Агуане

– А чего так просто? – Агата возмутилась за всех, но это, конечно, не помогло, но хоть кто-то всё-таки высказался за них. – Мы же полжизни по горам скакали аки горные козлы…
– Агата, – Квинт попытался её одёрнуть, но куда там! Он сам виноват – кто же так, не подготовив команду толком, поручение выдаёт?
– Словно мыши летучие пещеры излазили, каждый камешек о себя примерили, – Агата не собиралась успокаиваться.
– Агата! – Квинт повысил голос. Он ожидал возмущения, но всё же полагал, что инспекторам хватит такта вылить свои возмущения в воздух после выхода из его кабинета. Забыл, несчастный, что брат и сестра Морено да Себастьян, к ним прибившийся, тактом не отличаются. Себастьян, правда, ещё пытается иной раз слово доброе вставить, но сейчас не тот случай – и он сидит, опешил, бедный.
– Да горным воздухом надышались! – Агату было не остановить.
– Да уймись ты! Мне тоже не нравится! – Квинт тоже не выдержал, закричал на неё.
            Агата довольно кивнула, словно этого она и добивалась, откинулась на спинку стула, скрестила руки на груди, вздохнула…
– Ну в самом деле, – Томаш отмер, – Квинт, мы же не горные. Мы про горную нечисть ничего не знаем. Куда нам её ловить? Мы всё по полям да по лесам, ну в деревни заезжаем и у рек. Наш удел-то стрыги всякие да мавки. Какие горы? Откуда вообще взялись горы?
– Сам знаю, – честно признал Квинт, – но что ты мне предлагаешь? Город даёт дело – Инспекция выезжает. У меня нет никакого резерва. Бежицкий с командой из пещер не вернулись и один бог знает чего там с ними стало. Ользен со своими в бессознанке…
– Чего с ними, кстати? – бесцеремонно перебила Агата. Такое она себе позволяла только тогда, когда Квинт чувствовал свою вину. Сейчас он чувствовал и она не упустила шанса получить хоть какую-то информацию.
– Ну…говорят, что на них напал какой-то очень плоский субъект. Как шкура. Малькольма сразу перемололо, а Ользену только ногу зажевало. Ну, ногу ещё непонятно – восстановим или нет, другие по разъездам или вообще зелёные. Вот и скажите мне, братья-сёстры, кого я послать должен?
– Начальство, – предложил Томаш насмешливо, – в твоём случае надо посылать начальство.
            Квинт раздражённо махнул рукой.
– В самом деле, мы ничего не знаем про горы и вероятность того, что мы попадём в опасность, выше, – Себастьян всё-таки вступил в разговор. Он понимал, что должен держаться стороны Агаты и Томаша, потому что ему с ними, если что и ехать, но Квинта ему было жаль по-человечески. В самом деле, Город такой вроде бы богатый, всем всё время рассылает требования сообщать обо всяких странных явлениях, а сам не может найти людей себе на службу. А письма идут. То там видели следы какого-то оборотня, то тут вурдалак…
            Теперь вот горы. И кого, во имя всего здравого, вообще несёт в горы?
– Сам понимаю, – признал Квинт, – и потому говорю вот что… только как своим, как последней опытной команде, что ещё на ногах. Езжайте туда, походите у подножия, вверх не суйтесь. Потом напишите что всё нормально и никого вы не нашли. Местным сообщим, что им всё померещилось.
            Это было преступлением, но все трое затихли не от этого факта, а от осознания того, что Квинт – этот ревнитель закона, предлагал им откровенную ложь. Он не мог ослушаться Город, не мог никого не послать, но и рисковать командой не хотел. Если там чудовище, в горах, то пусть Инспекция хотя бы с ними не столкнётся. Тем более, правы они – куда им, без опыта горных исследований, в горы лезть?
            Была у Квинта слабая надежда на то, что ребята не возмутятся, но на возмущение они имели полное право и он сдался, желая обойтись малой жертвой – временем.
            Троица переглянулась. Это был уже другой разговор. Даже Себастьян, который пытался до перехода на подвижную службу жить исключительно честно, признал про себя, что это явно лучший выход. В конце концов, ему уже приходилось что-то умалчивать, а что-то рассказывать совсем иначе. Что плохого в том, что он просто не будет рисковать на участке, где его путь явно смертелен и просто побродит у подножия гор?
– Кого мы хоть должны обнаружить? – спросила Агата, собрав со своих компаньонов немое согласие.
– Агуане, – отозвался Квинт, пролистав записи.
– Кого-чего? – хором спросила Инспекция. Даже Себастьян, более начитанный на фоне Агаты и Томаша, поперхнулся изумлением и недоумением. – Это что такое?
– Я вам сейчас зачитаю, – пообещал Квинт, откашлялся, взял один из листов и прочёл громко, выделяя каждое слово, как будто это что-то могло изменить. – Агуане – это мифические, неподтверждённые на дату составления реестра фантастических существ, создания, живущие в горах. По легендам они появляются в образ нагих женщин и обычно добры к путникам…
            Агата закатила глаза, Томаш едва слышно шепнул:
– Могу представить такую доброту!
            Себастьян предпочёл промолчать.
– Но в минуту гнева могут напасть на человека, увести его в пещеру и съесть живьём, – закончил Квинт.
– Бабы! – выдохнул Томаш.
            Агата же недоумённо поинтересовалась:
– Это что, всё?
– Увы, – Квинт развёл руками, – никто не подтверждал встречи с ними. В обращении, переданном в Город, говорится о нагих женщинах, которые съели, предположительно, одного из селян.
– Изображения хоть есть? – обречённо спросила Агата.
