Главная → Проза → Крупные формы → Повести → Всё пройдёт...(продолжение)

Всё пройдёт...(продолжение)

27 мая 2013 - Борис Кудряшов

 

 
 
Продолжение повести:


Никогда не думал, что январь в этих краях будет таким холодным и снегообильным. Я уже три месяца нахожусь в одной из танковых частей под Омском. Наша часть расположилась в глухой тайге и чтобы добраться до нас, необходимо затратить немало терпения и сил. Все дороги, которые ведут к нашей части, представляют из себя сплошное месиво из грязи, снега и сухого валежника. Только машины специального назначения или сами танки могут добраться до нас. За мою короткую жизнь мне ещё не приходилось видеть такого буйства природы, как в этом заснеженном сибирском крае. Нашу часть со всех сторон окружает сплошная тайга с её высоченными елями и кедрами. Как ни странно, но сильные морозы здесь переносятся значительно легче, чем в Санкт-Петербурге. В общем-то, это и понятно, потому как до океанов и морей очень и очень далеко.
   Я прошёл курс молодого бойца и теперь продолжаю свою службу, находясь в учебке, где готовят меня на водителя-механика современного танка Т-80. Конечно, в первые дни моего армейского заточения, мне было очень тяжело осознавать, что кто-то вот так легко и просто в одночасье может решить мою судьбу.
   Написать письмо домой я смог только уже, находясь, в части. Только через месяц я получил из дома, до смерти перепуганное и всё в пятнах от слёз, письмо от родителей и деда. Мои родные были шокированы и убиты моим внезапным исчезновением, самоуправством милиции и райвоенкоматом. Но, как говорится – время лечит и уже через два месяца я чувствовал себя на новом месте вполне сносно. Правда, вот беспредела дедовщины мне всё же не удалось избежать. И эта беспощадная к молодым солдатам машина неуставных отношений в какой-то степени коснулась и меня.
      Должен сказать, что старослужащие солдаты (деды, старики или дембеля) чувствовали себя в нашей части вполне комфортно. Все вопросы, связанные с дисциплиной и уставом, однозначно решались сержантами, старшинами и прапорщиками. Офицеры части как-то самоустранились от этого чрезвычайно важного для молодёжи процесса.
      Наш ротный командир – ещё бодрящийся пятидесятилетний майор каждый раз на вечернем построении внушал нам «святые» истины:
   - Товарищи бойцы, вы должны гордиться, что служите в Краснознамённой танковой ди-
   визии. Все свои гражданские замашки и привычки вы должны были оставить за порогом части, чтобы они вас не отвлекали от выполнения вами вашего гражданского долга – честно и с полной самоотдачей служить Родине. Хочу прямо сказать, что наш командный состав за годы существования нашей части выпустил в большой мир ни одну тысячу крепких и мужественных парней, которым по зубам были любые задачи, поставленные перед ними нашим командованием. Вы должны прилагать максимум усилий, чтобы продолжить славные традиции нашей части.
   - Товарищ майор, - подаю я голос из первого ряда шеренги, - а почему старослужащие солдаты в столовой отнимают у нас мясо, постоянно подсовывая нам куски жира? Мне кажется, товарищ майор, что это не совсем справедливо, если вы говорите, что мы единый, сплочённый коллектив. По всему выходит, что некоторые бойцы, вверенной вам части, пользуются какими-то особыми привилегиями.
   Было сразу заметно, что мой вопрос не совсем пришёлся по вкусу ротному, потому как его лицо моментально пошло красными пятнами, а на лбу выступила испарина.
   - Фамилия? – тыкая в мою сторону пальцем, крикнул ротный.
   - Рядовой Зайцев, товарищ майор, - быстро отвечаю я, вытягивая руки по швам.
   - Рядовой Зайцев, выйти на три шага из строя, - командует майор и медленным шагом подходит ко мне.
   - Так, рядовой Зайцев, а разве вам не знаком строевой устав, где чёрным по белому написано, что прежде чем обратиться к вышестоящему начальнику, необходимо попросить у него разрешение, а уж потом лезть со своими вопросами. Да и потом, рядовой Зайцев, вы прекрасно знаете, что все жалобы необходимо подавать по инстанции от младшего к старшему. Так какого же чёрта вы нарушаете субординацию, без разрешения обращаясь прямо ко мне, минуя командира взвода и заместителя командира роты.
   - Товарищ майор, разрешите объяснить ситуацию, - спокойно отвечаю я, поворачивая голову в сторону офицера. – Так вот эти самые командиры отделений и взводов и издеваются над нами, всякий раз унижая нас молодых солдат в столовой и на других хозяйственных работах.
    
    
   - Молчать, - сильно багровея, уже кричит мне прямо в лицо ротный, - я не давал вам права говорить, ещё слово и вы будете строго наказаны. Вам это ясно?
   - Так точно, товарищ майор, - спешу ответить я, но всё же продолжаю говорить. - Товарищ майор, кто же, как не вы накажете этих людей, которые нарушают дисциплинарный и строевой уставы и творят беспредел в части.
   Наконец, я умолкаю и испытующе смотрю на багровое от гнева лицо майора.
   - Три наряда в не очереди, - брызгая мне в лицо слюной и от негодования топая ногами, рычит ротный. – Я научу тебя, сопляк, уважать старших, - тряся перед моим носом указательным пальцем, зловеще шепчет майор.
   Честно говоря, мне уже совершенно всё равно, какое зло обещает обрушить на мою светлую голову этот служака, и я слабо соглашаюсь:
   - Есть три наряда в не очереди. Разрешите встать в строй, - по-уставному и чётко выкрикиваю я.
   - Становитесь, и советую вам, рядовой Зайцев, никогда не поднимать в моём присутствии эту тему, - устало вытирая пот со лба, отвечает ротный.
   После вечерней поверки наша рота разбредается по своим койкам, готовясь ко сну. Не знаю, но сегодня мне что-то совсем не спится и вовсе не от того, что на меня нахлынула волна воспоминаний о той былой спокойной и разменной жизни, в которой я любил своих родных, друзей и близких и которые отвечали мне тем же.
   В казарме дежурный по роте выключает свет, и я закрываю глаза, стараясь хоть ненадолго заснуть. Мои мысли начинают путаться, и я уже слабо отличаю сонные сюжеты от окружающей меня действительности. Сквозь лёгкую дрёму я отчётливо чувствую, как кто-то осторожно теребит меня за плечо, пытаясь разбудить. Я медленно открываю глаза и вижу над собой склонённое лицо дежурного по роте:
   - Слышь, молодой, тебя там старшина кличет, - тихо шепчет мне на ухо сержант. – Давай одевайся и бегом в бытовку.
   - Чего это ему приспичило, - недовольно бормочу сквозь сон я, переворачиваясь на другой бок.
   - Эй, салажонок, ты, что не понял, - уже достаточно ощутимо хлопает меня по спине дежурный по роте. – Твоё дело – шестое, - сме-
    
    
   ётся сержант, - главное быстро и чётко выполнить приказ, уразумел или нет.
   - Ладно, сейчас иду, - сонно потягиваюсь я, опуская ноги в сапоги.
   Ещё пока ничего не понимая, я спокойно захожу в бытовку и чувствую, как за моей спиной захлопывается дверь и с лязгом задвигается засов. В глубине бытовки при свете тусклой лампочки я различаю стол, за которым сидят знакомые мне сержанты – дембеля и старики. Из-за стола встаёт старшина роты и делает широкий жест рукой, приглашая меня присоединиться к их компании. Только теперь, внимательно приглядевшись к столу, я замечаю на нём вполне гражданскую еду в виде бутылки водки, пива, копчёной колбасы, сыра и чего-то из овощей и фруктов. Я осторожно подхожу к столу и докладываю:
   - Товарищ старшина, рядовой Зайцев по вашему приказанию прибыл. Какие будут распоряжения?
   Старшина берёт со стола свободный стакан и доверху наполняет его водкой.
   - Ну, что, рядовой Зайцев, как тебе служба в нашей части, - улыбается старшина, дыша мне в лицо водочным перегаром.
    
