Это было в Одессе. Разве мог знать Иван, въехавший в чужую страну в качестве эмигранта, что от земли этой веет колдовством, гриновским очарованием, даже бигловскими рунами? Что эта земля, как сама женственность, несет в себе бесконечную новизну старинных декораций? Что бывает свет луны, а не только сверкание реклам? Что шалые звезды могут гореть во всю мощь, потому что на улицах – одна-другая подслеповатая лампочка на квартал? Нет, конечно. Ему рассказывали только, что эта страна – дикая, отсталая. И он понимал, что надо делать жизнь. Поэтому вскоре он нашел босса, который нанял его на работу в солидном бизнесе. Босса звали Леня Топчий...
... За Пересыпским мостом был собачий выгул.
Леня смотрел на собак, на обильно удобренную землю выгула, и взгляд его был странным, посверкивающим тайной мыслью. Следствием этих наблюдений стал полученный вскоре Топчим патент на бизнес-деятельность.
К патенту был пришпилен проспект, полученный Леней от родственников из Иерусалима. В проспекте многословно говорилось о пользе грязей Мертвого моря. Председатель комиссии по выдаче патентов конфиденциальным шепотом спросил предпринимателя:
– И что? Таки помогает?
– Смеетесь? Вы разве не слышали за цихлозому миеку* – науку, сделавшую полный переворот в мировой народной медицине?
– Если б не слышал, и патента б не дал, – напустил на себя академический вид председатель. – Так вот! Чтобы первые результаты были у меня. Тут, понимаешь, прострел в пояснице. А продлевать, понимаешь, бумаги все равно придется.
– Можете даже не сомневаться! Поймите меня правильно, не пройдет и трех дней, как где-то через месяц наша цихлозома будет работать лично на вас.
И работа закипела.
Иван в те поры ничего еще не соображал ни в языке, ни в делах страны. Леня вовлек его в свое предприятие, пообещав хорошие деньги.
С красной повязкой на рукаве бегал Леня по площадке и орал на собачьих хозяев:
– Выгул закрывается на переучет экскрементов! Прошу освободить экспериментальное поле.
– А где же выгуливать собак? – ставили хозяева знаки препинания в виде новых собачьих отправлений. – Это незаконно!
– Законно! Вы думаете, ваши экскременты сильно украшают лицо героического города? Поймите меня правильно, площадка закрывается для обновления.
Собаки не желали понять правильно и рычали на экспериментатора, но Топчий окликнул проходящую мимо группу курсантов школы милиции:
– Товарищи лейтенанты! Помогите навести порядок в местах экспериментально-экскрементального пользования на научной основе.
Будущая милиция была рада блеснуть в роли милиции настоящей и охотно откликнулась на призыв человека в красной повязке. Локти милиции растопырились, лица милиции стали строгими, глаза – презрительно прищуренными на манер техасских рейнджеров.
– Граждáне! Ну-ка! Проявляйте сознательность!.. Ах, ты ж, оппэрэсэтэ!.. Стоя-ать! Очистить площадку от животного мира! Быстренько освободить полигон!
Наконец площадка опустела и была обнесена красными флажками.
Команда Топчего сняла лопатами довольно толстый слой перегнивших и свежих пограничных следов сплошной интеграции собачьих отправлений – вместе с землей. Полученное сырье было свезено в имение Топчего – загороднюю развалюху с двором – и свалено в подготовленный полуметровой глубины котлован. Наемники, и Иван в том числе, стали усердно месить голыми ногами разбавленный водой экспериментальный медицинский материал. Вонь пошла невообразимая.
Василий Кастрюля, выпускник школы Столярского* по классу скрипки, запротестовал:
– Леня, я думаю, шо мне, как человеку искусства, можно было дать другую рояль. Музыка и этот собачий гразь несовместимые. У меня может испортиться чувство прекрасного. Как я потом буду виступать на инструменте, Леня?
– Если ты выступаешь на своем инструменте ногами, то я не понимаю, зачем вообще мы посылали тебя в Столярку? Пойми меня правильно, Вася, Одесса сделала из тебя вундеркинда, почему ты не хочешь дать немного здоровья Одессе?
– Какая здоровья? Вместе с этой здоровьей мы должны видавать живому человеку противогаз.
– Ты какой-то глупый и неумный, Вася. Или ты не понимаешь, что мы применим к людям у-ри-но-те-ра-пию, на которую добровольно никто не идет. А в виде мертвой грязи у нас будут вырывыть продукт из рук. Пора подумать за Одессу, Вася. Пора подумать за людей, шо сделали из тебя вундеркинда.
