на то, что казалось очевидным и неприглядным, но не должно было попасть на глаза Городу. а то у Города разговор короткий: выявили? Уничтожайте или изучайте. За счёт каких ресурсов? Это ваша задача.
            Так что оставались на своём, хитрили, и отбиваться всякий раз от новых поездок пытались.
– А следы укусов на плече? – Квинт был готов к обороне. Как человек он, конечно, инспекторам сочувствовал. Работа собачья, если разобраться: в любую погоду, в неведомые дали на встречу с силой, которая, быть может, ещё страшнее, чем сказали о ней.
            Но он должен был быть не только человеком, но и начальником. Город дал ему поручение и Квинт держался за него и от того должен был лавировать между живой Инспекцией и стенами Города…
– Рыбы! – не моргнув глазом нашлась Агата.
– Ударились! – в тон, и одновременно с нею выпалил Томаш.
– Подрались накануне! – Себастьяна не удержало от этой участи тоже, и он пытался найти ответ, хотел извернуться от очередной поездки в неувлекательное место. Что может быть хорошего в деревушке, где она затхлая речка и всего три десятка человек осталось? Молодёжь в ближние станицы подалась, да деревеньки покрупнее, а то и в города. Оставались робкие, да дому преданные из молодёжи, а таких мало, ну и старики…
            Да ещё и беспутные оставались тоже. Вот и всё. чего с ними делать? Какой вурдалак и какая мавка на такое место позарятся? Вурдалак пойдёт туда, где скот есть, или где молодняк, на худой конец, из людских детенышей подрастает. И мавка в гнилой речушке обить не будет. Про оборотня или стрыгу и говорить не надо – те вообще пожрать не дураки, на костях и костяном бульоне тянуть не будут.
– Укусы в плечо у всех троих, – напомнил Квинт. У него было странное ощущение, что его пытаются высмеять, но он не поддавался на провокацию такого рода.
– Перекусали друг друга. На спор! – предположил Томаш с серьёзным видом.
            Агата же не стала отзываться. Вместо этого она склонилась над столом, где покоилась рука неподозревающего ничего дурного Себастьяна и…
            Себастьян выругался, но больше от испуга, чем от её лёгкого прикуса, Агата нарочито громко клацнула зубами, распрямляясь, а Томаш обрадовался:
– Вот! Вот! А вы говорите нечистая сила!
            Квинт подавил тяжёлый вздох. Он понимал их, честно понимал и сочувствовал. Но почему они не хотели понять его? почему не приходили к единственной и самой простой мысли, что взаимная работа и помощь друг другу, лишённая всех этих попыток отбиться от неизбежного и высмеивания, будет куда полезнее для всех?
– Это были острые зубы, неровные, но острые, – Квинт совладал с собой, – ряд острющих зубов.
– Пилить не буду! – сразу предупредила Агата, хотя это и не было поводом для шутки.
– Не мне вам рассказывать, что это значит, – Квинт проигнорировал и взглянул на Себастьяна, всё ещё потиравшего пострадавшее запястье. – Проверьте, есть ли там русалка или мавка. Неупокоенный дух воды.
– Река-то гнилая, – Томаш стал мрачным. – Кто из этих тварей живёт в гнилье?
– Проверьте, – настаивал Квинт, – и доложите. Сроку вам – два дня.
– Да туда только половину добираться! – обозлилась Агата, поняв, что в очередной раз Квинт не стал их слушать и всё равно настаивал на своём.
– Тогда поспешите, – улыбнулся он. Они не хотели его понять, и он сейчас был вправе ответить тем же. Город, в лице своих управителей, не знавших полевых работ, давал срок от суток до недели, никогда не давал он больше. И Квинт назначил два дня сейчас сам. конечно, если они не успеют, он их прикроет, но хоть чем-то шугануть их было нужно. Чего препираться? К чему тратить время? Всё равно итог один – поедут же! А спорят, спорят!
***
– Жди, Эльжет, жди, ты устала, и спать пора, – голос у старухи был твёрд, но зато всё её тело было слабым, одряхлелым, подрагивало.
            Троица даже замерла в мрачном удивлении. Нет, они повидали сумасшедших, и никто из них безумцев не боялся. Агата и вовсе считала, что все безумцы – это просто слишком нормальные люди. Но старуха, стоявшая у глухого, воняющего тиной и болотом закутка речушки, прорезавшей путь, перекрытой, приличия ради, небольшим узким мостом, и разговаривающая с водой – вызывала нехорошие вопросы.
            Инспекция, не сговариваясь, повернула голову влево, на сопровождавшего их наместника.
– Да это наша Вацлава! – он раздражённо махнул рукой, – она давно с ума сошла. Всё ходит к реке, хотя…в её молодости это, верно, и было рекой. Ну, лет так сто назад.
            Он невесело захохотал, но видя что гости из Города не поддерживают его веселья, осёкся, крикнул:
– Ютка! Ну, чего стоишь?
            На крик выпорхнула из-за какого-то покосившегося угла и Ютка – тоненькая, звонкая, светловолосая и очень смущённая неожиданным вниманием гостей.
– Простите…– Ютка метнулась к старухе, что-то принялась ей говорить, ласковы были её речи, встревоженные, но разобрать было нельзя.
– Внучка её единственная, – объяснил наместник, с неудовольствием глядя на то, как старуха, последний раз, глянув на воду, потащилась, с трудом переставляя старые ноги, прочь от речушки.
            Странное и мрачное это было зрелище. Старуха шевелила серыми губами, точно вела ещё неслышимую беседу с чем-то невидимым, а смущённая несчастная Ютка поддерживала её хрупкое тело, пряча глаза и от гостей, и от наместника, который не пытался даже скрыть своего недовольства.
– Вы ко мне приходите, – вдруг голос старухи вернулся в ясность. Агата даже вздрогнула, когда это случилось. – Я хоть и развалина, а только я вижу. Вижу-у..
