Под синим бездонным небом реяли кумачовые флаги. Колчак не дошёл до Кукуева. Колчак был разбит. Армия Колчака была рассеянна непобедимой Красной армией. Армия адмирала распалась, истаяла, как сахар в горячем чаю.

Григорий Уваров живой и невредимый, раненый легко в руку, пришёл с колчаковского фронта домой и по рекомендации укома РКП(б) был избран секретарём сельской ком-ячейки. 

Бывший фронтовик Кирьян Лампадов, выслуживший в карательном отряде у Колчака чин унтер-офицера, ночью пробрался в дом к отцу, сельскому богатею-кулаку и спрятался там. Подённый работник Филипп Рагозин был этому свидетелем. Как бедняк и сочувствующий советской власти он сообщил об этом секретарю ком-ячейки Григорию Уварову.

Уваров вместе с председателем сельсовета Лёшкой Лихим, недавно назначенным милиционером Стёпкой Охлябиным и присоединившимся к ним приехавшим уполномоченным уисполкома Сахаровым направились к Лампадову.

Старший Лампадов, Демьян Иванович, пожилой мужик с окладистой посеребрившейся бородой, с прищуренными хитроватыми глазками, ссутулясь, возился в овине.

- Где Кирьян? - спросил его Уваров.

- Был, да утёк, - спокойно ответил Лампадов.

Контуженный на фронте империалистической войны уполномоченный Сахаров пустил белую пену изо рта, скривил набок губы до левого уха, подурнел глазом.

- Выродка прячешь, поганое своё семя берегёшь, Демьян, - выдавил из себя Сахаров. - Удавлю на ентой перекладине.

- Я за сына не ответчик, - ответил Демьян Иванович. - Не скрываю, был Кирьян дома, ребятёнка спроведывал. Явился и тут же убёг. Сказал, что скоро они придут вас, большаков, резать.

Отведя плечом в сторону Кирьянову жену Домну с младенцем на руках, Лёшка, а за ним остальные вошли в дом.

- Нету Кирьяна, - красивым грудным голосом сказала Домна, идя за незванными гостями. - Был, но скоро ушёл...

Она села на лавку, откинула с плеча просторную рубашку, показала красивую полную молока грудь и сунула длинный чёрный сосок, из которого выкатилась большая капля молока, в рот младенцу. Она сидела, словно Богородица с иконы, спокойная и величавая.

В это время со двора донеслось конское ржание, и было видно в окно, как Кирьян на весёлом кауром жеребце выскочил в распахнутые ворота.

- А! Твою мать!.. - выругался Сахаров. - Ушёл, говоришь, кулацкая твоя морда. Совецку власть омманывашь, контра!..

Белыми глазами он вонзился в Домну и в младенца, сосущего грудь. Схватив за ноги младенца, он вырвал его из рук матери, взмахнул им под притолоку.

- Истреблю сволочное семя!.. - заорал Сахаров нехорошим голосом.

Домна вскочила с лавки и высокою своею грудью бесстыдно таранила товарища Сахарова, припёрла его большевистскую сущность к бревенчатой стенке, молоком оросила его просолённую гимнастёрку, вскинула крыльями белые полные руки к заверещавшему ребёнку. Но длинён был товарищ Сахаров, не достать ей. 

И впрямь, треснул бы Сахаров бандитское отродье о стенку или об стол, или обо что ещё твёрдое. Взял бы он на свою душу этот грех, но подоспел Уваров и вынул из его костенеющих пальцев невинное существо. 

В этот момент повалился товарищ Сахаров на пол, и стала его бить корча, и белая пена потекла на сдвинутое судорогой страшное лицо со стеклянными глазами.

Григорий вложил ребёнка в руки обеспамятвовавшей Домны, взял её увесистую грудь и, цыкнув струйкой молока, сунул мокрый сосок в жадный ротик крохи.

А товарищ Сахаров, отбившись в корчах, к этому моменту успокоился и крепко спал.


Далее смотри - "Продразвёрстка"