ГлавнаяПрозаКрупные формыПовести → УВЯДШАЯ РОЗА В БУТЫЛКЕ

УВЯДШАЯ РОЗА В БУТЫЛКЕ

24 июля 2021 - Владимир Жуков
article496727.jpg
1

В нежаркий летний день Генрих Росомахов вышел из подъезда многоэтажного дома, в одну из квартир которого более тридцати лет назад мать переселила его из палаты роддома.
В пространстве знакомой с детства улицы он почувствовал себя, как в добротно сшитом, подогнанном по фигуре костюме. Заметил на бордюре какашки крупной собаки, – огорчился, кривя недурственное лицо; увидел прошедшие мимо женские ноги в мини-юбке и босоножках, – повеселел: кроме гадости есть в жизни прекрасное.
На противоположной стороне улицы, на фоне витрины парикмахерской, появился босой старик в длинных синих трусах, с порослью кучерявых седых волос на животе и на груди. Такого же цвета короткие прямые волосы покрывали его крупную голову с маленькими ушами. Длинные руки его отгоняли что-то от лица.
– Что случилось, уважаемый?! – перейдя мостовую, приветливо спросил Генрих у старика, который оказался ниже его  сантиметров на двадцать.
– Иду в психдиспансер!
– Но никакого психдиспансера поблизости нет! – объявил Генрих, хорошо зная, где в районе находятся всякие организации и учреждения.
– Нет, есть! – рассердился старик и указал костлявой рукой на угол желтого дома, до которого было метров двадцать. – Там, в переулке!
– Там нет диспансера! Там булочная, жилые дома, скверик, автомастерская с мойкой!
Старик внимательно посмотрел на овальное лицо Росомахова со сдобными щеками, затем на свое отражение в витрине парикмахерской и тихо произнес:
– Молодой человек, пойдем со мной, и убедишься, что я говорю правду, – руками оттянул и отпустил тугую резинку трусов.
– Чпок! – звонко хлопнула резинка о седовласый живот.
– Ну-ну, посмотрим, – проронил Генрих и со стариком дошел до угла желтого дома. Прежде чем свернуть в тенистый переулок, где прошлым летом бандит убил и ограбил его жену, Генрих понаблюдал, как по улице проехала полусотня велосипедистов в потных майках с разными номерами.

2

На двухэтажном доме из красного кирпича, сбоку от центрального входа, висела табличка: «Психоневрологический диспансер № …», – цифры скрывало засохшее серо-белое пятно птичьего помета.
– В прошлом году этот дом выселили и хотели сломать! – изумился Генрих. Похлопав ладонью по кирпичам стены, он убедился, что перед ним не мираж.
– Люди предполагают, а Бог располагает, – произнес старик важно.
– Вы верите в Бога? – отшагнув от стены, небрежно поинтересовался Генрих, разглядывая окна диспансера.
– Когда мне хорошо, бог есть; когда мне плохо, бога нет, – признался старик и предложил: – Пошли, возьмем справки для риелтора. Вдруг ты, как я, надумаешь квартиру продать.
– Квартиру продавать я не собираюсь, – задумчиво сказал Генрих. – А вот познать себя я бы хотел.
– Призыв: познай себя! – придуман властью для отвлечения человека от действительности! – безрезультатно толкая костлявой рукой железную дверь, провозгласил старик.
– Посторонись-ка, – Генрих Росомахов за ручку открыл железную дверь, вошел в вестибюль, остановился перед окошком в прозрачной перегородке, за которой сидела за столиком молодая медсестра. В полуметре от ее лица светился монитор компьютера. Её темно-русая прямая челка высовывалась из-под белой шапочки, закрывая лоб.
– Мне нужна справка для риелтора, что я психически здоров! ¬– плечом оттеснив Росомахова от окошечка, потребовал старик. – Я – Клестов Аркадий Дмитрич. Проживаю по улице…
– Дайте ваш паспорт, пожалуйста, – перебила медсестра, глядя с любопытством на лица посетителей – мужчина лет тридцати имел крупный нос и приветливый взгляд; старик имел круглые злые глаза и явно искусственные белоснежные зубы.
– Мой паспорт украли иностранные шпионы, – сердито сообщил Клестов, почесал ногу об ногу, чпокнул резинкой трусов о живот. – Они не хотят, чтобы я продал квартиру, а на полученные деньги построил в центре города площадку для приземления корабля инопланетян.
– Без паспорта вы справку не получите, – придав широкому лицу строгость, заявила медсестра.
– Вот мой паспорт! – сказал Генрих, бедром оттолкнул Клестова от окошка, вытащил из кармана белых брюк и подал в окошко документ. – Дайте мне справку, что я психически здоров!
– Сначала я вас направлю к психиатру, – полистав паспорт, медсестра заполнила появившийся на мониторе компьютера шаблон электронной больничной карты и вернула Росомахову паспорт вместе с талоном. – Одиннадцатый кабинет. Второй этаж.
Аркадий Клестов изловчился, схватил талончик и убежал в длинный сумеречный коридор, тянувшийся до лестницы на второй этаж.
– Что же вы рот разинули?! Догоняйте! – посоветовала медсестра.
– Догоняю, – исчезая в полутемном коридоре, откликнулся Генрих.
Медсестра достала из кармана халата смартфон, включила игру и повела виртуальную девочку по лабиринту, сражаясь с монстрами дубиной.

