Главная → Проза → Крупные формы → Романы → Печать Каина. Глава шестнадцатая.

Печать Каина. Глава шестнадцатая.

24 августа 2012 - Денис Маркелов
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Со стен ванной комнаты на Иду таращились весёлые мордочки дельфинов.
Она торопилась смыть с тела пот танцкласса. После тяжелой репетиции, где каждый элемент танца натыкался на её полное непонимание, хотелось одного: тишины и покоя.
В гостиной бабушка и дедушка уже накрывали на стол. Дедушка Иды любил обеды в кругу семьи, но это скорее были ужины. Ида знала, что ей нельзя мочить волосы, и потому натянула давно вышедшую из моды купальную шапочку с дурацкими розами.
Ей мысли перескакивали с Марка на автора музыки. Кажется, его звали Кондрат Иванович. Какое смешное имя – Кондрат. Кстати, так называлась какая-то очень мелкая монета. Это слово Ида видела в одном из четырёх Евангелий и очень смущалась.
Она вспомнила, как не спросясь ни у кого, отправилась за город. Ей хотелось быть взрослой, выпрыгнуть за борт манежа и стать вполне полноправной в этом мире.
Теперь у неё был паспорт. Ида разглядывала свою первую «взрослую» карточку и удивлялась, как быстро из мелкой востроносой девчонки стала вполне взрослой, пусть даже и на первый взгляд, девушкой.
Ей пока не тянуло к сверстникам. Они вызывали только любопытство и только. Так ребёнок играет с детёнышами животных или разглядывает красивые цветы на клумбе.
Кондрат Иванович казался ей взрослым. Она смотрела на него и невольно примеряла на него роль жениха. Даже то, что этот человек был уже женат, не смущало юную искательницу приключений.
Она была между двух огней. Всё больше входящий в роль Карика Марк невольно влюблялся в неё. Он уже считал Иду своей родственницей. Они так привыкли быть нагими понарошку. Что теперь жаждали этого и в действительности, ожидая только удобного момента до совместного оголения.
«Вот будет смех. Когда он узнает, что я влюблена в Кондрата Ивановича.
Тёзка знаменитого поэта-декабриста был для неё каким-то удивительным посланцем Небес. Именно его чувства она читала в каждом такте, в каждом движении своего тела, когда мертвые элементы, похожие на движения заготовок на конвейере вдруг наполнялись скрытым смыслом.
Она научилась стыдиться Марка. Сцена на подоконнике – а сегодня они репетировали именно её, становилась всё более загадочной.
Теперь, наскоро вытеревшись и набросив на тело купальный халат, она скрылась за дверью «детской», чтобы к столу выйти вполне прилично одетой и без шаловливой улыбки на губах.
 
За столом царило молчание. Подавались первое, второе и третье блюда. Ида не хотела раньше времени раскрывать своей тайны, она узнала, где живёт Кондратий Иванович и была готова нанести ему визит вежливости.
Сердце тёзки знаменитой балерины прыгало от восторга, словно то и дело подхвачиваемый ветром воздушный шарик. Оно было готово лететь в небеса, только от одной мысли о предстоящем свидании. Она чувствовала, что должна попытаться, пока Кондратий Иванович на время оставлен своей супругой.
Она не думала, что берёт пример с юных героинь Владимира Набокова. Имена Магда и Долорес ей ничего не говорили, но имя Кондрат расцветало в душе большим огненным маком.
Она поспешила доесть десерт и также тихо. Стараясь не вспугнуть бдительность старших,  удалилась в свою комнату. Конечно, лучше всего было помочь старшим помыть посуду, но тогда она могла не сдержаться и рассказать всё…
В комнате царил идеальный порядок. Ида старалась бывать здесь как можно чаще – бабушка и дедушка устроили для неё мини-класс – тут можно было вполне комфортно разогревать мышцы и грезить о будущих партиях в балетах Петра Ильича Чайковского.
 