Роились зеленые мухи.
Глубоко дышал широкой грудью, другой член кооператива «Цихлозома» – сантехник Сеня Паровоз. Вообще то он был Перевозов, но все равно его называли Паровоз, и все равно он обиделся на Кастрюлю и оскорбился в своих лучших чувствах, потому что был в этом котловане, как рыба в родной стихии.
– Музыкант занюханный! Поработал бы в гальюнах и в сортирах, салага, другие бы песни запел на своей вонючей скрипке!
– Почему это – вонючей? Ты!.. А-ссеня-затор! – ответил научным оскорблением на оскорбление Вася и невозмутимо стал полировать пилкой ногти, одновременно выделывая ногами польку-бабочку.
– Прошу уважать! – призвал к порядку Леня. Он сидел на берегу, на приличном расстоянии от котлована и пил кофе из термоса. – Прошу понять меня правильно! Подумайте за тысячи спасенных жизней. Общее святое дело должно сплотить нас.
Но Леня опоздал. Уже Паровоз ритмично макал изысканную физию скрипача в жирное месиво. Скрипач молчал, так как радовался теперь кратким мгновениям, когда мог схватить толику спасительного, и теперь такого желанного даже без противогаза, воздуха...
Инцидент завершился, когда Вася понял, что пришел его последний час. Тогда с отчаянием ниндзи-комикадзе, он решил из Сени Паровоза сделать барельеф не хуже себя. Вася Кастрюля при остром дефиците воздуха все же ухитрился взять ноту «ми» в пронзительном верхнем регистре, отчего Сеня потерял бдительность. Тогда, уцепившись руками за ноги противника, Вася боднул его головой в живот...
Когда оба выбрались из котлована, оставив там все наличные силы, они имели вид вполне приличной скульптурной группы из грязевой комнаты французского форта Баярд. Только грязь была несколько иного цвета и сущности.
– Вычту из зарплаты! – орал Топчий. – Вы посмотрите, блин, сколько сырья извели. Взвешу убытки, икалэмэнэ, и вычту!
Артель месила еще пять дней подряд. Затем продукт был оставлен под целлофановым покрытием еще на десять дней, после чего Лёня посыпал из распылителя какой-то едкой смесью и решил, что производственный процесс завершен.
Зеленые мухи сделали несколько попыток прорваться к своему кайфу, но тут же убедились в серьезности намерений Лёни, и, гнусно жужжа, скрылись в неизвестном направлении.
– Дэдэтэ! Порошок для камуфляжа запаха и для убиения жизни, – пояснил предприниматель.
– Чией? – испуганно спросил Кастрюля.
– Микроорганизьмов. Продукт Мертвого моря должен быть мертвым, поймите меня правильно.
Вязкую вонючую массу добротного черного цвета с редкими желтовато-зеленоватыми прожилками Паровоз взвешивал на весах и раскладывал в аккуратные пакеты с яркими рекламными ярлыками, на которых значилось: «Lechebny graz from Mertvoje more» и с подробными инструкциями применения на пяти языках, из которых английский имел ярко выраженный молдаванский* коммунальный акцент, а для уяснения остальных, по уверениям Лени, требовались знания в области тринидадского эсперанто.
– А где по-русски? – проявил патриотизм Кастрюля.
– Продукт импортный – при чем тут русский?
– Чтобы понятней!..
– Не морочь голову, Кастрюля. И так наши люди нос воротят от всего, что по-русски. А у продукта и без перевода запах специфический. Всё! Запаивайте! Тщательнéе, – командовал Леня. – В каждую пачку не забывайте капать три капли розового масла. Продукт все-таки должен иметь приличный аромат, прошу понять меня правильно.
Предприятие Лени Топчего казалось Ивану выдающимся проявлением творческой инициативы людей, искренне заботящихся о своих соотечественниках. Конечно, бизнес, но параллельные цели – благородные. Он верил всему. Особенно его восхищала эстетическая самоотверженность инициатора, поэтому Иван старался соответствовать, только приобрел себе респиратор. Ну и зарплата, конечно, вещь первейшей необходимости...
– Я удивляюсь на этого имперьялиста, – возмутился Паровоз на респиратор эмигранта, испытывая ревнивые подозрения по поводу уничижения своего профессионального профиля. – Эй, израильтянщик, а ну сними намордник! Что за мода – выделяться из трудящего коллектива?!
– Не трогай иностранца! – сказал Кастрюля. – Мне кажется, из этого квартета он один чувствует нашую историческую рояль.
