ГлавнаяПрозаКрупные формыРоманы → Новые знакомства и проблемы. Отрывок из романа "Встретимся у Амура или поцелуй судьбы"

Новые знакомства и проблемы. Отрывок из романа "Встретимся у Амура или поцелуй судьбы"

4 января 2014 - Ирина Касаткина
article179037.jpg

      Окрыленная Настя помчалась через две ступеньки в указанную лабораторию. Там ее встретила доцент Надежда Васильевна Вострикова, худенькая женщина в очках. Поинтересовавшись у Насти, какая область науки ее интересует, и услышав ответ «нанотехнологии», она одобрительно кивнула и продиктовала необходимую литературу. Предложила для начала ознакомиться с содержанием этих книг, после чего снова встретиться и тогда наметить тему исследования.

     Нужные книги нашлись только в читальном зале Центральной городской библиотеки. На дом их не выдавали, поэтому Настя теперь после занятий, наскоро перекусив в студенческой столовой, бежала туда и являлась домой только под вечер. Она похудела, осунулась, и под глазами легли глубокие тени, из-за чего глаза стали еще больше.

      − Ты что, заболеть хочешь? − приставала к ней сестра. − Ты посмотри на себя: на блокадницу похожа, кожа да кости. Почему ничего не ешь? Утром кофе − и все. Разве это дело?

       − Да я в столовой обедаю, а после восьми вечера мне ничего в рот не лезет. Привычка такая.  А завтракать вообще не люблю.

       − Ах, так! Тогда я сама буду тебе еду заворачивать. И попробуй не съесть! Мне только туберкулезных в доме не хватало!

       Так, благодаря Натальиной заботе, у Насти появилась возможность перекусывать в библиотеке. Читая книгу, она потихоньку отщипывала бутерброд и отправляла в рот, стараясь не сорить. Зато желудок перестал болеть, и самочувствие улучшилось. С Надеждой Васильевной Настя быстро подружилась. Уже через месяц они стали подолгу задерживаться в лаборатории, обсуждая вначале научные проблемы, а потом и личные. Настя не заметила, как поделилась с милой женщиной историей своей семьи, − только о Вадиме умолчала. Надежда Васильевна, в свою очередь, рассказала о себе.  Она родилась и всю жизнь прожила в Петербурге. Родители ее погибли в автокатастрофе, когда дочка училась на втором курсе, поэтому она, подобно Насте, доучивалась сама: перешла на вечернее отделение, окончила заочную аспирантуру и успешно защитилась, − и все, по ее словам, благодаря Борису Матвеевичу. Понизив голос, Надежда Васильевна призналась Насте, что давно и безумно влюблена в своего научного руководителя − как, впрочем, и все остальные его ученицы. Даже замуж из-за него не вышла, ведь никто из молодых людей не мог сравниться с Вороновым.

       − Нет, ты скажи, скажи, − горячим шепотом спрашивала она Настю, − ну почему все девки сходят по нему с ума? Старый, пузатый, носатый. Женатый! Но пообщаешься с ним несколько раз − и все, пропала. Сколько студенток ему в любви признавались − не перечесть. Они рыдают у него на плече, а он только по головке гладит и утешает:  «Ничего, деточка, это пройдет, ты еще встретишь своего суженого». У кого проходило, а у кого, как и у меня, на всю жизнь осталось. Я уже и к знакомой психологше обращалась, думала, снимет с меня это помешательство. Она только взглянула на него и пожала плечами: − «Старый», − говорит, − «пузатый, носатый. Женатый?» − «А как же!» − отвечаю. − А она: − «От жены налево гуляет?» − «Да ты что!» − говорю. − «Никогда. Всю жизнь у него одна Сашенька − свет в окошке. Всему виной его несчастная совесть. Верность долгу превыше всего». «Тогда еще и с простатитом», − огорошила меня психологша.  «Почему?» − удивилась я, − «У него ведь жена есть для этих дел». «Гарантия», − утверждает, − «Сто процентов.  Ладно, приходи, поработаю с тобой пару часиков − все, как рукой, снимет».

