Помочь сайту
Поздравления
Житие ты наше уральское. Ч.2, Гл.1,2
(Истории жителей города Челябинска. Часть 2)
Любимому сыну своему
Александру посвящаю.
Г Л А В А 1
«С М Я Т Е Н И Е Д У Ш И»
Ребята сидели у Владимира, как на поминках: чинно, настороженно и молчаливо. Ввалились всей когортой, порасселись кто где, задымили и- молчали.
Хозяин криво улыбался, предчувствуя какой- то розыгрыш, и ждал продолжения.
Но розыгрышем, честно говоря, и не пахло. В звенящей от молчания тишине предугадывалось неприятное и страшненькое. Серьёзным пахло.
-Ну и чего?.. Так и будем всё молчать? Чего пришли тогда? А? Чего тогда?..- Ох, и неуютно же Вовка себя чувствовал! От непонимания ситуации засуетился, замельтешил. –Чаю, может, поставить? Или чего покрепче?.. У меня есть. Ну, чего будем?..-
Даже Рика недоуменно посматривала на него с колен Лёшки Мамлина.
-Сядь. Не дёргайся. Потом почаёвничаем,- произнёс Степаныч.
-Фу- у,- облегчённо выдохнул Владимир. –Я уж думал: у вас обет молчания! Сидите, как… присяжные на суде.-
-Толя, говори первым.-
-Чего с ним говорить- то!- в голосе Анатолия звучала неподдельная злость и раздражение. –Раньше бы за это!.. Колёса проткнули! Или на дуель вызвали! Всем нам, понимаешь, в душу плюнул! Адресно! И ещё улыбается!..-
-Да… От Амура… И до Туркестана…-
-Да причём здесь «Туркестан»?! Ты тоже, Степаныч, хорош! Наставник хренов! «Правдиво, правдиво…» Пособник ты, а не наставник! А у меня вся жизнь под откос пошла! В магазине комиссия за комиссией – от пожарников до налоговой! Ленку придурки какие- то эсэмэсками замучали – одни внекоренные слова шлют! В лифт не войти - всё оберегами разрисовано!
-А от меня половина поставщиков ушло!- подал голос Лёшка. –И ГБДДейцы на каждом перекрёстке тормозят…-
-Во! Во!-
-А у меня наоборот- полный салон набиваться стал,- боязливо произнёс из угла Серёжка. –Я даже бриться стал… Все здороваются…
-Ну, ты только не ври: все здороваются!.. Раньше- то что - пустая «маршрутка» ходила, что ли? Что нам- то врать?
-Да не вру я…- Серёжка совсем ушёл в тень.
Нервно смолкли.
-Кто ещё хочет высказаться?
Поднялся Саня Жедяев.
-Чего высказываться? Надо, как Малышенков подсказал… Решили же…
-Правильно! Чего языками чесать?! Чистеньким хотит быть, писака непризнанный! Публикатор!.. Сейчас мы тебе «напубликуем»!- загомонили разом. И лишь Серёжка промямлил из дальнего угла: «Я против был!», но его никто не слушал.
-Саша! Малышенков!- радостно крикнул Мишанов.
Из прихожей донёсся шум, а затем появился Малышенков с московскими командировачными.
-Вот,- Саша с грохотом поставил на кухонный стол знакомые тиски. – Тяжелые, блин!- удивился, вытерая испарину со лба.
-А остальное? А кусачки?- Жедяев замер в нетерпеливом ожидании.
-Обижаешь!- «московский» Семён похлопал ладонью по объёмному кейсу. – Здесь и новинки есть! Ну, приступим?-
Володька забился в крепких руках друзей.
-Рика! Рика!- истошно заорал он, понимая, что шутки кончились. Но та, не обращая на него внимания, с наслаждением давилась принесённой Толей колбасой. – Ри – и – и – ка - а!!!-
Он проснулся. Но ничего не увидел. И не мог пошевелиться. Тело оказалось скованным с ног до головы. Кошмар продолжался.
Володька захныкал от бессилия, зашипел, задёргался и, в конце концов, освободился от спеленавшей его во сне потной простыни. Руку Надежды, накрывавшую его лицо, сбросил ещё раньше.
Сел. Задышал, как астматик. Прижал руку к груди. Вот оно, родное, вот оно! Колотится! Жив, значит! Вот оно!
Ноги постепенно окрепли. Протащился в туалет. Долго- долго умывался холодной водой. Вода текла по шее, груди, животу, плавкам. Утёрся. Недоуменно посмотрел на случайно намоченное водой исподнее. Как сейчас в таком подмоченном состоянии в люди выходить? Снял, повесил сушиться на «полотешку». Сам же уселся на крышку унитаза, закурил и стал вспоминать случившийся сон.