– Правильно, – подтвердил Леня. – Кроме того Иван вкладывает в изделие астральный дух Мертвого моря. Пусть теперь попробует кто-то сказать, что не тем духом пахнет, поймите меня правильно.
Первая партия уникального продукта была предложена на пляже в Очакове. Топчий избрал это место, как экспериментальный полигон. Уже в ракете, стремительно уносящей бизнесменов к историческому городу, пассажиры стали озираться, подозрительно посматривать друг на друга и отодвигаться. Их носы шевелились и морщились. Пришлось срочно эвакуировать чемоданы на открытую палубу...
Очаковский пляж кипел и пенился. Колыхалось, шевелилось одно огромное отдыхающее и резвящееся, прыгающее и развалившееся в истоме тело людей. Так казалось Ивану отсюда, с этого места, на котором Леня установил лоток.
– Ну идите, мои родненькие! – обратил Леня торжественное лицо к пляжу. – Идите, мои дорогие! Мертвое море плачет по вас, болезные!
– Кастрюля! – распорядился он. – Стоишь на продаже. Позже Паровоз подменит. Инстранец – на подхвате и рекламе. Перевод, разъяснительная работа за тобой, Вася. Импровизация – прямая твоя обязанность, или зачем, вообще, мы тебя держали в школе Столярского!
– Что это? – первый интересант ткнул пальцем в красивую пачку с яхтой на фоне зеленого нездешнего моря.
– Гразь! – презрительно ответил Вася Кастрюля. Но тут же спохватился и ткнул пальцем в «тринидадские» письмена: – Лечебный гразь. Тут же все написано. Замечательный гразь из Мертвого моря.
– И что надо с этим делать?
– Ви не знаете? Гразь, – Вася упорно употреблял это слово в мужском роде. Он вообще считал, что по-другому выражаются люди малообразованные, плохо знающие язык. Он презирал их. Язык, впитанный с молоком горячо любимых родителей, был всемогущ и красив. – Этот гразь намазывают на больное место, и от этого места ничего не остается. Ви забиваете, шо оно вообще у вас було.
– А если ноги, если ревматизм? В суставах...
– Мадам! – шаркнул ногой Кастрюля. – Берите и забудьте за вашего сустава. У меня тоже был сустав. А ви знаете, что такое иметь сустав для музыканта? Так я уже давно за него и думать забыл. Нет у меня никакого сустава.
– Дайте мне сто граммов на пробу.
– Сто грамм? Кого ви собираетесь лечить, мадам? Сто грамм! Если ви имеете в виду лечить вашу домашнюю животную муху – другое дело. А при вашем габарите...
– Не морочьте мне голову с габаритом... – возмутилась дама, но Кастрюля тут же внес подходящую к моменту ясность:
– У вас мой самый любимый габарит, мадам. У вас такой мм... габарит, шо мне больно на вас смотреть с восхищением. Но ви же видите – у нас упаковки по полкило.
– И сколько оно стоит? – растаяла от приятности мадам.
– Ой, смешно сказать, не цена а одно название – всего какие-то одиннадцать рублей.
– А десять?
– У нас совместное предприятие, мадам, – обиделся Вася. – Ви знаете, откуда везут этого продукта? Из Святой земли. Одних накладных расходов...
– Хорошо, молодой человек, хорошо. Я беру. Только намажьте меня, чтобы я знала, как употреблять.
Вася Кастрюля беспомощно оглянулся на Леню, а затем посмотрел на свои холеные пальцы.
– Ваня! – подтолкнул эмигранта Леня, употребляя немногие известные ему слова из иврита. – Иди сделай рекламу... На языке Мертвого моря. А ты, Паровоз, обслужи. Это наш почин – как для себя старайся.
Паровоз разрезал пачку и быстрыми ловкими движениями нанес грязь на выставленную ножку увесистых параметров, заставив даму в некоторых местах процесса шаловливо хихикать. Иван вдохновенно рассказывал о красотах Иерусалима, о лечебной силе и свойствах грязи. Кастрюля немного послушал и стал делать вольный перевод.
– Этот иностранный представитель совместного предприятия, мистер Перес, говорит, шо сам папа римский был на святой земле и уехал с того моря абсолютно здоровый! Так что идите, сушитесь, а через час примите морскую ванну.
Он не стал вдаваться в подробности и информировать – мазался ли и, вообще, был ли римский папа болен.
Море плескалось в ста шагах от лотка и накопившихся в очереди покупателей.
– Запах какой-то странный, – раздался голос в толпе. – Я когда мазалась на Куяльнике*...
