Охота на виртуоза. Глава 23.

Глава 23.




Время в домике у моря пролетало в странном, подвешенном состоянии, будто они находились в полусне, на границе между реальностью и иллюзией. Дни тянулись медленно и густо, наполненные тишиной, которую разрывали лишь далекий, размеренный шум прибоя, пронзительные крики чаек и убаюкивающий, низкий гул товарных составов, шедших по невидимой железной дороге. Они жили как затворники, отшельники поневоле, выброшенные волной на необитаемый берег собственной судьбы. Эта вынужденная простота была одновременно и пыткой, и лекарством. Она зарубцовывала самые свежие переживания, притупляя остроту паники, но не могла решить всех проблем.




Николай не мог сидеть сложа руки. Пока Ирина поддерживала их крошечное, примитивное хозяйство — топила буржуйку щепками, готовила на керосинке незамысловатую еду, стирала в тазике их скудное белье — его мозг лихорадочно работал. Он чувствовал себя загнанным в угол зверем, который тыкается мордой в стены клетки в поисках хоть какой-то лазейки. Четыреста тысяч евро наличными, запертые в кейсе под кроватью, были не сокровищем, а гирей на ногах, свинцовой тяжестью, тянувшей на дно. Их невозможно было незаметно перевезти через границу. Их нельзя было положить в банк без тысяч вопросов и справок. Они были не билетом в новую жизнь, а вещественным доказательством преступления и яркой, кричащей приманкой для любого, кто о них узнает или даже просто почует запах бумаги.




Нужно было конвертировать часть их во что-то ликвидное, но менее громоздкое и анонимное. Его первые мысли метались между очевидными вариантами. Золото? Но слитки тоже имеют серийные номера, их сложно перевозить в большом количестве, да и при продаже возникнут те же вопросы. Криптовалюта? Слишком сложно, призрачно и непредсказуемо для человека, насильно вырванного из цифрового мира и не имеющего доступа к безопасным каналам. И тогда, перебирая в памяти криминальные хроники и авантюрные романы, он вспомнил старую, как мир, схему — алмазы. Неограненные, анонимные, невероятно ценные на вес и занимающие ничтожно мало места. Холодные, бездушные, вечные камни. Но не все деньги. Часть, некоторую часть, нужно было оставить наличными — на документы, на взятки, на первый месяц жизни в неизвестности.




Решившись, он достал запасной, купленный Андреем «кнопочный» телефон. Заряда было мало, но на один звонок хватило. С замиранием сердца, глядя в запыленное окно на пустынный склон холма, он набрал номер Сергея. Они были не просто знакомыми по спортзалу. Они годами маялись в одной раздевалке, вместе терпели дикую боль на тренировках по муай-тай, ездили на одни и те же скромные региональные турниры, где бились до крови за никому не нужные грамоты и дешевые кубки. После боев пили теплое пиво, обсуждая удары и провалы. Это было братство, выкованное болью и потом.




Тот снял трубку почти сразу, голос его был привычно хриплым, но на этот раз сквозь обычную небрежность пробивалась тревога.

— Коля? Черт, где ты пропал? Про тебя столько слухов... Говорят, ты влип по уши.

— Серега, слушай, не перебивай, — Николай говорил тихо, но четко, стараясь загнать в голос ту же стальную интонацию, что была у Андрея. — Мне нужна помощь. Один звонок. Контакт. Ювелир. Не из бутиков, понимаешь? Такой, который работает с... особыми клиентами. Для большого, но тихого дела.




В трубке повисла тяжелая, густая пауза. Николай слышал, как на том конце зажигается сигарета, был слышен короткий, нервный затяг.

— Ты совсем спятил, художник? — наконец выдавил Сергей. — С такими делами шутки плохи. Это тебе не на татами выйти.

— Я не шучу, — отрезал Николай. — Дело на триста тысяч. Евро. Наличными. Мне нужен только контакт. Чистота — гарантирую. Никаких следов к тебе.

Еще одна пауза, более короткая. Вздох, полный сомнений и нежелания лезть в чужие дела, пересиленный старой дружбой.