– Идём, бабушка! – заторопила Ютка, стыдливо краснея за неё.  – Извините, пожалуйста. Мы идём.
            Качнув головой, но не сопротивляясь, старуха побрела за Юткой. Инспекция мрачно взирала им вслед, думая об одном: безумные не безумны.
– Жаль их, – наместник кашлянул, – я не понимаю, откровенно говоря, беспокойства Города по нашему вопросу. Ну да, у нас редко что случается, но всё-таки…не замечены, понимаете?
            Он явно боялся того, что сейчас Инспекция в их глуши найдёт что-то страшное. Вурдалака какого-нибудь. это же явно проблемы. А так – тихо, спокойно и непонятно зачем явились эти господа.
– Что странного было? – мягко спросила Агата. – Вы не переживайте, мы больше с обзорной экскурсией. Проверяем, не нужна ли помощь.
– Странного? – наместник захохотал. – У нас из странного только то, что курица в другую сторону пошла! Всё ж на виду, всё!
            Он указал рукой на домишки, жалкие остатки чьих-то уютных домов, заброшенные или едва-едва теплившейся в этой глуши. Строго говоря, не жило здесь ни мудрецов, ни воинов, ни интриганов.
– А те утонувшие? – спросил Себастьян.
– Пьянь! – наместник пожал плечами, – они пили много. Чего тут?
***
– В принципе, мы так и думали, – напомнил Томаш, – ну что тут может произойти? Здесь вода гнилая, леса редкие, а что от Города идёт, так оно и не дойдёт. Чего здесь делать? Нечистая сила она любит либо скрытность и сытость, либо шик и бедность. А здесь ни шика, ни сытости, ни скрытности.
            Он рассуждал, довольно растянувшись на кровати. Тюфяк, укрывавший железную сетку, давно уже пропах мышами, но после ночевок в полях и лесах, Томаш не был привередой.
– В гнилых реках мавки не живут, – поддержал Себастьян, – это везде написано. Проверить можно, но чем-то же она должна…питаться.
 – Должна, – Агате, в отличие от них, было неспокойно. Что-то не давало ей расслабленности. Может быть, та самая старуха? Мысли её возвращались постоянно к этой женщине и к её разговору с водой.
– Ты же не собираешься к той старушонке? – Томаш хорошо знал сестру.
– Вацлаве, – поправила Агата, угрюмо глядя в окно. – Её зовут Вацлава.
– Ей сто лет в обед, – Томашу было безразлично. –  Что она тебе скажет? Слышала же наместника – ни пса тут не происходит! Он нам и отчёт подробный даст, и мы потом напишем, что ничего не нашли. Идеально же?
– Ты знаешь что это не так, – возразила Агата. – Люди утонули, на их плечах укусы. А какая-то безумная старуха беседует с водой.
            В ней взыграло многое. И усталость, и рутина, и тоска по уходящим годам, по той молодости, когда они могли на пару с братом перерыть весь город, ради зацепки! Ради крупинки! А сейчас? что с ними сделала бюрократия Города, отчетность Квинта и равнодушие перед живыми?
            Приобретенное равнодушие.
            Томаш резко сел. Он понял по её тону неладное. Хотелось лежать и дальше, ждать ответа от наместника о том, что всё хорошо, но она настаивала на другом. и была права.
– Ты как? – вместо ответа Агате Томаш повернулся к Себастьяну. Тот кивнул, а чего тратиться на слова в данном случае? Он был согласен. Дело было слишком наглым и очевидным.
– Спасибо, – Агата слегка склонила голову, – спасибо вам.
– Это не так и важно, – вздохнул Томаш, – но если мы сейчас выкопаем что-нибудь, я не знаю что я с тобой сделаю.
***
            Ютка, днём смущённая, обозлилась:
– И чего вы к нам пристали? Мы ничего не делаем. Мы просто живём, понимаете?
– Где твоя бабушка? – Томаш решил вести эти безнадежные переговоры. А они становились всё хуже. Ютка явно боялась пускать незваных гостей, держала их на пороге и нервно кусала губы.
            Скрытничает! Тут и вариантов нет!
– Спит, – ответила Ютка с вызовом. – Станете будить безумную?
– Она нас приглашала, – напомнил Себастьян, – а мы на рассвете уезжаем.
– На рассветет и приходите! – Ютка резко отступила назад, вглубь комнаты и дверь захлопнула. Оглушительно. Слишком громко, чтобы заботиться о сне безумной бабушки.
– Ну-ка…– Томаш сообразил быстрее всех. не успели его остановить, а он уже метнулся к окнам, пригнулся, проходя под ними, заглянул…
– Что? – спросила агата безнадёжно.
– Ну девка она молодая, симпатичная, – отозвался Томаш, – ничего необычного в её поведении не вижу. Где старуха только? едва ли дома. Третий там явно лишний.
            Агата неодобрительно головой:
– Вот дошло, а?! пошли к реке может?
            И пошла первой, широко ставя шаг, как бы подчеркивая им своё недовольство Юткой. Томаш, посмеиваясь, пошёл следом. Себастьян даже обернулся – идёшь, мол? Но он уже шёл, отлип от окон.
            Вацлава и впрямь нашлась у реки. Сидела на самом мосту, подоткнув подол. Босые ноги её были над самой водой. от воды так и тянуло гнилью и затхлостью.
– Ну, доброго вам…– Агата прошла чуть поодаль, чтобы сесть с одной стороны от старухи, а Себастьян и Томаш расположились с другой. Вацлава даже не повела головой, только улыбнулась.
– Вы нас в гости звали, помните? – Томаш говорил громко, чётко отделяя слова, словно старуха была и глухая, и безумная.
– Помню, не отшибло мне ещё! – проворчала Вацлава. – Долго же шли. Думала, и вовсе не дойдете.
– Дошли б быстрее, – признался Себастьян, – да полагали что вы дома.