– Шо ви хо-о-очете! – немедленно пресек кривотолки Кастрюля. – Какой Куяльник? Это вам не Куяльник! Это, шоб ви знали, настоящий гразь из самого Мертвого моря в мире. Какой ви хочете запах от мертвого? Шо ви сра-а-авниваете? Какой-то Куяльник с нашим гразем? Главное – лечебный эффект. Идите, мадам, суши-и-итесь. Скажете спасибо.
Красивые пачки стали таять на глазах. В течение двух часов было распродано содержимое двух чемоданов.
Но вот с пляжа послышались первые вопли возмущенных отдыхающих.
– Плевать мне на ваше Мертвое море! Я отдыхать сюда пришел, а не нюхать это безобразие! – кричал мужчина.
– Это не безобразие. Лечит от всего, – на всякий случай горячо уверяли уже намазанные, не желая состоять в сомнительном меньшинстве. Большинство же, как известно, не может быть сомнительным. Во всяком случае, кто посмеет неуважительно ткнуть пальцем в большинство! А первая покупательница воскликнула: – Я только один раз намазалась – как рукой сняло. Прямо сейчас! Прямо здесь!
– Даже запах, целебный сероводород, между прочим, против которого ви возражаете, имеет ярко вираженные лечебные свойства, – уверял Кастрюля. – Особенно для мужской слабости джентльменов и от женского оргазма дам, шоб ви знали. За кариес с ксилитом и карбомитом я уже не говорю...
Мужчина враз умолк и бочком подобрался к предводителю.
– Требую три пачки! – прошептал он. – Почему я должен мучиться забесплатно? Так вы говорите, от слабости? И помогает? Три пачки прошу.
– Завтра! – успокоил Леня. – Вы же видите, спрос превышает предложение. Завтра! Ишак самого Ходжи Насреддина вам позавидует, поймите меня правильно. Его мощи – жалкий бред в сравнении с тем, что вы получите от нашего средства. Вася, что-то мне так показалось, что должна быть еще одна пачка, только что я видел...
– Да, вроде как булó, – развел руками Вася.
– А что? А от чего помогает? – это к пустому лотку рвалась элегантная дама.
– Как – отчего! – возмутился Кастрюля. – Я уже два часа объясняю: от здоровья! От здо-ро-вья! Все! Записывайтесь пока в предварительную очередь. Вот ви, мужчина, переживающий за свою слабость, и возьмите на себя последить за порядок, а завтра ви первый имеете этот волшебный гразь и сразу вискакиваете прямо к вашей жаждающей женщине.
Мужчина дергал плечом и делал выразительные глаза: мол, не надо так громко, уважаемый, вокруг же дамы, я вас умоляю...
– Ну, джентльмены, – заметил Леня, – поймите меня правильно, сезон поработаем и купим, я прикидываю, один из Багамских островов, как все приличные бизнесмены. Капитализьм – великое дело!
Перемазанные пляжники старательно сушились. Прибрежная часть моря пожелтела от смываемых препаратов. На скалах у рыбаков почему-то перестал клевать бычок.
Но мир по-прежнему был прекрасен в далеких переливах вечного многострадального моря.
И никто не заметил, как некоторое время назад из ближнего лохматого облака протянулась стремительная рука и умыкнула с лотка пачку с яхтой. И странное бормотание там, вверху, было похоже на далекое ворчание приближающейся грозы. Но если бы нашелся толмач, то, возможно, он бы пояснил этот сомнительный шум, издаваемый кряхтящим Старичком, развалившимся на облаке в пляжной истоме. Старичок вглядывался в тринидадские письмена и бормотал: «Прострел... прострел мучает... Хто их, поганцев, знает – а што как и впрямь допоможет...»
_______________ * Куяльник – курортная зона в Одессе
* цихлозома миека – аквариумная рубка семейства цихлид
* школа Столярского – музыкальное училище в Одессе
* Молдаванка – район Одессы
[Скрыть]Регистрационный номер 0423177 выдан для произведения:
Это было в Одессе. Разве мог знать Иван, въехавший в чужую страну в качестве эмигранта, что от земли этой веет колдовством, гриновским очарованием, даже бигловскими рунами? Что эта земля, как сама женственность, несет в себе бесконечную новизну старинных декораций? Что бывает свет луны, а не только сверкание реклам? Что шалые звезды могут гореть во всю мощь, потому что на улицах – одна-другая подслеповатая лампочка на квартал? Нет, конечно. Ему рассказывали только, что эта страна – дикая, отсталая. И он понимал, что надо делать жизнь. Поэтому вскоре он нашел босса, который нанял его на работу в солидном бизнесе. Босса звали Леня Топчий...
