Кн III, ч 1, гл 5 Судьба на выбор

Я без пафоса подошла к собственной свадьбе: и к факту, и к устроению.
Француз к началу июля перебрался к нам с близнецами с нехитрыми пожитками – приданое разместилось на паре полок шкафа – на одной одежда, на другой книги. Виктор до срока  отбыл в неизвестном направлении.  Но периодически возникал на горизонте. Родственники с посёлка в лице Наташи, жены брата, предостерегли: «Нам на территории труп повешенного не нужен! Виктор -  то как переживает, заходит в бывшие подсобки, где держал деревяшки для мастерских – лица на нём нет. С соседями обо мне ни с того ни с сего заговаривает: «Не берёг, обижал Светлану, вот и потерял…» Дракон известный лицедей, но меня не оставляло чувство вины перед ним. И, конечно, накануне свадьбы особенно я расстраивалась, словно обманываю жениха со Светилом, не в силах защититься от его хозяйских проникновений в меня по требованию, теперь уже всецело воображаемых. Мне предъявить ВИРу нечего: фактически  он живёт своей жизнью без меня уже давно,  и в этом последователен. Он получает своё удовольствие из всего, что его окружает. Вот уж не думаю, что он долго рассуждает  на тему человеческой привязанности и ответственности, он такими понятиями даже возмущается, как клише, потому что так удобно пользовать в безразмерном гареме бесконечно разнообразных наложниц – всех не упомнишь. Это-то я понимаю?  А игры разума? Интеллектуально он упивается властью над людьми, не все же его отношения описываются «постелью», это же только со мной так вышло, а я экстраполирую. Это несправедливо, даже при его страстности. Это лишь  мой скудный  опыт, что со мной он мог только «спать», и больше совсем ничего! Дистанцируюсь, как могу. Недавно вычитала строчку про тайные пороки.  И это меня касается! А ВИР говорил, что я ему, как сестра. Хороша сестричка!  «Сестра милосердия», уступающая мужским просьбам о близости. Перед свадьбой гоню от себя любые воспоминания о прежних мужчинах, и это легко. Но не в случаях с ВИРом. Не поддаётся. Но это плод моего воображения! Художественный образ надуманного героя, который ничего общего не имеет с реальностью. Или это не так, и он думает обо мне? Может ли он дистанционно чувствовать детей отцовым инстинктом? Когда уже  я обрету свободу от него? И отстану хотя бы потому, что так надо?!
В действительности своей предсвадебной горячкой новизны меня из всего этого вытаскивает только Француз. Я начинаю кроликом обмирать в его объятиях удава заранее, а то, что способны вытворять два тела в экстазе, сильно превосходит всё виденное по теме у посторонних. Этот не проходящий  телесный жар «вырубает» сознание, и во мне желание тлеет дольше, гораздо дольше, чем в легко и свободно  разряжающемся мужчине. Иногда мне так хочется пораньше уложить  сыновей, и  на мои раздражённые реплики в их адрес, ответно  Француз  иронично  встаёт на их защиту: « А тебе дети не мешают?!» Мужчины любят уличать женщин в похоти! Как мне понятен анекдот их желаний: «Иметь вечно развратную девственницу»! Когда тебя «раскрутили»  на секс, главное вовремя закрутить все «гайки» обратно, а шарики в голове, которых не хватает, сосчитать. Француз ненавидит, когда ущемляются интересы детей! Из мужской солидарности он готов без поблажек  уничтожить в женщине разгорячённую самку. Ну, всё! Пристыдил… До нового: «По моему хотению…»
Накануне нашего бракосочетания  пришлось зайти в школу за отпускными. Столкнулась с недоброджелательной коллегой, которая никогда не здоровалась. Меня это расстраивало. Как-то на её поведение я пожаловалась Французу, и он, как  мой заступник,  вскоре зажал её в коридоре:  «Почему это Вы позволяете себе демонстративно не здороваться с моей невестой?» Встреча с вражиной ничего доброго не предвещала. От предчувствия кольнуло сердце. Возможно, это не было связано лично с ней?  Кстати, давно пора было уже забрать свой диагноз после гистологии. От этого ли было тревожно? Когда за хлопотами я удосужилась дойти до врача, та молча мне вручила  какую-то бумажку, где был по латыни размашисто объявлен диагноз, я поспешно запрятала это в сумку, решив, что это что-то венерическое и постыдное, вероятно, на двоих с Французом.  Я «наехала» на партнёра  с требованием немедленного визита к венерологу, и вскоре узнала, что мужики на приёме дружно заржали над « страшным»  диагнозом: «Этим мужчины не болеют! Это – «молочница!» Кроме анекдота, мне необходимо было согласиться на серьёзное лечение – избрали прижигание,  позже рецидивов не было. 