– Дом мой…– Вацлава вздохнула, – Ютке жизни нет. Она молодая. Ей замуж надо, детей надо, а она со мной сидит. Меня оставить не хочет. Боится. Не доверяет. А может думает, что без неё я не помру?
            Троица переглянулась, не понимая как реагировать.
– Вы нам что-то сказать хотели? – Агата решила перейти к делу. – Вы знаете почему мы здесь и кто мы такие?
– Ну кто такие жизнь покажет, – отозвалась Вацлава, – а вот чего тут делаете ясно знаю. Эльжетка всё!
– Кто такая Эльжетка? – спросил Себастьян. – Это с ней вы говорите у воды?
– А с кем ещё? – удивилась Вацлава, – с тиной болотной? Реки-то уже нет и давно! В мои годы была река. А потом город решил, что нам и не надо бы. Построили, смывать сюда стало всякую дрянь. Рыбу вымыло. Подохла рыба-то! и стирать нельзя, и воду таскать тоже. Колодцы нам вырыли, вон-а!
            Кривая рука старухи указала на несколько сиротливых колодцев.
– Да не то уж, – продолжила она.
– Эльжетка, – напомнила Агата, – кто такая Эльжетка?
– Так сестра моя, – старуха даже возмутилась будто бы от вопроса. Очевидное же дело было! – сестра она мне. Родная. На год старше.
– Утонула? – спросил Томаш. Вацлава, сказав про сестру, смолкла.
– Утонула, – подтвердила Вацлава, – сама в воду сошла и в ней утонула. Жить она не хотела.
            Это было уже интереснее. Это показывало о мавках. Хотя, мавки, как принято было считать, в такой мелкой и затхлой воде не живут.
– Она должна была вперёд замуж пойти, негоже младшую выставлять, коль старшая тут, – хмыкнула Вацлава. – А её никто не привечал. Я красивее была.
            Сложно было представить эту старуху лет на шестьдесят-семьдесят моложе. Но если постараться? Вон вроде бы и черты лица проступают тонкие, и глаза большие, и волосы, хоть и седые, а длинные…
– Красивее, – подтвердила Вацлава тишину, – ко мне пришли вперёд. Отец и мать их за порог, Эльжетка в слёзы. Я её утешать. А потом смеяться – ха, не та сестра старшей родилась. Глупая была, хворая на ум.
            Голос Вацлавы звучал ясно, разрезал темную прохладу воздуха, ложился ровно, давно не говорила она так чисто и открыто. Говорила, потому что знала – последняя то ночью, ей о  том и Эльжетка сказала.
– Эльжетка ночью во двор, я за ней, но не успела. Пока думала чем грудь прикрыть, Эльжетка уже сюда. А тут река была, тогда была…
– Не спасли? – спросила Агата, чтобы хоть чем-то нарушить этот тоскливый рассказ. Впрочем, тоску наводила не история, а тон Вацлавы. Отстранённый и одновременно горький. Не простила она себя, виноватой всю жизнь считает.
– Не спасли, – подтвердила очевидное Вацлава. – Всё в разлад. Я замуж не вышла уж. Так, потом, чтоб бабы не жалели и не смотрели как на хворую, в город съездила. Помогло бы. Хотя…
            Вацлава махнула рукой:
– Грех на мне. Сразу же поняла я, что вы по её душу. А значит и по мою. Но я вот что скажу, не мучайтесь. Эльжетка же не злая. Меня ждёт.
– Простите? – не понял Томаш.
– Как это ждёт? –  Себастьян разделял удивление. Мавки не жили чем-то, кроме ярости. Таков был порядок. Так было написано в методичках и учебниках. Так они все учились.
            Одна Агата отмалчивалась, может чуяла чего, а может вслух не удивлялась.
– Ей в воде холодно, сыро…– объяснила Вацлава, – я, как невмоготу станет, прихожу. Говорю с ней. Когда суп налью, когда кусок мяса брошу. А когда и платок пуховый.
– Куда бросите? – Агата всё-таки не выдержала.
– Эльжетке! – Вацлава взглянула на Агату как на худоумную. – Говорю же, сестра моя!
            Троица снова мрачно переглянулась. Ситуация становилась яснее, но ни разу не становилась лучше.
– Мёрзнет она, голодает, – продолжала Вацлава. – И скучает. Но сказала, что дождётся. А я скрипела-скрипела. Когда месяц могла не прийти. А с годами и дня не могу продержаться. Скучаю.
            Все трое молчали, каждый думал о странном людском рассудке, который плетет свои причудливые сети-паутины, а разбираться-то как?!
– Ежель Эльжетка чего и натворила, то не говорите никому. Она меня ждала. Обозлилась. Я струсила. Не знаю, как она это вынесла, а я вот не смогла. Вода – это страшно. Ютка меня выхватила. Откуда только силища взялась?
– Послушайте, – не выдержал Себастьян, – ваша сестра умерла много лет назад, сейчас она не дух воды, это просто невозмо…
            Он осёкся. Томаш стукнул его по плечу. Но это было лишнее. Себастьян и сам уже видел. впрочем, он надеялся, что рассудок просто его покинул.
            Затхлая вода, темневшая уродливым пятном под мостом, расползлась в стороны, точно двери распахнула, и обнажилось белое тело, всплывшее мертвечиной на поверхность. Тело нарастило мощь, засеребрилось и стали различимы черты, и открылись давно съеденные водою глаза, искривился в немом крике оскверненный затхлостью воды рот…
– Эльжетка! – выдохнула с облегчением Вацлава и протянула руку к белому трупу.
            Агата, Себастьян и Томаш, подорвавшись в едином порыве, отпрянули к краю моста. Как можно дальше от белого тела.
– Какого?..– возмущение и ужас Томаша потонули.
            Тело зашевелилось, поднимаясь из воды.