... За Пересыпским мостом был собачий выгул.
Леня смотрел на собак, на обильно удобренную землю выгула, и взгляд его был странным, посверкивающим тайной мыслью. Следствием этих наблюдений стал полученный вскоре Топчим патент на бизнес-деятельность. Как и на заре советского бизнеса, еще до ельцинского гиперсуперкапитализма, следовало обосновать необходимость предприятия для страны, области или города. Леня формулировал свою деятельность так:
"Народные исследования и внедрение на основе научных методов трансформации лиманской грязи Куяльника* в грязь Мертвого моря, рекомендованных специалистами ведущих здравниц мира".
К этому был пришпилен проспект, полученный Леней от родственников из Иерусалима. В проспекте многословно говорилось о пользе грязей Мертвого моря.
Председатель комиссии долго изучал бумаги, делал умное выражение лица на физиономии запойного грузчика и, наконец, постановил:
– Комиссия пришла к выводу о целесообразности такого предприятия. Проплатите в кассу и получите патент.
Затем конфиденциальным шепотом на ухо предпринимателю:
– И что? Таки помогает?
– Смеетесь? Вы разве не слышали за цихлозому миеку* – науку, сделавшую полный переворот в мировой народной медицине?
– Если б не слышал, и патента б не дал, – напустил на себя академический вид председатель. – Так вот! Чтобы первые результаты были у меня. Тут, понимаешь, прострел в пояснице. А продлевать, понимаешь, бумаги все равно придется.
– Можете даже не сомневаться! Поймите меня правильно, не пройдет и трех дней, как где-то через месяц наша цихлозома будет работать лично на вас.
Работа закипела.
Иван в те поры ничего еще не соображал ни в языке, ни в делах страны. Леня вовлек его в свое предприятие, пообещав хорошие деньги.
С красной повязкой на рукаве бегал Леня по площадке и орал на собачьих хозяев:
– Выгул закрывается на переучет экскрементов! Прошу освободить экспериментальное поле.
– А где же выгуливать собак? – ставили хозяева знаки препинания в виде новых собачьих отправлений. – Это незаконно!
– Законно! Вы думаете, ваши экскременты сильно украшают лицо героического города? Поймите меня правильно, площадка закрывается для обновления.
Собаки не желали понять правильно и рычали на экспериментатора, но Топчий окликнул проходящую мимо группу курсантов школы милиции:
– Товарищи лейтенанты! Помогите навести порядок в местах экспериментально-экскрементального пользования на научной основе.
Будущая милиция была рада блеснуть в роли милиции настоящей и охотно откликнулась на призыв человека в красной повязке. Локти милиции растопырились, лица милиции стали строгими, глаза – презрительно прищуренными на манер техасских рейнджеров.
– Граждáне! Ну-ка! Проявляйте сознательность!.. Ах, ты ж, оппэрэсэтэ!.. Стоя-ать! Очистить площадку от животного мира! Быстренько освободить полигон!
Наконец площадка опустела и была обнесена красными флажками.
Команда Топчего сняла лопатами довольно толстый слой перегнивших и свежих пограничных следов сплошной интеграции собачьих отправлений – вместе с землей. Полученное сырье было свезено в имение Топчего – загороднюю развалюху с двором – и свалено в подготовленный полуметровой глубины котлован. Вонь пошла невообразимая. Наемники, и Иван в том числе, стали усердно месить голыми ногами разбавленный водой экспериментальный медицинский материал.
Василий Кастрюля, выпускник школы Столярского* по классу скрипки, запротестовал:
– Леня, я думаю, шо мне, как человеку искусства, можно было дать другую рояль. Музыка и этот собачий гразь несовместимые. У меня может испортиться чувство прекрасного. Как я потом буду виступать на инструменте, Леня?
– Если ты выступаешь на своем инструменте ногами, то я не понимаю, зачем вообще мы посылали тебя в Столярку? Пойми меня правильно, Вася, Одесса сделала из тебя вундеркинда, почему ты не хочешь дать немного здоровья Одессе?
– Какая здоровья? Вместе с этой здоровьей мы должны видавать живому человеку противогаз.
– Ты какой-то глупый и неумный, Вася. Или ты не понимаешь, что мы применим к людям у-ри-но-те-ра-пию, на которую добровольно никто не идет. А в виде мертвой грязи у нас будут вырывыть продукт из рук. Пора подумать за Одессу, Вася. Пора подумать за людей, шо сделали из тебя человека.