      − И ты знаешь, Настя. − Надежда Васильевна ностальгически вздохнула. − Мне так вдруг жалко стало этой любви. Никогда, думаю, так уже не смогу влюбиться. И не пошла я к ней. Так и осталась одна. Но зато, какая радость его видеть, разговаривать с ним! Может, помнишь, был такой фильм «Все остается людям» − там Быстрицкая играла безнадежно влюбленную в своего больного шефа. Все точно, как у меня: он там тоже старый, женатый да еще и умирающий. Я раз десять смотрела этот фильм. Ты, гляди, сама не влюбись, предупреждаю: бесполезно.

      − Мне это не грозит, − невесело усмехнулась Настя. − У меня на это дело иммунитет.

      − Что ж так?

      − Так получилось.

      − Может, расскажешь? Я же с тобой поделилась.

      − Не могу. Правда, не могу, не обижайтесь, Надежда Васильевна.

      − Ладно, замнем для ясности. Ну, давай прощаться, уже десятый час, − а нам еще на автобус да на метро.

      С первого дня приезда в Питер Настя решительно отгоняла мысли о Вадиме. Но они упрямо возвращались и возвращались. Дошло до того, что она стала ругаться сама с собой. – Бесстыжая, упрекала она себя, – как ты смеешь о нем думать! Да ему до тебя нет дела. Как улетел – ни слуху, ни духу. Если бы хотел, давно бы объявился, ведь знает, что ты здесь. И адрес сестры знает, и телефон. Выбрось его из головы. Забудь!

      Но выбросить почему-то не получалось. Она почти зримо ощущала присутствие Вадима, где бы ни находилась – и когда спешила в институт, и когда бродила по Невскому, и когда направлялась домой. Наконец, не выдержав, Настя попросила Надежду Васильевну выяснить, не учится ли у них на третьем курсе студент Туманов. Та быстро выяснила, что нет, не учится.

      Наверно, он в какой-нибудь другой университет поступил, гадала Настя, может, в Пушкинский? Но там готовят только педагогов, и нет подходящего факультета. Скорее в какой-нибудь технический. Ну и ладно, хоть можно не озираться и не замирать, увидев похожего парня.

     В популярных книгах по нанотехнологиям она разобралась довольно быстро и стала настойчиво приставать к Надежде Васильевне, чтобы та дала ей что-нибудь посложнее. − Тогда тебе сначала надо вникнуть в методы математической физики, − пояснила та, − без них ты все равно ничего не поймешь. Но вам их будут читать только на третьем курсе. Я-то могу дать, мне не жалко, но ты же там ничего не поймешь.

      − Дайте, Надежда Васильевна, − взмолилась Настя, − я разберусь. А что будет непонятно, у вас спрошу.

      − Ладно, бери. Книги в шкафу на третьей полке.

      Надежда Васильевна, оказалась права, − разобраться во математических премудростях Насте стоило больших трудов и времени. Но терпение и труд, как известно, перетрут и не такие преграды, − в конце концов, она начала кое-что понимать и даже стала обдумывать, как все эти уравнения соотнести с миром наночастиц. А ведь их можно применить, размышляла Настя, и не только к наночастицам. Можно и к частицам, из которых состоят поля. И вдруг ей на ум пришла мысль об инфо, придуманных Вадимом. Правда, то были частицы информационного поля. Эх, знать бы хоть немножко об этих частицах, можно было бы такой прорыв сделать в создании теории инфо. Вадим, Вадим, ну почему у нас с тобой все сложилось так плохо?

      Интересно, вспоминает ли он о ней? Конечно, вспоминает, − еще бы не вспоминал. Думает ли по-прежнему о ней плохо? А почему, собственно, он должен плохо обо мне думать? − вдруг пришла на ум мысль, от которой она даже остановилась. Ведь все произошло по его инициативе. Он же знал, что и как будет, − ведь у него уже такое было и, наверно, не раз. Хотя бы с той же Анечкой. Но ведь не стал он ее презирать после этого. Не любил, но ведь и не презирал. Почему же она, Настя, решила, что он будет к ней так ужасно относиться?