3

Психиатр Алла Любфина – сорокалетняя худенькая блондинка в белом халате – стояла у окна в кабинете №11. На рабочем столе ее лежал раскрытый ноутбук. Одноногое с высокой спинкой кресло занимало часть пространства между столом и стеной.
– Дорогие пластиковые окна, единственные на фасаде дома – за ними живет эгоист, – сказала Любфина словно рядом с ней был кто-то, желавший знать ее мысли. – За немытыми окнами живет одинокий мужчина; одинокая женщина не допустила бы грязные окна… За зашторенными окнами живут скрытные люди... За окном с разбитым стеклом, за которым увядшая роза торчит из бутылки, живет самоубийца.
– Ну-ка, детка, дай мне справку для риелтора, что я нормальный человек! – возникнув на пороге кабинета, потребовал Клестов, подбежал к столу, положил талон рядом с ноутбуком.
– Что общего у кирпича с осьминогом? – не посмотрев на посетителя, спросила Любфина.
– Не знаю! – Клестов прыжком развел и свел ноги. Руки его быстро почесали колени и качавшуюся голову.
 – Ночью вас мучают кошмары? – Любфина присела на одноногое кресло, пододвинула к себе и включила ноутбук.
В кабинете появился Генрих Росомахов.
– Занято! – провопил Клестов, словно был в кабинке общественного туалета, в которую кто-то ломился.
Генрих Росомахов схватил и потащил старика за костлявую руку в коридор.
– Прекратите насилие. Оно не приемлемо в моем кабинете, – строго запретила Любфина. Молодой мужчина напомнил ей мужественным приятным лицом и коренастой фигурой Клима Тутова, заведующего кафедрой психосоматии, её любовника студенческой поры. С той поры минуло двадцать лет! Теперь ей столько же лет, как тогда было Тутову!
Генрих Росомахов отпустил старика и сказал:
– Я хочу знать: здоров ли я психически. Я хочу разобраться в себе.
– А мне нужна справка для риелтора! – крикнул Клестов.
– Следуйте оба за мной, – потребовала Любфина, провела мужчин в соседнюю комнату и усадила в кресла. – Сначала посмотрите фильм, а там посмотрим, – достала из шкафа и надела на мужчин виртуальные шлемы; потом нажала кнопку на пульте дистанционного управления.
Генрих Росомахов и Аркадий Клестов увидели: как мотоциклист на чудовищной скорости врезался в автобус; как девочка боролась с волнами, но все же утонула в штормовом море; как мужчина и женщина сгорели в охваченной огнем спальне; как чабан вместе с бараном свалился в пропасть; как беременная женщина упала с железнодорожной платформы под колеса поезда.
Мужчины во время просмотра фильма не шелохнулись, не вскрикнули.
Алла Любфина вытащила из виртуальных шлемов карты памяти с записью: частоты дыхания, пульса, температуры кожи, давления крови, движения глаз. Затем она положила шлемы в шкаф, прошла в кабинет, присела за стол и вставила одну из двух карт памяти в картридер ноутбука.

4

– Вы не реагировали на чужую смерть и боль, – объявила Любфина, бегло изучая на экране ноутбука таблицу с показаниями физического состояния старика во время просмотра фильма. – Вас бы поместить в больницу и обследовать тщательней… К сожалению, нельзя госпитализировать человека насильно, без его согласия.
– Я прожил семьдесят семь лет, потому что я не переживал чужие беды, – сказал Клестов тоном наставника и хлопнул резинкой трусов по животу ниже пупка.
 Алла Любфина достала из ящика стола, заполнила гелиевой ручкой бланк справки и сказала:
– Свою фамилию впишите сами. Гербовую печать поставите в регистратуре. Прощайте.
– Я здоров! Спасибо! – завладев справкой и прочитав диагноз, обрадовался Клестов и выбежал из кабинета.
– По-моему, у него не все дома, – подойдя к столу, заметил Генрих, – а вы дали ему справку.
– Это не важно, – произнесла Любфина, вновь удивляясь внешнему сходству посетителя с Тутовым двадцатилетней давности. – Любой человек может в любой момент сойти с ума.
Генрих Росомахов внимательно посмотрел в глаза психиатра и озадачился: «Я где-то видел эти печальные синие глаза… Где? Когда?».
«Где и когда я видела эти бездонные карие глаза?», – подумала Любфина и сменила в картридере ноутбука карточку памяти из виртуального шлема.
Но Генрих Росомахов и Алла Любфина никогда не встречались прежде. Их мысли о знакомстве возникли из-за внезапной и глубокой симпатии друг к другу. Не сговариваясь, они начали общаться, как закадычные друзья.
– Твое имя, фамилия, отчество? – спросила Любфина.
– Генрих Ильич Росомахов.
Алла Любфина вывела на экран ноутбука электронную медицинскую карту Росомахова и внимательно посмотрела на обладателя белых брюк и зеленой майки под черным пиджаком.
– Генрих, программа, проанализировав твою реакцию на фильм, рекомендовала тебе не подниматься на высоту более пяти метров; не плавать вдали от берега.
– Это почему?! – удивился Генрих, подался вперед и увидел на экране ноутбука разноцветные синусоиды, а под ними много слов из мелких букв.
– Программа утверждает, что в названных мной ситуациях тебя накроет ураганная паника – она изменит состав крови, и ты погибнешь.
– Не может быть! – возмутился Генрих. – Я, черт знает сколько лет, занимаюсь альпинизмом и дайвингом!
– Спокойно, – попросила Любфина. – Я не исключаю ошибку. Программа не лицензионная, не обкатанная.
– Ну, тогда я не буду следовать ее рекомендациям, – заключил Генрих и предложил: – Давай сегодня поужинаем вместе.
– Я согласна; но о чем мы будем говорить за ужином? – Любфина вышла из-за стола, встала у окна. – Об электричестве, в котором я ничего не понимаю и не хочу понимать? О розетках? О проводах? – увидела в окне за разбитым стеклом, бледное лицо и кисть руки, которая схватила и отпустила бутылку с увядшей розой.
– Могу рассказать о восхождении на Белуху, о коралловых рифах в Красном море, – предложил Генрих.
– Мне это не очень интересно, – сказала Любфина. – Генрих, программа определила, что ты – отзывчивый на чужую беду человек. Я прошу тебя помешать самоубийству, которое намечается в квартире на втором этаже, за окном с разбитым стеклом, за которым торчит из бутылки увядшая роза.
– Я не сумею помешать самоубийству. Я – электрик, а не знаток человеческих душ, – отказался Генрих встал, рядом с психиатром и заметил, как в соседнем доме, за разбитым стеклом окна на втором этаже, несколько раз мелькнуло бледное лицо, окаймленное сверху темными волосами.
– А ты попробуй, – предложила Любфина. – Я дам тебе свой номер телефона и буду консультировать тебя в общении с самоубийцей.
– Почему ты не пойдешь и не остановить самоубийцу? – спросил Генрих.
– Я – женщина. Она – женщина. Она не поверит в искренность моих слов. Ты – мужчина. Для женщины симпатичный мужчина – авторитет.
– Ладно, попробую, – сказал Генрих, посмотрел внимательно в печальные глаза психиатра, увидел в них свое лицо. – А вечером поужинаем?
– Да. Мой номер телефона, – Любфина назвала цифры.
 Генрих Росомахов занес их в свой мобильный телефон и вышел в коридор.

