Охота на виртуоза. Глава 2.

Глава 2.




Было четыре часа дня. Южное солнце, еще палящее и высокое, на старой рыбацкой пристани словно выцвело, сменив яркие краски на грязно-серые и выгоревшие тона. Воздух здесь был густым и влажным, пропитанным вековой смесью запахов: гниющей рыбы, йодистых водорослей, мазута, ржавого металла и старого, пропитанного соленой водой дерева, которое скрипело под ногами, как кости старика. Крики чаек звучали не просто пронзительно, а почти истерично, будто пернатые стервятники чуяли скорую поживу.




Николай стоял у своего видавшего виды «Дэу», прислонившись к теплому капоту. В багажнике, заботливо укутанная в несколько слоев мягкой ткани и упакованная в картонную коробку из-под мебели, лежала его судьба. Его шедевр. Его преступление.




Пальцы правой руки нервно барабанили по металлу. Левой он нащупал под легкой летней курткой холодный, твердый предмет, пристегнутый к поясу за спиной. Пистолет. Небольшой, старый, но ухоженный «ПМ». Он позаимствовал его у Сергея, своего бывшего коллеги-соперника по турнирам по кикбоксингу, ныне заместителя директора частного охранного агентства. Сергей, человек основательный и понимающий, не задал лишних вопросов, лишь сунул оружие в руки со словами: «Смотри, Коль, не накосячь. И не стреляй просто так. Шум лишний подымется».




Вес холодного металла у поясницы был чужим и тревожным, но он придавал странную уверенность. Он был игроком, выходящим на решающий раунд, и это был его тайный козырь, последний аргумент.




Дверь полуразвалившегося сарая с намалеванной на двери цифрой «три» с скрипом, словно нехотя, отворилась. В проеме возникла массивная, широкая фигура Леонида Щукина. На сей раз он был одет не в пафосный костюм, а в дорогую, но нарочито небрежную спортивную экипировку: куртка из мягчайшей кожи, темные брюки, кроссовки, на которых не было и пылинки. Рядом с ним, чуть в тени, стоял сухопарый мужчина в очках с толстыми линзами, от которых его глаза казались крошечными и невыразительными. Его лицо было бледным, аскетичным, а в тонких длинных пальцах он сжимал алюминиевый кейс — инструментарий эксперта.




— Ну что, художник, привез товар? — голос Щукина прозвучал громко, слишком громко для этого тихого места, нарушая давящую тишину. Его быстрые, похожие на буравчики глазки бегали по Николаю, по машине, по окружающему пространству, выискивая нестыковки, угрозы, слабости.




— Как договаривались, — кивнул Николай, стараясь, чтобы его голос не дрожал. Он открыл багажник и извлек коробку. Держал ее бережно, почти с нежностью.




— Тащи внутрь. Нечего на улице светить.




Внутри сарая царил полумрак, сквозь щитовые стены пробивались лучи света, в которых клубилась пыль. Пахло старой сетью, сыростью и мышами. Посреди стоял грубо сколоченный из неструганых досок стол.




— На стол, — скомандовал Щукин, жестом указав на него.




Николай развернул холст. Даже в убогой обстановке сарая картина вспыхнула мрачным, торжественным величием. Свинцовые тучи, бирюзовая пена у скал, одинокий парусник — «Гроза над заливом Схалена» словно вобрала в себя весь свет, чтобы отдать его обратно, усиленным и преображенным.




Эксперт, не говоря ни слова, щелкнул замками своего кейса. Извлек мощную лупу с подсветкой, ультрафиолетовый фонарик, небольшой цифровой микроскоп. Его движения были выверенными, автоматическими, лишенными всякой эмоции. Он напоминал хирурга или патологоанатома, приступающего к вскрытию.




