Всё пройдёт...(продолжение)
27 мая 2013 -
Борис Кудряшов
Продолжение повести:
После неудачной попытки поступить в Технологический институт, мне всё же удаётся закрепиться в Государственной консерватории имени Римского – Корсакова по специальности – баян. В последнее время я питал особое пристрастие к технике и автоматике, и все мои мечты и помыслы были связаны с возможностью углубить свои познания в этой сфере человеческой деятельности через учёбу в технических вузах нашей необъятной страны. Но, видимо, тогда моя воля ещё не отличалась какой-то особенной целенаправленностью и жёсткостью, что в конечном итоге и позволило моему деду убедить меня в выборе музыкального образования.
- Ты пойми, дорогой мой внучек, - часто по вечерам горячо доказывал мне дед. – Твоя техника и автоматика никуда от тебя не уйдут, а вот свой музыкальный талант ты можешь погубить на корню. Да и потом, подумай сам, зачем тебе надо было заканчивать музыкальную школу, чтобы потом иногда под настроение наигрывать себе любимые мелодии. Внучек, ты поступил правильно, что послушался меня, маму и отца. Поверь мне, дорогой, что об этом никогда не пожалеешь, а всегда будешь вспоминать нас добрыми и светлыми словами.
В общем-то, я уже смирился с решением семейного совета и исправно посещаю консерваторию, где каждый день для меня открываются новые возможности этого чудного народного инструмента.
За суетой повседневных дел и забот мы не замечаем скоротечности времени. В консерватории я занимаюсь уже третий год и нахожу в этом глубокое удовлетворение. По вечерам я по-прежнему с удовольствием беседую со своим дедом о религии, о музыке, о смысле бытия и вообще обо всём том, что так сильно волнует меня в мои двадцать лет.
***
Сегодня в консерватории какой-то особенный день. После завершения третьего года обучения, моей группе предстоит выступить в филармонии с отчётным концертом. До этого торжественного для меня и моих товарищей дня было затрачено немало усилий, чтобы достойно представить себя на предстоящем концерте и благополучно продолжить своё обучение в консерватории. Руководитель и дирижёр нашего сводного музыкального ансамбля – Рюмин Семён Маркович требовательно стучит дирижёрской палочкой по пульту с нотами, каждый раз обращая наше внимание на те, или иные нюансы нашего отчётного концерта:
- Товарищи, будьте внимательны,- громко кричит он, - всё повторяем от пятой цифры. Зайцев Иван, вы всё время стараетесь как-то выделиться в ансамбле своими неистовыми и резкими аккордами. Не забывайте, дорогой, что это нежное и трогательное произведение, и вы своим баяном должны только слегка обозначать главную его тему.
На отчётном концерте в филармонии мы должны исполнить пятнадцать произведений достаточно большой сложности, отличающиеся друг от друга не только тематикой, но и формой исполнения. И вот сегодня, после изнурительных и долгих подготовительных занятий, наша музыкальная группа на автобусах направляется к зданию филармонии. Я смотрю на радостные и возбуждённые лица своих сокурсников, и меня охватывают волнение и гордость за них и за себя, и за то дело, которому мы служим. Семён Маркович нас постоянно торопит и одёргивает за любое, с его точки зрения, неправильное действие:
- Товарищи, вы не должны забывать, что находитесь не у себя в консерватории, а в публичном месте, где вы просто обязаны приложить максимум усилий, чтобы понравиться публике и комиссии. Смею заметить, что до начала концерта остаётся всего двадцать минут. Занимайте тихо свои места на сцене и осторожно проверяйте настройку ваших инструментов.
Стараясь особо не греметь стульями, мы не спеша рассаживаемся по своим местам, с волнением заглядывая в лицо Семёну Марковичу. До начала концерта остаётся всего десять минут, и я спешу достать свой тяжёлый баян из футляра. Очевидно, что торжественность обстановки и всеобщее волнение всё же дают о себе знать, поскольку скользкий, в перламутровом корпусе баян выскальзывает из моих рук и с грохотом валится на сцену. В концертном зале филармонии сразу же воцаряется какая-то противная тишина, а из-за кулис к нам на сцену выскакивает директор филармонии с перекошенным от гнева лицом:
- Семён Маркович, что здесь у вас происходит, - быстро подходя к дирижёру, зло шепчет директор, - что вы себе позволяете в такой ответственный момент для вас. Через пять минут начало концерта, а вы никак не можете утихомирить ваших подопечных. Смотрите у меня, - бросая грозные взгляды на дирижёра, шепчет директор и тут же исчезает за кулисами.
Я бережно поднимаю баян с пола, не смея поднять на Семёна Марковича глаза, и тщательно осматриваю его на предмет каких-нибудь необратимых повреждений. Но, слава Богу, на первый взгляд я не нахожу ничего такого, что могло бы помешать нашему ансамблю начать свою концертную деятельность. До смерти перепуганный Семён Маркович трясущимися руками поправляет на шее бабочку и ненавидящими глазами смотрит в мою сторону. Но, вот, наконец, раздвигается занавес, и публика приветствует нас скромными аплодисментами. Семён Маркович тремя пальцами берёт дирижёрскую палочку и в зал начинают литься чарующие звуки народной музыки.
Мы уже исполняем шестое по счёту произведение. Семён Маркович весь красный от напряжения, свободной рукой достаёт из кармана носовой платок и незаметно вытирает с лица пот. И вот наступает пора исполнить мне сольную партию на баяне. Дирижёр отмашкой палочки делает мне знак для вступления моей партии, и я с воодушевлением разворачиваю меха баяна. К моему великому удивлению, баян издаёт какой-то противный хрюкающий звук и разваливается на две половинки. От неожиданности происходящего Семён Маркович делает шаг в сторону и с грохотом валится со своего дирижёрского пьедестала на первый ряд балалаечников и домбристов. Моментально на сцене воцаряется всеобщий хаос. В зале раздаются свистки и возмущённые возгласы в наш адрес.