5
 
Аркадий Дмитриевич Клестов спустился по лестнице на первый этаж, взял справку в искусственные зубы и по сумрачному коридору прокрался на четвереньках к регистратуре.
– Шлепни печать, детка! – вскочив на ноги и просунув руку со справкой в окошечко регистратуры, гаркнул он.
Медсестра вздрогнула, остановила виртуальную девочку на экране смартфона, увидела на верхнем углу справки зачеркнутый кружок – знак, запрещавший ставить печать, и отказала:
– Не шлепну.
– Что?! – возмутился Клестов. – Это почему же?!
– Все потому же! Уходите! – объявила медсестра с брезгливой гримасой. Старик был ей необъяснимо противен.
Аркадий Дмитриевич Клестов растерялся. Много лет он проработал грузчиком в аэропорту. За честный труд его много раз награждали грамотами и денежными премиями.
– Не стойте баобабом! Уходите! – потребовала медсестра, чувствуя, что неприязнь к старику усиливается.
– Не уйду! – заявил Клестов и щелкнул резинкой трусов по животу. Мысли его заметались в поиске способа заставить медсестру поставить печать на справку. Вспомнил он, как когда-то шантажом сделал стюардессу на месяц своей любовницей. Вспомнил он, как на берегу пруда отнял у пьяного рыбака весь улов. Вспомнил он, как не заплатил за поездку и убежал от таксиста. Вспомнил, как вчера бил жену за плохо прожаренный куриный окорочок.
Между тем медсестра вышла из регистратуры и молниеносной подсечкой сбила Клестова с ног. На несколько секунд он потерял сознание. Потом ему показалось, что по лицу поползли мухи, потом спиной ощутил колебания пола.
А медсестра, глядя на бескровное лицо старика, поняла причину вспышки своей агрессии. Пять лет назад этот, этот старик – он тогда имел черную шевелюру с проседью – напал на нее майским вечером на пустыре и порвал на груди блузку, купленную на деньги за практику в психиатрической больнице.
Злобным взглядом медсестра поискала, чем ударить негодяя, но, ничего не найдя, плюнула густой слюной в его бледное лицо и вернулась в регистратуру.
– Я умираю, – сказал Клестов, не чувствуя своего тела. – Помогите.
Медсестра взяла со стола смартфон и продолжила игру.
– Я умираю, – тихо повторил Клестов и с коротким стоном подтвердил свои слова.
После минуты тишины медсестра осмотрела старика, убедилась в его смерти и вызвала по городскому телефону «скорую».

6

Генрих Росомахов остановился в вестибюле, наклонился над неподвижным стариком в трусах и спросил медсестру в регистратуре:
– Что с ним?
– Умер, – буднично откликнулась она, не отрываясь от игры в смартфоне.
– Пока, пока, – небрежно попрощавшись с медсестрой и с трупом, Генрих вышел на асфальт тротуара, быстро прошагал до соседнего дома и скрылся в пахшем кошками подъезде.
На втором этаже он остановился и долго давил на звонок возле обитой дерматином двери квартиры.
– Никто не открывает, – набрав на телефоне номер и услышав голос психиатра, сообщил он. – Что делать?
– Ломай дверь, – распорядилась Любфина, наблюдая из окна своего кабинета за окном с разбитым стеклом, за которым бледнолицая фигура с темными волосами трогала рукой увядшую розу в бутылке.
– Если я сломаю дверь, – предположил Генрих, – приедет полиция и меня арестует.
– Дверь потом починится. Важно, спасти человеческую жизнь. Полиция, если приедет, будет тебе благодарна.
– Эх, была ни была! – решился Генрих и ударил ногой, каблуком туфли, точно по скважине врезного замка.
Раздался треск. Между дверной коробкой и дверью появилась щель, в которой блестел согнутый язычок замка.
Оттолкнув рукой дверь, Генрих Росомахов вошел в прихожую, в которую дневной свет проникал из кухни и комнаты.
Нина Конетова услышала, что что-то бухнуло в прихожей, отдернула тонкие пальцы от увядших лепестков розы в бутылке на подоконнике, увидела фигуру в белом халате в окне дома из красного кирпича и отступила вглубь комнаты, к круглому столу без скатерти. В черной водолазке, в черных брюках она походила на истуканчика из эбенового дерева.
– Кто живой, отзовись! – потребовал Генрих, заглянул в ванную комнату, в туалет, на кухню.
Нина Конетова не откликнулась и не пошевелилась. Она мучительно выбирала путь к смерти. То она хотела в ванне с теплой водой порезать вены рук – но в квартире была душевая кабина, а тупым ножом, который лежал в ящике кухонного стола, даже картошку не почистишь! То она хотела повеситься – но не нашла за что в квартире зацепить веревку, да и подходящей веревки не нашла! То она хотела отравиться – но яда у нее не было, а стиральный порошок имел противный вкус! То она хотела надышаться газом, но передумала – могли пострадать другие жильцы дома! Вот если бы словом можно было убить себя – она отдала бы все что угодно, лишь бы узнать это слово. Она не хотела жить – Игорь Будубин, которого она обожала и боготворила, ушел вчера от нее жить к рыжей Лауре, танцовщице ночного клуба.