— Ладно, черт с тобой. Есть один тип. Левон. Армянин. Мастер с золотыми руками, но... с своеобразной клиентурой. Дорогой и осторожный, как черт. Я позвоню ему, скажу, что ты свой. Но, Коля... — голос Сергея стал жестче, — я тебя туда отвезу и обратно. Сам. Не стоит шляться с такими деньгами. Где нам встретиться?




Через час на пустырь за заброшенным консервным заводом подъехал старенький, помятый «Фольксваген-Гольф». Из него вышел Сергей. Он почти не изменился — такой же коренастый, с бычьей шеей и короткой стрижкой, но в его глазах, обычно веселых и наглых, теперь читалась озабоченность. Они молча обнялись, похлопали друг друга по плечам — жест, сохранившийся с бойцовских времен.

— Садись, — буркнул Сергей, закуривая. — Объяснишь по дороге. Если захочешь.




Николай сел в машину, пахшую табаком и автомобильным освежителем. Он не стал врать другу, но и не выложил все. Сказал, что оказался в центре серьезного конфликта, что нужно срочно и тихо конвертировать крупную сумму в камни, чтобы уехать. Сергей, не отрывая глаз от дороги, молча кивал. Он был не из болтливых, понимал все с полуслова и с полувзгляда. Его молчаливая поддержка была дороже любых клятв.




Дача Левона стояла на отшибе, за высоким, глухим забором из профнастила, увенчанным витками колючей проволоки, в которую органично вписывались вьющиеся стебли хмеля. Сергей остановил машину в ста метрах, в тени старых тополей.

— Я жду здесь, — сказал он, глуша двигатель. — Любой шорох — два гудка. Выскакивай.

Николай кивнул, взял свою спортивную сумку и вышел. Калитка была массивной, железной. Он нашел глазок видеодомофона и нажал кнопку. Молчание длилось минуту, затем раздался щелчок, и калитка тихо отъехала в сторону.




Воздух внутри участка был другим — пахло дорогим древесным углем от мангала, где-то тлеющем в глубине сада, хвоей вековых сосен и дорогими сигарами. Сам дом был неказист снаружи — обычная кирпичная дачка советских времен, но ухоженная, с аккуратно подстриженными кустами и мощеными дорожками.




Дверь открыл сам хозяин. Левон оказался невысоким, но очень плотно сбитым мужчиной лет пятидесяти. Его седые, густые волосы были зачесаны назад, открывая высокий, умный лоб. Лицо — скуластое, с орлиным носом и пронзительными, темными глазами, которые казались сканером — они мгновенно оценили Николая с ног до головы, взвесили, проанализировали и вынесли предварительный вердикт. Он был одет в дорогой, но простой кашемировый свитер темно-серого цвета и мягкие замшевые мокасины. Выглядел он не как бандит или подпольный делец, а как университетский профессор или госслужащий высокого статуса на пенсии.




— Проходи, — сказал он голосом, в котором не было ни дружелюбия, ни враждебности, лишь нейтральная деловитость. Его взгляд скользнул по сумке в руке Николая.




— Садитесь, — предложил Левон, указывая на свободные кресла, специально приготовленные для гостей. На столе стояли три пустых фужера для коньяка и графин с темно-янтарной жидкостью. Он разлил понемногу каждому, не спрашивая и не предлагая отказаться. — Сергей говорит, у тебя есть деловое предложение. Обсуждаемое.




Николай почувствовал, как под свитером выступает холодный пот. Он поставил на пол между ног свою неприметную спортивную сумку. В этой обстановке показной, но не кричащей роскоши и спокойствия он с его грузом наличности чувствовал себя варваром, ворвавшимся в кабинет антиквара.




— У меня есть капитал, — начал он, с трудом подбирая слова. — Наличными. Мне нужно часть его... преобразовать. В нечто более портативное и ликвидное.




Левон поднес фужер к носу, медленно вдыхая аромат, его глаза не отрывались от Николая.




— Камни бывают разные, молодой человек. Изумруды, рубины, сапфиры... У каждого свой характер, свои рынки сбыта. Все очень индивидуально.