В столовой уже был подан скромный обед. Бабушка любила обедать по старинке, превращая обычный приём пищи в трапезу. Белая фарфоровая супница и глубокие тарелки, плетеная хлебница с уложенными в ряд кусочками хлеба, салфетки на стульях.
Стол был круглый, и едоки сидели под углом 120 градусов друг к другу. Ида вдруг решила вычислить синус этого угла, она знала, что он равен синусу угла в -80 градусов. Но память подвела её, и девочка покраснела.
Суп был куриным с лапшой и яйцом. Разрезанное пополам яйцо плавало в каждой тарелке, Ида сделала серьёзное лицо, и после того, как дедова ложка зачерпнула жижу, стала вычерпывать свою порцию супа. Стараясь не смешить себя, и не фыркать.
За обедом обычно хранили молчания, прислушиваясь к работе желудков. Ида также не хотела вспоминать своих озорных мыслей. Она знала, что бабушка не одобрит её увлеченности Кондратом Ивановичем, что в её возрасте рано думать о пошлостях, а роман с женатым мужчиной – настоящая пошлость.
«Но он же ещё не совсем женатый. А что, если он не спит со своей женой?
Ида боялась сказать слово «трахается». Этот дворовый синоним отдавал какой-то хулиганской пренебрежительностью. Трахались лишь двоечницы, находящие в исследованиях своих гениталий мужскими членами не понятный Иде волнующий кайф. Они разом глупели, как кошки, которым хозяева почесали за ухом.
После супа была подана картофельное пюре с котлеткой. Ида знала, что бабушка беспокоится о её здоровье. Но есть до отвала не хотела. Она знала, что должна держать себя в рамках, и каждое утро, сбросив ночнушку, вставала босыми стопами на весы. Наблюдая над судорожно дрожащей стрелкой.
Пока её параметры были как раз в норме. Её нельзя было назвать худышкой. Но и кличка «жиртрест» как-то не клеилась к ней. Хотя изломанная фигура тёзки была для Иды недосягаемой мечтой.
Нет, она не собиралась превращаться в ходячий скелет. Вовсе нет. Ей просто хотелось сохранить стройность и привлекательность для мужчин, которые будут глазеть на неё в перламутровые бинокли.
«Конечно. Лучше было прикрыть самое интимное место пачкой, но почти невидимое в свете софитов трико отлично бы подходило для первого появления на сцене. Она представляла, как будут задыхаться от восторга мальчишки, представляя, что она и впрямь голая.
Улыбка, лишь мельком скользнувшая по губам Иды, не ускользнула от внимания дедушки.
 Он отложил в сторону мельхиоровую вилку и строго спросил: «О чём ты думаешь?».
- Так, дедушка, - попыталась уйти от прямо ответа Ида.
Она вдруг застыдилась своих коварных мыслей. Они были слишком смелы для девочки её возраста, и от того кровь предательски приближалась к щекам, наполняя их краснотой, как вишнёвый сок наполнял бы собой  графин.
Бабушка особенно взглянула на мужа, и дед вновь принялся за уничтожение своей порции.
На десерт, бабушка приготовила молочный суп с клубникой. В слегка подогретое молоко были опущены эти сладкие ягоды. Они плавали, словно бы затейливые буйки, или купальные шапочки на головах пловцов. Когда-то  Иде доставляло большое удовольствие охотиться за этими ягодами, зачерпывая их ложкой и отправляя  в рот, но теперь.
Она с трудом освободила тарелку от его содержимого.
 
Мысли о Кондрате Ивановиче преследовали девочку весь вечер. Она специально думала о нём. Не противясь искусу, думала сидя за столом, шаловливо постукивая коленками , думала собираясь отойти ко сну и с какой-то ленивой грациозностью расставаясь с носильными вещами, думала и уже в красивой ночнушке, сквозь которую угадывалось её обнаженное тело.
Порция жидкого мыла и зубной пасты слегка взбодрили её тело. Было теперь забавно ожидать ночного видения. Ида была большой любительницей сновидений, она старательно пестовала их в своей душе и радовалась, когда попадала именно в желаемый ею мир.
Ей хотелось научиться флиртовать по-настоящему, уметь говорить смелые колкости и не краснеть, когда её будут пытаться «клеить».
Это слово было ей совсем не по душе. Казалось, что её попросту обмазывают чем-то липким, а затем беззастенчиво пожирают, как паук пожирает, попавшую в его сети муху.
Она боялась больше всего стать для кого-то заводной куклой, механической куклой, стать игрушкой и даже не заметить этого от слепого восторга. Возможно, это сам Кондрат Иванович затеял эту игру.
За ночь Ида пару раз просыпалась и по привычке шла к дверям туалета, боясь своими шагами нарушить сон стариков. Ей пару раз хотелось сделать глупость – подойти к кабинетному роялю и сыграть пьесу «К Элизе» Людвига ванн Бетховена, хоть так избавиться от стойкого желания отдаться взрослому человеку…
Старики не спали. Они почувствовали в душе внучки лёгкий шторм и теперь шепотом делились впечатлениями. Бабушка заметила, что всегда предсказуемая Ида стала вдруг колючей, словно только что распустившаяся роза. И эта ранняя распущенность пугала пожилую женщину.
Она знала, что сын не одобрит их интереса, но всё же. Старики говорили, что Иде лучше всего было бы пожить под родительским контролем и на какое-то время забыть о балете, что занятия танцами слишком развращает её – что из смирной и красивой нимфы она становится страстной и необузданной вакханкой.
- Дорогой, ты бы съездил бы с ней в театр, посмотрел бы на этого композитора! – проговорила бабушка Иды, гася бра и поворачиваясь на правый бок.
 Её супруг не спорил. Ему самому хотелось увидеть этого «Рощина». Наверняка он был старым всё уже утратившим пнём. Такие люди любят угощать девочек монпансье и щекотать их под мышками. Она сам был бы не прочь покачать кого-нибудь на правой ноге, но Ида давно вышла из детсадовского возраста.
 