Николай отступил на шаг, уперся спиной в прохладную, шершавую стену. Он старался дышать ровно, но сердце колотилось где-то в горле. Он знал каждую трещинку, каждый мазок, каждый миллиметр этого холста. Он создавал его с любовью фанатика и тщательностью ювелира. Но под пристальным, холодным взглядом этого молчаливого человека его уверенность начала таять, как мороженое на солнце. Каждая секунда тишины, прерываемой лишь шорохом инструментов и тяжелым дыханием Щукина, растягивалась в мучительную вечность.




Вдруг эксперт замер. Его лупа остановилась на участке в нижнем левом углу, рядом с подписью. Там Николай с особой тщательностью наносил финальные слои лака, имитируя столетия патины. Эксперт наклонился еще ниже, почти упершись очками в холст. Николай почувствовал, как по спине пробежали ледяные мурашки. Левой рукой он невольно потянулся к спине, коснувшись рукоятки «ПМ» под курткой. «Он что-то заподозрил? Невозможно», подумалось ему. Пигменты, смолы, техника наложения — все было безупречно.




Прошла, можно сказать, вечность. Наконец, эксперт выпрямился. Снял очки, протер их специальной салфеткой. Его бледное лицо не выражало ровным счетом ничего. Он обернулся к Щукину и кивнул. Всего один раз. Коротко и деловито.




Каменное лицо Щукина расплылось в широкой, самодовольной ухмылке. Он шагнул к Николаю и с силой хлопнул его по плечу, от чего у того перехватило дыхание.




— Ну вот и славно! Поздравляю, Спичкин. Теперь ты человек состоятельный.




Из самого темного угла сарая, где Николай его не заметил, вышел третий человек. Крепко сбитый, с короткой шеей и пустым, ничего не выражающим взглядом. В его руках был большой, матово-черный алюминиевый кейс. Он поставил его на стол рядом с картиной с таким видом, будто делал это тысячу раз. Щукин щелкнул замками — звук был громким, как выстрел в тишине. Крышка отпала.




Внутри, аккуратными, идеальными стопками, лежали деньги. Евро. Купюры номиналом по сто евро. Их было так много, что взгляд не сразу мог охватить это богатство. Они пахли не деньгами, а новой, дорогой кожей, типографской краской и холодом металла. Николай, никогда не видевший ничего подобного, почувствовал приступ легкого головокружения. Ладони мгновенно вспотели. Он сглотнул комок, застрявший в горле.




— Четыреста штук, как и договаривались, — произнес Щукин с пафосом, словно объявлял о победе на выборах. — Можешь пересчитать.




Николай заставил себя сделать безразличное лицо. Он сделал шаг вперед, взял наугад пачку из середины. Пальцы слегка дрожали. Он перелистал ее. Банкноты были хрустящими, новыми, настоящими. Он кивнул, пытаясь скрыть охватившее его волнение.




— Доверяю.




— Умно, — ухмыльнулся Щукин. — Не в наших интересах кидать на бабки. Сделка есть сделка.




Молчаливый человек аккуратно, с почти что религиозным благоговением, перенес картину в подготовленный прочный футляр. Щукин захлопнул кейс с деньгами и с некоторым усилием протянул его Николаю. Тот взял его. Рука отяжелела мгновенно, не только от веса, но и от осознания.




— Приятно иметь дело с адекватным человеком, — сказал Щукин. — Глядишь, еще что-нибудь «всплывет» из твоего наследства — звони.




Николай лишь кивнул, не в силах вымолвить ни слова. Он вышел из сарая, чувствуя на себе три пары глаз. Бросил кейс на пассажирское сиденье, сел за руль. Его руки дрожали. Он глубоко вздохнул, завел машину и медленно, не привлекая внимания, тронулся с места.




Только когда он отъехал от пристани на несколько километров, смешавшись с потоком машин на оживленной набережной, по нему прокатилась волна неконтролируемой эйфории. Он дико закричал, ударил ладонью по рулю, его тело била мелкая дрожь восторга. У него получилось! Он это сделал! Холодный «ПМ» упирался ему в спину, но сейчас он чувствовал себя не преступником, а триумфатором, заслужившим свою награду.