– Ты что, голых женщин не видела? – возмутился Томаш, – Квинт, если есть изображения, лучше дай мне.
– Нет никаких изображений. И свидетельств нет. И вариантов у меня, кроме вас, тоже нет! – Квинт был мрачен и несчастен.
– Да ладно вам, – вдруг сказал Себастьян, – в горах много кто живёт, может племя какое… может кому привиделось. Да и не полезем же мы в горы. Агуане так агуане.
– Вот честно, увижу хоть одну голую женщину на какой-нибудь скале, разверну лошадь и поскачу назад, – предупредил Томаш. Несмотря на отсутствие информации и непривычную для действий локацию, он как-то приободрился.
            Агата только покачала головой, но в кои-то веки воздержалась от ответа.
***
            Горы были красивыми. Все трое, никогда прежде не бывшие в гористых местностях, даже охнули и замерли, когда увидели в расступавшихся шапках тумана далёкие, неясные ещё вершины.
– Горы…– прошептал Томаш, захваченный величием природы. Они всё жались к земле, искали в реках и болотах, в оскверненных могилах свою «клиентуру», а тут горы! И словно сказка какая-то. и даже говорить, шутить и возмущаться расхотелось. Какие могут быть шутки и возмущения, когда они увидели всё более прочерчивающиеся контуры? Как мал человек, как слаб. Сколько лет этим горам? Сколько видели они – древние, далёкие?
            И неважно даже было то, что лошади не смогли ступить на предгорье – слишком нервно было идти им, несчастным, по острому камню, да и не прошли бы они среди таких троп. Тут только человек пройдёт. Пришлось спешиться.
            Шли тихо. Почему-то в рассветном величии хотелось только молчать и ещё…дышать. Тут пахло какой-то свежестью и чем-то слабовато-пряным. А ещё Себастьян отметил что тут особенно тёмная зелень, будто бы силы ей дано больше, и та ушла в цвет, впрочем, так оно и было. Идти становилось труднее, а трав становилось всё больше – трава вырывалась дикостью среди камня и каких-то глыбин, пробивалась везде где хотела, образовывала кустики и поросли, и всё ей было нипочём.
– Может дальше не надо? – спросил Томаш, когда горы стали отчётливы и они приблизились к ним, чтобы видеть трещины в высоком раздоре величия. Ему было не по себе. Он почувствовал себя слабым и маленьким рядом с горой, которая пережила его уже на сотни, а может и тысячи лет, изрылась трещинами и расколами, но всё равно – жила. Ему чудилось даже что она дышала.
– Не надо, – согласилась Агата. У неё ныли ноги. Всё-таки не было тут троп и привычных полян. И трактиров. И ничего из привычного не было. Было непривычно свежо и…
– Вы слышите? – спросил Себастьян, перехватив её мысль.
            Да, они слышали, а через какие-то две минуты и увидели. Ручеёк – шириной в каике-то пять-семь шагов, но какой быстрый, какой шумный и страстный. Он хлестал прямо из разлома в предгорье и, похоже, сам размывал себе дорогу.
– Холодная! – Агата осторожно коснулась воды. Она опустилась на колени, боясь оскользнуться – камни у ручейка были тёмными от воды, видимо, та бесновалась и заливала иной раз то тут, то там импровизированный бережок.
– Здесь и останемся, – решил Томаш, осторожно поглядывая на Агату. Да, они нередко ругались и перешучивались друг с другом, но всё же оставались братом и сестрой, а это значило, что они приглядывали друг за другом, но…исподтишка.
– Пиши в отчёт, – получасом позже, когда разогрелись котелки на разведенном тут же костерке, выданные Городом консервы. Воду они не рискнули пить прямо из ручейка, тоже вскипятили, и она показалась им необычайно вкусной. Консервы, к слову, тоже хотя прежде они были по общему мнению отвратительны, но здесь их вкус показался необычайно сочным и мясным.
            Несмотря на голод, ели неспешно, не сговариваясь, было в этом что-то магическое – горы, величие, костерок, успокаивающий шум ручейка…
– Ночью здесь должно быть паршиво, – заметил Томаш, – и холодно. Предлагаю костёр не гасить. Более того – дежурить. Вдвоём.
            Это означало серьёзный настрой. Обычно дежурили по одному, но местность и впрямь была дикая. Квинт, конечно, уверял, что все местные тут торгуют на постоянной основе с путниками и в общем-то мирные, но никто не отменял человеческого фактора, диких животных, змей…
– Предлагаю так, – продолжил свою мысль Томаш, – сначала мы с Агатой, потом я с тобой, Себастьян, потом Агата с Себастьяном… темнеет тут, вернее всего, быстро, но и светлеет рано.
            То, что Томаш первой предложил Агату, и вообще её предложил, человеку со стороны могло показаться грубостью, но Томаш был не первый раз в полевых условиях. Он знал, что в первые часы сна и в последние часы темноты дежурить легче, чем в середине ночи. И потом – Томаш давал Агате передышку в виде промежутка между дежурствами. У неё получалось два дежурства – в начале и в конце, у Себастьяна – в середине и в конце, а у самого Томаша – в начале и в середине.
– Ну, в общем…– Агата взглянула на свои часы, – так, у нас…
– Ну-ка тихо, – Томаш резко поднялся с каменистой земли. Он что-то увидел. Агата и Себастьян проследили за его взглядом и тоже поднялись. Они увидели что привлекло его внимание. Вернее – кто. Высокая женщина в сером платье с длинными рукавами и с кувшином в руках спускалась по узкой тропке со стороны гор.
– Одетая! – прыснула Агата, но весело ей не было.