Не буду описывать всё то, что последовало за этими, для меня трагическими, событиями, скажу только одно, что моя музыкальная карьера на этом закончилась, и я благополучно был отчислен из стен уже дорогой моему сердцу консерватории. Дед и мои родители очень остро отреагировали на моё отлучение от музыкальной богемы, что явилось причиной инфаркта у отца и инсульта у деда. Но не зря же говорят в народе, что время лечит, и уже через месяц я горячо обнимал, вышедших из больницы, отца и деда. Должен сказать, что все эти тревожные для нашей семьи события произошли в перестроечное для нашей страны время в начале девяностых годов, и мне было чрезвычайно трудно подобрать для себя хоть какое-нибудь занятие. Я тратил целые дни на поиски любой работы, которая бы смогла хоть как-то разгрузить наш, и без того скудный, семейный бюджет. Но, везде и всюду я получал лишь только отказ.
Вот и сегодня я бреду по мокрым от осеннего дождя улицам Питера, и уже не ожидаю ничего хорошего от сегодняшнего дня. Тусклое октябрьское Солнце немного золотит самые верхушки деревьев, ещё во многих местах покрытых жёлтой и оранжевой листвой. Стая шумных ворон проносится над моей головой, навевая на меня отчаяние и тоску. Начинается противный моросящий дождь, и я моментально ныряю в подземный переход у метро «Гостиный двор». Весь переход заставлен многочисленными ларьками со всякой всячиной. Мимо меня постоянно шныряют какие-то подозрительной внешности личности, предлагая мне различные услуги и товары не первой свежести. К одному из ларьков пристроилась какая-то девица с аккордеоном в руках и, судя по тому, как часто зеваки просят её исполнить ту или иную мелодию, можно было смело предположить, что эту девицу вполне устраивала её новая роль. Я подошёл поближе к девушке, прислушиваясь к приятным звукам, извлекаемым ею из аккордеона. Как в каком-то непонятном мне оцепенении я стоял в толпе зевак и слушал нежные звуки мелодий, которые сразу же вернули меня в ту уже далёкую страну счастья и детства, и которая была потеряна мною безвозвратно. Да, я не ошибся, передо мной стояла та самая милая девочка Анжелика из моего далёкого детства, которая так покорила моё сердце своей красотой и великолепной техникой игры на фортепиано. Я стоял и не верил своим глазам. Закрыв глаза и несколько раз тряхнув головой, я вновь посмотрел на девушку. Конечно, это, несомненно, была моя Анжелика, но уже не та маленькая прекрасная фея из детства, вполне современная для моего времени девица с распущенными по плечам волосами и в джинсах. Девица в быстром темпе проиграла ещё несколько мелодий и, аккуратно положив аккордеон в футляр, принялась тщательно подсчитывать свой гонорар. Толпа зевак стала быстро рассасываться, а я всё стоял и смотрел на девушку.
- Ну, и чего ты хочешь? – спокойно интересуется девица, пряча от меня деньги в карман куртки. – Всё, дорогой, сегодня я уже ничего играть не стану, я устала. Приходи завтра и наслаждайся музыкой, сколько хочешь, - смеётся девушка, доставая из кармана сигарету.
- Анжелика, это ты, - только и могу выдавить из себя я.
- Ну да, а кто же ещё, - ничуть не смутившись, кидает в мою сторону девушка. - Постой, постой, кого-то мне твоё лицо напоминает, - затягиваясь сигаретой, быстро говорит девица.
- Да, Анжелика, это я – Иван, - подходя вплотную к девушке, еле слышно шепчу я. – Никак не ожидал тебя здесь увидеть, да ещё и в таком качестве.
- Ванька, да это ты что ли, - улыбается Анжелика, кидаясь мне на шею. - Где же тебя, чертяка, так долго носило, не звонил, не показывался.
- Да вот, уж так всё получилось, - слабо оправдываюсь я, заглядывая в глаза девушке. – Анжелика, так ты, что теперь здесь постоянно подрабатываешь что ли, искренне удивляюсь я.
Анжелика медленно опускает руки и садится на пустой ящик из-под фруктов.
- А что делать, Ваня, ты же сам прекрасно видишь, что творится в стране, кому мы с нашими талантами нужны. Я уже давно переквалифицировалась в аккордеонистки и вот теперь «зажигаю» в этом переходе. А что, ты знаешь, Вань, ведь это не такой уж плохой вариант для меня. Вот, например, за сегодня я «срубила» чистыми семьсот рублей, да и завтра, думаю, что не меньше заработаю. Да ладно, что это я всё о себе, да о себе. Давай рассказывай, чем ты занимаешься и какие у тебя планы на ближайшую перспективу.
- А ты изменилась, Анжелика, - с болью в душе подумал я. – И я уже не с тобой разговариваю, а с какой-то среднестатистической девицей – неудачницей, которую так изрядно потрепала наша перестроечная жизнь.
Сильно смутившись, как много лет назад, я тихо отвечаю ей:
- Ты знаешь, Анжелика, мне тоже нечем особо хвастаться. Можешь считать меня неудачником по жизни. Где бы я ни был и чем бы не занимался, то всегда в конечном итоге терпел полный крах.
- А чего так? - докуривая сигарету, интересуется Анжелика.
- Да я и сам толком не знаю, что со мной происходит. Судьба мне постоянно ставит подножку, от которой потом я долго не могу прийти в себя. Из консерватории меня благополучно отчислили за одну очень обидную и неприятную историю в филармонии.
- Ванька, так это был ты? – заливчато хохочет Анжелика. – Ну, ты просто герой. Об этом инциденте тогда говорил почти весь город. Это же надо было такому случится. Ладно, не горюй, ты очень кстати нарисовался именно сегодня и именно здесь, а посему, я предлагаю тебе совместный бизнес. Да и мне будет как-то спокойно на этом бойком месте, а то знаешь, какие-то ханыги постоянно наезжают на меня с требованием поделиться. Как ты, Ванюха, на это смотришь? Кстати, Вань, ты уже приобрёл себе новый баян или ещё нет?
