Многоточие отсчёта. Книга первая. Глава семнадцатая

Глава 17



Заполучив, во-первых, такие сногсшибательные рыжие локоны, а во-вторых, Семёна, озарённая любовью Лада теперь с утроенным рвением принялась фотографироваться, всюду таская с собой свой фотоаппарат. Они с Семёном уже далеко не по одному разу успели запечатлеть себя на фоне бушующего морского прибоя и ласкового штиля, на фоне буйно цветущей глицинии и под пальмой с чешуйчатым шероховатым стволом, на фоне беломраморной балюстрады в компании со взбалмошными чайками и у фонтана, в обнимку с резиновым плавательным кругом на фоне многолюдного пляжа и на гребне высокой волны, причём, Лада попеременно в обоих своих умопомрачительных купальниках, а Семён ещё и в позе играющего мышцами культуриста.

Когда до отъезда оставалось два дня, рыская по побережью в поисках животрепещущего кадра, они забрели в распростёршиеся вдоль взморья песчаные дюны; причём, столь дальнее паломничество они предприняли с единственной целью – отыскать в уединённом местечке, подальше от туристских троп, тот самый непорочный пейзаж из Ладиных грёз: прозрачное небо, яркое солнце, ласковый прибой, чистый песок, дикие скалы и одинокая сосна, приблудившаяся к одной из скал. Они с самого утра бродили, разувшись и чуть ли ни по уши завязая в песке, среди соснового молодняка и всё никак не могли выбрать; Лада в какой-то момент даже отчаялась: то небо в кадре получалось не таким ярким, как ей требовалось, будто его краски вдруг взяли и слиняли на солнце, то трава недостаточно искрилась и поблескивала росой, то скала попадалась не слишком живописная, то сосна выглядела уж очень ухоженно, а Ладе была нужна дикая и необузданная. Может, зря они ищут, и подобное вообще не существует в природе? Но Ладин разыгравшийся перфекционизм плюс её бьющее через край упрямство – это чистое наказание, недаром её лучший друг Марик Варшавский называет её "упёртая”. Наконец, они нашли то, что искали: одинокий первозданный утёс навис прямо над береговой линией; под ним – мрачный и таинственный грот, в котором, несмотря на солнечный денёк, как в пещере Аладдина, сумрачно, слякотно и жутко; а на вершине утёса – чудо как хороша! – совершенно одичавшая, косматая и разнузданная сосна.

Лада с Семёном стояли под скалой, глубоко увязнув босыми ногами во влажном песке, полном щёпок, коры и прошлогодних сосновых иголок. Лада задрала голову: как раз то, что ей нужно, во всяком случае, трудно себе представить что-либо более опьяняюще дикое и благолепное. Край скалы нависал над гротом наподобие козырька; вот если б он сейчас низвергся, то похоронил бы под собой и скопившуюся в низине, полную воздушных пузырьков и мерзкой зелёной слизи лужу, населённую головастиками и жуками – плавунцами, и в придачу их самих. Их нежданное появление подняло среди обитателей болотца некоторую сумятицу, а в одной из стаек головастиков наблюдалась самая настоящая паника, так что Ладе их стало даже жалко. Всё это придавало и без того сказочно прекрасному девственному пейзажу особое романтическое настроение. Вдобавок, тут и там со скалы свешивались оголённые корни – длинные, тонкие и прозрачно-белые, они походили на заспиртованных глубоководных червей из плимутского океанического музея, а из ниши в скале что-то сочилось и чавкало у них под ногами.

Семён остался с фотоаппаратом внизу, а Лада обошла скалу сзади, обулась для приличия и, пыхтя и загребая ногами песок, бодро начала карабкаться по её отлогому склону наверх. Послеполуденное солнце нещадно палило ей в глаза, пыль и лёгкий песок вздымались у неё под ногами, сосновые иголки набились в туфли, а лёгкий ветерок доносил с вершины терпкие ароматы нагретой жаром хвои; кругом царили безмолвие и умиротворение. Лада взбиралась по откосу в полной уверенности, что ни одна человеческая нога, по крайней мере, со времён Вильгельма-Завоевателя, до неё здесь не ступала, ведь отовсюду веяло лишь первозданной дикостью и сонным, благоговейным покоем.