            Женщина тоже их увидела и остановилась, настороженная появлением очевидных незнакомцев.
– Добрая женщина! – крикнул ей Томаш, поднимая руки так, чтобы было видно, что в его руках ничего нет. Правильно, нет, самое доступное ему оружие в рукаве, на хитром спусковом механизме. – Мы всего лишь путники, не бойтесь нас.
– С чего ты взял, что она добрая? – поинтересовалась Агата. – Может быть, всё совсем наоборот.
– И как ты себе представляешь? – Томаш не сводил с незнакомки взгляда. Она поколебалась, затем приблизилась. Она шла осторожно, готовая, похоже, в любую минуту сбежать. У неё было совершенно простое, мягкое, доброе и открытое лицо, волосы, стянутые в пучок, чтобы не мешались в работе, и тяжёлый кувшин.
– Мы гости! – крикнула Агата и приветственно помахала рукой.
– Вы нас понимаете? – до Себастьяна дошло, что они, в общем-то, не знают даже этого.
– Да, понимаю, – женщина отозвалась им. Она говорила с каким-то мягким акцентом, чуть растягивая гласные. Да и говорила медленно, будто вспоминала слова. Она приблизилась к реке, не сводя с них взгляда, опустилась на колени со своей стороны и окунула кувшин в реку.
– Кто вы? – крикнул Томаш. Ручеек был тонким, но шумным и приходилось кричать. – Мы из Города. Нас послали кое-что проверить.
– Я? – задумалась женщина и подняла на него глаза.
– Вы местная? – пришёл на помощь Себастьян.
– Местная, да, – согласилась женщина и резко поднялась.
            Себастьян заметил сразу, а вот Томашу и Агате, решившим в этот момент переглянуться, нужно было ещё мгновение. То, что издалека было похоже на платье, в ближайшем рассмотрении оказалось…серой кожей. Людской кожей, натянутой поверх собственной.
            Лицо женщины, если это, конечно, можно было назвать женщиной, уже исказилось, поплыло, словно воск – заострились её черты, мягкие и добрые прежде они стали злыми, сама она обнажила острые треугольные зубы, когти сверкнули на удлинившихся руках.
– Да твою ж…– Томаш отшатнулся. Их всё ещё разделял ручеек. – Слушайте, мы просто уйдём, ладно?
– Это наша земля, – ответило чудовище и голос её изменился, стал скрипучим, глухим. – Вы…губите нас.
            Она всё ещё вспоминала слова для них, а затем, словно устав от разговора, она вдруг взметнула непропорционально длинные руки вверх и тотчас – вокруг несчастной троицы зашевелилась земля и оказалось, что многие серые камни, всё то, что приняли они за серую каменистую местность и впрямь дышит, является жизнью.
            Разгибались серые, точно грязные спины, обнажали плоть чудовищ. Длинные тела, нескладные руки. Треугольные зубы. 
            Хищницы, почуявшие чужаков. Врагов.
– Вот почему Квинт считает нас лучшими, если мы постоянно влезаем во всё куда не лень? – прошептала перепуганная Агата. Она понимала, что это конец, и не справятся они с окружающими серыми телами.
            Но не могла выдать своего отчаяния даже сейчас.
– Мы не враги вам! – Томаш встал перед нею, хотя в этом и не было смысла, чудовища окружали их со всех сторон. – Агуане, да? Мы не враги. Мы скажем, что не нашли вас. Отпустите, и…
            Жизнь кончилась. Серые тела в один миг стали камнями. Всё исчезло, точно и не было, даже костерок, несчастный, захваченный ими, не пошевелился. Они стояли втроём – дураки-дураками, в полубоевой стойке, готовые хоть за сколько-нибудь продать жизнь.
– Какого…– Томаш заозирался, но тщетно. Всё исчезло.  – Агата? Себастьян?
            Но те понимали не больше. Растерянные, одинаково сбитые с толку, всё ещё напуганные внезапной силой, они не понимали внезапной пощады от чудовищ.
            Или те поверили в их молчание и готовы отпустить?
            Только эта мысль пришла им в голову, как снова появилась она – та первая незнакомка. В руках ее не было больше кувшина, и появилась она уже с их стороны реки, просто вышла из камня, разогнулась прямо перед ними и троица испуганно метнулась назад, путаясь друг в друге.
– Да, – сказала агуане, угадывая их мысли. Теперь ее лицо снова было светлым и открытым, а серая кожа, в которой они угадали выдолбленную людскую, была тканью. – Да, мы верим в ваше молчание.
            Она взглянула на горную цепь, вершины которой таяли в подступающем вечере и продолжила:
– Эти горы и все эти камни – это тела моих предков и моих потомков. Нас много, но я одна. Понимаете?
            Они ничего не понимали, но мелко-мелко закивали головами, готовые согласиться на всё, что угодно, лишь бы не сталкиваться, не видеть вокруг себя кучу страшных существ, распрямляющихся из камня.
– Они помнят древность, – незнакомка улыбнулась, и не было у неё никаких треугольных уродливых зубов, – ту древность, которую не знал человек. И никогда не узнает, ибо горы сойдут с места прежде, чем он постигнет глубины и всё начнётся снова. Не ступайте на нашу землю. Вы нас не найдёте, но мы легко найдем вас…
– И съедите, – бормотнула Агата, она отходила от ужаса быстрее, а может быть, опять не желала выдавать своего отчаяния, ведь рука её всё ещё дрожала рядом с рукой Себастьяна. Сила, с которой они столкнулись, была непонятна и отвратительна.
– А как же! – агуане рассмеялась скрипучим, совсем старушечьим смехом. – Мы любим мясо. Его любят горы. Все горы – это залежи мяса, уже перемолотого и порабощенного нашими желудками.