– Сестр-а-а, – глухо прошелестело невиданное существо, совсем непохожее на привычную мавку  – веселую, игривую и злобную. Это было что-то иное. Булькало в её горле, плескало со всех сторон мутной водой. – Сестра-а…
– Эльжетка! – вскрикнула Вацлава и пала на колени, безжалостно сминая подол своего платья. – Я боюсь воды, Эльжетка. Прости меня. прости, боюсь!
– Пойдёмте! – Томаш дернул Вацлаву в сторону, попытался оттащить от опасного края, но та вцепилась в его руку зубами, неожиданно крепкими, твердыми…острыми.
            И всё встало на свои места.
            С чего они все взяли, что те трое выловленных пьянчуг такими были? Нет, не мавка-Эльжетка их утащила. Вернее, она. Но покусала их Вацлава. Обезумевшая. Она пыталась сойти в воду к сестре и троица несчастных пьянчуг увидела это, да неверно приняла. Потащили старуху из воды, а та взбесилась. Ну и Эльжетка, похоже, сестру тоже в беде не оставила.
            Да только не утопилась в ту ночь Вацлава.
– Сестра-а…– в третий раз повторило чудовище, явленное водой и посмертием. – Иди ко мне, иди. Нам пора спать, пора на отдых. Пора в воду…
            Изо рта Эльжетки вместо с отвратительным очередным бульком вышло что-то ещё. Что-то живое, маленькое, извилистое, нашедшее в ней приют.
            Агата отвернулась. Это было выше её сил.
– Не надо, не ходите, – умолял Томаш, мельком поглядывая на сестру. Ей явно заплохело.  – Послушайте, Вацлава…
– Не слушайте, – вдруг возразил Себавстьян. Он уже взвесил всё что мог только взвесить и помог решиться. – Идите к ней, если надо. Идите, если она вас ждёт.
            Вацлава обернулась, с благодарностью кивнула.
– Так не страшно. Не страшно…она ждёт.
            Томаш явно хотел и возразить, и дернуться за старухой, не позволить ей уйти в воду, но Себастьян не позволил ему этого.
– Пусть идёт, пес с нею, – уговаривал он. – Пусть идут. Пусть спят. Она всю жизнь мукой жила, пусть уходит.
            Томаш ещё посопротивлялся, а затем сдался, кивнул. А вода под ними уже бурлила, шумела, темнела и уносила в распахнутые двери-глубины два засеребрившихся, распадающихся тела.
– Безумие…– отозвалась Агата, отмерев вперёд всех. – Квинту ни слова. А с наместника возьмем рапорт, что все мирно. Все ведь мирно?
            Вода успокаивалась. Они едва сошли с моста на твердый берег, а вода уже затихла, словно и не было ничего.
– Чего только людьми не движет, – задумчиво промолвил Томаш. – Ну что же, всю жизнь с виною жить?
– Может она ей эту вину всю жизнь и внушала? – предположил Себастьян. – А? держала на ней, как на привязи, жрала её душу?
– Кто знает! – Агата махнула рукой, – нету и ладно. Её выбор. Не наш.
– И наш, – возразил Томаш.
– Ну и наш, – согласилась Агата. – Да только что мы могли? Она и без нас бы сиганула в воду. Только кто знает кого б еще покусала. Как рука, к слову?
            Укушенная рука  сочилась синевой.
– Синяк будет, – заметил Томаш. – Уже видно. А всё-таки, что это было? Не мавка ведь, мавки в таких местах не живут!
– Да даже живые в таких местах не живут! – Себастьян фыркнул, – а ничего и не было. Мы не видели, верно? ну старуха бродила, да кто ж ее знает чего она тут ходит?
– Исследовать бы это, – Агате не нравилась ситуация, но иного выхода она не видела. Не писать же правду, что они позволили человеку уйти в ничто? Да еще и с чудовищем-утопленницей? Их за это Город в клочки порвет. Даже Квинт не защитит.
–  Мы не исследователи, – тотчас отозвался Томаш, – и не защитники. Мы не спасаем, мы только очищаем…если повезет, то деревню, если нет – таверну. Какой с нас спрос, Агата? Для защиты ведь так не получится. Там уж надо работать!
            Он усмехнулся, пошёл прочь, показывая, что разговор закончен. Агата взглянула на Себастьяна:
– А ты что скажешь?
– Скажу, что надо думать. И над твоими словами, и над тем – стоит ли переводиться в полевые работы от Канцелярии, – ответил Себастьян.
            Агата кивнула. Надо и впрямь думать. Порыв есть, но он смутный. И что в нём? Какое будущее? что она может дать миру? какое спасение…от кого?
(*)(Предыдущие рассказы о мирке Инспекции – «Чёрная Мавка»,  «Стрыга»,  «Красные глаза», «Про чудовище»,  «Упыриха»,  «Агуане» и «Озеро». Каждый рассказ можно читать отдельно, без привязки)
 

 
 
 
 

© Copyright: Анна Богодухова, 2024

Регистрационный номер №0533895

от 4 ноября 2024

[Скрыть] Регистрационный номер 0533895 выдан для произведения: – Ну выловили и выловили, чего трагедию устраивать? – Агата не понимала. Впрочем, Себастьян, уже успевший узнать её изворотливость, предполагал, что она прекрасно понимает, только делает вид в надежде на то, что Квинт сейчас махнёт рукой и скажет:
– Так-то да, чего это я? Посидите, ребята, в тепле!
            На памяти Себастьяна такого не случилось ещё ни разу, и Квинт выгонял их на проверки то в дождливые края, то в горы, то к непроходимым лесам, но никогда не махнул рукой и не предложил забыть.
            Может быть, что-то такое было на памяти самой Агаты или Томаша? Они всё же работали в Инспекции, именно в полевых условиях её, куда дольше? Или это была та безнадёжная вера, которая и обречённого тащит к палачу с последним словом?