    
   - Спасибо, товарищ старшина, мне нравится эта часть и я горжусь, что попал в неё служить, а не в какую-нибудь другую.
   Старшина подаёт мне полный стакан водки и язвительно замечает:
   - Так, значит всё же нравится, а мы все тут было подумали, что у тебя возникли какие-то непонятки на этот счёт. Ну и хорошо, сынок, на, выпей-ка водочки за наше здоровье и за твою безмятежную службу, да и закуси, чем Бог послал.
   Я дрожащей рукой принимаю от старшины стакан и маленькими глотками, давясь и кашляя, начинаю опустошать его. Сидящие за столом старики одобрительно кивают мне головой, как бы психологически помогая мне в этом не простом для меня начинании. Наконец, совершенно обалдев от крепкой и дешёвой водки, я, опуская пустой стакан на стол и почти падаю на предложенный мне табурет.
   - Молодец, - ободряюще хлопает меня по спине командир первого взвода сержант Скворцов. – А вот теперь закуси и внимательно выслушай нас. Ты не первый и не последний в нашей гвардейской части, кто пытался здесь навести свои порядки. Ты, Иван пойми нас,
    
    
   что не нами был когда-то заведёт этот механизм взаимоотношений между вами, ещё не оперившимися цыплятами, и нами - старослужащими бойцами. А посему, и не нам с тобой отменять этот негласный военный устав. Я же вижу, что ты толковый парень из интеллигентной семьи и в твоих же интересах вернуться домой живым, здоровым и невредимым на радость твоим родителям и твоей подруге, если она у тебя есть. Ну, что, улавливаешь мою мысль? - засмеялся сержант.
   - Улавливаю, - заплетающимся языком отвечаю я, надкусывая копчёную колбасу. – Товарищ сержант, никак в толк себе не возьму, чего вы от меня хотите? – криво в ответ улыбаюсь я. – Вы хотите, чтобы я закрыл глаза на все те безобразия, что творятся в нашей части? Я так вас понимаю?
   - Нет, Иван, совсем не так, - как-то сразу посерьёзнел сержант. – Это твоё дело, закрывать глаза или смотреть в оба, но мы хотим с тобой заключить перемирие на время твоей службы в нашей части, - вкрадчивым голосом заговорил сержант, наливая мне второй стакан водки. – Ты пойми только одно, Иван, что твои рапорты и докладные записки дальше дверей этой казармы никуда не уйдут, и ты совер-
   шенно напрасно потратишь своё личное время, нервы и, в конечном счёте, здоровье, добиваясь правды и справедливости. Не надо, дорогой, со своим уставом лезть в чужой монастырь. Я надеюсь, что эта народная мудрость тебе давно известна. Ну, так что, рядовой Зайцев, чем нам ответишь?
      Крепкая водка и царская закуска действуют на меня расслабляющее и, протягивая руку за вторым стаканом, я всё же говорю:
   - Никакого перемирия, мужики, не будет. Я высоконравственный человек и привык, чтобы со мной соответствующим образом обращались, а не как со скотиной. А вам, товарищ сержант, я советую крепко подумать над вашим отвратительном поведением в повседневной жизни роты. Вы нас совсем замордовали и втоптали в грязь. Эта ваша бесконечная муштра и, кстати, совершенно не оправданная и ненужная выводит нас всех из себя. Нет, мужики, - уже почти ничего не соображая, кричу я, - вам не удастся подавить в нас чувство самоуважения и гордости, и я надеюсь, что вы все, как один, предстанете перед военным трибуналом в ответе за свои пакостные дела.
    
    
   - Ты что, пацан, несёшь? – хлопая кулаком меня по голове, - начинает расходиться сержант. - Ты что же иуда, хочешь всех нас заложить?
   - Да, он так ничего и не понял, - с грустью в лице спокойно заявляет старшина. – Ну, что же придётся ему маленько вправить мозги, - глядя на меня, улыбается старшина и делает знак сержантам.
   Через мгновение я чувствую, как какая-то страшная сила наваливается на меня, сбивая с ног. Не в силах уже что-то сказать или выкрикнуть, я теряю сознание. Я окунаюсь в полную темноту, где слышу какие-то странные голоса и стоны. Одновременно с этим я начинаю ощущать, что с огромной скоростью лечу в каком-то тёмном тоннеле, в конце которого я замечаю слабый свет. Мне становится страшно, и мысленно я начинаю читать молитву «Отче наш». Мне кажется, что мой полёт в чёрном тоннеле никогда не закончится, и я призываю на помощь всех святых, которые только приходят мне в голову. Но, всё же бесконечный тоннель кончается, и я вылетаю из него к ярчайшему свету. Я машинально зажмуриваю глаза, не ожидая уже ничего хорошего, но вдруг
    
