Охота на виртуоза. Глава 13.

Глава 13.




  На следующее утро ситуация повторилась. После завтрака резко распахнулась дверь и в комнату вошел Артем.

  - Балдеем? - он выключил буднично жужжавший телевизор.

  -Ты чего делаешь -то? - с недоумением и легким испугом уставилась на него Ирина. - я тебе щас... — она попыталась облить бандита остатками чая, когда тот бесцеремонно рванул ее с кровати и потащил ее в коридор.

  - Давай, убирай ее отсюда, - появившийся вслед за боевиком в комнате Тенгиз внимательно разглядывал развалившегося на кровати парня. - Сема, ты что заснул? - обернулся он к Розенцвайгу, стоявшему рядом. - разворачивай свои шнуры.

  Доктор молча пошел к заставленному тарелками столу.

  - Артем! - обратился Тенгиз к помощнику, который после упорной борьбы выкинул Ирину в коридор, - дай нашему подопечному пару раз для разминки. Пока наш доктор сопли жует.

  Бандит, оскалившись, встал напротив равнодушно наблюдавшего за всем этим Николая.

  Удар он нанес мощный, сочный, размашистый, но... мимо. Парень резко отклонился и заехал бандиту ногой в живот. А затем добавил скрючившемуся Артему кулаком и коленом в морду.

  Бугай хрюкнул, мотнув головой, ноги его подкосились, он упал на колени и завалился на деревянный пол лицом вниз.

  Все опешили, а подскочивший Николай ударил оцепеневшего Тенгиза классической комбинацией - в голову кулаком и в живот ногой. Затем потерявшего дыхание вора в законе он приложил головой об стену.

  Со стоном Тенгиз сполз на пол.

  А прибежавшая в комнату на шум Ирина, ужасаясь, не шевелясь стола у стены, всеми силами стараясь не закричать.

  - Ничего себе разбушевались, - «Каша» кинул окурок в траву. - прибьют они психа.

  - Угу, - меланхолично кивнул чистивший ногти пилочкой «Химик».

  Доктора, доставшего из кармана плаща пистолет (а стрелять то он умеет?!), Николай успокоил точным ударом сжатых в пучок пальцев руки в нервный узел за ухом.

  На этом сегодняшний сеанс пыток закончился.

  Для Николая.

  Лихорадочно связав доктора вытащенными из его же саквояжа проводами и зактнув ему рот импровизированным кляпом из половой тряпки, Андрей прислонил эскулапа к стене и полил сверху на доктора остатками чая.

  Доктор открыл глаза и что-то промычал. Не мешкая, Спичкин прикрепил пластырем электроды к вискам старикана и вставив другой конец провода в гнездо, до упора повернул вправо регулятор мощности электроразряда.

  Изо рта плененного эскулапа раздалось дикое мычание, перешедшее в визг.

  - Остальных зови! - кивнул Ирине парень.

  Девушка выбежала во двор и умело изобразив замешательство и волнение поманила охранников рукой:

  - Ребята, вас Тенгиз зовет.

  Появившегося на пороге Кирилла Николай, заблаговременно занявший место над входной дверью, уцепившись одной рукой за трубу, а другой - за выступ стенного шкафа и упершийся ногами в стену, спрыгнув вниз прямо перед боевиком, ударил левой ногой по ногам, а правой, в подхвате, чуть выше, зная, что двойные удары блокируются плохо.

  Пропущенная "двойка" отбросила бандита к стене. Потерявший равновесие боевик опрокинул этажерку, с полок которой полетели пустые банки, бутылки, склянки и прочий совершенно ненужный, но часто бережно хранящийся годами хлам. Врезавшись головой в оклеенный обоями кирпич, «Каша» затих.

  - Ух ты... - прошептала Ирина.

  Вбежавший вслед за напарником в дом Руслан получил мощный удар в грудь, в область левого крыла грудной клетки, унёсший его на пару метров в сторону от двери.

  В его груди взорвалась граната боли, в глазах потемнело.

  Рукопашный опыт всё же не подвел боевика, он со стоном медленно поднялся на ноги, однако явно недостаточно быстро, и новый удар Николая - ногой, с разворота, чуть выше уха взорвал гранату боли в голове Руслана и он потерял сознание.

  

  - Ключи. Ключи от машины ищи. - тихо, но внятно скомандовал парень.

  Они резво выскочили из дома и подбежали к черному "Мерседесу". Ирина стала лихорадочно рвать дверь.

  - Да куда ты! - досадливо воскликнул парень, садясь к красную "Мазду" «Каши» и «Химика», с оставленным в замке ключом зажигания.

  Девушка, больше даже "на публику", всплеснув руками, подбежала к красной машине.

