ГлавнаяПрозаКрупные формыРоманы → Тайная вечеря. Пролог

Тайная вечеря. Пролог

9 ноября 2012 - Денис Маркелов
Пролог
                Такое быстрое прощание не входило в её планы.
                Ираида Михайловна была поражена той безжалостной разлукой, которую приготовил ей Господь, Господь, в которого она верила по-интеллигентски, вполнакала, стараясь поверить гармонию Мира своим алгебраическим разумом.
                Валерий скончался за рулём своего «Вольво», на мгновение притормозив у светофора в одном из микрорайонов Рублёвска, готовясь свернуть направо и покатить по тихой улице мимо того самого здания, где находилась жена его друга.
                Но так не случилось. Жизнь вытекала из него, словно парок из носика поставленного на огонь и слишком быстро закипевшего чайника. А он сам, пристёгнутый спасительным ремнём был похож
на бездарно сделанного манекена-испытателя.
                Вокруг разносился нетерпеливый гул клаксонов, он мог бы поднять из гроба любого, так как напоминал знаменитую архангельскую трубу. Но тело Валерия Сигизмундовича оставалось глухо к этому зову.
                С Ираидой связались где-то через час. Она сначала не верила незнакомому баритону, но затем поехала, боясь попасть в чужой розыгрыш, словно муха в патоку. Но её разыгрывали не люди, её разыгрывал Бог.
                Смерть Валерия давала теперь какой-то новый импульс её существованию, давала возможность начать всё сначала, вырвав из памяти прошлое, как она в детстве вырывала из испорченной тетради испачканные синей чернильной пастой листы. Вырывала и уверяла себя, что никогда не будет делать ошибок.
                - Это его проклятый дефолт скосил, - осторожно произнёс один из коллег мужа. – Валерий слишком близко принял к сердцу это вселенское безобразие.
                О том, что случилось семнадцатого числа, Ираида Михайловна знала очень мало. Она вдруг поняла, только одно, теперь ей придётся как-то приспосабливаться к новым событиям в своей жизни.
                - Вы говорите, что в офисы банка рвутся вкладчики? – спросила она, словно бы вспоминая кем-то написанную реплику в пьесе.
                - Да… Но их, к счастью, немного. Я вообще был против того, чтобы связываться с мелкими инвесторами. Ведь эти деньги, их трудно изъять из оборота, к тому же все эти мелкие буржуа так ненадёжны.
                - А выданные кредиты?.. Мы можем рассчитывать, что хоть часть денег вернётся?
                - Разумеется, мы застраховали риски. Но один заём меня очень тревожит. Он был выдан вынужденно. Валерий Сигизмундович протестовал против этого, но его заставили быть более сговорчивым. Не мне Вам объяснять – почему…
                Ираида Михайловна поняла о чём идёт речь. Она сама была бы рада вернуть всё на круги своя, уйти на год в прошлое, когда они были счастливы и не думали ни о чём ужасном, что поджидало их за поворотом, словно бы безумец с бритвою в руке.
                - Вы не будете говорить об этом с дочерью?
                - Я думаю, что пока не стоит…
                - Но она может увидеть всё из светских газет… И тогда будет ещё хуже…
                - В семье отца Александра не читают светских газет, особенно таких, как наш знаменитый «Рублёвский вестник».
                - Да, и вот, что ещё. Вы были в курсе, что Валерий Сигизмундович делал запас на чёрный день. Он коллекционировал полотна. Думая при случае выставить их на продажу и вырученными средствами покрыть дефицит наличности. Но знаете, возможно, вы не захотите этим всем заниматься…
                - А Вы собираетесь купить мою долю акций. Или долю моего мужа. Возможно, что всё ещё только начинается. Знаете, я буду не против того, если тело моего мужа проверят на наличие яда.
                - Вы хотите рекламы. Сначала похищение дочери, затем – смерть супруга… Знаете, будьте осторожны с огнём.
                - Вы мне угрожаете?
                Ираида Михайловна вдруг поняла, что слишком долго сидела в золоченой клетке, что своим отшельничеством подписала себе смертный приговор, что эти люди должны были ненавидеть её, как ненавидели и Валерия с его чугунными принципами.
 