    
   совсем рядом с собой я слышу до боли знакомый мне голос:
   - Не бойся, внучек, всё хорошо, открой глаза.
   Я осторожно открываю глаза и вижу, что нахожусь на ярко освещённой цветочной полянке. Навстречу мне, улыбаясь, идёт мой дорогой дед, помахивая рукой в знак приветствия. Я с изумлением смотрю на своего деда, не веря своим глазам, и слёзы радости стекают по моим щекам.
   - Дедушка, дорогой ты мой человечек, где я и что со мной, - тихо шепчу я, целуя руки деду. – Неужели, я умер и нахожусь уже в ином мире?
   - Нет, Ванюша, ты жив и будешь жить ещё долго и счастливо.
   - Дедушка, а почему ты мне так давно не пишешь, что с тобой, где ты, или это я всё же вижу сон? – с изумлением оглядываясь по сторонам, восклицаю я.
   - Эх, милый мой внучек, теперь уже нет никакого смысла скрывать от тебя всей правды. Вот уже как два месяца я покинул ваш земной мир и отошл к Господу. Но это, Ванюша, совершенно не должно огорчать тебя и тем более вводить тебя в уныние. Ты должен
   пока знать только одно, что здесь я счастлив и меня окружают добрые и чистые люди, многих из которых я знал на Земле.
   - Дедушка, мне сейчас так тяжело, у меня всё валится из рук, я постоянно попадаю в какие-то переделки, которым, как мне кажется, нет конца. Дедушка, как мне дальше жить с такой кармой, и за что мне уготована такая судьба?
   - Ваня, при земной жизни мы унаследуем грехи наших родителей и после их смерти должны жить гораздо лучше их, жить покаянно, постоянно обращаясь к Богу и прося у него прощения за грехи, совершённые нами и нашими родителями. А главное, Ваня, ты должен со смирением относиться к тем испытаниям, которые даёт тебе при жизни Господь. Ты не должен роптать и жаловаться Богу, что тебе плохо. Ты должен воспринимать любые удары судьбы как должное и активно двигаться по пути искоренения тех или иных причин, которые способствовали возникновению проблем в твоей ещё только начинающийся жизни.
   От деда исходит какое-то лучезарное сияние, и его тихий голос совершенно успокаивает меня.
   -Ты просто обязан вернуться в земной мир продолжить своё духовное преображение. Но, я хочу тебе сказать, что с этой минуты я постоянно буду с тобой, и буду помогать тебе в самые трудные и опасные минуты твоей жизни. Всё, дорогой, прощай!
   После последних слов деда пространство вокруг меня как-то сузилось, превратившись во всё тот же тёмный тоннель, в который какая-то неведомая сила стала меня затягивать. Я упирался изо всех сил, крича в пустое пространство, что у меня нет никакого желания возвращаться к этой страшной действительности, которая меня окружала на Земле. В моих ушах стоял страшный шум, звон и скрежет от каких-то невидимых моему глазу механизмов, я закрыл глаза, не надеясь уже ни на что, и приготовился к самому худшему. Очнулся я от того что кто-то слегка ладошкой пошлёпывал меня по щекам. Я открыл глаза и увидел над собой склонённую фигуру командира нашей роты. Медленно переведя свой взгляд на стены помещения, в котором я находился, я понял, что нахожусь в медсанбате на больничной койке, и что моё физическое состояние оставляет желать лучшего.
   - Ну, что, сынок, как ты? – сразу же обрадовался ротный. – А то мы, было, подумали, что уже не сумеем откачать тебя. Ты уже три дня, как находился в коме. Только благодаря нашему хирургу, который день и ночь не отходил от твоей койки ты можешь сейчас вновь наслаждаться жизнью, - засмеялся майор. – Ну,
   что же ты молчишь, Ваня, как твоё самочувствие?
      - Спасибо, товарищ майор, мне уже гораздо лучше, – тихим голосом отвечаю я, пытаясь на локтях приподняться с койки.
   - Лежи, лежи, Ваня, не надо тебе совершать резких движений, - быстро произносит ротный. – Вот, я здесь тебе витаминчиков принёс: яблок, апельсинов. Кушай и поправляйся!
   - Товарищ майор, а что со мной случилось и почему я здесь? – сильно напрягаясь, интересуюсь я. Почему я в медсанбате?
   - Да, видимо, мои ребятки немного перестарались, доказывая тебе святые истины из нашей сложной военной службы, - с грустью в глазах отвечает мне майор. – Ну, ты уж прости этих парней, они явно погорячились, пуская в ход свои кулаки. Кстати, они уже наказаны моей властью и больше этого не повторится в нашей части, даю тебе честное слово, сынок.
   - Хотелось бы верить, товарищ майор, - слабо реагирую я на слова ротного. – Да и потом я просто хотел сказать этим отморозкам, что служить всё же надо по уставу, а не по понятиям, как у зеков.
   - Это ты правильно говоришь, Ваня, но ты должен и их понять, что люди, которые привыкли к определённому укладу жизни и службы, в одночасье не могут перестроиться и брать под козырёк, ни весть откуда свалившемуся на их голову, правдолюбцу и реформатору. Должен сказать тебе, Ваня, что этот процесс очищения нашей Армии от этого злого начала уже идёт. Но, ты должен помнить, чтобы сломать эту машину несправедливости, зла и неуставных отношений, понадобятся годы. Ну, ладно, об этом мы ещё с тобой поговорим, а сейчас о главном, рядовой Зайцев, - уже другим тоном заговорил ротный. – Я полагаю, что у вас, рядовой Зайцев, не будет никаких претензий к тем военнослужащим, нанесшим вам такие увечья.
   - Я пока ничего не знаю, - уклончиво отвечаю я, отворачивая лицо к стенке.
   - Да здесь и знать вам ничего не надо, - быстро произносит ротный. - На днях в нашу часть прибывает министерская комиссия на предмет дисциплины и боевой выучки бойцов нашего танкового дивизиона. Вы же понимаете, рядовой Зайцев, что этот эпизод в вашей жизни ляжет несмываемым пятном на нашей
   гвардейской части, если вы надумаете подать рапорт по инстанции.
   -А что мне остаётся делать, товарищ майор, если подопечные вам бойцы чуть было не угробили меня?
   - Я уже сказал вам, рядовой Зайцев, что ваши обидчики уже мной строго наказаны, и совершенно не обязательно выносить сор из избы. Я понятно излагаю, - уже недовольно глядя в мою сторону, с раздражением отвечает ротный. - И учтите, я вовсе не предлагаю вам никакой сделки, а просто хочу сказать, что вы сейчас у нас на хорошем счету, а мы это ценим и приложим все усилия, чтобы вы с отличием закончили курс учебки и были направлены для продолжения службы в Ленинградский военный округ, как говорится, поближе к вашему родному городу.
   Я лежу на больничной койке и вспоминаю слова моего деда, сказанные им при нашем духовном общении. Передо мной сидел уже достаточно поживший на Земле пожилой мужчина, и по всему было видно, что все его мысли сейчас сосредоточены на его личном благополучии и благополучии его части, а не на моральном аспекте всего случившегося со мной.
   - Ну, так что, рядовой Зайцев, - нетерпеливо барабаня пальцами правой руки по тумбочке, вновь обращается ко мне ротный. – Долго ли мне ещё ждать от вас ответа?
   - Хорошо, товарищ майор,- уже спокойно, не раздражаясь, отвечаю я, - пусть будет так, как вы хотите. На всё воля Божья, я уже не хочу никого осуждать и тем более писать какие-то бумаги на моих обидчиков. В своё время они ответят перед Богом за то зло, которое они творили на Земле.
   - Да причём здесь ваш Бог, рядовой Зайцев, - смеётся ротный, с удовлетворением хлопая рукой по крышке тумбочки. – До Бога далеко, а я здесь – рядом с вами и всегда могу помочь вам в любом вопросе. Да и потом, зачем вам, простите, как зайцу, прятаться за спину высокостоящего начальства. Знаете, это как-то не хорошо. Вы бы получше присмотрелись к вашим товарищам по роте, по взводу. Согласитесь, что они тоже живые люди со своими мыслями, желаниями и возможно проблемами. Не надо быть эгоистом в среде ваших однополчан, а будьте полнокровным их товарищем.
   - Ну, полнокровным товарищем, товарищ майор, уже вряд ли я для них стану, посколь-
   ку, эти звери немного освободили моё тело от излишеств крови, - плохо шевеля губами, шепчу я. – Всё ясно, товарищ майор, можете быть абсолютно спокойны, этот наш с вами секрет не выйдет из этих стен.
   - Ну, вот и молодец, Зайцев, – улыбается в ответ ротный. – Давай поправляйся, а то у нас на конец февраля намечаются ответственные учения, куда будет включён и наш танковый дивизион. Надеюсь тебя увидеть в первых рядах моих бойцов. Да, кстати, тут до меня дошли слухи, что ты неплохо играешь на баяне. Это - правда, или народ болтает лишнее?
   - Да нет, товарищ майор, это - чистая правда, - с трудом выдавливаю я из себя, - я в своё время учился в консерватории.
   - Да ну! – искренне удивляется ротный, - так что же ты скрывал от нас такую новость, сынок. Да мы же теперь в нашем военном округе по художественной самодеятельности займём первое место. Я обещаю после твоего выздоровления по этому случаю приобрести для тебя пятирядный новенький баян с регистрами. Ну, всё, всё, вижу, что ты устал, сынок. Отдыхай, набирайся сил и вновь вливайся в наш дружный коллектив, - на прощание сжав мне
   руку, быстро произносит ротный и скрывается за дверью.
   В медсанбате я провалялся целый месяц, но возвратившись в роту, я вдруг с удивлением обнаружил, что отношение ко мне со стороны сержантов и старослужащих солдат резко изменилось. Как ни странно, но я уже перестал быть предметом постоянных упрёков, замечаний и оскорблений с их стороны, а, наоборот, как по мановению волшебной палочки мои отношения с ними стали ровными и строго уставными. У меня по вечерам появилось достаточно много свободного времени, которое я зря не терял, разучивая на баяне всё новые и новые мелодии и песни. Учебу, как мне и обещал ротный, я закончил с отличием, и теперь мне оставалось только показать себя на ответственных учениях на танковом полигоне. К учению были привлечены и иностранные специалисты в качестве наблюдателей, которые с трибуны, наспех построенной парнями из третьей роты, наблюдали за ходом учений. Наш ротный и командир части стояли на трибуне в окружении иностранных гостей, представителей министерства обороны и прессы.
      Командир моего танка сержант Векшин Сергей нервно постукивал кожаной перчаткой
   по лобовой броне танка, каждый раз выспрашивая у нас о готовности экипажа к учебному бою.
   - Ванюха, как там у тебя, - поворачивая голову в мою сторону, строго интересуется сержант, - смотри у меня, а то совсем недавно у тебя что-то барахлило сцепление. Надеюсь, что сегодня ты меня не подведёшь.
   - Да, что вы, товарищ сержант, - широко улыбаюсь я в ответ, - российские танки самые надёжные и лучшие в мире.
   - Ну, ну, рядовой Зайцев, смотрите в оба, а то нам не миновать плохой оценки на учении. А вы все прекрасно знаете, что за всем этим последует.