И тут сквозь застилавшую ей глаза пелену пота на песке она увидела совсем свежие следы босых человеческих ног. Интересно, кто это, кроме неё, додумался брать приступом эту скалу? И зачем? Наглотавшись пыли, Лада закашлялась и вдруг прямо перед собой увидела двух белокурых сирен, загоравших на скале в чём мать родила с самой беспечной безмятежностью, на какую только способен современный, вечно замученный проблемами человек. Точнее, эти сирены уже успели загореть так, что стали похожи на смуглых японских искательниц жемчуга, а сейчас, лёжа ничком, подставляли жаркому солнцу свои сияющие белизной, как саван девственницы, попки. Развалившись на огромных цветастых полотенцах враскорячку, они были словно жареные цыплята-табака на блюде: сочные, аппетитные, с румяной корочкой.

Застигнутая врасплох этим живописным зрелищем, Лада невольно ойкнула и прежде, чем деликатно ретироваться, сочла уместным извиниться по-английски; после чего у неё с перепугу чисто по-русски вырвалось:

- Блин!

Обе сирены были отлично сложены, обе были длинноволосы и белокуры, только у одной белоснежная попка была габаритами чуть побольше, а у другой – чуть поменьше и покостлявей. Обладательница более пухлой попки нехотя подняла голову, показав Ладе своё сонное, припухшее лицо с жирно подведёнными синим, длинными и узкими (египетскими, как подумалось Ладе) глазами и томно, в растяжку произнесла:

- Как водичка – ничего?

При этом обладательница более костлявой попки продолжала всё так же безмятежно лежать.

Вскользь бросив взгляд на морские глубины, а они отсюда были ласковы и нежно-зелены, как поля поспевающей пшеницы, и нисколько не удивившись, Лада пожала плечами – ей сегодня было не до водички:

- На вид не очень противная.

- О! Вы русская! Нашего полку, значит, прибыло! Невероятно! Потрясающе! Воистину: русские повсюду! А вы откуда? Не из Москвы? А мы с мамой из Москвы! - возбуждённо затараторила незнакомка, а её карие глаза заблестели от неподдельной радости.

- Я из Ташкента.

- А вы давно приехали? Вы здесь одна? А вы не знаете, ещё наши здесь есть? Извините, что я вас так бесцеремонно расспрашиваю – просто вы первая русская, которую мы встретили за три недели.

Солнце здесь припекало ещё сильней, чем на пляже, и Ладе надоело стоять стоймя под его неистовыми лучами. Она отыскала местечко в холодке, где гулял свежий сквознячок, и бухнулась наземь, поджав под себя ноги и аккуратно расправив на коленях юбку. Усевшись прямо на щетинку молоденькой травки, оказавшейся мягкой как соломенный тюфячок, Лада начала неторопливо рассказывать:

- Нас из Ташкента здесь двое и больше никого из своих мы здесь не встречали, хотя приехали уже давно и послезавтра уже уезжаем…

Девушка придвинулась ближе к Ладе и, косясь в сторону матери, заговорщически зашептала:

- А нас трое и мы уезжаем уже завтра. Жалко, правда? А сегодня мы с моей мамочкой возжелали попользоваться теми благами, какими ещё не успели попользоваться. А что? Имеем право! Так мы приобщаемся к матушке-природе! А наш папочка с нами никогда не ходит. Он или целый день сидит в баре с газеткой и накачивается пивом, или с балкона следит за нами в бинокль. Поэтому сегодня мы с мамочкой надумали напоследок сбежать от его всевидящего ока. Сначала мы просто шлялись по берегу, а потом забрались сюда и решили позагорать в стиле "ню”. Мы вас не шокировали?

Нет, они Ладу нисколько не шокировали: что она – в жизни голых тётенек не видела, что ли?

Ну и как её понравилась Англия? А Ла-Манш? А Пейнтон? А была ли она в Портленде? Ну и как? И в порту тоже была? А трансконтинентальные лайнеры видела? А на водопады ездила? А в Стоунхендж? А в дегустационном зале была? А виски пила? А какой марки? «Джонни Уокер» или что-то другое? А скотч пробовала? А мохито? А мадеру? А мартини? А шерри-бренди? С вишенкой? И даже джин? Ну и как?