— Алмазы, — четко, почти отрывисто сказал Николай. — Неограненные. Высокой чистоты. На сумму в триста тысяч евро.




Левона не повело. Ни один мускул не дрогнул на его невозмутимом лице. Он медленно, смакуя, отпил глоток коньяка.




— Триста тысяч. Понятно. Показывай.




Вместо ответа Николай молча расстегнул молнию на сумке. Наклонился и, взяв ее за дно, вытряхнул часть содержимого на идеально отполированную столешницу.




Тишину комнаты разорвал мягкий, шелестящий звук. Аккуратные, плотные кипы евро, перетянутые банковскими лентами, тяжело и бесшумно легли на темное дерево. Запах новой, типографской краски смешался с ароматом коньяка и кожи.




Левон лишь слегка приподнял густую седую бровь. Он отставил бокал.




— Сергей, друг мой, — повернулся он к гостю. — Будь так добр, пройдись немного по саду. Полюбуйся на мои астры. Они в этом году особенно хороши.




Сергей, поняв, что его мягко, но твердо удаляют, мрачно кивнул, встал и, не глядя на Николая, вышел через стеклянную дверь в террасу. Левон дождался, пока дверь за ним закроется, затем поднялся. Его движения были плавными и экономичными. Он подошел к стене, где висела ничем не примечательная картина морского пейзажа, сдвинул ее в сторону, открыв встроенный в стену сейф с кодовым замком. Быстро набрав код, он открыл тяжелую дверцу и достал оттуда небольшой, но массивный черный кожаный саквояж. Поставил его на стол рядом с деньгами и открыл.




Внутри, на черном бархате, лежали не ювелирные украшения, а инструменты, отточенные и точные, как у хирурга: лупа с собственной светодиодной подсветкой, миниатюрные электронные весы с цифровым табло, несколько пинцетов с силиконовыми наконечниками. И несколько небольших, на первый взгляд неприметных камешков, разложенных по отдельным бархатным ячейкам. Они выглядели как обкатанные морем стеклышки — матовые, с тусклым, жирным блеском.




— Показывай все, — сказал Левон, ловким движением надевая лупу на глаз. Он превратился в ремесленника, технолога, оценщика.




Николай, чувствуя странную пустоту в животе, выложил все содержимое кейса. Деньги покрыли значительную часть стола, образовав внушительную, пахнущую свободой и смертью гору. Он чувствовал, как сердце болезненно сжимается. Это была плоть от плоти его мечты, его авантюры, его отчаянной попытки вырваться. И сейчас он добровольно избавлялся от большей ее части, меняя на горсть холодных кристаллов.




Левон работал молча, с сосредоточенностью алхимика. Его пальцы, короткие, ухоженные, но с уплотнениями на подушечках — пальцы человека, привыкшего к тонкой работе, — быстро и безошибочно пересчитывали пачки, взвешивая их на ладони. Он наугад взял несколько купюр из разных пачек, проверил их под ультрафиолетовым фонариком, который извлек из саквояжа. Проверял водяные знаки, защитные нити, микротекст. Его движения были выверенными, без единого лишнего жеста. Воздух наполнился тихим шелестом бумаги и мягкими щелчками купюр.




— Итого — триста тысяч евро, — наконец озвучил он, снимая лупу. Его голос был безразличным, как у аукциониста. — Моя комиссия — десять процентов. Плюс стоимость камней по биржевому курсу на сегодня. Согласен?




Спорить было бессмысленно и опасно. Николай просто кивнул, сглотнув ком в горле.

— Согласен.




Левон снова полез в сейф и извлек оттуда небольшой, плотный мешочек из толстой, мягкой кожи, перетянутый кожаным же шнурком. Развязал его и с почти что религиозной торжественностью высыпал содержимое на специальную бархатную подушечку.




Это было не похоже на голливудские сокровища. Не было ослепительного блеска, игры граней. Несколько десятков мелких, похожих на застывшие слезы или на обломки стекла, крупинок. Они были матовыми, с характерным жирным блеском, некоторые — с желтоватым или сероватым оттенком. Но Николай, художник, видел скрытую в них холодную, геометрическую, совершенную красоту. В них была сконцентрирована невероятная твердость, немыслимая ценность и... абсолютное, вселенское безразличие.




