В метро часть 2 глава 8
1 мая 2022 -
Сергей Стрункин
Глава 8
Писатель Иван Суворов и подполковник в отставке Игорь Чернов вылезли через окно и очутились в темном коридоре. Военный сказал:
- Не видно ничего! Темень кромешная, как в аду.
- Ты так говоришь словно был там. Я бы поостерегся говорить о том, о чем неизвестно почти ничего. В книгах об этом не пишут, а если и пишут, то довольно куце и неправдоподобно. Ад – это метафизическое состояние…
- Ты много умничаешь, парень! Не мог бы ты выражаться яснее?
- А как можно высказать свою мысль понятнее, если предмет обсуждения не имеет никакой формы. В природе нет ни одного человека, который побывал там и вернулся, чтобы рассказать…
- Подожди. Что ты мне мозги дуришь своим умствованием? Ад – это и есть жизненный путь, разве нет? Хуже, чем на этой планете жизни нет нигде.
- Я бы не стал так говорить. Ведь ты же не знаешь, как живут на других планетах и есть ли там жизнь или нет. Почему ты так уверен, что твоя жизнь самая сложная и ужасная?
- Поверь мне. Я был на войне…
Писатель промолчал. Он зажег фонарь.
- Ух ты! А ты не говорил, что у тебя с собой есть источник света. - сказал военный. – если бы я знал, то не гадал бы куда идти – в смысле в какую сторону…
- Идти определенно надо вперед. И хотя мы находимся примерно посередине станций, но ближе к конечной…
- Ты уверен?
- Я уже ни в чем не уверен, но мне интуиция подсказывает.
- Я так и знал, что если пойду с тобой, то мы будем следовать твоей интуиции, - усмехнулся подполковник, - а твоя система дает гарантию?
- Какие гарантии могут быть? Нам просто надо добраться до станции, раньше, чем мы умрем или смертельно устанем.
- Согласен. Ну что пойдем вперед?
- А есть другой вариант? Я не вижу смысла идти назад – это неправильно…
- Я не вижу разницы. Но мы можем разделиться: один пойдет вперед, а другой назад! – засмеялся Игорь Чернов.
- Твое остроумие уместно всегда, но только не сейчас. Если мы пойдем раздельно, то кто-то из нас погибнет, а другой об этом не узнает. К тому же фонарь у нас один.
- Уговорил. Пойдем вперед.
Писатель с фонарем в руке пошел впереди, а в двух шагах от него, немного сзади поплелся военный. Сил у обоих оставалось уже немного, но в критических ситуациях организм человека наполняется, таившейся где-то внутри, силой. Поэтому начало пути двум пилигримам показалось легким и даже радостным: наконец-то можно было не сидеть на месте, а немного подвигаться, но когда прошло несколько минут пути в темноте (фонарь светил, но не поглощал все пространство), то первопроходцы заметно скисли. Писатель сказал:
- Игорь, ты не подсчитывал сколько примерно нам нужно идти, чтобы добраться до цели – станции?
- Я в этом не силен. Ты же сторонник умственного труда, даже я бы сказал – полноправный представитель думающего населения…
- Очень смешно! Знаешь, я как-то никогда не измерял расстояние между станциями метро. Не приходилось заниматься такой глупостью…
- Ну, а чего ты меня спрашиваешь? Я откуда знаю. В метро бываю не чаще, чем ты и уж, тем более не мог представить, что попаду в такую ситуацию. Это же нонсенс! Подобные поломки случаются раз в полвека и надо же было попасть в этот поезд именно нам!
- Судьба злодейка!
- Не пеняй на судьбу, коль рожа крива!
- Так ты сам начал!
- Я в шутку. Неужели ты думаешь, что я буду серьезным в тот момент, когда наконец покинул вагон, в котором провел почти три часа без движений? Я побывал на войне и поверь мне – там жизнь гораздо страшнее и опаснее, чем поломка любого состава…
- Я не спорю. Ты же мне рассказывал как-то…
- Вот именно. И что ты из этого рассказа вынес? Усвоил что-то полезное?
- Мне трудно что-то объективное сказать. Я пацифист.
- Это что еще за зверь?
- То есть я против войны и насилия в любых их проявлениях…
- Тогда тебе надо было родиться не здесь, а на какой-нибудь планете, населенной тюленями…
- Почему тюленями?
- Потому что тюлени точно не воюют! Им незачем воевать. Лежат себе на льдинах и греют пузо на солнце и пофиг ему на военные конфликты, все равно, понимаешь?
- Твоя больная тема?
- Конечно! А как ты хотел? Я прошел войну. Видел много смертей. Почти все мои товарищи погибли или стали калеками, причем многие моральными. Я тоже не хотел на войну, но кто меня спросил. В жизни есть вещи, с которыми ты сталкиваешься…и не важно: хотел ты этого или нет?
- Да. Извини.
- Не извиняйся. Тебе просто не понять, как это не очевидно для всех, кто не побывал на этой бойне. Но, если тебе все же станет интересно, то милости прошу – у меня много есть чего рассказать на эту тему.
- Буду знать, но мне интересно только то, что пригодится для моей следующей книги. Вот если я решу писать военную повесть, тогда твои истории пригодятся, а пока нет…извини…
- Вот ты значит какой?
- Какой же?
- Меркантильный. Только выгода тебя привлекает, а, чтобы послушать человека, когда он тебе душу изливает, то тут ты идешь на попятную. А может ты со мной идешь пока я тебе нужен, а вот стану не нужен – ты от меня избавишься? Столкнешь под поезд…
- Какой поезд? Наш поезд стоит уже давно и с места похоже двигаться не собирается. А я меркантильный только в работе, а в жизни я другой…
- Какой?
- Чуткий, добрый и внимательный! – засмеялся писатель. – Дина соврать не даст, а то как бы она меня терпела?
- Подруга твоя – золото! Такого человека, как ты, терпеть тяжело. Ты один во время работы, другой в жизни, а третий перед лицом опасности. Что за карнавал?
- В социальной жизни приходится менять маски, чтобы быть успешным. А по-другому тебя не поймут и не примут за своего. В обществе уже не принято переть, как танк, и гнуть свою линию. В моде – компромиссы и умение приспособиться…
- Блин! Змеиные уловки!
- Согласен. Но такова современная жизнь в обществе.
- Да ну ее! Это не жизненная позиция, это ее отсутствие. Как можно быть таким бесхребетным. Этим угодить, с теми порвать отношения лишь потому, что они тебе не выгодны, а третьим сунуть пару комплиментов, чтобы их сдобрить, а они потом ответят тебе тем же при удобном случае…
- Примерно так! Но ты обрисовал упрощенную модель общества. На самом деле все гораздо сложнее. Приходится сильно напрягаться и быть всегда начеку, а иначе – склюют или сожрут…
- Так они звери или птицы? – засмеялся военный.
- И те, и другие есть среди них!
Какое-то время спутники шли молча. Писатель пытался всмотреться в темноту и увидеть в ней больше, чем способен обычный человек с помощью зрения. Военный Игорь Чернов шел следом и не пытался ничего увидеть – он размышлял о скудности бытия и обдумывал их разговор, наконец он не выдержал и сказал:
- Жизнь сложнее, чем видится обычному человеку! Я только сейчас понял: насколько все усилия по поиску себя, своего места в этой жизни – скудны и незначительны…
- Ты, о чем?
- Я о том, что сколько не старайся, сколько не кривляйся, сколько не упорствуй произвести впечатление на людей – все равно всем ложиться в землю в деревянном ящике…
- Слишком мрачная философия!
- Не всем…некоторым в цинковый ящик!
- Теперь мне стало спокойней. Спасибо!
- Неужели, Вань, тебя это пугает? Ты же убивал своих героев на страницах книг. У тебя нет ни одной истории без смерти героев…
- Естественно. Ведь я пишу детективные истории, а в них без убийств никак.
- Но легче ли тебе принять свою смерть, сталкиваясь с ней в разных историях, увековеченных на страницах книг?
Писатель задумался. Военный продолжил:
- А мне да! Только на поле брани ты способен понять цену своей жизни, а точнее ее обесценивание. Тобой управляют будто пешкой на шахматной доске, бросают в самое пекло боевых действий – фактически посылают на смерть, а ты не в праве ослушаться и идешь, как бычок на бойню…
- И к чему этот разговор? Все знают, что жизнь человека бесценна. Это просто общество так построено, что все имеет цену, а то что оценить нельзя, то обесценивают…
- Что это за законы?
- Это не законы. Это реальность. Почитай, если хочешь…
- Не надо мне списка книг на домашнее прочтение. Ты же знаешь, что я к этому занятию равнодушен. Мне осталось немного жить, и я не хочу проводить остаток своей жизни так скучно…
- Чтение вовсе не скучное занятие! Для тех, кто понимает – это совсем не скучно.
- Мы разные, но мы способны друг друга понимать, ведь правда?
- Можем конечно!
- Отлично!
Какое-то расстояние пилигримы прошли опять молча. Усталость в ногах уже начала накапливаться и это сказалось на старом вояке гораздо заметнее, чем на более молодом писателе. Игорь стал отставать, но виду не показывал. Его ночные пьянки, которыми он в последнее время злоупотреблял, начали сказываться – военный терял свою обычную физическую форму и это становилось все очевиднее с каждым пройденным отрезком пути, наконец-то Чернов взмолился:
- Погоди, Вань!
- Что? – повернулся к нему писатель. – Что-то случилось?
- Давай отдохнем. Старому псу надо сделать привал. Что-то я измотался. Старею что ли?
- С виду ты в отличной форме. Просто, как мне кажется, ты себя истощил морально в поезде, когда ты был как затычка в одном месте…извини, но это так. Как только что-нибудь происходит, то ты бежишь к этому месту или человеку сломя голову. В твоем возрасте не стоит быть таким рефлексирующим – это опасно для твоего здоровья, а в данной ситуации для нас. Если, не дай Бог, с тобой что-то случится – я тебя не дотащу…
Игорь Чернов осмотрел писателя и сказал:
- Да. Слишком ты хилый, чтобы с тобой в разведку ходить…
- Что же тогда пошел?
- Человек ты хороший, надежный…
- Спасибо хоть на этом. Если со мной что-то случится, то можешь написать мне такую эпитафию…
Военный засмеялся:
- Здесь лежит Иван Суворов – средний руки писатель, но человек надежный и хороший….
- И подпись твоя чуть ниже… - засмеялся Иван.
Подполковник отдышался немного и стал намного серьезнее. Эти перепады настроения насторожили писателя, который стоял напротив и освещал лицо друга фонарем. Моментальное смена настроения привела Ивана в смятение, но обращать на это внимание он не стал, подумав, что Игорь – человек немолодой, прошедший войну и вполне возможно не совсем здоровый…
- Двинемся дальше? Или ты еще хочешь отдохнуть? – спросил Иван.
- Хорошо. Пойдем. Время работает против нас. Чем дольше мы будем стоять, тем меньше шансов на успех…
- Двинули!
Два друга пошли дальше исследовать тоннель метрополитена с надеждой на спасение. Идти с каждым пройденным отрезком пути становилось все труднее, но у мужчин была цель, а ответственность перед пассажирами, оставшимися в вагоне, была велика. Поворачивать назад было уже нельзя. Ни Иван, ни Игорь не знали какое расстояние нужно еще преодолеть, но что-то подсказывало им, что большую часть они прошли. Игорь сказал:
- Ты потом сможешь написать книгу, если мы, конечно, доберемся до точки назначения…
- Да, но для начала нужно, чтобы детективная история состоялась.
- В смысле? Мы же ведь знаем, кто убит, а кто – убийца! Чего тебе еще не хватает?