            Она облизнулась и медленно зубы её изменились на треугольные.
– Но вы не со злом пришли, – объясняла агуане, – а потому мы и я вас отпускаем. Убирайтесь, и не думайте приходить в горы. Здесь вам не рады. Вы чужие.
            Дважды повторять было не надо. Троица, не разбирая дороги и не глядя толком под ноги, метнулась назад. Оскальзываясь на камнях, что вдруг распахивали страшные глаза с желтым блеском, спотыкаясь о травяные переплетенья, что вдруг оказывались пальцами, путаясь в земляном песке, который вдруг выметывал из глубин своих руки, троица бежала всё дальше и дальше, пока не выбралась с проклятого предгорья и не упала без сил на безопасную уже траву.
            Задыхаясь от быстрого бега и пережитого ужаса, они ничком лежали на земле, дрожали от ужаса и усталости, и ещё – от резкого холода.
***
– Ни пса там нет! Холод в горах зверский, вода шумит, змеи, а всяких там гуан нет! – Томаш докладывал за всех. Ему всегда было проще лгать Квинту. – Вон, взгляни на Себастьяна, его до сих пор трясёт! Промерз!
            Себастьяна и правда трясло. Только холод тут был не виноват. Его жал ужас. В памяти всплывали эти пальцы, тянувшиеся вместо травы, и руки, что поднимались из земли и слова о том, что в горах залежи мяса.
            Его мутило от ужаса и понимания, что он ничтожен и слаб. и неважно как хорошо вооружил его Город.
            Квинт, однако, был доволен:
– Ну я так и думал. Ладно, ребята, сегодня отдыхайте, завтра поедете привычного вурдалака ловить. Он там обалдел, по крышам прыгает, вынюхивает.
            Квинт засмеялся, видимо, ему картина казалось забавной. Но его веселья никто из троицы не поддержал. Мрачные, напуганные, они вышли из его кабинета в полной тишине и не разговаривали пока не достигли безопасного места, где никто не мог подслушать.
– Предлагаю следующие тезисы, – произнёс Томаш, оглядываясь по сторонам. Да, здесь не могли подслушать, но осторожность никому не вредила. – Первое – мы ничего не видели и унесём эту тайну в могилу.
– Ещё одну…– прошипела Агата, но вариант рассказать правду у нее даже не проскальзывал в мыслях. Она не представляла кому и что рассказать. Да и чем подтвердить? Да и стоит ли? Той Агаты, что шла в Инспекцию, чтобы бороться с нечистью, освобождать людей, уже не было. Агата давно понимала, что нечисть – это ещё не страшно. Страшно, когда люди ведут себя как нечисть и когда есть то, что сильнее всего, древнее и не может подчиняться всему тому, что они знали.
– Да, Агата, ещё одну, – Томаш не стал браниться. Он и сам был когда-то молод и полон идеалов. Он думал, что они с Агатой очистят весь мир от зла, отомстят за всех несчастных, а оказалось, что бюрократическая волокита не дает такой возможности и что не всегда можно победить зло, приходящее из тьмы.
            А иногда лучше и не пытаться. Пусть оно будет. и потом – вот эти агуане, будь они неладны, они зло? Если жрут людей – да. Если защищают свои земли, то…
            Наверное, нет. Кому бы понравилось, если бы в его владения вторглись и начали ставить свои правила?
– Тезис второй, – продолжил Томаш, – в горы мы не суемся. Ни в какие. Никогда. Ни на отдых, ни на работу. Пусть лучше уволят.
 – Да не уволят, – заметил Себастьян, – кто работать-то будет…
– Не суемся, – повторил Томаш. – Там для нас ничего нет. Ясно?
            Два кивка.
– И третье. С теми, кто идет в горы – не ругаемся. Во-первых, это явные отморозки, во-вторых, есть вероятность, что мы их больше не увидим.
– Есть ещё четвертый тезис, – мрачно добавил Себастьян, холод, жавший его дух, не отступал, и он понял, что нуждается в том средстве, которое сам никогда не считал за средство, – нам надо это чем-нибудь запить.
            От него это прозвучало странно и непривычно. Среди их троицы Себастьян был самым трезвым человеком.
– И заесть, – добавила Агата. – Но не мясом. Кажется, от мяса мне станет плохо.
– Не тебе одной, – Томаш выдохнул. Они согласились с тайной, очередной тайной для их маленькой компании, слишком большой и слишком древней. – Я предлагаю ещё один тезис. Мы никогда не будем думать о ее словах. Ни про мясо, ни про древность. Хорошо?
            Это было сложнее. Забыть, не думать… как? Слова чудовищны и непонятны. Милосердие необъяснимо.
– Легко, – согласилась Агата.
– Хорошо, – Себастьян тоже согласился, но покривил душой. Про себя он решил залезть хотя бы в излюбленные, такие далекие от реальной жизни архивы. Он не знал еще найдет ли он там что-нибудь, да и стоит ли вообще искать, но чувствовал – уйти от этого соблазна он не сможет.
(*)(Предыдущие рассказы о мирке Инспекции – «Чёрная Мавка»,  «Стрыга»,  «Красные глаза», «Про чудовище» и «Упыриха». Каждый рассказ можно читать отдельно, без привязки)
(**) Примечание: агуане появится во вселенной «цэсэфэсэ», так как вселенная «Инспекции» - это предисловие к «цэсэфэсэ», такое допустимо и возможно.