      И перед ней всплыла картина, которую она всеми силами старалась изгнать из памяти: она летит со двора, а ей вслед из окна несется вопль, полный отчаяния и боли «Настя-а-а!» Она словно снова услышала снова этот крик. И вдруг поняла: так кричат, когда теряют самое дорогое. Человек, презирающий кого-то, никогда не будет так кричать. Значит, он любил ее, Настю, и в те мгновения, − конечно, любил, как это до нее раньше не доходило? Наверно, надо было не убегать так стремительно, подождать, что он скажет, объясниться. Но могла ли она тогда остаться? Нет, не могла, − она не смогла бы даже взглянуть ему в глаза от стыда, а не то, что заговорить. Вот она, Настя, идиотка! Сама все испортила.  

      Но, что же теперь делать? Найти его? Или просто позвонить? Но что она скажет? И что он скажет ей?

      Нет, нельзя. Ведь он не стал ее разыскивать. Даже не позвонил. Хотя мог. Значит, решил, что им лучше расстаться. Зачем же навязываться?

       Разве что − сказать ему о мыслях по поводу инфо? А что − это реальная причина. Что тут такого? Правда, заговорить первой будет очень трудно. А посмотреть ему в глаза − ой, даже страшно представить. Но ведь придется. В конце концов, они с Вадимом взрослые люди, сколько можно строить из себя недотрогу?

       Так она убеждала себя, спотыкаясь на ходу, пока не обнаружила, что забрела в чужой двор. Прямо перед ней, грозно рыча, стоял огромный бульдог и явно собирался вцепиться ей в лодыжку.

       − Ой, мамочки! − только и успела выкрикнуть Настя. − Ратмир, ко мне! − услышала она повелительный оклик. Пес повернулся и, рыкнув напоследок в ее сторону, нехотя затрусил к хозяину − невысокому крепкому парню, немедленно пристегнувшему собаку к поводку.

       − Извините, девушка, − виновато обратился к ней парень, − только что никого здесь не было, а он так просился побегать, вот я его и спустил. Сильно испугались?

       − Немного есть, − призналась Настя. − Песик у вас грозный-серьезный.

       − Сторожевой!  А вы кого-то ищете?

       − Нет, я, похоже, заблудилась. Шла, шла и задумалась. Я иногородняя студентка, город еще плохо знаю.

      − А куда надо?

      − На Невский.

      − Тогда вы действительно далеко зашли.  Пойдемте, я вас провожу. Славка! − окликнул он мальчика, игравшего в песочнице. − Никуда не уходи, я девушку провожу и вернусь.

        Малыш проворно выбрался из песочницы и подбежал к ним, отряхивая на ходу ладошки. − Славик! − воскликнула Настя, протянув к нему руки. − Я Настя. Помнишь, как ты на море потерялся, а я тебя нашла?

        Малыш помолчал, наморщив бровки, и вдруг радостно просиял. − Помню, помню! − запрыгал он на месте, − ты Настя! Вадь, помнишь, я тебе про нее рассказывал? А где Алиса?

       − Наверно, у себя дома. Мы с тех пор не встречались.

       − А как ты меня нашла?

       − Случайно. Я заблудилась и попала в ваш двор. Я теперь здесь учусь, в вашем городе.

       − Пойдем к нам. Мама с папой обрадуются.

       − В другой раз, Славик, − отказалась Настя. − Мне домой надо. Назавтра много задано. Не обижайся, я к вам обязательно как-нибудь загляну, когда буду посвободнее, хорошо?

        По дороге домой она искоса поглядывала на провожатого. Вадим, думала Настя, его тоже зовут Вадим. Но как не похож на того, другого Вадима. Вот с младшим братом они одно лицо: оба лобастые, круглолицые и сероглазые. Славик за два года подрос, но внешне совсем не изменился. Она вспомнила страшные минуты, когда думала, что мальчик утонул. Какое счастье, что все кончилось благополучно. Славный парень, думала Настя о его старшем брате, шедшем рядом. Но не тот Вадим, − увы, не тот.

       Она ласково попрощалась с молодым человеком и охотно продиктовала номер своего сотового. И даже погладила по спине бульдога, дрожавшего от возмущения, но терпевшего под строгим взглядом хозяина.