На следующее утро они долго молчали. Поездка на дачу – раньше бы Ида просто бесилась от восторга, но теперь. Теперь ей было скучно и страшно, словно бы её отправляли на каторгу.
Бабушка не сводила с внучки встревоженных глаз. Она чувствовала, что в теле Иды зреет какой-то новый мир, что это уже не милая куколка, но скорее лживый манекен, который сам жаждет очередного падения.
«Кондрат Иванович». Бабушка припоминала этого худощавого человека похожего на только что пришедшего в школу выпускника педвуза. Она видела таких интеллигентных мальчиков, Они воображали себя Викниксорами, но быстро сдувались и к концу учебного года уже мечтали уйти их профессии.
Неужели такой мальчик мог вскружить голову Иде. Разумеется, влюбляться в молодых учителей можно, но какой из этого существа – Учитель?
Она не удивилась, когда за ним приехала расторопная и деловая девушка на жёлтом глазастом автомобиле. Она была скорее похожа на учительницу или расторопную и весьма дорогую гувернантку. Такие девушки  успевают, и погулять с детьми, одновременно проведя урок английского языка, и также легко и просто сготовить завтрак – питательный и калорийный.
«Будет скверно, если моя Ида встанет на пути этой девушки!».
В новенькой машине было уютно и чисто. Ида сидела сзади, она немного побаивалась – дед ездил слишком аккуратно, и своей ездой напоминал вдумчивого и очень методичного игрока в шашки.
Они выехали из двора и поехали на северную окраину Рублёвска.
Город ещё спал. Точнее он лишь просыпался, потягивался и вновь погружался в дрёму, дед постепенно перешёл на вторую передачу, стрелка спидометра заплясала на числе «40».
Сероватый «универсал» двигался легко, как опытный конькобежец. Он миновал перекрёсток за перекрёстком и вскоре уже выезжал на пределы, когда-то такого огромного для Иды, города.
Дорога вела в соседний райцентр. Здесь уже чувствовался пульс жизни. Дед вскоре доехал до указателя «п-л. «Чайка».
Иде не удалось застать то советское пионерское детство. Зато её дед хорошо помнил, как по дачному посёлку маршировали пионеры, играя в свою замечательную игру, подражая героям известной повести Аркадия Гайдара. Такие трудовые вылазки отвлекали мальчишек от раннего курения и мыслей о своих неимоверно быстро взрослеющих сверстницах.
 
В дачном домике было тесно и неопрятно, словно в жилище сказочных гномов. Ида на мгновение почувствовала себя Белоснежкой. Ей даже захотелось разглядеть себя со всех сторон. Наверняка её можно было принять за эту сказочную героиню.
Пазл из этой диснеевской истории висел на холодильнике. Ила машинально нашарила своё дачное одеяние и стала лихорадочно оголяться, ощущая всё более смелое биение своего и так не в меру расшалившегося сердца.
«Проще было, если бы все трое решили бы прикинуться натуристами. Ида знала, что существуют люди мечтающие проводить всё время так, как родила их природа, плюнув на приличия и установления моды. Было сложно оставаться загадочной, выставив всё напоказ. Особенно эти груди, из-за которых её не желали сначала принимать за героиню повести Яна Ларри.
В тесной комнате было так скучно, словно в переполненном вещами шкафу. Мебель норовила задеть тело юной проказницы, стол. стулья, диваны, всё смотрело на Иду неодобрительно и сурово.
Она решила найти компромисс в бикини. Плавки и лифчик были слегка тесноваты, они напоминали латы верности, но хотелось думать не о них, а о Кондрате Ивановиче.
Первая половина дня пролетела незаметнее сорокапятиминутного урока. Ида выполняла данное ей задание, мечтая лишь об одном, о своём кумире. В её мозгу возникали обрывки мелодий, а руки сами тянулись туда, куда она так опасалась их пускать.
Обед пришёлся на послеполуденный час. Дед не любил задерживаться на даче допоздна. Он был все-таки городским жителем и спешил всё сделать до пятого часа пополудни. Ида пила достанное из холодильника молоко и ела бутерброд с ветчиной. Ей было неловко думать о свиньях и каких-то древних запретах. Ветчина ей просто нравилась, как нравились сладкие батончики с курагой и ещё много чего другого.
Бабушка также тяготилась дачей. Он предпочитала просто отдыхать в кресле-качалке, читая роман Ивана Гончарова «Обломов».
После обеда она решила заняться живописью. Написать портрет Иды было очень заманчиво, бабушка чувствовала себя великолепно, ведь она вызывала на поединок самого знаменитого Серова.
В тенистой беседке было уютно. Её обвивал виноград, Ида села в старое рассохшееся кресло, положив ногу на ногу и приняв позу юную курильщицы.
Ей только мешал этот дурацкий полудетский купальник – цыплячьего цвета и ужасно узкий он стягивал тело, словно железный обруч бочку.
- Ба, а можно я сниму это убожество?
Молчание бабушки было немного двусмысленно, она не говорила ни»да», ни «нет" - и тем вгоняла Иду в краску. Наконец внучка не выдержала и с какой-то подростковой дерзостью избавилась от ненавистных предметов одежды.
Теперь её тело было совершенно свободно. Нагота взрослила её, взрослила и требовала забыть обо всех прежних страхах. Тело желало комфорта и удовольствия, а постепенно теплеющий воздух, заставлял радоваться лучам солнца.
Бабушка старательно упражнялась в умении владеть кистью Набор кистей и масляных красок, мольберт, на котором стоял натянутый на подрамник холст.
- Не гримасничай, пожалуйста, - проговорила бабушка.
 