7

– Что молчишь?! – войдя в комнату и присев на кожаный диванчик, спросил Генрих, перекладывая телефон из руки в руку.
– Не тяни, убей меня, я не хочу жить, – приняв Росомахова за грабителя и убийцу, проронила Нина, обводя комнату отрешенным взглядом. Ничего из вещей ей не было нужно, как не нужна была и жизнь.
– Здесь девушка. Она не хочет жить, – сказал Генрих в мобильный телефон.
– Сколько ей лет? – спросила Любфина
– Лет двадцать.
– Найди листок бумаги и напиши, что я скажу, – стоя в кабинете у окна и глядя на окна соседнего дома, распорядилась Любфина.
– Дай мне листок бумаги и чем писать, – не опуская мобильник от уха, потребовал Генрих.
Нина Конетова медленно взяла с комода и разорвала двойной тетрадочный лист по сгибу. Одну часть с написанными красными строчками оставила у себя, а другую положила на стол, рядом с красным карандашом.
– Я готов, – присев на стул к столу, сказал Генрих в мобильник, который прижал плечом к уху.
– Пиши, – Любфина провела пальцем по стеклу. – Прошу никого не винить в моей смерти. В мире нет любви. Без любви я жить не хочу. Прощайте. Тело мое сожгите, а меня простите.
– Написал. Что дальше? – Генрих положил карандаш на стол.
– Отдай записку девушке.
Генрих Росомахов подвинул исписанный листок к Конетовой.
– Что это?! – прочитав строки, поразилась она и шарахнулась от стола. – Откуда вы узнали, что я написала?! – в руке она держала записку с красными строчками такого же содержания.
– Скажи, что ей не надо умирать, – потребовала Любфина.
– Тебе не надо умирать, – сердечно произнес Генрих и встал со стула.
Комкая записки, Нина Конетова попятилась к окну. Записки заставили ее осознать заурядность намерения уйти из жизни.
– Скажи, что неверный ей любимый, быстро забудет ее, забудет, живя с другой женщиной, – Любфина закрыла глаза, коснулась лбом прохладного оконного стекла. Образ Тутова возник перед ней.
– Когда ты умрешь, неверный тебе любимый, быстро забудет тебя, забудет с другой женщиной, – сказал Генрих.
Нина Конетова бросила бумажный комок на пол.
– Скажи, что только ее жизнь с другим мужчиной заставит любимого ее остро жалеть о разлуке с ней, – прогнав образ Тутова, потребовала Любфина.
– Только твоя жизнь с другим мужчиной заставит твоего любимого остро жалеть о разлуке с тобой, – сказал Генрих и наступил на бумажный комочек.
– Хватит! – запретила Нина. Слова незнакомца пробудили ее желание любви какого-нибудь мужчины, затуманили ее любовь к Игорю Будубину.
Генрих Росомахов заметил, что глаза девушки ожили, что руки ее крестом прикрыли маленькую грудь под черной водолазкой.
– Уходи, убийца! Уходи или я вызову полицию! – пригрозила Нина и замахнулась схваченной с подоконника бутылкой с увядшей розой. – Уходи!
– Не уйду, – отключив и спрятав телефон в карман пиджака, спокойно отозвался Генрих, подошел и сплел пальцы за спиной Нины. Он почувствовал, что она живая. Он восхитился подрагиванием ее длинных ресниц. На миг он вспомнил лицо своей убитой жены, а потом залюбовался живыми глазами цвета индиго.
– Так получи! – Нина ударила бутылкой Росомахова в висок.
Генрих взмахнул руками и грохнулся спиной на пол. Бутылка с увядшей розой упала ему на живот.
Нина Конетова осознала себя убийцей, завыла и рухнула на колени. Вид чужой смерти напрочь отвадил ее от самоубийства. Она приподняла руками голову Росомахова и покрыла его лицо короткими легкими поцелуями.
– Больно, – простонал Генрих.
– Живой, – выдохнула Нина и, тихо мурлыкая, прижалась щекой к теплой мужской груди.

8

Алла Любфина не увидела в окне дома напротив бутылку с увядшей розой, позвонила Росомахову, но тот оказался не доступен.
– Здравствуйте, доктор. К вам можно? – робко войдя в кабинет, спросила полная женщина средних лет. Круглое матово-белое лицо ее походило цветом на оставшуюся за ее спиной приоткрытой дверь в коридор.
– Да, – позволила Любфина, присела в кресло за столом, коснулась пальцами клавиатуры ноутбука. – Представьтесь, пожалуйста.
– Кулейкина Людмила Августовна.
Любфина вывела больничную карту посетительницы на экран ноутбука.
– Доктор, вот уже тринадцать дней меня, куда бы я ни пошла, меня преследует мужчина, – тихо сообщила женщина, боязливо осматриваясь по сторонам. – Он появляется внезапно. Светловолосый. С нечетким лицом.
– Ну, что ж, давайте разбираться, – сказала Любфина строго.
– Вот он! Вот он вошел в кабинет! – проголосила женщина, попятилась в угол кабинета, где под потолком мохнатый паучок плел с какой-то целью мелкоячеистую паутину, закрыла ладонями лицо и певуче забормотала: – Ангел-хранитель мой, защити меня. Не дай злодею причинить мне худо.
– Никого кроме вас и меня здесь нет! – заявила Любфина. Не видя никакого мужчины, она резко встала, вышла из-за стола и захлопнула кабинетную дверь.
– Ангел-хранитель мой, защити меня! Не дай злодею причинить мне худо! – завопила женщина и забегала из угла в угол, вызывая дрожь в полу.
Любфина вложила в рот согнутый указательный и большой палец левой руки и оглушительно свистнула. Женщина остановилась, крутанулась на месте и радостно объявила:
– Пропал! Он пропал! Спасибо, доктор!
– Теперь, как призрак появится, вы свистите, – рекомендовала Любфина.
– Но я не умею, – огорчилась женщина. – Вот он опять появился! – со страхом в круглых глазах забралась под стол и забубнила: – Ангел-хранитель мой, защити меня. Не дай злодею причинить мне худо.
Любфина свистнула тем же манером и спросила:
– Пропал?
– Пропал, – высунув голову из-под стола, подтвердила женщина.
– Тогда не теряй время! – приказала Любфина, вновь свистнула. – Беги отсюда, пока он не появился! – вновь свистнула и разгневалась не на шутку: – Быстро! – и вновь свистнула.
– А если он побежит за мной?! – стоя на четвереньках уже посреди кабинета, взволновалась женщина, озираясь по сторонам.
Любфина свистнула и провозгласила:
– Беги!  Я – врач! Я обязана помогать людям! Я отучу его от тебя! – и вновь свистнула.
– Как?! – женщина вскочила на ноги.
– Вот так! – Любфина стремительно распахнула, сняла себя халат и бросила на пол халат. Затем она избавилась от юбки, от трусиков и вильнула попой.
Женщина увидела, как возникший из неоткуда светловолосый призрак  метнулся к психиатру, и выбежала из кабинета, стуча пятками будто не по полу, а по оркестровому барабану.
Любфина дождалась тишины, вернула на тело трусики, юбку, халат и подошла к окну.
В распахнутом окне дома напротив она увидела Росомахова в объятьях брюнетки и помахала ему рукой. Но жест ее остался без ответа, а в дверь кабинета кто-то постучал.