- Пока подтвержденной и официальной информации нет, а на домыслы я полагаться не могу – это неправильно по отношению к читателям. В мире, итак, много лжи, чтобы еще и в литературе был обман. Я может быть не святой, но лишний раз грех на душу не возьму…
- Но основной сюжет у тебя есть, а дальше, как ты говоришь, художественный вымысел и твоя фантазия в помощь.
- Так-то оно так! Но…
- Что еще?
- Ты себе представляешь, как тяжело написать книгу? Я не могу взять любую историю и сделать из нее детективный роман. Для того, чтобы написать книгу должны совпасть многие вещи: у меня должно быть ясное представление про что книга, высшие силы должны помочь мне и дать энергии, а сюжет при этом желательно должен быть неизбитым – оригинальным…
- Чего тебе не хватает сейчас? Высшие силы не дают энергии?
- Пока не знаю. Я же сейчас занят другим делом.
Военный усмехнулся:
- Наш подвиг запомнят на века, особенно если мы погибнем на пути к свободе. Представляешь заголовок завтрашней газеты: «Пилигримы совершили паломничество в один конец!»
- Я не разделяю твою иронию. Мне бы еще хотелось пожить…
- А зачем?
- Хотя бы ради Дины – она меня ждет, по крайней мере ждала, пока я не пропал.
- А какая она?
Писатель остановился и задумался. Через минуту молчания он ответил:
- Она удивительная. Она замечательная. Она самый светлый человек на этой земле, и она меня любит…
- Хорошо, если так. Рад за тебя. А меня давно никто не ждет…
- Сочувствую. Но может все впереди? Все еще может наладиться, при должном усилии с твоей стороны. Измениться никогда не поздно. Если человек хочет что-то поменять в своей жизни, то он обязательно добьется результата. А если желания нет, то никакие разговоры не помогут.
- Мне поздно меняться. Возраст уже…
- Ты не старый. Никогда не поздно что-то менять. Есть множество примеров, когда люди в преклонном возрасте меняли свою жизнь и становились счастливыми. Кто-то начинал вести здоровый образ жизни, другие осваивали новую профессию, третьи находили любимого человека. Так что все еще можно изменить…
- Хорошо, если так, но меня уже не изменить. Я загрубел, ожесточился. Мне изменения уже губительны. Все эти перемены могут в лучшем закончиться расстройством личности…
- О чем ты? Сначала говоришь, что неплохо бы, чтобы произошли изменения в жизни, а потом идешь на попятную. Как тебя понимать?
- Как хочешь, так и понимай. Я жизнь прожил. Мне уже не измениться. Бог мне тоже больше не поможет – я исчерпал лимит его доверия. Он, как многие говорят, помогает всем, но меня, как бездуховного пациента, уже не спасти…
- Зря ты так говоришь…
Военный вздохнул. Силы покидали его, и он снова остановился:
- Давай передохнем? Что-то я устал от бесконечного марша. Это у тебя сил хватает на длительное путешествие, а меня ходьба выматывает, особенно когда не видно конца пути…
- Ты не в лучшей форме. Как это ты умудрился довести себя до такого состояния? Я думал, что военные обязаны быть в форме и зимой, и летом, и утром, и вечером…
- Да, конечно! Если ты рядовой солдат, то должен, а офицерам уже не обязательно, - засмеялся подполковник, - а я в последние годы службы не вставал со своего кресла…
- Что так?
- А зачем? Я заслужил свое место и мог отдохнуть. Я свое отбегал, отслужил – мне не нужно было больше напрягаться…
- Я всегда думал, что офицерский чин – это большая ответственность, а ты мне говоришь, что сидел на одном месте. Что-то у меня не вяжется…
- Я занимался организационной работой и бюрократическими делами. Просто мне не нужно было держать себя в форме, хотя сейчас бы хорошая подготовка не помешала бы…
- Это точно. Пойдем, а то время не ждет.
Военный нехотя начал движение за своим другом писателем Иваном Суворовым. Писатель шел сначала молча, но потом начал насвистывать едва знакомый мотив песенки, которую он слышал недавно по радио в одном продовольственном магазине, он не знал ни автора, ни названия, но больно уж она ему понравилась. Особо навязчивыми обычно бывают песни, про которые ты ничего знаешь, как только ты узнаешь об истории создания и исполнения композиции, то песня отпускает. Ты, конечно, вернешься к ней, но рабства уже не будет. Военный заметил это:
- Что ты там поешь, соловей?
- Вспомнил песню. Знаешь, а ведь с песней легче идти по жизни? Не так концентрируешься на своей усталости, а наоборот отвлекаешься от монотонной ходьбы…
- Это прописная истина и избитая…
- Да, это так! Но не все истины ложные. С некоторыми я готов согласиться, даже если их придумал не я или не близкий мне по духу человек.
- Стареешь что ли? Что-то раньше так не рассуждал. Тебе любой шаблон претил. Ты искал чего-то нового: впечатлений, ощущений, слов, истин…
Иван засмеялся:
- Так я с тобой в основном общаюсь. Вот и становлюсь похожим на тебя, а ты давно не молодой юнкер. Люди ведь, осознанно или нет, но перенимают от людей из окружения какие-то привычки, повадки, манеру поведения…
- В самом деле? Никогда не замечал…
- Внимательность – не твоя основная и сильная черта, а мне без нее никак, хотя в детстве я не был наделен подобным свойством, но со временем тренировался и развил ее до должного уровня. Все приходит только с трудом…
- Да, отец! Сегодня ты оригинальностью не блещешь. – засмеялся снова подполковник, - Просто капитан очевидность какой-то! Что с тобой сделали три часа в вагоне?
- В вагоне с двумя трупами и с убийцей. Я просто уточнил…
- Уместное уточнение. Принимается.
Мужчины снова пошли молча. Писатель очень переживал, что в фонаре разрядятся батарейки, ведь запасных не было, поэтому он периодически отключал фонарь, чтобы заряда хватило на весь путь, а он обещал быть не близким. Идти в полной темноте не хотелось совсем – такой путь мог их никуда не привести.
Путники шли в полном молчании. Темы для разговоров были исчерпаны, да и о чем могут говорить люди, проведшие несколько часов в замкнутом пространстве рядом. Оба понимали, что узнали друг с другом лучше, чем за предыдущие годы общения в интернете. Военный был уверен, что достаточно хорошо узнал своего спутника, писатель аналогично думал об подполковнике Чернове. Ничто не предвещало ничего неожиданного и из ряда вон выходящего. Путь был бесконечным, декорации однообразными, мысли в голове вертелись одни и те же. И была полная уверенность, что так продлится еще долго, пока путь не будет пройден…
Писатель Иван Суворов думал о том: насколько быстро преодолевает поезд метро расстояние между станциями – проходит всего несколько минут, но пешком пройти такой маршрут очень тяжело, особенно после того, как просидишь в заточении три часа, выгорев эмоционально. Ему вспоминались старые фильмы о крестовых походах. Он уже почти ощущал себя рыцарем, одежда казалась доспехами – тяжелыми и непробиваемыми, а фонарь почти превратился в меч или копье…
Подполковник Игорь Чернов не думал вовсе. Он надеялся дойти до пункта назначения без особых потерь, но учитывая какой ценой ему давалась ходьба – он уже проклинал свое решение выйти из вагона. Конечно, сидеть и ждать – тоже не вариант, но на зачем он предложил свою кандидатуру для марафонской спортивной ходьбы? Он старый, уже давно не такой сильный, как раньше, волосы редеют и седеют, внутренние органы тоже дают сбои, ноги почти стали ватными…
Иван неожиданно заметил, что у него развязался шнурок на ботинке, а перспектива наступить на него и упасть, представлялась не очень радужной. Он сказал Игорю:
- Подержи фонарь, а то у меня шнурок развязался!
Иван протянул подполковнику фонарь и тот взял его в левую руку. Писатель так и замер. Что-то щелкнуло в его сознании. Он стал вспоминать расположение людей на момент отключения электричества – и в первый раз и во второй – подполковник сидел справа от Ивана и мог быть пройти мимо него и создать воздушные потоки. Почему же он раньше об этом не подумал? Почему он даже не стал рассматривать кандидатуру подполковника Чернова на роль убийцы? Просто он слишком ему доверял…
Писатель сделал вид, что завязывает шнурки и даже старался не поднимать головы на своего спутника, а сам думал:
- Он левша. Он взял фонарь в левую руку – это точно! Он сидел справа от меня. После первого отключения электричества мне еще показалось, что место рядом пустовало! Вот я попал! Отправился с убийцей в путешествие в один конец. Теперь он мне точно эпитафию напишет…
- Вань, ты что так долго? Разучился что ли шнурки завязывать?
- Нет. Сейчас. Все нормально.
Подполковник внимательно посмотрел на своего друга и спросил:
- Что-то произошло? Говори, а то дальше не пойдем.
Писатель, не смотря в глаза спутнику, поднялся и сказал:
- Ты не говорил, что ты левша. А ведь теперь все очевидно – ты убийца Игорь! Мне все стало понятно. Моя ошибка в том, что я не рассматривал тебя в качестве потенциального убийцы. Но ведь это ты!
Подполковник зло улыбнулся:
- Наконец-то ты догадался, парень. А какой же у меня мотив? Я тоже не знал этих двух ученых в жизни…
- Подожди, но ты же жутко бесился, когда биолог громко говорил по телефону о награждении Президентской премией…
- Это так. Я имею большой недостаток – у меня усиленное чувство социальной несправедливости. Если кто-то почивает на лаврах, ничего не делая, а другой трудится не покладая рук и не получает ничего – это нечестно…
- Ты завидовал им, Игорь! Зависть твой мотив! Как примитивно все, что тошно…как ты мог убить этих людей?
- Тебе меня все равно не понять, но поговорить на эту тему мы можем, если хочешь?
- Давай поговорим! Теперь торопиться некуда.
- Ты правильно понял. Но сначала я хотел сказать, что твой последний роман неплох и ты мог бы получить Президентскую премию по литературе и встать в один ряд с этими жлобами-учеными…
- Но ты же убил их просто из-за того, что им должны были вручить премию?
- Убил. Я отдал все свое здоровье, служа Родине и рискуя жизнью, а я не получил никакого вознаграждения, а просто был сухо и безжалостно убран из военных структур. А эти ученые протирали зад в своих лабораториях и их награждают, как героев. Что они сделали для страны? За что им такие почести? Вот и ты, сидя на месте ровно, можешь получить свою награду…скажи, Вань, разве это справедливо?
Писатель стоял молча и смотрел, как человек, которого он считал своим другом, на глазах превратился в серийного убийцу, с явными психическими отклонениями. Иван сказал:
- Нет. Это не справедливо. Но ты не имеешь права убивать по этой причине людей. Ты не имеешь права лишать людей жизни только из-за того, что тебе не досталось «конфетки», а другим досталось. Ты же убил двоих людей, Игорь!
- А кто мне запретит? Ты что ли? Вполне вероятно, что ты не вернешься домой, Вань, и не увидишь Дину. А все из-за того, что ты слишком умный и догадался. Слишком легкомысленно я себя повел. Не дал бы обнаружить свою леворукость и все бы было нормально. И ты был бы спасен, и я, и остальные люди. А теперь ход нашей истории повернется совсем в другое русло. Придется мне тебя убить, Иван! Как бы мне не хотелось. Ты мне нравился, до определенного момента, но теперь я просто не могу тебя оставить в живых…
Подполковник достал нож из внутреннего кармана куртки. Это был обычный армейский нож, но именно он был орудием убийства биолога и математика. Писатель понял, что ему не жить и он поторопился отсрочить свой исход:
- Подожди!
- Что? Испугался? Я постараюсь все сделать быстро…
- Ты же всех заставлял рассказывать истории, а твоей истории никто не слышал. Тебе не кажется, что это тоже несправедливо?
- Ты считаешь, что мне нужно рассказать свою историю, а потом убить тебя?
- Так будет правильнее. Все рассказали о себе, а ты нет.