– Перепились, упали, или купаться пошли и спутались в воде, – поддержал Томаш. Он всегда поддерживал Агату перед начальством, как и полагается брату, но Себастьян знал, что в настоящем деле у них хоть и слаженность, а как найдёт коса на камень…
– Перепились, и дело с концом! – Себастьян тоже решил не оставаться в стороне. Странно дело! в былые времена он рвался из Канцелярии в полевые работы, думал, что будет по-настоящему остро и страстно жить! А оказалось?
            А оказалось, что никакой романтики в грязных лужах нет, и в вечных дорогах тоже, и в грубой пище, да и вообще во всей этой работе, что оказалась какой-то пресной и лживой. Они находили следы оборотня и не сообщали о них, потому что Агата резонно интересовалась:
– А кто, скажи на милость, с ним бороться будет? Этот враг нам не по силу. Пиши что не было никого.
            Или видели небывалое, незнакомое и в методички не вписанных существ и снова то же:
– Не пишем, не было. Иначе будем мёрзнуть в этих горах до второго схода и изучать их. Оно нам надо? Не надо, правильно.
            И что-то изменилось в самом Себастьяне. Он стал проще относиться к жизни, легче сочинять отчёты и научился закрывать глаза на то, что казалось очевидным и неприглядным, но не должно было попасть на глаза Городу. а то у Города разговор короткий: выявили? Уничтожайте или изучайте. За счёт каких ресурсов? Это ваша задача.
            Так что оставались на своём, хитрили, и отбиваться всякий раз от новых поездок пытались.
– А следы укусов на плече? – Квинт был готов к обороне. Как человек он, конечно, инспекторам сочувствовал. Работа собачья, если разобраться: в любую погоду, в неведомые дали на встречу с силой, которая, быть может, ещё страшнее, чем сказали о ней.
            Но он должен был быть не только человеком, но и начальником. Город дал ему поручение и Квинт держался за него и от того должен был лавировать между живой Инспекцией и стенами Города…
– Рыбы! – не моргнув глазом нашлась Агата.
– Ударились! – в тон, и одновременно с нею выпалил Томаш.
– Подрались накануне! – Себастьяна не удержало от этой участи тоже, и он пытался найти ответ, хотел извернуться от очередной поездки в неувлекательное место. Что может быть хорошего в деревушке, где она затхлая речка и всего три десятка человек осталось? Молодёжь в ближние станицы подалась, да деревеньки покрупнее, а то и в города. Оставались робкие, да дому преданные из молодёжи, а таких мало, ну и старики…
            Да ещё и беспутные оставались тоже. Вот и всё. чего с ними делать? Какой вурдалак и какая мавка на такое место позарятся? Вурдалак пойдёт туда, где скот есть, или где молодняк, на худой конец, из людских детенышей подрастает. И мавка в гнилой речушке обить не будет. Про оборотня или стрыгу и говорить не надо – те вообще пожрать не дураки, на костях и костяном бульоне тянуть не будут.
– Укусы в плечо у всех троих, – напомнил Квинт. У него было странное ощущение, что его пытаются высмеять, но он не поддавался на провокацию такого рода.
– Перекусали друг друга. На спор! – предположил Томаш с серьёзным видом.
            Агата же не стала отзываться. Вместо этого она склонилась над столом, где покоилась рука неподозревающего ничего дурного Себастьяна и…
            Себастьян выругался, но больше от испуга, чем от её лёгкого прикуса, Агата нарочито громко клацнула зубами, распрямляясь, а Томаш обрадовался:
– Вот! Вот! А вы говорите нечистая сила!
            Квинт подавил тяжёлый вздох. Он понимал их, честно понимал и сочувствовал. Но почему они не хотели понять его? почему не приходили к единственной и самой простой мысли, что взаимная работа и помощь друг другу, лишённая всех этих попыток отбиться от неизбежного и высмеивания, будет куда полезнее для всех?
– Это были острые зубы, неровные, но острые, – Квинт совладал с собой, – ряд острющих зубов.
– Пилить не буду! – сразу предупредила Агата, хотя это и не было поводом для шутки.
– Не мне вам рассказывать, что это значит, – Квинт проигнорировал и взглянул на Себастьяна, всё ещё потиравшего пострадавшее запястье. – Проверьте, есть ли там русалка или мавка. Неупокоенный дух воды.
– Река-то гнилая, – Томаш стал мрачным. – Кто из этих тварей живёт в гнилье?
– Проверьте, – настаивал Квинт, – и доложите. Сроку вам – два дня.
– Да туда только половину добираться! – обозлилась Агата, поняв, что в очередной раз Квинт не стал их слушать и всё равно настаивал на своём.
– Тогда поспешите, – улыбнулся он. Они не хотели его понять, и он сейчас был вправе ответить тем же. Город, в лице своих управителей, не знавших полевых работ, давал срок от суток до недели, никогда не давал он больше. И Квинт назначил два дня сейчас сам. конечно, если они не успеют, он их прикроет, но хоть чем-то шугануть их было нужно. Чего препираться? К чему тратить время? Всё равно итог один – поедут же! А спорят, спорят!
***
– Жди, Эльжет, жди, ты устала, и спать пора, – голос у старухи был твёрд, но зато всё её тело было слабым, одряхлелым, подрагивало.
            Троица даже замерла в мрачном удивлении. Нет, они повидали сумасшедших, и никто из них безумцев не боялся. Агата и вовсе считала, что все безумцы – это просто слишком нормальные люди. Но старуха, стоявшая у глухого, воняющего тиной и болотом закутка речушки, прорезавшей путь, перекрытой, приличия ради, небольшим узким мостом, и разговаривающая с водой – вызывала нехорошие вопросы.
            Инспекция, не сговариваясь, повернула голову влево, на сопровождавшего их наместника.
– Да это наша Вацлава! – он раздражённо махнул рукой, – она давно с ума сошла. Всё ходит к реке, хотя…в её молодости это, верно, и было рекой. Ну, лет так сто назад.