- Приобрёл, конечно, - быстро отвечаю я, - но на родительские деньги и вот теперь думаю, как им вернуть мой долг.
- Ничего, дорогой, обязательно вернёшь, - ободряюще хлопая рукой меня по спине, смеётся Анжелика, - да и себе в карман тоже сможешь что-то отложить. Ну, что, по рукам?
Я стоял перед Анжеликой – моей мечтой из детства и совершенно не знал, что ей ответить.
- Ну, и долго ты будешь на меня пялиться и молчать, толкая меня в бок, с нетерпением интересуется Анжелика. – А то я могу и передумать, ведь тут ко мне и так всякая шпана примазывается со своими дудками.
- Хорошо, Анжелика, я согласен, - встрепенувшись, быстро отвечаю я и пытаюсь обнять девушку.
- Ну, вот и хорошо, Ваня, - вновь смеётся Анжелика, слегка отстраняясь от меня. – Завтра жду тебя в это же время и на этом месте. Не забудь прихватить с собой баян и какой-нибудь ящик, чтобы не играть всё время стоя. Ну, всё, пока!
Анжелика нежно целует меня в щёку и исчезает в толпе людей, спешащих по своим делам. На следующий день я уже с утра дежурю в подземном переходе, ожидая прихода Анжелики. Рядом со мной развёртывается торговая жизнь. Многочисленные торговцы из южных республик бывшего Союза, не спеша, развязывают свои грязные баулы, извлекая из них дешёвый ширпотреб, на который даже и смотреть тошно. Суетливые старушки быстро занимают свободные места, выставляя впереди себя прямо на цементный пол перехода закатанные в стеклянные банки грибы и прочее соленье. Гремя висячими замками, открывают свои ларьки торговцы.
Грустными глазами я смотрю на всё это и никак не могу понять, почему всё это происходит со мной, с моей многострадальной страной и с этими людьми в подземном переходе, которые всеми силами души стараются хоть как-то удержаться на плаву и не утонуть в этих серых и грозных буднях северной столицы. Я достаю из футляра баян и начинаю тихо подбирать мелодии из кинофильмов и сериалов. Занятый своим делом, я совершенно не замечаю, как ко мне подходят двое парней в чёрных кожаных куртках и со стрижкой на голове «под Котовского». Один из парней кладёт свою широкую ладонь на мой баян и, ехидно ухмыляясь, спрашивает:
- Ты кто такой и что тут делаешь? Да и потом я что-то раньше не замечал тебя в наших краях.
Я аккуратно застёгиваю меха баяна на ремешок и осторожно отвечаю:
- А что, мужики, разве нельзя тут стоять, что, это место уже кем-то куплено, да?
- Вот именно пацан, занято и стоять тебе здесь не положено, - сердито косясь на меня, отвечает парень. – Давай, вали отсюда со своим чемоданом, пока цел.
Я с удивлением смотрю на парней, пытаясь им что-то разъяснить, но тут же краем глаза замечаю, что к нам со стороны метро быстро подходит Анжелика.
- Ну, чего уставились на него, - наступая на парней, громко кричит Анжелика, - это мой человек и с сегодняшнего дня он будет работать со мной.
- А он, что у тебя немой, что ли, - засмеялся второй парень, сплёвывая на грязный пол перехода, - сам за себя ответить не может? Ладно, работайте пока, а там мы решим, что с вами делать.
Парни, смеясь и постоянно матерясь, скрываются в гуще народа.
- Ничего, ты ещё должен привыкнуть ко всему такому, что сейчас шокирует тебя, - доставая из футляра аккордеон, серьёзно говорит мне Анжелика.
Мы с Анжеликой уже полтора часа играем на своих инструментах, сея в народ доброе, светлое и чистое, но судя по тому, как в большинстве своём люди с равнодушным видом проходят мимо нас, я решаю сделать маленький перерыв в нашем импровизированном публичном концерте, чтобы подсчитать наш гонорар. Анжелика быстро собирает в ладонь мелкие купюры и со вздохом сообщает:
- Что-то, Ванюха, сегодня совсем не прёт! Гляди, всего лишь двести рублей с копейками. Я, бывало, за это время нарабатывала до пятисот деревянных. Чувствуешь разницу?
- Слушай, Анжелика, а может нам сменить репертуар произведений, попробовать играть классику? Я, например, знаю достаточно много переложений Баха для баяна и ещё кое что, что может понравится народу. Что ты на это скажешь?
Я не успеваю закончить свою мысль, как в переходе начинается какой-то общий переполох. Старушки быстро прячут свои соленья и горшочки с цветами в сумки и пакеты и стремительно устремляются к выходу на Невский проспект.
- Чего это они, - искренне удивляюсь я, глядя на Анжелику, - кто это их так напугал?
- Кто, кто, - огрызается на меня Анжелика, - будто ты не знаешь кто, менты, конечно. Но ты ничего не бойся, у меня с ними есть договорённость, и они нас не тронут, а вот всю эту разномастную публику они могут основательно пошерстить.
В конце тоннеля я замечаю наряд милиции, который медленной походкой направляется к нам.
- Ты, главное, ничего не говори, - шепчет мне на ухо Анжелика, - за тебя буду говорить я. У меня с ними уже налажен контакт.
Трое милиционеров небрежной походкой приближаются к Анжелике. Старший наряда – мордастый сержант, постоянно улыбаясь, берёт Анжелику под руку и восклицает:
- Господа, хочу представить вам мою подземную примадонну Анжелику. Если вы ещё не слушали произведения в её исполнении, то убедительно советую вам сделать это немедленно. Такие таланты, господа, пропадают ни весть где.