   - Всё будет в самом лучшем виде, товарищ сержант, - смеюсь я, зажав в кулаке дымящуюся сигарету.
   - Рядовой Цыпин, доложите, как там у вас с боекомплектом?
   - Товарищ сержант, - быстро отвечает заряжающий, - всё о,кей, прицел проверил, снаряд в стволе.
   - Хорошо, мужики, - закуривая сигарету, быстро отвечает сержант, - только не расслабляться и ждать зелёной ракеты о начале уче-
   ний. Так, всем ясна поставленная перед нами задача? – обводя нас строгим взглядом, интересуется командир танка.
      - Серёга, да сколько можно об одном и том же долдонить, - кладя руку на плечо сержанту, восклицаю я. – Да всё мы отлично знаем – что? где? и когда?
      - Лишний раз не мешает вам напомнить о некоторых нюансах нашего маршрута движения на учениях, - спокойно отвечает сержант, затягиваясь сигаретой. – Вот у тебя, Ванюха, это первые в твоей жизни учения, а у меня уже третьи по счёту, и я знаю, что говорю. На учениях, тем более максимально приближенных к боевым, случается всякое, которое может перечеркнуть всё то, что мы вдалбливали в ваши головы на протяжении этих месяцев.
      - Да ладно тебе, Серёга, - смеётся рядовой Цыпин, - у нас же образцовый отличный экипаж и вряд ли может что-то такое произойти из ряда вон выходящее. Не дрейфь, Серёга, ведь ты же наш командир и легко справишься с любыми проблемами, которые, не дай Бог, возникнут у нас.
      - Так, всё, мужики, быстро по местам, - резко командует нам сержант, - с командного пункта дали зелёную ракету.
   Мы быстро занимаем свои штатные места в танке и готовимся к выполнению любых приказов нашего командира.
   - Вышка, вышка, я седьмой, к учебному бою готов, - чётко произнёс в ларинги сержант, - разрешите начать движение.
   После получения разрешающего приказа с вышки, сержант обращается ко мне:
   - Давай, Ванюха, получено добро, жми на газ. Сегодня мы должны показать всем класс.
   Я запускаю движок и нажимаю на сцепление. Тяжёлый танк, вздрогнув всем корпусом и постоянно лязгая своими широкими гусеницами, с небольшим ускорением двигается к намеченной цели. Через стекло щели лобовой брони я вижу, как вслед за нами вперёд ринулись и соседние танки, урча своими мощными двигателями. На полигоне нам предстоит успешно преодолеть несколько препятствий и поразить с первых же выстрелов несколько учебных целей и благополучно вернуться назад.
   Надо сказать, что погода в этот день нас не баловала. Валил густой снег, из-за которого
   я с большим трудом различал направление движения, да и мои ноги начинали постепенно неметь от неудобной позы механика-водителя в танке.
      - Ванюха, будь внимателен, не сбейся с маршрута, - по связи передаёт мне сержант, - а то видишь, что на дворе делается.
      - Да вижу я, вижу, товарищ сержант, – недовольно ворчу я, пытаясь хоть немного размять свои ноги в узком пространстве танка.
      Наш экипаж успешно преодолевает все препятствия и поражает одну за другой цели. Я слышу, как Серёга весело насвистывает всем уже давно знакомую песню «Три танкиста», тем самым давая нам понять, что наш экипаж одним из первых выполнил боевую задачу по уничтожению условного противника.
      На гостевой трибуне корреспондент журнала «Военное обозрение» обращается к командиру части:
   - Товарищ полковник, мы все просто поражены слаженной и чёткой работой ваших танкистов. Многие из ваших танков на предельно большой скорости преодолевали очень крупные и опасные препятствия, не забывая при этом поражать учебные цели. Но мне как-то больше всего понравился экипаж танка
   под номером «07». Если это не является военной тайной, то сообщите нашим читателям имена этих бравых парней.
      Полковник, не спеша, поправив на голове форменную шапку, с довольным видом отвечает:
   - Это наш лучший экипаж, в состав которого входят: сержант Векшин, механик-водитель Зайцев и заряжающий – рядовой Цыпин. Должен заметить, господа, – полковник повернул голову в сторону иностранных наблюдателей, - что это наша гордость и надежда. Кстати, все эти военнослужащие являются отличниками боевой и политической подготовки, активно участвуют в жизни моей части, а двое из них являются активными участниками художественной самодеятельности.
   В среде иностранных гостей слышатся восклицания и ободряющие возгласы в адрес полковника и экипажа танка «07». Между тем, погода на полигоне резко меняется, начинается метель, которая почти полностью лишает меня видимости. Мои ноги уже окончательно онемели от холода и от неудобной скрюченной позы в танке.
   - Серёга, слышишь меня, - обращаюсь я к командиру танка, - куда нам дальше двигать. Я что-то совсем потерял ориентировку.
   - Всё нормально, механик, не паникуй, - успокаивает меня сержант, - держись выбранного нами направления. Через десять минут мы уже будем на исходных позициях и пожинать лавры славы.
   - Не знаю, Серёга, что мы будем пожинать, но я уже что-то совсем не чувствую своих конечностей, - слабо бормочу я, пытаясь ещё как-то шевелить пальцами ног.
   - Потерпи малость, Ваня, до цели уже совсем немного осталось, а там мы с тобой по полной оторвёмся в баньке, - смеётся сержант.
   Честно говоря, я уже в своё окошко ничего не вижу кроме сплошной белой пелены, но выполняя приказ командира танка, я с утроенной силой жму онемевшей ногой на газ. Танк от такого неуважительного отношения к себе, грозно зарычав, всей массой ныряет вперёд.
   - Эй, механик, - кричит мне по связи сержант, - ты что совсем очумел, куда ты так рванул, сбавь немного обороты.
   Я, уже ничего не соображая от холода и от почти полностью онемевших ног, начинаю
   лихорадочно сучить ногами, не понимая где газ, где тормоз, а где сцепление.
      - Механик, - уже со злобой в голосе кричит мне по связи сержант, - да ты, что там, от радости победы совсем рассудок потерял? Что ты творишь, немедленно останови танк или нам не миновать беды.
      Но эти последние слова Серёги уже не долетают до моего слуха из-за мощного рычания танка. Наш танк с огромной скоростью подлетает к гостевой трибуне и правой гусеницей задевает её. Вся эта, наспех построенная конструкция, моментально разваливается на несколько частей. Весь командный состав части и приглашённые гости кубарем скатываются с неё в глубокие сугробы. Наконец, мне удаётся остановить танк недалеко от развалившейся трибуны, где в сугробах копошатся, насмерть перепуганные, корреспонденты и приглашённые гости.
   - Ну, всё, рядовой Зайцев, - тихо говорит мне по связи командир танка, открывая верхнюю крышку люка, - теперь уже точно нашему экипажу не избежать «вселенской славы» со всеми вытекающими отсюда последствиями. Экипажу построиться у боевой машины и
   ждать распоряжения командира части, - с грустью в голосе командует сержант.
      Мы пулей вылетаем из танка и занимаем выжидательную позицию у брони танка. Не спеша, отряхивая с себя снег, к нам медленной походкой, с перекошенным от ярости лицом, направляется командир части.
   - Экипаж, смирно, - чётко командует сержант, - товарищ полковник, экипаж вверенного мне танка успешно преодолел все препятствия и вывел из строя все учебные цели.
   Сержант делает шаг в сторону, открывая полковнику доступ к экипажу.
   - Да уж, вижу, сержант, что вы не только вывели из строя учебные цели, - яростно вращая глазами, грозно шипит на нас командир части.
   - Но, товарищ полковник, - пытается оправдываться сержант, - резко ухудшилась погода, началась сильная метель, и механику-водителю стало трудно ориентироваться в сплошной белой пелене перед его глазами.
   - Молчать, - подскакивая к сержанту, во всё горло кричит полковник, - вы мне сегодня за всё ответите. Вы мне сорвали важное мероприятие, к которому мы так долго готови-
   лись. Да и потом, в каком свете вы выставили меня перед иностранцами. Этот безобразный случай моментально зафиксируют корреспонденты, и мы станем посмешищем в глазах НАТО.
      Полковник, смерив нас презрительным взглядом, продолжил:
   - Сержант Векшин, я освобождаю вас от должности командира танка «07» и лишаю вас сержантских погон. Они, похоже, слишком тяжелы для ваших плеч.
   - Есть, товарищ полковник, - опуская голову, тихо отвечает сержант.
   - Ну, а вы, голубчики рядовые, извольте получить по десять суток ареста без права получения очередного отпуска.
   - Есть, товарищ полковник, – быстро хором кричим мы в ответ.
   Через несколько дней, отсидев положенный срок на гауптвахте, мы с рядовым Цыпиным возвращаемся в родную роту, не ожидая в отношении себя уже никаких льгот и поблажек со стороны нашего ротного. Нас сразу же, как настоящих героев, окружают бойцы, живо интересуясь подробностями того злополучного дня. У меня совсем нет настроения шутить на эту тему после всего случившегося,
   и я незаметно отхожу от этой шумной компании в глубину казармы.
      После вечерней поверки и команды «Отбой» я укладываюсь на свою койку, и долго молюсь всем святым, чтобы судьба моя была ко мне более благосклонна, оставляя мне хоть какую-то надежду на успешное завершение моей службы. Незаметно для себя я засыпаю. Мне снится мой родной город и дом, в котором я рос и приобретал от деда зачатки религиозной мудрости. Мне снятся мои школьные друзья и товарищи, и милая девочка Анжелика, которая в своё время так поразила моё воображение своей красотой и прекрасной игрой на пианино. Я каким-то невероятным усилием воли напрягаю свои мысли, желая вновь увидеть своего деда, который в самые трудные моменты моей жизни всегда приходил ко мне со своей добротой и мудростью. Вот и сейчас я вижу, как по зелёной лужайке навстречу мне движется дорогой моему сердцу человечек.
   - Здравствуй, дорогой мой внучек, - тепло приветствует меня дед. – Что случилось, дорогой, что тебя тревожит?
   - Дедушка, как давно я тебя не видел, - тихо шепчу я, обнимая дорогого мне человека.
   – Ты знаешь, дедушка, что-то в последнее время у меня всё валится из рук. На ответственных учениях я показал себя ни с лучшей стороны, практически сорвав это важное мероприятие. Я уже не могу терпеть всё это, мне так тяжело на душе, дедушка.
   - Вот ты послушай, Ваня, что я тебе сейчас скажу. Прежде всего, тебе надо уяснить, что такое наша жизнь – это школа, а всё, что нам попускает Господь – скорби, искушения – это уроки, они необходимы, чтобы выработать в себе терпение, смирение, избавиться от гордыни, обиды. И Господь всегда попускает их нам, смотрит, как мы себя поведём: обидимся или сохраним мир в душе. А почему нас обижают? Значит, мы это заслужили, чем-то согрешили…

