Сгоревшая колода карт

      – Дедуля, а я тебя люблю!

      – Внученька моя бесценная, так и я тебя тоже люблю!

      – Дедуля, ты прожил долгую, насыщенную интересными событиями жизнь. Бабуля мне рассказывала, что в молодости ты писал афоризмы, стихи, был заядлым и удачливым картёжником. Тебя любил весь Петербург, твои афоризмы разлетались по городу, как птички, выпущенные из клетки. Из тебя сыпались стихи, как из рога изобилия. Я свою жизнь только что начинаю. Ты бы мог передать мне, хотя бы часть своего таланта?

      – Юленька, таланты из рук в руки не передаются. К тому же, я сейчас болен, чувствую, что долго мне не протянуть.

      – Дедуля, мой дорогой, только ты не умирай, я без тебя не могу и шагу ступить.

      – Увы, это зависит не от меня. Жизнь – это череда мгновений, а смерть её последний миг.

      – Дедуля, а ты старайся обмануть смерть.

      – Смерть бескомпромиссна. А ты знаешь, внученька, что самая дорогая смерть – собственная.

      – Дедуля, я только знаю, что самое ценное – это жизнь.

      – Жизнь – это проверка на совесть.

      – Дедуля, я хочу стать писательницей.

      – Писательство – это жизнь воображением. Надо ли тебе это? Может случиться так, что ты всю жизнь будешь писать, а из этого ничего путного не получится. Ты потеряешь только время. А время – дар природы, оплачиваемый всей жизнью. Жизнь – это преодоление трудностей и соблазнов. Чтобы писать, надо иметь талант. Талант измозжает душу, но тешит самолюбие. Талант служит людям, а бездарность себе. Кому ты хочешь служить?

      – Дедуля, я хочу служить искусству, быть талантливой и полезной людям.

      – Однако, внученька, талант жестокосерден, бездарность благодушна. Имея талант, забудь о счастье. Ты готова пожертвовать всей своей жизнью ради искусства?

       – Дедуля, а возможен ли тут компромисс? Я хочу быть талантливой, любить, быть любимой, хочу замуж, счастья высотой до самого неба!

      – Для таланта губительна подлинная любовь. Брак – это зачарованный плен, лишающий свободы.

      – А что мне нужно сделать, чтобы я стала талантливой и меня все любили?

      – Золотце моё, надо много читать. Люби книгу, иначе тебя никто не полюбит.

      – Дедуля, прочитай мне, пожалуйста, что-нибудь из твоих стихов.

      – С удовольствием, моё сокровище!

      Гавки,  мявки  – это прелесть!         

      Хорошо, когда наелись.

      А когда они голодны,

      Все носы у них холодны.

      – Как мило! А ещё.

        Как-то раз Сороконожка

        Зацепила Мухе ножку.

     – Ты зачем, Сороконожка,

        Мухе сделала подножку?

      Дедушка, прелестно! Ещё.

      В ботах Босоножка,     

      В туфлях Руконожка,

      В тапочках Двуножка,

      В сопельках Бульдожка.

      – Дедуля, а какой у тебя самый любимый афоризм?

      – Самоконтролируемая шизофрения – это и есть гениальность.

      – Дедуля, ты меня удивил! Неужели для того, чтобы стать гением, нужно быть шизофреником?

      – Представь себе, внученька, – это так. Шизофрения – это перевозбуждённое состояние мозга. Голова обретает гиперсвойства мышления. Мысли роятся в голове, как пчёлы в улье, их невозможно удержать. Важно тут только одно – надо уметь контролировать это состояние. Чуть что и ты – сумасшедший. Хорошо тут только одно: шизофрения приходит и уходит, а гениальность остаётся.

      – Дедуля, я хочу быть гениальной, но шизофрения мне не нужна.

      – Юленька, тогда тебе никогда не стать гением.

      – Ну хорошо, дедуля, на лёгкую шизофрению я согласна, только как мне её заполучить?

      – Надо пить специальный бальзам. Все великие поэты Санкт-Петербурга его пьют.