 

© Copyright: Ирина Касаткина, 2014

Регистрационный номер №0179037

от 4 января 2014

[Скрыть] Регистрационный номер 0179037 выдан для произведения:

      Окрыленная Настя помчалась через две ступеньки в указанную лабораторию. Там ее встретила доцент Надежда Васильевна Вострикова, худенькая женщина в очках. Поинтересовавшись у Насти, какая область науки ее интересует, и услышав ответ «нанотехнологии», она одобрительно кивнула и продиктовала необходимую литературу. Предложила для начала ознакомиться с содержанием этих книг, после чего снова встретиться и тогда наметить тему исследования.

     Нужные книги нашлись только в читальном зале Центральной городской библиотеки. На дом их не выдавали, поэтому Настя теперь после занятий, наскоро перекусив в студенческой столовой, бежала туда и являлась домой только под вечер. Она похудела, осунулась, и под глазами легли глубокие тени, из-за чего глаза стали еще больше.

      − Ты что, заболеть хочешь? − приставала к ней сестра. − Ты посмотри на себя: на блокадницу похожа, кожа да кости. Почему ничего не ешь? Утром кофе − и все. Разве это дело?

       − Да я в столовой обедаю, а после восьми вечера мне ничего в рот не лезет. Привычка такая.  А завтракать вообще не люблю.

       − Ах, так! Тогда я сама буду тебе еду заворачивать. И попробуй не съесть! Мне только туберкулезных в доме не хватало!

       Так, благодаря Натальиной заботе, у Насти появилась возможность перекусывать в библиотеке. Читая книгу, она потихоньку отщипывала бутерброд и отправляла в рот, стараясь не сорить. Зато желудок перестал болеть, и самочувствие улучшилось. С Надеждой Васильевной Настя быстро подружилась. Уже через месяц они стали подолгу задерживаться в лаборатории, обсуждая вначале научные проблемы, а потом и личные. Настя не заметила, как поделилась с милой женщиной историей своей семьи, − только о Вадиме умолчала. Надежда Васильевна, в свою очередь, рассказала о себе.  Она родилась и всю жизнь прожила в Петербурге. Родители ее погибли в автокатастрофе, когда дочка училась на втором курсе, поэтому она, подобно Насте, доучивалась сама: перешла на вечернее отделение, окончила заочную аспирантуру и успешно защитилась, − и все, по ее словам, благодаря Борису Матвеевичу. Понизив голос, Надежда Васильевна призналась Насте, что давно и безумно влюблена в своего научного руководителя − как, впрочем, и все остальные его ученицы. Даже замуж из-за него не вышла, ведь никто из молодых людей не мог сравниться с Вороновым.

       − Нет, ты скажи, скажи, − горячим шепотом спрашивала она Настю, − ну почему все девки сходят по нему с ума? Старый, пузатый, носатый. Женатый! Но пообщаешься с ним несколько раз − и все, пропала. Сколько студенток ему в любви признавались − не перечесть. Они рыдают у него на плече, а он только по головке гладит и утешает:  «Ничего, деточка, это пройдет, ты еще встретишь своего суженого». У кого проходило, а у кого, как и у меня, на всю жизнь осталось. Я уже и к знакомой психологше обращалась, думала, снимет с меня это помешательство. Она только взглянула на него и пожала плечами: − «Старый», − говорит, − «пузатый, носатый. Женатый?» − «А как же!» − отвечаю. − А она: − «От жены налево гуляет?» − «Да ты что!» − говорю. − «Никогда. Всю жизнь у него одна Сашенька − свет в окошке. Всему виной его несчастная совесть. Верность долгу превыше всего». «Тогда еще и с простатитом», − огорошила меня психологша.  «Почему?» − удивилась я, − «У него ведь жена есть для этих дел». «Гарантия», − утверждает, − «Сто процентов.  Ладно, приходи, поработаю с тобой пару часиков − все, как рукой, снимет».

