Мой психоз, что я ничего не стою и не значу, набирал обороты. Отсутствие денег в семье было сопутствующим фактором. Фоном явились проблемы со старшими детьми и престарелыми родителями. Подростки учились через силу, пропадая в компьютерных клубах, а мама с папой бескомпромиссно отдалялись. Папа иногда снисходил до каких-то безвозмездных вложений, но это не обходилось без укоров и назиданий, а мой ответ тоже был бы классическим и простым: «Не учите жить, лучше помогите материально!» Отец один раз за три года помог купить холодильник, например. Но мы оставили новинку квартирантам по их просьбе, а они вспороли новую обшивку и тем вывели морозильную камеру из строя всего за два года, зачем-то. Отец так же внёс значительную сумму, погасив задолженность за коммунальные платежи по квартире, с возвратом, конечно, но тогда это нас выручило.
ВИР меня совсем не любил, как выяснилось, ни тогда, ни теперь, я это чувствовала, ища оправданий ситуации. Она продублировалась во времени и пространстве, став полноценным хронотопом. Я этого и боялась больше всего, интуитивно откладывая «встречу». ВИР любит повторять, что поздно может быть уже вчера. Но я намеренно дожидалась, по всей вероятности, когда же придёт время, что мы друг другу «ни мужчина, ни женщина» больше, как бы чего не жаль. Я пережила, что как условно «его» женщина я безнадёжно «плохая». И не надо утешать. Сама знаю! У меня было время представить на досуге, как надо и что должно было быть. Просто «засада!» Зато мужу – «хорошая», просто «отличная». Успеваемость моя - личный зачёт - улучшилась на глазах за каких-то там четверть века без ВИРа. Думалось, что по прошествии лет не так обидно пережить его отказ от меня с детьми когда-то давно, чтобы не обнажать старые раны и не вспарывать себя по-новой. Получалось, что ВИРу выгодно как раз потому объявить слова «врущими», что за ними стоят чёткие представления из совсем некрасивых и банальных историй. Мне тоже было дано шизофренически разглядывать картинки произошедшего с разных позиций. ВИР уточнил, что моя внутренность, не касаясь органов, устроена по «матрёшечному типу». Но и в этом тождестве самоустройства я умела раскрашивать ситуации разными красками – от мрачно-трагедийных до полупрозрачных акварелей еле уловимого и таинственного смысла. Мы с ВИРом когда-то были талантливее в «чтении между строк». Многозначительнее в молчании по договорённости. Я тогда была настроена ловить каждую тень перемен, любой тончайший оттенок, я вся была для него, и это мне было просто. Молодость! С ним одним я испытывала счастье, как Стеллочка оргазм. Его впечатляло, видимо, последнее куда больше. Этому и следовало быть. Конечно, я настаивала на возвышенном и романтическом, потому что иной опыт был слишком мал. Просто страсть в её примитивности я раскрашивала словесно под стать настроению. Получалось не так уж позорно. Я была открытой, сдержанной в претензиях, равнодушной к будущему без него. Я словно брала у Бога кредит: лишь бы сейчас быть с ВИРом любой ценой, потом неважно – справлюсь и выживу. Получается, что ради своего сомнительного счастья в эйфории желания «сблизиться любой ценой, пусть даже и через постель» и ради его физического краткосрочного удовлетворения (убрала даже слово «удовольствия» в окончательном варианте), что грубо и не вполне так, разумеется, я целиком и полностью могла бы пожертвовать собой, не раздумывая. А ему этого ничего от меня не надо было. По факту. По бихевиоризму, где «стимул – реакция». Не замотивировала его, не заинтриговала собой, тоже мне, открытая книга! В 21 против 42-х не увлекла, и вдобавок проиграла «возрастной» сопернице. Стеллочка была вдвое старше и хвалилась подвигами с ним в постели. А со мной, как в «Лолите», подобно горе-любовнику, которого казнит Гумбольт – Гумбольт, и «вспомнить нечего»! Вот беда так беда! И в этом причина! Я для него предельно невыразительна «там», в области интимного, и не впечатляюща. Мне это горько осознавать. И потому в защиту всегда оформляла смятение души культурными текстами. И новое разочарование в любви – её нельзя пробудить, если её не было изначально никогда. Мы же не в браке, где здоровое бытование поблизости берёт своё. И там делишь постель не с «любимым», а наименее противным. Утрирую, конечно. Я люблю мужа. Но эйфорического счастья не испытываю. Муж совместим с реальностью, он там обосновался. ВИР насквозь виртуален и на этом настаивает, потому как не хочет разделять со мной жизнь. Присутствует на периферии к генеральной линии по касательной, уклонист. Он весь из области женских фантазий про обладание и господство. Его появление в моей недолгой женски - счастливой жизни воспето поэтически. Просто 25-й кадр подсознания. Что ни эпизод, то поэма! Легко!