      – И Пушкин, и Лермонтов, и Баратынский?

      – И они в том числе. Без бальзама написать что-либо толковое невозможно.

      – Дедуля, дорогой, дай мне, пожалуйста, этот бальзам – я хочу быть знаменитой!

      – Внученька моя бесценная, радость последних моих дней, всему своё время. А пока я ещё жив, хочу подарить тебе на счастье вот эту колоду карт. Это не простые карты…

      Прошёл 41-ин день, как дедушки не стало. Юленька  печально сидела за письменным столиком любимого дедушки, в её руках были те самые карты, которые подарил ей дедушка накануне своей смерти. Был поздний вечер. Она недоумённо смотрела на колоду карт, на тусклое пламя свечи, на пляшущие тени от свечи на стенах комнаты и огромного трюмо.

      – Зачем мне, молодой девушке, эти карты? – подумала Юленька.

      Она взяла в руки верхнюю карту, это была двойка червы. Юленька повертела в руках карту и неожиданно для самой себя поднесла её к пламени свечи. Карта начала слабо тлеть, затем огонёк её разгорелся и вскоре карта ярко загорелась. Каминные часы пробили полночь. Карта горела странно: пепел от неё сыпался мелким порошком тонкой струйкой. Юленька подставила под горящую карту огромную хрустальную пепельницу дедушки. Когда огонь от горящей карты стал жечь пальцы, Юленька бросила карту догорать в пепельницу. Как только огонёк от карты погас, свеча на столе стала моргать, а затем погасла. Засуетившись, Юленька стала в темноте искать спички, но свеча вдруг сама возгорелась. В свете свечи на дне пепельницы отчётливо проступили четыре строчки дедушкиного стиха:

                                          Когда душа моя пред Богом,

                                         Дрожа, явилась в небесах,

                                         Она, смирясь, под грозным оком

                                          В земле оставила свой прах.

      Юленька лихорадочно взяла из колоды следующую карту. Это оказалась двойка бубны. Поднеся её к пламени свечи, Юленька стала сжигать карту. От загоревшейся карты снова посыпался порошок. Снова погасла свеча, а когда она возгорелось, на дне пепельницы проступили новые строчки дедушкиного стиха:

                                          Ты, мой ангел-вдохновитель,

                                          Приходи в мою обитель,

                                         Обниму и поцелую,

                                          Не придёшь – я затоскую.

      Со слезами на глазах Юленька стала сжигать третью карту – двойку трефы. Всё пошло, как и ранее – очередное стихотворение дедушки с того света:

                                          Ты пытайся быть счастливой

                                          Со своей мечтой большой.

                                          Не во внешности красивой

                                          Ты прекрасна, а душой.

      Следующая карта двойка пики вывела своим пеплом на дне пепельницы:

                                        Сбывается лишь та мечта,

                                         В которой свет и доброта.

                                        И ты такой мечте поверь –

                                  Она твою откроет дверь. 

      Юленька, придя в неописуемое волнение, открыла следующую карту. Тройка червы, сгорев, показала на дне пепельницы:

                                   В моём к тебе посланьи –

                                   Души моей страданье.

                                   Увидь же в междустрочье

                                   Тоскливое полночье.

      – Значит, дедушка помнит и любит меня даже после своей смерти, – подумала Юленька. Он с того света нашёл способ поговорить со мной, утешить и дать наставления. – Спасибо тебе, дорогой дедуля! Я тоже тебя помню и люблю! – в глубоком волнении прошептала Юля.

      Тройка бубны показали:

                                  Лягушонок-прыгушонок

                                  Палец стал сосать спросонок.

                                  Так и мы сосём с пелёнок

                                  Что найдём, из распашонок.

      – Как ты прав, дорогой дедуля! С пелёнок мы всё тащим в рот.

      Тройка трефы сгорела быстро, словно куда-то торопилась:

                                  Люблю смотреть в твои глаза,

                                  В них отражаясь, небеса

                                  Мне шлют и радость, и покой,

                                  И благодать, и образ твой.