            Он невесело захохотал, но видя что гости из Города не поддерживают его веселья, осёкся, крикнул:
– Ютка! Ну, чего стоишь?
            На крик выпорхнула из-за какого-то покосившегося угла и Ютка – тоненькая, звонкая, светловолосая и очень смущённая неожиданным вниманием гостей.
– Простите…– Ютка метнулась к старухе, что-то принялась ей говорить, ласковы были её речи, встревоженные, но разобрать было нельзя.
– Внучка её единственная, – объяснил наместник, с неудовольствием глядя на то, как старуха, последний раз, глянув на воду, потащилась, с трудом переставляя старые ноги, прочь от речушки.
            Странное и мрачное это было зрелище. Старуха шевелила серыми губами, точно вела ещё неслышимую беседу с чем-то невидимым, а смущённая несчастная Ютка поддерживала её хрупкое тело, пряча глаза и от гостей, и от наместника, который не пытался даже скрыть своего недовольства.
– Вы ко мне приходите, – вдруг голос старухи вернулся в ясность. Агата даже вздрогнула, когда это случилось. – Я хоть и развалина, а только я вижу. Вижу-у..
– Идём, бабушка! – заторопила Ютка, стыдливо краснея за неё.  – Извините, пожалуйста. Мы идём.
            Качнув головой, но не сопротивляясь, старуха побрела за Юткой. Инспекция мрачно взирала им вслед, думая об одном: безумные не безумны.
– Жаль их, – наместник кашлянул, – я не понимаю, откровенно говоря, беспокойства Города по нашему вопросу. Ну да, у нас редко что случается, но всё-таки…не замечены, понимаете?
            Он явно боялся того, что сейчас Инспекция в их глуши найдёт что-то страшное. Вурдалака какого-нибудь. это же явно проблемы. А так – тихо, спокойно и непонятно зачем явились эти господа.
– Что странного было? – мягко спросила Агата. – Вы не переживайте, мы больше с обзорной экскурсией. Проверяем, не нужна ли помощь.
– Странного? – наместник захохотал. – У нас из странного только то, что курица в другую сторону пошла! Всё ж на виду, всё!
            Он указал рукой на домишки, жалкие остатки чьих-то уютных домов, заброшенные или едва-едва теплившейся в этой глуши. Строго говоря, не жило здесь ни мудрецов, ни воинов, ни интриганов.
– А те утонувшие? – спросил Себастьян.
– Пьянь! – наместник пожал плечами, – они пили много. Чего тут?
***
– В принципе, мы так и думали, – напомнил Томаш, – ну что тут может произойти? Здесь вода гнилая, леса редкие, а что от Города идёт, так оно и не дойдёт. Чего здесь делать? Нечистая сила она любит либо скрытность и сытость, либо шик и бедность. А здесь ни шика, ни сытости, ни скрытности.
            Он рассуждал, довольно растянувшись на кровати. Тюфяк, укрывавший железную сетку, давно уже пропах мышами, но после ночевок в полях и лесах, Томаш не был привередой.
– В гнилых реках мавки не живут, – поддержал Себастьян, – это везде написано. Проверить можно, но чем-то же она должна…питаться.
 – Должна, – Агате, в отличие от них, было неспокойно. Что-то не давало ей расслабленности. Может быть, та самая старуха? Мысли её возвращались постоянно к этой женщине и к её разговору с водой.
– Ты же не собираешься к той старушонке? – Томаш хорошо знал сестру.
– Вацлаве, – поправила Агата, угрюмо глядя в окно. – Её зовут Вацлава.
– Ей сто лет в обед, – Томашу было безразлично. –  Что она тебе скажет? Слышала же наместника – ни пса тут не происходит! Он нам и отчёт подробный даст, и мы потом напишем, что ничего не нашли. Идеально же?
– Ты знаешь что это не так, – возразила Агата. – Люди утонули, на их плечах укусы. А какая-то безумная старуха беседует с водой.
            В ней взыграло многое. И усталость, и рутина, и тоска по уходящим годам, по той молодости, когда они могли на пару с братом перерыть весь город, ради зацепки! Ради крупинки! А сейчас? что с ними сделала бюрократия Города, отчетность Квинта и равнодушие перед живыми?
            Приобретенное равнодушие.
            Томаш резко сел. Он понял по её тону неладное. Хотелось лежать и дальше, ждать ответа от наместника о том, что всё хорошо, но она настаивала на другом. и была права.
– Ты как? – вместо ответа Агате Томаш повернулся к Себастьяну. Тот кивнул, а чего тратиться на слова в данном случае? Он был согласен. Дело было слишком наглым и очевидным.
– Спасибо, – Агата слегка склонила голову, – спасибо вам.
– Это не так и важно, – вздохнул Томаш, – но если мы сейчас выкопаем что-нибудь, я не знаю что я с тобой сделаю.
***
            Ютка, днём смущённая, обозлилась:
– И чего вы к нам пристали? Мы ничего не делаем. Мы просто живём, понимаете?
– Где твоя бабушка? – Томаш решил вести эти безнадежные переговоры. А они становились всё хуже. Ютка явно боялась пускать незваных гостей, держала их на пороге и нервно кусала губы.
            Скрытничает! Тут и вариантов нет!
– Спит, – ответила Ютка с вызовом. – Станете будить безумную?
– Она нас приглашала, – напомнил Себастьян, – а мы на рассвете уезжаем.
– На рассветет и приходите! – Ютка резко отступила назад, вглубь комнаты и дверь захлопнула. Оглушительно. Слишком громко, чтобы заботиться о сне безумной бабушки.
– Ну-ка…– Томаш сообразил быстрее всех. не успели его остановить, а он уже метнулся к окнам, пригнулся, проходя под ними, заглянул…
– Что? – спросила агата безнадёжно.
– Ну девка она молодая, симпатичная, – отозвался Томаш, – ничего необычного в её поведении не вижу. Где старуха только? едва ли дома. Третий там явно лишний.
