(Иллюстр. Натальи Каневской)
.
.
Берег Черного моря, куда скучая, вышел Иван, был пуст. Чайки расчерчивали пространство над волнами и с криком вели борьбу за рыбье поголовье. Море пенилось и рокотало; казалось, оно выражало протест против какого-то эмигрантского Ивана и стремилось смыть его с лица этой земли.
Но вот на берегу появилась задумчивая девушка. Она держала в руках блокнот, что-то записывала на ходу, иногда ритмично помахивала рукой и выкрикивала в пространство. Была она легка и изящна. Темные прямые волосы были коротко острижены. Тоненькую талию охватывал широкий пояс. Тонкие каблучки поднимали девушку на необходимую высоту.
Сердце эмигранта стукнулось о ребра и замерло в восхищении.
– Красивая девушка, — пошел в атаку Иван, еще слабо владеющий русским языком, – я очен ис тебе любит. Я хочет быть ис тебя. Ты хочет?
Девушка посмотрела на него испуганно, но сказала:
– Ты кто? Хочешь, я почитаю стихи?
– О! Я хочешь. Что это – стихи? – спросил Иван, беря ее за руку.
– Ты иностранец? – просияла девушка, еще не замечая, что погружается в объятия Ивана. – Но я хочу... стихи...
– Стихи... – говорил Иван, губами разыскивая губы девушки, а руки его повели себя таким образом, что не оставили поэтессе никаких сомнений насчет намерений иностранца. И тогда запоздалая прозвучала у моря звонкая пощечина.
– Как вы себя ведете?! – возмутилась девушка. – Вы из какой варварской державы приехали?
– Из Исраэль, – ответил Иван, держась за щеку.
– Ах, вот как! Значит, ты иудей? – оживилась девушка и простерла ладошку вперед, и ножки поставила на ширину плеч. – Здравствуй, племя младое, незнакомое! – вдохновенно продекламировала она.
– Здравствуй, – откликнулся Иван, вновь овладевая протянутой к племени ручкой. – Уже знакомый, да? Я очен любит ис тебя.
– Нет, ты ничего не понимаешь! Ты какой-то странный, – вырвалась из его рук девушка. – Ты сначала послушай...
И нараспев стала она декламировать, выдвинув остренький подбородочек и трепеща опущенными ресницами:
Еще кипит волна седая,
Еще звенит в ночи струна,
Но будень светлый наступает,
К станку становится страна.
Люблю я планов безразмерье,
Шагов люблю я веских.
Люблю тебя без всякой меры,
О, витязь мой советский!
Растроганный Иван со словами «совески, совески я» вновь занялся хрупкой девичьей статью. Но, будучи в поэтическом экстазе, девушка продолжала выкрикивать полузадушенным голосом из-под жарких поползновений иностранного Ивана:
Тебе отдам я все святое!
Я душу обнажу.
Коммунистических хоть сто я
Детей тебе рожу,
– хрипела поэтесса, и ее экстаз из творческого переходил уже в иное качество, ибо динамический Иван вполне овладел всею гаммой трепетных чувств экзальтированной патриотки.
А море было похоже на огромное ухо, в котором быстро-быстро вибрирует чей-то гигантский мизинец.
– Коммунистически, я коммунистически, – шептал Иван. – Душа не надо... твоя хорошенка тела...
Бездыханные лежали они на желтом песке, лишь изредка вздрагивали в остром воспоминании пальчики поэтессы и ворчала оглохшая ушная раковина моря.
Но вот девушка ожила постепенно. Она приподнялась на локотках, недоуменно посмотрела на блаженно улыбающегося Ивана и томно произнесла:
– Вставайте, граф! Рассвет уже полощется*...
– Что? – встрепенулся Иван. – Что это – рассвет?
– Это... это значит, мы теперь идем в загс. Ты же не станешь губить девушку, чью невинность я тебе подарила. Вставайте, вставайте, рыцарь!
– Что это – невинность?
– Это значит, что я была девушка, понимаешь? А стала женщиной...
– Ты мне подарил? – обескуражено сказал Иван, пытаясь разглядеть на песке какие-либо последствия вышепоименованной рыцарской деятельности, которые могли бы явиться подтверждением.
– И тебе тоже, мой иностранный возлюбленный. И тебе тоже...
Море лениво теперь накатывалось на берег, всякий раз тихо и протяжно вздыхая о вечной любви и тщетно, но заботливо старалось смыть бесчисленные, эфемерные ее следы.
______________
* Вставайте, граф! Рассвет уже полощется,
Из-за озерной выглянув воды.
И кстати, та вчерашняя молочница,
Уже поднялась, полная беды.
(Юрий Визбор)
[Скрыть]Регистрационный номер 0422229 выдан для произведения:
.
Берег Черного моря, куда скучая, вышел Иван, был пуст. Чайки расчерчивали пространство над волнами и с криком вели борьбу за рыбье поголовье. Море пенилось и рокотало; казалось, оно выражало протест против какого-то эмигрантского Ивана и стремилось смыть его с лица этой земли.
Но вот на берегу появилась задумчивая девушка. Она держала в руках блокнот, что-то записывала на ходу, иногда ритмично помахивала рукой и выкрикивала в пространство. Была она легка и изящна. Темные прямые волосы были коротко острижены. Тоненькую талию охватывал широкий пояс. Тонкие каблучки поднимали девушку на необходимую высоту.
Сердце эмигранта стукнулось о ребра и замерло в восхищении.
– Красивая девушка, — пошел в атаку Иван, еще слабо владеющий русским языком, – я очен ис тебе любит. Я хочет быть ис тебя. Ты хочет?