Милиционер переводит свой взгляд на меня и, тыкая мне в грудь резиновой дубинкой, интересуется:
- Ну, а ты что за фрукт, что ты трёшься у первой леди подземки?
Я стою и хлопаю глазами, не зная, что и ответить этому развязному сержанту.
- Это мой брат, - быстро вступает в разговор Анжелика, - и он немой. Вот решила приобщить его к полезному для общества труду.
Судя по выражению лица сержанта, можно было с большой долей уверенности сказать, что он не поверил ни одному слову Анжелики.
- Немой говоришь, - засмеялся сержант. –Что-то я тебя, голубчик, раньше в этих краях
не видел. Как насчёт документов и прописки? – наступая на меня, зло шепчет сержант, рукой отодвигая в сторону Анжелику.
- Серёга, ну чего ты привязался к парню, - всеми силами старается защитить меня Анжелика и хватает за руку сержанта, - я же тебе сказала, что он немой и мой брат.
Сержант резким движением отстраняет от себя девушку:
- Стой, где стоишь, малохольная,, не дёргайся.
Анжелика, вскрикнув, отлетает к противоположной стенке перехода и медленно сползает по ней на пол.
- Ах ты, гад, - в ярости кричу я, хватая сержанта за погоны, - не смей трогать мою девушку.
- Ну, вот видишь, примадонна, а говоришь, что он немой, с удовлетворением отмечает сержант и с силой бьёт меня дубинкой по голове.
Не помню, сколько прошло времени, но с трудом открыв глаза, я обнаружил себя в каком-то тёмном и холодном помещении, по всей видимости, без окон. Звякнул засов и, на пороге помещения нарисовалась фигура милиционера:
- Ну что, очухался, давай выходи на воздух, нечего здесь разлёживаться.
И только теперь до меня дошло, что я нахожусь в отделении милиции, и ожидать чего-то хорошего от этого моего визита уже не приходится. За столом сидел милиционер в форме старшего лейтенанта и что-то писал на листе бумаги. Подняв на меня глаза, старший лейтенант кивком головы предложил мне сесть.
- Итак, молодой человек, назовите вашу фамилию, имя, отчество, год рождения и место проживания. Да и, кстати, не забудьте указать ваше последнее место работы.
Я быстро изложил милиционеру все, требуемые им, сведения, попутно задав ему встречный вопрос:
- Простите, товарищ старший лейтенант, а по какому праву вы задерживаете меня, я, насколько мне известно, не давал вам никакого повода для таких неправомерных действий в отношении моей личности. Вы нарушаете конституцию страны, права человека, и вообще, я требую адвоката.
Во время моего диалога офицер внимательно и с некоторой иронией смотрел на ме-
ня, но, видимо, устав выслушивать мои горячие заявления, хлопнул ладонью по столу.
- Хватит паясничать, гражданин Зайцев, вы прекрасно знаете, за что вы задержаны.
- Очень бы хотелось знать, за что? – вставая со стула, быстро отвечаю я.
- Садитесь, гражданин Зайцев, и давайте без фокусов, - закуривая сигарету, спокойно отреагировал на мои слова милиционер. – Всё очень просто, дорогой мой, вы соизволили напасть на работника правоохранительных органов во время исполнения им своих служебных обязанностей. Ну, что вы на это скажете?
- Простите, товарищ старший лейтенант, но это вышло совершенно случайно, я просто защищал честь моей девушки.
- Это всё вы доложите прокурору на суде, а сейчас я вынужден составить по всей форме протокол и направить его в прокуратуру.
- Я прекрасно понимаю, что дело начинает принимать серьёзный оборот и поэтому, просительно скрестив руки на груди, я умоляющим голосом прошу офицера:
- Товарищ старший лейтенант, мне никак нельзя в прокуратуру, у меня больные дед и родители, они не вынесут этого и умрут. Я
готов публично извиниться перед товарищем сержантом. Ну, неужели, так уж и ничего нельзя сделать?
- А срывать погоны у сержантов, разве вам позволительно? – ухмыляется офицер, докуривая сигарету.
В полном изнеможении я падаю на стул и закрываю глаза, уже ни на что не надеясь.
- Значит так, гражданин Зайцев, - после продолжительного молчания вновь заговорил милиционер, - я вижу, что вы всё же ни какой-нибудь там урка или мошенник, а человек, который волею судеб оказался не у дел. А посему, я могу предложить вам иной вариант решения этой довольно сложной ситуации.
- Я слушаю вас, - насторожился я.
- Вы же сами только что мне сказали, что в настоящий момент вы не у дел и не знаете, чем вам заняться, - прямо смотря мне в глаза, жёстко стал излагать офицер. – В качестве альтернативы у вас есть только два пути: или идти к нам работать, или – Армия. Кстати, уважаемый, вы уже давно достигли призывного возраста и пора вам отдать долг Родине. Согласитесь, что «косить» от Армии – это аморально и гнусно. Я надеюсь, что вы разделяете
со мной это мнение работников райвоенкоматов. Итак, голубчик, я жду от вас решительного ответа и заметьте, что кроме вас у меня ещё очень много неотложных дел, которыми я должен заниматься сейчас и немедленно.
- Разрешите мне только позвонить своим родным, иначе они будут волноваться и переживать. Я выбираю Армию, товарищ старший лейтенант, у меня просто нет другого выхода, - устало опуская голову на грудь, еле слышно шепчу я.
- Ну, вот и молодец, - как-то сразу повеселел офицер. - А то знаешь, сколько у нас в стране уклонистов, просто море. А вот позвонить своим родным или, скажем, письмо написать ты всегда успеешь, но уже из другого места, которое тебе определят работники райвоенкомата.
Милиционер нажал на кнопку под крышкой стола, давая мне понять, что разговор окончен. В комнату вошёл охранник и вопросительно взглянул на офицера.
- Увести его и ждать моих распоряжений, - быстро отчеканил офицер, пряча исписанный листок в сейфе.