            Агата неодобрительно головой:
– Вот дошло, а?! пошли к реке может?
            И пошла первой, широко ставя шаг, как бы подчеркивая им своё недовольство Юткой. Томаш, посмеиваясь, пошёл следом. Себастьян даже обернулся – идёшь, мол? Но он уже шёл, отлип от окон.
            Вацлава и впрямь нашлась у реки. Сидела на самом мосту, подоткнув подол. Босые ноги её были над самой водой. от воды так и тянуло гнилью и затхлостью.
– Ну, доброго вам…– Агата прошла чуть поодаль, чтобы сесть с одной стороны от старухи, а Себастьян и Томаш расположились с другой. Вацлава даже не повела головой, только улыбнулась.
– Вы нас в гости звали, помните? – Томаш говорил громко, чётко отделяя слова, словно старуха была и глухая, и безумная.
– Помню, не отшибло мне ещё! – проворчала Вацлава. – Долго же шли. Думала, и вовсе не дойдете.
– Дошли б быстрее, – признался Себастьян, – да полагали что вы дома.
– Дом мой…– Вацлава вздохнула, – Ютке жизни нет. Она молодая. Ей замуж надо, детей надо, а она со мной сидит. Меня оставить не хочет. Боится. Не доверяет. А может думает, что без неё я не помру?
            Троица переглянулась, не понимая как реагировать.
– Вы нам что-то сказать хотели? – Агата решила перейти к делу. – Вы знаете почему мы здесь и кто мы такие?
– Ну кто такие жизнь покажет, – отозвалась Вацлава, – а вот чего тут делаете ясно знаю. Эльжетка всё!
– Кто такая Эльжетка? – спросил Себастьян. – Это с ней вы говорите у воды?
– А с кем ещё? – удивилась Вацлава, – с тиной болотной? Реки-то уже нет и давно! В мои годы была река. А потом город решил, что нам и не надо бы. Построили, смывать сюда стало всякую дрянь. Рыбу вымыло. Подохла рыба-то! и стирать нельзя, и воду таскать тоже. Колодцы нам вырыли, вон-а!
            Кривая рука старухи указала на несколько сиротливых колодцев.
– Да не то уж, – продолжила она.
– Эльжетка, – напомнила Агата, – кто такая Эльжетка?
– Так сестра моя, – старуха даже возмутилась будто бы от вопроса. Очевидное же дело было! – сестра она мне. Родная. На год старше.
– Утонула? – спросил Томаш. Вацлава, сказав про сестру, смолкла.
– Утонула, – подтвердила Вацлава, – сама в воду сошла и в ней утонула. Жить она не хотела.
            Это было уже интереснее. Это показывало о мавках. Хотя, мавки, как принято было считать, в такой мелкой и затхлой воде не живут.
– Она должна была вперёд замуж пойти, негоже младшую выставлять, коль старшая тут, – хмыкнула Вацлава. – А её никто не привечал. Я красивее была.
            Сложно было представить эту старуху лет на шестьдесят-семьдесят моложе. Но если постараться? Вон вроде бы и черты лица проступают тонкие, и глаза большие, и волосы, хоть и седые, а длинные…
– Красивее, – подтвердила Вацлава тишину, – ко мне пришли вперёд. Отец и мать их за порог, Эльжетка в слёзы. Я её утешать. А потом смеяться – ха, не та сестра старшей родилась. Глупая была, хворая на ум.
            Голос Вацлавы звучал ясно, разрезал темную прохладу воздуха, ложился ровно, давно не говорила она так чисто и открыто. Говорила, потому что знала – последняя то ночью, ей о  том и Эльжетка сказала.
– Эльжетка ночью во двор, я за ней, но не успела. Пока думала чем грудь прикрыть, Эльжетка уже сюда. А тут река была, тогда была…
– Не спасли? – спросила Агата, чтобы хоть чем-то нарушить этот тоскливый рассказ. Впрочем, тоску наводила не история, а тон Вацлавы. Отстранённый и одновременно горький. Не простила она себя, виноватой всю жизнь считает.
– Не спасли, – подтвердила очевидное Вацлава. – Всё в разлад. Я замуж не вышла уж. Так, потом, чтоб бабы не жалели и не смотрели как на хворую, в город съездила. Помогло бы. Хотя…
            Вацлава махнула рукой:
– Грех на мне. Сразу же поняла я, что вы по её душу. А значит и по мою. Но я вот что скажу, не мучайтесь. Эльжетка же не злая. Меня ждёт.
– Простите? – не понял Томаш.
– Как это ждёт? –  Себастьян разделял удивление. Мавки не жили чем-то, кроме ярости. Таков был порядок. Так было написано в методичках и учебниках. Так они все учились.
            Одна Агата отмалчивалась, может чуяла чего, а может вслух не удивлялась.
– Ей в воде холодно, сыро…– объяснила Вацлава, – я, как невмоготу станет, прихожу. Говорю с ней. Когда суп налью, когда кусок мяса брошу. А когда и платок пуховый.
– Куда бросите? – Агата всё-таки не выдержала.
– Эльжетке! – Вацлава взглянула на Агату как на худоумную. – Говорю же, сестра моя!
            Троица снова мрачно переглянулась. Ситуация становилась яснее, но ни разу не становилась лучше.
– Мёрзнет она, голодает, – продолжала Вацлава. – И скучает. Но сказала, что дождётся. А я скрипела-скрипела. Когда месяц могла не прийти. А с годами и дня не могу продержаться. Скучаю.
            Все трое молчали, каждый думал о странном людском рассудке, который плетет свои причудливые сети-паутины, а разбираться-то как?!
– Ежель Эльжетка чего и натворила, то не говорите никому. Она меня ждала. Обозлилась. Я струсила. Не знаю, как она это вынесла, а я вот не смогла. Вода – это страшно. Ютка меня выхватила. Откуда только силища взялась?