Роились зеленые мухи.
Глубоко дышал широкой грудью, другой член кооператива «Цихлозома» – сантехник Сеня Паровоз. Вообще то он был Перевозов, но все равно его называли Паровоз, и все равно он обиделся на Кастрюлю и оскорбился в своих лучших чувствах, потому что был в этом котловане, как рыба в родной стихии.
– Музыкант занюханный! Поработал бы в гальюнах и в сортирах, салага, другие бы песни запел на своей вонючей скрипке!
– Почему это – вонючей? Ты!.. А-ссеня-затор! – ответил научным оскорблением на оскорбление Вася и невозмутимо стал полировать пилкой ногти, одновременно выделывая ногами польку-бабочку.
– Прошу уважать! – призвал к порядку Леня. Он сидел на берегу, на приличном расстоянии от котлована и пил кофе из термоса. – Прошу понять меня правильно! Подумайте за тысячи спасенных жизней. Общее святое дело должно сплотить нас.
Но Леня опоздал. Уже Паровоз ритмично макал изысканную физию скрипача в жирное месиво. Скрипач молчал, так как радовался теперь кратким мгновениям, когда мог схватить толику спасительного, и теперь такого желанного даже без противогаза, воздуха...
рекомендовать автораСтрелец Вик
28.05.2018 20:02
выключить
Инцидент завершился, когда Вася понял, что пришел его последний час. Тогда с отчаянием ниндзи-комикадзе, он решил из Сени Паровоза сделать барельеф не хуже себя. Вася Кастрюля при остром дефиците воздуха все же ухитрился взять ноту «ми» в пронзительном верхнем регистре, отчего Сеня потерял бдительность. Тогда, уцепившись руками за ноги противника, Вася боднул его головой в живот...
Когда оба выбрались из котлована, оставив там все наличные силы, они имели вид вполне приличной скульптурной группы из грязевой комнаты французского форта Баярд. Только грязь была несколько иного цвета и сущности.
– Вычту из зарплаты! – орал Топчий. – Вы посмотрите, блин, сколько сырья извели. Взвешу убытки, икалэмэнэ, и вычту!
Артель месила еще пять дней подряд. Затем продукт был оставлен под целлофановым покрытием еще на десять дней, после чего Лёня посыпал из распылителя какой-то едкой смесью и решил, что производственный процесс завершен.
Зеленые мухи сделали несколько попыток прорваться к своему кайфу, но тут же убедились в серьезности намерений Лёни, и, гнусно жужжа, скрылись в неизвестном направлении.
– Дэдэтэ! Порошок для камуфляжа запаха и для убиения жизни, – пояснил предприниматель.
– Чией? – испуганно спросил Кастрюля.
– Микроорганизьмов. Продукт Мертвого моря должен быть мертвым, поймите меня правильно.
Вязкую вонючую массу добротного черного цвета с редкими желтовато-зеленоватыми прожилками Паровоз взвешивал на весах и раскладывал в аккуратные пакеты с яркими рекламными ярлыками, на которых значилось: «Lechebny graz from Mertvoje more» и с подробными инструкциями применения на пяти языках, из которых английский имел ярко выраженный молдаванский* коммунальный акцент, а для уяснения остальных, по уверениям Лени, требовались знания в области тринидадского эсперанто.
– А где по-русски? – проявил патриотизм Кастрюля.
– Продукт импортный – при чем тут русский?
– Чтобы понятней!..
– Не морочь голову, Кастрюля. И так наши люди нос воротят от всего, что по-русски. А у продукта и без перевода запах специфический. Всё! Запаивайте! Тщательнéе, – командовал Леня. – В каждую пачку не забывайте капать три капли розового масла. Продукт все-таки должен иметь приличный аромат, прошу понять меня правильно.
Предприятие Лени Топчего казалось Ивану выдающимся проявлением творческой инициативы людей, искренне заботящихся о своих соотечественниках. Конечно, бизнес, но параллельные цели – благородные. Он верил всему. Особенно его восхищала эстетическая самоотверженность инициатора, поэтому Иван старался соответствовать, только приобрел себе респиратор. Ну и зарплата, конечно, вещь первейшей необходимости...
– Я удивляюсь на этого имперьялиста, – возмутился Паровоз на респиратор эмигранта, испытывая ревнивые подозрения по поводу уничижения своего профессионального профиля. – Эй, израильтянщик, а ну сними намордник! Что за мода – выделяться из трудящего коллектива?!