Но очень скоро эйфория стала сменяться трезвой, прагматичной мыслью. Тащить такой чемодан в свою уязвимую мастерскую было верхом безумия. Ему нужно было надежное место. Идеальным вариантом был отчим. Альберт жил тихо, в глухом спальном районе, в своей старой «двушке». К нему никто не ходил, он ни с кем не общался. Он был невидимкой, идеальным хранителем.




Николай свернул с шумного проспекта в лабиринт тихих, обшарпанных дворов. Подъезд отчима пах, как всегда, котами, щами и слабым запахом дешевого табака. Он поднялся на третий этаж и постучал в знакомую, обшарпанную дверь.




Его открыл Альберт. Он выглядел в точности как всегда: старый растянутый свитер, стоптанные тапки, в углу рта — потухшая трубка. Его лицо, испещренное морщинами, выразило легкое удивление.




— Коль? Гостинца принес? — пошутил он хриплым голосом.




— Нечто вроде того, отец. Впусти на минутку.




Он протиснулся в прихожую, поставив тяжелый кейс на пол. В квартире царил привычный уютный беспорядок, пахло чаем и старой мебелью. По телевизору тихо бубнил какой-то исторический сериал.




— Слушай, мне нужно оставить у тебя одну вещь. Очень важную, — Николай постарался говорить максимально непринужденно, но голос слегка подвел его.




Альберт посмотрел на кейс, потом на сына. Его взгляд, обычно добродушно-отстраненный, стал пристальным, тяжелым, проницательным. Ветеран карточных войн чувствовал запах игры за версту.




— Это что за сундук с сокровищами? Золото ацтеков? — пошутил он снова, но в шутке не было веселья.




— Деньги, — не стал врать Николай. — Выиграл в покер. Крупно повезло. Носить с собой неудобно, а дома… ты же знаешь, мой район.




Он щелкнул замками и приоткрыл кейс, показывая верхние пачки. Альберт, видевший в своей жизни всякие деньги, медленно затянулся своей потухшей трубкой и выдохнул несуществующий дым.




— В покер… — он растянул слово, наполняя его скепсисом. — Игру ведешь, я смотрю, по-крупному. Очень по-крупному. От тебя, сынок, потянуло бедой. Знакомой, старой бедой. Чемоданы с деньгами редко к добру приводят.




— Все чисто, отец, честное слово. Просто подержи. Мне нужно кое-что утрясти, — Николай избегал прямого взгляда, делая вид, что поправляет шнурок на ботинке.




Альберт помолчал, его взгляд буравил сына. Он смотрел не на деньги, а на него, словно пытался прочитать между строк.




— Ладно, — буркнул он наконец, с неохотой. — Схороню. Но чтобы без сюрпризов. Ты уж сам там… смотри в оба.




— Спасибо! — Николай обнял его, почувствовав, как худощавое, но еще крепкое тело старика напряглось. Он быстрым движением достал из кейса несколько пачек, сунул во внутренний карман куртки. — На текущие расходы.




Альберт молча взял чемодан, отнес его в дальнюю комнату, задвинул под кровать и прикрыл дверь. Его лицо было невозмутимым, но в глазах стояла тяжелая тень. Николай не стал задерживаться. Ему нужно было выдохнуть, почувствовать вкус победы.




Он поехал в центр, в арт-бар «Палитра», где тусовалась местная творческая богема. Сегодня он был королем. Он заказал лучший виски, угощал всех подряд, рассказывал небылицы о «внезапном крупном заказе от иностранного клиента». Его окружали, с ним хотели говорить, ловили каждое слово. Он купался в этой славе, пытаясь заглушить тихий, настойчивый голос тревоги, нашептывавший что-то сзади, у самого основания черепа.




