Правду глаголит народная мудрость, что два ремонта приравниваются к одному пожару. Вот и у нас в доме нынче самый настоящий полупожар. То есть внеплановый ремонт. И виной тому моя племянница Екатерина, приехавшая погостить к нам на летние каникулы.
На второй день своего пребывания она безапелляционно заявила, что обои в её бывшей, а с её отъездом пустующей комнате надо срочно заменить, ибо этот рисунок и текстура уже давно вышли из моды. На мой законный упрёк, что, мол
всякая инициатива наказуема исполнением, последовало: первое — мне был продемонстрирован Катин язык, второе — последовала реплика: «Дядь Саш давай побыстрее свою карточку, я, прямо сейчас, не выходя из дома, закажу в инете что-нибудь новенькое и интересненькое». И, наконец, третье: «Ты, главное, не бойся, сиди и пиши свои рассказики. Я, завтра, прямо с утречка, возьму и отдеру старые СССРовские и наклею новые, уже Российские, ну или китайские, но всё равно свежие, красивые и моднячие».
На следующий день
Шум падающей на пол бумаги и грохот непонятной мне, рэповской музыки, сменился тишиной. Признаюсь честно, сначала меня это порадовало, но через полчаса удивило, ибо я точно знаю, что племяшка, как только может, борется с тишиной, даже спит либо в наушниках, либо с включённым тихо «журчащим» бумбоксом[2]. Вот и сейчас она уже битый час, содрав «вполне ещё приличные» обои производства великого и могучего Советского Союза, стоит и читает газеты более чем полувековой давности[3].
Нехотя отрываюсь от компьютера и топаю на тишину. Понятное дело, в голову полезли тревожные мысли: упала, ударилась, лежит там… без сознания, или надышалась пыли, задохнулась, ну и тому подобное.
***
Катерина оказалась цела целёхонька. Стоит себе на стремянке и читает статью, датированную 1961-м годом.
— Дядь Саш, ты только почитай. Ужас-то какой — девушка повернулась ко мне, и в её здоровенных голубых глазах заблестели слёзы. - Как в нашей стране такое могло произойти?! Ты просто обязан об этом написать! Чтобы твои ровесники вспомнили, а мы, нынешнее поколение… узнали! - произнеся это, Катюша аккуратно вырезала маленькую, всего-то в несколько строк, газетную заметку и убрала в свой, всё ещё пишущийся от руки, девичий дневник.
Что из этого получилось судить вам, дорогие мои читатели, но отмахнуться, и не выполнить просьбу девушки двадцать первого века, я не мог.
Город Александров. Летний вечер шестьдесят первого года прошлого столетия. Суббота
— Товарищ старшина, посмотрите вот туда? — молоденький сержант милиции, показал рукой в сторону стоящего на отшибе небольшого магазинчика, с выцветшей вывеской «Гастроном», возле которого двое солдат, громко разговаривали и, потягивая из бутылок пиво, то и дело приставали к выходящим из магазина девушкам.
— Ну и что тут такого? «Наши бравые защитники» в увольнительной, а значит, имеют право. А ежели, даже в самоволку удрали, так то не наша с тобой забота, а военного патруля, — буркнул милицейский старшина и поставил ногу на педаль, чтобы завести служебный мотоцикл.
— Но ведь налицо нарушение общественного порядка. Пресекать противоправные действия — наша прямая обязанность. Разве не об этом каждый раз говорит товарищ майор, производя ежедневный развод личного состава?!
— Ну в таком случае, ступай к ним и... сделай им замечание, — усмехнулся старшина — а я посмотрю, как далеко они тебя пошлют.
— В таком случае я потребую, чтобы они проследовали со мной в участок!
— Ага, как же! Так они и пошли. Смотри, под каким они градусом. Запросто могут и в морду двинуть. Поехали лучше отсюда, как говорится, от греха подальше.
Но молодой милиционер его уже не слушал, он спешил на помощь очередной девушке, которую, насильно пытался обнять подвыпивший солдат. Старшине ничего не оставалось, как поспешить за товарищем. Не, стоять же, в стороне, при таком раскладе.
Неизвестно, чем бы закончился этот инцидент, но на счастье служителей закона минутой позже возле «Гастронома» остановился вахтенный автобус «Кубань», на нём, с десяток сотрудников райотдела милиции возвращались с очередного планового совещания.