- Хорошо. Я расскажу…
Писатель Иван Суворов и подполковник в отставке Игорь Чернов вылезли через окно и очутились в темном коридоре. Военный сказал:
- Не видно ничего! Темень кромешная, как в аду.
- Ты так говоришь словно был там. Я бы поостерегся говорить о том, о чем неизвестно почти ничего. В книгах об этом не пишут, а если и пишут, то довольно куце и неправдоподобно. Ад – это метафизическое состояние…
- Ты много умничаешь, парень! Не мог бы ты выражаться яснее?
- А как можно высказать свою мысль понятнее, если предмет обсуждения не имеет никакой формы. В природе нет ни одного человека, который побывал там и вернулся, чтобы рассказать…
- Подожди. Что ты мне мозги дуришь своим умствованием? Ад – это и есть жизненный путь, разве нет? Хуже, чем на этой планете жизни нет нигде.
- Я бы не стал так говорить. Ведь ты же не знаешь, как живут на других планетах и есть ли там жизнь или нет. Почему ты так уверен, что твоя жизнь самая сложная и ужасная?
- Поверь мне. Я был на войне…
Писатель промолчал. Он зажег фонарь.
- Ух ты! А ты не говорил, что у тебя с собой есть источник света. - сказал военный. – если бы я знал, то не гадал бы куда идти – в смысле в какую сторону…
- Идти определенно надо вперед. И хотя мы находимся примерно посередине станций, но ближе к конечной…
- Ты уверен?
- Я уже ни в чем не уверен, но мне интуиция подсказывает.
- Я так и знал, что если пойду с тобой, то мы будем следовать твоей интуиции, - усмехнулся подполковник, - а твоя система дает гарантию?
- Какие гарантии могут быть? Нам просто надо добраться до станции, раньше, чем мы умрем или смертельно устанем.
- Согласен. Ну что пойдем вперед?
- А есть другой вариант? Я не вижу смысла идти назад – это неправильно…
- Я не вижу разницы. Но мы можем разделиться: один пойдет вперед, а другой назад! – засмеялся Игорь Чернов.
- Твое остроумие уместно всегда, но только не сейчас. Если мы пойдем раздельно, то кто-то из нас погибнет, а другой об этом не узнает. К тому же фонарь у нас один.
- Уговорил. Пойдем вперед.
Писатель с фонарем в руке пошел впереди, а в двух шагах от него, немного сзади поплелся военный. Сил у обоих оставалось уже немного, но в критических ситуациях организм человека наполняется, таившейся где-то внутри, силой. Поэтому начало пути двум пилигримам показалось легким и даже радостным: наконец-то можно было не сидеть на месте, а немного подвигаться, но когда прошло несколько минут пути в темноте (фонарь светил, но не поглощал все пространство), то первопроходцы заметно скисли. Писатель сказал:
- Игорь, ты не подсчитывал сколько примерно нам нужно идти, чтобы добраться до цели – станции?
- Я в этом не силен. Ты же сторонник умственного труда, даже я бы сказал – полноправный представитель думающего населения…
- Очень смешно! Знаешь, я как-то никогда не измерял расстояние между станциями метро. Не приходилось заниматься такой глупостью…
- Ну, а чего ты меня спрашиваешь? Я откуда знаю. В метро бываю не чаще, чем ты и уж, тем более не мог представить, что попаду в такую ситуацию. Это же нонсенс! Подобные поломки случаются раз в полвека и надо же было попасть в этот поезд именно нам!
- Судьба злодейка!
- Не пеняй на судьбу, коль рожа крива!
- Так ты сам начал!
- Я в шутку. Неужели ты думаешь, что я буду серьезным в тот момент, когда наконец покинул вагон, в котором провел почти три часа без движений? Я побывал на войне и поверь мне – там жизнь гораздо страшнее и опаснее, чем поломка любого состава…
- Я не спорю. Ты же мне рассказывал как-то…
- Вот именно. И что ты из этого рассказа вынес? Усвоил что-то полезное?
- Мне трудно что-то объективное сказать. Я пацифист.
- Это что еще за зверь?
- То есть я против войны и насилия в любых их проявлениях…
- Тогда тебе надо было родиться не здесь, а на какой-нибудь планете, населенной тюленями…
- Почему тюленями?
- Потому что тюлени точно не воюют! Им незачем воевать. Лежат себе на льдинах и греют пузо на солнце и пофиг ему на военные конфликты, все равно, понимаешь?
- Твоя больная тема?
- Конечно! А как ты хотел? Я прошел войну. Видел много смертей. Почти все мои товарищи погибли или стали калеками, причем многие моральными. Я тоже не хотел на войну, но кто меня спросил. В жизни есть вещи, с которыми ты сталкиваешься…и не важно: хотел ты этого или нет?
- Да. Извини.
- Не извиняйся. Тебе просто не понять, как это не очевидно для всех, кто не побывал на этой бойне. Но, если тебе все же станет интересно, то милости прошу – у меня много есть чего рассказать на эту тему.
- Буду знать, но мне интересно только то, что пригодится для моей следующей книги. Вот если я решу писать военную повесть, тогда твои истории пригодятся, а пока нет…извини…
- Вот ты значит какой?
- Какой же?
- Меркантильный. Только выгода тебя привлекает, а, чтобы послушать человека, когда он тебе душу изливает, то тут ты идешь на попятную. А может ты со мной идешь пока я тебе нужен, а вот стану не нужен – ты от меня избавишься? Столкнешь под поезд…
- Какой поезд? Наш поезд стоит уже давно и с места похоже двигаться не собирается. А я меркантильный только в работе, а в жизни я другой…
- Какой?
- Чуткий, добрый и внимательный! – засмеялся писатель. – Дина соврать не даст, а то как бы она меня терпела?
- Подруга твоя – золото! Такого человека, как ты, терпеть тяжело. Ты один во время работы, другой в жизни, а третий перед лицом опасности. Что за карнавал?
- В социальной жизни приходится менять маски, чтобы быть успешным. А по-другому тебя не поймут и не примут за своего. В обществе уже не принято переть, как танк, и гнуть свою линию. В моде – компромиссы и умение приспособиться…
- Блин! Змеиные уловки!
- Согласен. Но такова современная жизнь в обществе.
- Да ну ее! Это не жизненная позиция, это ее отсутствие. Как можно быть таким бесхребетным. Этим угодить, с теми порвать отношения лишь потому, что они тебе не выгодны, а третьим сунуть пару комплиментов, чтобы их сдобрить, а они потом ответят тебе тем же при удобном случае…
- Примерно так! Но ты обрисовал упрощенную модель общества. На самом деле все гораздо сложнее. Приходится сильно напрягаться и быть всегда начеку, а иначе – склюют или сожрут…
- Так они звери или птицы? – засмеялся военный.
- И те, и другие есть среди них!
Какое-то время спутники шли молча. Писатель пытался всмотреться в темноту и увидеть в ней больше, чем способен обычный человек с помощью зрения. Военный Игорь Чернов шел следом и не пытался ничего увидеть – он размышлял о скудности бытия и обдумывал их разговор, наконец он не выдержал и сказал:
- Жизнь сложнее, чем видится обычному человеку! Я только сейчас понял: насколько все усилия по поиску себя, своего места в этой жизни – скудны и незначительны…
- Ты, о чем?
- Я о том, что сколько не старайся, сколько не кривляйся, сколько не упорствуй произвести впечатление на людей – все равно всем ложиться в землю в деревянном ящике…
- Слишком мрачная философия!
- Не всем…некоторым в цинковый ящик!
- Теперь мне стало спокойней. Спасибо!
- Неужели, Вань, тебя это пугает? Ты же убивал своих героев на страницах книг. У тебя нет ни одной истории без смерти героев…
- Естественно. Ведь я пишу детективные истории, а в них без убийств никак.
- Но легче ли тебе принять свою смерть, сталкиваясь с ней в разных историях, увековеченных на страницах книг?
Писатель задумался. Военный продолжил:
- А мне да! Только на поле брани ты способен понять цену своей жизни, а точнее ее обесценивание. Тобой управляют будто пешкой на шахматной доске, бросают в самое пекло боевых действий – фактически посылают на смерть, а ты не в праве ослушаться и идешь, как бычок на бойню…
- И к чему этот разговор? Все знают, что жизнь человека бесценна. Это просто общество так построено, что все имеет цену, а то что оценить нельзя, то обесценивают…
- Что это за законы?
- Это не законы. Это реальность. Почитай, если хочешь…
- Не надо мне списка книг на домашнее прочтение. Ты же знаешь, что я к этому занятию равнодушен. Мне осталось немного жить, и я не хочу проводить остаток своей жизни так скучно…
- Чтение вовсе не скучное занятие! Для тех, кто понимает – это совсем не скучно.
- Мы разные, но мы способны друг друга понимать, ведь правда?
- Можем конечно!
- Отлично!
Какое-то расстояние пилигримы прошли опять молча. Усталость в ногах уже начала накапливаться и это сказалось на старом вояке гораздо заметнее, чем на более молодом писателе. Игорь стал отставать, но виду не показывал. Его ночные пьянки, которыми он в последнее время злоупотреблял, начали сказываться – военный терял свою обычную физическую форму и это становилось все очевиднее с каждым пройденным отрезком пути, наконец-то Чернов взмолился:
- Погоди, Вань!
- Что? – повернулся к нему писатель. – Что-то случилось?
- Давай отдохнем. Старому псу надо сделать привал. Что-то я измотался. Старею что ли?
- С виду ты в отличной форме. Просто, как мне кажется, ты себя истощил морально в поезде, когда ты был как затычка в одном месте…извини, но это так. Как только что-нибудь происходит, то ты бежишь к этому месту или человеку сломя голову. В твоем возрасте не стоит быть таким рефлексирующим – это опасно для твоего здоровья, а в данной ситуации для нас. Если, не дай Бог, с тобой что-то случится – я тебя не дотащу…
Игорь Чернов осмотрел писателя и сказал:
- Да. Слишком ты хилый, чтобы с тобой в разведку ходить…
- Что же тогда пошел?
- Человек ты хороший, надежный…
- Спасибо хоть на этом. Если со мной что-то случится, то можешь написать мне такую эпитафию…
Военный засмеялся:
- Здесь лежит Иван Суворов – средний руки писатель, но человек надежный и хороший….
- И подпись твоя чуть ниже… - засмеялся Иван.
Подполковник отдышался немного и стал намного серьезнее. Эти перепады настроения насторожили писателя, который стоял напротив и освещал лицо друга фонарем. Моментальное смена настроения привела Ивана в смятение, но обращать на это внимание он не стал, подумав, что Игорь – человек немолодой, прошедший войну и вполне возможно не совсем здоровый…
- Двинемся дальше? Или ты еще хочешь отдохнуть? – спросил Иван.
- Хорошо. Пойдем. Время работает против нас. Чем дольше мы будем стоять, тем меньше шансов на успех…
- Двинули!
Два друга пошли дальше исследовать тоннель метрополитена с надеждой на спасение. Идти с каждым пройденным отрезком пути становилось все труднее, но у мужчин была цель, а ответственность перед пассажирами, оставшимися в вагоне, была велика. Поворачивать назад было уже нельзя. Ни Иван, ни Игорь не знали какое расстояние нужно еще преодолеть, но что-то подсказывало им, что большую часть они прошли. Игорь сказал:
- Ты потом сможешь написать книгу, если мы, конечно, доберемся до точки назначения…
- Да, но для начала нужно, чтобы детективная история состоялась.
- В смысле? Мы же ведь знаем, кто убит, а кто – убийца! Чего тебе еще не хватает?
- Пока подтвержденной и официальной информации нет, а на домыслы я полагаться не могу – это неправильно по отношению к читателям. В мире, итак, много лжи, чтобы еще и в литературе был обман. Я может быть не святой, но лишний раз грех на душу не возьму…
- Но основной сюжет у тебя есть, а дальше, как ты говоришь, художественный вымысел и твоя фантазия в помощь.