***
|
[Скрыть]
Регистрационный номер 0138890 выдан для произведения:
Продолжение повести:
После неудачной попытки поступить в Технологический институт, мне всё же удаётся закрепиться в Государственной консерватории имени Римского – Корсакова по специальности – баян. В последнее время я питал особое пристрастие к технике и автоматике, и все мои мечты и помыслы были связаны с возможностью углубить свои познания в этой сфере человеческой деятельности через учёбу в технических вузах нашей необъятной страны. Но, видимо, тогда моя воля ещё не отличалась какой-то особенной целенаправленностью и жёсткостью, что в конечном итоге и позволило моему деду убедить меня в выборе музыкального образования.
- Ты пойми, дорогой мой внучек, - часто по вечерам горячо доказывал мне дед. – Твоя техника и автоматика никуда от тебя не уйдут, а вот свой музыкальный талант ты можешь погубить на корню. Да и потом, подумай сам, зачем тебе надо было заканчивать музыкальную школу, чтобы потом иногда под настроение наигрывать себе любимые мелодии. Внучек, ты поступил правильно, что послушался меня, маму и отца. Поверь мне, дорогой, что об этом никогда не пожалеешь, а всегда будешь вспоминать нас добрыми и светлыми словами.
В общем-то, я уже смирился с решением семейного совета и исправно посещаю консерваторию, где каждый день для меня открываются новые возможности этого чудного народного инструмента.
За суетой повседневных дел и забот мы не замечаем скоротечности времени. В консерватории я занимаюсь уже третий год и нахожу в этом глубокое удовлетворение. По вечерам я по-прежнему с удовольствием беседую со своим дедом о религии, о музыке, о смысле бытия и вообще обо всём том, что так сильно волнует меня в мои двадцать лет.
***
Сегодня в консерватории какой-то особенный день. После завершения третьего года обучения, моей группе предстоит выступить в филармонии с отчётным концертом. До этого торжественного для меня и моих товарищей дня было затрачено немало усилий, чтобы достойно представить себя на предстоящем концерте и благополучно продолжить своё обучение в консерватории. Руководитель и дирижёр нашего сводного музыкального ансамбля – Рюмин Семён Маркович требовательно стучит дирижёрской палочкой по пульту с нотами, каждый раз обращая наше внимание на те, или иные нюансы нашего отчётного концерта:
- Товарищи, будьте внимательны,- громко кричит он, - всё повторяем от пятой цифры. Зайцев Иван, вы всё время стараетесь как-то выделиться в ансамбле своими неистовыми и резкими аккордами. Не забывайте, дорогой, что это нежное и трогательное произведение, и вы своим баяном должны только слегка обозначать главную его тему.
На отчётном концерте в филармонии мы должны исполнить пятнадцать произведений достаточно большой сложности, отличающиеся друг от друга не только тематикой, но и формой исполнения. И вот сегодня, после изнурительных и долгих подготовительных занятий, наша музыкальная группа на автобусах направляется к зданию филармонии. Я смотрю на радостные и возбуждённые лица своих сокурсников, и меня охватывают волнение и гордость за них и за себя, и за то дело, которому мы служим. Семён Маркович нас постоянно торопит и одёргивает за любое, с его точки зрения, неправильное действие:
- Товарищи, вы не должны забывать, что находитесь не у себя в консерватории, а в публичном месте, где вы просто обязаны приложить максимум усилий, чтобы понравиться публике и комиссии. Смею заметить, что до начала концерта остаётся всего двадцать минут. Занимайте тихо свои места на сцене и осторожно проверяйте настройку ваших инструментов.
Стараясь особо не греметь стульями, мы не спеша рассаживаемся по своим местам, с волнением заглядывая в лицо Семёну Марковичу. До начала концерта остаётся всего десять минут, и я спешу достать свой тяжёлый баян из футляра. Очевидно, что торжественность обстановки и всеобщее волнение всё же дают о себе знать, поскольку скользкий, в перламутровом корпусе баян выскальзывает из моих рук и с грохотом валится на сцену. В концертном зале филармонии сразу же воцаряется какая-то противная тишина, а из-за кулис к нам на сцену выскакивает директор филармонии с перекошенным от гнева лицом:
- Семён Маркович, что здесь у вас происходит, - быстро подходя к дирижёру, зло шепчет директор, - что вы себе позволяете в такой ответственный момент для вас. Через пять минут начало концерта, а вы никак не можете утихомирить ваших подопечных. Смотрите у меня, - бросая грозные взгляды на дирижёра, шепчет директор и тут же исчезает за кулисами.
Я бережно поднимаю баян с пола, не смея поднять на Семёна Марковича глаза, и тщательно осматриваю его на предмет каких-нибудь необратимых повреждений. Но, слава Богу, на первый взгляд я не нахожу ничего такого, что могло бы помешать нашему ансамблю начать свою концертную деятельность. До смерти перепуганный Семён Маркович трясущимися руками поправляет на шее бабочку и ненавидящими глазами смотрит в мою сторону. Но, вот, наконец, раздвигается занавес, и публика приветствует нас скромными аплодисментами. Семён Маркович тремя пальцами берёт дирижёрскую палочку и в зал начинают литься чарующие звуки народной музыки.
Мы уже исполняем шестое по счёту произведение. Семён Маркович весь красный от напряжения, свободной рукой достаёт из кармана носовой платок и незаметно вытирает с лица пот. И вот наступает пора исполнить мне сольную партию на баяне. Дирижёр отмашкой палочки делает мне знак для вступления моей партии, и я с воодушевлением разворачиваю меха баяна. К моему великому удивлению, баян издаёт какой-то противный хрюкающий звук и разваливается на две половинки. От неожиданности происходящего Семён Маркович делает шаг в сторону и с грохотом валится со своего дирижёрского пьедестала на первый ряд балалаечников и домбристов. Моментально на сцене воцаряется всеобщий хаос. В зале раздаются свистки и возмущённые возгласы в наш адрес.