      − И ты знаешь, Настя. − Надежда Васильевна ностальгически вздохнула. − Мне так вдруг жалко стало этой любви. Никогда, думаю, так уже не смогу влюбиться. И не пошла я к ней. Так и осталась одна. Но зато, какая радость его видеть, разговаривать с ним! Может, помнишь, был такой фильм «Все остается людям» − там Быстрицкая играла безнадежно влюбленную в своего больного шефа. Все точно, как у меня: он там тоже старый, женатый да еще и умирающий. Я раз десять смотрела этот фильм. Ты, гляди, сама не влюбись, предупреждаю: бесполезно.

      − Мне это не грозит, − невесело усмехнулась Настя. − У меня на это дело иммунитет.

      − Что ж так?

      − Так получилось.

      − Может, расскажешь? Я же с тобой поделилась.

      − Не могу. Правда, не могу, не обижайтесь, Надежда Васильевна.

      − Ладно, замнем для ясности. Ну, давай прощаться, уже десятый час, − а нам еще на автобус да на метро.

      С первого дня приезда в Питер Настя решительно отгоняла мысли о Вадиме. Но они упрямо возвращались и возвращались. Дошло до того, что она стала ругаться сама с собой. – Бесстыжая, упрекала она себя, – как ты смеешь о нем думать! Да ему до тебя нет дела. Как улетел – ни слуху, ни духу. Если бы хотел, давно бы объявился, ведь знает, что ты здесь. И адрес сестры знает, и телефон. Выбрось его из головы. Забудь!

      Но выбросить почему-то не получалось. Она почти зримо ощущала присутствие Вадима, где бы ни находилась – и когда спешила в институт, и когда бродила по Невскому, и когда направлялась домой. Наконец, не выдержав, Настя попросила Надежду Васильевну выяснить, не учится ли у них на третьем курсе студент Туманов. Та быстро выяснила, что нет, не учится.

      Наверно, он в какой-нибудь другой университет поступил, гадала Настя, может, в Пушкинский? Но там готовят только педагогов, и нет подходящего факультета. Скорее в какой-нибудь технический. Ну и ладно, хоть можно не озираться и не замирать, увидев похожего парня.

     В популярных книгах по нанотехнологиям она разобралась довольно быстро и стала настойчиво приставать к Надежде Васильевне, чтобы та дала ей что-нибудь посложнее. − Тогда тебе сначала надо вникнуть в методы математической физики, − пояснила та, − без них ты все равно ничего не поймешь. Но вам их будут читать только на третьем курсе. Я-то могу дать, мне не жалко, но ты же там ничего не поймешь.

      − Дайте, Надежда Васильевна, − взмолилась Настя, − я разберусь. А что будет непонятно, у вас спрошу.

      − Ладно, бери. Книги в шкафу на третьей полке.

      Надежда Васильевна, оказалась права, − разобраться во математических премудростях Насте стоило больших трудов и времени. Но терпение и труд, как известно, перетрут и не такие преграды, − в конце концов, она начала кое-что понимать и даже стала обдумывать, как все эти уравнения соотнести с миром наночастиц. А ведь их можно применить, размышляла Настя, и не только к наночастицам. Можно и к частицам, из которых состоят поля. И вдруг ей на ум пришла мысль об инфо, придуманных Вадимом. Правда, то были частицы информационного поля. Эх, знать бы хоть немножко об этих частицах, можно было бы такой прорыв сделать в создании теории инфо. Вадим, Вадим, ну почему у нас с тобой все сложилось так плохо?

      Интересно, вспоминает ли он о ней? Конечно, вспоминает, − еще бы не вспоминал. Думает ли по-прежнему о ней плохо? А почему, собственно, он должен плохо обо мне думать? − вдруг пришла на ум мысль, от которой она даже остановилась. Ведь все произошло по его инициативе. Он же знал, что и как будет, − ведь у него уже такое было и, наверно, не раз. Хотя бы с той же Анечкой. Но ведь не стал он ее презирать после этого. Не любил, но ведь и не презирал. Почему же она, Настя, решила, что он будет к ней так ужасно относиться?