Ида устала изображать из себя звезду полусвета. До полноты образа ей не хватало всего лишь папиросы с мундштуком.
Её отвлекли от позирования аплодисменты деда. Он стоял чуть в стороне. Но Ида испугалась, и тотчас сжалась, словно воробушек перед кошкой.
- Браво… Переходите от неживой природы к живой. Помнится, раньше ты только натюрморты рисовала. А что? фрукты не ёрзают, рож не строят.
Бабушка опустила кисть и строго посмотрела на мужа.
Иди - чаю там приготовь. Не стой над душой, как пугало. Мы сейчас – мне осталось только тени наложить.
Ида вдруг почувствовала, как проголодалась и не столько проголодалась, сколько захотела по малой нужде. Бабушка была нетороплива, словно бы мультяшная Черепаха. Она прищуривалась и рисовала старательней любой детсадовки, выискивая в своей модели что-то своё, стараясь быть настоящей художницей, а не просто старой дамой впервые взявшей кисть в руку.
- Ну, ладно, можешь передохнуть. Да и нам надо собираться. Беги в туалет, да не забудь, потом руки с мылом помыть, егоза…
 
Чай с покупными баранками был необычайно вкусен.
Ида пила его, стараясь не замечать трещин на чашках, ни того, что её колени под столом соприкасаются с мозолистыми коленями деда и от того кажется, что их ноги целуются.
Бабушка между тем методично набивала сумку дарами земли. Мольберт с незаконченной картиной был прикрыт белой тряпицей, кисти отмокали в растворители, а тюбики с красками были убраны в коробку.
Ида едва сдерживалась, чтобы не подбежать и не сорвать ту завесу и полюбоваться на своего картинного двойника. Она понимала, что рука бабушки, это не затвор фотоаппарата, что там другая, чем-то похожая на неё девушка. Наверняка такой была бы и та знаменитая Валя, живи она сейчас, а не в тридцатые годы прошлого века.
После чая она чинно вышла на крыльцо. После полной свободы тело робко жаловалось на пути одежды.
 
Обратный путь в город показался Иде совсем коротким. Словно бы машину просто переставили с одного места на другое. Только что в окне виднелась мусорная куча, как вдруг, стал, виден подъезд и бегающие по асфальту мальчишки.
«Неужели, я заснула? вот глупость, - пробормотала Ида, освобождаясь от ремня безопасности.
Ей вдруг захотелось кому-то рассказать и об этой поездке, и о позировании, и о том, что ей ужасно хочется всё с себя скинуть и походить совершенно раздетой, как ходят люди, возомнившие себя Адамами и Евами.
«Был бы рядом Марк!», подхватывая какую-то корзинку и направляясь вслед за бабушкой к подъездным дверям, пробормотала Ида.
 
Дельфиньи мордочки вновь таращились на неё.
Синтетическая мочалка мягко массировала девичью кожу. Ида не пропускала ни одного квадратного миллиметра своей начавшей смуглеть кожи. Как ни странно, та не стала красной, как у индианки, напротив, своей смуглостью, заставляла вспоминать куриные тушки, мерно вертящиеся в своём загробном солярии.
Мысль о Марке становилась всё нестерпимее. Она была даже острее, чем мысли о том композиторе, который был, по мнению старших «не для неё»…
Ида усмехнулась. Она теперь была готова пойти ва-банк. И ничто ей не мешало попытаться искусить этого милого и слегка застенчивого человека.
 