                Судьба Нелли была вчерне намечена. Ираида согласилась с доводами мужа, что оставаться в миру, их дочери пока не стоит. Точнее в том миру, к которому она привыкла.
                « Но всё равно, это похоже на ссылку… и я не уверена, что в этом месте ей будет лучше…»
                - Но это вынужденная мера. К тому же Нелли будет полезно заняться чем-то ещё кроме своих фантазий. А эта обитель вполне подходит, она находится в черте города, и туда можно будет приезжать. Отец Александр говорит, что постарается всё устроить наилучшим образом. Он уже совершил крещение нашей дочери.
                - И всё же это похоже на бегство.
                Судьба Нелли. Её Нелли, которую грубо. Безжалостно, словно бы тушку курицы в кипящую воду сунули в противную, отдающую гнильцой взрослость. И теперь она проклинала их за их принципы, принципы так и не повзрослевших детей, что свои семейные отношения строили по принципу игры в «дочки-матери».
                И ещё одно беспокоило Валерия. Степан Акимович подал заявление об уходе по собственному желанию. Он намеривался уйти в себя, попытаться устроить что-то вроде медового месяца со своей наконец-то свободной Алевтиной.
                Его не смущал даже тот факт, что эта женщина приходилась тётей тому самому ребёнку, чьи родители так мерзко поступили с его дочерью. Он постарался также поступить по-школьному, надеясь одним рывком избавиться от проблемы…
                - А Людочка? – спросила она мужа.
                - Что?
                - Людочка будет ходить в гимназию?
                - Гимназии уже нет. Её слили с какой-то неполной школой, и теперь у этого образовательного учреждения новый номер и здание. И я думаю, что и Людочка будет оканчивать своё обучение на дому.
                - Нам надо было давно так поступить. Наша девочка не создана для многолюдного коллектива. И вообще, не будь этого знакомства с Крамер, всё бы прошло гладко.
                Муж замолчал. Без Нелли их дом напоминал музей восковых фигур. Они сначала сидели на кухне, затем перемещались в гостиную, затем… От этого странного чувства не спасал даже телевизор. Ираида Михайловна пристрастилась к аргентинскому телесериалу. События в семье владелицы мясокомбината напоминали её собственную судьбу.
                «Да я вообще не знала свою дочь, словно б её от меня скрыли… Да и хотела я её знать. И вот теперь я прячу её от себя, словно испачканную в грязи куклу!».
 
                Степан Акимович тихо постучал в дверь.
                Да-да – отозвался квартет девичьих голосов.
                Он вошёл, на его белой рубашке изломанно мелькнула яркая картинка.
                - Что вы тут делаете? – спросил он, наощупь отыскивая, свободный стул.
                - Мы смотрим слайды. Ну те самые слайды, что ты привёз…
                - Ах, эти. Ну, как – интересно?
                - Папа, что-то случилось? – вдруг совсем по-взрослому спросила Людмила.
                - В общем, в общем… да. Тебе надо знать это. У твоей подруги умер отец…
                - У Нелли? Валерий Сигизмундович?
                Людочка выдернула шнур из розетки. И яркая картинка из прошлого исчезла. А в комнате воцарился мрак…
                Ей захотелось воспользоваться темнотой и расплакаться. Тянуть одну и ту же ноту, стараясь проникнуть ею в глубину души. Смерть, смерть, она была к ней не готова. Не готова, и боялась, что вынырнет из ниоткуда, словно бы театральный злодей из-за правой кулисы.
                - А что с ним… случилось?
                - Сердце… Остановился на перекрёстке. Говорят, что ему ещё повезло, мог ведь и разбиться. Дочка, я прошу тебя ничего не говори Нелли.
                - Почему?
                - Просто Ираида Михайловна сама поговорит с дочерью. А тебе теперь лучше держаться подальше от этой семьи.
                - А разве Нелли уедет из Рублёвска?
                - И да, и нет. Она будет жить в одном хорошем месте. Вот и всё…
                - В дурдоме, как Зинаида Васильевна?
                - Ну, нет, конечно. Никакого дурдома. Она будет жить просто в монастыре. Ей позволят учиться, она будет работать, ходить в церковь. Она уже окрестилась…
                - А я?.. Мне тоже можно покреститься?
                - Ну, я не знаю. Ведь это так серьёзно…
                - Папа, почему ты не окрестил, когда я была маленькой?
                - Я был атеистом. И тогда это было не принято. Мы не верили в Бога…
                - Возможно, если бы на мне был крест, то ничего этого не случилось. И Нелли, этот урод никогда бы не смог бы её волновать…
                - Какой урод?
                - Невидимка…
                Людмила была раздосадована. Она посмотрела на себя со стороны. И собственный вид показался ей диким. Хотелось крикнуть, что эта девочка не имеет с ней ни малейшего сходства. Что она вела себя бы иначе, что именно она виновата в её падении в липкую и зловонную пропасть…
 