- Так-то оно так! Но…
- Что еще?
- Ты себе представляешь, как тяжело написать книгу? Я не могу взять любую историю и сделать из нее детективный роман. Для того, чтобы написать книгу должны совпасть многие вещи: у меня должно быть ясное представление про что книга, высшие силы должны помочь мне и дать энергии, а сюжет при этом желательно должен быть неизбитым – оригинальным…
- Чего тебе не хватает сейчас? Высшие силы не дают энергии?
- Пока не знаю. Я же сейчас занят другим делом.
Военный усмехнулся:
- Наш подвиг запомнят на века, особенно если мы погибнем на пути к свободе. Представляешь заголовок завтрашней газеты: «Пилигримы совершили паломничество в один конец!»
- Я не разделяю твою иронию. Мне бы еще хотелось пожить…
- А зачем?
- Хотя бы ради Дины – она меня ждет, по крайней мере ждала, пока я не пропал.
- А какая она?
Писатель остановился и задумался. Через минуту молчания он ответил:
- Она удивительная. Она замечательная. Она самый светлый человек на этой земле, и она меня любит…
- Хорошо, если так. Рад за тебя. А меня давно никто не ждет…
- Сочувствую. Но может все впереди? Все еще может наладиться, при должном усилии с твоей стороны. Измениться никогда не поздно. Если человек хочет что-то поменять в своей жизни, то он обязательно добьется результата. А если желания нет, то никакие разговоры не помогут.
- Мне поздно меняться. Возраст уже…
- Ты не старый. Никогда не поздно что-то менять. Есть множество примеров, когда люди в преклонном возрасте меняли свою жизнь и становились счастливыми. Кто-то начинал вести здоровый образ жизни, другие осваивали новую профессию, третьи находили любимого человека. Так что все еще можно изменить…
- Хорошо, если так, но меня уже не изменить. Я загрубел, ожесточился. Мне изменения уже губительны. Все эти перемены могут в лучшем закончиться расстройством личности…
- О чем ты? Сначала говоришь, что неплохо бы, чтобы произошли изменения в жизни, а потом идешь на попятную. Как тебя понимать?
- Как хочешь, так и понимай. Я жизнь прожил. Мне уже не измениться. Бог мне тоже больше не поможет – я исчерпал лимит его доверия. Он, как многие говорят, помогает всем, но меня, как бездуховного пациента, уже не спасти…
- Зря ты так говоришь…
Военный вздохнул. Силы покидали его, и он снова остановился:
- Давай передохнем? Что-то я устал от бесконечного марша. Это у тебя сил хватает на длительное путешествие, а меня ходьба выматывает, особенно когда не видно конца пути…
- Ты не в лучшей форме. Как это ты умудрился довести себя до такого состояния? Я думал, что военные обязаны быть в форме и зимой, и летом, и утром, и вечером…
- Да, конечно! Если ты рядовой солдат, то должен, а офицерам уже не обязательно, - засмеялся подполковник, - а я в последние годы службы не вставал со своего кресла…
- Что так?
- А зачем? Я заслужил свое место и мог отдохнуть. Я свое отбегал, отслужил – мне не нужно было больше напрягаться…
- Я всегда думал, что офицерский чин – это большая ответственность, а ты мне говоришь, что сидел на одном месте. Что-то у меня не вяжется…
- Я занимался организационной работой и бюрократическими делами. Просто мне не нужно было держать себя в форме, хотя сейчас бы хорошая подготовка не помешала бы…
- Это точно. Пойдем, а то время не ждет.
Военный нехотя начал движение за своим другом писателем Иваном Суворовым. Писатель шел сначала молча, но потом начал насвистывать едва знакомый мотив песенки, которую он слышал недавно по радио в одном продовольственном магазине, он не знал ни автора, ни названия, но больно уж она ему понравилась. Особо навязчивыми обычно бывают песни, про которые ты ничего знаешь, как только ты узнаешь об истории создания и исполнения композиции, то песня отпускает. Ты, конечно, вернешься к ней, но рабства уже не будет. Военный заметил это:
- Что ты там поешь, соловей?
- Вспомнил песню. Знаешь, а ведь с песней легче идти по жизни? Не так концентрируешься на своей усталости, а наоборот отвлекаешься от монотонной ходьбы…
- Это прописная истина и избитая…
- Да, это так! Но не все истины ложные. С некоторыми я готов согласиться, даже если их придумал не я или не близкий мне по духу человек.
- Стареешь что ли? Что-то раньше так не рассуждал. Тебе любой шаблон претил. Ты искал чего-то нового: впечатлений, ощущений, слов, истин…
Иван засмеялся:
- Так я с тобой в основном общаюсь. Вот и становлюсь похожим на тебя, а ты давно не молодой юнкер. Люди ведь, осознанно или нет, но перенимают от людей из окружения какие-то привычки, повадки, манеру поведения…
- В самом деле? Никогда не замечал…
- Внимательность – не твоя основная и сильная черта, а мне без нее никак, хотя в детстве я не был наделен подобным свойством, но со временем тренировался и развил ее до должного уровня. Все приходит только с трудом…
- Да, отец! Сегодня ты оригинальностью не блещешь. – засмеялся снова подполковник, - Просто капитан очевидность какой-то! Что с тобой сделали три часа в вагоне?
- В вагоне с двумя трупами и с убийцей. Я просто уточнил…
- Уместное уточнение. Принимается.
Мужчины снова пошли молча. Писатель очень переживал, что в фонаре разрядятся батарейки, ведь запасных не было, поэтому он периодически отключал фонарь, чтобы заряда хватило на весь путь, а он обещал быть не близким. Идти в полной темноте не хотелось совсем – такой путь мог их никуда не привести.
Путники шли в полном молчании. Темы для разговоров были исчерпаны, да и о чем могут говорить люди, проведшие несколько часов в замкнутом пространстве рядом. Оба понимали, что узнали друг с другом лучше, чем за предыдущие годы общения в интернете. Военный был уверен, что достаточно хорошо узнал своего спутника, писатель аналогично думал об подполковнике Чернове. Ничто не предвещало ничего неожиданного и из ряда вон выходящего. Путь был бесконечным, декорации однообразными, мысли в голове вертелись одни и те же. И была полная уверенность, что так продлится еще долго, пока путь не будет пройден…
Писатель Иван Суворов думал о том: насколько быстро преодолевает поезд метро расстояние между станциями – проходит всего несколько минут, но пешком пройти такой маршрут очень тяжело, особенно после того, как просидишь в заточении три часа, выгорев эмоционально. Ему вспоминались старые фильмы о крестовых походах. Он уже почти ощущал себя рыцарем, одежда казалась доспехами – тяжелыми и непробиваемыми, а фонарь почти превратился в меч или копье…
Подполковник Игорь Чернов не думал вовсе. Он надеялся дойти до пункта назначения без особых потерь, но учитывая какой ценой ему давалась ходьба – он уже проклинал свое решение выйти из вагона. Конечно, сидеть и ждать – тоже не вариант, но на зачем он предложил свою кандидатуру для марафонской спортивной ходьбы? Он старый, уже давно не такой сильный, как раньше, волосы редеют и седеют, внутренние органы тоже дают сбои, ноги почти стали ватными…
Иван неожиданно заметил, что у него развязался шнурок на ботинке, а перспектива наступить на него и упасть, представлялась не очень радужной. Он сказал Игорю:
- Подержи фонарь, а то у меня шнурок развязался!
Иван протянул подполковнику фонарь и тот взял его в левую руку. Писатель так и замер. Что-то щелкнуло в его сознании. Он стал вспоминать расположение людей на момент отключения электричества – и в первый раз и во второй – подполковник сидел справа от Ивана и мог быть пройти мимо него и создать воздушные потоки. Почему же он раньше об этом не подумал? Почему он даже не стал рассматривать кандидатуру подполковника Чернова на роль убийцы? Просто он слишком ему доверял…
Писатель сделал вид, что завязывает шнурки и даже старался не поднимать головы на своего спутника, а сам думал:
- Он левша. Он взял фонарь в левую руку – это точно! Он сидел справа от меня. После первого отключения электричества мне еще показалось, что место рядом пустовало! Вот я попал! Отправился с убийцей в путешествие в один конец. Теперь он мне точно эпитафию напишет…
- Вань, ты что так долго? Разучился что ли шнурки завязывать?
- Нет. Сейчас. Все нормально.
Подполковник внимательно посмотрел на своего друга и спросил:
- Что-то произошло? Говори, а то дальше не пойдем.
Писатель, не смотря в глаза спутнику, поднялся и сказал:
- Ты не говорил, что ты левша. А ведь теперь все очевидно – ты убийца Игорь! Мне все стало понятно. Моя ошибка в том, что я не рассматривал тебя в качестве потенциального убийцы. Но ведь это ты!
Подполковник зло улыбнулся:
- Наконец-то ты догадался, парень. А какой же у меня мотив? Я тоже не знал этих двух ученых в жизни…
- Подожди, но ты же жутко бесился, когда биолог громко говорил по телефону о награждении Президентской премией…
- Это так. Я имею большой недостаток – у меня усиленное чувство социальной несправедливости. Если кто-то почивает на лаврах, ничего не делая, а другой трудится не покладая рук и не получает ничего – это нечестно…
- Ты завидовал им, Игорь! Зависть твой мотив! Как примитивно все, что тошно…как ты мог убить этих людей?
- Тебе меня все равно не понять, но поговорить на эту тему мы можем, если хочешь?
- Давай поговорим! Теперь торопиться некуда.
- Ты правильно понял. Но сначала я хотел сказать, что твой последний роман неплох и ты мог бы получить Президентскую премию по литературе и встать в один ряд с этими жлобами-учеными…
- Но ты же убил их просто из-за того, что им должны были вручить премию?
- Убил. Я отдал все свое здоровье, служа Родине и рискуя жизнью, а я не получил никакого вознаграждения, а просто был сухо и безжалостно убран из военных структур. А эти ученые протирали зад в своих лабораториях и их награждают, как героев. Что они сделали для страны? За что им такие почести? Вот и ты, сидя на месте ровно, можешь получить свою награду…скажи, Вань, разве это справедливо?
Писатель стоял молча и смотрел, как человек, которого он считал своим другом, на глазах превратился в серийного убийцу, с явными психическими отклонениями. Иван сказал:
- Нет. Это не справедливо. Но ты не имеешь права убивать по этой причине людей. Ты не имеешь права лишать людей жизни только из-за того, что тебе не досталось «конфетки», а другим досталось. Ты же убил двоих людей, Игорь!
- А кто мне запретит? Ты что ли? Вполне вероятно, что ты не вернешься домой, Вань, и не увидишь Дину. А все из-за того, что ты слишком умный и догадался. Слишком легкомысленно я себя повел. Не дал бы обнаружить свою леворукость и все бы было нормально. И ты был бы спасен, и я, и остальные люди. А теперь ход нашей истории повернется совсем в другое русло. Придется мне тебя убить, Иван! Как бы мне не хотелось. Ты мне нравился, до определенного момента, но теперь я просто не могу тебя оставить в живых…
Подполковник достал нож из внутреннего кармана куртки. Это был обычный армейский нож, но именно он был орудием убийства биолога и математика. Писатель понял, что ему не жить и он поторопился отсрочить свой исход:
- Подожди!
- Что? Испугался? Я постараюсь все сделать быстро…
- Ты же всех заставлял рассказывать истории, а твоей истории никто не слышал. Тебе не кажется, что это тоже несправедливо?
- Ты считаешь, что мне нужно рассказать свою историю, а потом убить тебя?
- Так будет правильнее. Все рассказали о себе, а ты нет.