  - Открой, а!? - несколько истерично заверещала она. - Ты что!? Ты что... - она открыла переднюю дверь, - отвали! - Ирина с силой оттолкнула Николая от руля, буквально выпихнув его на сиденье рядом с водительским и стала вытаскивать у него из рук ключ зажигания.

  - Что я, не знаю, как машину водить!? - обиженно вскинулся парень, нехотя передавая Ирине ключи с брелком.

  - Давай! Ключи давай! - девушка торопливо стала заводить машину, даже не захлопнув дверь со своей стороны.

  Через несколько секунд, "Мазда", подняв столб пыли, скрылась за поворотом.




***




Больничная палата в отделении травматологии и интенсивной терапии городской больницы №1 Анастасьевска была похожа на тысячи других по всей стране: выцветшие стены цвета разбавленного йогурта, потолок, испещренный тенями от давно снятых светильников, и тяжелый, многослойный воздух, в котором приторная сладость антисептика боролась с кисловатым запахом болезней и человеческой беспомощности.




Водитель «скорой» Александр Петрович лежал на койке, возвышавшейся благодаря гидравлике, словно трон страданий. Его тело, обычно мощное и привыкшее к долгим сменам за рулем, сейчас казалось пришибленным и чужим. Грудь и часть живота были скрыты под белой горой бинтов, из-под которых выползали прозрачные трубки, соединяющие его с мерно пощелкивавшими аппаратами. Лицо его было землистым, щеки впали, обнажив скулы, а на висках проступила синеватая сетка вен. Но глаза — глаза горели лихорадочным, животным огнем. В них читалась не только боль, но и застрявший в зрачках ужас от вчерашнего утра.




У постели, на жестком пластиковом стуле, сидел следователь Семенов. Его собственное лицо, вечно отмеченное печатью хронической усталости, сегодня казалось еще более изможденным. Темные мешки под глазами были похожи на синяки. Он держал на коленях легкий служебный ноутбук, но не печатал, а лишь водил пальцем по тачпаду, изредка бросая взгляды на человека в койке. Рядом, прислонившись к тумбочке с неуместно ярким апельсином и графином воды, стоял молодой парень в костюме — криминалист Анатолий с графическим планшетом в руках. Ее лицо было сосредоточено и непроницаемо, профессиональный щит против чужих страданий.




— Александр Петрович, — начал Семенов, его голос был глуховатым, будто присыпанным той же пылью, что и папки на его столе. — Понимаю, вам тяжело. Но нужно еще раз. Очень внимательно. Это очень важно.




Водитель медленно перевел на него взгляд. Его губы, потрескавшиеся и бледные, дрогнули.

— Я уже… все сказал вашим людям… — просипел он. Дыхание его было поверхностным, каждое движение грудной клетки отзывалось тупой болью, проступающей сквозь посленаркозный туман.




— Я знаю. Но сейчас важно не то, что было, а кто. Мы будем составлять фоторобот. Анатолий будет помогать. Вам нужно будет вспомнить лица. Самого главного. Того, кто сидел в машине.




Александр Петрович зажмурился, и по его лицу пробежала судорога. Казалось, он физически пытается вырвать образы из клубка боли и страха, застрявшего в его памяти.




— Ладно… — выдохнул он наконец. — Давайте… только быстро.




Анатолий включил планшет. Экран засветился холодным синим светом. Он выбрал программу для составления фотороботов — сложный конструктор из тысяч черт лиц.




— Начнем с общей формы, — его голос был ровным, безэмоциональным, как у врача-диагноста. — Круглое, овальное, квадратное, треугольное?




Водитель снова закрыл глаза, вглядываясь внутрь себя.

— Квадратное… Тяжелое. Такое… скуластое. Как будто из камня вырубленное.




Пальцы Анатолия залетали по экрану. Он вызвал базовый овал и начал менять его геометрию, делая углы более резкими, линию подбородка — массивной и твердой.

— Так?

— Уже… уже челюсть. И выше скулы. Да… вот… почти.




Процесс напоминал странный сеанс лепки из призрачной глины. Следователь Семенов молча наблюдал, его взгляд скользил то с экрана на лицо водителя, то в окно, где за стеклом медленно ползли серые облака. Он мысленно проклинал это дело, списывая его в группу труднораскрываемых, но все же могла появиться тончайшая нить. Он чувствовал ее холодное прикосновение, но боялся, что она порвется, не успев привести к чему-то существенному.




— Волосы? — спросил Анатолий.

— Короткие. Щетина темная. Почти черная. Не волосы даже, а как наждак.

— Лоб? Высокий? Низкий?

— Нормальный… Широкий. Морщин не помню… Гладкий, каменный.

— Брови?

— Густые. Темные. Не сросшиеся, но почти. Лежат тяжело. И взгляд… — голос Александра Петровича дрогнул. — Глаза пустые. Совсем пустые. Как у крупной рыбы, на льду. Смотрит на тебя и не видит. Не человека видит, а… помеху.