Не буду описывать всё то, что последовало за этими, для меня трагическими, событиями, скажу только одно, что моя музыкальная карьера на этом закончилась, и я благополучно был отчислен из стен уже дорогой моему сердцу консерватории. Дед и мои родители очень остро отреагировали на моё отлучение от музыкальной богемы, что явилось причиной инфаркта у отца и инсульта у деда. Но не зря же говорят в народе, что время лечит, и уже через месяц я горячо обнимал, вышедших из больницы, отца и деда. Должен сказать, что все эти тревожные для нашей семьи события произошли в перестроечное для нашей страны время в начале девяностых годов, и мне было чрезвычайно трудно подобрать для себя хоть какое-нибудь занятие. Я тратил целые дни на поиски любой работы, которая бы смогла хоть как-то разгрузить наш, и без того скудный, семейный бюджет. Но, везде и всюду я получал лишь только отказ.
Вот и сегодня я бреду по мокрым от осеннего дождя улицам Питера, и уже не ожидаю ничего хорошего от сегодняшнего дня. Тусклое октябрьское Солнце немного золотит самые верхушки деревьев, ещё во многих местах покрытых жёлтой и оранжевой листвой. Стая шумных ворон проносится над моей головой, навевая на меня отчаяние и тоску. Начинается противный моросящий дождь, и я моментально ныряю в подземный переход у метро «Гостиный двор». Весь переход заставлен многочисленными ларьками со всякой всячиной. Мимо меня постоянно шныряют какие-то подозрительной внешности личности, предлагая мне различные услуги и товары не первой свежести. К одному из ларьков пристроилась какая-то девица с аккордеоном в руках и, судя по тому, как часто зеваки просят её исполнить ту или иную мелодию, можно было смело предположить, что эту девицу вполне устраивала её новая роль. Я подошёл поближе к девушке, прислушиваясь к приятным звукам, извлекаемым ею из аккордеона. Как в каком-то непонятном мне оцепенении я стоял в толпе зевак и слушал нежные звуки мелодий, которые сразу же вернули меня в ту уже далёкую страну счастья и детства, и которая была потеряна мною безвозвратно. Да, я не ошибся, передо мной стояла та самая милая девочка Анжелика из моего далёкого детства, которая так покорила моё сердце своей красотой и великолепной техникой игры на фортепиано. Я стоял и не верил своим глазам. Закрыв глаза и несколько раз тряхнув головой, я вновь посмотрел на девушку. Конечно, это, несомненно, была моя Анжелика, но уже не та маленькая прекрасная фея из детства, вполне современная для моего времени девица с распущенными по плечам волосами и в джинсах. Девица в быстром темпе проиграла ещё несколько мелодий и, аккуратно положив аккордеон в футляр, принялась тщательно подсчитывать свой гонорар. Толпа зевак стала быстро рассасываться, а я всё стоял и смотрел на девушку.
- Ну, и чего ты хочешь? – спокойно интересуется девица, пряча от меня деньги в карман куртки. – Всё, дорогой, сегодня я уже ничего играть не стану, я устала. Приходи завтра и наслаждайся музыкой, сколько хочешь, - смеётся девушка, доставая из кармана сигарету.
- Анжелика, это ты, - только и могу выдавить из себя я.
- Ну да, а кто же ещё, - ничуть не смутившись, кидает в мою сторону девушка. - Постой, постой, кого-то мне твоё лицо напоминает, - затягиваясь сигаретой, быстро говорит девица.
- Да, Анжелика, это я – Иван, - подходя вплотную к девушке, еле слышно шепчу я. – Никак не ожидал тебя здесь увидеть, да ещё и в таком качестве.
- Ванька, да это ты что ли, - улыбается Анжелика, кидаясь мне на шею. - Где же тебя, чертяка, так долго носило, не звонил, не показывался.
- Да вот, уж так всё получилось, - слабо оправдываюсь я, заглядывая в глаза девушке. – Анжелика, так ты, что теперь здесь постоянно подрабатываешь что ли, искренне удивляюсь я.
Анжелика медленно опускает руки и садится на пустой ящик из-под фруктов.
- А что делать, Ваня, ты же сам прекрасно видишь, что творится в стране, кому мы с нашими талантами нужны. Я уже давно переквалифицировалась в аккордеонистки и вот теперь «зажигаю» в этом переходе. А что, ты знаешь, Вань, ведь это не такой уж плохой вариант для меня. Вот, например, за сегодня я «срубила» чистыми семьсот рублей, да и завтра, думаю, что не меньше заработаю. Да ладно, что это я всё о себе, да о себе. Давай рассказывай, чем ты занимаешься и какие у тебя планы на ближайшую перспективу.
- А ты изменилась, Анжелика, - с болью в душе подумал я. – И я уже не с тобой разговариваю, а с какой-то среднестатистической девицей – неудачницей, которую так изрядно потрепала наша перестроечная жизнь.
Сильно смутившись, как много лет назад, я тихо отвечаю ей:
- Ты знаешь, Анжелика, мне тоже нечем особо хвастаться. Можешь считать меня неудачником по жизни. Где бы я ни был и чем бы не занимался, то всегда в конечном итоге терпел полный крах.
- А чего так? - докуривая сигарету, интересуется Анжелика.
- Да я и сам толком не знаю, что со мной происходит. Судьба мне постоянно ставит подножку, от которой потом я долго не могу прийти в себя. Из консерватории меня благополучно отчислили за одну очень обидную и неприятную историю в филармонии.
- Ванька, так это был ты? – заливчато хохочет Анжелика. – Ну, ты просто герой. Об этом инциденте тогда говорил почти весь город. Это же надо было такому случится. Ладно, не горюй, ты очень кстати нарисовался именно сегодня и именно здесь, а посему, я предлагаю тебе совместный бизнес. Да и мне будет как-то спокойно на этом бойком месте, а то знаешь, какие-то ханыги постоянно наезжают на меня с требованием поделиться. Как ты, Ванюха, на это смотришь? Кстати, Вань, ты уже приобрёл себе новый баян или ещё нет?