 

© Copyright: Анна Богодухова, 2024

Регистрационный номер №0532781

от 22 сентября 2024

[Скрыть] Регистрационный номер 0532781 выдан для произведения: – А чего так просто? – Агата возмутилась за всех, но это, конечно, не помогло, но хоть кто-то всё-таки высказался за них. – Мы же полжизни по горам скакали аки горные козлы…
– Агата, – Квинт попытался её одёрнуть, но куда там! Он сам виноват – кто же так, не подготовив команду толком, поручение выдаёт?
– Словно мыши летучие пещеры излазили, каждый камешек о себя примерили, – Агата не собиралась успокаиваться.
– Агата! – Квинт повысил голос. Он ожидал возмущения, но всё же полагал, что инспекторам хватит такта вылить свои возмущения в воздух после выхода из его кабинета. Забыл, несчастный, что брат и сестра Морено да Себастьян, к ним прибившийся, тактом не отличаются. Себастьян, правда, ещё пытается иной раз слово доброе вставить, но сейчас не тот случай – и он сидит, опешил, бедный.
– Да горным воздухом надышались! – Агату было не остановить.
– Да уймись ты! Мне тоже не нравится! – Квинт тоже не выдержал, закричал на неё.
            Агата довольно кивнула, словно этого она и добивалась, откинулась на спинку стула, скрестила руки на груди, вздохнула…
– Ну в самом деле, – Томаш отмер, – Квинт, мы же не горные. Мы про горную нечисть ничего не знаем. Куда нам её ловить? Мы всё по полям да по лесам, ну в деревни заезжаем и у рек. Наш удел-то стрыги всякие да мавки. Какие горы? Откуда вообще взялись горы?
– Сам знаю, – честно признал Квинт, – но что ты мне предлагаешь? Город даёт дело – Инспекция выезжает. У меня нет никакого резерва. Бежицкий с командой из пещер не вернулись и один бог знает чего там с ними стало. Ользен со своими в бессознанке…
– Чего с ними, кстати? – бесцеремонно перебила Агата. Такое она себе позволяла только тогда, когда Квинт чувствовал свою вину. Сейчас он чувствовал и она не упустила шанса получить хоть какую-то информацию.
– Ну…говорят, что на них напал какой-то очень плоский субъект. Как шкура. Малькольма сразу перемололо, а Ользену только ногу зажевало. Ну, ногу ещё непонятно – восстановим или нет, другие по разъездам или вообще зелёные. Вот и скажите мне, братья-сёстры, кого я послать должен?
– Начальство, – предложил Томаш насмешливо, – в твоём случае надо посылать начальство.
            Квинт раздражённо махнул рукой.
– В самом деле, мы ничего не знаем про горы и вероятность того, что мы попадём в опасность, выше, – Себастьян всё-таки вступил в разговор. Он понимал, что должен держаться стороны Агаты и Томаша, потому что ему с ними, если что и ехать, но Квинта ему было жаль по-человечески. В самом деле, Город такой вроде бы богатый, всем всё время рассылает требования сообщать обо всяких странных явлениях, а сам не может найти людей себе на службу. А письма идут. То там видели следы какого-то оборотня, то тут вурдалак…
            Теперь вот горы. И кого, во имя всего здравого, вообще несёт в горы?
– Сам понимаю, – признал Квинт, – и потому говорю вот что… только как своим, как последней опытной команде, что ещё на ногах. Езжайте туда, походите у подножия, вверх не суйтесь. Потом напишите что всё нормально и никого вы не нашли. Местным сообщим, что им всё померещилось.
            Это было преступлением, но все трое затихли не от этого факта, а от осознания того, что Квинт – этот ревнитель закона, предлагал им откровенную ложь. Он не мог ослушаться Город, не мог никого не послать, но и рисковать командой не хотел. Если там чудовище, в горах, то пусть Инспекция хотя бы с ними не столкнётся. Тем более, правы они – куда им, без опыта горных исследований, в горы лезть?
            Была у Квинта слабая надежда на то, что ребята не возмутятся, но на возмущение они имели полное право и он сдался, желая обойтись малой жертвой – временем.
            Троица переглянулась. Это был уже другой разговор. Даже Себастьян, который пытался до перехода на подвижную службу жить исключительно честно, признал про себя, что это явно лучший выход. В конце концов, ему уже приходилось что-то умалчивать, а что-то рассказывать совсем иначе. Что плохого в том, что он просто не будет рисковать на участке, где его путь явно смертелен и просто побродит у подножия гор?
– Кого мы хоть должны обнаружить? – спросила Агата, собрав со своих компаньонов немое согласие.
– Агуане, – отозвался Квинт, пролистав записи.
– Кого-чего? – хором спросила Инспекция. Даже Себастьян, более начитанный на фоне Агаты и Томаша, поперхнулся изумлением и недоумением. – Это что такое?
– Я вам сейчас зачитаю, – пообещал Квинт, откашлялся, взял один из листов и прочёл громко, выделяя каждое слово, как будто это что-то могло изменить. – Агуане – это мифические, неподтверждённые на дату составления реестра фантастических существ, создания, живущие в горах. По легендам они появляются в образ нагих женщин и обычно добры к путникам…
            Агата закатила глаза, Томаш едва слышно шепнул:
– Могу представить такую доброту!
            Себастьян предпочёл промолчать.
– Но в минуту гнева могут напасть на человека, увести его в пещеру и съесть живьём, – закончил Квинт.
– Бабы! – выдохнул Томаш.
            Агата же недоумённо поинтересовалась:
– Это что, всё?
– Увы, – Квинт развёл руками, – никто не подтверждал встречи с ними. В обращении, переданном в Город, говорится о нагих женщинах, которые съели, предположительно, одного из селян.