Анатолий подобрал соответствующие глаза из базы — темные, с тяжелым, нависшим веком, с минимальным белком. Без блеска, без эмоций. Мертвые глаза.

— Нос?

— С горбинкой. Кривой немного. Сломанный, наверное. Крупный.

— Рот? Губы?

— Тонкие. Прямая линия. Как порезанный. Когда стрелял… не кричал, не орал. Просто щелкал, как автомат.




Водитель снова сморщился от боли, и аппарат у кровати запищал тревожно, но тут же умолк. Семенов сделал движение, чтобы позвать медсестру, но водитель мотнул головой.

— Ничего… продолжайте.




Шло время. Минута за минутой. Анатолий, с холодным терпением сапера, работающего с миной, добавлял и убирал детали. Ширину переносицы, форму мочки уха - Александр Петрович ее почти не помнил - легкую асимметрию бровей. Он добавил малозаметный шрам на щеке, который водитель вспомнил внезапно — тонкую белую ниточку, пересекающую скулу.




И вот на экране сложилось лицо. Не фотография, а сборный образ, но от этого не менее впечатляющий и убедительный. Холодное, каменное лицо мужчины лет сорока пяти-пятидесяти, с тяжелым взглядом и жесткостью в каждой черте. Лицо профессионального солдата или палача. Лицо, в которое хочется всматриваться, но от которого тут же хочется отвернуться.




Анатолий повернул планшет к Александру Петровичу.

— Он?




Водитель смотрел на экран несколько секунд, его дыхание участилось, и монитор снова запищал слабым предупреждением. Он молча кивнул, потом кивнул еще раз, уже увереннее.

— Он. Тот, кто сидел в машине. Главарь… — его голос сорвался на шепот. — Смотрел прямо так… пусто.




Семенов медленно выдохнул, будто нес на плечах тяжелый груз и только что позволил себе на секунду сбросить его.




— Спасибо, Александр Петрович, — сказал он, вставая. — Вы нам очень помогли. Выздоравливайте.




Водитель уже не слушал, он откинулся на подушки, истощенный и бледный, его веки сомкнулись, и он провалился в тяжелый, лекарственный сон, где, вероятно, снова ждали его те самые люди на обочине дороги.




Семенов и Анатолий вышли в коридор. Звуки больницы — перестук колес каталок, приглушенные разговоры, звон стекла — обрушились на них после стерильной тишины палаты.




В регистратуре они распечатали фоторобот. Бумага выехала теплая, пахнущая химией. Следователь взял листок и еще раз посмотрел на него. Лицо смотрело на него с бумаги тем же пустым, оценивающим взглядом.




— Отправляй в наш отдел и в розыск, — сказал Семенов, протягивая помощнику распечатку. — И по всем базам прогнать. Особенно по паспортному столу и военкоматам. Шансы есть.




Анатолий кивнул, бережно вложив листок в плотную папку.

— Сделаю. Думаете, он есть в базах?




— В наших — не знаю, — Семенов потянулся, и его позвоночник хрустнул. — Но посмотрим. В наши архивы, конечно, заглянем. Хотя, он, похоже, не бандит с района. Уверен, что-то… посерьезнее.




Он проводил взглядом Анатолия и пошел к выходу, сунув руки в карманы помятого пиджака. В кармане лежала вторая распечатка, сделанная про запас. Он не знал, зачем он это сделал. Возможно просто по привычке, возможно по какому-то смутному, шестому чувству, которое у следователей либо сходит за интуицию, либо за профессиональный психоз.




***




Кабинет подполковника Борисова на следующий день был залит утренним светом, который бесстрастно выявлял каждую пылинку на столе, каждую зацепку на дорогом, но уже потертом ковре. Спертый воздух и бумажная пыль дополняли друг друга. Сам Борисов сидел за своим широким столом, но не работал. Он смотрел в экран своего служебного компьютера, на открытую базу данных оперативно-розыскных мероприятий, и его лицо, обычно выражавшее лишь усталую уверенность, сейчас было напряжено.




Его пальцы, короткие и ухоженные, нервно барабанили по столешнице. Внутри все было сжато в тугой, холодный ком. Новость о том, что водитель выжил и помог составить фоторобот, пришла к нему еще накануне вечером, по его собственным, неофициальным каналам. Он не придал этому значения — ну, составят, подошьют к делу, в котором и так практически нет зацепок. Обычная рутина.




Но утром, придя на работу и проверив обновления в розыскной базе, он увидел фоторобот.




Он открыл его. И все-таки ему стало не по себе.