 
 
* * *
                Нелли всё же пошла проводить отца в последний путь.
Пошла не из-под палки, любовь к отцу вдруг вспыхнула вновь, он был теперь особенно дорог, он уходящий навсегда в непонятное, но такое страшное небытиё.
                Отец Александр решил держать Нелли в неведении о том самом главном шаге, что сделал её отец. Он наконец перестал быть сиротой, тем самым сиротой, каковым он был с рождения, боясь признаться, что его мятущаяся душа ожидает усыновления.
                «Отче в руце твои передаю дух мой…». Он наконец мог это сказать, сказать всерьёз, без лукавства, без нелепого кокетства интеллектуала, который верит не в Бога, но в его Идею, в какой-то непонятный образ, который принимается, как нелепый, не всеми видимый мираж.
                Эта тайна была бы раскрыта, раскрыта на той самой литии, которую он собирался отслужить на кладбище. Отслужить среди близких людей, без той внешне сочувствующей и такой пустой и злобной толпы, которая могла делать вид, что скорбит, но в душе радовалась чужой потере.
                А Нелли старалась быть скромной. Её помнили здесь иной маленькой драмкружковкой, в неизменном образе красивой маленькой леди, леди, которая охотно падала в кроличьи норки и проходила сквозь зеркала… А она, она давно разучилась играть и путешествовать по иным мирам.
                Ираида Михайловна стояла ровно. Она понимала, что эти люди стараются быть вежливыми, что им было страшно сделать «что-то не так».
                Музыка Томазо Альбинони звучала из динамиков музыкального центра, звучала как-то странно. Словно бы её муж был героем и его хоронили, хоронили, хоронили… Она не хотела, чтобы все эти люди пошли с ним до могилы, пошли из чувства солидарности с покойником, пошли так, как делают охочие до зрелищ бездельники.
                Среди офисного блеска, среди красоты на час для того, чтобы бросить её в глаза, словно колкую алмазную пыль, было трудно сохранять спокойствие. Нелли вдруг представила, как её подруги по классу читают некролог в газете, как делают сочувственные лица и деланно бросают: «Несчастная!». Она не хотела быть жертвой, жертвой для других. Голенькой куколкой на помойке, которой остаётся одно отдаться зубам бродячего пса…
 
                Сотрудники банка не стали обижаться на то, что их не позвали к могиле. Им самим хотелось забыть о прощании. Гораздо важнее было то, что будет после того, как решат вопрос о новом управляющем.
                - Жаль мне Фанарина. Мальчик подавал надежды, - проговорил один из клерков.
                - Он так и не вернулся из отпуска?
                - Говорят, что его съела рыба…
                - Акула, что ли?
                - Нет, сом…
                - А он мне не нравился. Ничего, всё будет так должно. Надеюсь эта художница поймёт, что не по ней это кресло.
                - А Нелли?!
                - Что, Нелли? Она, извините, не наследница престола. Тут у нас учреждение коммерческое, финансовое, а не дамский салон. Я, право слово, не люблю женщин. Всё ведь с ног на голову поставят, да и скажут: так, мол и было. Ну, ладно… Не будем унывать.
 