– Изображения хоть есть? – обречённо спросила Агата.
– Ты что, голых женщин не видела? – возмутился Томаш, – Квинт, если есть изображения, лучше дай мне.
– Нет никаких изображений. И свидетельств нет. И вариантов у меня, кроме вас, тоже нет! – Квинт был мрачен и несчастен.
– Да ладно вам, – вдруг сказал Себастьян, – в горах много кто живёт, может племя какое… может кому привиделось. Да и не полезем же мы в горы. Агуане так агуане.
– Вот честно, увижу хоть одну голую женщину на какой-нибудь скале, разверну лошадь и поскачу назад, – предупредил Томаш. Несмотря на отсутствие информации и непривычную для действий локацию, он как-то приободрился.
            Агата только покачала головой, но в кои-то веки воздержалась от ответа.
***
            Горы были красивыми. Все трое, никогда прежде не бывшие в гористых местностях, даже охнули и замерли, когда увидели в расступавшихся шапках тумана далёкие, неясные ещё вершины.
– Горы…– прошептал Томаш, захваченный величием природы. Они всё жались к земле, искали в реках и болотах, в оскверненных могилах свою «клиентуру», а тут горы! И словно сказка какая-то. и даже говорить, шутить и возмущаться расхотелось. Какие могут быть шутки и возмущения, когда они увидели всё более прочерчивающиеся контуры? Как мал человек, как слаб. Сколько лет этим горам? Сколько видели они – древние, далёкие?
            И неважно даже было то, что лошади не смогли ступить на предгорье – слишком нервно было идти им, несчастным, по острому камню, да и не прошли бы они среди таких троп. Тут только человек пройдёт. Пришлось спешиться.
            Шли тихо. Почему-то в рассветном величии хотелось только молчать и ещё…дышать. Тут пахло какой-то свежестью и чем-то слабовато-пряным. А ещё Себастьян отметил что тут особенно тёмная зелень, будто бы силы ей дано больше, и та ушла в цвет, впрочем, так оно и было. Идти становилось труднее, а трав становилось всё больше – трава вырывалась дикостью среди камня и каких-то глыбин, пробивалась везде где хотела, образовывала кустики и поросли, и всё ей было нипочём.
– Может дальше не надо? – спросил Томаш, когда горы стали отчётливы и они приблизились к ним, чтобы видеть трещины в высоком раздоре величия. Ему было не по себе. Он почувствовал себя слабым и маленьким рядом с горой, которая пережила его уже на сотни, а может и тысячи лет, изрылась трещинами и расколами, но всё равно – жила. Ему чудилось даже что она дышала.
– Не надо, – согласилась Агата. У неё ныли ноги. Всё-таки не было тут троп и привычных полян. И трактиров. И ничего из привычного не было. Было непривычно свежо и…
– Вы слышите? – спросил Себастьян, перехватив её мысль.
            Да, они слышали, а через какие-то две минуты и увидели. Ручеёк – шириной в каике-то пять-семь шагов, но какой быстрый, какой шумный и страстный. Он хлестал прямо из разлома в предгорье и, похоже, сам размывал себе дорогу.
– Холодная! – Агата осторожно коснулась воды. Она опустилась на колени, боясь оскользнуться – камни у ручейка были тёмными от воды, видимо, та бесновалась и заливала иной раз то тут, то там импровизированный бережок.
– Здесь и останемся, – решил Томаш, осторожно поглядывая на Агату. Да, они нередко ругались и перешучивались друг с другом, но всё же оставались братом и сестрой, а это значило, что они приглядывали друг за другом, но…исподтишка.
– Пиши в отчёт, – получасом позже, когда разогрелись котелки на разведенном тут же костерке, выданные Городом консервы. Воду они не рискнули пить прямо из ручейка, тоже вскипятили, и она показалась им необычайно вкусной. Консервы, к слову, тоже хотя прежде они были по общему мнению отвратительны, но здесь их вкус показался необычайно сочным и мясным.
            Несмотря на голод, ели неспешно, не сговариваясь, было в этом что-то магическое – горы, величие, костерок, успокаивающий шум ручейка…
– Ночью здесь должно быть паршиво, – заметил Томаш, – и холодно. Предлагаю костёр не гасить. Более того – дежурить. Вдвоём.
            Это означало серьёзный настрой. Обычно дежурили по одному, но местность и впрямь была дикая. Квинт, конечно, уверял, что все местные тут торгуют на постоянной основе с путниками и в общем-то мирные, но никто не отменял человеческого фактора, диких животных, змей…
– Предлагаю так, – продолжил свою мысль Томаш, – сначала мы с Агатой, потом я с тобой, Себастьян, потом Агата с Себастьяном… темнеет тут, вернее всего, быстро, но и светлеет рано.
            То, что Томаш первой предложил Агату, и вообще её предложил, человеку со стороны могло показаться грубостью, но Томаш был не первый раз в полевых условиях. Он знал, что в первые часы сна и в последние часы темноты дежурить легче, чем в середине ночи. И потом – Томаш давал Агате передышку в виде промежутка между дежурствами. У неё получалось два дежурства – в начале и в конце, у Себастьяна – в середине и в конце, а у самого Томаша – в начале и в середине.
– Ну, в общем…– Агата взглянула на свои часы, – так, у нас…
– Ну-ка тихо, – Томаш резко поднялся с каменистой земли. Он что-то увидел. Агата и Себастьян проследили за его взглядом и тоже поднялись. Они увидели что привлекло его внимание. Вернее – кто. Высокая женщина в сером платье с длинными рукавами и с кувшином в руках спускалась по узкой тропке со стороны гор.