О! Англия прекрасна, в том нет сомнения! И Ла-Манш тоже! Только немного холодноват? Да, особенно по сравнению с Чёрным морем. Но зато намного чище! А погода? О! Погода – это чистое наказание! Если Лада думает, что это у них с мамочкой английский загар, то она глубоко ошибается! Это – московский солярий! А в Ташкенте есть солярии? Лада точно не знала – она предпочитала всё натуральное, - но подозревала, что есть: у них в Ташкенте с некоторых пор, как в Греции, всё есть. А как Лада находит некоторые здешние гастрономические изыски? Не – фи! – устрицы, а – о! – устрицы! И молодая москвичка театрально возвела свои египетские, узкие и длинные, очи к небу. Лично они с мамочкой всегда предпочитали что-нибудь лёгкое, некалорийное, лучше всего – из средиземноморской кухни, а их папочке всё равно, лишь бы побольше, пожирней и понаваристей…

- Представляете, он набирает полную тарелку спагетти, поливает самым острым соусом, какой только есть в меню, наподобие «карри», кладёт сверху три котлеты, их тоже поливает кетчупом и густо намазывает горчицей – без горчицы он вообще ничего не признаёт, а потом ещё говорит, что мы с мамой своими моллюсками ему аппетит портим, мол, это у нас не еда, а рыбий прикорм какой-то…

Рассказывая о чудачествах своего отца, девушка говорила манерно, с напускным южно-русским акцентом.

- …А от нашего салатика с креветками ему скверно пахнет, и у него только от его вида и запаха случается несварение желудка. И ещё: он в таком неаппетитном окружении мало съедает. Этак он здесь похудеет, и его на фирме перестанут уважать. Если увидите в отеле… Вы ведь из "Заоблачной выси”? Откуда ж ещё? Так вот, если увидите в отеле самое огромное брюхо, какое только в своей жизни видели, - вот ей-богу, Боженька не даст соврать! - то знайте: это наш папочка Михась!

После такого подробного описания Ладиному богатому воображению уже нетрудно было нарисовать папочку Михася в виде эдакого пузатого пугала – наподобие буржуя из окон РОСТа, - накаченного пивом, грубияна и гуляку с шумными манерами и брюзгливой рожей отпетого бандюгана.

- …А я Варвара. Или Варя – как вам больше нравится. А хотите – Барби! А моя мамочка – Анастасия!

Анастасия, как лежала с самого начала, не поднимая головы, так и продолжала лежать. "Видно, - подумала Лада, - в своё время Варвара её так выдрессировала, что она теперь в присутствии дочери и пикнуть не смеет”.

- А меня зовут Лада.

- Лада, а вы кто по профессии?

- Я журналистка.

- А я студентка, учусь в Инженерно-строительном на ВК… А вы знаете, что такое ВК?

Лада призналась, что понятия не имеет.

- О! Даже не утруждайте себя, всё равно ни за что не отгадаете. Это – водоснабжение и канализация! Классно – правда? Так что через три года я буду дипломированным ассенизатором. Вы даже вообразить себе не можете, какой из меня получится талантливый и непревзойдённый ассенизатор!

Внезапно горькая усмешка, совсем как у обиженного ребёнка, который, глотая слёзы, храбрится и лезет на рожон, искривила губы Варвары.

- …Так уж решили мои мамочка с папочкой. А больше я, в сущности, ни на что не годна, коли умом Боженька обидел. Уж такая я бездарь, баламутка и шалопайка! Ах, да, забыла! Ещё и разгильдяйка!

Ничего себе, утешительный диагноз поставила сама себе эта неугомонная болтушка! Это уже был откровенный бунт. И её мамочка Анастасия наконец не выдержала.

- Варвара, прекрати! Что за идиотская выходка! Это уже чёрт знает что такое! – не поднимая головы, бесцветным голосом сквозь зубы процедила она.

Варвара же, закатив свои египетские глаза к небу, уже как ни в чём не бывало продолжала:

- А у нашего папочки Михася, знаете ли, такая большая и солидная маркетинговая фирма. Он у нас истинный баловень судьбы, видать, его, когда он родился, наш Боженька в лобик поцеловал, вот он и стал процветающим негоциантом, хотя совсем недавно был простым офицерским чином и состоял на службе нашей отчизне. Лада, вот вы скажите: я не права? Вседозволенность – вот высшее зло на земле! Мамочка, не бойся, это я не нашего папочку имею в виду, а его конкурентов – тех, кто возомнил о себе, что им всё можно, и им ничего за это не будет. Будет! Ещё как будет! Представляете, Лада: беспринципные и безжалостные, таким и человеческая жизнь, и всё на свете нипочём! А наша мамочка, в старые добрые времена рядовой советский инженер, с некоторых пор стала прекрасной куртизанкой и теперь вращается исключительно в обществе таких же, как она.