В какой-то момент, когда алкоголь уже сделал свое дело, он наклонился к своему знакомому, вечно пьяному, но осведомленному галеристу Саше, и спросил с нарочито небрежной ухмылкой:




— Слушай, а что вообще за зверь этот Щукин? Откуда у него такие бабки на наше непонятное искусство?




Саша, налившийся как спелый виноград, хмыкнул и отхлебнул виски.




— Щукин? Да это же просто… подставное лицо, — он таинственно понизил голос, хотя вокруг и так стоял оглушительный гам. — Ширма, марионетка. Ходят слухи, что вся его коллекция… она не его. Он просто номинальный владелец, подставное лицо. Прикрытие для очень темных денег, понимаешь?




Николая будто окатило ледяной водой. Хмель начал мгновенно испаряться. Он почувствовал, как холодный металл «Макарова» упирается ему в спину уже не так утешительно.




— Чьих денег? — стараясь сохранить небрежность, переспросил он, но внутри все сжалось.




— Кто ж их знает, — развел руками Саша. — Говорят, за ним стоят очень серьезные ребята. Очень. Из тех, с кем лучше не спорить о подлинности купленных ими картин, ха-ха!




Он засмеялся своим пьяным смехом и пошел за очередной стопкой. А Николай остался сидеть за столом, с внезапно остывшим стаканом в руке. Веселый гул бара стал для него отдаленным, как шум из другого измерения. Он смотрел на свои пальцы, еще пахнущие краской и скипидаром, а в ушах снова зазвучал хриплый голос отчима: «…потянуло от тебя бедой. Старой, знакомой бедой».




Тяжелый кейс был спрятан. Деньги — в кармане. Оружие — за спиной. Но впервые за весь день Николай почувствовал себя не победителем, а попавшим в ловушку зверем.

© Copyright: Юрий Салов, 2025

Регистрационный номер №0543219

от Сегодня в 04:18

[Скрыть] Регистрационный номер 0543219 выдан для произведения: Глава 2.




Было четыре часа дня. Южное солнце, еще палящее и высокое, на старой рыбацкой пристани словно выцвело, сменив яркие краски на грязно-серые и выгоревшие тона. Воздух здесь был густым и влажным, пропитанным вековой смесью запахов: гниющей рыбы, йодистых водорослей, мазута, ржавого металла и старого, пропитанного соленой водой дерева, которое скрипело под ногами, как кости старика. Крики чаек звучали не просто пронзительно, а почти истерично, будто пернатые стервятники чуяли скорую поживу.




Николай стоял у своего видавшего виды «Дэу», прислонившись к теплому капоту. В багажнике, заботливо укутанная в несколько слоев мягкой ткани и упакованная в картонную коробку из-под мебели, лежала его судьба. Его шедевр. Его преступление.




Пальцы правой руки нервно барабанили по металлу. Левой он нащупал под легкой летней курткой холодный, твердый предмет, пристегнутый к поясу за спиной. Пистолет. Небольшой, старый, но ухоженный «ПМ». Он позаимствовал его у Сергея, своего бывшего коллеги-соперника по турнирам по кикбоксингу, ныне заместителя директора частного охранного агентства. Сергей, человек основательный и понимающий, не задал лишних вопросов, лишь сунул оружие в руки со словами: «Смотри, Коль, не накосячь. И не стреляй просто так. Шум лишний подымется».




Вес холодного металла у поясницы был чужим и тревожным, но он придавал странную уверенность. Он был игроком, выходящим на решающий раунд, и это был его тайный козырь, последний аргумент.