- Хорошо. Я расскажу…
[Скрыть]
Регистрационный номер 0505767 выдан для произведения:
Глава 8
Писатель Иван Суворов и подполковник в отставке Игорь Чернов вылезли через окно и очутились в темном коридоре. Военный сказал:
- Не видно ничего! Темень кромешная, как в аду.
- Ты так говоришь словно был там. Я бы поостерегся говорить о том, о чем неизвестно почти ничего. В книгах об этом не пишут, а если и пишут, то довольно куце и неправдоподобно. Ад – это метафизическое состояние…
- Ты много умничаешь, парень! Не мог бы ты выражаться яснее?
- А как можно высказать свою мысль понятнее, если предмет обсуждения не имеет никакой формы. В природе нет ни одного человека, который побывал там и вернулся, чтобы рассказать…
- Подожди. Что ты мне мозги дуришь своим умствованием? Ад – это и есть жизненный путь, разве нет? Хуже, чем на этой планете жизни нет нигде.
- Я бы не стал так говорить. Ведь ты же не знаешь, как живут на других планетах и есть ли там жизнь или нет. Почему ты так уверен, что твоя жизнь самая сложная и ужасная?
- Поверь мне. Я был на войне…
Писатель промолчал. Он зажег фонарь.
- Ух ты! А ты не говорил, что у тебя с собой есть источник света. - сказал военный. – если бы я знал, то не гадал бы куда идти – в смысле в какую сторону…
- Идти определенно надо вперед. И хотя мы находимся примерно посередине станций, но ближе к конечной…
- Ты уверен?
- Я уже ни в чем не уверен, но мне интуиция подсказывает.
- Я так и знал, что если пойду с тобой, то мы будем следовать твоей интуиции, - усмехнулся подполковник, - а твоя система дает гарантию?
- Какие гарантии могут быть? Нам просто надо добраться до станции, раньше, чем мы умрем или смертельно устанем.
- Согласен. Ну что пойдем вперед?
- А есть другой вариант? Я не вижу смысла идти назад – это неправильно…
- Я не вижу разницы. Но мы можем разделиться: один пойдет вперед, а другой назад! – засмеялся Игорь Чернов.
- Твое остроумие уместно всегда, но только не сейчас. Если мы пойдем раздельно, то кто-то из нас погибнет, а другой об этом не узнает. К тому же фонарь у нас один.
- Уговорил. Пойдем вперед.
Писатель с фонарем в руке пошел впереди, а в двух шагах от него, немного сзади поплелся военный. Сил у обоих оставалось уже немного, но в критических ситуациях организм человека наполняется, таившейся где-то внутри, силой. Поэтому начало пути двум пилигримам показалось легким и даже радостным: наконец-то можно было не сидеть на месте, а немного подвигаться, но когда прошло несколько минут пути в темноте (фонарь светил, но не поглощал все пространство), то первопроходцы заметно скисли. Писатель сказал:
- Игорь, ты не подсчитывал сколько примерно нам нужно идти, чтобы добраться до цели – станции?
- Я в этом не силен. Ты же сторонник умственного труда, даже я бы сказал – полноправный представитель думающего населения…
- Очень смешно! Знаешь, я как-то никогда не измерял расстояние между станциями метро. Не приходилось заниматься такой глупостью…
- Ну, а чего ты меня спрашиваешь? Я откуда знаю. В метро бываю не чаще, чем ты и уж, тем более не мог представить, что попаду в такую ситуацию. Это же нонсенс! Подобные поломки случаются раз в полвека и надо же было попасть в этот поезд именно нам!
- Судьба злодейка!
- Не пеняй на судьбу, коль рожа крива!
- Так ты сам начал!
- Я в шутку. Неужели ты думаешь, что я буду серьезным в тот момент, когда наконец покинул вагон, в котором провел почти три часа без движений? Я побывал на войне и поверь мне – там жизнь гораздо страшнее и опаснее, чем поломка любого состава…
- Я не спорю. Ты же мне рассказывал как-то…
- Вот именно. И что ты из этого рассказа вынес? Усвоил что-то полезное?
- Мне трудно что-то объективное сказать. Я пацифист.
- Это что еще за зверь?
- То есть я против войны и насилия в любых их проявлениях…
- Тогда тебе надо было родиться не здесь, а на какой-нибудь планете, населенной тюленями…
- Почему тюленями?
- Потому что тюлени точно не воюют! Им незачем воевать. Лежат себе на льдинах и греют пузо на солнце и пофиг ему на военные конфликты, все равно, понимаешь?
- Твоя больная тема?
- Конечно! А как ты хотел? Я прошел войну. Видел много смертей. Почти все мои товарищи погибли или стали калеками, причем многие моральными. Я тоже не хотел на войну, но кто меня спросил. В жизни есть вещи, с которыми ты сталкиваешься…и не важно: хотел ты этого или нет?
- Да. Извини.
- Не извиняйся. Тебе просто не понять, как это не очевидно для всех, кто не побывал на этой бойне. Но, если тебе все же станет интересно, то милости прошу – у меня много есть чего рассказать на эту тему.
- Буду знать, но мне интересно только то, что пригодится для моей следующей книги. Вот если я решу писать военную повесть, тогда твои истории пригодятся, а пока нет…извини…
- Вот ты значит какой?
- Какой же?
- Меркантильный. Только выгода тебя привлекает, а, чтобы послушать человека, когда он тебе душу изливает, то тут ты идешь на попятную. А может ты со мной идешь пока я тебе нужен, а вот стану не нужен – ты от меня избавишься? Столкнешь под поезд…
- Какой поезд? Наш поезд стоит уже давно и с места похоже двигаться не собирается. А я меркантильный только в работе, а в жизни я другой…
- Какой?
- Чуткий, добрый и внимательный! – засмеялся писатель. – Дина соврать не даст, а то как бы она меня терпела?
- Подруга твоя – золото! Такого человека, как ты, терпеть тяжело. Ты один во время работы, другой в жизни, а третий перед лицом опасности. Что за карнавал?
- В социальной жизни приходится менять маски, чтобы быть успешным. А по-другому тебя не поймут и не примут за своего. В обществе уже не принято переть, как танк, и гнуть свою линию. В моде – компромиссы и умение приспособиться…
- Блин! Змеиные уловки!
- Согласен. Но такова современная жизнь в обществе.
- Да ну ее! Это не жизненная позиция, это ее отсутствие. Как можно быть таким бесхребетным. Этим угодить, с теми порвать отношения лишь потому, что они тебе не выгодны, а третьим сунуть пару комплиментов, чтобы их сдобрить, а они потом ответят тебе тем же при удобном случае…
- Примерно так! Но ты обрисовал упрощенную модель общества. На самом деле все гораздо сложнее. Приходится сильно напрягаться и быть всегда начеку, а иначе – склюют или сожрут…
- Так они звери или птицы? – засмеялся военный.
- И те, и другие есть среди них!
Какое-то время спутники шли молча. Писатель пытался всмотреться в темноту и увидеть в ней больше, чем способен обычный человек с помощью зрения. Военный Игорь Чернов шел следом и не пытался ничего увидеть – он размышлял о скудности бытия и обдумывал их разговор, наконец он не выдержал и сказал:
- Жизнь сложнее, чем видится обычному человеку! Я только сейчас понял: насколько все усилия по поиску себя, своего места в этой жизни – скудны и незначительны…
- Ты, о чем?
- Я о том, что сколько не старайся, сколько не кривляйся, сколько не упорствуй произвести впечатление на людей – все равно всем ложиться в землю в деревянном ящике…
- Слишком мрачная философия!
- Не всем…некоторым в цинковый ящик!
- Теперь мне стало спокойней. Спасибо!
- Неужели, Вань, тебя это пугает? Ты же убивал своих героев на страницах книг. У тебя нет ни одной истории без смерти героев…
- Естественно. Ведь я пишу детективные истории, а в них без убийств никак.
- Но легче ли тебе принять свою смерть, сталкиваясь с ней в разных историях, увековеченных на страницах книг?
Писатель задумался. Военный продолжил:
- А мне да! Только на поле брани ты способен понять цену своей жизни, а точнее ее обесценивание. Тобой управляют будто пешкой на шахматной доске, бросают в самое пекло боевых действий – фактически посылают на смерть, а ты не в праве ослушаться и идешь, как бычок на бойню…
- И к чему этот разговор? Все знают, что жизнь человека бесценна. Это просто общество так построено, что все имеет цену, а то что оценить нельзя, то обесценивают…
- Что это за законы?
- Это не законы. Это реальность. Почитай, если хочешь…
- Не надо мне списка книг на домашнее прочтение. Ты же знаешь, что я к этому занятию равнодушен. Мне осталось немного жить, и я не хочу проводить остаток своей жизни так скучно…
- Чтение вовсе не скучное занятие! Для тех, кто понимает – это совсем не скучно.
- Мы разные, но мы способны друг друга понимать, ведь правда?
- Можем конечно!
- Отлично!
Какое-то расстояние пилигримы прошли опять молча. Усталость в ногах уже начала накапливаться и это сказалось на старом вояке гораздо заметнее, чем на более молодом писателе. Игорь стал отставать, но виду не показывал. Его ночные пьянки, которыми он в последнее время злоупотреблял, начали сказываться – военный терял свою обычную физическую форму и это становилось все очевиднее с каждым пройденным отрезком пути, наконец-то Чернов взмолился:
- Погоди, Вань!
- Что? – повернулся к нему писатель. – Что-то случилось?
- Давай отдохнем. Старому псу надо сделать привал. Что-то я измотался. Старею что ли?
- С виду ты в отличной форме. Просто, как мне кажется, ты себя истощил морально в поезде, когда ты был как затычка в одном месте…извини, но это так. Как только что-нибудь происходит, то ты бежишь к этому месту или человеку сломя голову. В твоем возрасте не стоит быть таким рефлексирующим – это опасно для твоего здоровья, а в данной ситуации для нас. Если, не дай Бог, с тобой что-то случится – я тебя не дотащу…
Игорь Чернов осмотрел писателя и сказал:
- Да. Слишком ты хилый, чтобы с тобой в разведку ходить…
- Что же тогда пошел?
- Человек ты хороший, надежный…
- Спасибо хоть на этом. Если со мной что-то случится, то можешь написать мне такую эпитафию…
Военный засмеялся:
- Здесь лежит Иван Суворов – средний руки писатель, но человек надежный и хороший….
- И подпись твоя чуть ниже… - засмеялся Иван.
Подполковник отдышался немного и стал намного серьезнее. Эти перепады настроения насторожили писателя, который стоял напротив и освещал лицо друга фонарем. Моментальное смена настроения привела Ивана в смятение, но обращать на это внимание он не стал, подумав, что Игорь – человек немолодой, прошедший войну и вполне возможно не совсем здоровый…
- Двинемся дальше? Или ты еще хочешь отдохнуть? – спросил Иван.
- Хорошо. Пойдем. Время работает против нас. Чем дольше мы будем стоять, тем меньше шансов на успех…
- Двинули!
Два друга пошли дальше исследовать тоннель метрополитена с надеждой на спасение. Идти с каждым пройденным отрезком пути становилось все труднее, но у мужчин была цель, а ответственность перед пассажирами, оставшимися в вагоне, была велика. Поворачивать назад было уже нельзя. Ни Иван, ни Игорь не знали какое расстояние нужно еще преодолеть, но что-то подсказывало им, что большую часть они прошли. Игорь сказал:
- Ты потом сможешь написать книгу, если мы, конечно, доберемся до точки назначения…
- Да, но для начала нужно, чтобы детективная история состоялась.
- В смысле? Мы же ведь знаем, кто убит, а кто – убийца! Чего тебе еще не хватает?
- Пока подтвержденной и официальной информации нет, а на домыслы я полагаться не могу – это неправильно по отношению к читателям. В мире, итак, много лжи, чтобы еще и в литературе был обман. Я может быть не святой, но лишний раз грех на душу не возьму…
- Но основной сюжет у тебя есть, а дальше, как ты говоришь, художественный вымысел и твоя фантазия в помощь.