 
                Отец Александр служил литию. Запах осени уже висел в воздухе. И теперь накануне другой, такой важной смерти, смерть Валерия Сигизмундовича приобретала иной, символический смысл.
                Отцу Александру было трудно привыкнуть относиться к угасанию человеческой жизни спокойно. Он был воином, когда-то земным, но сейчас, готовясь стать небесным воином, он пытался осознать, как относиться к этому неизбежному для всех переходу.
                Смерть человека с княжеской фамилией была словно какой-то странный дар, дар, который нельзя не принять. И он принимал, стараясь утешить тех, кто был здесь подле гроба усопшего.
                Пара ночей, что его дети провели рядом с гробом, читая над усопшим Псалтырь была очень тяжёлой. Было видно, что только что омытая Божественной Благодатью душа рвётся прочь из опостылевшего тела, рвётся, как рвалась бы на свободу обычная, не привыкшая к покупному уюту птаха.
                Нелли старалась бороться с намокающими ресницами – было глупо рыдать, рыдать и ожидать сочувствия, всех только задерживала и эта служба, и её траурная истерика, которая была нелепа, словно плохо сделанная мизансцена в нелепом фильме начинающего режиссёра.
                - Пора прощаться.
                Нелли посмотрела на восковое лицо отца. Когда-то ребёнком она слышала о том, что в Мавзолее в гробу лежит лысоватый человек в строгом костюме,  а живые люди проходят и смотрят на него, смотрят на него, как на куклу.
                Теперь такой же куклой был её отец, точнее его бренное тело, тело, которое торопились сдать на хранение в лучшую камеру хранения на свете – родную землю
 
 
 
 
 

© Copyright: Денис Маркелов, 2012

Регистрационный номер №0091472

от 9 ноября 2012

[Скрыть] Регистрационный номер 0091472 выдан для произведения:
Пролог
                Такое быстрое прощание не входило в её планы.
                Ираида Михайловна была поражена той безжалостной разлукой, которую приготовил ей Господь, Господь, в которого она верила по-интеллигентски, вполнакала, стараясь поверить гармонию Мира своим алгебраическим разумом.
                Валерий скончался за рулём своего «Вольво», на мгновение притормозив у светофора в одном из микрорайонов Рублёвска, готовясь свернуть направо и покатить по тихой улице мимо того самого здания, где находилась жена его друга.
                Но так не случилось. Жизнь вытекала из него, словно парок из носика поставленного на огонь и слишком быстро закипевшего чайника. А он сам, пристёгнутый спасительным ремнём был похож
на бездарно сделанного манекена-испытателя.
                Вокруг разносился нетерпеливый гул клаксонов, он мог бы поднять из гроба любого, так как напоминал знаменитую архангельскую трубу. Но тело Валерия Сигизмундовича оставалось глухо к этому зову.
                С Ираидой связались где-то через час. Она сначала не верила незнакомому баритону, но затем поехала, боясь попасть в чужой розыгрыш, словно муха в патоку. Но её разыгрывали не люди, её разыгрывал Бог.
                Смерть Валерия давала теперь какой-то новый импульс её существованию, давала возможность начать всё сначала, вырвав из памяти прошлое, как она в детстве вырывала из испорченной тетради испачканные синей чернильной пастой листы. Вырывала и уверяла себя, что никогда не будет делать ошибок.
                - Это его проклятый дефолт скосил, - осторожно произнёс один из коллег мужа. – Валерий слишком близко принял к сердцу это вселенское безобразие.
                О том, что случилось семнадцатого числа, Ираида Михайловна знала очень мало. Она вдруг поняла, только одно, теперь ей придётся как-то приспосабливаться к новым событиям в своей жизни.
                - Вы говорите, что в офисы банка рвутся вкладчики? – спросила она, словно бы вспоминая кем-то написанную реплику в пьесе.
                - Да… Но их, к счастью, немного. Я вообще был против того, чтобы связываться с мелкими инвесторами. Ведь эти деньги, их трудно изъять из оборота, к тому же все эти мелкие буржуа так ненадёжны.
                - А выданные кредиты?.. Мы можем рассчитывать, что хоть часть денег вернётся?
                - Разумеется, мы застраховали риски. Но один заём меня очень тревожит. Он был выдан вынужденно. Валерий Сигизмундович протестовал против этого, но его заставили быть более сговорчивым. Не мне Вам объяснять – почему…
                Ираида Михайловна поняла о чём идёт речь. Она сама была бы рада вернуть всё на круги своя, уйти на год в прошлое, когда они были счастливы и не думали ни о чём ужасном, что поджидало их за поворотом, словно бы безумец с бритвою в руке.
                - Вы не будете говорить об этом с дочерью?
                - Я думаю, что пока не стоит…
                - Но она может увидеть всё из светских газет… И тогда будет ещё хуже…
                - В семье отца Александра не читают светских газет, особенно таких, как наш знаменитый «Рублёвский вестник».
                - Да, и вот, что ещё. Вы были в курсе, что Валерий Сигизмундович делал запас на чёрный день. Он коллекционировал полотна. Думая при случае выставить их на продажу и вырученными средствами покрыть дефицит наличности. Но знаете, возможно, вы не захотите этим всем заниматься…
                - А Вы собираетесь купить мою долю акций. Или долю моего мужа. Возможно, что всё ещё только начинается. Знаете, я буду не против того, если тело моего мужа проверят на наличие яда.
                - Вы хотите рекламы. Сначала похищение дочери, затем – смерть супруга… Знаете, будьте осторожны с огнём.
                - Вы мне угрожаете?
                Ираида Михайловна вдруг поняла, что слишком долго сидела в золоченой клетке, что своим отшельничеством подписала себе смертный приговор, что эти люди должны были ненавидеть её, как ненавидели и Валерия с его чугунными принципами.
 