Левон пинцетом, с ювелирной точностью, подобрал один из камней, побольше, и поднес к лупе. Покрутил его под светом диодной лампочки.

— Вот этот, к примеру, — его голос приобрел оттенок профессиональной гордости. — три с половиной карата. Чистота ВС1 — очень незначительные включения, видимые только под лупой. Цвет «джи» — близкий к самому высшему сегменту бесцветности. Очень достойный экземпляр. — Он аккуратно положил камень на чашу микро-весов. Электронное табло показало 0.70 грамма. — Их будет тридцать пять штук. Разного веса и качества, я подберу оптимальное соотношение. Вместе они займут места меньше, чем пачка сигарет.




Он принялся отбирать камни, взвешивать их, заносить данные в небольшой блокнот с кожаной обложкой, что-то бормоча себе под нос, производя сложные расчеты. Николай наблюдал, завороженный. Его деньги, его мечта о свободе, его боль и страх — все это превращалось в горсть холодных, бездушных, идеально геометричных кристаллов. Это было одновременно и унизительно, и восхитительно. Он чувствовал себя одновременно и ограбленным, и невероятно легким.




Наконец, Левон закончил. Он аккуратно, пинцетом, словно собирая рассыпавшиеся бусины, ссыпал все отобранные алмазы в маленький, толстостенный мешочек из той же темной кожи, что и первый. Затянул шнурок на несколько узлов и протянул его Николаю.




Тот взял его. Мешочек был поразительно, почти пугающе легким. В нем не чувствовалось ни веса, ни стоимости, ни прошлого, ни будущего. Только странная, зловещая прохлада, проникающая даже через плотную кожу.




— Помни, — сказал Левон, начав так же методично упаковывать деньги в свою сумку, — они не любят суеты. Не показывай их никому. Не пытайся продать с рук в первой же ювелирной лавке в какой-нибудь Турции. Ищи солидные, уважаемые конторы с историей. И будь готов к большим дисконтам при срочной продаже. Удачи. Она тебе понадобится.




Он протянул руку для рукопожатия. Его рукопожатие было сухим, твердым и безэмоциональным.




Николай вышел через ту же калитку. Она беззвучно закрылась за ним. Ночь стала еще темнее. Он глубоко вдохнул прохладный воздух и быстрым шагом зашагал к тому месту, где его ждал Сергей. «Гольф» по-прежнему стоял в тени, без габаритов. Николай открыл дверь и грузно опустился на пассажирское сиденье.




— Все в порядке? — спросил Сергей, заводя двигатель.

— Да, — коротко кивнул Николай. — Все нормально. Гони отсюда.




Машина тронулась с места и понеслась по темным проселочным дорогам. Они молчали почти всю дорогу. Только когда огни города остались далеко позади, Сергей нарушил тишину.

— Коля, а дальше что?

— Дальше... — Николай сжал в кармане кожаный мешочек. — Дальше нужно исчезнуть. Насовсем. Да, и сотри мой звонок из памяти телефона. На всякий случай.

- Понял...

Сергей больше не задавал вопросов. Он понимающе хмыкнул и прибавил газу.




Он довез Николая до самого поворота на их холм, но на саму грунтовку не свернул.

— Тебя тут не ждут? — спросил он, оглядывая темноту.

— Нет. Спасибо, Серега. Я не забуду.

— Да ладно, — отмахнулся тот. — Береги себя, художник.




Они снова, уже прощаясь, обнялись. Николай вышел из машины и растворился в ночи. Он шел к своему временному пристанищу, к Ирине, с чувством огромной усталости и странного опустошения. В другой сумке, в домике у него оставалось сто тысяч евро — на жизнь, на документы, на непредвиденные расходы. В кармане же лежало его будущее — холодное, бездушное и невероятно легкое. Он начал проводить свой план.

© Copyright: Юрий Салов, 2025

Регистрационный номер №0543429

от Сегодня в 01:11

[Скрыть] Регистрационный номер 0543429 выдан для произведения: Глава 23.