© Copyright: Владимир Жуков, 2021

Регистрационный номер №0496727

от 24 июля 2021

[Скрыть] Регистрационный номер 0496727 выдан для произведения: 1

В нежаркий летний день Генрих Росомахов вышел из подъезда многоэтажного дома, в одну из квартир которого более тридцати лет назад мать переселила его из палаты роддома.
В пространстве знакомой с детства улицы он почувствовал себя, как в добротно сшитом, подогнанном по фигуре костюме. Заметил на бордюре какашки крупной собаки, – огорчился, кривя недурственное лицо; увидел прошедшие мимо женские ноги в мини-юбке и босоножках, – повеселел: кроме гадости есть в жизни прекрасное.
На противоположной стороне улицы, на фоне витрины парикмахерской, появился босой старик в длинных синих трусах, с порослью кучерявых седых волос на животе и на груди. Такого же цвета короткие прямые волосы покрывали его крупную голову с маленькими ушами. Длинные руки его отгоняли что-то от лица.
– Что случилось, уважаемый?! – перейдя мостовую, приветливо спросил Генрих у старика, который оказался ниже его  сантиметров на двадцать.
– Иду в психдиспансер!
– Но никакого психдиспансера поблизости нет! – объявил Генрих, хорошо зная, где в районе находятся всякие организации и учреждения.
– Нет, есть! – рассердился старик и указал костлявой рукой на угол желтого дома, до которого было метров двадцать. – Там, в переулке!
– Там нет диспансера! Там булочная, жилые дома, скверик, автомастерская с мойкой!
Старик внимательно посмотрел на овальное лицо Росомахова со сдобными щеками, затем на свое отражение в витрине парикмахерской и тихо произнес:
– Молодой человек, пойдем со мной, и убедишься, что я говорю правду, – руками оттянул и отпустил тугую резинку трусов.
– Чпок! – звонко хлопнула резинка о седовласый живот.
– Ну-ну, посмотрим, – проронил Генрих и со стариком дошел до угла желтого дома. Прежде чем свернуть в тенистый переулок, где прошлым летом бандит убил и ограбил его жену, Генрих понаблюдал, как по улице проехала полусотня велосипедистов в потных майках с разными номерами.

2

На двухэтажном доме из красного кирпича, сбоку от центрального входа, висела табличка: «Психоневрологический диспансер № …», – цифры скрывало засохшее серо-белое пятно птичьего помета.
– В прошлом году этот дом выселили и хотели сломать! – изумился Генрих. Похлопав ладонью по кирпичам стены, он убедился, что перед ним не мираж.
– Люди предполагают, а Бог располагает, – произнес старик важно.
– Вы верите в Бога? – отшагнув от стены, небрежно поинтересовался Генрих, разглядывая окна диспансера.
– Когда мне хорошо, бог есть; когда мне плохо, бога нет, – признался старик и предложил: – Пошли, возьмем справки для риелтора. Вдруг ты, как я, надумаешь квартиру продать.
– Квартиру продавать я не собираюсь, – задумчиво сказал Генрих. – А вот познать себя я бы хотел.
– Призыв: познай себя! – придуман властью для отвлечения человека от действительности! – безрезультатно толкая костлявой рукой железную дверь, провозгласил старик.
– Посторонись-ка, – Генрих Росомахов за ручку открыл железную дверь, вошел в вестибюль, остановился перед окошком в прозрачной перегородке, за которой сидела за столиком молодая медсестра. В полуметре от ее лица светился монитор компьютера. Её темно-русая прямая челка высовывалась из-под белой шапочки, закрывая лоб.
– Мне нужна справка для риелтора, что я психически здоров! ¬– плечом оттеснив Росомахова от окошечка, потребовал старик. – Я – Клестов Аркадий Дмитрич. Проживаю по улице…
– Дайте ваш паспорт, пожалуйста, – перебила медсестра, глядя с любопытством на лица посетителей – мужчина лет тридцати имел крупный нос и приветливый взгляд; старик имел круглые злые глаза и явно искусственные белоснежные зубы.
– Мой паспорт украли иностранные шпионы, – сердито сообщил Клестов, почесал ногу об ногу, чпокнул резинкой трусов о живот. – Они не хотят, чтобы я продал квартиру, а на полученные деньги построил в центре города площадку для приземления корабля инопланетян.
– Без паспорта вы справку не получите, – придав широкому лицу строгость, заявила медсестра.
– Вот мой паспорт! – сказал Генрих, бедром оттолкнул Клестова от окошка, вытащил из кармана белых брюк и подал в окошко документ. – Дайте мне справку, что я психически здоров!
– Сначала я вас направлю к психиатру, – полистав паспорт, медсестра заполнила появившийся на мониторе компьютера шаблон электронной больничной карты и вернула Росомахову паспорт вместе с талоном. – Одиннадцатый кабинет. Второй этаж.
Аркадий Клестов изловчился, схватил талончик и убежал в длинный сумеречный коридор, тянувшийся до лестницы на второй этаж.
– Что же вы рот разинули?! Догоняйте! – посоветовала медсестра.
– Догоняю, – исчезая в полутемном коридоре, откликнулся Генрих.
Медсестра достала из кармана халата смартфон, включила игру и повела виртуальную девочку по лабиринту, сражаясь с монстрами дубиной.