                Судьба Нелли была вчерне намечена. Ираида согласилась с доводами мужа, что оставаться в миру, их дочери пока не стоит. Точнее в том миру, к которому она привыкла.
                « Но всё равно, это похоже на ссылку… и я не уверена, что в этом месте ей будет лучше…»
                - Но это вынужденная мера. К тому же Нелли будет полезно заняться чем-то ещё кроме своих фантазий. А эта обитель вполне подходит, она находится в черте города, и туда можно будет приезжать. Отец Александр говорит, что постарается всё устроить наилучшим образом. Он уже совершил крещение нашей дочери.
                - И всё же это похоже на бегство.
                Судьба Нелли. Её Нелли, которую грубо. Безжалостно, словно бы тушку курицы в кипящую воду сунули в противную, отдающую гнильцой взрослость. И теперь она проклинала их за их принципы, принципы так и не повзрослевших детей, что свои семейные отношения строили по принципу игры в «дочки-матери».
                И ещё одно беспокоило Валерия. Степан Акимович подал заявление об уходе по собственному желанию. Он намеривался уйти в себя, попытаться устроить что-то вроде медового месяца со своей наконец-то свободной Алевтиной.
                Его не смущал даже тот факт, что эта женщина приходилась тётей тому самому ребёнку, чьи родители так мерзко поступили с его дочерью. Он постарался также поступить по-школьному, надеясь одним рывком избавиться от проблемы…
                - А Людочка? – спросила она мужа.
                - Что?
                - Людочка будет ходить в гимназию?
                - Гимназии уже нет. Её слили с какой-то неполной школой, и теперь у этого образовательного учреждения новый номер и здание. И я думаю, что и Людочка будет оканчивать своё обучение на дому.
                - Нам надо было давно так поступить. Наша девочка не создана для многолюдного коллектива. И вообще, не будь этого знакомства с Крамер, всё бы прошло гладко.
                Муж замолчал. Без Нелли их дом напоминал музей восковых фигур. Они сначала сидели на кухне, затем перемещались в гостиную, затем… От этого странного чувства не спасал даже телевизор. Ираида Михайловна пристрастилась к аргентинскому телесериалу. События в семье владелицы мясокомбината напоминали её собственную судьбу.
                «Да я вообще не знала свою дочь, словно б её от меня скрыли… Да и хотела я её знать. И вот теперь я прячу её от себя, словно испачканную в грязи куклу!».
 