© Copyright: Борис Кудряшов, 2013

Регистрационный номер №0138892

от 27 мая 2013

[Скрыть] Регистрационный номер 0138892 выдан для произведения:

 

 
 
Продолжение повести:


Никогда не думал, что январь в этих краях будет таким холодным и снегообильным. Я уже три месяца нахожусь в одной из танковых частей под Омском. Наша часть расположилась в глухой тайге и чтобы добраться до нас, необходимо затратить немало терпения и сил. Все дороги, которые ведут к нашей части, представляют из себя сплошное месиво из грязи, снега и сухого валежника. Только машины специального назначения или сами танки могут добраться до нас. За мою короткую жизнь мне ещё не приходилось видеть такого буйства природы, как в этом заснеженном сибирском крае. Нашу часть со всех сторон окружает сплошная тайга с её высоченными елями и кедрами. Как ни странно, но сильные морозы здесь переносятся значительно легче, чем в Санкт-Петербурге. В общем-то, это и понятно, потому как до океанов и морей очень и очень далеко.
   Я прошёл курс молодого бойца и теперь продолжаю свою службу, находясь в учебке, где готовят меня на водителя-механика современного танка Т-80. Конечно, в первые дни моего армейского заточения, мне было очень тяжело осознавать, что кто-то вот так легко и просто в одночасье может решить мою судьбу.
   Написать письмо домой я смог только уже, находясь, в части. Только через месяц я получил из дома, до смерти перепуганное и всё в пятнах от слёз, письмо от родителей и деда. Мои родные были шокированы и убиты моим внезапным исчезновением, самоуправством милиции и райвоенкоматом. Но, как говорится – время лечит и уже через два месяца я чувствовал себя на новом месте вполне сносно. Правда, вот беспредела дедовщины мне всё же не удалось избежать. И эта беспощадная к молодым солдатам машина неуставных отношений в какой-то степени коснулась и меня.
      Должен сказать, что старослужащие солдаты (деды, старики или дембеля) чувствовали себя в нашей части вполне комфортно. Все вопросы, связанные с дисциплиной и уставом, однозначно решались сержантами, старшинами и прапорщиками. Офицеры части как-то самоустранились от этого чрезвычайно важного для молодёжи процесса.
      Наш ротный командир – ещё бодрящийся пятидесятилетний майор каждый раз на вечернем построении внушал нам «святые» истины:
   - Товарищи бойцы, вы должны гордиться, что служите в Краснознамённой танковой ди-
   визии. Все свои гражданские замашки и привычки вы должны были оставить за порогом части, чтобы они вас не отвлекали от выполнения вами вашего гражданского долга – честно и с полной самоотдачей служить Родине. Хочу прямо сказать, что наш командный состав за годы существования нашей части выпустил в большой мир ни одну тысячу крепких и мужественных парней, которым по зубам были любые задачи, поставленные перед ними нашим командованием. Вы должны прилагать максимум усилий, чтобы продолжить славные традиции нашей части.
   - Товарищ майор, - подаю я голос из первого ряда шеренги, - а почему старослужащие солдаты в столовой отнимают у нас мясо, постоянно подсовывая нам куски жира? Мне кажется, товарищ майор, что это не совсем справедливо, если вы говорите, что мы единый, сплочённый коллектив. По всему выходит, что некоторые бойцы, вверенной вам части, пользуются какими-то особыми привилегиями.
   Было сразу заметно, что мой вопрос не совсем пришёлся по вкусу ротному, потому как его лицо моментально пошло красными пятнами, а на лбу выступила испарина.
   - Фамилия? – тыкая в мою сторону пальцем, крикнул ротный.
   - Рядовой Зайцев, товарищ майор, - быстро отвечаю я, вытягивая руки по швам.
   - Рядовой Зайцев, выйти на три шага из строя, - командует майор и медленным шагом подходит ко мне.
   - Так, рядовой Зайцев, а разве вам не знаком строевой устав, где чёрным по белому написано, что прежде чем обратиться к вышестоящему начальнику, необходимо попросить у него разрешение, а уж потом лезть со своими вопросами. Да и потом, рядовой Зайцев, вы прекрасно знаете, что все жалобы необходимо подавать по инстанции от младшего к старшему. Так какого же чёрта вы нарушаете субординацию, без разрешения обращаясь прямо ко мне, минуя командира взвода и заместителя командира роты.
   - Товарищ майор, разрешите объяснить ситуацию, - спокойно отвечаю я, поворачивая голову в сторону офицера. – Так вот эти самые командиры отделений и взводов и издеваются над нами, всякий раз унижая нас молодых солдат в столовой и на других хозяйственных работах.
    
    
   - Молчать, - сильно багровея, уже кричит мне прямо в лицо ротный, - я не давал вам права говорить, ещё слово и вы будете строго наказаны. Вам это ясно?
   - Так точно, товарищ майор, - спешу ответить я, но всё же продолжаю говорить. - Товарищ майор, кто же, как не вы накажете этих людей, которые нарушают дисциплинарный и строевой уставы и творят беспредел в части.
   Наконец, я умолкаю и испытующе смотрю на багровое от гнева лицо майора.
   - Три наряда в не очереди, - брызгая мне в лицо слюной и от негодования топая ногами, рычит ротный. – Я научу тебя, сопляк, уважать старших, - тряся перед моим носом указательным пальцем, зловеще шепчет майор.
   Честно говоря, мне уже совершенно всё равно, какое зло обещает обрушить на мою светлую голову этот служака, и я слабо соглашаюсь:
   - Есть три наряда в не очереди. Разрешите встать в строй, - по-уставному и чётко выкрикиваю я.
   - Становитесь, и советую вам, рядовой Зайцев, никогда не поднимать в моём присутствии эту тему, - устало вытирая пот со лба, отвечает ротный.
   После вечерней поверки наша рота разбредается по своим койкам, готовясь ко сну. Не знаю, но сегодня мне что-то совсем не спится и вовсе не от того, что на меня нахлынула волна воспоминаний о той былой спокойной и разменной жизни, в которой я любил своих родных, друзей и близких и которые отвечали мне тем же.
   В казарме дежурный по роте выключает свет, и я закрываю глаза, стараясь хоть ненадолго заснуть. Мои мысли начинают путаться, и я уже слабо отличаю сонные сюжеты от окружающей меня действительности. Сквозь лёгкую дрёму я отчётливо чувствую, как кто-то осторожно теребит меня за плечо, пытаясь разбудить. Я медленно открываю глаза и вижу над собой склонённое лицо дежурного по роте:
   - Слышь, молодой, тебя там старшина кличет, - тихо шепчет мне на ухо сержант. – Давай одевайся и бегом в бытовку.
   - Чего это ему приспичило, - недовольно бормочу сквозь сон я, переворачиваясь на другой бок.
   - Эй, салажонок, ты, что не понял, - уже достаточно ощутимо хлопает меня по спине дежурный по роте. – Твоё дело – шестое, - сме-
    
    
   ётся сержант, - главное быстро и чётко выполнить приказ, уразумел или нет.
   - Ладно, сейчас иду, - сонно потягиваюсь я, опуская ноги в сапоги.
   Ещё пока ничего не понимая, я спокойно захожу в бытовку и чувствую, как за моей спиной захлопывается дверь и с лязгом задвигается засов. В глубине бытовки при свете тусклой лампочки я различаю стол, за которым сидят знакомые мне сержанты – дембеля и старики. Из-за стола встаёт старшина роты и делает широкий жест рукой, приглашая меня присоединиться к их компании. Только теперь, внимательно приглядевшись к столу, я замечаю на нём вполне гражданскую еду в виде бутылки водки, пива, копчёной колбасы, сыра и чего-то из овощей и фруктов. Я осторожно подхожу к столу и докладываю:
   - Товарищ старшина, рядовой Зайцев по вашему приказанию прибыл. Какие будут распоряжения?
   Старшина берёт со стола свободный стакан и доверху наполняет его водкой.
   - Ну, что, рядовой Зайцев, как тебе служба в нашей части, - улыбается старшина, дыша мне в лицо водочным перегаром.
    