 
 
 
 
 
 
 
 

© Copyright: Денис Маркелов, 2012

Регистрационный номер №0072086

от 24 августа 2012

[Скрыть] Регистрационный номер 0072086 выдан для произведения:
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Со стен ванной комнаты на Иду таращились весёлые мордочки дельфинов.
Она торопилась смыть с тела пот танцкласса. После тяжелой репетиции, где каждый элемент танца натыкался на её полное непонимание, хотелось одного: тишины и покоя.
В гостиной бабушка и дедушка уже накрывали на стол. Дедушка Иды любил обеды в кругу семьи, но это скорее были ужины. Ида знала, что ей нельзя мочить волосы, и потому натянула давно вышедшую из моды купальную шапочку с дурацкими розами.
Ей мысли перескакивали с Марка на автора музыки. Кажется, его звали Кондрат Иванович. Какое смешное имя – Кондрат. Кстати, так называлась какая-то очень мелкая монета. Это слово Ида видела в одном из четырёх Евангелий и очень смущалась.
Она вспомнила, как не спросясь ни у кого, отправилась за город. Ей хотелось быть взрослой, выпрыгнуть за борт манежа и стать вполне полноправной в этом мире.
Теперь у неё был паспорт. Ида разглядывала свою первую «взрослую» карточку и удивлялась, как быстро из мелкой востроносой девчонки стала вполне взрослой, пусть даже и на первый взгляд, девушкой.
Ей пока не тянуло к сверстникам. Они вызывали только любопытство и только. Так ребёнок играет с детёнышами животных или разглядывает красивые цветы на клумбе.
Кондрат Иванович казался ей взрослым. Она смотрела на него и невольно примеряла на него роль жениха. Даже то, что этот человек был уже женат, не смущало юную искательницу приключений.
Она была между двух огней. Всё больше входящий в роль Карика Марк невольно влюблялся в неё. Он уже считал Иду своей родственницей. Они так привыкли быть нагими понарошку. Что теперь жаждали этого и в действительности, ожидая только удобного момента до совместного оголения.
«Вот будет смех. Когда он узнает, что я влюблена в Кондрата Ивановича.
Тёзка знаменитого поэта-декабриста был для неё каким-то удивительным посланцем Небес. Именно его чувства она читала в каждом такте, в каждом движении своего тела, когда мертвые элементы, похожие на движения заготовок на конвейере вдруг наполнялись скрытым смыслом.
Она научилась стыдиться Марка. Сцена на подоконнике – а сегодня они репетировали именно её, становилась всё более загадочной.
Теперь, наскоро вытеревшись и набросив на тело купальный халат, она скрылась за дверью «детской», чтобы к столу выйти вполне прилично одетой и без шаловливой улыбки на губах.
 
За столом царило молчание. Подавались первое, второе и третье блюда. Ида не хотела раньше времени раскрывать своей тайны, она узнала, где живёт Кондратий Иванович и была готова нанести ему визит вежливости.
Сердце тёзки знаменитой балерины прыгало от восторга, словно то и дело подхвачиваемый ветром воздушный шарик. Оно было готово лететь в небеса, только от одной мысли о предстоящем свидании. Она чувствовала, что должна попытаться, пока Кондратий Иванович на время оставлен своей супругой.
Она не думала, что берёт пример с юных героинь Владимира Набокова. Имена Магда и Долорес ей ничего не говорили, но имя Кондрат расцветало в душе большим огненным маком.
Она поспешила доесть десерт и также тихо. Стараясь не вспугнуть бдительность старших,  удалилась в свою комнату. Конечно, лучше всего было помочь старшим помыть посуду, но тогда она могла не сдержаться и рассказать всё…
В комнате царил идеальный порядок. Ида старалась бывать здесь как можно чаще – бабушка и дедушка устроили для неё мини-класс – тут можно было вполне комфортно разогревать мышцы и грезить о будущих партиях в балетах Петра Ильича Чайковского.
 