Дверь полуразвалившегося сарая с намалеванной на двери цифрой «три» с скрипом, словно нехотя, отворилась. В проеме возникла массивная, широкая фигура Леонида Щукина. На сей раз он был одет не в пафосный костюм, а в дорогую, но нарочито небрежную спортивную экипировку: куртка из мягчайшей кожи, темные брюки, кроссовки, на которых не было и пылинки. Рядом с ним, чуть в тени, стоял сухопарый мужчина в очках с толстыми линзами, от которых его глаза казались крошечными и невыразительными. Его лицо было бледным, аскетичным, а в тонких длинных пальцах он сжимал алюминиевый кейс — инструментарий эксперта.




— Ну что, художник, привез товар? — голос Щукина прозвучал громко, слишком громко для этого тихого места, нарушая давящую тишину. Его быстрые, похожие на буравчики глазки бегали по Николаю, по машине, по окружающему пространству, выискивая нестыковки, угрозы, слабости.




— Как договаривались, — кивнул Николай, стараясь, чтобы его голос не дрожал. Он открыл багажник и извлек коробку. Держал ее бережно, почти с нежностью.




— Тащи внутрь. Нечего на улице светить.




Внутри сарая царил полумрак, сквозь щитовые стены пробивались лучи света, в которых клубилась пыль. Пахло старой сетью, сыростью и мышами. Посреди стоял грубо сколоченный из неструганых досок стол.




— На стол, — скомандовал Щукин, жестом указав на него.




Николай развернул холст. Даже в убогой обстановке сарая картина вспыхнула мрачным, торжественным величием. Свинцовые тучи, бирюзовая пена у скал, одинокий парусник — «Гроза над заливом Схалена» словно вобрала в себя весь свет, чтобы отдать его обратно, усиленным и преображенным.




Эксперт, не говоря ни слова, щелкнул замками своего кейса. Извлек мощную лупу с подсветкой, ультрафиолетовый фонарик, небольшой цифровой микроскоп. Его движения были выверенными, автоматическими, лишенными всякой эмоции. Он напоминал хирурга или патологоанатома, приступающего к вскрытию.




Николай отступил на шаг, уперся спиной в прохладную, шершавую стену. Он старался дышать ровно, но сердце колотилось где-то в горле. Он знал каждую трещинку, каждый мазок, каждый миллиметр этого холста. Он создавал его с любовью фанатика и тщательностью ювелира. Но под пристальным, холодным взглядом этого молчаливого человека его уверенность начала таять, как мороженое на солнце. Каждая секунда тишины, прерываемой лишь шорохом инструментов и тяжелым дыханием Щукина, растягивалась в мучительную вечность.




Вдруг эксперт замер. Его лупа остановилась на участке в нижнем левом углу, рядом с подписью. Там Николай с особой тщательностью наносил финальные слои лака, имитируя столетия патины. Эксперт наклонился еще ниже, почти упершись очками в холст. Николай почувствовал, как по спине пробежали ледяные мурашки. Левой рукой он невольно потянулся к спине, коснувшись рукоятки «ПМ» под курткой. «Он что-то заподозрил? Невозможно», подумалось ему. Пигменты, смолы, техника наложения — все было безупречно.




Прошла, можно сказать, вечность. Наконец, эксперт выпрямился. Снял очки, протер их специальной салфеткой. Его бледное лицо не выражало ровным счетом ничего. Он обернулся к Щукину и кивнул. Всего один раз. Коротко и деловито.




Каменное лицо Щукина расплылось в широкой, самодовольной ухмылке. Он шагнул к Николаю и с силой хлопнул его по плечу, от чего у того перехватило дыхание.




— Ну вот и славно! Поздравляю, Спичкин. Теперь ты человек состоятельный.




Из самого темного угла сарая, где Николай его не заметил, вышел третий человек. Крепко сбитый, с короткой шеей и пустым, ничего не выражающим взглядом. В его руках был большой, матово-черный алюминиевый кейс. Он поставил его на стол рядом с картиной с таким видом, будто делал это тысячу раз. Щукин щелкнул замками — звук был громким, как выстрел в тишине. Крышка отпала.