      – Дорогой дедушка, спасибо тебе, что помнишь меня! Это благодать, когда о тебе помнят и любят.

      Тройка пики горела медленно, будто в раздумье. Пепел собирался в слова тоже медленно, не торопясь:

                                 Сквозь грани конгруэнтной призмы

                                 Мы ищем жизни параллели,

                                  Даримой нам при колыбели

                                 От вуайризмы до харизмы.

      – Да, дедуля! Ищем, ищем, когда находим, а когда и нет.

      Четвёрка червы сгорела моментально. Юля еле успела бросила её догорать в пепельницу.

                                 Не могу прийти ни днём, ни ночью

                                И упасть ничком у Ваших ног.

                                Не дано Вас целовать воочью,

                                Но целует нежно Вас мой слог.

      – Дедуля, к кому же ты обращаешься, не могу понять? А, поняла, наконец-то: это же я и моя матушка, твоя любимая дочка.

      Четвёртка бубны сгорать не хотела. Огонёк то еле горел, то совсем затухал.

                                Умильно впадаем мы в лирику,

                                 Порой источаем сарказм.

                                Пусть даже впадаем в эмпирику,

                                Но только не дай, бог, в маразм.

      – Упаси, боже, дорогой дедуля! – воскликнула в сердцах Юленька и заплакала.

      Четвёрка трефы быстро сгорела, но с каким-то призвуком. Наша кошка дремала в кресле дедушки. Но от этого звука она открыла глаза, быстро перебралась ко мне на колени и замурлыкала.

                                     Мурлыканье нам душу греет,

                                     И от него, конечно, веет

                                     Надеждой, что невзгоды сгинут

                                     И нас лишь радости обнимут.

      Юленька разрыдалась. Слёзы скатывались с её щёк и падали на спинку кошки. Кошка, не переставая мурлыкать, не торопясь, старательно слизывала их своим шершавым языком.

      Четвёртка пики сгорала со зловещим шипением:

                                    Любовь и Ревность очень рьяны,

                                     Они подруги и враги.

                                    Одна подсыплет соль на раны,

                                    Другая – яд ей в пироги.

      – Милый дедушка, как ты хорошо знал нашу жизнь! Интересно, чего ожидать мне от пятёрки червы?

                                    Порой полезна наша грусть,

                                    Она томит, печалит – пусть,

                                    Ведь жизнь подвластна всем ветрам!

                                    Нельзя нам жить без мелодрам.

      – Дедуля, мы с матушкой по тебе тоскуем. Для нас это драма!

      Пятёрка бубны сгорела мягко, несуетливо, от неё пошёл приятный аромат.

                                    Днём в твоих глазах пушистых

                                     Солнца блик – янтарь смолистый.

                                    Ночью в косах золотистых

                                    Месяц дремлет серебристый.

      За окном тучи расступились, и в окно пробился серебристый свет от молодого месяца.

      Пятёрка трефы сгорела бесшумно, словно боялась разбудить спящую кошку на моих коленях.

                                     Спокойной неги в ночи томной

                                    Под взглядом мстительной молвы

                                     Тебе, моей прелестной, скромной,

                                    Пусть снятся добрые волхвы.

      – Спасибо, дедуля, только мне сейчас не до сна. Что ты скажешь пятёркой пики?

                                    А осень нас всегда чарует,

                                    Круженьем листьев кровь волнует!

                                    Нам жаль природы увяданья,

                                    Но в этом мудрость Мирозданья.

      – Дедуля, золотая осень сейчас увядает, но она возродится весной. Почему же мы, люди, никогда не возрождаемся? Тороплюсь увидеть твой ответ в пятёрке червы.

                                    Потемнели, будто ели,

                                    Глазки под косым дождём.

                                     Глазки наши погрустнели,

                                    В глазках солнышка мы ждём.

      – Ты прав, милый дедуля! Глаза у нас с матушкой на мокром месте постоянно.

      Пятёрка бубны сгорала неохотно и долго. Так долго, что за окошком стали падать первые снежинки.

                                    Снежинки наши милые,

                                    Волшебные, красивые!