В столовой уже был подан скромный обед. Бабушка любила обедать по старинке, превращая обычный приём пищи в трапезу. Белая фарфоровая супница и глубокие тарелки, плетеная хлебница с уложенными в ряд кусочками хлеба, салфетки на стульях.
Стол был круглый, и едоки сидели под углом 120 градусов друг к другу. Ида вдруг решила вычислить синус этого угла, она знала, что он равен синусу угла в -80 градусов. Но память подвела её, и девочка покраснела.
Суп был куриным с лапшой и яйцом. Разрезанное пополам яйцо плавало в каждой тарелке, Ида сделала серьёзное лицо, и после того, как дедова ложка зачерпнула жижу, стала вычерпывать свою порцию супа. Стараясь не смешить себя, и не фыркать.
За обедом обычно хранили молчания, прислушиваясь к работе желудков. Ида также не хотела вспоминать своих озорных мыслей. Она знала, что бабушка не одобрит её увлеченности Кондратом Ивановичем, что в её возрасте рано думать о пошлостях, а роман с женатым мужчиной – настоящая пошлость.
«Но он же ещё не совсем женатый. А что, если он не спит со своей женой?
Ида боялась сказать слово «трахается». Этот дворовый синоним отдавал какой-то хулиганской пренебрежительностью. Трахались лишь двоечницы, находящие в исследованиях своих гениталий мужскими членами не понятный Иде волнующий кайф. Они разом глупели, как кошки, которым хозяева почесали за ухом.
После супа была подана картофельное пюре с котлеткой. Ида знала, что бабушка беспокоится о её здоровье. Но есть до отвала не хотела. Она знала, что должна держать себя в рамках, и каждое утро, сбросив ночнушку, вставала босыми стопами на весы. Наблюдая над судорожно дрожащей стрелкой.
Пока её параметры были как раз в норме. Её нельзя было назвать худышкой. Но и кличка «жиртрест» как-то не клеилась к ней. Хотя изломанная фигура тёзки была для Иды недосягаемой мечтой.
Нет, она не собиралась превращаться в ходячий скелет. Вовсе нет. Ей просто хотелось сохранить стройность и привлекательность для мужчин, которые будут глазеть на неё в перламутровые бинокли.
«Конечно. Лучше было прикрыть самое интимное место пачкой, но почти невидимое в свете софитов трико отлично бы подходило для первого появления на сцене. Она представляла, как будут задыхаться от восторга мальчишки, представляя, что она и впрямь голая.
Улыбка, лишь мельком скользнувшая по губам Иды, не ускользнула от внимания дедушки.
 Он отложил в сторону мельхиоровую вилку и строго спросил: «О чём ты думаешь?».
- Так, дедушка, - попыталась уйти от прямо ответа Ида.
Она вдруг застыдилась своих коварных мыслей. Они были слишком смелы для девочки её возраста, и от того кровь предательски приближалась к щекам, наполняя их краснотой, как вишнёвый сок наполнял бы собой  графин.
Бабушка особенно взглянула на мужа, и дед вновь принялся за уничтожение своей порции.
На десерт, бабушка приготовила молочный суп с клубникой. В слегка подогретое молоко были опущены эти сладкие ягоды. Они плавали, словно бы затейливые буйки, или купальные шапочки на головах пловцов. Когда-то  Иде доставляло большое удовольствие охотиться за этими ягодами, зачерпывая их ложкой и отправляя  в рот, но теперь.
Она с трудом освободила тарелку от его содержимого.
 
Мысли о Кондрате Ивановиче преследовали девочку весь вечер. Она специально думала о нём. Не противясь искусу, думала сидя за столом, шаловливо постукивая коленками , думала собираясь отойти ко сну и с какой-то ленивой грациозностью расставаясь с носильными вещами, думала и уже в красивой ночнушке, сквозь которую угадывалось её обнаженное тело.
Порция жидкого мыла и зубной пасты слегка взбодрили её тело. Было теперь забавно ожидать ночного видения. Ида была большой любительницей сновидений, она старательно пестовала их в своей душе и радовалась, когда попадала именно в желаемый ею мир.
Ей хотелось научиться флиртовать по-настоящему, уметь говорить смелые колкости и не краснеть, когда её будут пытаться «клеить».
Это слово было ей совсем не по душе. Казалось, что её попросту обмазывают чем-то липким, а затем беззастенчиво пожирают, как паук пожирает, попавшую в его сети муху.
Она боялась больше всего стать для кого-то заводной куклой, механической куклой, стать игрушкой и даже не заметить этого от слепого восторга. Возможно, это сам Кондрат Иванович затеял эту игру.
За ночь Ида пару раз просыпалась и по привычке шла к дверям туалета, боясь своими шагами нарушить сон стариков. Ей пару раз хотелось сделать глупость – подойти к кабинетному роялю и сыграть пьесу «К Элизе» Людвига ванн Бетховена, хоть так избавиться от стойкого желания отдаться взрослому человеку…
Старики не спали. Они почувствовали в душе внучки лёгкий шторм и теперь шепотом делились впечатлениями. Бабушка заметила, что всегда предсказуемая Ида стала вдруг колючей, словно только что распустившаяся роза. И эта ранняя распущенность пугала пожилую женщину.
Она знала, что сын не одобрит их интереса, но всё же. Старики говорили, что Иде лучше всего было бы пожить под родительским контролем и на какое-то время забыть о балете, что занятия танцами слишком развращает её – что из смирной и красивой нимфы она становится страстной и необузданной вакханкой.
- Дорогой, ты бы съездил бы с ней в театр, посмотрел бы на этого композитора! – проговорила бабушка Иды, гася бра и поворачиваясь на правый бок.
 Её супруг не спорил. Ему самому хотелось увидеть этого «Рощина». Наверняка он был старым всё уже утратившим пнём. Такие люди любят угощать девочек монпансье и щекотать их под мышками. Она сам был бы не прочь покачать кого-нибудь на правой ноге, но Ида давно вышла из детсадовского возраста.
 