      И перед ней всплыла картина, которую она всеми силами старалась изгнать из памяти: она летит со двора, а ей вслед из окна несется вопль, полный отчаяния и боли «Настя-а-а!» Она словно снова услышала снова этот крик. И вдруг поняла: так кричат, когда теряют самое дорогое. Человек, презирающий кого-то, никогда не будет так кричать. Значит, он любил ее, Настю, и в те мгновения, − конечно, любил, как это до нее раньше не доходило? Наверно, надо было не убегать так стремительно, подождать, что он скажет, объясниться. Но могла ли она тогда остаться? Нет, не могла, − она не смогла бы даже взглянуть ему в глаза от стыда, а не то, что заговорить. Вот она, Настя, идиотка! Сама все испортила.  

      Но, что же теперь делать? Найти его? Или просто позвонить? Но что она скажет? И что он скажет ей?

      Нет, нельзя. Ведь он не стал ее разыскивать. Даже не позвонил. Хотя мог. Значит, решил, что им лучше расстаться. Зачем же навязываться?

       Разве что − сказать ему о мыслях по поводу инфо? А что − это реальная причина. Что тут такого? Правда, заговорить первой будет очень трудно. А посмотреть ему в глаза − ой, даже страшно представить. Но ведь придется. В конце концов, они с Вадимом взрослые люди, сколько можно строить из себя недотрогу?

       Так она убеждала себя, спотыкаясь на ходу, пока не обнаружила, что забрела в чужой двор. Прямо перед ней, грозно рыча, стоял огромный бульдог и явно собирался вцепиться ей в лодыжку.

       − Ой, мамочки! − только и успела выкрикнуть Настя. − Ратмир, ко мне! − услышала она повелительный оклик. Пес повернулся и, рыкнув напоследок в ее сторону, нехотя затрусил к хозяину − невысокому крепкому парню, немедленно пристегнувшему собаку к поводку.

       − Извините, девушка, − виновато обратился к ней парень, − только что никого здесь не было, а он так просился побегать, вот я его и спустил. Сильно испугались?

       − Немного есть, − призналась Настя. − Песик у вас грозный-серьезный.

       − Сторожевой!  А вы кого-то ищете?

       − Нет, я, похоже, заблудилась. Шла, шла и задумалась. Я иногородняя студентка, город еще плохо знаю.

      − А куда надо?

      − На Невский.

      − Тогда вы действительно далеко зашли.  Пойдемте, я вас провожу. Славка! − окликнул он мальчика, игравшего в песочнице. − Никуда не уходи, я девушку провожу и вернусь.

        Малыш проворно выбрался из песочницы и подбежал к ним, отряхивая на ходу ладошки. − Славик! − воскликнула Настя, протянув к нему руки. − Я Настя. Помнишь, как ты на море потерялся, а я тебя нашла?

        Малыш помолчал, наморщив бровки, и вдруг радостно просиял. − Помню, помню! − запрыгал он на месте, − ты Настя! Вадь, помнишь, я тебе про нее рассказывал? А где Алиса?

       − Наверно, у себя дома. Мы с тех пор не встречались.

       − А как ты меня нашла?

       − Случайно. Я заблудилась и попала в ваш двор. Я теперь здесь учусь, в вашем городе.

       − Пойдем к нам. Мама с папой обрадуются.

       − В другой раз, Славик, − отказалась Настя. − Мне домой надо. Назавтра много задано. Не обижайся, я к вам обязательно как-нибудь загляну, когда буду посвободнее, хорошо?

        По дороге домой она искоса поглядывала на провожатого. Вадим, думала Настя, его тоже зовут Вадим. Но как не похож на того, другого Вадима. Вот с младшим братом они одно лицо: оба лобастые, круглолицые и сероглазые. Славик за год подрос, но внешне совсем не изменился. Она вспомнила страшные минуты, когда думала, что мальчик утонул. Какое счастье, что все кончилось благополучно. Славный парень, думала Настя о его старшем брате, шедшем рядом. Но не тот Вадим, − увы, не тот.

       Она ласково попрощалась с молодым человеком и охотно продиктовала номер своего сотового. И даже погладила по спине бульдога, дрожавшего от возмущения, но терпевшего под строгим взглядом хозяина.

 

 
Рейтинг: 0 322 просмотра
Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!