Под ложечкой всё ещё сосало,  как если  бы появлялось предчувствие, что заболеют дети, или, что доходов опять, как всегда,  не хватит ни на что, например…
Отпускные были такими несущественными, что их требовалось распределить  либо на церемонию, либо на одежду  для  новобрачных, исключая «обручалку», о колечках сразу нужно было забыть.    Хотела деликатно позаимствовать у брата и его жены, но супруги так возмутились, что сочли просьбу за оскорбление и чуть ли не попытку разрушить их брак. Герман и Наталья ещё долго закатывали глаза, укоряя меня в безумстве, ссылаясь на приметы: «Как ты только могла до такого додуматься? Попросить напрокат наши супружеские кольца?» Их возмущению не было предела, и мне неприятно запомнилось озлобленное лицо  Гериной жены.  И это ещё  не всё! Обиднее всего было отказаться от услуг фотографа. Мне пообещали помощь родственники, но ни одна фотография со свадьбы не получилась! Это наваждение какое-то! Снимали с разных точек и не пьяные люди – брат, его друг. В итоге – нет этой важнейшей страницы в жизни любой женщины, ни одного свидетельства, как нарочно!  А я была прекрасна! Стройная, без выступающего живота, с причёской из дамского салона в голубом боа – декольте, нежно колышущегося  от малейшего  дыхания с белым клатчем и белых кожаных летних туфлях. Голубое платье с оперением Синей Птицы  было выбрано неосознанно. МНЕ ОЧЕНЬ ВСЮ ЖИЗНЬ ШЁЛ ЭТОТ ЦВЕТ МОРСКОЙ ВОЛНЫ.  Сначала я купила привычный брючный костюм, но представила стройные открытые ножки, и не захотела прятать эту красоту. Тут и выплыло платье. Стрейч из голубого глубокого бархата. Оно так село на фигуру, что я сухими губами только прошептала: «Сколько?» Мне пришлось вернуть брючный костюм тут же, и я была убедительной.  Хозяйка костюма, увидев меня   с боа, просто выдохнула сама: «Ах!»
Когда платье упаковали, я почувствовала счастье.  И я намерена была стать счастливой с Французом, начиная с ним  жизнь с красивого. Затем мне нужна была свадьба. Все другие ошибались по Фрейду, представляя наши обоюдные  с Французом шаги и решение малозначительными, вероятно. Все думали что-то  о случайности происходящего и моей ветрености. А я думала о финансах.
Сложив все эти жалкие крохи, которые едва натянешь на скудную жизнь в течение пары недель в семье, мы отправились на рынок. Я заранее прежде присмотрела недорогое авторское платье, напоминающее чещую рыб из перламутровых пластин ткани. Хозяйка салона пообещала добавить при покупке перчатки. Мне нравился экстравагантный вызов вещи, что-то «цыганистое» и неуловимое  появлялось в моём облике. Но примерка на меня, блондинку, темного и мерцающего верха с облегающим  чехлом удалась настолько, что выбранное мной  платье немедленно купили, а обещания  продавца «отложтить» до зарплаты, предпочли отменить и забыть... Я  погоревала, всплёскивая руками: «Да как же так?!» и расстроилась, так как была разочарована и какое-то время пребывала в растерянности – остался неприятный осадок. Нужно было заново придумывать  имидж. И он удался нежным и романтичным. В голубом.
Мужу мы купили смокинг. Ему тоже шли нездешние версии. Его шёлковая белая рубашка с бабочкой довершала  тему непозволительной роскоши. Он в этом даже выкурил пару сигар.  Мы  чувствовали, что приобретаем почти карнавальные одежды, они призваны принести в нашу скудость праздник. Самые дорогие костюмы мы раздобыли для сыновей: безупречно сидящие в талию тройки с ненавязчивой отделкой бордо.  На подлинные туфли  для детей  средств не хватало, и мы ограничились только парой чёрных носочков в сандалики. Но предварительный вид всех  моих мужчин был восхитительным.
Свадебный стол для родных и друзей  по нашему замыслу был даже беднее, чем иногда в былой жизни чей-нибудь именинный, потому что предполагался почти без спиртного с самыми простыми  салатами и бутербродами. Мама и папа никак в наше мероприятие не вложились, а жена брата Наташа помогла готовить, а, возможно, и подкупила пару баночек шпротов, почему-то такие варианты угощения мне запомнились  потом больше всего.
Суета с несколькими украшенными шарами  машинами, разъезды, вальс Мендельсона, родственники вполне благожелательны, с цветами. Самая настоящая свадьба. Толик так переволновался от собственной необратимой решительности, что его сковал радикулит, и он повис на мне, еле переставляя ноги и гримасничая от боли между уколами баралгина. Парихмахерша, колдовавшая над завитками моей причёски с раздражением произнесла: «На что тебе  нужен такой жених – развалина?» Я тайно оскорбилась, но и это забылось. На последнюю сотку в последний момент купила маленькие серебряные колечки, сплетённые косичками. Мужу оно  едва налезло на вторую фалангу.