3

Психиатр Алла Любфина – сорокалетняя худенькая блондинка в белом халате – стояла у окна в кабинете №11. На рабочем столе ее лежал раскрытый ноутбук. Одноногое с высокой спинкой кресло занимало часть пространства между столом и стеной.
– Дорогие пластиковые окна, единственные на фасаде дома – за ними живет эгоист, – сказала Любфина словно рядом с ней был кто-то, желавший знать ее мысли. – За немытыми окнами живет одинокий мужчина; одинокая женщина не допустила бы грязные окна… За зашторенными окнами живут скрытные люди... За окном с разбитым стеклом, за которым увядшая роза торчит из бутылки, живет самоубийца.
– Ну-ка, детка, дай мне справку для риелтора, что я нормальный человек! – возникнув на пороге кабинета, потребовал Клестов, подбежал к столу, положил талон рядом с ноутбуком.
– Что общего у кирпича с осьминогом? – не посмотрев на посетителя, спросила Любфина.
– Не знаю! – Клестов прыжком развел и свел ноги. Руки его быстро почесали колени и качавшуюся голову.
 – Ночью вас мучают кошмары? – Любфина присела на одноногое кресло, пододвинула к себе и включила ноутбук.
В кабинете появился Генрих Росомахов.
– Занято! – провопил Клестов, словно был в кабинке общественного туалета, в которую кто-то ломился.
Генрих Росомахов схватил и потащил старика за костлявую руку в коридор.
– Прекратите насилие. Оно не приемлемо в моем кабинете, – строго запретила Любфина. Молодой мужчина напомнил ей мужественным приятным лицом и коренастой фигурой Клима Тутова, заведующего кафедрой психосоматии, её любовника студенческой поры. С той поры минуло двадцать лет! Теперь ей столько же лет, как тогда было Тутову!
Генрих Росомахов отпустил старика и сказал:
– Я хочу знать: здоров ли я психически. Я хочу разобраться в себе.
– А мне нужна справка для риелтора! – крикнул Клестов.
– Следуйте оба за мной, – потребовала Любфина, провела мужчин в соседнюю комнату и усадила в кресла. – Сначала посмотрите фильм, а там посмотрим, – достала из шкафа и надела на мужчин виртуальные шлемы; потом нажала кнопку на пульте дистанционного управления.
Генрих Росомахов и Аркадий Клестов увидели: как мотоциклист на чудовищной скорости врезался в автобус; как девочка боролась с волнами, но все же утонула в штормовом море; как мужчина и женщина сгорели в охваченной огнем спальне; как чабан вместе с бараном свалился в пропасть; как беременная женщина упала с железнодорожной платформы под колеса поезда.
Мужчины во время просмотра фильма не шелохнулись, не вскрикнули.
Алла Любфина вытащила из виртуальных шлемов карты памяти с записью: частоты дыхания, пульса, температуры кожи, давления крови, движения глаз. Затем она положила шлемы в шкаф, прошла в кабинет, присела за стол и вставила одну из двух карт памяти в картридер ноутбука.

4

– Вы не реагировали на чужую смерть и боль, – объявила Любфина, бегло изучая на экране ноутбука таблицу с показаниями физического состояния старика во время просмотра фильма. – Вас бы поместить в больницу и обследовать тщательней… К сожалению, нельзя госпитализировать человека насильно, без его согласия.
– Я прожил семьдесят семь лет, потому что я не переживал чужие беды, – сказал Клестов тоном наставника и хлопнул резинкой трусов по животу ниже пупка.
 Алла Любфина достала из ящика стола, заполнила гелиевой ручкой бланк справки и сказала:
– Свою фамилию впишите сами. Гербовую печать поставите в регистратуре. Прощайте.
– Я здоров! Спасибо! – завладев справкой и прочитав диагноз, обрадовался Клестов и выбежал из кабинета.
– По-моему, у него не все дома, – подойдя к столу, заметил Генрих, – а вы дали ему справку.
– Это не важно, – произнесла Любфина, вновь удивляясь внешнему сходству посетителя с Тутовым двадцатилетней давности. – Любой человек может в любой момент сойти с ума.
Генрих Росомахов внимательно посмотрел в глаза психиатра и озадачился: «Я где-то видел эти печальные синие глаза… Где? Когда?».
«Где и когда я видела эти бездонные карие глаза?», – подумала Любфина и сменила в картридере ноутбука карточку памяти из виртуального шлема.
Но Генрих Росомахов и Алла Любфина никогда не встречались прежде. Их мысли о знакомстве возникли из-за внезапной и глубокой симпатии друг к другу. Не сговариваясь, они начали общаться, как закадычные друзья.
– Твое имя, фамилия, отчество? – спросила Любфина.
– Генрих Ильич Росомахов.
Алла Любфина вывела на экран ноутбука электронную медицинскую карту Росомахова и внимательно посмотрела на обладателя белых брюк и зеленой майки под черным пиджаком.
– Генрих, программа, проанализировав твою реакцию на фильм, рекомендовала тебе не подниматься на высоту более пяти метров; не плавать вдали от берега.
– Это почему?! – удивился Генрих, подался вперед и увидел на экране ноутбука разноцветные синусоиды, а под ними много слов из мелких букв.
– Программа утверждает, что в названных мной ситуациях тебя накроет ураганная паника – она изменит состав крови, и ты погибнешь.
– Не может быть! – возмутился Генрих. – Я, черт знает сколько лет, занимаюсь альпинизмом и дайвингом!
– Спокойно, – попросила Любфина. – Я не исключаю ошибку. Программа не лицензионная, не обкатанная.
– Ну, тогда я не буду следовать ее рекомендациям, – заключил Генрих и предложил: – Давай сегодня поужинаем вместе.
– Я согласна; но о чем мы будем говорить за ужином? – Любфина вышла из-за стола, встала у окна. – Об электричестве, в котором я ничего не понимаю и не хочу понимать? О розетках? О проводах? – увидела в окне за разбитым стеклом, бледное лицо и кисть руки, которая схватила и отпустила бутылку с увядшей розой.
– Могу рассказать о восхождении на Белуху, о коралловых рифах в Красном море, – предложил Генрих.
– Мне это не очень интересно, – сказала Любфина. – Генрих, программа определила, что ты – отзывчивый на чужую беду человек. Я прошу тебя помешать самоубийству, которое намечается в квартире на втором этаже, за окном с разбитым стеклом, за которым торчит из бутылки увядшая роза.
– Я не сумею помешать самоубийству. Я – электрик, а не знаток человеческих душ, – отказался Генрих встал, рядом с психиатром и заметил, как в соседнем доме, за разбитым стеклом окна на втором этаже, несколько раз мелькнуло бледное лицо, окаймленное сверху темными волосами.
– А ты попробуй, – предложила Любфина. – Я дам тебе свой номер телефона и буду консультировать тебя в общении с самоубийцей.
– Почему ты не пойдешь и не остановить самоубийцу? – спросил Генрих.
– Я – женщина. Она – женщина. Она не поверит в искренность моих слов. Ты – мужчина. Для женщины симпатичный мужчина – авторитет.
– Ладно, попробую, – сказал Генрих, посмотрел внимательно в печальные глаза психиатра, увидел в них свое лицо. – А вечером поужинаем?
– Да. Мой номер телефона, – Любфина назвала цифры.
 Генрих Росомахов занес их в свой мобильный телефон и вышел в коридор.