«Приснится ж такое! Как наяву! Вот теперь я понимаю, что Аркаша испытал! Нет, но моя - то, моя- то!!! За кусок колбасы хозяина предала! Грудью, можно сказать, вскармливал! А она!.. Как Вышинский в Октябре 17- го…
Малышенков приплёлся. Давно уж не при делах… Так, шабашит ради удовольствия… А здесь - аж со всеми причиндалами явился, волчара!»
Потрогал плавки. Сырые. Пускай сохнут. Продолжил размышлять.
«Про каку таку публикацию они плели? Не было у меня ничего! В «Рыболове» отказались… «Вокруг света» - тоже… Может, в «Саде - огороде» что- то тиснули?.. Нет, не должны… предупредили бы… Тогда на что эти ироды намекали?»
Володька был суеверен. И сны все считал вещими. Ну, почти все… Которые уж шибко не нравились - те не считал. Да и сегодняшний чем- то коробил: то ли тисками, то ли собачьим коварством… Но ведь неспроста всё это приснилось! А если всё в реалии проявится? Хоть в другой город переезжай!
Володька закручинился, сидя на унитазе, подпёр головушку рукой.
«Думай, Вовка, думай! Есть ещё время! Всего четыре часа утра!! Больным надо сказаться, во!.. Сирого да убогого они не тронут. Ещё и апельсины принесут! А за это время и прояснится всё… Фу - у- у…»
Вздохнул облегченно. Натянул по- прежнему сырые плавки и поплёлся досыхать: надобно было скопить силы для завтрашней мнимой болезни.
Г Л А В А 2
« Т Е Л Е С Н А Я О Б О Л О Ч К А»
В это раннее время - восемь тридцать поутру - ЧТЗовский бассейн был пустынным, как Митрофановское кладбище в сумерках.
Редкие шапочки одиноких женщин уныло бороздили дорожки без шансов на знакомство с мужским полом.
И лишь на дальней дорожке у мелководья царило оживление: Валентина, Ленка и Надежда пытались активно аэробировать на длинных разноцветных пенопластовых палках, заменяющих спасательные жилеты. Причём, Валентина не умела плавать совершенно. Посему каждые десять секунд уходила под воду с головой.
Мужики, сидящие на парапете, долго наблюдали за агонией. Затем Анатолий, не выдержав этого кошмара, посоветовал:
-Валь, да ты попробуй проглотить её! Легче на воде держаться!-
Теперь уже все три девицы скрылись под водой. Но до бортика всё же дотянули. Долго лежали и тяжело дышали, не в силах ответить Анатолию что- нибудь умное. Да мужики, честно говоря, и не ждали от них этого. Они желали порасспросить Надежду о болезни мужа. Та, наконец - то, отдышалась.
-Надь, а, Надь, как Вовка- то?- осторожно поинтересовался Степаныч.
-Утром жив был, врача дожидался,- устало проговорила та, стянула шапочку. – Вот ведь, нежданно- негаданно…-
Громовое, металлическое, похожее на «Ахтунг! Ахтунг!»
мегафонное «Дамочка!!! Немедленно оденьте шапочку! Или удалитесь из бассейна!!!» оглушило народ, обезъязычело Надежду и вновь притопило враз вспотевшую в воде Валентину. Сообща вытащили ту на берег, натянули шапочку на безмолвную Надежду и продолжили расспросы.
-С кем оставила- то? С Дашкой?.. Что признают- то? А ему мандарины можно? А кефир?..- Вопросов было много. Да к тому же после децибельного предупреждения идиота - инструктора все, почему- то, непроизвольно говорили в полный голос, как полуглухие. Анатолий, ко всему прочему, ещё и сурдничал, фигляр.
-Можно мандарины… не больше трёх килограммов… и кефир- не больше двух литров… а шоколад только российский, черный… А диагноз, наверное, сегодня скажут… Дашка не справится, он же, когда болеет, капризный, как ребёнок… Я на него Рику оставила… три часа выдержит…-
-А у него ничего такого?.. Заразного?..- с опаской поинтересовался Леха. - Сейчас эпидемия за эпидемией… Гриппы разные… СПИДы… чумки…-
-Ну, ты дурак - дураком!- удивился Анатолий. – Чумка- то у него откуда? Это ж собачье! Вот СПИД- этим он может… Или свиным гриппом… Тем более: в 59 родился, а это самые подверженные…-
-Ну чего вы выдумываете?- скуксилась Надежда, а на глазах - уже слёзы. – Откуда у него СПИД?-
Ленка сердито посмотрела на ребят.
-Придурошные! С головой совсем не дружат! Чего Надюху доводите? И так всё на нервах!..-
-Ну, хорошо, пусть будет чумка,- легко согласился Толя. – Лишь бы все спокойны были…-
-И выдержаны…-
-Надюш, а давай к вам после бассейна?.. Всё и узнаем, а? Про подарок заикнёмся, настроение поднимем, а?-
…А в это время изголодавшийся Володька рысью бежал в магазин. Времени у него было в обрез: на всё - про всё часа два- два с половиной.