Время в домике у моря пролетало в странном, подвешенном состоянии, будто они находились в полусне, на границе между реальностью и иллюзией. Дни тянулись медленно и густо, наполненные тишиной, которую разрывали лишь далекий, размеренный шум прибоя, пронзительные крики чаек и убаюкивающий, низкий гул товарных составов, шедших по невидимой железной дороге. Они жили как затворники, отшельники поневоле, выброшенные волной на необитаемый берег собственной судьбы. Эта вынужденная простота была одновременно и пыткой, и лекарством. Она зарубцовывала самые свежие переживания, притупляя остроту паники, но не могла решить всех проблем.




Николай не мог сидеть сложа руки. Пока Ирина поддерживала их крошечное, примитивное хозяйство — топила буржуйку щепками, готовила на керосинке незамысловатую еду, стирала в тазике их скудное белье — его мозг лихорадочно работал. Он чувствовал себя загнанным в угол зверем, который тыкается мордой в стены клетки в поисках хоть какой-то лазейки. Четыреста тысяч евро наличными, запертые в кейсе под кроватью, были не сокровищем, а гирей на ногах, свинцовой тяжестью, тянувшей на дно. Их невозможно было незаметно перевезти через границу. Их нельзя было положить в банк без тысяч вопросов и справок. Они были не билетом в новую жизнь, а вещественным доказательством преступления и яркой, кричащей приманкой для любого, кто о них узнает или даже просто почует запах бумаги.




Нужно было конвертировать часть их во что-то ликвидное, но менее громоздкое и анонимное. Его первые мысли метались между очевидными вариантами. Золото? Но слитки тоже имеют серийные номера, их сложно перевозить в большом количестве, да и при продаже возникнут те же вопросы. Криптовалюта? Слишком сложно, призрачно и непредсказуемо для человека, насильно вырванного из цифрового мира и не имеющего доступа к безопасным каналам. И тогда, перебирая в памяти криминальные хроники и авантюрные романы, он вспомнил старую, как мир, схему — алмазы. Неограненные, анонимные, невероятно ценные на вес и занимающие ничтожно мало места. Холодные, бездушные, вечные камни. Но не все деньги. Часть, некоторую часть, нужно было оставить наличными — на документы, на взятки, на первый месяц жизни в неизвестности.




Решившись, он достал запасной, купленный Андреем «кнопочный» телефон. Заряда было мало, но на один звонок хватило. С замиранием сердца, глядя в запыленное окно на пустынный склон холма, он набрал номер Сергея. Они были не просто знакомыми по спортзалу. Они годами маялись в одной раздевалке, вместе терпели дикую боль на тренировках по муай-тай, ездили на одни и те же скромные региональные турниры, где бились до крови за никому не нужные грамоты и дешевые кубки. После боев пили теплое пиво, обсуждая удары и провалы. Это было братство, выкованное болью и потом.




Тот снял трубку почти сразу, голос его был привычно хриплым, но на этот раз сквозь обычную небрежность пробивалась тревога.

— Коля? Черт, где ты пропал? Про тебя столько слухов... Говорят, ты влип по уши.

— Серега, слушай, не перебивай, — Николай говорил тихо, но четко, стараясь загнать в голос ту же стальную интонацию, что была у Андрея. — Мне нужна помощь. Один звонок. Контакт. Ювелир. Не из бутиков, понимаешь? Такой, который работает с... особыми клиентами. Для большого, но тихого дела.




В трубке повисла тяжелая, густая пауза. Николай слышал, как на том конце зажигается сигарета, был слышен короткий, нервный затяг.

— Ты совсем спятил, художник? — наконец выдавил Сергей. — С такими делами шутки плохи. Это тебе не на татами выйти.

— Я не шучу, — отрезал Николай. — Дело на триста тысяч. Евро. Наличными. Мне нужен только контакт. Чистота — гарантирую. Никаких следов к тебе.

Еще одна пауза, более короткая. Вздох, полный сомнений и нежелания лезть в чужие дела, пересиленный старой дружбой.