    
   - Спасибо, товарищ старшина, мне нравится эта часть и я горжусь, что попал в неё служить, а не в какую-нибудь другую.
   Старшина подаёт мне полный стакан водки и язвительно замечает:
   - Так, значит всё же нравится, а мы все тут было подумали, что у тебя возникли какие-то непонятки на этот счёт. Ну и хорошо, сынок, на, выпей-ка водочки за наше здоровье и за твою безмятежную службу, да и закуси, чем Бог послал.
   Я дрожащей рукой принимаю от старшины стакан и маленькими глотками, давясь и кашляя, начинаю опустошать его. Сидящие за столом старики одобрительно кивают мне головой, как бы психологически помогая мне в этом не простом для меня начинании. Наконец, совершенно обалдев от крепкой и дешёвой водки, я, опуская пустой стакан на стол и почти падаю на предложенный мне табурет.
   - Молодец, - ободряюще хлопает меня по спине командир первого взвода сержант Скворцов. – А вот теперь закуси и внимательно выслушай нас. Ты не первый и не последний в нашей гвардейской части, кто пытался здесь навести свои порядки. Ты, Иван пойми нас,
    
    
   что не нами был когда-то заведёт этот механизм взаимоотношений между вами, ещё не оперившимися цыплятами, и нами - старослужащими бойцами. А посему, и не нам с тобой отменять этот негласный военный устав. Я же вижу, что ты толковый парень из интеллигентной семьи и в твоих же интересах вернуться домой живым, здоровым и невредимым на радость твоим родителям и твоей подруге, если она у тебя есть. Ну, что, улавливаешь мою мысль? - засмеялся сержант.
   - Улавливаю, - заплетающимся языком отвечаю я, надкусывая копчёную колбасу. – Товарищ сержант, никак в толк себе не возьму, чего вы от меня хотите? – криво в ответ улыбаюсь я. – Вы хотите, чтобы я закрыл глаза на все те безобразия, что творятся в нашей части? Я так вас понимаю?
   - Нет, Иван, совсем не так, - как-то сразу посерьёзнел сержант. – Это твоё дело, закрывать глаза или смотреть в оба, но мы хотим с тобой заключить перемирие на время твоей службы в нашей части, - вкрадчивым голосом заговорил сержант, наливая мне второй стакан водки. – Ты пойми только одно, Иван, что твои рапорты и докладные записки дальше дверей этой казармы никуда не уйдут, и ты совер-
   шенно напрасно потратишь своё личное время, нервы и, в конечном счёте, здоровье, добиваясь правды и справедливости. Не надо, дорогой, со своим уставом лезть в чужой монастырь. Я надеюсь, что эта народная мудрость тебе давно известна. Ну, так что, рядовой Зайцев, чем нам ответишь?
      Крепкая водка и царская закуска действуют на меня расслабляющее и, протягивая руку за вторым стаканом, я всё же говорю:
   - Никакого перемирия, мужики, не будет. Я высоконравственный человек и привык, чтобы со мной соответствующим образом обращались, а не как со скотиной. А вам, товарищ сержант, я советую крепко подумать над вашим отвратительном поведением в повседневной жизни роты. Вы нас совсем замордовали и втоптали в грязь. Эта ваша бесконечная муштра и, кстати, совершенно не оправданная и ненужная выводит нас всех из себя. Нет, мужики, - уже почти ничего не соображая, кричу я, - вам не удастся подавить в нас чувство самоуважения и гордости, и я надеюсь, что вы все, как один, предстанете перед военным трибуналом в ответе за свои пакостные дела.
    
    
   - Ты что, пацан, несёшь? – хлопая кулаком меня по голове, - начинает расходиться сержант. - Ты что же иуда, хочешь всех нас заложить?
   - Да, он так ничего и не понял, - с грустью в лице спокойно заявляет старшина. – Ну, что же придётся ему маленько вправить мозги, - глядя на меня, улыбается старшина и делает знак сержантам.
   Через мгновение я чувствую, как какая-то страшная сила наваливается на меня, сбивая с ног. Не в силах уже что-то сказать или выкрикнуть, я теряю сознание. Я окунаюсь в полную темноту, где слышу какие-то странные голоса и стоны. Одновременно с этим я начинаю ощущать, что с огромной скоростью лечу в каком-то тёмном тоннеле, в конце которого я замечаю слабый свет. Мне становится страшно, и мысленно я начинаю читать молитву «Отче наш». Мне кажется, что мой полёт в чёрном тоннеле никогда не закончится, и я призываю на помощь всех святых, которые только приходят мне в голову. Но, всё же бесконечный тоннель кончается, и я вылетаю из него к ярчайшему свету. Я машинально зажмуриваю глаза, не ожидая уже ничего хорошего, но вдруг
    