На следующее утро они долго молчали. Поездка на дачу – раньше бы Ида просто бесилась от восторга, но теперь. Теперь ей было скучно и страшно, словно бы её отправляли на каторгу.
Бабушка не сводила с внучки встревоженных глаз. Она чувствовала, что в теле Иды зреет какой-то новый мир, что это уже не милая куколка, но скорее лживый манекен, который сам жаждет очередного падения.
«Кондрат Иванович». Бабушка припоминала этого худощавого человека похожего на только что пришедшего в школу выпускника педвуза. Она видела таких интеллигентных мальчиков, Они воображали себя Викниксорами, но быстро сдувались и к концу учебного года уже мечтали уйти их профессии.
Неужели такой мальчик мог вскружить голову Иде. Разумеется, влюбляться в молодых учителей можно, но какой из этого существа – Учитель?
Она не удивилась, когда за ним приехала расторопная и деловая девушка на жёлтом глазастом автомобиле. Она была скорее похожа на учительницу или расторопную и весьма дорогую гувернантку. Такие девушки  успевают, и погулять с детьми, одновременно проведя урок английского языка, и также легко и просто сготовить завтрак – питательный и калорийный.
«Будет скверно, если моя Ида встанет на пути этой девушки!».
В новенькой машине было уютно и чисто. Ида сидела сзади, она немного побаивалась – дед ездил слишком аккуратно, и своей ездой напоминал вдумчивого и очень методичного игрока в шашки.
Они выехали из двора и поехали на северную окраину Рублёвска.
Город ещё спал. Точнее он лишь просыпался, потягивался и вновь погружался в дрёму, дед постепенно перешёл на вторую передачу, стрелка спидометра заплясала на числе «40».
Сероватый «универсал» двигался легко, как опытный конькобежец. Он миновал перекрёсток за перекрёстком и вскоре уже выезжал на пределы, когда-то такого огромного для Иды, города.
Дорога вела в соседний райцентр. Здесь уже чувствовался пульс жизни. Дед вскоре доехал до указателя «п-л. «Чайка».
Иде не удалось застать то советское пионерское детство. Зато её дед хорошо помнил, как по дачному посёлку маршировали пионеры, играя в свою замечательную игру, подражая героям известной повести Аркадия Гайдара. Такие трудовые вылазки отвлекали мальчишек от раннего курения и мыслей о своих неимоверно быстро взрослеющих сверстницах.
 
В дачном домике было тесно и неопрятно, словно в жилище сказочных гномов. Ида на мгновение почувствовала себя Белоснежкой. Ей даже захотелось разглядеть себя со всех сторон. Наверняка её можно было принять за эту сказочную героиню.
Пазл из этой диснеевской истории висел на холодильнике. Ила машинально нашарила своё дачное одеяние и стала лихорадочно оголяться, ощущая всё более смелое биение своего и так не в меру расшалившегося сердца.
«Проще было, если бы все трое решили бы прикинуться натуристами. Ида знала, что существуют люди мечтающие проводить всё время так, как родила их природа, плюнув на приличия и установления моды. Было сложно оставаться загадочной, выставив всё напоказ. Особенно эти груди, из-за которых её не желали сначала принимать за героиню повести Яна Ларри.
В тесной комнате было так скучно, словно в переполненном вещами шкафу. Мебель норовила задеть тело юной проказницы, стол. стулья, диваны, всё смотрело на Иду неодобрительно и сурово.
Она решила найти компромисс в бикини. Плавки и лифчик были слегка тесноваты, они напоминали латы верности, но хотелось думать не о них, а о Кондрате Ивановиче.
Первая половина дня пролетела незаметнее сорокапятиминутного урока. Ида выполняла данное ей задание, мечтая лишь об одном, о своём кумире. В её мозгу возникали обрывки мелодий, а руки сами тянулись туда, куда она так опасалась их пускать.
Обед пришёлся на послеполуденный час. Дед не любил задерживаться на даче допоздна. Он был все-таки городским жителем и спешил всё сделать до пятого часа пополудни. Ида пила достанное из холодильника молоко и ела бутерброд с ветчиной. Ей было неловко думать о свиньях и каких-то древних запретах. Ветчина ей просто нравилась, как нравились сладкие батончики с курагой и ещё много чего другого.
Бабушка также тяготилась дачей. Он предпочитала просто отдыхать в кресле-качалке, читая роман Ивана Гончарова «Обломов».
После обеда она решила заняться живописью. Написать портрет Иды было очень заманчиво, бабушка чувствовала себя великолепно, ведь она вызывала на поединок самого знаменитого Серова.
В тенистой беседке было уютно. Её обвивал виноград, Ида села в старое рассохшееся кресло, положив ногу на ногу и приняв позу юную курильщицы.
Ей только мешал этот дурацкий полудетский купальник – цыплячьего цвета и ужасно узкий он стягивал тело, словно железный обруч бочку.
- Ба, а можно я сниму это убожество?
Молчание бабушки было немного двусмысленно, она не говорила ни»да», ни «нет" - и тем вгоняла Иду в краску. Наконец внучка не выдержала и с какой-то подростковой дерзостью избавилась от ненавистных предметов одежды.
Теперь её тело было совершенно свободно. Нагота взрослила её, взрослила и требовала забыть обо всех прежних страхах. Тело желало комфорта и удовольствия, а постепенно теплеющий воздух, заставлял радоваться лучам солнца.
Бабушка старательно упражнялась в умении владеть кистью Набор кистей и масляных красок, мольберт, на котором стоял натянутый на подрамник холст.
- Не гримасничай, пожалуйста, - проговорила бабушка.
 