С экрана на него смотрел Тенгиз. Не настоящий, живой Тенгиз с его спокойной, хищной улыбкой и проницательными глазами, а его схематичный, цифровой двойник. Но это был он. Узнаваемый до жути. Тяжелый подбородок, сломанный когда-то нос, пустой, рыбьи глазницы — все было передано с пугающей точностью. Художник, тот самый Спичкин, мог бы позавидовать такому портретному сходству, достигнутому на основе обрывочных воспоминаний полумертвого человека.




Борисов откинулся на спинку кресла, и сиденье жалобно вздохнуло. В ушах зашумела кровь. Файл уже висел в системе, его уже увидели десятки глаз в разных отделах, в розыске. Его уже, возможно, распечатали и прикололи к доске объявлений и в его вотчине.




Он чувствовал себя так, словно на него самого надели наручники, которые медленно, но неумолимо затягивались. Его идеальный, отлаженный план — тихо, без шума, найти Спичкина и деньги, используя ресурсы системы, но в своих интересах — дал трещину. Грубая, кровавая работа Тенгиза вышла на свет. И теперь эта работа смотрела на него с экрана компьютера.




Он мысленно пролистал свои встречи с Тенгизом. Все они были тщательно законспирированы. Нейтральные территории, предварительные договоренности через третьих лиц, никаких прямых доказательств. Но в их мире доказательствами часто служили не бумажки, а совпадения и шестое чувство. Если начнется официальная разработка Тенгиза, начнутся прослушки, слежка, анализ его связей. И рано или поздно всплывет имя подполковника Борисова, который курировал дело Спичкина. Возникнет простой, но смертельно опасный вопрос: почему следователь, зная о возможной причастности авторитета, не вышел на оперативников раньше? Почему если дело было закрыто после признания Спичкина невменяемым, он продолжал им интересоваться?




Его карьера, его положение, его будущая беззаботная жизнь где-нибудь на берегу теплого моря с чемоданом евро — все это вдруг закачалось, как карточный домик на сквозняке. Деньги, которые должны были стать его спасением, теперь могли стать его приговором.




Он встал и подошел к окну. Внизу, во дворе управления, кучковались несколько сотрудников в форме, курили, о чем-то смеялись. Обычная жизнь. Он чувствовал себя отрезанным от нее толстым бронированным стеклом.




Его ум, привыкший к бюрократическим играм и нахождению лазеек, лихорадочно работал. Ему нужно было действовать. Быстро и решительно. Варианта было два. Первый — попытаться возглавить или хотя бы курировать расследование со своей стороны, чтобы контролировать утечки информации и направлять его в нужное русло. Второй — ускорить свои собственные планы. Найти Спичкина и деньги до того, как это сделают оперативники или пока Тенгиз, почуяв опасность, не уйдет в глухое подполье, прихватив с собой и своего «талантливого мальчика».




В обеденный перерыв, покинув здание УВД, он с собой взял свой «чистый», телефон с чужой сим-картой — простой кнопочный аппарат, купленный за наличные. Когда он прошел квартал и свернув, зашел в небольшой, но плохо проглядываемый с улицы сквер, его пальцы, чуть влажные от нервного пота, набрали номер из памяти.




— Алло, — раздался на том конце нейтральный, ничем не примечательный голос.




— Это я, — сказал Борисов, его собственный голос прозвучал чуть хриплее обычного. Он сделал паузу, заставляя себя дышать ровнее. — Нужна встреча с твоим шефом. Срочно. По старому адресу. Как можно скорее.




— Понял, — голос на том конце не выразил ни удивления, ни интереса.




Борисов нажал кнопку отбоя. Звук отключения разговора жалобно пикнул. Он вспомнил экран компьютера с фотороботом Тенгиза. Пустые глаза вора в законе смотрели на него, словно говоря: «Ты уже в игре, подполковник. И теперь тебе придется играть по моим правилам».




Он не спеша возвращался в Управление. Охота продолжалась, но теперь он сам, вольно или невольно, стал частью дичи. И ему нужно было решить — бежать или стрелять первым.




***




В своем служебном кабинете Семенов, стоя у окна, долго смотрел на листок бумаги. Лицо было знакомым. Действительно знакомым. Он пролистал в памяти каталог «авторитетов», которых знал по оперативным сводкам и ориентировкам. И вдруг щелкнуло.




Он сел за компьютер, прошелся по зашифрованному каталогу фотографий в служебной базе данных. Прокрутил несколько… И нашел. Более качественное, немного более молодое лицо, но те же черты, тот же ледяной взгляд. Под фото значилось: «Багатуров Тенгиз Мамукович. Вор в законе. Авторитет».




Семенов присвистнул. Дело пахло не просто мошенничеством и похищением. Оно пахло большими деньгами и большой кровью. Он немедленно отправил фоторобот и данные в отдел по борьбе с организованной преступностью. Теперь охота стала официальной. И она могла стать успешной.




***

























 

© Copyright: Юрий Салов, 2025

Регистрационный номер №0543373

от Сегодня в 04:48

[Скрыть] Регистрационный номер 0543373 выдан для произведения: Глава 13.