***
И конечно же, «дебоширы» быстренько были доставлены в ближайший милицейский участок, для составления протокола о злостном правонарушении и дальнейшей передачи бедолаг представителям военного патруля.
***
Для солдат срочной службы всё произошедшее грозило отправкой на гарнизонную гауптвахту, однако в дело неожиданно вмешалась... третья сила.
***
Две дамы, бальзаковского возраста, находясь в изрядном подпитии, единогласно решили, что «менты поганые» учинили произвол и заграбастали ни в чём не повинных солдатиков в кутузку.
— Зараз отметелят касатиков до полусмерти, это как выпить дать! — что есть мочи, кричала Нюрка, грозя кулаком, вслед удаляющейся «Кубани».
— А потом ещё и засудють! Это уж непременно. Всего-то за пару бутылочек пивка, отправят наших солдатиков, куда Макар телят не гонял! — поддакнула ей подруга Танька и, высморкавшись, демонстративно вытерла уголком косынки пьяные слёзы, — и ведь никтошеньки за их не заступится!
— Права ты, подружайка, а всё потому, что перевелись в России-матушке настоящие мужики! Война, проклятущая, пятнадцать годков назад, забрала всех стоящих. Оттого и нет нам с тобой бабьего счастья!
— И детишек по той же причине, нема! — согласилась с ней Татьяна, — а пришли бы с войны целёхонькие, так заделали бы нам по мальчонке, и уже сейчас наших пацанов, как энтих касатиков менты поганые, руки повыкручивали, да и в воронок[4]! — при этих словах женщина разрыдалась и стала рвать волосы, но, почему-то не на своей голове, а на Нюркиной.
***
Десяток помятых мужичков, стоящих в сторонке, и также уже успевших принять на грудь, матерясь и посмеиваясь, над стенаниями двух товарок, вдруг решили доказать, что мужики, если не во всей стране, то, хотя бы, в городе Александрове… не перевелись! Все вместе, размахивая руками и, выкрикивая ругательства, двинулись в сторону отделения милиции. По дороге к ним присоединялись всё новые и новые… сочувствующие!
Через час возле здания милиции уже гомонила толпа, в полсотни человек!
Поначалу, люди, перекрикивая друг друга, в сотый раз пересказывали случившееся, добавляя новые и «ужасные» подробности, требовали, чтобы к ним вышел главный начальник. Затем митингующие стали требовать — солдатушек, немедля отпустить! И уж они сами доставят несчастных к месту службы!
Внезапно во всех кабинетах здания потух свет.
Среди собравшихся, то здесь, то там послышались призывы:
— Ментов, громить!
— Пустим им вовнутрь… красного петуха! Чтобы, значит, простой люд, забижать более… не смели!
Наоравшись вдоволь, митингующие затихли. Неожиданно в наступившей темноте, кто-то отчётливо произнёс:
— Они, окаянные, там в темноте, солдат избивают. С них станется.
И толпу прорвало! В здание полетели камни. Посыпались на землю осколки оконных стёкол. Темноту прорезал свет автомобильных фар, ворота отделения открылись и оттуда, отчаянно сигналя выехал крытый автозак.
Машинку тут же окружили плотной толпой и минуту спустя, навалившись, с одной стороны, его перевернули. Из машины, с трудом выбрался подполковник и попытался скрыться в кустах. Его поймали и избили.
Один из обезумевших поднял с земли камень и хотел поставить окончательную точку. Но кто-то его руку перехвалил, не позволил совершить самосуд.
Воспользовавшись этим, израненный офицер сумел раствориться в темноте ночи.
Осада отделение милиции продолжилась. Кто-то, во тьме выкрикивал, что точно знает, что подобные выступления людей против властей не только в Александрове, но и в: Краснодаре, Бийске и Муроме. Ему поддакнули:
— Муром то, недалече от Александрова.
— В паре сотен километров от нас.
— Точно говорит, был там бунт. Сам еле ноги оттуда унёс!
— И там тоже менты, одного нашего, маленько подвыпившего насмерть, того, порешили! Вот народ и взбунтовался! А как иначе. Что, совсем пить нельзя, что ли?! Нет такого закона!
— Да. Всё верно. Знал я его. Наш человек был! Простой работяга! Ну, принял маленько, хотел в кузов машины запрыгнуть, да не рассчитал, голову расшиб, до крови. А, мент, вместо скорой, вызвал по рации своих, ну те и приняли его в кутузку! А били ли его там или нет, врать не буду, не знаю, только вот поутру, родне евонной труп уже холодный выдали! Такие вот дела творятся, братцы!
