1989 г. Двоим в одну воду не войти
Недавно прочел анекдот про «загадочный русский народ», смысл которого сводился к тому, что русский народ называют загадочным поскольку, как только он где-то появится, то там обязательно все загадит.
И сразу вспомнился случай почти тридцатилетней давности, происшедший со мною в далеком городке Орле, стоящем на реке с финским именем Ока.
Этот случай, мало того, что подтверждает русскую поговорку «где жрет, там и срет», но еще и доказывает, что не только в одну воду нельзя войти дважды, но и двум людям в одну воду также войти никак нельзя.
Все началось с того, что Алла Лихтенбаум пригласила меня на экскурсию в Спасское-Лутовиново – имение Тургенева, что располагается неподалеку от Орла. Этот город для меня был отмечен тем, что там жила Люся Хлыстова – старшая подруга моей Ирины. Иринка у нее была уже несколько раз, а я – ни единого раза. Это упущение надлежало исправить.
Орел – городок очень маленький по нашим, московским, меркам, но найти ее дом, стоящий на окраине города в местечке с эффектным названием Веселая балка[1], оказалось для меня непростой задачей, хотя на самом деле – там, в общем-то по прямой. Но это, если знаешь как и куда идти. А когда в первый раз, не имея ни малейшего представления о местности, по принципу – язык до Киева доведет[2] – о, ужас. Это сейчас в телефоне карты не только Москвы и России, но и всего мира. А тридцать лет назад, когда не то, что масштабную карту (которая считалась top secret), но даже простую схему города нельзя было найти. Жили, можно сказать, впотьмах.
В конце концов ее дом я разыскал. Оказалось, что Люся с мужем и сыном жила в так называемой «малосемейке» – квартире, состоящей из одной девятиметровой комнатки, перегороженной на две части и маленькой кухоньки. Согласен – не лучшие условия для семьи из трех человек и я помню, как Люся горько сокрушалась об этом. Хотя в Германии мои знакомые (не эмигранты, а резиденты) и по сей день живут в похожих квартирах и не на что не жалуются, поскольку они за квартиры платят свои кровные деньги. И причем немалые. А советские люди, получивши все даром, подчас еще и выражали крайнее недовольство. Совсем не по пословице, что дареному коню в зубы не смотрят, наш народ дареному коню в зубы смотрел очень внимательно и был очень возмущен, получая коня не первой свежести[3].
Поэтому поболтать, о том, о сем, мы решили в кафе, находившимся в центре города, наверное на Комсомольском проспекте. Поскольку сейчас там указан какой-то пивной бар, вероятно сделанного как раз из того кафе – внешне как будто бы похоже. Кажется тогда это было единственное подобное заведение в городе, потому что Хлыстовы там тут же встретили каких-то знакомых и нас собралась небольшая, человек в восемь, компания.
С тех пор я ни разу не был в Орле. И сейчас, глядя на спутниковые снимки и фотографии, я вижу едущие по улицам немногочисленные автомобили, небольшие вереницы транспорта, выстроившиеся перед светофорами, группы людей идущих по улицам. А тогда город казался вымершим, как после падения нейтронной бомбы, На улицах не было никого, несмотря на очень даже теплый летний день. Может свою роль сыграло то обстоятельство, что была суббота. Уикенд. Люся как-то обмолвилась, что все на своих дачах. Да время было голодное, карточки на сигареты, мыло, стиральный порошок и подсолнечное масло. Люди пять дней были рабочими, а на два, так называемых, «выходных» (в кавычках) снова, как и сотни летн назад, становились крестьянами.
Поэтому кругом – тишь, да гладь. Мы подходили к Михаилархангельскому собору – вокруг него – никого. Площадь, на которой возвышался, подавляющий своей громадностью и удивляющий своей бесформенностью, памятник писателю Лескову также была безлюдна[4].
Здесь замечу, что этот памятник произвел на меня удручающее впечатление. Не знаю, как кому, но лично мне, долгополая одежда Лескова напоминает больничный халат. Тем паче, что одета она как-то небрежно. Да и поза его, сидящего как на иголках, не подходит здоровому человеку. Создается впечатление, что он вроде как порывается встать, да не в силах. И взгляд его, устремленный куда-то далеко вдаль, как будто бы мимо земли, смотрит уже не в этот мир. Книга отброшена в сторону – она больше не нужна. Кажется, что он, тяжело больной, сидит на больничной койке.
Проведя весь вечер в кафе, мы, когда уже совсем стемнело, отправились по домам и, по дороге, уж не помню кому, пришла в голову идея искупаться. Идея неплохая – вечерняя прохлада, как таковая, прохладою не была. На улице – ни ветерка. А вода-то однозначно еще теплее. Естественно все, без исключения, согласились.
Мы направились к Веселому озеру на то место, которое ребята знали очень хорошо и где неоднократно купались. Несмотря на темноту, дошли достаточно быстро, поскольку тропинка была хорошо натоптана. Поблизости не было никакого жилья и все скрывала ночная тьма. Приметил, что берег был какой-то заросший, может кустарником, а может и деревьями. Наверное все-таки кустарником, хотя из-за мрака заросли могли казаться намного плотнее, чем были на самом деле.