                                    Мы ждём от вас лишь доброго

                                    Здоровья не хвороброго.

      – Дедуля, осень закончилась, впереди нас ждёт зима. А пятёрка трефы закапризничала, не хочет гореть. Ты её бы пожурил.

                               Мы все живём под многоточьем,

                               Не зная, что грядёт за ним.

                               Грешим, злословя, междустрочьем,

                               Но божий суд неумолим...

      – Спасибо, дедуля! Капризничай, не капризничай, а божий суд неумолим. Вот пятёрка пики уж больно ярко горит. К чему бы это?

                               Петух красиво кукаречит,

                              Себя на шест он вознесёт.

                              Ему никто и не перечит…

                               А яйца курица несёт!

      – Ясно! Мы иногда много шума делаем из ничего. «Дела надо делать, проблемы – решать» –  так ты любил говорить при жизни.

      Шестёрка черви сгорела решительно и бесповоротно:

                              Где правда, а где ложь –

                              Не сразу разберёшь.

                            «Там правда, где Любовь!» –

                              Скажу вам вновь и вновь.

      – Ты всегда при жизни был мудрым, рассудительным, дорогой дедуля. Наша любовь к тебе останется в наших сердцах на всю оставшуюся жизнь.   

      Шестёрка бубны вот что-то расшалилась:

                              Человек большой Души

                              Вас возлюбит от души.

                              Ты такого не души, –

                              Лучше спой, иль рассмеши.

      – Каким ты был, дедуля, всегда жизнерадостным, улыбчивым, любил пошутить.

      А шестёрка трефы загорелась как-то благородно, с чувством собственного достоинства:

                               Я люблю тебя, Русь раздольная,

                              Ты – страдальная, богомольная,

                              Со святой православной верою,

                              Всем чужим непонятной мерою.

      – Как ты прав, дедуля! Русь наша много выстрадала, она непонятна чужеземцу с другой верой. У нас свой аршин.

      Жгу шестёрку пики. Что-то тревожно стало у меня на душе.

                              Время незримою тенью проходит,

                              Сеть паутинок бросая в лицо.

                               На пьедесталы героев возводит,

                              На эшафоты ведёт подлецов.

      – Вот оно, в чём дело! Героев наш народ любит, а подлецам – туда и дорога!

                              Большая страсть терзает душу.

                               Она – творец, она – кумир!

                              Её тенёта не нарушу,

                              Ведь ей подвластен весь наш мир.

      – Дедуля, я глубоко задумалась: нужно ли мне стать писателем? Смогу ли я отдаться писательскому труду со всей страстью? Может ответишь мне в карте семёрка червы?

                               Одно лишь нам дано предназначенье:       

                               Узнать, уверовать, терпеть.       

                               Лишь в этом мы найдём успокоенье,       

                               А дальше нужно лишь корпеть.

      – Спасибо, дедуля, у меня пока ещё есть время всё обдумать. По-моему ты что-то хочешь сказать своей любимой жёнушке. Говори, я передам бабуле поутру.

      Семёрка бубны у меня уже в руках.

                                   Смотреть в глаза любимой так приятно.

                                   Всех чувств моих в словах не передать.

                                   В них безгранично небо, необъятно!

                                   О, что за чудо? Это ж – благодать!

      – Как вы с бабушкой моей счастливо жили. Смотреть в её глаза – это действительно божья благодать!

      Семёрка трефы уже горит. Какой благородный аромат разливается по комнате!

                                   Лишь только нравственность, духовность,

                                   Способны дать Любовь и Мир.

                                   Подвигнем это в безусловность,

                                   И нас возвысят звуки лир.

      – При жизни, дедуля, ты был одним из самых благородных людей Санкт-Петербурга! Все лишние деньги ты раздавал нищим, убогим и калекам. Созданный тобой фонд социальной поддержки малоимущих, работает до сих пор исправно. Эти твои четыре строчки написаны на его уставе красными буквами.

      Жгу семёрку пики. Горит так ярко, что заслоняю глаза.