Ида устала изображать из себя звезду полусвета. До полноты образа ей не хватало всего лишь папиросы с мундштуком.
Её отвлекли от позирования аплодисменты деда. Он стоял чуть в стороне. Но Ида испугалась, и тотчас сжалась, словно воробушек перед кошкой.
- Браво… Переходите от неживой природы к живой. Помнится, раньше ты только натюрморты рисовала. А что? фрукты не ёрзают, рож не строят.
Бабушка опустила кисть и строго посмотрела на мужа.
Иди - чаю там приготовь. Не стой над душой, как пугало. Мы сейчас – мне осталось только тени наложить.
Ида вдруг почувствовала, как проголодалась и не столько проголодалась, сколько захотела по малой нужде. Бабушка была нетороплива, словно бы мультяшная Черепаха. Она прищуривалась и рисовала старательней любой детсадовки, выискивая в своей модели что-то своё, стараясь быть настоящей художницей, а не просто старой дамой впервые взявшей кисть в руку.
- Ну, ладно, можешь передохнуть. Да и нам надо собираться. Беги в туалет, да не забудь, потом руки с мылом помыть, егоза…
 
Чай с покупными баранками был необычайно вкусен.
Ида пила его, стараясь не замечать трещин на чашках, ни того, что её колени под столом соприкасаются с мозолистыми коленями деда и от того кажется, что их ноги целуются.
Бабушка между тем методично набивала сумку дарами земли. Мольберт с незаконченной картиной был прикрыт белой тряпицей, кисти отмокали в растворители, а тюбики с красками были убраны в коробку.
Ида едва сдерживалась, чтобы не подбежать и не сорвать ту завесу и полюбоваться на своего картинного двойника. Она понимала, что рука бабушки, это не затвор фотоаппарата, что там другая, чем-то похожая на неё девушка. Наверняка такой была бы и та знаменитая Валя, живи она сейчас, а не в тридцатые годы прошлого века.
После чая она чинно вышла на крыльцо. После полной свободы тело робко жаловалось на пути одежды.
 
Обратный путь в город показался Иде совсем коротким. Словно бы машину просто переставили с одного места на другое. Только что в окне виднелась мусорная куча, как вдруг, стал, виден подъезд и бегающие по асфальту мальчишки.
«Неужели, я заснула? вот глупость, - пробормотала Ида, освобождаясь от ремня безопасности.
Ей вдруг захотелось кому-то рассказать и об этой поездке, и о позировании, и о том, что ей ужасно хочется всё с себя скинуть и походить совершенно раздетой, как ходят люди, возомнившие себя Адамами и Евами.
«Был бы рядом Марк!», подхватывая какую-то корзинку и направляясь вслед за бабушкой к подъездным дверям, пробормотала Ида.
 
Дельфиньи мордочки вновь таращились на неё.
Синтетическая мочалка мягко массировала девичью кожу. Ида не пропускала ни одного квадратного миллиметра своей начавшей смуглеть кожи. Как ни странно, та не стала красной, как у индианки, напротив, своей смуглостью, заставляла вспоминать куриные тушки, мерно вертящиеся в своём загробном солярии.
Мысль о Марке становилась всё нестерпимее. Она была даже острее, чем мысли о том композиторе, который был, по мнению старших «не для неё»…
Ида усмехнулась. Она теперь была готова пойти ва-банк. И ничто ей не мешало попытаться искусить этого милого и слегка застенчивого человека.
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Печать Каина. Глава пятнадцатая.
Печать Каина. Глава семнадцатая
Рейтинг: 0 675 просмотров
Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!