– Одетая! – прыснула Агата, но весело ей не было.
            Женщина тоже их увидела и остановилась, настороженная появлением очевидных незнакомцев.
– Добрая женщина! – крикнул ей Томаш, поднимая руки так, чтобы было видно, что в его руках ничего нет. Правильно, нет, самое доступное ему оружие в рукаве, на хитром спусковом механизме. – Мы всего лишь путники, не бойтесь нас.
– С чего ты взял, что она добрая? – поинтересовалась Агата. – Может быть, всё совсем наоборот.
– И как ты себе представляешь? – Томаш не сводил с незнакомки взгляда. Она поколебалась, затем приблизилась. Она шла осторожно, готовая, похоже, в любую минуту сбежать. У неё было совершенно простое, мягкое, доброе и открытое лицо, волосы, стянутые в пучок, чтобы не мешались в работе, и тяжёлый кувшин.
– Мы гости! – крикнула Агата и приветственно помахала рукой.
– Вы нас понимаете? – до Себастьяна дошло, что они, в общем-то, не знают даже этого.
– Да, понимаю, – женщина отозвалась им. Она говорила с каким-то мягким акцентом, чуть растягивая гласные. Да и говорила медленно, будто вспоминала слова. Она приблизилась к реке, не сводя с них взгляда, опустилась на колени со своей стороны и окунула кувшин в реку.
– Кто вы? – крикнул Томаш. Ручеек был тонким, но шумным и приходилось кричать. – Мы из Города. Нас послали кое-что проверить.
– Я? – задумалась женщина и подняла на него глаза.
– Вы местная? – пришёл на помощь Себастьян.
– Местная, да, – согласилась женщина и резко поднялась.
            Себастьян заметил сразу, а вот Томашу и Агате, решившим в этот момент переглянуться, нужно было ещё мгновение. То, что издалека было похоже на платье, в ближайшем рассмотрении оказалось…серой кожей. Людской кожей, натянутой поверх собственной.
            Лицо женщины, если это, конечно, можно было назвать женщиной, уже исказилось, поплыло, словно воск – заострились её черты, мягкие и добрые прежде они стали злыми, сама она обнажила острые треугольные зубы, когти сверкнули на удлинившихся руках.
– Да твою ж…– Томаш отшатнулся. Их всё ещё разделял ручеек. – Слушайте, мы просто уйдём, ладно?
– Это наша земля, – ответило чудовище и голос её изменился, стал скрипучим, глухим. – Вы…губите нас.
            Она всё ещё вспоминала слова для них, а затем, словно устав от разговора, она вдруг взметнула непропорционально длинные руки вверх и тотчас – вокруг несчастной троицы зашевелилась земля и оказалось, что многие серые камни, всё то, что приняли они за серую каменистую местность и впрямь дышит, является жизнью.
            Разгибались серые, точно грязные спины, обнажали плоть чудовищ. Длинные тела, нескладные руки. Треугольные зубы. 
            Хищницы, почуявшие чужаков. Врагов.
– Вот почему Квинт считает нас лучшими, если мы постоянно влезаем во всё куда не лень? – прошептала перепуганная Агата. Она понимала, что это конец, и не справятся они с окружающими серыми телами.
            Но не могла выдать своего отчаяния даже сейчас.
– Мы не враги вам! – Томаш встал перед нею, хотя в этом и не было смысла, чудовища окружали их со всех сторон. – Агуане, да? Мы не враги. Мы скажем, что не нашли вас. Отпустите, и…
            Жизнь кончилась. Серые тела в один миг стали камнями. Всё исчезло, точно и не было, даже костерок, несчастный, захваченный ими, не пошевелился. Они стояли втроём – дураки-дураками, в полубоевой стойке, готовые хоть за сколько-нибудь продать жизнь.
– Какого…– Томаш заозирался, но тщетно. Всё исчезло.  – Агата? Себастьян?
            Но те понимали не больше. Растерянные, одинаково сбитые с толку, всё ещё напуганные внезапной силой, они не понимали внезапной пощады от чудовищ.
            Или те поверили в их молчание и готовы отпустить?
            Только эта мысль пришла им в голову, как снова появилась она – та первая незнакомка. В руках ее не было больше кувшина, и появилась она уже с их стороны реки, просто вышла из камня, разогнулась прямо перед ними и троица испуганно метнулась назад, путаясь друг в друге.
– Да, – сказала агуане, угадывая их мысли. Теперь ее лицо снова было светлым и открытым, а серая кожа, в которой они угадали выдолбленную людскую, была тканью. – Да, мы верим в ваше молчание.
            Она взглянула на горную цепь, вершины которой таяли в подступающем вечере и продолжила:
– Эти горы и все эти камни – это тела моих предков и моих потомков. Нас много, но я одна. Понимаете?
            Они ничего не понимали, но мелко-мелко закивали головами, готовые согласиться на всё, что угодно, лишь бы не сталкиваться, не видеть вокруг себя кучу страшных существ, распрямляющихся из камня.
– Они помнят древность, – незнакомка улыбнулась, и не было у неё никаких треугольных уродливых зубов, – ту древность, которую не знал человек. И никогда не узнает, ибо горы сойдут с места прежде, чем он постигнет глубины и всё начнётся снова. Не ступайте на нашу землю. Вы нас не найдёте, но мы легко найдем вас…
– И съедите, – бормотнула Агата, она отходила от ужаса быстрее, а может быть, опять не желала выдавать своего отчаяния, ведь рука её всё ещё дрожала рядом с рукой Себастьяна. Сила, с которой они столкнулись, была непонятна и отвратительна.