На ступенях ЗАГСА с Толиком  в предвкушении очень счастливые держали за руки сыновей, но в идиллию вторглась посторонняя базарная тётка, успев изгадить торжество момента: «У всех невест по одному жиниху, а тут целых три!» Мне  было больно, что попрекают самым ценным, но я не нашлась тогда послать её подальше с репликой: «Не надо завидовать!»
 А тут после торжественной регистрации, где злорадно нам сообщили: «Не хотели  нашего фотографа, значит, вам ничего и не надо!», неожиданно раздался рёв близнецов, и мы кинулись к ним утешать: «Что случилось?»
 - Почему только вас все поздравляют, а нас нет?
 - Дорогие наши мальчики, мы поздравляем вас! Спасибо, что вы у нас есть!    Любимые детки!
Застолье было не таким нервным, но и невыразительным. Почему-то на нём уже не было моей любимой бабуси. Она была старенькой, никто не хотел  с ней возиться. Но как же я могла позабыть её и не взять на «праздник жизни»? Поражаешься  потом всю жизнь уровню своего эгоизма: «Сытый голодного не разумеет!» Человек в счастье глохнет и слепнет. И я была зациклена на себе одной, включая только самых близких – детей и мужа.
Подруга Юля, как всегда, за столом ничего не ела – на водной диете, она боролась, чтобы  её вес не подбирался к страшной цифре 80 кг!  Я ела всё, мой вес держался  на отметке 58-60, выпирали ключицы. Почти на 10 меньше меня весила моя Лариса. Проводив всех, мы отправились гулять вдоль Урала по магазинам. В карманах ни у кого не было ни рубля. Мы выглядели , как кортеж настолько роскошно, особенно Ларисе  необычайно шёл персиковый брючный костюм, что все продавцы сбегались к прилавкам, ожидая, что  без богатых покупок мы не уйдём.  И отходили разочарованными.
По магазинам мы ходили отныне только, как по музеям. У Толика не на шутку разболелась спина, и я утешала его тем, что теперь–то он на меня обречён, надо смириться.
Близнецы сладко посапывали рядом с нашим диваном. Мы допили шампанское. Брачная ночь была крайне щадящей из-за ограниченных возможностей мужа, а наутро я услышала «потрясную весть». Толик сказал, что на самом деле не любит таких женщин, как я. Мой бледный типаж для него исключение. 
Ему нравятся шоколадные и бесстыжие негритянки с большими задами и грудями. А больше всех – образ вульгарной цыганочки – Эсмеральды из Молдавии. Зовут её Люда Паскаль, её мать – главный прокурор Молдовы, она из Кишинёва. Они с Французом  были любовниками. Тайными. Она стеснялась Толика при свете дня. Он влюбился неистово и безумно на концерте  Патрисии Каас в Москве в яркую и размалёванную незнакомку, черноволосую, грудастую, с крупными чертами лица. Он смотрел на неё, понимая, что между ними будет совсем скоро это «всё»! И это сводило его с ума. Их представили друг другу. Ни о чём, кроме секса с молдаванкой, он больше думать не мог.  Он добился своего и медленно умирал ночами, страстно обладая любимой. Она не кончала от акта, и он до совершенства довёл оральные ласки. Когда муж подошёл к подробностям, как именно это происходило, я конвульсивно запротестовала, наконец. А Толик возмущённо удивился: «Ну, ты же мне не только жена, но и друг!» Мне совсем не понравилось узнать, что и у мужа не я идеал его эротических мечтаний. И совсем не вдохновили подробности, сколько раз и в каких позах любовники были счастливы. Холодок боли и отчуждения ещё будет не раз возникать вместе с этим именем «Люда Паскаль». Она была ему не верна.  Таскалась с кавказцами. «Он бил им морды», нарываясь  на нож.  Ей хотелось попробовать порочного и запретного, но тайно, её тянуло к оргиям. Она искала выгодные партии с породистыми  «спонсорами». Толик вытаскивал её отовсюду, выводил из пьяных истерик. Он брал её с поезда после другого, она манила его наманикюренными  кровавыми  пальчиками. Он ломал её волю. Становился «Ночным портье». У них всё было войной. Полно драматизма. И приключений. И страсти. Это незабываемо. И не пресно. Совсем не для семейной жизни и не так, как со мной!  Толику хотелось говорить о ней, как мне о ВИРе. Тут уместно плакать мелкими и злыми слезами. Или принимать происходящее, как единственно реальное «здесь и сейчас».
Я не его идеал! Он не мой «возлюбленный». И мы в браке. С чем себя и поздравляем!