– Не трогай иностранца! – сказал Кастрюля. – Мне кажется, из этого квартета он один чувствует нашую историческую рояль.
– Правильно, – подтвердил Леня. – Кроме того Иван вкладывает в изделие астральный дух Мертвого моря. Пусть теперь попробует кто-то сказать, что не тем духом пахнет, поймите меня правильно.
Первая партия уникального продукта была предложена на пляже в Очакове. Топчий избрал это место, как экспериментальный полигон. Уже в ракете, стремительно уносящей бизнесменов к историческому городу, пассажиры стали озираться, подозрительно посматривать друг на друга и отодвигаться. Их носы шевелились и морщились. Пришлось срочно эвакуировать чемоданы на открытую палубу...
Очаковский пляж кипел и пенился. Колыхалось, шевелилось одно огромное отдыхающее и резвящееся, прыгающее и развалившееся в истоме тело людей. Так казалось Ивану отсюда, с этого места, на котором Леня установил лоток.
– Ну идите, мои родненькие! – обратил Леня торжественное лицо к пляжу. – Идите, мои дорогие! Мертвое море плачет по вас, болезные!
– Кастрюля! – распорядился он. – Стоишь на продаже. Позже Паровоз подменит. Инстранец – на подхвате и рекламе. Перевод, разъяснительная работа за тобой, Вася. Импровизация – прямая твоя обязанность, или зачем, вообще, мы тебя держали в школе Столярского!
– Что это? – первый интересант ткнул пальцем в красивую пачку с яхтой на фоне зеленого нездешнего моря.
– Гразь! – презрительно ответил Вася Кастрюля. Но тут же спохватился и ткнул пальцем в «тринидадские» письмена: – Лечебный гразь. Тут же все написано. Замечательный гразь из Мертвого моря.
– И что надо с этим делать?
– Ви не знаете? Гразь, – Вася упорно употреблял это слово в мужском роде. Он вообще считал, что по-другому выражаются люди малообразованные, плохо знающие язык. Он презирал их. Язык, впитанный с молоком горячо любимых родителей, был всемогущ и красив. – Этот гразь намазывают на больное место, и от этого места ничего не остается. Ви забиваете, шо оно вообще у вас було.
– А если ноги, если ревматизм? В суставах...
– Мадам! – шаркнул ногой Кастрюля. – Берите и забудьте за вашего сустава. У меня тоже был сустав. А ви знаете, что такое иметь сустав для музыканта? Так я уже давно за него и думать забыл. Нет у меня никакого сустава.
– Дайте мне сто граммов на пробу.
– Сто грамм? Кого ви собираетесь лечить, мадам? Сто грамм! Если ви имеете в виду лечить вашу домашнюю животную муху – другое дело. А при вашем габарите...
– Не морочьте мне голову с габаритом... – возмутилась дама, но Кастрюля тут же внес подходящую к моменту ясность:
– У вас мой самый любимый габарит, мадам. У вас такой мм... габарит, шо мне больно на вас смотреть с восхищением. Но ви же видите – у нас упаковки по полкило.
– И сколько оно стоит? – растаяла от приятности мадам.
– Ой, смешно сказать, не цена а одно название – всего какие-то одиннадцать рублей.
– А десять?
– У нас совместное предприятие, мадам, – обиделся Вася. – Ви знаете, откуда везут этого продукта? Из Святой земли. Одних накладных расходов...
– Хорошо, молодой человек, хорошо. Я беру. Только намажьте меня, чтобы я знала, как употреблять.
Вася Кастрюля беспомощно оглянулся на Леню, а затем посмотрел на свои холеные пальцы.
– Ваня! – подтолкнул эмигранта Леня, употребляя немногие известные ему слова из иврита. – Иди сделай рекламу... На языке Мертвого моря. А ты, Паровоз, обслужи. Это наш почин – как для себя старайся.
Паровоз разрезал пачку и быстрыми ловкими движениями нанес грязь на выставленную ножку увесистых параметров, заставив даму в некоторых местах процесса шаловливо хихикать. Иван вдохновенно рассказывал о красотах Иерусалима, о лечебной силе и свойствах грязи. Кастрюля немного послушал и стал делать вольный перевод.
– Этот иностранный представитель совместного предприятия, мистер Перес, говорит, шо сам папа римский был на святой земле и уехал с того моря абсолютно здоровый! Так что идите, сушитесь, а через час примите морскую ванну.
Он не стал вдаваться в подробности и информировать – мазался ли и, вообще, был ли римский папа болен.
Море плескалось в ста шагах от лотка и накопившихся в очереди покупателей.