Внутри, аккуратными, идеальными стопками, лежали деньги. Евро. Купюры номиналом по сто евро. Их было так много, что взгляд не сразу мог охватить это богатство. Они пахли не деньгами, а новой, дорогой кожей, типографской краской и холодом металла. Николай, никогда не видевший ничего подобного, почувствовал приступ легкого головокружения. Ладони мгновенно вспотели. Он сглотнул комок, застрявший в горле.




— Четыреста штук, как и договаривались, — произнес Щукин с пафосом, словно объявлял о победе на выборах. — Можешь пересчитать.




Николай заставил себя сделать безразличное лицо. Он сделал шаг вперед, взял наугад пачку из середины. Пальцы слегка дрожали. Он перелистал ее. Банкноты были хрустящими, новыми, настоящими. Он кивнул, пытаясь скрыть охватившее его волнение.




— Доверяю.




— Умно, — ухмыльнулся Щукин. — Не в наших интересах кидать на бабки. Сделка есть сделка.




Молчаливый человек аккуратно, с почти что религиозным благоговением, перенес картину в подготовленный прочный футляр. Щукин захлопнул кейс с деньгами и с некоторым усилием протянул его Николаю. Тот взял его. Рука отяжелела мгновенно, не только от веса, но и от осознания.




— Приятно иметь дело с адекватным человеком, — сказал Щукин. — Глядишь, еще что-нибудь «всплывет» из твоего наследства — звони.




Николай лишь кивнул, не в силах вымолвить ни слова. Он вышел из сарая, чувствуя на себе три пары глаз. Бросил кейс на пассажирское сиденье, сел за руль. Его руки дрожали. Он глубоко вздохнул, завел машину и медленно, не привлекая внимания, тронулся с места.




Только когда он отъехал от пристани на несколько километров, смешавшись с потоком машин на оживленной набережной, по нему прокатилась волна неконтролируемой эйфории. Он дико закричал, ударил ладонью по рулю, его тело била мелкая дрожь восторга. У него получилось! Он это сделал! Холодный «ПМ» упирался ему в спину, но сейчас он чувствовал себя не преступником, а триумфатором, заслужившим свою награду.




Но очень скоро эйфория стала сменяться трезвой, прагматичной мыслью. Тащить такой чемодан в свою уязвимую мастерскую было верхом безумия. Ему нужно было надежное место. Идеальным вариантом был отчим. Альберт жил тихо, в глухом спальном районе, в своей старой «двушке». К нему никто не ходил, он ни с кем не общался. Он был невидимкой, идеальным хранителем.




Николай свернул с шумного проспекта в лабиринт тихих, обшарпанных дворов. Подъезд отчима пах, как всегда, котами, щами и слабым запахом дешевого табака. Он поднялся на третий этаж и постучал в знакомую, обшарпанную дверь.




Его открыл Альберт. Он выглядел в точности как всегда: старый растянутый свитер, стоптанные тапки, в углу рта — потухшая трубка. Его лицо, испещренное морщинами, выразило легкое удивление.




— Коль? Гостинца принес? — пошутил он хриплым голосом.




— Нечто вроде того, отец. Впусти на минутку.




Он протиснулся в прихожую, поставив тяжелый кейс на пол. В квартире царил привычный уютный беспорядок, пахло чаем и старой мебелью. По телевизору тихо бубнил какой-то исторический сериал.




— Слушай, мне нужно оставить у тебя одну вещь. Очень важную, — Николай постарался говорить максимально непринужденно, но голос слегка подвел его.




Альберт посмотрел на кейс, потом на сына. Его взгляд, обычно добродушно-отстраненный, стал пристальным, тяжелым, проницательным. Ветеран карточных войн чувствовал запах игры за версту.




— Это что за сундук с сокровищами? Золото ацтеков? — пошутил он снова, но в шутке не было веселья.