                                   Его великий Лик в конце времён

                                   Появится, вокруг всё освещая.

                                    Накажет зло, свершив Армагеддон,

                                   От нечисти планету очищая.

      – Дедуля, наш народ много страдает от злых, нехороших людей. Когда же наступят новые, светлые и справедливые времена? Жду ответа. Вот только что-то тепло мне стало с правой щеки, хотя камин горит слева.

      Восьмёрка червы горит ровно, как-то ласково и умиротворённо:

                                   Ты притронулся ласково, нежно…

                                   Будто солнце, ладонь на щеке.

                                    В моё сердце проникло безбрежно

                                   Ощущенье полёта в пике.

      – Дорогой дедуля, спасибо за ласку! Кошка моя опять замурлыкала. Тороплюсь зажечь восьмёрку бубны. Горит, а по комнате пошёл запах ладана.

                                   Я – Бог! Мне весь подвластен Мир.

                                   Без плоти я, нетленный.

                                   Я – Бог! Я – всем и вся кумир,

                                   Навек запечатленный.

      – Дедуля, как ты счастлив там, на небесах! Ты услышал самого бога, нашего спасителя и промыслителя.

      С восьмёркой трефы незадача. Не хочет гореть нормально: то вспыхнет, то погаснет, то опять вспыхнет, то опять погаснет:

                                    Нам дорого жеманство и кокетство!

                                   У женщин это шарм, порою – средство.

                                   Любуемся без слов, речитативов,

                                   С ума сойдя, от форм и их извивов.

      – Понятно! Цифра 8-мь имеет слишком много округлостей. Отсюда её жеманство и кокетство. Посмотрим, что выдаст восьмёрка пики.

      Горит, но как-то жалостливо. Кошка перестала мурлыкать и насторожилась.

                               Я несчастная кикимора болотная,

                              Женихов в болоте не было и нет,

                               А вокруг одна лишь сырость, глушь дремотная.

                               Я любви хочу, ведь мне семнадцать лет.

      – Ясно! В соседнем с нами болоте по ночам раздаются какие-то завывания. Говорят, что это плачут кикиморы болотные. Мне их жаль, ведь они, наверное, кикиморы на выданье, а где им взять в болоте женихов?

      Перехожу к девятке червы, а она и не думает гореть! Я и так, и эдак, а она не горит, хоть тресни! Еле с ней управилась:

                              Думы, думы, вечно думы,

                              Думы, думы без лица.

                              Думы, думы, вы мне – кумы,

                              Думы, думы, до конца.    

      – Да дедуля, тут есть о чём подумать. Мы о тебе с матушкой думаем постоянно.

      А вот с девяткой бубны нет проблем. Горит как-то светло, по особому:

                              О, ты, прелестное созданье,

                              Невинной, светлой красоты!

                              Тебе я шлю моё признанье

                               В любви. И в сердце только ты. 

      – А как она могла гореть иначе, ведь мой дедуля говорит мне, что очень меня любит. Я тоже тебя, дорогой дедуля, нежно люблю.

      Девятка трефы загорелась сразу, без проволочки, только горит как-то робко.

                              Как в бездну, посмотрев с опаской робкой,

                               В грядущее смотреть мы так охочи.

                              Не лучше ль нам пройти заветной тропкой,

                              Восторженно взглянуть любимой в очи?

      – Действительно, дедуля, заглядывать в будущее мы все охочи.

      Девятка пики горит тихи-тихо. Кошка снова задремала.

                              Не каждый в споре мог с судьбою вздорной

                              Свой разум буйный тихо усмирить.

                              О, разум мой державный, непокорный,

                              Тебя нельзя за это укорить!  

      – Дедуля, твоему разуму может позавидовать каждый! Сколько светлых мыслей было у тебя в голове и не пересчитать. Поясни это, пожалуйста.

      Жгу десятку червы. Горит так волнительно, что кошка проснулась.

                              Мысль будит, потчует сознанье,

                               Томит, волнует, озаряет!

                              Ей нужно только пониманье –

                              Она, как солнце, воссияет!