– Послушайте, – не выдержал Себастьян, – ваша сестра умерла много лет назад, сейчас она не дух воды, это просто невозмо…
            Он осёкся. Томаш стукнул его по плечу. Но это было лишнее. Себастьян и сам уже видел. впрочем, он надеялся, что рассудок просто его покинул.
            Затхлая вода, темневшая уродливым пятном под мостом, расползлась в стороны, точно двери распахнула, и обнажилось белое тело, всплывшее мертвечиной на поверхность. Тело нарастило мощь, засеребрилось и стали различимы черты, и открылись давно съеденные водою глаза, искривился в немом крике оскверненный затхлостью воды рот…
– Эльжетка! – выдохнула с облегчением Вацлава и протянула руку к белому трупу.
            Агата, Себастьян и Томаш, подорвавшись в едином порыве, отпрянули к краю моста. Как можно дальше от белого тела.
– Какого?..– возмущение и ужас Томаша потонули.
            Тело зашевелилось, поднимаясь из воды.
– Сестр-а-а, – глухо прошелестело невиданное существо, совсем непохожее на привычную мавку  – веселую, игривую и злобную. Это было что-то иное. Булькало в её горле, плескало со всех сторон мутной водой. – Сестра-а…
– Эльжетка! – вскрикнула Вацлава и пала на колени, безжалостно сминая подол своего платья. – Я боюсь воды, Эльжетка. Прости меня. прости, боюсь!
– Пойдёмте! – Томаш дернул Вацлаву в сторону, попытался оттащить от опасного края, но та вцепилась в его руку зубами, неожиданно крепкими, твердыми…острыми.
            И всё встало на свои места.
            С чего они все взяли, что те трое выловленных пьянчуг такими были? Нет, не мавка-Эльжетка их утащила. Вернее, она. Но покусала их Вацлава. Обезумевшая. Она пыталась сойти в воду к сестре и троица несчастных пьянчуг увидела это, да неверно приняла. Потащили старуху из воды, а та взбесилась. Ну и Эльжетка, похоже, сестру тоже в беде не оставила.
            Да только не утопилась в ту ночь Вацлава.
– Сестра-а…– в третий раз повторило чудовище, явленное водой и посмертием. – Иди ко мне, иди. Нам пора спать, пора на отдых. Пора в воду…
            Изо рта Эльжетки вместо с отвратительным очередным бульком вышло что-то ещё. Что-то живое, маленькое, извилистое, нашедшее в ней приют.
            Агата отвернулась. Это было выше её сил.
– Не надо, не ходите, – умолял Томаш, мельком поглядывая на сестру. Ей явно заплохело.  – Послушайте, Вацлава…
– Не слушайте, – вдруг возразил Себавстьян. Он уже взвесил всё что мог только взвесить и помог решиться. – Идите к ней, если надо. Идите, если она вас ждёт.
            Вацлава обернулась, с благодарностью кивнула.
– Так не страшно. Не страшно…она ждёт.
            Томаш явно хотел и возразить, и дернуться за старухой, не позволить ей уйти в воду, но Себастьян не позволил ему этого.
– Пусть идёт, пес с нею, – уговаривал он. – Пусть идут. Пусть спят. Она всю жизнь мукой жила, пусть уходит.
            Томаш ещё посопротивлялся, а затем сдался, кивнул. А вода под ними уже бурлила, шумела, темнела и уносила в распахнутые двери-глубины два засеребрившихся, распадающихся тела.
– Безумие…– отозвалась Агата, отмерев вперёд всех. – Квинту ни слова. А с наместника возьмем рапорт, что все мирно. Все ведь мирно?
            Вода успокаивалась. Они едва сошли с моста на твердый берег, а вода уже затихла, словно и не было ничего.
– Чего только людьми не движет, – задумчиво промолвил Томаш. – Ну что же, всю жизнь с виною жить?
– Может она ей эту вину всю жизнь и внушала? – предположил Себастьян. – А? держала на ней, как на привязи, жрала её душу?
– Кто знает! – Агата махнула рукой, – нету и ладно. Её выбор. Не наш.
– И наш, – возразил Томаш.
– Ну и наш, – согласилась Агата. – Да только что мы могли? Она и без нас бы сиганула в воду. Только кто знает кого б еще покусала. Как рука, к слову?
            Укушенная рука  сочилась синевой.
– Синяк будет, – заметил Томаш. – Уже видно. А всё-таки, что это было? Не мавка ведь, мавки в таких местах не живут!
– Да даже живые в таких местах не живут! – Себастьян фыркнул, – а ничего и не было. Мы не видели, верно? ну старуха бродила, да кто ж ее знает чего она тут ходит?
– Исследовать бы это, – Агате не нравилась ситуация, но иного выхода она не видела. Не писать же правду, что они позволили человеку уйти в ничто? Да еще и с чудовищем-утопленницей? Их за это Город в клочки порвет. Даже Квинт не защитит.
–  Мы не исследователи, – тотчас отозвался Томаш, – и не защитники. Мы не спасаем, мы только очищаем…если повезет, то деревню, если нет – таверну. Какой с нас спрос, Агата? Для защиты ведь так не получится. Там уж надо работать!
            Он усмехнулся, пошёл прочь, показывая, что разговор закончен. Агата взглянула на Себастьяна:
– А ты что скажешь?
– Скажу, что надо думать. И над твоими словами, и над тем – стоит ли переводиться в полевые работы от Канцелярии, – ответил Себастьян.
            Агата кивнула. Надо и впрямь думать. Порыв есть, но он смутный. И что в нём? Какое будущее? что она может дать миру? какое спасение…от кого?
(*)(Предыдущие рассказы о мирке Инспекции – «Чёрная Мавка»,  «Стрыга»,  «Красные глаза», «Про чудовище»,  «Упыриха»,  «Агуане» и «Озеро». Каждый рассказ можно читать отдельно, без привязки)
 

 
 
 
 

 

Магистр

Несговорчивые