- Приобрёл, конечно, - быстро отвечаю я, - но на родительские деньги и вот теперь думаю, как им вернуть мой долг.
- Ничего, дорогой, обязательно вернёшь, - ободряюще хлопая рукой меня по спине, смеётся Анжелика, - да и себе в карман тоже сможешь что-то отложить. Ну, что, по рукам?
Я стоял перед Анжеликой – моей мечтой из детства и совершенно не знал, что ей ответить.
- Ну, и долго ты будешь на меня пялиться и молчать, толкая меня в бок, с нетерпением интересуется Анжелика. – А то я могу и передумать, ведь тут ко мне и так всякая шпана примазывается со своими дудками.
- Хорошо, Анжелика, я согласен, - встрепенувшись, быстро отвечаю я и пытаюсь обнять девушку.
- Ну, вот и хорошо, Ваня, - вновь смеётся Анжелика, слегка отстраняясь от меня. – Завтра жду тебя в это же время и на этом месте. Не забудь прихватить с собой баян и какой-нибудь ящик, чтобы не играть всё время стоя. Ну, всё, пока!
Анжелика нежно целует меня в щёку и исчезает в толпе людей, спешащих по своим делам. На следующий день я уже с утра дежурю в подземном переходе, ожидая прихода Анжелики. Рядом со мной развёртывается торговая жизнь. Многочисленные торговцы из южных республик бывшего Союза, не спеша, развязывают свои грязные баулы, извлекая из них дешёвый ширпотреб, на который даже и смотреть тошно. Суетливые старушки быстро занимают свободные места, выставляя впереди себя прямо на цементный пол перехода закатанные в стеклянные банки грибы и прочее соленье. Гремя висячими замками, открывают свои ларьки торговцы.
Грустными глазами я смотрю на всё это и никак не могу понять, почему всё это происходит со мной, с моей многострадальной страной и с этими людьми в подземном переходе, которые всеми силами души стараются хоть как-то удержаться на плаву и не утонуть в этих серых и грозных буднях северной столицы. Я достаю из футляра баян и начинаю тихо подбирать мелодии из кинофильмов и сериалов. Занятый своим делом, я совершенно не замечаю, как ко мне подходят двое парней в чёрных кожаных куртках и со стрижкой на голове «под Котовского». Один из парней кладёт свою широкую ладонь на мой баян и, ехидно ухмыляясь, спрашивает:
- Ты кто такой и что тут делаешь? Да и потом я что-то раньше не замечал тебя в наших краях.
Я аккуратно застёгиваю меха баяна на ремешок и осторожно отвечаю:
- А что, мужики, разве нельзя тут стоять, что, это место уже кем-то куплено, да?
- Вот именно пацан, занято и стоять тебе здесь не положено, - сердито косясь на меня, отвечает парень. – Давай, вали отсюда со своим чемоданом, пока цел.
Я с удивлением смотрю на парней, пытаясь им что-то разъяснить, но тут же краем глаза замечаю, что к нам со стороны метро быстро подходит Анжелика.
- Ну, чего уставились на него, - наступая на парней, громко кричит Анжелика, - это мой человек и с сегодняшнего дня он будет работать со мной.
- А он, что у тебя немой, что ли, - засмеялся второй парень, сплёвывая на грязный пол перехода, - сам за себя ответить не может? Ладно, работайте пока, а там мы решим, что с вами делать.
Парни, смеясь и постоянно матерясь, скрываются в гуще народа.
- Ничего, ты ещё должен привыкнуть ко всему такому, что сейчас шокирует тебя, - доставая из футляра аккордеон, серьёзно говорит мне Анжелика.
Мы с Анжеликой уже полтора часа играем на своих инструментах, сея в народ доброе, светлое и чистое, но судя по тому, как в большинстве своём люди с равнодушным видом проходят мимо нас, я решаю сделать маленький перерыв в нашем импровизированном публичном концерте, чтобы подсчитать наш гонорар. Анжелика быстро собирает в ладонь мелкие купюры и со вздохом сообщает:
- Что-то, Ванюха, сегодня совсем не прёт! Гляди, всего лишь двести рублей с копейками. Я, бывало, за это время нарабатывала до пятисот деревянных. Чувствуешь разницу?
- Слушай, Анжелика, а может нам сменить репертуар произведений, попробовать играть классику? Я, например, знаю достаточно много переложений Баха для баяна и ещё кое что, что может понравится народу. Что ты на это скажешь?
Я не успеваю закончить свою мысль, как в переходе начинается какой-то общий переполох. Старушки быстро прячут свои соленья и горшочки с цветами в сумки и пакеты и стремительно устремляются к выходу на Невский проспект.
- Чего это они, - искренне удивляюсь я, глядя на Анжелику, - кто это их так напугал?
- Кто, кто, - огрызается на меня Анжелика, - будто ты не знаешь кто, менты, конечно. Но ты ничего не бойся, у меня с ними есть договорённость, и они нас не тронут, а вот всю эту разномастную публику они могут основательно пошерстить.
В конце тоннеля я замечаю наряд милиции, который медленной походкой направляется к нам.
- Ты, главное, ничего не говори, - шепчет мне на ухо Анжелика, - за тебя буду говорить я. У меня с ними уже налажен контакт.
Трое милиционеров небрежной походкой приближаются к Анжелике. Старший наряда – мордастый сержант, постоянно улыбаясь, берёт Анжелику под руку и восклицает:
- Господа, хочу представить вам мою подземную примадонну Анжелику. Если вы ещё не слушали произведения в её исполнении, то убедительно советую вам сделать это немедленно. Такие таланты, господа, пропадают ни весть где.
Милиционер переводит свой взгляд на меня и, тыкая мне в грудь резиновой дубинкой, интересуется:
- Ну, а ты что за фрукт, что ты трёшься у первой леди подземки?