Предыдущие двое суток он, согласно своей же выдуманной дурацкой легенде, пластом лежал в постели, от еды отказывался и свой зверский по жизни аппетит подавлял исключительно силой воли. Но сила воли слабла на глазах.
Надежда, как заправская сиделка, заставила столик у кроватки виноградом и яблоками, а порционно кормила лишь пориджем (прости меня, грешного, за словечко!) да стаканом кефира.
-Пока врач не скажет, что с тобой!- резюмировала она свои поступки и возражений никаких слушать не хотела.
Овсянку с кефиром Володька втихаря скармливал Ульке, а от винограда и яблок вскоре пришлось тоже отказаться, так как минут через десять после их употребления аппетит «зверел» и становилось совсем тяжко. Он со скорбным лицом студента - задолжника валялся на кровати, мусолил нудного до изжоги Вальтера Скотта, рассматривал уже без любопытства узоры на обоях и периодически беседовал с Ульрикой фон Модус.
И как только за ушедшей в бассейн Надеждой лязгнула входная дверь, он Бэтмэном пронёсся на кухню к холодильнику!
О, небеса! Одинокий засохший кусочек сыра с кокетливо, как крылышки, загнутыми краями радостно ощерился ему навстречу голландскими дырками. Остальное содержимое холодильника составляли: кефир 2,5 %, кефир обезжиренный, творог обезжиренный, бифидок, йогурт и прочая фигня. Эта «декабристка» на время его болезни и сама добровольно отказалась от мясного, рыбного и прочего, дабы не вводить мужа в соблазн! Он непроизвольно помянул матерей…
Яиц так же не было. А ему, почему- то, захотелось и м е н н о глазунью! С солью, с перчиком, с горчичкой… И что б глазки разбиты… Хлеб и соль, к счастью, были…
Вовка так лихорадочно принялся размышлять, что зашевелились уши. Зашарил по карманам. Двадцать пять рублей! Натянул брюки, куртку, схватил пакет и побежал за яйцами.
У прилавка призадумался: пять или семь купить? – но взял пять. Переедать в его положении было неосторожно. По уму- то, надо бы с куриного бульона начать, но… Он сглотнул слюну и аккуратно заскладировал яйца.
Радостно забежал в подъезд, по привычке завернул к почтовым ящикам. Те, повешенные какими- то противниками среднего роста на уровень баскетбольного кольца, загадочно молчали вверху газетами, письмами и, может быть (чем леший не шутит!), денежными переводами от неизвестных родственников из Арабских Эмиратов.
Он дотянулся до ящика, открыл дверцу и задорно, петушком, подпрыгнул, что бы посмотреть, что внутри. Яйца подпрыгнули вместе с ним. И опустились вместе с ним. Он поздно об этом вспомнил. И, когда приземлился, ему уже не нужны были никакие вести из - за границ. Развернул пакет, плаксиво сморщился и выбросил его в мусоропровод. Пересчитал мелочь - и вновь бросился в магазин. По пути высматривал монеты на земле, чего уже не делал с детства, так как слышал от кого- то: это выброшенные слёзы и беды людей. После той фразы он на всю оставшуюся жизнь переключился на пятисотенные и тысячные купюры, но они ему ни разу так и не повстречались. Теперь же было не до жиру. Увы, тщетно!
Эту пару яиц уже разложил по отдельным карманам и прессой в подъезде не интересовался.
Сковородку же дома после пиршества вымыл, вытер насухо, кухню проветрил через открытое окно и частично счастливый, как Шарик после помойки, принялся ожидать врача.
Но первым, за минуту до врача, заявился Саша Жедяев. Пришел с такой вестью, что Володькина «болезнь» отступила на второй план.
Его жену, Наталию, «повязали» на границе!!!
-Погоди! Сейчас отпущу врача - и расскажешь!- проговорил Вовка, чуть ли не силой заталкивая участкового терапевта в спальню. Быстро, по – армейски, разоблачился, скороговоркой перечислил симптомы: апатия, вялость, головокружение, сонливость, потеря аппетита. Дал себя простукать, смерить температуру и живёхонько спровадил ту из квартиры.
Санька в это время успел печально всё изложить Рике, и они оба, пригорюнившись, ожидали конца врачебного приёма.
Володька завалился, наконец, на кровать.
-Рассказывай!-
Но тут приехали из бассейна ребята. Входили тихо, скромно, как на девять дней. Но, услышав возбужденный голос хозяина, уже не церемонились и прошли, как обычно: нагло, с шумом и топотом. И Жедяев, в конце концов, мог излить душу. Кратко. Сухо. По- мужски. Оставив сопли и слёзы вместе с ружьём на финал.
Нет комментариев. Ваш будет первым!