— А ещё говорят, — раздалось, с другой стороны, — что, опосля похорон, народ муромский, вооружился ломами, да и ворвался в отделение.
Захватили оружие и всех задержанных, значит, то, на волю. Подчистую. По дороге прокурора встретили, слушать не стали, и ему наваляли, чтобы знал, как народ кошмарить! Запросто взяли бы власть во всём Муроме, да армия не дала. Супротив наших родненьких солдатушек, кто пойдёт?! Так и разошлись по домам, горькую пить, да повесток в суд ожидать, ну, или в бега подорваться. Страна то большая, фиг, где отыщешь!
***
Дурной пример соседей в ту ночь упал на благодатную почву.
Со всех сторон слышалось:
— Устроим здеся им второй Муром!
— Довели народ! Уж и выпить, на свои кровно заработанные нельзя!
— Теперича на дворе не тридцать седьмой год!
Подбадривая себя криками, наиболее отчаянные пошли на штурм здания.
Ворвались во двор, перевернули и подожгли милицейские автомашины и мотоциклы.
[bunt 2]
***
Внутри отдела милиции забаррикадировались с десяток служителей закона. Старший по званию приказал всем вооружиться. Но никто из них стрелять в толпу не решился. Палили со всех стволов поверх буйных голов. В рупор пытались их урезонить. Не помогло.
— Если прорвутся в коридор... приказываю открыть огонь... на поражение, — отдавая этот приказ, офицер вытер платком поседевшие за ночь волосы и, хватаясь за сердце, безвольно опустился на пол.
***
Вдруг дорогу беснующейся толпе преградила хрупкая женщина, —
директор Александровского Дома пионеров.
— Меня зовут Надежда Шапкина, и вы все меня хорошо знаете. Ваши детки ежедневно ходят в наши кружки и секции.
На минуту толпа замерла. Женщина, действительно пользовалась у земляков непререкаемым авторитетом.
— Одумайтесь! Что вы творите! Глаза залили и о себе позабыли, так о близких своих подумайте, о детях малых, о матерях старых, — пытаясь перекричать толпу, что есть мочи, кричала Надежда.
Кто-то попытался оттолкнуть её или хотя бы закрыть ей рот. Не дали. Остановили. А бесстрашная женщина говорила и говорила. Наконец, её оттолкнули и помчались дальше. Полезли в окна и двери. Внутри не было никого.
Своим поступком Шапкина спасла жизнь милиционерам. Несколько минут им хватило, чтобы через запасной ход покинуть отделение.
***
Не найдя своих жертв, беснующаяся толпа рванула к зданию Александровской тюрьмы. Однако там их уже ждали. В воздух не стреляли... дали залп... "на поражение". К середине ночи в город ввели войсковые части.
***
Понадобилось нескольких дней, чтобы выявить и арестовать зачинщиков и бунтовщиков. А по городу ходили военные патрули, и дружинники, следили за соблюдением порядка, помогали милиционерам в их работе.
***
Областной суд вынес четырём самым активным приговор — высшая мера наказания, расстрел! Ещё нескольких отправили на зону на пятнадцать лет.
Волна бунтов, начавшаяся на донской земле, и прокатившаяся по некоторым городам Союза, закончилась.
***
О дальнейшей судьбе решительной Надежды Шапкиной, в маленькой, пожелтевшей газетной заметке, ничего написано не было.
***
Но сам факт, что простая русская женщина, своим словом добилась большего, чем прокуроры, партийные чиновники и силовики — достоин уважения и, конечно же, нашей памяти!
[1] — все документальные материалы и фотографии взяты с сайта: https://dzen.ru/a/ZCKOncYFwBzhZvQ5#:~:text=1440
[2] — тип переносного музыкального центра. Изначально так назывался переносной двухкассетный стереомагнитофон с радиоприёмником и большими динамиками.
[3] — Сначала на стену крепились несколько слоёв газет, промазанных клейстером из муки, — и только потом сами обои. Наклеивать старые газеты под обои — не советское изобретение, в разных странах эту технологию использовали с конца XIX века, когда обои стали доступны широким слоям покупателей
[4] — закрытая милицейская машина для перевозки заключённых.
Помочь сайту
Поздравления