- Так-то оно так! Но…
- Что еще?
- Ты себе представляешь, как тяжело написать книгу? Я не могу взять любую историю и сделать из нее детективный роман. Для того, чтобы написать книгу должны совпасть многие вещи: у меня должно быть ясное представление про что книга, высшие силы должны помочь мне и дать энергии, а сюжет при этом желательно должен быть неизбитым – оригинальным…
- Чего тебе не хватает сейчас? Высшие силы не дают энергии?
- Пока не знаю. Я же сейчас занят другим делом.
Военный усмехнулся:
- Наш подвиг запомнят на века, особенно если мы погибнем на пути к свободе. Представляешь заголовок завтрашней газеты: «Пилигримы совершили паломничество в один конец!»
- Я не разделяю твою иронию. Мне бы еще хотелось пожить…
- А зачем?
- Хотя бы ради Дины – она меня ждет, по крайней мере ждала, пока я не пропал.
- А какая она?
Писатель остановился и задумался. Через минуту молчания он ответил:
- Она удивительная. Она замечательная. Она самый светлый человек на этой земле, и она меня любит…
- Хорошо, если так. Рад за тебя. А меня давно никто не ждет…
- Сочувствую. Но может все впереди? Все еще может наладиться, при должном усилии с твоей стороны. Измениться никогда не поздно. Если человек хочет что-то поменять в своей жизни, то он обязательно добьется результата. А если желания нет, то никакие разговоры не помогут.
- Мне поздно меняться. Возраст уже…
- Ты не старый. Никогда не поздно что-то менять. Есть множество примеров, когда люди в преклонном возрасте меняли свою жизнь и становились счастливыми. Кто-то начинал вести здоровый образ жизни, другие осваивали новую профессию, третьи находили любимого человека. Так что все еще можно изменить…
- Хорошо, если так, но меня уже не изменить. Я загрубел, ожесточился. Мне изменения уже губительны. Все эти перемены могут в лучшем закончиться расстройством личности…
- О чем ты? Сначала говоришь, что неплохо бы, чтобы произошли изменения в жизни, а потом идешь на попятную. Как тебя понимать?
- Как хочешь, так и понимай. Я жизнь прожил. Мне уже не измениться. Бог мне тоже больше не поможет – я исчерпал лимит его доверия. Он, как многие говорят, помогает всем, но меня, как бездуховного пациента, уже не спасти…
- Зря ты так говоришь…
Военный вздохнул. Силы покидали его, и он снова остановился:
- Давай передохнем? Что-то я устал от бесконечного марша. Это у тебя сил хватает на длительное путешествие, а меня ходьба выматывает, особенно когда не видно конца пути…
- Ты не в лучшей форме. Как это ты умудрился довести себя до такого состояния? Я думал, что военные обязаны быть в форме и зимой, и летом, и утром, и вечером…
- Да, конечно! Если ты рядовой солдат, то должен, а офицерам уже не обязательно, - засмеялся подполковник, - а я в последние годы службы не вставал со своего кресла…
- Что так?
- А зачем? Я заслужил свое место и мог отдохнуть. Я свое отбегал, отслужил – мне не нужно было больше напрягаться…
- Я всегда думал, что офицерский чин – это большая ответственность, а ты мне говоришь, что сидел на одном месте. Что-то у меня не вяжется…
- Я занимался организационной работой и бюрократическими делами. Просто мне не нужно было держать себя в форме, хотя сейчас бы хорошая подготовка не помешала бы…
- Это точно. Пойдем, а то время не ждет.
Военный нехотя начал движение за своим другом писателем Иваном Суворовым. Писатель шел сначала молча, но потом начал насвистывать едва знакомый мотив песенки, которую он слышал недавно по радио в одном продовольственном магазине, он не знал ни автора, ни названия, но больно уж она ему понравилась. Особо навязчивыми обычно бывают песни, про которые ты ничего знаешь, как только ты узнаешь об истории создания и исполнения композиции, то песня отпускает. Ты, конечно, вернешься к ней, но рабства уже не будет. Военный заметил это:
- Что ты там поешь, соловей?
- Вспомнил песню. Знаешь, а ведь с песней легче идти по жизни? Не так концентрируешься на своей усталости, а наоборот отвлекаешься от монотонной ходьбы…
- Это прописная истина и избитая…
- Да, это так! Но не все истины ложные. С некоторыми я готов согласиться, даже если их придумал не я или не близкий мне по духу человек.
- Стареешь что ли? Что-то раньше так не рассуждал. Тебе любой шаблон претил. Ты искал чего-то нового: впечатлений, ощущений, слов, истин…
Иван засмеялся:
- Так я с тобой в основном общаюсь. Вот и становлюсь похожим на тебя, а ты давно не молодой юнкер. Люди ведь, осознанно или нет, но перенимают от людей из окружения какие-то привычки, повадки, манеру поведения…
- В самом деле? Никогда не замечал…
- Внимательность – не твоя основная и сильная черта, а мне без нее никак, хотя в детстве я не был наделен подобным свойством, но со временем тренировался и развил ее до должного уровня. Все приходит только с трудом…
- Да, отец! Сегодня ты оригинальностью не блещешь. – засмеялся снова подполковник, - Просто капитан очевидность какой-то! Что с тобой сделали три часа в вагоне?
- В вагоне с двумя трупами и с убийцей. Я просто уточнил…
- Уместное уточнение. Принимается.
Мужчины снова пошли молча. Писатель очень переживал, что в фонаре разрядятся батарейки, ведь запасных не было, поэтому он периодически отключал фонарь, чтобы заряда хватило на весь путь, а он обещал быть не близким. Идти в полной темноте не хотелось совсем – такой путь мог их никуда не привести.
Путники шли в полном молчании. Темы для разговоров были исчерпаны, да и о чем могут говорить люди, проведшие несколько часов в замкнутом пространстве рядом. Оба понимали, что узнали друг с другом лучше, чем за предыдущие годы общения в интернете. Военный был уверен, что достаточно хорошо узнал своего спутника, писатель аналогично думал об подполковнике Чернове. Ничто не предвещало ничего неожиданного и из ряда вон выходящего. Путь был бесконечным, декорации однообразными, мысли в голове вертелись одни и те же. И была полная уверенность, что так продлится еще долго, пока путь не будет пройден…
Писатель Иван Суворов думал о том: насколько быстро преодолевает поезд метро расстояние между станциями – проходит всего несколько минут, но пешком пройти такой маршрут очень тяжело, особенно после того, как просидишь в заточении три часа, выгорев эмоционально. Ему вспоминались старые фильмы о крестовых походах. Он уже почти ощущал себя рыцарем, одежда казалась доспехами – тяжелыми и непробиваемыми, а фонарь почти превратился в меч или копье…
Подполковник Игорь Чернов не думал вовсе. Он надеялся дойти до пункта назначения без особых потерь, но учитывая какой ценой ему давалась ходьба – он уже проклинал свое решение выйти из вагона. Конечно, сидеть и ждать – тоже не вариант, но на зачем он предложил свою кандидатуру для марафонской спортивной ходьбы? Он старый, уже давно не такой сильный, как раньше, волосы редеют и седеют, внутренние органы тоже дают сбои, ноги почти стали ватными…
Иван неожиданно заметил, что у него развязался шнурок на ботинке, а перспектива наступить на него и упасть, представлялась не очень радужной. Он сказал Игорю:
- Подержи фонарь, а то у меня шнурок развязался!
Иван протянул подполковнику фонарь и тот взял его в левую руку. Писатель так и замер. Что-то щелкнуло в его сознании. Он стал вспоминать расположение людей на момент отключения электричества – и в первый раз и во второй – подполковник сидел справа от Ивана и мог быть пройти мимо него и создать воздушные потоки. Почему же он раньше об этом не подумал? Почему он даже не стал рассматривать кандидатуру подполковника Чернова на роль убийцы? Просто он слишком ему доверял…
Писатель сделал вид, что завязывает шнурки и даже старался не поднимать головы на своего спутника, а сам думал:
- Он левша. Он взял фонарь в левую руку – это точно! Он сидел справа от меня. После первого отключения электричества мне еще показалось, что место рядом пустовало! Вот я попал! Отправился с убийцей в путешествие в один конец. Теперь он мне точно эпитафию напишет…
- Вань, ты что так долго? Разучился что ли шнурки завязывать?
- Нет. Сейчас. Все нормально.
Подполковник внимательно посмотрел на своего друга и спросил:
- Что-то произошло? Говори, а то дальше не пойдем.
Писатель, не смотря в глаза спутнику, поднялся и сказал:
- Ты не говорил, что ты левша. А ведь теперь все очевидно – ты убийца Игорь! Мне все стало понятно. Моя ошибка в том, что я не рассматривал тебя в качестве потенциального убийцы. Но ведь это ты!
Подполковник зло улыбнулся:
- Наконец-то ты догадался, парень. А какой же у меня мотив? Я тоже не знал этих двух ученых в жизни…
- Подожди, но ты же жутко бесился, когда биолог громко говорил по телефону о награждении Президентской премией…
- Это так. Я имею большой недостаток – у меня усиленное чувство социальной несправедливости. Если кто-то почивает на лаврах, ничего не делая, а другой трудится не покладая рук и не получает ничего – это нечестно…
- Ты завидовал им, Игорь! Зависть твой мотив! Как примитивно все, что тошно…как ты мог убить этих людей?
- Тебе меня все равно не понять, но поговорить на эту тему мы можем, если хочешь?
- Давай поговорим! Теперь торопиться некуда.
- Ты правильно понял. Но сначала я хотел сказать, что твой последний роман неплох и ты мог бы получить Президентскую премию по литературе и встать в один ряд с этими жлобами-учеными…
- Но ты же убил их просто из-за того, что им должны были вручить премию?
- Убил. Я отдал все свое здоровье, служа Родине и рискуя жизнью, а я не получил никакого вознаграждения, а просто был сухо и безжалостно убран из военных структур. А эти ученые протирали зад в своих лабораториях и их награждают, как героев. Что они сделали для страны? За что им такие почести? Вот и ты, сидя на месте ровно, можешь получить свою награду…скажи, Вань, разве это справедливо?
Писатель стоял молча и смотрел, как человек, которого он считал своим другом, на глазах превратился в серийного убийцу, с явными психическими отклонениями. Иван сказал:
- Нет. Это не справедливо. Но ты не имеешь права убивать по этой причине людей. Ты не имеешь права лишать людей жизни только из-за того, что тебе не досталось «конфетки», а другим досталось. Ты же убил двоих людей, Игорь!
- А кто мне запретит? Ты что ли? Вполне вероятно, что ты не вернешься домой, Вань, и не увидишь Дину. А все из-за того, что ты слишком умный и догадался. Слишком легкомысленно я себя повел. Не дал бы обнаружить свою леворукость и все бы было нормально. И ты был бы спасен, и я, и остальные люди. А теперь ход нашей истории повернется совсем в другое русло. Придется мне тебя убить, Иван! Как бы мне не хотелось. Ты мне нравился, до определенного момента, но теперь я просто не могу тебя оставить в живых…
Подполковник достал нож из внутреннего кармана куртки. Это был обычный армейский нож, но именно он был орудием убийства биолога и математика. Писатель понял, что ему не жить и он поторопился отсрочить свой исход:
- Подожди!
- Что? Испугался? Я постараюсь все сделать быстро…
- Ты же всех заставлял рассказывать истории, а твоей истории никто не слышал. Тебе не кажется, что это тоже несправедливо?
- Ты считаешь, что мне нужно рассказать свою историю, а потом убить тебя?
- Так будет правильнее. Все рассказали о себе, а ты нет.