Я стою и хлопаю глазами, не зная, что и ответить этому развязному сержанту.
- Это мой брат, - быстро вступает в разговор Анжелика, - и он немой. Вот решила приобщить его к полезному для общества труду.
Судя по выражению лица сержанта, можно было с большой долей уверенности сказать, что он не поверил ни одному слову Анжелики.
- Немой говоришь, - засмеялся сержант. –Что-то я тебя, голубчик, раньше в этих краях
не видел. Как насчёт документов и прописки? – наступая на меня, зло шепчет сержант, рукой отодвигая в сторону Анжелику.
- Серёга, ну чего ты привязался к парню, - всеми силами старается защитить меня Анжелика и хватает за руку сержанта, - я же тебе сказала, что он немой и мой брат.
Сержант резким движением отстраняет от себя девушку:
- Стой, где стоишь, малохольная,, не дёргайся.
Анжелика, вскрикнув, отлетает к противоположной стенке перехода и медленно сползает по ней на пол.
- Ах ты, гад, - в ярости кричу я, хватая сержанта за погоны, - не смей трогать мою девушку.
- Ну, вот видишь, примадонна, а говоришь, что он немой, с удовлетворением отмечает сержант и с силой бьёт меня дубинкой по голове.
Не помню, сколько прошло времени, но с трудом открыв глаза, я обнаружил себя в каком-то тёмном и холодном помещении, по всей видимости, без окон. Звякнул засов и, на пороге помещения нарисовалась фигура милиционера:
- Ну что, очухался, давай выходи на воздух, нечего здесь разлёживаться.
И только теперь до меня дошло, что я нахожусь в отделении милиции, и ожидать чего-то хорошего от этого моего визита уже не приходится. За столом сидел милиционер в форме старшего лейтенанта и что-то писал на листе бумаги. Подняв на меня глаза, старший лейтенант кивком головы предложил мне сесть.
- Итак, молодой человек, назовите вашу фамилию, имя, отчество, год рождения и место проживания. Да и, кстати, не забудьте указать ваше последнее место работы.
Я быстро изложил милиционеру все, требуемые им, сведения, попутно задав ему встречный вопрос:
- Простите, товарищ старший лейтенант, а по какому праву вы задерживаете меня, я, насколько мне известно, не давал вам никакого повода для таких неправомерных действий в отношении моей личности. Вы нарушаете конституцию страны, права человека, и вообще, я требую адвоката.
Во время моего диалога офицер внимательно и с некоторой иронией смотрел на ме-
ня, но, видимо, устав выслушивать мои горячие заявления, хлопнул ладонью по столу.
- Хватит паясничать, гражданин Зайцев, вы прекрасно знаете, за что вы задержаны.
- Очень бы хотелось знать, за что? – вставая со стула, быстро отвечаю я.
- Садитесь, гражданин Зайцев, и давайте без фокусов, - закуривая сигарету, спокойно отреагировал на мои слова милиционер. – Всё очень просто, дорогой мой, вы соизволили напасть на работника правоохранительных органов во время исполнения им своих служебных обязанностей. Ну, что вы на это скажете?
- Простите, товарищ старший лейтенант, но это вышло совершенно случайно, я просто защищал честь моей девушки.
- Это всё вы доложите прокурору на суде, а сейчас я вынужден составить по всей форме протокол и направить его в прокуратуру.
- Я прекрасно понимаю, что дело начинает принимать серьёзный оборот и поэтому, просительно скрестив руки на груди, я умоляющим голосом прошу офицера:
- Товарищ старший лейтенант, мне никак нельзя в прокуратуру, у меня больные дед и родители, они не вынесут этого и умрут. Я
готов публично извиниться перед товарищем сержантом. Ну, неужели, так уж и ничего нельзя сделать?
- А срывать погоны у сержантов, разве вам позволительно? – ухмыляется офицер, докуривая сигарету.
В полном изнеможении я падаю на стул и закрываю глаза, уже ни на что не надеясь.
- Значит так, гражданин Зайцев, - после продолжительного молчания вновь заговорил милиционер, - я вижу, что вы всё же ни какой-нибудь там урка или мошенник, а человек, который волею судеб оказался не у дел. А посему, я могу предложить вам иной вариант решения этой довольно сложной ситуации.
- Я слушаю вас, - насторожился я.
- Вы же сами только что мне сказали, что в настоящий момент вы не у дел и не знаете, чем вам заняться, - прямо смотря мне в глаза, жёстко стал излагать офицер. – В качестве альтернативы у вас есть только два пути: или идти к нам работать, или – Армия. Кстати, уважаемый, вы уже давно достигли призывного возраста и пора вам отдать долг Родине. Согласитесь, что «косить» от Армии – это аморально и гнусно. Я надеюсь, что вы разделяете
со мной это мнение работников райвоенкоматов. Итак, голубчик, я жду от вас решительного ответа и заметьте, что кроме вас у меня ещё очень много неотложных дел, которыми я должен заниматься сейчас и немедленно.
- Разрешите мне только позвонить своим родным, иначе они будут волноваться и переживать. Я выбираю Армию, товарищ старший лейтенант, у меня просто нет другого выхода, - устало опуская голову на грудь, еле слышно шепчу я.
- Ну, вот и молодец, - как-то сразу повеселел офицер. - А то знаешь, сколько у нас в стране уклонистов, просто море. А вот позвонить своим родным или, скажем, письмо написать ты всегда успеешь, но уже из другого места, которое тебе определят работники райвоенкомата.
Милиционер нажал на кнопку под крышкой стола, давая мне понять, что разговор окончен. В комнату вошёл охранник и вопросительно взглянул на офицера.
- Увести его и ждать моих распоряжений, - быстро отчеканил офицер, пряча исписанный листок в сейфе.
***
|
Рейтинг: 0
274 просмотра
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Новые произведения