– Запах какой-то странный, – раздался голос в толпе. – Я когда мазалась на Куяльнике*...
– Шо ви хо-о-очете! – немедленно пресек кривотолки Кастрюля. – Какой Куяльник? Это вам не Куяльник! Это, шоб ви знали, настоящий гразь из самого Мертвого моря в мире. Какой ви хочете запах от мертвого? Шо ви сра-а-авниваете? Какой-то Куяльник с нашим гразем? Главное – лечебный эффект. Идите, мадам, суши-и-итесь. Скажете спасибо.
Красивые пачки стали таять на глазах. В течение двух часов было распродано содержимое двух чемоданов.
Но вот с пляжа послышались первые вопли возмущенных отдыхающих.
– Плевать мне на ваше Мертвое море! Я отдыхать сюда пришел, а не нюхать это безобразие! – кричал мужчина.
– Это не безобразие. Лечит от всего, – на всякий случай горячо уверяли уже намазанные, не желая состоять в сомнительном меньшинстве. Большинство же, как известно, не может быть сомнительным. Во всяком случае, кто посмеет неуважительно ткнуть пальцем в большинство! А первая покупательница воскликнула: – Я только один раз намазалась – как рукой сняло. Прямо сейчас! Прямо здесь!
– Даже запах, целебный сероводород, между прочим, против которого ви возражаете, имеет ярко вираженные лечебные свойства, – уверял Кастрюля. – Особенно для мужской слабости джентльменов и от женского оргазма дам, шоб ви знали. За кариес с ксилитом и карбомитом я уже не говорю...
Мужчина враз умолк и бочком подобрался к предводителю.
– Требую три пачки! – прошептал он. – Почему я должен мучиться забесплатно? Так вы говорите, от слабости? И помогает? Три пачки прошу.
– Завтра! – успокоил Леня. – Вы же видите, спрос превышает предложение. Завтра! Ишак самого Ходжи Насреддина вам позавидует, поймите меня правильно. Его мощи – жалкий бред в сравнении с тем, что вы получите от нашего средства. Вася, что-то мне так показалось, что должна быть еще одна пачка, только что я видел...
– Да, вроде как булó, – развел руками Вася.
– А что? А от чего помогает? – это к пустому лотку рвалась элегантная дама.
– Как – отчего! – возмутился Кастрюля. – Я уже два часа объясняю: от здоровья! От здо-ро-вья! Все! Записывайтесь пока в предварительную очередь. Вот ви, мужчина, переживающий за свою слабость, и возьмите на себя последить за порядок, а завтра ви первый имеете этот волшебный гразь и сразу вискакиваете прямо к вашей жаждающей женщине.
Мужчина дергал плечом и делал выразительные глаза: мол, не надо так громко, уважаемый, вокруг же дамы, я вас умоляю...
– Ну, джентльмены, – заметил Леня, – поймите меня правильно, сезон поработаем и купим, я прикидываю, один из Багамских островов, как все приличные бизнесмены. Капитализьм – великое дело!
Перемазанные пляжники старательно сушились. Прибрежная часть моря пожелтела от смываемых препаратов. На скалах у рыбаков почему-то перестал клевать бычок.
Но мир по-прежнему был прекрасен в далеких переливах вечного многострадального моря. И никто не заметил, как некоторое время назад из ближнего лохматого облака протянулась стремительная рука и умыкнула с лотка пачку с яхтой. И странное бормотание там, вверху, было похоже на далекое ворчание приближающейся грозы. Но если бы нашелся толмач, то, возможно, он бы пояснил этот сомнительный шум, издаваемый кряхтящим Старичком, развалившимся на облаке в пляжной истоме. Старичок вглядывался в тринидадские письмена и бормотал: «Прострел... прострел мучает... Хто их, поганцев, знает – а што как и впрямь допоможет...»
_______________ * Куяльник – курортная зона в Одессе
* цихлозома миека – аквариумная рубка семейства цихлид
* школа Столярского – музыкальное училище в Одессе
* Молдаванка – район Одессы
Ну, насмеялась!! Какой тупой народ... а особенно на курортах. Да когда ещё поддакивает настоящий "израильтянщик"... ну, как не поверить в животворящую силу продукта Мёртвого моря. Здорово пишете, Вик!! Юмор - через край. Очень интересная вещица!! Спасибо!!
За Пересыпским мостом был собачий выгул. Там гуляли пуделя, шнауцер и мы. С чёрной таксою была там жена комбрига, Вызывая зависть у всех приблудных мымр...