- Хорошо. Я расскажу…
Писатель Иван Суворов и подполковник в отставке Игорь Чернов вылезли через окно и очутились в темном коридоре. Военный сказал:
- Не видно ничего! Темень кромешная, как в аду.
- Ты так говоришь словно был там. Я бы поостерегся говорить о том, о чем неизвестно почти ничего. В книгах об этом не пишут, а если и пишут, то довольно куце и неправдоподобно. Ад – это метафизическое состояние…
- Ты много умничаешь, парень! Не мог бы ты выражаться яснее?
- А как можно высказать свою мысль понятнее, если предмет обсуждения не имеет никакой формы. В природе нет ни одного человека, который побывал там и вернулся, чтобы рассказать…
- Подожди. Что ты мне мозги дуришь своим умствованием? Ад – это и есть жизненный путь, разве нет? Хуже, чем на этой планете жизни нет нигде.
- Я бы не стал так говорить. Ведь ты же не знаешь, как живут на других планетах и есть ли там жизнь или нет. Почему ты так уверен, что твоя жизнь самая сложная и ужасная?
- Поверь мне. Я был на войне…
Писатель промолчал. Он зажег фонарь.
- Ух ты! А ты не говорил, что у тебя с собой есть источник света. - сказал военный. – если бы я знал, то не гадал бы куда идти – в смысле в какую сторону…
- Идти определенно надо вперед. И хотя мы находимся примерно посередине станций, но ближе к конечной…
- Ты уверен?
- Я уже ни в чем не уверен, но мне интуиция подсказывает.
- Я так и знал, что если пойду с тобой, то мы будем следовать твоей интуиции, - усмехнулся подполковник, - а твоя система дает гарантию?
- Какие гарантии могут быть? Нам просто надо добраться до станции, раньше, чем мы умрем или смертельно устанем.
- Согласен. Ну что пойдем вперед?
- А есть другой вариант? Я не вижу смысла идти назад – это неправильно…
- Я не вижу разницы. Но мы можем разделиться: один пойдет вперед, а другой назад! – засмеялся Игорь Чернов.
- Твое остроумие уместно всегда, но только не сейчас. Если мы пойдем раздельно, то кто-то из нас погибнет, а другой об этом не узнает. К тому же фонарь у нас один.
- Уговорил. Пойдем вперед.
Писатель с фонарем в руке пошел впереди, а в двух шагах от него, немного сзади поплелся военный. Сил у обоих оставалось уже немного, но в критических ситуациях организм человека наполняется, таившейся где-то внутри, силой. Поэтому начало пути двум пилигримам показалось легким и даже радостным: наконец-то можно было не сидеть на месте, а немного подвигаться, но когда прошло несколько минут пути в темноте (фонарь светил, но не поглощал все пространство), то первопроходцы заметно скисли. Писатель сказал:
- Игорь, ты не подсчитывал сколько примерно нам нужно идти, чтобы добраться до цели – станции?
- Я в этом не силен. Ты же сторонник умственного труда, даже я бы сказал – полноправный представитель думающего населения…
- Очень смешно! Знаешь, я как-то никогда не измерял расстояние между станциями метро. Не приходилось заниматься такой глупостью…
- Ну, а чего ты меня спрашиваешь? Я откуда знаю. В метро бываю не чаще, чем ты и уж, тем более не мог представить, что попаду в такую ситуацию. Это же нонсенс! Подобные поломки случаются раз в полвека и надо же было попасть в этот поезд именно нам!
- Судьба злодейка!
- Не пеняй на судьбу, коль рожа крива!
- Так ты сам начал!
- Я в шутку. Неужели ты думаешь, что я буду серьезным в тот момент, когда наконец покинул вагон, в котором провел почти три часа без движений? Я побывал на войне и поверь мне – там жизнь гораздо страшнее и опаснее, чем поломка любого состава…
- Я не спорю. Ты же мне рассказывал как-то…
- Вот именно. И что ты из этого рассказа вынес? Усвоил что-то полезное?
- Мне трудно что-то объективное сказать. Я пацифист.
- Это что еще за зверь?
- То есть я против войны и насилия в любых их проявлениях…
- Тогда тебе надо было родиться не здесь, а на какой-нибудь планете, населенной тюленями…
- Почему тюленями?
- Потому что тюлени точно не воюют! Им незачем воевать. Лежат себе на льдинах и греют пузо на солнце и пофиг ему на военные конфликты, все равно, понимаешь?
- Твоя больная тема?
- Конечно! А как ты хотел? Я прошел войну. Видел много смертей. Почти все мои товарищи погибли или стали калеками, причем многие моральными. Я тоже не хотел на войну, но кто меня спросил. В жизни есть вещи, с которыми ты сталкиваешься…и не важно: хотел ты этого или нет?
- Да. Извини.
- Не извиняйся. Тебе просто не понять, как это не очевидно для всех, кто не побывал на этой бойне. Но, если тебе все же станет интересно, то милости прошу – у меня много есть чего рассказать на эту тему.
- Буду знать, но мне интересно только то, что пригодится для моей следующей книги. Вот если я решу писать военную повесть, тогда твои истории пригодятся, а пока нет…извини…
- Вот ты значит какой?
- Какой же?
- Меркантильный. Только выгода тебя привлекает, а, чтобы послушать человека, когда он тебе душу изливает, то тут ты идешь на попятную. А может ты со мной идешь пока я тебе нужен, а вот стану не нужен – ты от меня избавишься? Столкнешь под поезд…
- Какой поезд? Наш поезд стоит уже давно и с места похоже двигаться не собирается. А я меркантильный только в работе, а в жизни я другой…
- Какой?
- Чуткий, добрый и внимательный! – засмеялся писатель. – Дина соврать не даст, а то как бы она меня терпела?
- Подруга твоя – золото! Такого человека, как ты, терпеть тяжело. Ты один во время работы, другой в жизни, а третий перед лицом опасности. Что за карнавал?
- В социальной жизни приходится менять маски, чтобы быть успешным. А по-другому тебя не поймут и не примут за своего. В обществе уже не принято переть, как танк, и гнуть свою линию. В моде – компромиссы и умение приспособиться…
- Блин! Змеиные уловки!
- Согласен. Но такова современная жизнь в обществе.
- Да ну ее! Это не жизненная позиция, это ее отсутствие. Как можно быть таким бесхребетным. Этим угодить, с теми порвать отношения лишь потому, что они тебе не выгодны, а третьим сунуть пару комплиментов, чтобы их сдобрить, а они потом ответят тебе тем же при удобном случае…
- Примерно так! Но ты обрисовал упрощенную модель общества. На самом деле все гораздо сложнее. Приходится сильно напрягаться и быть всегда начеку, а иначе – склюют или сожрут…
- Так они звери или птицы? – засмеялся военный.
- И те, и другие есть среди них!
Какое-то время спутники шли молча. Писатель пытался всмотреться в темноту и увидеть в ней больше, чем способен обычный человек с помощью зрения. Военный Игорь Чернов шел следом и не пытался ничего увидеть – он размышлял о скудности бытия и обдумывал их разговор, наконец он не выдержал и сказал:
- Жизнь сложнее, чем видится обычному человеку! Я только сейчас понял: насколько все усилия по поиску себя, своего места в этой жизни – скудны и незначительны…
- Ты, о чем?
- Я о том, что сколько не старайся, сколько не кривляйся, сколько не упорствуй произвести впечатление на людей – все равно всем ложиться в землю в деревянном ящике…
- Слишком мрачная философия!
- Не всем…некоторым в цинковый ящик!
- Теперь мне стало спокойней. Спасибо!
- Неужели, Вань, тебя это пугает? Ты же убивал своих героев на страницах книг. У тебя нет ни одной истории без смерти героев…
- Естественно. Ведь я пишу детективные истории, а в них без убийств никак.
- Но легче ли тебе принять свою смерть, сталкиваясь с ней в разных историях, увековеченных на страницах книг?
Писатель задумался. Военный продолжил:
- А мне да! Только на поле брани ты способен понять цену своей жизни, а точнее ее обесценивание. Тобой управляют будто пешкой на шахматной доске, бросают в самое пекло боевых действий – фактически посылают на смерть, а ты не в праве ослушаться и идешь, как бычок на бойню…
- И к чему этот разговор? Все знают, что жизнь человека бесценна. Это просто общество так построено, что все имеет цену, а то что оценить нельзя, то обесценивают…
- Что это за законы?
- Это не законы. Это реальность. Почитай, если хочешь…
- Не надо мне списка книг на домашнее прочтение. Ты же знаешь, что я к этому занятию равнодушен. Мне осталось немного жить, и я не хочу проводить остаток своей жизни так скучно…
- Чтение вовсе не скучное занятие! Для тех, кто понимает – это совсем не скучно.
- Мы разные, но мы способны друг друга понимать, ведь правда?
- Можем конечно!
- Отлично!
Какое-то расстояние пилигримы прошли опять молча. Усталость в ногах уже начала накапливаться и это сказалось на старом вояке гораздо заметнее, чем на более молодом писателе. Игорь стал отставать, но виду не показывал. Его ночные пьянки, которыми он в последнее время злоупотреблял, начали сказываться – военный терял свою обычную физическую форму и это становилось все очевиднее с каждым пройденным отрезком пути, наконец-то Чернов взмолился:
- Погоди, Вань!
- Что? – повернулся к нему писатель. – Что-то случилось?
- Давай отдохнем. Старому псу надо сделать привал. Что-то я измотался. Старею что ли?
- С виду ты в отличной форме. Просто, как мне кажется, ты себя истощил морально в поезде, когда ты был как затычка в одном месте…извини, но это так. Как только что-нибудь происходит, то ты бежишь к этому месту или человеку сломя голову. В твоем возрасте не стоит быть таким рефлексирующим – это опасно для твоего здоровья, а в данной ситуации для нас. Если, не дай Бог, с тобой что-то случится – я тебя не дотащу…
Игорь Чернов осмотрел писателя и сказал:
- Да. Слишком ты хилый, чтобы с тобой в разведку ходить…
- Что же тогда пошел?
- Человек ты хороший, надежный…
- Спасибо хоть на этом. Если со мной что-то случится, то можешь написать мне такую эпитафию…
Военный засмеялся:
- Здесь лежит Иван Суворов – средний руки писатель, но человек надежный и хороший….
- И подпись твоя чуть ниже… - засмеялся Иван.
Подполковник отдышался немного и стал намного серьезнее. Эти перепады настроения насторожили писателя, который стоял напротив и освещал лицо друга фонарем. Моментальное смена настроения привела Ивана в смятение, но обращать на это внимание он не стал, подумав, что Игорь – человек немолодой, прошедший войну и вполне возможно не совсем здоровый…
- Двинемся дальше? Или ты еще хочешь отдохнуть? – спросил Иван.
- Хорошо. Пойдем. Время работает против нас. Чем дольше мы будем стоять, тем меньше шансов на успех…
- Двинули!
Два друга пошли дальше исследовать тоннель метрополитена с надеждой на спасение. Идти с каждым пройденным отрезком пути становилось все труднее, но у мужчин была цель, а ответственность перед пассажирами, оставшимися в вагоне, была велика. Поворачивать назад было уже нельзя. Ни Иван, ни Игорь не знали какое расстояние нужно еще преодолеть, но что-то подсказывало им, что большую часть они прошли. Игорь сказал:
- Ты потом сможешь написать книгу, если мы, конечно, доберемся до точки назначения…
- Да, но для начала нужно, чтобы детективная история состоялась.
- В смысле? Мы же ведь знаем, кто убит, а кто – убийца! Чего тебе еще не хватает?
- Пока подтвержденной и официальной информации нет, а на домыслы я полагаться не могу – это неправильно по отношению к читателям. В мире, итак, много лжи, чтобы еще и в литературе был обман. Я может быть не святой, но лишний раз грех на душу не возьму…
- Но основной сюжет у тебя есть, а дальше, как ты говоришь, художественный вымысел и твоя фантазия в помощь.