— Деньги, — не стал врать Николай. — Выиграл в покер. Крупно повезло. Носить с собой неудобно, а дома… ты же знаешь, мой район.




Он щелкнул замками и приоткрыл кейс, показывая верхние пачки. Альберт, видевший в своей жизни всякие деньги, медленно затянулся своей потухшей трубкой и выдохнул несуществующий дым.




— В покер… — он растянул слово, наполняя его скепсисом. — Игру ведешь, я смотрю, по-крупному. Очень по-крупному. От тебя, сынок, потянуло бедой. Знакомой, старой бедой. Чемоданы с деньгами редко к добру приводят.




— Все чисто, отец, честное слово. Просто подержи. Мне нужно кое-что утрясти, — Николай избегал прямого взгляда, делая вид, что поправляет шнурок на ботинке.




Альберт помолчал, его взгляд буравил сына. Он смотрел не на деньги, а на него, словно пытался прочитать между строк.




— Ладно, — буркнул он наконец, с неохотой. — Схороню. Но чтобы без сюрпризов. Ты уж сам там… смотри в оба.




— Спасибо! — Николай обнял его, почувствовав, как худощавое, но еще крепкое тело старика напряглось. Он быстрым движением достал из кейса несколько пачек, сунул во внутренний карман куртки. — На текущие расходы.




Альберт молча взял чемодан, отнес его в дальнюю комнату, задвинул под кровать и прикрыл дверь. Его лицо было невозмутимым, но в глазах стояла тяжелая тень. Николай не стал задерживаться. Ему нужно было выдохнуть, почувствовать вкус победы.




Он поехал в центр, в арт-бар «Палитра», где тусовалась местная творческая богема. Сегодня он был королем. Он заказал лучший виски, угощал всех подряд, рассказывал небылицы о «внезапном крупном заказе от иностранного клиента». Его окружали, с ним хотели говорить, ловили каждое слово. Он купался в этой славе, пытаясь заглушить тихий, настойчивый голос тревоги, нашептывавший что-то сзади, у самого основания черепа.




В какой-то момент, когда алкоголь уже сделал свое дело, он наклонился к своему знакомому, вечно пьяному, но осведомленному галеристу Саше, и спросил с нарочито небрежной ухмылкой:




— Слушай, а что вообще за зверь этот Щукин? Откуда у него такие бабки на наше непонятное искусство?




Саша, налившийся как спелый виноград, хмыкнул и отхлебнул виски.




— Щукин? Да это же просто… подставное лицо, — он таинственно понизил голос, хотя вокруг и так стоял оглушительный гам. — Ширма, марионетка. Ходят слухи, что вся его коллекция… она не его. Он просто номинальный владелец, подставное лицо. Прикрытие для очень темных денег, понимаешь?




Николая будто окатило ледяной водой. Хмель начал мгновенно испаряться. Он почувствовал, как холодный металл «Макарова» упирается ему в спину уже не так утешительно.




— Чьих денег? — стараясь сохранить небрежность, переспросил он, но внутри все сжалось.




— Кто ж их знает, — развел руками Саша. — Говорят, за ним стоят очень серьезные ребята. Очень. Из тех, с кем лучше не спорить о подлинности купленных ими картин, ха-ха!




Он засмеялся своим пьяным смехом и пошел за очередной стопкой. А Николай остался сидеть за столом, с внезапно остывшим стаканом в руке. Веселый гул бара стал для него отдаленным, как шум из другого измерения. Он смотрел на свои пальцы, еще пахнущие краской и скипидаром, а в ушах снова зазвучал хриплый голос отчима: «…потянуло от тебя бедой. Старой, знакомой бедой».




Тяжелый кейс был спрятан. Деньги — в кармане. Оружие — за спиной. Но впервые за весь день Николай почувствовал себя не победителем, а попавшим в ловушку зверем.

 

Охота на виртуоза. Глава 3.

Охота на виртуоза. Глава 1.