- Варвара, угомонись. Ну что ты такое говоришь, ей-богу! – тусклым голосом прошелестела Анастасия. Обладательница костлявой попки наконец тоже показала личико, но с истинным русским пофигизмом даже не подумала прикрыться и не утруждала себя принять более приличную позу, продолжая лежать распластавшись, как потрошённая курица, во всём своём дерзком неприличии, и смотреть сквозь Ладу, будто её здесь и не было.

А ведь сюда, устав ждать, в любой момент может пожаловать Семён. Лада подумала, что ей будет неприятно, если он застанет их в таком неловком положении. А этим двум, по всей видимости, было ровным счётом наплевать на своё безобразие, потому что они и не думали одеваться. Обе они обнаруживали отнюдь не мизерное сходство друг с дружкой; обе, и мать, и дочь, были миловидные, круглолицые простушки, у обеих на загорелых личиках блестели одинаковые карие глаза, у обеих торчали задорные курносые носики, и чисто по-русски сквозь загар пробивался здоровый деревенский румянец. Но у Варвары, в отличие от слегка поблекшей Анастасии, юная мордашка ещё и светилась особой девичьей мягкостью.

- …Что такое опять, мамочка? Я вроде ничего такого не сказала… Лада, а вы читали "Блеск и нищета куртизанок” Бальзака?

Ещё бы! Лада не только добросовестно прочитала, но, видимо, на всю оставшуюся жизнь запомнила, как ещё на первом курсе, пытаясь её затопить на экзамене, эта злючка - преподавательница иностранной литературы докопалась до Лады с образом злосчастной Эстер.

- …Так вот, мамочка, если бы ты интересовалась не только материальной, но и духовной пищей, то наверняка бы знала, что куртизанка – это всего лишь бездельница и паразитка, сидящая на шее у мужчины…

Атмосфера опять накалилась. Эти дерзкие слова Варвары вновь вызвали у Анастасии вялый взрыв негодования, но тут как раз подошёл Семён, и обе сирены, дружно ахнув, не торопясь начали приводить себя в порядок. Заколками укрепив на затылке свои льняные, растекающиеся по плечам волосы, они водрузили на лоб наподобие ободка солнцезащитные очки, не спеша, с прохладцей поднялись и лишь затем, посверкивая влажными карими глазами, самих себя задрапировали в широкие махровые полотенца, на коих только что валялись.

- Познакомьтесь: это Семён! – отчеканила Лада. - Семён, а это представь себе, две русские девушки из самой Москвы: Анастасия и Варвара. Анастасия – мама, а Варвара – дочка…

Лада говорила несколько отрешённо, не глядя ни на Семёна, ни на москвичек. Внезапно вспыхнув и поджав губы, она подумала: уж не ревнует ли она? К этой малахольной кокетке? Ещё чего, голубушка! Даже и не думай! Нет, ну правда, до чего же та назойлива! Липнет, как пчела к варенью.

А Варвара своими острыми, как кайенский перчик, глазками уже поглядывала на Семёна.

– Так вы тоже из Ташкента? Вы вдвоём приехали? А у нас в Ташкенте есть родственница. И как она к нам ни приедет, зимой ли, летом ли, обязательно привозит дыню! Вот ей-богу, Боженька не даст соврать! Скажите, у вас что, дыни спеют круглый год? – вперив в Семёна глаза и округлив губы, Варвара смиренно ждала ответа.

Лада даже чуть заметно фыркнула.

- А вы яблоки круглый год едите? И они у вас в России спеют круглый год?

- Так то – фи! – яблоки, а это – о! – дыня! – провозгласила Варвара сладеньким голоском, а потом, многозначительно помолчав, с таинственной важностью добавила: - А мы сегодня ночью напоследок решили сходить в казино. Вы не были в здешнем казино? Нет? А наш папочка Михась ходит туда частенько и даже хвастает, что выигрывает. Но мы с мамочкой ему не верим, потому что знаем, какой он у нас известный капитан Врунгель, хотя он и ручается честным словом офицера…

Варвара, вскинув голову, метнула на мать осторожный взгляд, но та как молчала, так и продолжала удручённо молчать. Ноль эмоций.

- …Просто он боится мамочки. А мамочка у нас не ксантиппа какая-нибудь и вовсе не думает ругаться или устраивать ему скандалы. Она у нас добренькая - предобренькая! Правда, мамочка?