      – Хорошо, когда тебя понимают! Если бы люди всей земли понимали друг-друга, то все жили бы в мире и согласии. Меня маманя подталкивает к замужеству, говорит, что ей мой жених нравится.

      Жгу десятку трефы. Красиво горит, но сильно дымит.

                              Не гонись ты за красивым

                               С душой мелкою и лживым,

                               А гонись за некрасивым,

                              Но с умом и не спесивым.

      – Мой жених мне нравится и кажется красивым. Стеснительный он такой, вежливый, внимательный ко мне и заботливый. Не знаю, что ему и ответить.

      Пока жгу десятку пики. Горит деликатно, без лишнего шума:

                                   Моя рука Вам и смущенье,

                                   Вы только дайте разрешенье.

                                   Готов любить я всей душою,

                                   Многострадальною, большою!

      – Дедуля, это ты заговорил словами моего жениха. Если выйду замуж, то разумно ли это? Ведь тогда придётся расстаться со своей мечтой стать писательницей. Что мне посоветует твой валет червы?

      Красиво горит, просто загляденье. Кошка проснулась, тоже смотрит, как заворожённая.

                                    О, молодость, твои прекрасны лики,

                                   Возможности бескрайни и велики!

                                   Пусть с мудростью пока что ты не дружишь,

                                   Но в будущем ты ей ещё послужишь.

      – Милый дедуля, тебе легко говорить, ведь ты мудр. А как мне выбрать свой жизненный путь? Ведь я ещё так неопытна. Что посоветуешь? Любовь и семейное счастье, или писательский труд? Может валет бубны даст мне ответ?

                                    Жизнь без любви – кимвал звучащий,

                                   Пустой, тоскливый день пропащий,

                                   С любовью – праздник, вдохновенье,

                                   Восторг, полёт и упоенье!

      – Это-то понятно, а как быть тогда с писательской мечтой?

      Жгу валет трефы. Начал гореть, но сразу же погас. Вот так и наша мечта – то вспыхнет, озаряя всё вокруг, то погаснет. Со второй попытки карта сгорела, а мне жизнь второй попытки не даст.

                                    Хотел к богам, в великую поэзию,

                                   Каноны, стили, рифмы все хуля.

                                   Вложил и пыл, и мощь, и всю экспрессию,

                                   А получил лишь дырку от нуля.

      – Дедуля, конечно, как говорится: «Бабушка надвое сказала». – А вдруг писательница из меня и не выйдет! А жених мне счастье обещал. Замуж мне хочется, а, может, есть альтернатива?

      Зажгла валет пики. Горит как-то лукаво, словно подмигивает.

                                    Слова, познав всю суть до дна,

                                   Стремятся к музыке лукаво.

                                   Лишь только музыка одна

                                   Парит над миром величаво.

      – Музыку, конечно, я тоже люблю, но литературу больше. Осень на дворе заканчивается, а именно осенью принято играть свадьбы. Стою в раздумье, как витязь у камня на развилке. Какую из дорог выбрать?

      Дама червы смотрит на меня с карты укоризненно, но всё же загорелась.

                                   О, осень! Ты всегда красива,

                                   Дождлива в меру, не спесива,

                                   Покой найдёшь ты в увяданьи,

                                   А я, мятежный, – в покаяньи.  

      – Если я стану писательницей, то не увяну ли без любви и ласки? Не грех ли отказываться от любви ради стремления к мечте? В чём мне найти своё счастье? Каяться мне, пока что, не в чем, свой путь не выбрала.

      Дама бубны сгорела без хлопот. Мне бы её способности. Что делать и ума не приложу.

                                    Разбой, грабёж, но я не плачу.

                                   О, женщина! Тебе упрёк:

                                   Беря мой толстый кошелёк,

                                   Зачем же жизнь взяла в придачу?

      – Дедуля, чего от некоторых дам можно ожидать – это знают все. Я-то пока не дама.

      Решительно жгу даму трефы. Ишь ты, как яростно загорелась! Не нравится ей, видите ли, гореть. Сгорит, как миленькая! Не она ли забрала и жизнь и кошелёк?