- Так-то оно так! Но…
- Что еще?
- Ты себе представляешь, как тяжело написать книгу? Я не могу взять любую историю и сделать из нее детективный роман. Для того, чтобы написать книгу должны совпасть многие вещи: у меня должно быть ясное представление про что книга, высшие силы должны помочь мне и дать энергии, а сюжет при этом желательно должен быть неизбитым – оригинальным…
- Чего тебе не хватает сейчас? Высшие силы не дают энергии?
- Пока не знаю. Я же сейчас занят другим делом.
Военный усмехнулся:
- Наш подвиг запомнят на века, особенно если мы погибнем на пути к свободе. Представляешь заголовок завтрашней газеты: «Пилигримы совершили паломничество в один конец!»
- Я не разделяю твою иронию. Мне бы еще хотелось пожить…
- А зачем?
- Хотя бы ради Дины – она меня ждет, по крайней мере ждала, пока я не пропал.
- А какая она?
Писатель остановился и задумался. Через минуту молчания он ответил:
- Она удивительная. Она замечательная. Она самый светлый человек на этой земле, и она меня любит…
- Хорошо, если так. Рад за тебя. А меня давно никто не ждет…
- Сочувствую. Но может все впереди? Все еще может наладиться, при должном усилии с твоей стороны. Измениться никогда не поздно. Если человек хочет что-то поменять в своей жизни, то он обязательно добьется результата. А если желания нет, то никакие разговоры не помогут.
- Мне поздно меняться. Возраст уже…
- Ты не старый. Никогда не поздно что-то менять. Есть множество примеров, когда люди в преклонном возрасте меняли свою жизнь и становились счастливыми. Кто-то начинал вести здоровый образ жизни, другие осваивали новую профессию, третьи находили любимого человека. Так что все еще можно изменить…
- Хорошо, если так, но меня уже не изменить. Я загрубел, ожесточился. Мне изменения уже губительны. Все эти перемены могут в лучшем закончиться расстройством личности…
- О чем ты? Сначала говоришь, что неплохо бы, чтобы произошли изменения в жизни, а потом идешь на попятную. Как тебя понимать?
- Как хочешь, так и понимай. Я жизнь прожил. Мне уже не измениться. Бог мне тоже больше не поможет – я исчерпал лимит его доверия. Он, как многие говорят, помогает всем, но меня, как бездуховного пациента, уже не спасти…
- Зря ты так говоришь…
Военный вздохнул. Силы покидали его, и он снова остановился:
- Давай передохнем? Что-то я устал от бесконечного марша. Это у тебя сил хватает на длительное путешествие, а меня ходьба выматывает, особенно когда не видно конца пути…
- Ты не в лучшей форме. Как это ты умудрился довести себя до такого состояния? Я думал, что военные обязаны быть в форме и зимой, и летом, и утром, и вечером…
- Да, конечно! Если ты рядовой солдат, то должен, а офицерам уже не обязательно, - засмеялся подполковник, - а я в последние годы службы не вставал со своего кресла…
- Что так?
- А зачем? Я заслужил свое место и мог отдохнуть. Я свое отбегал, отслужил – мне не нужно было больше напрягаться…
- Я всегда думал, что офицерский чин – это большая ответственность, а ты мне говоришь, что сидел на одном месте. Что-то у меня не вяжется…
- Я занимался организационной работой и бюрократическими делами. Просто мне не нужно было держать себя в форме, хотя сейчас бы хорошая подготовка не помешала бы…
- Это точно. Пойдем, а то время не ждет.
Военный нехотя начал движение за своим другом писателем Иваном Суворовым. Писатель шел сначала молча, но потом начал насвистывать едва знакомый мотив песенки, которую он слышал недавно по радио в одном продовольственном магазине, он не знал ни автора, ни названия, но больно уж она ему понравилась. Особо навязчивыми обычно бывают песни, про которые ты ничего знаешь, как только ты узнаешь об истории создания и исполнения композиции, то песня отпускает. Ты, конечно, вернешься к ней, но рабства уже не будет. Военный заметил это:
- Что ты там поешь, соловей?
- Вспомнил песню. Знаешь, а ведь с песней легче идти по жизни? Не так концентрируешься на своей усталости, а наоборот отвлекаешься от монотонной ходьбы…
- Это прописная истина и избитая…
- Да, это так! Но не все истины ложные. С некоторыми я готов согласиться, даже если их придумал не я или не близкий мне по духу человек.
- Стареешь что ли? Что-то раньше так не рассуждал. Тебе любой шаблон претил. Ты искал чего-то нового: впечатлений, ощущений, слов, истин…
Иван засмеялся:
- Так я с тобой в основном общаюсь. Вот и становлюсь похожим на тебя, а ты давно не молодой юнкер. Люди ведь, осознанно или нет, но перенимают от людей из окружения какие-то привычки, повадки, манеру поведения…
- В самом деле? Никогда не замечал…
- Внимательность – не твоя основная и сильная черта, а мне без нее никак, хотя в детстве я не был наделен подобным свойством, но со временем тренировался и развил ее до должного уровня. Все приходит только с трудом…
- Да, отец! Сегодня ты оригинальностью не блещешь. – засмеялся снова подполковник, - Просто капитан очевидность какой-то! Что с тобой сделали три часа в вагоне?
- В вагоне с двумя трупами и с убийцей. Я просто уточнил…
- Уместное уточнение. Принимается.
Мужчины снова пошли молча. Писатель очень переживал, что в фонаре разрядятся батарейки, ведь запасных не было, поэтому он периодически отключал фонарь, чтобы заряда хватило на весь путь, а он обещал быть не близким. Идти в полной темноте не хотелось совсем – такой путь мог их никуда не привести.
Путники шли в полном молчании. Темы для разговоров были исчерпаны, да и о чем могут говорить люди, проведшие несколько часов в замкнутом пространстве рядом. Оба понимали, что узнали друг с другом лучше, чем за предыдущие годы общения в интернете. Военный был уверен, что достаточно хорошо узнал своего спутника, писатель аналогично думал об подполковнике Чернове. Ничто не предвещало ничего неожиданного и из ряда вон выходящего. Путь был бесконечным, декорации однообразными, мысли в голове вертелись одни и те же. И была полная уверенность, что так продлится еще долго, пока путь не будет пройден…
Писатель Иван Суворов думал о том: насколько быстро преодолевает поезд метро расстояние между станциями – проходит всего несколько минут, но пешком пройти такой маршрут очень тяжело, особенно после того, как просидишь в заточении три часа, выгорев эмоционально. Ему вспоминались старые фильмы о крестовых походах. Он уже почти ощущал себя рыцарем, одежда казалась доспехами – тяжелыми и непробиваемыми, а фонарь почти превратился в меч или копье…
Подполковник Игорь Чернов не думал вовсе. Он надеялся дойти до пункта назначения без особых потерь, но учитывая какой ценой ему давалась ходьба – он уже проклинал свое решение выйти из вагона. Конечно, сидеть и ждать – тоже не вариант, но на зачем он предложил свою кандидатуру для марафонской спортивной ходьбы? Он старый, уже давно не такой сильный, как раньше, волосы редеют и седеют, внутренние органы тоже дают сбои, ноги почти стали ватными…
Иван неожиданно заметил, что у него развязался шнурок на ботинке, а перспектива наступить на него и упасть, представлялась не очень радужной. Он сказал Игорю:
- Подержи фонарь, а то у меня шнурок развязался!
Иван протянул подполковнику фонарь и тот взял его в левую руку. Писатель так и замер. Что-то щелкнуло в его сознании. Он стал вспоминать расположение людей на момент отключения электричества – и в первый раз и во второй – подполковник сидел справа от Ивана и мог быть пройти мимо него и создать воздушные потоки. Почему же он раньше об этом не подумал? Почему он даже не стал рассматривать кандидатуру подполковника Чернова на роль убийцы? Просто он слишком ему доверял…
Писатель сделал вид, что завязывает шнурки и даже старался не поднимать головы на своего спутника, а сам думал:
- Он левша. Он взял фонарь в левую руку – это точно! Он сидел справа от меня. После первого отключения электричества мне еще показалось, что место рядом пустовало! Вот я попал! Отправился с убийцей в путешествие в один конец. Теперь он мне точно эпитафию напишет…
- Вань, ты что так долго? Разучился что ли шнурки завязывать?
- Нет. Сейчас. Все нормально.
Подполковник внимательно посмотрел на своего друга и спросил:
- Что-то произошло? Говори, а то дальше не пойдем.
Писатель, не смотря в глаза спутнику, поднялся и сказал:
- Ты не говорил, что ты левша. А ведь теперь все очевидно – ты убийца Игорь! Мне все стало понятно. Моя ошибка в том, что я не рассматривал тебя в качестве потенциального убийцы. Но ведь это ты!
Подполковник зло улыбнулся:
- Наконец-то ты догадался, парень. А какой же у меня мотив? Я тоже не знал этих двух ученых в жизни…
- Подожди, но ты же жутко бесился, когда биолог громко говорил по телефону о награждении Президентской премией…
- Это так. Я имею большой недостаток – у меня усиленное чувство социальной несправедливости. Если кто-то почивает на лаврах, ничего не делая, а другой трудится не покладая рук и не получает ничего – это нечестно…
- Ты завидовал им, Игорь! Зависть твой мотив! Как примитивно все, что тошно…как ты мог убить этих людей?
- Тебе меня все равно не понять, но поговорить на эту тему мы можем, если хочешь?
- Давай поговорим! Теперь торопиться некуда.
- Ты правильно понял. Но сначала я хотел сказать, что твой последний роман неплох и ты мог бы получить Президентскую премию по литературе и встать в один ряд с этими жлобами-учеными…
- Но ты же убил их просто из-за того, что им должны были вручить премию?
- Убил. Я отдал все свое здоровье, служа Родине и рискуя жизнью, а я не получил никакого вознаграждения, а просто был сухо и безжалостно убран из военных структур. А эти ученые протирали зад в своих лабораториях и их награждают, как героев. Что они сделали для страны? За что им такие почести? Вот и ты, сидя на месте ровно, можешь получить свою награду…скажи, Вань, разве это справедливо?
Писатель стоял молча и смотрел, как человек, которого он считал своим другом, на глазах превратился в серийного убийцу, с явными психическими отклонениями. Иван сказал:
- Нет. Это не справедливо. Но ты не имеешь права убивать по этой причине людей. Ты не имеешь права лишать людей жизни только из-за того, что тебе не досталось «конфетки», а другим досталось. Ты же убил двоих людей, Игорь!
- А кто мне запретит? Ты что ли? Вполне вероятно, что ты не вернешься домой, Вань, и не увидишь Дину. А все из-за того, что ты слишком умный и догадался. Слишком легкомысленно я себя повел. Не дал бы обнаружить свою леворукость и все бы было нормально. И ты был бы спасен, и я, и остальные люди. А теперь ход нашей истории повернется совсем в другое русло. Придется мне тебя убить, Иван! Как бы мне не хотелось. Ты мне нравился, до определенного момента, но теперь я просто не могу тебя оставить в живых…
Подполковник достал нож из внутреннего кармана куртки. Это был обычный армейский нож, но именно он был орудием убийства биолога и математика. Писатель понял, что ему не жить и он поторопился отсрочить свой исход:
- Подожди!
- Что? Испугался? Я постараюсь все сделать быстро…
- Ты же всех заставлял рассказывать истории, а твоей истории никто не слышал. Тебе не кажется, что это тоже несправедливо?
- Ты считаешь, что мне нужно рассказать свою историю, а потом убить тебя?
- Так будет правильнее. Все рассказали о себе, а ты нет.
- Хорошо. Я расскажу…
Рейтинг: 0
672 просмотра
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Новые произведения