Я помню, что мы пошли в воду гуськом, друг за другом, чтобы не оступиться, по узенькой тропке. Я шел, по-моему, последним или же за мной был еще кто-то – не помню. Да это и не важно. Факт то, что человек шесть передо мною спокойненько вошли в воду, а я, сделав буквально пару шагов по воде, завопил от боли в стопе.
Инстинктивно дернув ногой, я потерял равновесие и, ругаясь на чем свет стоит, грохнулся в воду. Меня подхватили и вытащили из воды. Фонарей ни у кого не было, но, слава богу, мужики все были курящие – сложили зажигалки и посветили. Точно – стопа распорота от пятки до мизинца. Кто-то порылся в песке и вытащил остроконечный осколок пивной бутылки. «У! Суки!» – сказал я, выразив тем самым всю свою ненависть, и к спиртным напиткам, и к нашему народу, пьющему по поводу и без повода, и к поганой людской привычке не просто мусорить вокруг, а еще бить, ломать и колотить[5].
Вот незадача – вроде бы шли по одной дорожке, друг за другом, а угораздило только меня. Кажется шагни чуть-чуть в сторону и все было бы в порядке. Весело купался и забот бы не знал. Вот что значит – судьба! Подтверждение тому, что в одну воду нельзя войти дважды. Каждый из нас входит в свою, собственную, воду для него одного приготовленную. А кем или чем? Нам такие вещи неизвестны.
Но надо было что-то делать. Все поликлиники давным-давно закрыты, скорую вызывать не хотелось, поскольку я был в составе экскурсионной группы и старшему могло влететь за то, что он недосмотрел за мною. Все же тогда царили совковые порядки, когда жизнь и здоровье человека были собственностью общества и государства. Как и сейчас, конечно, но тогда в значительно большей степени.
Люся ободрила меня сказав, что помимо того, что в институте изучала на военной кафедре сестринское дело, так еще и вырастила до четырнадцати лет сына. Поэтому с ушибами, ранами, переломали знакома не понаслышке и перевяжет меня без проблем. Кто-то пожертвовал мне свою майку на бинты, сказав, что в такое время, в такой темноте, по пустому городу, запросто дойдет до дома и без майки. Большое ему спасибо. Все-таки в те годы, в далеком от столицы, Орле, простая майка была в большой цене. Она не просто дорого стоила, ее просто нельзя было купить. Конец 90-х годов – полная разруха, карточки, очереди…
Промыв кое-как ногу водой из пруда (жаль, что ни у кого не было водки, но при таком кровотечении, риск инфекции был минимален), Люся очень плотно сбинтовала ее, использовав лямки майки, как веревки. Посидев минут пять, я более-менее пришел в себя от боли, да и заметил, что кровь остановилась. Майка хоть и промокала, но не сильно. Затем, опираясь на плечо люсиного мужа (позабыл его имя) и стараясь не наступать на порезанную ногу, я смог дойти до их дома, где Люся промыла мне рану и заново перебинтовала. Поскольку было уже совсем поздно, да и кровотечение у меня могло не остановиться, то меня заставили переночевать у них.
Наутро все было в порядке. Боли уже почти не было, кровь, конечно, не текла, наступать на ногу было, конечно, неприятно, но я мог неплохо идти и даже ботинок налез. Правда только после того, как ему разрезали задник. Рана, хорошо обработанная добрыми люсиными руками, не воспалилась и четыре сотни километров я проехал безо всяких проблем. Вот только тянуло меня как-то в стопе, как будто бы вся кожа съежилась.
Прибывши в Москву, я не стал откладывать дело в долгий ящик и, на всякий случай, сделал укол от столбняка, в травмопункте, отдаленном от моего дома на расстояние равное длине всего Орла – у нынешнего метро Щукинская, проведя воскресный вечер в очереди, средь разбивших себе морды мерзко пахнувших пьяниц и еле-еле успел на последний автобус чтобы вернуться домой.
[1] Хотя на Google-карте она поименована Веселой Слободой. Может быть я что-то позабыл, а может быть местные все же называли ее балкой, а не слободой. Не знаю.
[2] Это явно украинская поговорка – там может быть язык до Киева и доведет, но в России язык доводит, либо до тюрьмы, либо до плахи.
[3] Эта пословица – русская, а народ – советский. Что еще раз доказывает факт создания новой общности людей, как и говорилось в заявления СССР и КПСС.
[4] В подтверждение своих слов привожу несколько фотографий, на одном из которых можно увидеть мост возле собора и два автомобиля на улице.
[5] Я спросил как-то московских поддавах – зачем они бьют пустые бутылки? На что получил достойный ответ – чтобы не достались сборщикам, которые хотят без труда, деньги получать. В их извращенном понимании собирать и сдавать бутылки – это не труд.
Помочь сайту
Поздравления