    
   совсем рядом с собой я слышу до боли знакомый мне голос:
   - Не бойся, внучек, всё хорошо, открой глаза.
   Я осторожно открываю глаза и вижу, что нахожусь на ярко освещённой цветочной полянке. Навстречу мне, улыбаясь, идёт мой дорогой дед, помахивая рукой в знак приветствия. Я с изумлением смотрю на своего деда, не веря своим глазам, и слёзы радости стекают по моим щекам.
   - Дедушка, дорогой ты мой человечек, где я и что со мной, - тихо шепчу я, целуя руки деду. – Неужели, я умер и нахожусь уже в ином мире?
   - Нет, Ванюша, ты жив и будешь жить ещё долго и счастливо.
   - Дедушка, а почему ты мне так давно не пишешь, что с тобой, где ты, или это я всё же вижу сон? – с изумлением оглядываясь по сторонам, восклицаю я.
   - Эх, милый мой внучек, теперь уже нет никакого смысла скрывать от тебя всей правды. Вот уже как два месяца я покинул ваш земной мир и отошл к Господу. Но это, Ванюша, совершенно не должно огорчать тебя и тем более вводить тебя в уныние. Ты должен
   пока знать только одно, что здесь я счастлив и меня окружают добрые и чистые люди, многих из которых я знал на Земле.
   - Дедушка, мне сейчас так тяжело, у меня всё валится из рук, я постоянно попадаю в какие-то переделки, которым, как мне кажется, нет конца. Дедушка, как мне дальше жить с такой кармой, и за что мне уготована такая судьба?
   - Ваня, при земной жизни мы унаследуем грехи наших родителей и после их смерти должны жить гораздо лучше их, жить покаянно, постоянно обращаясь к Богу и прося у него прощения за грехи, совершённые нами и нашими родителями. А главное, Ваня, ты должен со смирением относиться к тем испытаниям, которые даёт тебе при жизни Господь. Ты не должен роптать и жаловаться Богу, что тебе плохо. Ты должен воспринимать любые удары судьбы как должное и активно двигаться по пути искоренения тех или иных причин, которые способствовали возникновению проблем в твоей ещё только начинающийся жизни.
   От деда исходит какое-то лучезарное сияние, и его тихий голос совершенно успокаивает меня.
   -Ты просто обязан вернуться в земной мир продолжить своё духовное преображение. Но, я хочу тебе сказать, что с этой минуты я постоянно буду с тобой, и буду помогать тебе в самые трудные и опасные минуты твоей жизни. Всё, дорогой, прощай!
   После последних слов деда пространство вокруг меня как-то сузилось, превратившись во всё тот же тёмный тоннель, в который какая-то неведомая сила стала меня затягивать. Я упирался изо всех сил, крича в пустое пространство, что у меня нет никакого желания возвращаться к этой страшной действительности, которая меня окружала на Земле. В моих ушах стоял страшный шум, звон и скрежет от каких-то невидимых моему глазу механизмов, я закрыл глаза, не надеясь уже ни на что, и приготовился к самому худшему. Очнулся я от того что кто-то слегка ладошкой пошлёпывал меня по щекам. Я открыл глаза и увидел над собой склонённую фигуру командира нашей роты. Медленно переведя свой взгляд на стены помещения, в котором я находился, я понял, что нахожусь в медсанбате на больничной койке, и что моё физическое состояние оставляет желать лучшего.
   - Ну, что, сынок, как ты? – сразу же обрадовался ротный. – А то мы, было, подумали, что уже не сумеем откачать тебя. Ты уже три дня, как находился в коме. Только благодаря нашему хирургу, который день и ночь не отходил от твоей койки ты можешь сейчас вновь наслаждаться жизнью, - засмеялся майор. – Ну,
   что же ты молчишь, Ваня, как твоё самочувствие?
      - Спасибо, товарищ майор, мне уже гораздо лучше, – тихим голосом отвечаю я, пытаясь на локтях приподняться с койки.
   - Лежи, лежи, Ваня, не надо тебе совершать резких движений, - быстро произносит ротный. – Вот, я здесь тебе витаминчиков принёс: яблок, апельсинов. Кушай и поправляйся!
   - Товарищ майор, а что со мной случилось и почему я здесь? – сильно напрягаясь, интересуюсь я. Почему я в медсанбате?
   - Да, видимо, мои ребятки немного перестарались, доказывая тебе святые истины из нашей сложной военной службы, - с грустью в глазах отвечает мне майор. – Ну, ты уж прости этих парней, они явно погорячились, пуская в ход свои кулаки. Кстати, они уже наказаны моей властью и больше этого не повторится в нашей части, даю тебе честное слово, сынок.
   - Хотелось бы верить, товарищ майор, - слабо реагирую я на слова ротного. – Да и потом я просто хотел сказать этим отморозкам, что служить всё же надо по уставу, а не по понятиям, как у зеков.
   - Это ты правильно говоришь, Ваня, но ты должен и их понять, что люди, которые привыкли к определённому укладу жизни и службы, в одночасье не могут перестроиться и брать под козырёк, ни весть откуда свалившемуся на их голову, правдолюбцу и реформатору. Должен сказать тебе, Ваня, что этот процесс очищения нашей Армии от этого злого начала уже идёт. Но, ты должен помнить, чтобы сломать эту машину несправедливости, зла и неуставных отношений, понадобятся годы. Ну, ладно, об этом мы ещё с тобой поговорим, а сейчас о главном, рядовой Зайцев, - уже другим тоном заговорил ротный. – Я полагаю, что у вас, рядовой Зайцев, не будет никаких претензий к тем военнослужащим, нанесшим вам такие увечья.
   - Я пока ничего не знаю, - уклончиво отвечаю я, отворачивая лицо к стенке.
   - Да здесь и знать вам ничего не надо, - быстро произносит ротный. - На днях в нашу часть прибывает министерская комиссия на предмет дисциплины и боевой выучки бойцов нашего танкового дивизиона. Вы же понимаете, рядовой Зайцев, что этот эпизод в вашей жизни ляжет несмываемым пятном на нашей
   гвардейской части, если вы надумаете подать рапорт по инстанции.
   -А что мне остаётся делать, товарищ майор, если подопечные вам бойцы чуть было не угробили меня?
   - Я уже сказал вам, рядовой Зайцев, что ваши обидчики уже мной строго наказаны, и совершенно не обязательно выносить сор из избы. Я понятно излагаю, - уже недовольно глядя в мою сторону, с раздражением отвечает ротный. - И учтите, я вовсе не предлагаю вам никакой сделки, а просто хочу сказать, что вы сейчас у нас на хорошем счету, а мы это ценим и приложим все усилия, чтобы вы с отличием закончили курс учебки и были направлены для продолжения службы в Ленинградский военный округ, как говорится, поближе к вашему родному городу.
   Я лежу на больничной койке и вспоминаю слова моего деда, сказанные им при нашем духовном общении. Передо мной сидел уже достаточно поживший на Земле пожилой мужчина, и по всему было видно, что все его мысли сейчас сосредоточены на его личном благополучии и благополучии его части, а не на моральном аспекте всего случившегося со мной.
   - Ну, так что, рядовой Зайцев, - нетерпеливо барабаня пальцами правой руки по тумбочке, вновь обращается ко мне ротный. – Долго ли мне ещё ждать от вас ответа?
   - Хорошо, товарищ майор,- уже спокойно, не раздражаясь, отвечаю я, - пусть будет так, как вы хотите. На всё воля Божья, я уже не хочу никого осуждать и тем более писать какие-то бумаги на моих обидчиков. В своё время они ответят перед Богом за то зло, которое они творили на Земле.
   - Да причём здесь ваш Бог, рядовой Зайцев, - смеётся ротный, с удовлетворением хлопая рукой по крышке тумбочки. – До Бога далеко, а я здесь – рядом с вами и всегда могу помочь вам в любом вопросе. Да и потом, зачем вам, простите, как зайцу, прятаться за спину высокостоящего начальства. Знаете, это как-то не хорошо. Вы бы получше присмотрелись к вашим товарищам по роте, по взводу. Согласитесь, что они тоже живые люди со своими мыслями, желаниями и возможно проблемами. Не надо быть эгоистом в среде ваших однополчан, а будьте полнокровным их товарищем.
   - Ну, полнокровным товарищем, товарищ майор, уже вряд ли я для них стану, посколь-
   ку, эти звери немного освободили моё тело от излишеств крови, - плохо шевеля губами, шепчу я. – Всё ясно, товарищ майор, можете быть абсолютно спокойны, этот наш с вами секрет не выйдет из этих стен.
   - Ну, вот и молодец, Зайцев, – улыбается в ответ ротный. – Давай поправляйся, а то у нас на конец февраля намечаются ответственные учения, куда будет включён и наш танковый дивизион. Надеюсь тебя увидеть в первых рядах моих бойцов. Да, кстати, тут до меня дошли слухи, что ты неплохо играешь на баяне. Это - правда, или народ болтает лишнее?
   - Да нет, товарищ майор, это - чистая правда, - с трудом выдавливаю я из себя, - я в своё время учился в консерватории.
   - Да ну! – искренне удивляется ротный, - так что же ты скрывал от нас такую новость, сынок. Да мы же теперь в нашем военном округе по художественной самодеятельности займём первое место. Я обещаю после твоего выздоровления по этому случаю приобрести для тебя пятирядный новенький баян с регистрами. Ну, всё, всё, вижу, что ты устал, сынок. Отдыхай, набирайся сил и вновь вливайся в наш дружный коллектив, - на прощание сжав мне
   руку, быстро произносит ротный и скрывается за дверью.
   В медсанбате я провалялся целый месяц, но возвратившись в роту, я вдруг с удивлением обнаружил, что отношение ко мне со стороны сержантов и старослужащих солдат резко изменилось. Как ни странно, но я уже перестал быть предметом постоянных упрёков, замечаний и оскорблений с их стороны, а, наоборот, как по мановению волшебной палочки мои отношения с ними стали ровными и строго уставными. У меня по вечерам появилось достаточно много свободного времени, которое я зря не терял, разучивая на баяне всё новые и новые мелодии и песни. Учебу, как мне и обещал ротный, я закончил с отличием, и теперь мне оставалось только показать себя на ответственных учениях на танковом полигоне. К учению были привлечены и иностранные специалисты в качестве наблюдателей, которые с трибуны, наспех построенной парнями из третьей роты, наблюдали за ходом учений. Наш ротный и командир части стояли на трибуне в окружении иностранных гостей, представителей министерства обороны и прессы.
      Командир моего танка сержант Векшин Сергей нервно постукивал кожаной перчаткой
   по лобовой броне танка, каждый раз выспрашивая у нас о готовности экипажа к учебному бою.
   - Ванюха, как там у тебя, - поворачивая голову в мою сторону, строго интересуется сержант, - смотри у меня, а то совсем недавно у тебя что-то барахлило сцепление. Надеюсь, что сегодня ты меня не подведёшь.
   - Да, что вы, товарищ сержант, - широко улыбаюсь я в ответ, - российские танки самые надёжные и лучшие в мире.
   - Ну, ну, рядовой Зайцев, смотрите в оба, а то нам не миновать плохой оценки на учении. А вы все прекрасно знаете, что за всем этим последует.
   - Всё будет в самом лучшем виде, товарищ сержант, - смеюсь я, зажав в кулаке дымящуюся сигарету.