                               Раз двуручная Пила

                              Вышла замуж за Чурбана.

                               А у ней ведь амплуа –

                              На дрова пустить болвана. 

      – Молодец, дедуля! Ты знаешь о коварстве женщин не понаслышке. Твоя юмористическая иносказательность мне понравилась.

      Опасливо взяла в руки даму пики. От таких дам можно ожидать чего угодно! Дама на карте со мной заигрывает, подмигивая. Я что, полная дура? В огонь ведьму! Ну и вонь пошла, просто ужас! Отворю-ка окно.  

                               Я сегодня вредная

                              Потому, что бедная.

                              Вот разбогатею  –

                              Сразу развреднею.

      – Правильно, дедуля, ты про меня сказал. Я иногда бываю вредной. Будешь тут вредной, когда ни писательницей, ни женой стать не получается. С дамами я разделалась благополучно. Перехожу к королям. Чего мне ожидать от королей, когда они сами в любви ничего не понимают? А всё туда же: «Всё могут короли…» – а что они в этом смыслят?

      Король червы слегка покапризничал, но сгорел, как миленький. Нормально сгорел, с хорошим запахом.

                            – А как твоё сердечко? –

                              Спросил Горох у Гречки.

                            – Готовят к варке Гречку,

                              Стучит моё сердечко.

      – Смешно, дедуля ты сказал, бывают гороховые короли.

      Король бубны выглядит несколько солидней. Может, от него будет толку больше? Сгорел скоропостижно, не успев даже моргнуть. И куда эти короли только годятся?

                                Будь атлетом ты плечистым,

                               Петухом будь голосистым,

                               Как шампанское, не пенься,

                               Будь скромней, не ерепенься.

      – Хорошо подметил ты о королях. Многие из них умеют только ерепениться, а на поверку – петухи облезлые. Король трефы выглядит самоуверенно, нагло, будто у него в казне денег – куры не клюют. А король-то голый! Промотал все денежки-то он в дурацких походах да авантюрах.

                               Пусть добротным будет год,

                               Не сопьётся наш народ.

                               Если это всё ж случится,

                               Как же нам тут не напиться?

      – От царствования некоторых королей жестоко страдает народ и спивается! А что народу остаётся делать, как не пить?

      Король пики – последняя королевская надежда. Может, от него будет какой-нибудь толк?

                                Мне бы в эти будуары,

                                Я бы снял все пеньюары!

                               Поступил бы благородно,

                               Поменяв, на то, что модно.

      – И этот король туда же! Вместо того, чтобы толково управлять своим королевством, он шляется по бабьим будуарам. Не король, а стыд и срам!

      Перехожу к тузам, в колоде они самые главные. Туз червы долго отказывался гореть. Я его жгу и так, и эдак, а он лишь дымится. Хоть ты туз, но надо иметь и совесть! Еле заставила его загореться. А угару-то от него больше, чем от сожжённых шестёрок всех мастей сразу!

                                    Я – Туз, а ты – шестёрка,

                                    Иного, чем я, толка.

                                    Мне всё вокруг подвластно,

                                     Перечить мне опасно!

      – Знамо дело, с тобой лучше не связываться, ведь ты туз, а мы – шестёрки.

      Дедуля, бубновый туз категорически отказывается гореть. Ишь, ты какой! А не хочешь ли керосиновую лампу? Сгорел, как шестёрка!

                                    Повстречал я всуе нынеча

                                    У сбербанка Змей Горыныча.

                                    Он расстался с жизнью лютою

                                    И фарцует здесь валютою.

      – Хорошая аллегория, дедушка! Ишь, ты, думает, что он, как и в Африке, туз. Здесь Россия! И ты потрудись, как папа Карло, фарцовщик и тунеядец проклятый!

      Может, туз трефы получше? Ан, нет! Не реагирует даже на керосиновую лампу. Нахал! Думает, что раз он туз, то ему всё позволено! Беру каминные щипцы и сую туза в огонь камина. Ага, испугался! Так тебе и надо! – «Гори, гори ясно, чтобы не погасло».