5
 
Аркадий Дмитриевич Клестов спустился по лестнице на первый этаж, взял справку в искусственные зубы и по сумрачному коридору прокрался на четвереньках к регистратуре.
– Шлепни печать, детка! – вскочив на ноги и просунув руку со справкой в окошечко регистратуры, гаркнул он.
Медсестра вздрогнула, остановила виртуальную девочку на экране смартфона, увидела на верхнем углу справки зачеркнутый кружок – знак, запрещавший ставить печать, и отказала:
– Не шлепну.
– Что?! – возмутился Клестов. – Это почему же?!
– Все потому же! Уходите! – объявила медсестра с брезгливой гримасой. Старик был ей необъяснимо противен.
Аркадий Дмитриевич Клестов растерялся. Много лет он проработал грузчиком в аэропорту. За честный труд его много раз награждали грамотами и денежными премиями.
– Не стойте баобабом! Уходите! – потребовала медсестра, чувствуя, что неприязнь к старику усиливается.
– Не уйду! – заявил Клестов и щелкнул резинкой трусов по животу. Мысли его заметались в поиске способа заставить медсестру поставить печать на справку. Вспомнил он, как когда-то шантажом сделал стюардессу на месяц своей любовницей. Вспомнил он, как на берегу пруда отнял у пьяного рыбака весь улов. Вспомнил он, как не заплатил за поездку и убежал от таксиста. Вспомнил, как вчера бил жену за плохо прожаренный куриный окорочок.
Между тем медсестра вышла из регистратуры и молниеносной подсечкой сбила Клестова с ног. На несколько секунд он потерял сознание. Потом ему показалось, что по лицу поползли мухи, потом спиной ощутил колебания пола.
А медсестра, глядя на бескровное лицо старика, поняла причину вспышки своей агрессии. Пять лет назад этот, этот старик – он тогда имел черную шевелюру с проседью – напал на нее майским вечером на пустыре и порвал на груди блузку, купленную на деньги за практику в психиатрической больнице.
Злобным взглядом медсестра поискала, чем ударить негодяя, но, ничего не найдя, плюнула густой слюной в его бледное лицо и вернулась в регистратуру.
– Я умираю, – сказал Клестов, не чувствуя своего тела. – Помогите.
Медсестра взяла со стола смартфон и продолжила игру.
– Я умираю, – тихо повторил Клестов и с коротким стоном подтвердил свои слова.
После минуты тишины медсестра осмотрела старика, убедилась в его смерти и вызвала по городскому телефону «скорую».

6

Генрих Росомахов остановился в вестибюле, наклонился над неподвижным стариком в трусах и спросил медсестру в регистратуре:
– Что с ним?
– Умер, – буднично откликнулась она, не отрываясь от игры в смартфоне.
– Пока, пока, – небрежно попрощавшись с медсестрой и с трупом, Генрих вышел на асфальт тротуара, быстро прошагал до соседнего дома и скрылся в пахшем кошками подъезде.
На втором этаже он остановился и долго давил на звонок возле обитой дерматином двери квартиры.
– Никто не открывает, – набрав на телефоне номер и услышав голос психиатра, сообщил он. – Что делать?
– Ломай дверь, – распорядилась Любфина, наблюдая из окна своего кабинета за окном с разбитым стеклом, за которым бледнолицая фигура с темными волосами трогала рукой увядшую розу в бутылке.
– Если я сломаю дверь, – предположил Генрих, – приедет полиция и меня арестует.
– Дверь потом починится. Важно, спасти человеческую жизнь. Полиция, если приедет, будет тебе благодарна.
– Эх, была ни была! – решился Генрих и ударил ногой, каблуком туфли, точно по скважине врезного замка.
Раздался треск. Между дверной коробкой и дверью появилась щель, в которой блестел согнутый язычок замка.
Оттолкнув рукой дверь, Генрих Росомахов вошел в прихожую, в которую дневной свет проникал из кухни и комнаты.
Нина Конетова услышала, что что-то бухнуло в прихожей, отдернула тонкие пальцы от увядших лепестков розы в бутылке на подоконнике, увидела фигуру в белом халате в окне дома из красного кирпича и отступила вглубь комнаты, к круглому столу без скатерти. В черной водолазке, в черных брюках она походила на истуканчика из эбенового дерева.
– Кто живой, отзовись! – потребовал Генрих, заглянул в ванную комнату, в туалет, на кухню.
Нина Конетова не откликнулась и не пошевелилась. Она мучительно выбирала путь к смерти. То она хотела в ванне с теплой водой порезать вены рук – но в квартире была душевая кабина, а тупым ножом, который лежал в ящике кухонного стола, даже картошку не почистишь! То она хотела повеситься – но не нашла за что в квартире зацепить веревку, да и подходящей веревки не нашла! То она хотела отравиться – но яда у нее не было, а стиральный порошок имел противный вкус! То она хотела надышаться газом, но передумала – могли пострадать другие жильцы дома! Вот если бы словом можно было убить себя – она отдала бы все что угодно, лишь бы узнать это слово. Она не хотела жить – Игорь Будубин, которого она обожала и боготворила, ушел вчера от нее жить к рыжей Лауре, танцовщице ночного клуба.