Девушка посмотрела на него испуганно, но сказала:
– Ты кто? Хочешь, я почитаю стихи?
– О! Я хочешь. Что это – стихи? – спросил Иван, беря ее за руку.
– Ты иностранец? – просияла девушка, еще не замечая, что погружается в объятия Ивана. – Но я хочу... стихи...
– Стихи... – говорил Иван, губами разыскивая губы девушки, а руки его повели себя таким образом, что не оставили поэтессе никаких сомнений насчет намерений иностранца. И тогда запоздалая прозвучала у моря звонкая пощечина.
– Как вы себя ведете?! – возмутилась девушка. – Вы из какой варварской державы приехали?
– Из Исраэль, – ответил Иван, держась за щеку.
– Ах, вот как! Значит, ты иудей? – оживилась девушка и простерла ладошку вперед, и ножки поставила на ширину плеч. – Здравствуй, племя младое, незнакомое! – вдохновенно продекламировала она.
– Здравствуй, – откликнулся Иван, вновь овладевая протянутой к племени ручкой. – Уже знакомый, да? Я очен любит ис тебя.
– Нет, ты ничего не понимаешь! Ты какой-то странный, – вырвалась из его рук девушка. – Ты сначала послушай...
И нараспев стала она декламировать, выдвинув остренький подбородочек и трепеща опущенными ресницами:
Еще кипит волна седая,
Еще звенит в ночи струна,
Но будень светлый наступает,
К станку становится страна.
Люблю я планов безразмерье,
Шагов люблю я веских.
Люблю тебя без всякой меры,
О, витязь мой советский!
Растроганный Иван со словами «совески, совески я» вновь занялся хрупкой девичьей статью. Но, будучи в поэтическом экстазе, девушка продолжала выкрикивать полузадушенным голосом из-под жарких поползновений иностранного Ивана:
Тебе отдам я все святое!
Я душу обнажу.
Коммунистических хоть сто я
Детей тебе рожу,
– хрипела поэтесса, и ее экстаз из творческого переходил уже в иное качество, ибо динамический Иван вполне овладел всею гаммой трепетных чувств экзальтированной патриотки.
А море было похоже на огромное ухо, в котором быстро-быстро вибрирует чей-то гигантский мизинец.
– Коммунистически, я коммунистически, – шептал Иван. – Душа не надо... твоя хорошенка тела...
Бездыханные лежали они на желтом песке, лишь изредка вздрагивали в остром воспоминании пальчики поэтессы и ворчала оглохшая ушная раковина моря.
Но вот девушка ожила постепенно. Она приподнялась на локотках, недоуменно посмотрела на блаженно улыбающегося Ивана и томно произнесла:
– Вставайте, граф! Рассвет уже полощется*...
– Что? – встрепенулся Иван. – Что это – рассвет?
– Это... это значит, мы теперь идем в загс. Ты же не станешь губить девушку, чью невинность я тебе подарила. Вставайте, вставайте, рыцарь!
– Что это – невинность?
– Это значит, что я была девушка, понимаешь? А стала женщиной...
– Ты мне подарил? – обескуражено сказал Иван, пытаясь разглядеть на песке какие-либо последствия вышепоименованной рыцарской деятельности, которые могли бы явиться подтверждением.
– И тебе тоже, мой иностранный возлюбленный. И тебе тоже...
Море лениво теперь накатывалось на берег, всякий раз тихо и протяжно вздыхая о вечной любви и тщетно, но заботливо старалось смыть бесчисленные, эфемерные ее следы.
______________
* Вставайте, граф! Рассвет уже полощется,
Из-за озерной выглянув воды.
И кстати, та вчерашняя молочница,
Уже поднялась, полная беды.
(Юрий Визбор)
переселение душ произошло и выросла она вобрав в себя столько нового возвышенного интересного, хотя сама суть жизненных принципов Любки казачки передалась девушке а вот мужчина по сути таким и остался, сжигаемый страстью...
Благодарно кланяюсь, Таня! Прям аж зарделся от удовольствия. :) Хорошего настроения, Пронюшка. Это я подсмотрел в комментах и теперь ммм... попугиваюсь (словечко тоже подсмотрел в одном из фильмов; там робот то и дело так говорил) - а разрешены ли мне такие фамильярности...
да чего уж там,да вы Вик как скажете этакий комплимент-ясное дело что комментатор весьма я не важный но, вот лит. героев я увидела именно такими какие они есть
вот это я сейчас прочитала нечто удивительное.. а что это такое сейчас удивительное я прочитала??
Вик. это просто дух захватывает как хорошо. волшебно написано, это во-первых. во-вторых, произведение написано настолько идеально, будто слова - это кадры, яркие насыщенные цветом кадры, качества hd, которые показывают нам фильм. очень качественный, хоть и короткометражный)
талантливы человек талантлив во всем. ну как не вспомнить эту мысль?)) получила истинное удовольствие, Ник! Легкий слог, ярка написанные характеры и ...вот что ценю, может быть, даже больше таланта, так это чувство юмора...впрочем, оно тоже - есть дар...тонкий, чудесный, бесподобный) Ушная раковина моря с мизинцем просто покорила! ну а эта фраза экзальтированной патриотки довершили мой восторг: – И тебе тоже, мой иностранный возлюбленный. И тебе тоже... Источник: http://parnasse.ru/prose/small/novel/novyi-sr-bereg-morja.html Спасибо Вам!
Мне показалось, что таких, как Любка-казачка и Иван можно встретить в любом месте в любое время.Написано профессионально. Вик, Вы мастер удивительной аллегории в изображении любви.))