— Ладно, черт с тобой. Есть один тип. Левон. Армянин. Мастер с золотыми руками, но... с своеобразной клиентурой. Дорогой и осторожный, как черт. Я позвоню ему, скажу, что ты свой. Но, Коля... — голос Сергея стал жестче, — я тебя туда отвезу и обратно. Сам. Не стоит шляться с такими деньгами. Где нам встретиться?




Через час на пустырь за заброшенным консервным заводом подъехал старенький, помятый «Фольксваген-Гольф». Из него вышел Сергей. Он почти не изменился — такой же коренастый, с бычьей шеей и короткой стрижкой, но в его глазах, обычно веселых и наглых, теперь читалась озабоченность. Они молча обнялись, похлопали друг друга по плечам — жест, сохранившийся с бойцовских времен.

— Садись, — буркнул Сергей, закуривая. — Объяснишь по дороге. Если захочешь.




Николай сел в машину, пахшую табаком и автомобильным освежителем. Он не стал врать другу, но и не выложил все. Сказал, что оказался в центре серьезного конфликта, что нужно срочно и тихо конвертировать крупную сумму в камни, чтобы уехать. Сергей, не отрывая глаз от дороги, молча кивал. Он был не из болтливых, понимал все с полуслова и с полувзгляда. Его молчаливая поддержка была дороже любых клятв.




Дача Левона стояла на отшибе, за высоким, глухим забором из профнастила, увенчанным витками колючей проволоки, в которую органично вписывались вьющиеся стебли хмеля. Сергей остановил машину в ста метрах, в тени старых тополей.

— Я жду здесь, — сказал он, глуша двигатель. — Любой шорох — два гудка. Выскакивай.

Николай кивнул, взял свою спортивную сумку и вышел. Калитка была массивной, железной. Он нашел глазок видеодомофона и нажал кнопку. Молчание длилось минуту, затем раздался щелчок, и калитка тихо отъехала в сторону.




Воздух внутри участка был другим — пахло дорогим древесным углем от мангала, где-то тлеющем в глубине сада, хвоей вековых сосен и дорогими сигарами. Сам дом был неказист снаружи — обычная кирпичная дачка советских времен, но ухоженная, с аккуратно подстриженными кустами и мощеными дорожками.




Дверь открыл сам хозяин. Левон оказался невысоким, но очень плотно сбитым мужчиной лет пятидесяти. Его седые, густые волосы были зачесаны назад, открывая высокий, умный лоб. Лицо — скуластое, с орлиным носом и пронзительными, темными глазами, которые казались сканером — они мгновенно оценили Николая с ног до головы, взвесили, проанализировали и вынесли предварительный вердикт. Он был одет в дорогой, но простой кашемировый свитер темно-серого цвета и мягкие замшевые мокасины. Выглядел он не как бандит или подпольный делец, а как университетский профессор или госслужащий высокого статуса на пенсии.




— Проходи, — сказал он голосом, в котором не было ни дружелюбия, ни враждебности, лишь нейтральная деловитость. Его взгляд скользнул по сумке в руке Николая.




— Садитесь, — предложил Левон, указывая на свободные кресла, специально приготовленные для гостей. На столе стояли три пустых фужера для коньяка и графин с темно-янтарной жидкостью. Он разлил понемногу каждому, не спрашивая и не предлагая отказаться. — Сергей говорит, у тебя есть деловое предложение. Обсуждаемое.




Николай почувствовал, как под свитером выступает холодный пот. Он поставил на пол между ног свою неприметную спортивную сумку. В этой обстановке показной, но не кричащей роскоши и спокойствия он с его грузом наличности чувствовал себя варваром, ворвавшимся в кабинет антиквара.




— У меня есть капитал, — начал он, с трудом подбирая слова. — Наличными. Мне нужно часть его... преобразовать. В нечто более портативное и ликвидное.




Левон поднес фужер к носу, медленно вдыхая аромат, его глаза не отрывались от Николая.




— Камни бывают разные, молодой человек. Изумруды, рубины, сапфиры... У каждого свой характер, свои рынки сбыта. Все очень индивидуально.