  На следующее утро ситуация повторилась. После завтрака резко распахнулась дверь и в комнату вошел Артем.

  - Балдеем? - он выключил буднично жужжавший телевизор.

  -Ты чего делаешь -то? - с недоумением и легким испугом уставилась на него Ирина. - я тебе щас... — она попыталась облить бандита остатками чая, когда тот бесцеремонно рванул ее с кровати и потащил ее в коридор.

  - Давай, убирай ее отсюда, - появившийся вслед за боевиком в комнате Тенгиз внимательно разглядывал развалившегося на кровати парня. - Сема, ты что заснул? - обернулся он к Розенцвайгу, стоявшему рядом. - разворачивай свои шнуры.

  Доктор молча пошел к заставленному тарелками столу.

  - Артем! - обратился Тенгиз к помощнику, который после упорной борьбы выкинул Ирину в коридор, - дай нашему подопечному пару раз для разминки. Пока наш доктор сопли жует.

  Бандит, оскалившись, встал напротив равнодушно наблюдавшего за всем этим Николая.

  Удар он нанес мощный, сочный, размашистый, но... мимо. Парень резко отклонился и заехал бандиту ногой в живот. А затем добавил скрючившемуся Артему кулаком и коленом в морду.

  Бугай хрюкнул, мотнув головой, ноги его подкосились, он упал на колени и завалился на деревянный пол лицом вниз.

  Все опешили, а подскочивший Николай ударил оцепеневшего Тенгиза классической комбинацией - в голову кулаком и в живот ногой. Затем потерявшего дыхание вора в законе он приложил головой об стену.

  Со стоном Тенгиз сполз на пол.

  А прибежавшая в комнату на шум Ирина, ужасаясь, не шевелясь стола у стены, всеми силами стараясь не закричать.

  - Ничего себе разбушевались, - «Каша» кинул окурок в траву. - прибьют они психа.

  - Угу, - меланхолично кивнул чистивший ногти пилочкой «Химик».

  Доктора, доставшего из кармана плаща пистолет (а стрелять то он умеет?!), Николай успокоил точным ударом сжатых в пучок пальцев руки в нервный узел за ухом.

  На этом сегодняшний сеанс пыток закончился.

  Для Николая.

  Лихорадочно связав доктора вытащенными из его же саквояжа проводами и зактнув ему рот импровизированным кляпом из половой тряпки, Андрей прислонил эскулапа к стене и полил сверху на доктора остатками чая.

  Доктор открыл глаза и что-то промычал. Не мешкая, Спичкин прикрепил пластырем электроды к вискам старикана и вставив другой конец провода в гнездо, до упора повернул вправо регулятор мощности электроразряда.

  Изо рта плененного эскулапа раздалось дикое мычание, перешедшее в визг.

  - Остальных зови! - кивнул Ирине парень.

  Девушка выбежала во двор и умело изобразив замешательство и волнение поманила охранников рукой:

  - Ребята, вас Тенгиз зовет.

  Появившегося на пороге Кирилла Николай, заблаговременно занявший место над входной дверью, уцепившись одной рукой за трубу, а другой - за выступ стенного шкафа и упершийся ногами в стену, спрыгнув вниз прямо перед боевиком, ударил левой ногой по ногам, а правой, в подхвате, чуть выше, зная, что двойные удары блокируются плохо.

  Пропущенная "двойка" отбросила бандита к стене. Потерявший равновесие боевик опрокинул этажерку, с полок которой полетели пустые банки, бутылки, склянки и прочий совершенно ненужный, но часто бережно хранящийся годами хлам. Врезавшись головой в оклеенный обоями кирпич, «Каша» затих.

  - Ух ты... - прошептала Ирина.

  Вбежавший вслед за напарником в дом Руслан получил мощный удар в грудь, в область левого крыла грудной клетки, унёсший его на пару метров в сторону от двери.

  В его груди взорвалась граната боли, в глазах потемнело.

  Рукопашный опыт всё же не подвел боевика, он со стоном медленно поднялся на ноги, однако явно недостаточно быстро, и новый удар Николая - ногой, с разворота, чуть выше уха взорвал гранату боли в голове Руслана и он потерял сознание.

  

  - Ключи. Ключи от машины ищи. - тихо, но внятно скомандовал парень.

  Они резво выскочили из дома и подбежали к черному "Мерседесу". Ирина стала лихорадочно рвать дверь.

  - Да куда ты! - досадливо воскликнул парень, садясь к красную "Мазду" «Каши» и «Химика», с оставленным в замке ключом зажигания.

  Девушка, больше даже "на публику", всплеснув руками, подбежала к красной машине.