– А как же! – агуане рассмеялась скрипучим, совсем старушечьим смехом. – Мы любим мясо. Его любят горы. Все горы – это залежи мяса, уже перемолотого и порабощенного нашими желудками.
            Она облизнулась и медленно зубы её изменились на треугольные.
– Но вы не со злом пришли, – объясняла агуане, – а потому мы и я вас отпускаем. Убирайтесь, и не думайте приходить в горы. Здесь вам не рады. Вы чужие.
            Дважды повторять было не надо. Троица, не разбирая дороги и не глядя толком под ноги, метнулась назад. Оскальзываясь на камнях, что вдруг распахивали страшные глаза с желтым блеском, спотыкаясь о травяные переплетенья, что вдруг оказывались пальцами, путаясь в земляном песке, который вдруг выметывал из глубин своих руки, троица бежала всё дальше и дальше, пока не выбралась с проклятого предгорья и не упала без сил на безопасную уже траву.
            Задыхаясь от быстрого бега и пережитого ужаса, они ничком лежали на земле, дрожали от ужаса и усталости, и ещё – от резкого холода.
***
– Ни пса там нет! Холод в горах зверский, вода шумит, змеи, а всяких там гуан нет! – Томаш докладывал за всех. Ему всегда было проще лгать Квинту. – Вон, взгляни на Себастьяна, его до сих пор трясёт! Промерз!
            Себастьяна и правда трясло. Только холод тут был не виноват. Его жал ужас. В памяти всплывали эти пальцы, тянувшиеся вместо травы, и руки, что поднимались из земли и слова о том, что в горах залежи мяса.
            Его мутило от ужаса и понимания, что он ничтожен и слаб. и неважно как хорошо вооружил его Город.
            Квинт, однако, был доволен:
– Ну я так и думал. Ладно, ребята, сегодня отдыхайте, завтра поедете привычного вурдалака ловить. Он там обалдел, по крышам прыгает, вынюхивает.
            Квинт засмеялся, видимо, ему картина казалось забавной. Но его веселья никто из троицы не поддержал. Мрачные, напуганные, они вышли из его кабинета в полной тишине и не разговаривали пока не достигли безопасного места, где никто не мог подслушать.
– Предлагаю следующие тезисы, – произнёс Томаш, оглядываясь по сторонам. Да, здесь не могли подслушать, но осторожность никому не вредила. – Первое – мы ничего не видели и унесём эту тайну в могилу.
– Ещё одну…– прошипела Агата, но вариант рассказать правду у нее даже не проскальзывал в мыслях. Она не представляла кому и что рассказать. Да и чем подтвердить? Да и стоит ли? Той Агаты, что шла в Инспекцию, чтобы бороться с нечистью, освобождать людей, уже не было. Агата давно понимала, что нечисть – это ещё не страшно. Страшно, когда люди ведут себя как нечисть и когда есть то, что сильнее всего, древнее и не может подчиняться всему тому, что они знали.
– Да, Агата, ещё одну, – Томаш не стал браниться. Он и сам был когда-то молод и полон идеалов. Он думал, что они с Агатой очистят весь мир от зла, отомстят за всех несчастных, а оказалось, что бюрократическая волокита не дает такой возможности и что не всегда можно победить зло, приходящее из тьмы.
            А иногда лучше и не пытаться. Пусть оно будет. и потом – вот эти агуане, будь они неладны, они зло? Если жрут людей – да. Если защищают свои земли, то…
            Наверное, нет. Кому бы понравилось, если бы в его владения вторглись и начали ставить свои правила?
– Тезис второй, – продолжил Томаш, – в горы мы не суемся. Ни в какие. Никогда. Ни на отдых, ни на работу. Пусть лучше уволят.
 – Да не уволят, – заметил Себастьян, – кто работать-то будет…
– Не суемся, – повторил Томаш. – Там для нас ничего нет. Ясно?
            Два кивка.
– И третье. С теми, кто идет в горы – не ругаемся. Во-первых, это явные отморозки, во-вторых, есть вероятность, что мы их больше не увидим.
– Есть ещё четвертый тезис, – мрачно добавил Себастьян, холод, жавший его дух, не отступал, и он понял, что нуждается в том средстве, которое сам никогда не считал за средство, – нам надо это чем-нибудь запить.
            От него это прозвучало странно и непривычно. Среди их троицы Себастьян был самым трезвым человеком.
– И заесть, – добавила Агата. – Но не мясом. Кажется, от мяса мне станет плохо.
– Не тебе одной, – Томаш выдохнул. Они согласились с тайной, очередной тайной для их маленькой компании, слишком большой и слишком древней. – Я предлагаю ещё один тезис. Мы никогда не будем думать о ее словах. Ни про мясо, ни про древность. Хорошо?
            Это было сложнее. Забыть, не думать… как? Слова чудовищны и непонятны. Милосердие необъяснимо.
– Легко, – согласилась Агата.
– Хорошо, – Себастьян тоже согласился, но покривил душой. Про себя он решил залезть хотя бы в излюбленные, такие далекие от реальной жизни архивы. Он не знал еще найдет ли он там что-нибудь, да и стоит ли вообще искать, но чувствовал – уйти от этого соблазна он не сможет.
(*)(Предыдущие рассказы о мирке Инспекции – «Чёрная Мавка»,  «Стрыга»,  «Красные глаза», «Про чудовище» и «Упыриха». Каждый рассказ можно читать отдельно, без привязки)
(**) Примечание: агуане появится во вселенной «цэсэфэсэ», так как вселенная «Инспекции» - это предисловие к «цэсэфэсэ», такое допустимо и возможно.
 

 

Море не плачет

Главная проблема ведьм