   - Рядовой Цыпин, доложите, как там у вас с боекомплектом?
   - Товарищ сержант, - быстро отвечает заряжающий, - всё о,кей, прицел проверил, снаряд в стволе.
   - Хорошо, мужики, - закуривая сигарету, быстро отвечает сержант, - только не расслабляться и ждать зелёной ракеты о начале уче-
   ний. Так, всем ясна поставленная перед нами задача? – обводя нас строгим взглядом, интересуется командир танка.
      - Серёга, да сколько можно об одном и том же долдонить, - кладя руку на плечо сержанту, восклицаю я. – Да всё мы отлично знаем – что? где? и когда?
      - Лишний раз не мешает вам напомнить о некоторых нюансах нашего маршрута движения на учениях, - спокойно отвечает сержант, затягиваясь сигаретой. – Вот у тебя, Ванюха, это первые в твоей жизни учения, а у меня уже третьи по счёту, и я знаю, что говорю. На учениях, тем более максимально приближенных к боевым, случается всякое, которое может перечеркнуть всё то, что мы вдалбливали в ваши головы на протяжении этих месяцев.
      - Да ладно тебе, Серёга, - смеётся рядовой Цыпин, - у нас же образцовый отличный экипаж и вряд ли может что-то такое произойти из ряда вон выходящее. Не дрейфь, Серёга, ведь ты же наш командир и легко справишься с любыми проблемами, которые, не дай Бог, возникнут у нас.
      - Так, всё, мужики, быстро по местам, - резко командует нам сержант, - с командного пункта дали зелёную ракету.
   Мы быстро занимаем свои штатные места в танке и готовимся к выполнению любых приказов нашего командира.
   - Вышка, вышка, я седьмой, к учебному бою готов, - чётко произнёс в ларинги сержант, - разрешите начать движение.
   После получения разрешающего приказа с вышки, сержант обращается ко мне:
   - Давай, Ванюха, получено добро, жми на газ. Сегодня мы должны показать всем класс.
   Я запускаю движок и нажимаю на сцепление. Тяжёлый танк, вздрогнув всем корпусом и постоянно лязгая своими широкими гусеницами, с небольшим ускорением двигается к намеченной цели. Через стекло щели лобовой брони я вижу, как вслед за нами вперёд ринулись и соседние танки, урча своими мощными двигателями. На полигоне нам предстоит успешно преодолеть несколько препятствий и поразить с первых же выстрелов несколько учебных целей и благополучно вернуться назад.
   Надо сказать, что погода в этот день нас не баловала. Валил густой снег, из-за которого
   я с большим трудом различал направление движения, да и мои ноги начинали постепенно неметь от неудобной позы механика-водителя в танке.
      - Ванюха, будь внимателен, не сбейся с маршрута, - по связи передаёт мне сержант, - а то видишь, что на дворе делается.
      - Да вижу я, вижу, товарищ сержант, – недовольно ворчу я, пытаясь хоть немного размять свои ноги в узком пространстве танка.
      Наш экипаж успешно преодолевает все препятствия и поражает одну за другой цели. Я слышу, как Серёга весело насвистывает всем уже давно знакомую песню «Три танкиста», тем самым давая нам понять, что наш экипаж одним из первых выполнил боевую задачу по уничтожению условного противника.
      На гостевой трибуне корреспондент журнала «Военное обозрение» обращается к командиру части:
   - Товарищ полковник, мы все просто поражены слаженной и чёткой работой ваших танкистов. Многие из ваших танков на предельно большой скорости преодолевали очень крупные и опасные препятствия, не забывая при этом поражать учебные цели. Но мне как-то больше всего понравился экипаж танка
   под номером «07». Если это не является военной тайной, то сообщите нашим читателям имена этих бравых парней.
      Полковник, не спеша, поправив на голове форменную шапку, с довольным видом отвечает:
   - Это наш лучший экипаж, в состав которого входят: сержант Векшин, механик-водитель Зайцев и заряжающий – рядовой Цыпин. Должен заметить, господа, – полковник повернул голову в сторону иностранных наблюдателей, - что это наша гордость и надежда. Кстати, все эти военнослужащие являются отличниками боевой и политической подготовки, активно участвуют в жизни моей части, а двое из них являются активными участниками художественной самодеятельности.
   В среде иностранных гостей слышатся восклицания и ободряющие возгласы в адрес полковника и экипажа танка «07». Между тем, погода на полигоне резко меняется, начинается метель, которая почти полностью лишает меня видимости. Мои ноги уже окончательно онемели от холода и от неудобной скрюченной позы в танке.
   - Серёга, слышишь меня, - обращаюсь я к командиру танка, - куда нам дальше двигать. Я что-то совсем потерял ориентировку.
   - Всё нормально, механик, не паникуй, - успокаивает меня сержант, - держись выбранного нами направления. Через десять минут мы уже будем на исходных позициях и пожинать лавры славы.
   - Не знаю, Серёга, что мы будем пожинать, но я уже что-то совсем не чувствую своих конечностей, - слабо бормочу я, пытаясь ещё как-то шевелить пальцами ног.
   - Потерпи малость, Ваня, до цели уже совсем немного осталось, а там мы с тобой по полной оторвёмся в баньке, - смеётся сержант.
   Честно говоря, я уже в своё окошко ничего не вижу кроме сплошной белой пелены, но выполняя приказ командира танка, я с утроенной силой жму онемевшей ногой на газ. Танк от такого неуважительного отношения к себе, грозно зарычав, всей массой ныряет вперёд.
   - Эй, механик, - кричит мне по связи сержант, - ты что совсем очумел, куда ты так рванул, сбавь немного обороты.
   Я, уже ничего не соображая от холода и от почти полностью онемевших ног, начинаю
   лихорадочно сучить ногами, не понимая где газ, где тормоз, а где сцепление.
      - Механик, - уже со злобой в голосе кричит мне по связи сержант, - да ты, что там, от радости победы совсем рассудок потерял? Что ты творишь, немедленно останови танк или нам не миновать беды.
      Но эти последние слова Серёги уже не долетают до моего слуха из-за мощного рычания танка. Наш танк с огромной скоростью подлетает к гостевой трибуне и правой гусеницей задевает её. Вся эта, наспех построенная конструкция, моментально разваливается на несколько частей. Весь командный состав части и приглашённые гости кубарем скатываются с неё в глубокие сугробы. Наконец, мне удаётся остановить танк недалеко от развалившейся трибуны, где в сугробах копошатся, насмерть перепуганные, корреспонденты и приглашённые гости.
   - Ну, всё, рядовой Зайцев, - тихо говорит мне по связи командир танка, открывая верхнюю крышку люка, - теперь уже точно нашему экипажу не избежать «вселенской славы» со всеми вытекающими отсюда последствиями. Экипажу построиться у боевой машины и
   ждать распоряжения командира части, - с грустью в голосе командует сержант.
      Мы пулей вылетаем из танка и занимаем выжидательную позицию у брони танка. Не спеша, отряхивая с себя снег, к нам медленной походкой, с перекошенным от ярости лицом, направляется командир части.
   - Экипаж, смирно, - чётко командует сержант, - товарищ полковник, экипаж вверенного мне танка успешно преодолел все препятствия и вывел из строя все учебные цели.
   Сержант делает шаг в сторону, открывая полковнику доступ к экипажу.
   - Да уж, вижу, сержант, что вы не только вывели из строя учебные цели, - яростно вращая глазами, грозно шипит на нас командир части.
   - Но, товарищ полковник, - пытается оправдываться сержант, - резко ухудшилась погода, началась сильная метель, и механику-водителю стало трудно ориентироваться в сплошной белой пелене перед его глазами.
   - Молчать, - подскакивая к сержанту, во всё горло кричит полковник, - вы мне сегодня за всё ответите. Вы мне сорвали важное мероприятие, к которому мы так долго готови-
   лись. Да и потом, в каком свете вы выставили меня перед иностранцами. Этот безобразный случай моментально зафиксируют корреспонденты, и мы станем посмешищем в глазах НАТО.
      Полковник, смерив нас презрительным взглядом, продолжил:
   - Сержант Векшин, я освобождаю вас от должности командира танка «07» и лишаю вас сержантских погон. Они, похоже, слишком тяжелы для ваших плеч.
   - Есть, товарищ полковник, - опуская голову, тихо отвечает сержант.
   - Ну, а вы, голубчики рядовые, извольте получить по десять суток ареста без права получения очередного отпуска.
   - Есть, товарищ полковник, – быстро хором кричим мы в ответ.
   Через несколько дней, отсидев положенный срок на гауптвахте, мы с рядовым Цыпиным возвращаемся в родную роту, не ожидая в отношении себя уже никаких льгот и поблажек со стороны нашего ротного. Нас сразу же, как настоящих героев, окружают бойцы, живо интересуясь подробностями того злополучного дня. У меня совсем нет настроения шутить на эту тему после всего случившегося,
   и я незаметно отхожу от этой шумной компании в глубину казармы.
      После вечерней поверки и команды «Отбой» я укладываюсь на свою койку, и долго молюсь всем святым, чтобы судьба моя была ко мне более благосклонна, оставляя мне хоть какую-то надежду на успешное завершение моей службы. Незаметно для себя я засыпаю. Мне снится мой родной город и дом, в котором я рос и приобретал от деда зачатки религиозной мудрости. Мне снятся мои школьные друзья и товарищи, и милая девочка Анжелика, которая в своё время так поразила моё воображение своей красотой и прекрасной игрой на пианино. Я каким-то невероятным усилием воли напрягаю свои мысли, желая вновь увидеть своего деда, который в самые трудные моменты моей жизни всегда приходил ко мне со своей добротой и мудростью. Вот и сейчас я вижу, как по зелёной лужайке навстречу мне движется дорогой моему сердцу человечек.
   - Здравствуй, дорогой мой внучек, - тепло приветствует меня дед. – Что случилось, дорогой, что тебя тревожит?
   - Дедушка, как давно я тебя не видел, - тихо шепчу я, обнимая дорогого мне человека.
   – Ты знаешь, дедушка, что-то в последнее время у меня всё валится из рук. На ответственных учениях я показал себя ни с лучшей стороны, практически сорвав это важное мероприятие. Я уже не могу терпеть всё это, мне так тяжело на душе, дедушка.
   - Вот ты послушай, Ваня, что я тебе сейчас скажу. Прежде всего, тебе надо уяснить, что такое наша жизнь – это школа, а всё, что нам попускает Господь – скорби, искушения – это уроки, они необходимы, чтобы выработать в себе терпение, смирение, избавиться от гордыни, обиды. И Господь всегда попускает их нам, смотрит, как мы себя поведём: обидимся или сохраним мир в душе. А почему нас обижают? Значит, мы это заслужили, чем-то согрешили…

 
Всё пройдёт...(продолжение)
Всё пройдёт...(продолжение)
Рейтинг: 0 275 просмотров
Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!