  - Открой, а!? - несколько истерично заверещала она. - Ты что!? Ты что... - она открыла переднюю дверь, - отвали! - Ирина с силой оттолкнула Николая от руля, буквально выпихнув его на сиденье рядом с водительским и стала вытаскивать у него из рук ключ зажигания.

  - Что я, не знаю, как машину водить!? - обиженно вскинулся парень, нехотя передавая Ирине ключи с брелком.

  - Давай! Ключи давай! - девушка торопливо стала заводить машину, даже не захлопнув дверь со своей стороны.

  Через несколько секунд, "Мазда", подняв столб пыли, скрылась за поворотом.




***




Больничная палата в отделении травматологии и интенсивной терапии городской больницы №1 Анастасьевска была похожа на тысячи других по всей стране: выцветшие стены цвета разбавленного йогурта, потолок, испещренный тенями от давно снятых светильников, и тяжелый, многослойный воздух, в котором приторная сладость антисептика боролась с кисловатым запахом болезней и человеческой беспомощности.




Водитель «скорой» Александр Петрович лежал на койке, возвышавшейся благодаря гидравлике, словно трон страданий. Его тело, обычно мощное и привыкшее к долгим сменам за рулем, сейчас казалось пришибленным и чужим. Грудь и часть живота были скрыты под белой горой бинтов, из-под которых выползали прозрачные трубки, соединяющие его с мерно пощелкивавшими аппаратами. Лицо его было землистым, щеки впали, обнажив скулы, а на висках проступила синеватая сетка вен. Но глаза — глаза горели лихорадочным, животным огнем. В них читалась не только боль, но и застрявший в зрачках ужас от вчерашнего утра.




У постели, на жестком пластиковом стуле, сидел следователь Семенов. Его собственное лицо, вечно отмеченное печатью хронической усталости, сегодня казалось еще более изможденным. Темные мешки под глазами были похожи на синяки. Он держал на коленях легкий служебный ноутбук, но не печатал, а лишь водил пальцем по тачпаду, изредка бросая взгляды на человека в койке. Рядом, прислонившись к тумбочке с неуместно ярким апельсином и графином воды, стоял молодой парень в костюме — криминалист Анатолий с графическим планшетом в руках. Ее лицо было сосредоточено и непроницаемо, профессиональный щит против чужих страданий.




— Александр Петрович, — начал Семенов, его голос был глуховатым, будто присыпанным той же пылью, что и папки на его столе. — Понимаю, вам тяжело. Но нужно еще раз. Очень внимательно. Это очень важно.




Водитель медленно перевел на него взгляд. Его губы, потрескавшиеся и бледные, дрогнули.

— Я уже… все сказал вашим людям… — просипел он. Дыхание его было поверхностным, каждое движение грудной клетки отзывалось тупой болью, проступающей сквозь посленаркозный туман.




— Я знаю. Но сейчас важно не то, что было, а кто. Мы будем составлять фоторобот. Анатолий будет помогать. Вам нужно будет вспомнить лица. Самого главного. Того, кто сидел в машине.




Александр Петрович зажмурился, и по его лицу пробежала судорога. Казалось, он физически пытается вырвать образы из клубка боли и страха, застрявшего в его памяти.




— Ладно… — выдохнул он наконец. — Давайте… только быстро.




Анатолий включил планшет. Экран засветился холодным синим светом. Он выбрал программу для составления фотороботов — сложный конструктор из тысяч черт лиц.




— Начнем с общей формы, — его голос был ровным, безэмоциональным, как у врача-диагноста. — Круглое, овальное, квадратное, треугольное?




Водитель снова закрыл глаза, вглядываясь внутрь себя.

— Квадратное… Тяжелое. Такое… скуластое. Как будто из камня вырубленное.




Пальцы Анатолия залетали по экрану. Он вызвал базовый овал и начал менять его геометрию, делая углы более резкими, линию подбородка — массивной и твердой.

— Так?

— Уже… уже челюсть. И выше скулы. Да… вот… почти.




Процесс напоминал странный сеанс лепки из призрачной глины. Следователь Семенов молча наблюдал, его взгляд скользил то с экрана на лицо водителя, то в окно, где за стеклом медленно ползли серые облака. Он мысленно проклинал это дело, списывая его в группу труднораскрываемых, но все же могла появиться тончайшая нить. Он чувствовал ее холодное прикосновение, но боялся, что она порвется, не успев привести к чему-то существенному.




— Волосы? — спросил Анатолий.

— Короткие. Щетина темная. Почти черная. Не волосы даже, а как наждак.

— Лоб? Высокий? Низкий?

— Нормальный… Широкий. Морщин не помню… Гладкий, каменный.

— Брови?

— Густые. Темные. Не сросшиеся, но почти. Лежат тяжело. И взгляд… — голос Александра Петровича дрогнул. — Глаза пустые. Совсем пустые. Как у крупной рыбы, на льду. Смотрит на тебя и не видит. Не человека видит, а… помеху.