                Степан Акимович тихо постучал в дверь.
                Да-да – отозвался квартет девичьих голосов.
                Он вошёл, на его белой рубашке изломанно мелькнула яркая картинка.
                - Что вы тут делаете? – спросил он, наощупь отыскивая, свободный стул.
                - Мы смотрим слайды. Ну те самые слайды, что ты привёз…
                - Ах, эти. Ну, как – интересно?
                - Папа, что-то случилось? – вдруг совсем по-взрослому спросила Людмила.
                - В общем, в общем… да. Тебе надо знать это. У твоей подруги умер отец…
                - У Нелли? Валерий Сигизмундович?
                Людочка выдернула шнур из розетки. И яркая картинка из прошлого исчезла. А в комнате воцарился мрак…
                Ей захотелось воспользоваться темнотой и расплакаться. Тянуть одну и ту же ноту, стараясь проникнуть ею в глубину души. Смерть, смерть, она была к ней не готова. Не готова, и боялась, что вынырнет из ниоткуда, словно бы театральный злодей из-за правой кулисы.
                - А что с ним… случилось?
                - Сердце… Остановился на перекрёстке. Говорят, что ему ещё повезло, мог ведь и разбиться. Дочка, я прошу тебя ничего не говори Нелли.
                - Почему?
                - Просто Ираида Михайловна сама поговорит с дочерью. А тебе теперь лучше держаться подальше от этой семьи.
                - А разве Нелли уедет из Рублёвска?
                - И да, и нет. Она будет жить в одном хорошем месте. Вот и всё…
                - В дурдоме, как Зинаида Васильевна?
                - Ну, нет, конечно. Никакого дурдома. Она будет жить просто в монастыре. Ей позволят учиться, она будет работать, ходить в церковь. Она уже окрестилась…
                - А я?.. Мне тоже можно покреститься?
                - Ну, я не знаю. Ведь это так серьёзно…
                - Папа, почему ты не окрестил, когда я была маленькой?
                - Я был атеистом. И тогда это было не принято. Мы не верили в Бога…
                - Возможно, если бы на мне был крест, то ничего этого не случилось. И Нелли, этот урод никогда бы не смог бы её волновать…
                - Какой урод?
                - Невидимка…
                Людмила была раздосадована. Она посмотрела на себя со стороны. И собственный вид показался ей диким. Хотелось крикнуть, что эта девочка не имеет с ней ни малейшего сходства. Что она вела себя бы иначе, что именно она виновата в её падении в липкую и зловонную пропасть…
 
 
 
* * *
                Нелли всё же пошла проводить отца в последний путь.
Пошла не из-под палки, любовь к отцу вдруг вспыхнула вновь, он был теперь особенно дорог, он уходящий навсегда в непонятное, но такое страшное небытиё.
                Отец Александр решил держать Нелли в неведении о том самом главном шаге, что сделал её отец. Он наконец перестал быть сиротой, тем самым сиротой, каковым он был с рождения, боясь признаться, что его мятущаяся душа ожидает усыновления.
                «Отче в руце твои передаю дух мой…». Он наконец мог это сказать, сказать всерьёз, без лукавства, без нелепого кокетства интеллектуала, который верит не в Бога, но в его Идею, в какой-то непонятный образ, который принимается, как нелепый, не всеми видимый мираж.
                Эта тайна была бы раскрыта, раскрыта на той самой литии, которую он собирался отслужить на кладбище. Отслужить среди близких людей, без той внешне сочувствующей и такой пустой и злобной толпы, которая могла делать вид, что скорбит, но в душе радовалась чужой потере.
                А Нелли старалась быть скромной. Её помнили здесь иной маленькой драмкружковкой, в неизменном образе красивой маленькой леди, леди, которая охотно падала в кроличьи норки и проходила сквозь зеркала… А она, она давно разучилась играть и путешествовать по иным мирам.
                Ираида Михайловна стояла ровно. Она понимала, что эти люди стараются быть вежливыми, что им было страшно сделать «что-то не так».
                Музыка Томазо Альбинони звучала из динамиков музыкального центра, звучала как-то странно. Словно бы её муж был героем и его хоронили, хоронили, хоронили… Она не хотела, чтобы все эти люди пошли с ним до могилы, пошли из чувства солидарности с покойником, пошли так, как делают охочие до зрелищ бездельники.
                Среди офисного блеска, среди красоты на час для того, чтобы бросить её в глаза, словно колкую алмазную пыль, было трудно сохранять спокойствие. Нелли вдруг представила, как её подруги по классу читают некролог в газете, как делают сочувственные лица и деланно бросают: «Несчастная!». Она не хотела быть жертвой, жертвой для других. Голенькой куколкой на помойке, которой остаётся одно отдаться зубам бродячего пса…
 
                Сотрудники банка не стали обижаться на то, что их не позвали к могиле. Им самим хотелось забыть о прощании. Гораздо важнее было то, что будет после того, как решат вопрос о новом управляющем.
                - Жаль мне Фанарина. Мальчик подавал надежды, - проговорил один из клерков.
                - Он так и не вернулся из отпуска?
                - Говорят, что его съела рыба…
                - Акула, что ли?
                - Нет, сом…
                - А он мне не нравился. Ничего, всё будет так должно. Надеюсь эта художница поймёт, что не по ней это кресло.
                - А Нелли?!
                - Что, Нелли? Она, извините, не наследница престола. Тут у нас учреждение коммерческое, финансовое, а не дамский салон. Я, право слово, не люблю женщин. Всё ведь с ног на голову поставят, да и скажут: так, мол и было. Ну, ладно… Не будем унывать.
 