Теперь вот тоже потребовались стихи. Они и были оправданием моей привязанности к ВИРу. Если бы он только сопротивлялся активнее. Не так, чтобы демонстрировать моё унижение в этой «не паре» с ним, а всё обрубил бы с концами! Но он не рвёт со мной из благородства: он же так мне необходим! Мой эгоизм! Но и его равнодушие. Наблюдает он меня, комментирует. Холодный, трезвый, расчетливый. Ни слова в простоте душевной. Пусть о быте. Врёт, что так не умеет. На фоне проблем с парнями убил меня искренностью, что «ему про меня неинтересно!» Это был значительный повод умыться слезами. Я устала снова страдать.
И затевала свой бунт на корабле. Себя было не жаль, раз я ему не нужна. Можно было переродиться в «успешную и знаменитую», но на мне стояло и горело клеймо: «Пешка!» За безденежье и бытовые проблемы он презирал меня. Судорожно цепляясь за любую подработку, я терпела фиаско за фиаско, потому что страх шёл впереди меня. Боролась, как могла. Из бесстрашия в противовес истерике отчаянно хотелось преодолеть обстоятельства: всё ещё наладится! Не тут-то было…
Однажды на моих близнецов пожаловались богатейшие соседи из коттеджа – родственники мэра. Якобы близнецы или похожие на них подростки с пивом организовали стихийный митинг протеста под окнами с угрозами. Суть требований: «Не имеете права жить в роскоши, когда нормальные люди живут в нужде!» Этого мои дети точно не могли сделать, как и поломать модный пластиковый забор назло, потому что, во-первых, давно уже спали после суток «админами» в интернет – кафе, это и милиция обнаружила – руки не с мороза, тёплые; а, во-вторых, мои дети были для этого выпада трусоваты. В - третьих, они как раз стремились подчинить себе этот материальный мир. Тогда мы придумали с ними за деньги сдавать металлолом и расчистили территорию сада от хлама, куда попали даже части тачанки времён гражданской войны. Или могли бы вполне, что неудивительно. Иван со Стасом требовали равные со мной доли от прибыли. Они были за справедливость. И не испытывали классовой ненависти, твёрдо зная, что вскоре сами там будут. Теперь, когда за два года опыта в сфере обогащения, перепробовав разные направления бизнеса, дети в двадцать лет заработали свой первый миллион в рублях и самостоятельно купили машину «Тойоту – Селику» спортивного вида и чёрного цвета, я прекрасно понимаю, что идеологией люмпенов: «Грабь награбленное!» парни не были заражены и тогда. Они, правда, с достойными своими заработками ведут себя, как два жадных медвежонка, предпочитая вкладываться в развитие, а не в помощь семье. Они по-прежнему эгоистичны и хотят, чтобы их мать сама справлялась со всеми своими проблемами. На тренинге мне бы задали этот вопрос: «Почему в твоём окружении никогда нет и не было мужчин, способных о тебе позаботиться?» И я таких не воспитала. Но даже эгоистичные близнецы, пробившись к сытой жизни, иногда приходят мне на выручку по первому слову, пусть и не добровольно. Но это несравнимо с поддержкой друзей. Мне так не терпится рассказать скорее всё о названной сестричке Алесе. Конечно, по виду я ей в бабушки гожусь! Но сестра она мне самая настоящая по совокупности вложений огромных сил, как духовных, так и материальных. Но ещё не время. Сначала об идее «выкрутиться», о почке. Похоже, придётся торговать внутренностями, как на базаре. И эта неотвратимость вполне в духе моего фатализма: «Будь, что будет!»
Помочь сайту
Поздравления