Анатолий подобрал соответствующие глаза из базы — темные, с тяжелым, нависшим веком, с минимальным белком. Без блеска, без эмоций. Мертвые глаза.

— Нос?

— С горбинкой. Кривой немного. Сломанный, наверное. Крупный.

— Рот? Губы?

— Тонкие. Прямая линия. Как порезанный. Когда стрелял… не кричал, не орал. Просто щелкал, как автомат.




Водитель снова сморщился от боли, и аппарат у кровати запищал тревожно, но тут же умолк. Семенов сделал движение, чтобы позвать медсестру, но водитель мотнул головой.

— Ничего… продолжайте.




Шло время. Минута за минутой. Анатолий, с холодным терпением сапера, работающего с миной, добавлял и убирал детали. Ширину переносицы, форму мочки уха - Александр Петрович ее почти не помнил - легкую асимметрию бровей. Он добавил малозаметный шрам на щеке, который водитель вспомнил внезапно — тонкую белую ниточку, пересекающую скулу.




И вот на экране сложилось лицо. Не фотография, а сборный образ, но от этого не менее впечатляющий и убедительный. Холодное, каменное лицо мужчины лет сорока пяти-пятидесяти, с тяжелым взглядом и жесткостью в каждой черте. Лицо профессионального солдата или палача. Лицо, в которое хочется всматриваться, но от которого тут же хочется отвернуться.




Анатолий повернул планшет к Александру Петровичу.

— Он?




Водитель смотрел на экран несколько секунд, его дыхание участилось, и монитор снова запищал слабым предупреждением. Он молча кивнул, потом кивнул еще раз, уже увереннее.

— Он. Тот, кто сидел в машине. Главарь… — его голос сорвался на шепот. — Смотрел прямо так… пусто.




Семенов медленно выдохнул, будто нес на плечах тяжелый груз и только что позволил себе на секунду сбросить его.




— Спасибо, Александр Петрович, — сказал он, вставая. — Вы нам очень помогли. Выздоравливайте.




Водитель уже не слушал, он откинулся на подушки, истощенный и бледный, его веки сомкнулись, и он провалился в тяжелый, лекарственный сон, где, вероятно, снова ждали его те самые люди на обочине дороги.




Семенов и Анатолий вышли в коридор. Звуки больницы — перестук колес каталок, приглушенные разговоры, звон стекла — обрушились на них после стерильной тишины палаты.




В регистратуре они распечатали фоторобот. Бумага выехала теплая, пахнущая химией. Следователь взял листок и еще раз посмотрел на него. Лицо смотрело на него с бумаги тем же пустым, оценивающим взглядом.




— Отправляй в наш отдел и в розыск, — сказал Семенов, протягивая помощнику распечатку. — И по всем базам прогнать. Особенно по паспортному столу и военкоматам. Шансы есть.




Анатолий кивнул, бережно вложив листок в плотную папку.

— Сделаю. Думаете, он есть в базах?




— В наших — не знаю, — Семенов потянулся, и его позвоночник хрустнул. — Но посмотрим. В наши архивы, конечно, заглянем. Хотя, он, похоже, не бандит с района. Уверен, что-то… посерьезнее.




Он проводил взглядом Анатолия и пошел к выходу, сунув руки в карманы помятого пиджака. В кармане лежала вторая распечатка, сделанная про запас. Он не знал, зачем он это сделал. Возможно просто по привычке, возможно по какому-то смутному, шестому чувству, которое у следователей либо сходит за интуицию, либо за профессиональный психоз.




***




Кабинет подполковника Борисова на следующий день был залит утренним светом, который бесстрастно выявлял каждую пылинку на столе, каждую зацепку на дорогом, но уже потертом ковре. Спертый воздух и бумажная пыль дополняли друг друга. Сам Борисов сидел за своим широким столом, но не работал. Он смотрел в экран своего служебного компьютера, на открытую базу данных оперативно-розыскных мероприятий, и его лицо, обычно выражавшее лишь усталую уверенность, сейчас было напряжено.




Его пальцы, короткие и ухоженные, нервно барабанили по столешнице. Внутри все было сжато в тугой, холодный ком. Новость о том, что водитель выжил и помог составить фоторобот, пришла к нему еще накануне вечером, по его собственным, неофициальным каналам. Он не придал этому значения — ну, составят, подошьют к делу, в котором и так практически нет зацепок. Обычная рутина.




Но утром, придя на работу и проверив обновления в розыскной базе, он увидел фоторобот.




Он открыл его. И все-таки ему стало не по себе.