                                    О, дождь, всё льёшь уныло в сентябре,

                                    А скоро снег, метель зимы жестокой.

                                    Коварный то подвох в календаре,

                                    Почти, как в хитрой карточной игре.

      – Дедуля, колода карт походит к концу, а я всё ещё не получила ответа.

      Туз пики не горит даже в камине! Выбросила его в помойное ведро – пусть искупается! Увижу ли я ответ от двух оставшихся карт?

                                   Нам прошлое исправить не дано.

                                   Увидеть то, что будет – нереально.

                                    Так будем дорожить тем пунктуально,

                                   Что служит повседневностью давно.

      – Дедуля, я в отчаянии! Необходимо узнать, что делать мне дальше, ведь молодость моя не вечна, нужно определяться. С серой повседневностью я не хочу остаться на всю жизнь. Все карты лежали лицом своим кверху и были видны, а эти две лежат лицом вниз. Не видя их, открываю верхнюю карту. Оказалось, что это красный джокер. Я потянулась к карте, чтобы её сжечь, а джокер сошёл с карты и уважительно со мной поздоровался. Далее он произнёс:

                                    Я – бес, посланник Ада,

                                    Поклонник тьмы и смрада.

                                    А мой девиз – фатальность,

                                     Могу дать гениальность.

      – Я замахнулась на джокера кулаком, а он вдруг исчез вместе со своей картой. Что мне оставалось делать, как испытать свой последний шанс?

      Открываю последнюю карту. Опять джокер, только чёрного цвета. Сходит он с карты, усаживается на край твоей пепельницы и говорит мне спокойно, рассудительно, но как-то уж больно вкрадчиво – просто в душу лезет:

      – Ты ведь сама хотела стать писательницей, так почему сердишься? У меня почти безграничные возможности. (Скромно, мне понравилось!). Если мы с тобой заключим соглашение, то о тебе вскоре заговорит весь Петербург. Я одарю тебя гениальностью, ты станешь литературным кумиром! Так хочешь стать гениальной писательницей?

      Я в растерянности ему отвечаю, что хочу, но опасаюсь условий сделки. Он отвечает мне:

                                  – В согласие условью

                                    Распишешься ты кровью.

                                    Служить мне будешь лично,

                                    Хуля Христа публично.

      Протягивает, это дьявольское отродье, мне свою пустую карту и предлагает расписаться на ней кровью. Мне стало дурно, и я потеряла сознание…

      Очнулась поутру в своей кровати. Захожу в твой кабинет, дорогой дедуля, на столе лежит колода карт, подаренная тобою. И тут я вспомнила твои афоризмы о таланте, ибо без таланта нет подлинного искусства.

Нет самолюбия – нет таланта.

Талант служит людям, а бездарность себе.

Страдание взращивает талант, а счастье – лень.

Эгоцентризм таланта плодотворен.

Талант жестокосерден, бездарность благодушна. 

Талант измозжает душу, но тешит самолюбие.

Гений служит человечеству, а талант – отдельным людям. 153.

Вдохновение и талант эфемерны, только труд осязаем.

Зависть – непримиримый враг таланта.

Только истинный талант лишён чёрной зависти.

Вкус – основа таланта.

Легче не признать талант, чем его пестовать.

Быт – тормоз таланта.

Большой талант сметает любые преграды.

Одиночество – пособник таланта.

Талант мерен, гениальность безмерна.

Критиканы – это несостоявшиеся таланты.

Вдохновение – удел таланта.

Талант невозможен без ущербности.

Чудаковатость – признак таланта.

Таланту не нужен рентген.

На ярмарке тщеславия талант не купишь.

Имея талант, забудь о лени.

Таланты из рук в руки не передаются.

Имея талант, забудь о счастье.

Для таланта губительна подлинная любовь.    

       – И тут я поняла, что у меня нет таланта, и моё предназначение – любить и быть любимой. Спасибо тебе, мой дорогой и незабвенный дедушка, что своим талантом ты меня вразумил…