— Алмазы, — четко, почти отрывисто сказал Николай. — Неограненные. Высокой чистоты. На сумму в триста тысяч евро.




Левона не повело. Ни один мускул не дрогнул на его невозмутимом лице. Он медленно, смакуя, отпил глоток коньяка.




— Триста тысяч. Понятно. Показывай.




Вместо ответа Николай молча расстегнул молнию на сумке. Наклонился и, взяв ее за дно, вытряхнул часть содержимого на идеально отполированную столешницу.




Тишину комнаты разорвал мягкий, шелестящий звук. Аккуратные, плотные кипы евро, перетянутые банковскими лентами, тяжело и бесшумно легли на темное дерево. Запах новой, типографской краски смешался с ароматом коньяка и кожи.




Левон лишь слегка приподнял густую седую бровь. Он отставил бокал.




— Сергей, друг мой, — повернулся он к гостю. — Будь так добр, пройдись немного по саду. Полюбуйся на мои астры. Они в этом году особенно хороши.




Сергей, поняв, что его мягко, но твердо удаляют, мрачно кивнул, встал и, не глядя на Николая, вышел через стеклянную дверь в террасу. Левон дождался, пока дверь за ним закроется, затем поднялся. Его движения были плавными и экономичными. Он подошел к стене, где висела ничем не примечательная картина морского пейзажа, сдвинул ее в сторону, открыв встроенный в стену сейф с кодовым замком. Быстро набрав код, он открыл тяжелую дверцу и достал оттуда небольшой, но массивный черный кожаный саквояж. Поставил его на стол рядом с деньгами и открыл.




Внутри, на черном бархате, лежали не ювелирные украшения, а инструменты, отточенные и точные, как у хирурга: лупа с собственной светодиодной подсветкой, миниатюрные электронные весы с цифровым табло, несколько пинцетов с силиконовыми наконечниками. И несколько небольших, на первый взгляд неприметных камешков, разложенных по отдельным бархатным ячейкам. Они выглядели как обкатанные морем стеклышки — матовые, с тусклым, жирным блеском.




— Показывай все, — сказал Левон, ловким движением надевая лупу на глаз. Он превратился в ремесленника, технолога, оценщика.




Николай, чувствуя странную пустоту в животе, выложил все содержимое кейса. Деньги покрыли значительную часть стола, образовав внушительную, пахнущую свободой и смертью гору. Он чувствовал, как сердце болезненно сжимается. Это была плоть от плоти его мечты, его авантюры, его отчаянной попытки вырваться. И сейчас он добровольно избавлялся от большей ее части, меняя на горсть холодных кристаллов.




Левон работал молча, с сосредоточенностью алхимика. Его пальцы, короткие, ухоженные, но с уплотнениями на подушечках — пальцы человека, привыкшего к тонкой работе, — быстро и безошибочно пересчитывали пачки, взвешивая их на ладони. Он наугад взял несколько купюр из разных пачек, проверил их под ультрафиолетовым фонариком, который извлек из саквояжа. Проверял водяные знаки, защитные нити, микротекст. Его движения были выверенными, без единого лишнего жеста. Воздух наполнился тихим шелестом бумаги и мягкими щелчками купюр.




— Итого — триста тысяч евро, — наконец озвучил он, снимая лупу. Его голос был безразличным, как у аукциониста. — Моя комиссия — десять процентов. Плюс стоимость камней по биржевому курсу на сегодня. Согласен?




Спорить было бессмысленно и опасно. Николай просто кивнул, сглотнув ком в горле.

— Согласен.




Левон снова полез в сейф и извлек оттуда небольшой, плотный мешочек из толстой, мягкой кожи, перетянутый кожаным же шнурком. Развязал его и с почти что религиозной торжественностью высыпал содержимое на специальную бархатную подушечку.




Это было не похоже на голливудские сокровища. Не было ослепительного блеска, игры граней. Несколько десятков мелких, похожих на застывшие слезы или на обломки стекла, крупинок. Они были матовыми, с характерным жирным блеском, некоторые — с желтоватым или сероватым оттенком. Но Николай, художник, видел скрытую в них холодную, геометрическую, совершенную красоту. В них была сконцентрирована невероятная твердость, немыслимая ценность и... абсолютное, вселенское безразличие.