 
                Отец Александр служил литию. Запах осени уже висел в воздухе. И теперь накануне другой, такой важной смерти, смерть Валерия Сигизмундовича приобретала иной, символический смысл.
                Отцу Александру было трудно привыкнуть относиться к угасанию человеческой жизни спокойно. Он был воином, когда-то земным, но сейчас, готовясь стать небесным воином, он пытался осознать, как относиться к этому неизбежному для всех переходу.
                Смерть человека с княжеской фамилией была словно какой-то странный дар, дар, который нельзя не принять. И он принимал, стараясь утешить тех, кто был здесь подле гроба усопшего.
                Пара ночей, что его дети провели рядом с гробом, читая над усопшим Псалтырь была очень тяжёлой. Было видно, что только что омытая Божественной Благодатью душа рвётся прочь из опостылевшего тела, рвётся, как рвалась бы на свободу обычная, не привыкшая к покупному уюту птаха.
                Нелли старалась бороться с намокающими ресницами – было глупо рыдать, рыдать и ожидать сочувствия, всех только задерживала и эта служба, и её траурная истерика, которая была нелепа, словно плохо сделанная мизансцена в нелепом фильме начинающего режиссёра.
                - Пора прощаться.
                Нелли посмотрела на восковое лицо отца. Когда-то ребёнком она слышала о том, что в Мавзолее в гробу лежит лысоватый человек в строгом костюме,  а живые люди проходят и смотрят на него, смотрят на него, как на куклу.
                Теперь такой же куклой был её отец, точнее его бренное тело, тело, которое торопились сдать на хранение в лучшую камеру хранения на свете – родную землю
 
 
 
 
 
 
Рейтинг: +2 826 просмотров
Комментарии (6)
Света Цветкова # 9 ноября 2012 в 16:52 0
...так не хочется думать о ВЕЧНОМ, но порой приходится... buket3 kata
Денис Маркелов # 9 ноября 2012 в 18:16 0
О Вечном надо думать всегда
Валентина Егоровна Серёдкина # 19 января 2013 в 04:35 0
t7304 t07067 soln
Доброго времени Денис!
Ознакомилась с "Прологом"... Это прискорбно, когда люди
воспринимают своего Спасителя за шута...
"...Но её разыгрывали не люди, её разыгрывал Бог."...
Бог никогда не играется с ЧелоВеком...
Его святость очевидна... зрима...
ЛГ создали свой мирок, в котором варятся, как в котле
никчемный вождь эгоистичный, циничный, самодовольный,
далёкий от познаний Живого Бога, сути Творения...
Успехов в творчестве и вдохновения...
Звезда Рождественская да осияет ваш удел в Наступившем
Новом 2013-ом Году... Мир Вам и Дому Вашему!
В благоговении, Валентина... 38
Денис Маркелов # 19 января 2013 в 11:33 0
Здравствуйте. Перед тем, как читать Тайную вечерю, советую ознакомиться с романом "Дщери Сиона"
Валентина Егоровна Серёдкина # 19 января 2013 в 13:32 0
Доброго времени, Денис! soln
Я поделилась с Вами своим взглядом, своей позицией,
исходя из познаний и опыта... Пожалуйста, не принимайте
мой отзыв, как критику... Меня волнует больше не внешнее,
но внутреннее... внутренний мир Души, который раскрывается,
подобно бутону лилии, или розы, в тесном общении, в доверии,
в любви... Творческих успехов и вдохновения, радости и света...
В благоговении, Валентина... 38
Денис Маркелов # 19 января 2013 в 11:33 0
Здравствуйте. Перед тем, как читать Тайную вечерю, советую ознакомиться с романом "Дщери Сиона"