7

– Что молчишь?! – войдя в комнату и присев на кожаный диванчик, спросил Генрих, перекладывая телефон из руки в руку.
– Не тяни, убей меня, я не хочу жить, – приняв Росомахова за грабителя и убийцу, проронила Нина, обводя комнату отрешенным взглядом. Ничего из вещей ей не было нужно, как не нужна была и жизнь.
– Здесь девушка. Она не хочет жить, – сказал Генрих в мобильный телефон.
– Сколько ей лет? – спросила Любфина
– Лет двадцать.
– Найди листок бумаги и напиши, что я скажу, – стоя в кабинете у окна и глядя на окна соседнего дома, распорядилась Любфина.
– Дай мне листок бумаги и чем писать, – не опуская мобильник от уха, потребовал Генрих.
Нина Конетова медленно взяла с комода и разорвала двойной тетрадочный лист по сгибу. Одну часть с написанными красными строчками оставила у себя, а другую положила на стол, рядом с красным карандашом.
– Я готов, – присев на стул к столу, сказал Генрих в мобильник, который прижал плечом к уху.
– Пиши, – Любфина провела пальцем по стеклу. – Прошу никого не винить в моей смерти. В мире нет любви. Без любви я жить не хочу. Прощайте. Тело мое сожгите, а меня простите.
– Написал. Что дальше? – Генрих положил карандаш на стол.
– Отдай записку девушке.
Генрих Росомахов подвинул исписанный листок к Конетовой.
– Что это?! – прочитав строки, поразилась она и шарахнулась от стола. – Откуда вы узнали, что я написала?! – в руке она держала записку с красными строчками такого же содержания.
– Скажи, что ей не надо умирать, – потребовала Любфина.
– Тебе не надо умирать, – сердечно произнес Генрих и встал со стула.
Комкая записки, Нина Конетова попятилась к окну. Записки заставили ее осознать заурядность намерения уйти из жизни.
– Скажи, что неверный ей любимый, быстро забудет ее, забудет, живя с другой женщиной, – Любфина закрыла глаза, коснулась лбом прохладного оконного стекла. Образ Тутова возник перед ней.
– Когда ты умрешь, неверный тебе любимый, быстро забудет тебя, забудет с другой женщиной, – сказал Генрих.
Нина Конетова бросила бумажный комок на пол.
– Скажи, что только ее жизнь с другим мужчиной заставит любимого ее остро жалеть о разлуке с ней, – прогнав образ Тутова, потребовала Любфина.
– Только твоя жизнь с другим мужчиной заставит твоего любимого остро жалеть о разлуке с тобой, – сказал Генрих и наступил на бумажный комочек.
– Хватит! – запретила Нина. Слова незнакомца пробудили ее желание любви какого-нибудь мужчины, затуманили ее любовь к Игорю Будубину.
Генрих Росомахов заметил, что глаза девушки ожили, что руки ее крестом прикрыли маленькую грудь под черной водолазкой.
– Уходи, убийца! Уходи или я вызову полицию! – пригрозила Нина и замахнулась схваченной с подоконника бутылкой с увядшей розой. – Уходи!
– Не уйду, – отключив и спрятав телефон в карман пиджака, спокойно отозвался Генрих, подошел и сплел пальцы за спиной Нины. Он почувствовал, что она живая. Он восхитился подрагиванием ее длинных ресниц. На миг он вспомнил лицо своей убитой жены, а потом залюбовался живыми глазами цвета индиго.
– Так получи! – Нина ударила бутылкой Росомахова в висок.
Генрих взмахнул руками и грохнулся спиной на пол. Бутылка с увядшей розой упала ему на живот.
Нина Конетова осознала себя убийцей, завыла и рухнула на колени. Вид чужой смерти напрочь отвадил ее от самоубийства. Она приподняла руками голову Росомахова и покрыла его лицо короткими легкими поцелуями.
– Больно, – простонал Генрих.
– Живой, – выдохнула Нина и, тихо мурлыкая, прижалась щекой к теплой мужской груди.

8

Алла Любфина не увидела в окне дома напротив бутылку с увядшей розой, позвонила Росомахову, но тот оказался не доступен.
– Здравствуйте, доктор. К вам можно? – робко войдя в кабинет, спросила полная женщина средних лет. Круглое матово-белое лицо ее походило цветом на оставшуюся за ее спиной приоткрытой дверь в коридор.
– Да, – позволила Любфина, присела в кресло за столом, коснулась пальцами клавиатуры ноутбука. – Представьтесь, пожалуйста.
– Кулейкина Людмила Августовна.
Любфина вывела больничную карту посетительницы на экран ноутбука.
– Доктор, вот уже тринадцать дней меня, куда бы я ни пошла, меня преследует мужчина, – тихо сообщила женщина, боязливо осматриваясь по сторонам. – Он появляется внезапно. Светловолосый. С нечетким лицом.
– Ну, что ж, давайте разбираться, – сказала Любфина строго.
– Вот он! Вот он вошел в кабинет! – проголосила женщина, попятилась в угол кабинета, где под потолком мохнатый паучок плел с какой-то целью мелкоячеистую паутину, закрыла ладонями лицо и певуче забормотала: – Ангел-хранитель мой, защити меня. Не дай злодею причинить мне худо.
– Никого кроме вас и меня здесь нет! – заявила Любфина. Не видя никакого мужчины, она резко встала, вышла из-за стола и захлопнула кабинетную дверь.
– Ангел-хранитель мой, защити меня! Не дай злодею причинить мне худо! – завопила женщина и забегала из угла в угол, вызывая дрожь в полу.
Любфина вложила в рот согнутый указательный и большой палец левой руки и оглушительно свистнула. Женщина остановилась, крутанулась на месте и радостно объявила:
– Пропал! Он пропал! Спасибо, доктор!
– Теперь, как призрак появится, вы свистите, – рекомендовала Любфина.
– Но я не умею, – огорчилась женщина. – Вот он опять появился! – со страхом в круглых глазах забралась под стол и забубнила: – Ангел-хранитель мой, защити меня. Не дай злодею причинить мне худо.
Любфина свистнула тем же манером и спросила:
– Пропал?
– Пропал, – высунув голову из-под стола, подтвердила женщина.
– Тогда не теряй время! – приказала Любфина, вновь свистнула. – Беги отсюда, пока он не появился! – вновь свистнула и разгневалась не на шутку: – Быстро! – и вновь свистнула.
– А если он побежит за мной?! – стоя на четвереньках уже посреди кабинета, взволновалась женщина, озираясь по сторонам.
Любфина свистнула и провозгласила:
– Беги!  Я – врач! Я обязана помогать людям! Я отучу его от тебя! – и вновь свистнула.
– Как?! – женщина вскочила на ноги.
– Вот так! – Любфина стремительно распахнула, сняла себя халат и бросила на пол халат. Затем она избавилась от юбки, от трусиков и вильнула попой.
Женщина увидела, как возникший из неоткуда светловолосый призрак  метнулся к психиатру, и выбежала из кабинета, стуча пятками будто не по полу, а по оркестровому барабану.
Любфина дождалась тишины, вернула на тело трусики, юбку, халат и подошла к окну.
В распахнутом окне дома напротив она увидела Росомахова в объятьях брюнетки и помахала ему рукой. Но жест ее остался без ответа, а в дверь кабинета кто-то постучал.

 
Рейтинг: +1 289 просмотров
Комментарии (1)
**** **** # 26 июля 2021 в 16:13 0
Даже увядшая роза мужика не остановит,
Лишь дай осчастливить - она ведь там тонет.
live-2
Тем более в целях лечебных ворвался,
В конечном итоге он психиатров боялся.
Клин клином пускай вышибают причину,
Но сам начиняет он в будущем мину.