Левон пинцетом, с ювелирной точностью, подобрал один из камней, побольше, и поднес к лупе. Покрутил его под светом диодной лампочки.

— Вот этот, к примеру, — его голос приобрел оттенок профессиональной гордости. — три с половиной карата. Чистота ВС1 — очень незначительные включения, видимые только под лупой. Цвет «джи» — близкий к самому высшему сегменту бесцветности. Очень достойный экземпляр. — Он аккуратно положил камень на чашу микро-весов. Электронное табло показало 0.70 грамма. — Их будет тридцать пять штук. Разного веса и качества, я подберу оптимальное соотношение. Вместе они займут места меньше, чем пачка сигарет.




Он принялся отбирать камни, взвешивать их, заносить данные в небольшой блокнот с кожаной обложкой, что-то бормоча себе под нос, производя сложные расчеты. Николай наблюдал, завороженный. Его деньги, его мечта о свободе, его боль и страх — все это превращалось в горсть холодных, бездушных, идеально геометричных кристаллов. Это было одновременно и унизительно, и восхитительно. Он чувствовал себя одновременно и ограбленным, и невероятно легким.




Наконец, Левон закончил. Он аккуратно, пинцетом, словно собирая рассыпавшиеся бусины, ссыпал все отобранные алмазы в маленький, толстостенный мешочек из той же темной кожи, что и первый. Затянул шнурок на несколько узлов и протянул его Николаю.




Тот взял его. Мешочек был поразительно, почти пугающе легким. В нем не чувствовалось ни веса, ни стоимости, ни прошлого, ни будущего. Только странная, зловещая прохлада, проникающая даже через плотную кожу.




— Помни, — сказал Левон, начав так же методично упаковывать деньги в свою сумку, — они не любят суеты. Не показывай их никому. Не пытайся продать с рук в первой же ювелирной лавке в какой-нибудь Турции. Ищи солидные, уважаемые конторы с историей. И будь готов к большим дисконтам при срочной продаже. Удачи. Она тебе понадобится.




Он протянул руку для рукопожатия. Его рукопожатие было сухим, твердым и безэмоциональным.




Николай вышел через ту же калитку. Она беззвучно закрылась за ним. Ночь стала еще темнее. Он глубоко вдохнул прохладный воздух и быстрым шагом зашагал к тому месту, где его ждал Сергей. «Гольф» по-прежнему стоял в тени, без габаритов. Николай открыл дверь и грузно опустился на пассажирское сиденье.




— Все в порядке? — спросил Сергей, заводя двигатель.

— Да, — коротко кивнул Николай. — Все нормально. Гони отсюда.




Машина тронулась с места и понеслась по темным проселочным дорогам. Они молчали почти всю дорогу. Только когда огни города остались далеко позади, Сергей нарушил тишину.

— Коля, а дальше что?

— Дальше... — Николай сжал в кармане кожаный мешочек. — Дальше нужно исчезнуть. Насовсем. Да, и сотри мой звонок из памяти телефона. На всякий случай.

- Понял...

Сергей больше не задавал вопросов. Он понимающе хмыкнул и прибавил газу.




Он довез Николая до самого поворота на их холм, но на саму грунтовку не свернул.

— Тебя тут не ждут? — спросил он, оглядывая темноту.

— Нет. Спасибо, Серега. Я не забуду.

— Да ладно, — отмахнулся тот. — Береги себя, художник.




Они снова, уже прощаясь, обнялись. Николай вышел из машины и растворился в ночи. Он шел к своему временному пристанищу, к Ирине, с чувством огромной усталости и странного опустошения. В другой сумке, в домике у него оставалось сто тысяч евро — на жизнь, на документы, на непредвиденные расходы. В кармане же лежало его будущее — холодное, бездушное и невероятно легкое. Он начал проводить свой план.

 

Охота на виртуоза. Глава 24.

Охота на виртуоза. Глава 22.