С экрана на него смотрел Тенгиз. Не настоящий, живой Тенгиз с его спокойной, хищной улыбкой и проницательными глазами, а его схематичный, цифровой двойник. Но это был он. Узнаваемый до жути. Тяжелый подбородок, сломанный когда-то нос, пустой, рыбьи глазницы — все было передано с пугающей точностью. Художник, тот самый Спичкин, мог бы позавидовать такому портретному сходству, достигнутому на основе обрывочных воспоминаний полумертвого человека.




Борисов откинулся на спинку кресла, и сиденье жалобно вздохнуло. В ушах зашумела кровь. Файл уже висел в системе, его уже увидели десятки глаз в разных отделах, в розыске. Его уже, возможно, распечатали и прикололи к доске объявлений и в его вотчине.




Он чувствовал себя так, словно на него самого надели наручники, которые медленно, но неумолимо затягивались. Его идеальный, отлаженный план — тихо, без шума, найти Спичкина и деньги, используя ресурсы системы, но в своих интересах — дал трещину. Грубая, кровавая работа Тенгиза вышла на свет. И теперь эта работа смотрела на него с экрана компьютера.




Он мысленно пролистал свои встречи с Тенгизом. Все они были тщательно законспирированы. Нейтральные территории, предварительные договоренности через третьих лиц, никаких прямых доказательств. Но в их мире доказательствами часто служили не бумажки, а совпадения и шестое чувство. Если начнется официальная разработка Тенгиза, начнутся прослушки, слежка, анализ его связей. И рано или поздно всплывет имя подполковника Борисова, который курировал дело Спичкина. Возникнет простой, но смертельно опасный вопрос: почему следователь, зная о возможной причастности авторитета, не вышел на оперативников раньше? Почему если дело было закрыто после признания Спичкина невменяемым, он продолжал им интересоваться?




Его карьера, его положение, его будущая беззаботная жизнь где-нибудь на берегу теплого моря с чемоданом евро — все это вдруг закачалось, как карточный домик на сквозняке. Деньги, которые должны были стать его спасением, теперь могли стать его приговором.




Он встал и подошел к окну. Внизу, во дворе управления, кучковались несколько сотрудников в форме, курили, о чем-то смеялись. Обычная жизнь. Он чувствовал себя отрезанным от нее толстым бронированным стеклом.




Его ум, привыкший к бюрократическим играм и нахождению лазеек, лихорадочно работал. Ему нужно было действовать. Быстро и решительно. Варианта было два. Первый — попытаться возглавить или хотя бы курировать расследование со своей стороны, чтобы контролировать утечки информации и направлять его в нужное русло. Второй — ускорить свои собственные планы. Найти Спичкина и деньги до того, как это сделают оперативники или пока Тенгиз, почуяв опасность, не уйдет в глухое подполье, прихватив с собой и своего «талантливого мальчика».




В обеденный перерыв, покинув здание УВД, он с собой взял свой «чистый», телефон с чужой сим-картой — простой кнопочный аппарат, купленный за наличные. Когда он прошел квартал и свернув, зашел в небольшой, но плохо проглядываемый с улицы сквер, его пальцы, чуть влажные от нервного пота, набрали номер из памяти.




— Алло, — раздался на том конце нейтральный, ничем не примечательный голос.




— Это я, — сказал Борисов, его собственный голос прозвучал чуть хриплее обычного. Он сделал паузу, заставляя себя дышать ровнее. — Нужна встреча с твоим шефом. Срочно. По старому адресу. Как можно скорее.




— Понял, — голос на том конце не выразил ни удивления, ни интереса.




Борисов нажал кнопку отбоя. Звук отключения разговора жалобно пикнул. Он вспомнил экран компьютера с фотороботом Тенгиза. Пустые глаза вора в законе смотрели на него, словно говоря: «Ты уже в игре, подполковник. И теперь тебе придется играть по моим правилам».




Он не спеша возвращался в Управление. Охота продолжалась, но теперь он сам, вольно или невольно, стал частью дичи. И ему нужно было решить — бежать или стрелять первым.




***




В своем служебном кабинете Семенов, стоя у окна, долго смотрел на листок бумаги. Лицо было знакомым. Действительно знакомым. Он пролистал в памяти каталог «авторитетов», которых знал по оперативным сводкам и ориентировкам. И вдруг щелкнуло.




Он сел за компьютер, прошелся по зашифрованному каталогу фотографий в служебной базе данных. Прокрутил несколько… И нашел. Более качественное, немного более молодое лицо, но те же черты, тот же ледяной взгляд. Под фото значилось: «Багатуров Тенгиз Мамукович. Вор в законе. Авторитет».




Семенов присвистнул. Дело пахло не просто мошенничеством и похищением. Оно пахло большими деньгами и большой кровью. Он немедленно отправил фоторобот и данные в отдел по борьбе с организованной преступностью. Теперь охота стала официальной. И она могла стать успешной.




***

























 

 

Охота на виртуоза. Глава 14.

Охота на виртуоза. Глава 12.