Ладе показалось, что эта сладкоголосая негодница Варвара то дразнила мать, откровенно ёрничая и ожидая, когда у той лопнет терпение, то бросалась её задобрить, а потом с нетерпением поджидала случая, когда снова можно будет её изводить и подкалывать острым словцом, будто жалить ядовитым шипом, В её узких и длинных глазах словно притаился вызов: попробуй мне возразить, тогда узнаешь! В отличие от апатичной, исполненной феноменального безразличия и спокойствия Анастасии, излишне суматошная Варвара была вся как натянутая струна. Стоило задуматься и становилось ясно: что-то с их семьёй не так, что-то не в порядке. Конечно, Лада не станет расспрашивать – слава Богу, у неё хватает ума не лезть в чужую душу, а сама Варвара напрямик ничего и не скажет или, чего доброго, начнёт плести небылицы. Но она очень рискует, ведя такие недозволенные игры. Чем? Лада пока не знала. Не всё так просто. Во всяком случае, эта девочка далеко не святая простота, вовсе не маленькая мозгокрутка и не безобидно воркующая голубка, какой хочет казаться, да и внешне спокойная, терпящая зубоскальство и все дурацкие выходки дочери Анастасия не такая уж невзрачная и смиренная, а, скорее, натура загадочная, или, как ещё говорят, не от мира сего. Лада подумала, что под этим Варвариным невинным шутовством и фиглярством скрыта какая-то семейная трагедия, - у неё на это всегда был редкий нюх. Теперь её уже заинтересовал и этот пузатый папочка Михась, но чисто профессионально, как она сама себе сказала. А чью позицию занимает он? Или у них каждый на своём бережку? Интересно, а кто у них в семье претендует на роль «первой скрипки»? Или всё очень просто: кто первым палку взял, тот и капрал?

На этот раз Анастасия ничего дочери не ответила, а, моментально сменив гнев на милость, лишь чмокнула в облупившийся нос и вновь уставила свой скучный, немигающий взгляд в никуда, отрешённо созерцая пустоту. И правильно сделала – ведь стоило ей лишь открыть рот, как эта маленькая грубиянка тут же на неё набрасывалась.

- Лада, Семён! А идёмте в казино с нами! Как вам такая идея? А? Вы ведь там не были? Не были! Ну, так давайте сообща покажем этим задавакам-англичанам, на что способны русские!

Варварины египетские глаза вновь зажглись лукавым, задорным блеском.

"И шведам!” – мысленно добавила Лада, но вслух ничего не сказала.

- …Покажем им, как Хрущёв, кузькину мать! Призовём на помощь нашего всеобщего русского бога «авось» и обыграем их в пух и прах! Только учтите, форма одежды – парадная, чтобы все видели: мы, русские девушки, – не «чурки» какие-нибудь! Так давайте из кожи вон вылезем, но защитим честь нации. Хотя нашему папочке Михасю хоть кол на голове теши, он всё равно поступит по-своему. Но мы сможем сделать вид, что он не с нами, и вообще мы его знать не знаем. Представляете, Лада, он говорит, что, дожив до сорока лет, он может позволить себе выглядеть так, как ему удобно!

У Лады перед глазами вновь возник этот загадочный Михась, изгнанный из общества жены и дочери, только на этот раз ей почудился неопрятный толстячок, с самодовольным видом гребущий деньги лопатой.

- Все так будем… - включился в разговор Семён.

- О! Я не доживу! – тут же запальчиво отозвалась Варвара. - И вообще, после смерти жизнь только начинается. Как вам это, а? Это не я придумала, это кто-то до меня. Так что я буду молиться нашему Боженьке, чтобы мне ниспослана была ранняя смерть. Ну, что – договорились? Идём? Встречаемся внизу сразу после ужина. Они ещё попомнят нас – русских! – безапелляционно, как высшая инстанция, выносящая окончательный вердикт, заявила Варвара, а её карие глаза лихорадочно заблестели.

Азартные игры? Нелепая затея. Невзирая на взыгравшее в ней евино любопытство, Лада сначала отнекивалась, но слишком тускло и вяло. Никаких веских доводов она привести не могла, просто держалась привычного мнения. Семён слишком вяло соглашался. Наконец, Лада перестала корчить из себя невинную овечку и делать вид, что ей это не по нраву; было решено вечером встретиться в вестибюле у фонтана и впятером пойти в казино, причём, не последнюю роль тут сыграл тот факт, что Лада загорелась желанием посмотреть на этого таинственного одиозного Михася.

- Лада! Запомните: форма одежды – парадная! Они все должны попадать к нашим ногам! А то мне надоело терпеть, как эти паршивые жеманные англичанки задирают свои напудренные носы!

Глаза Варвары метали молнии; окрылённая заманчивой перспективой показать здешней публике «кузькину мать», она уже вся была в предвкушении триумфа и славы!