Медовый плен. Глава вторая

Глава вторая
 
Поезд «Париж-Москва» неумолимо приближался к столице России.
Мишель Круазье проснулся ещё до того, как поезд прибыл в Смоленск. После необходимой возни в тёзке его родного города, он чувствовал себя отдохнувшим и теперь опасался лишь не успеть на следующий поезд, идущий из столицы России на юг, к любимому отцом городу.
Завтрак, что ему принесли из ресторана, был свеж и вкусен. Мишель не обладал слишком большой привередливостью, напротив, частые разъезды приучили его к толерантности к любой мировой кухне и отлично выдрессировали его желудок.
Теперь, когда тарелки были опустошены и унесены прочь, он любовался пробегающими мимо него пейзажами. Эта огромная страна, словно бы похвалялась перед ним своей пустынностью. Неужели именно здесь, в этих местах решалась судьба  всего мира!
Круазье задумался. Он вспомнил про  величественного властителя собственной страны, про этого надменного карлика, который собирался завоевать весь мир. Этого кумира бесноватого фюрера.
«Да, как странно бывает. В 1812 году русские сожгли Москву, а 130 лет спустя – они же разрушили Сталинград, разрушили, но повернули орды этого европейского Чингисхана в его же логово!».
Между двумя поездами у него было в запасе только где-то полчаса. За это время ему предстояло переехать с одного вокзала на другой, сесть в вагон и приготовиться любоваться видами центральных областей России.
Желание провести хотя бы несколько дней без назойливых просителей, без дел, которые ему порядком опротивели. Он вдруг понял, что питается преступлениями, как заяц питается травой, а волк – зайцем.
 
 
Поликсена готовилась к своему замужеству с тщательностью дореволюционной институтки.
Она не замечала ничего вокруг, кроме того, что относилось прямо или косвенно к этому столь желанному для неё событию.
Даже теперь, завтракая, она мысленно предвкушала сначала регистрацию в ЗАГСе, а затем банкет в ресторане, где ей предстояло играть роль милой улыбчивой куклы, страстно влюбленной в своего избранника.
Павел её очень интересовал. Она была готова разобрать его, четвертовать это тело, как в детстве она четвертовала особенно вредных кукол.
Клавдия была рядом. Она, молча, подносила своей хозяйке новые блюда. Обычно Поликсена наедалась утром на весь день. Пользуясь приятной незаполненностью желудка.
«О нашей свадьбе станут писать газеты!»
Она даже была рада этой странной, но такой желанной шумихе. Была рада подавать повод для сплетен и зависти – так, наверное, радовался Слон, когда на него лаяла назойливая Моська.
 
Аркадий Иванович в сотый раз перепроверил всё – билеты на четверговый поезд «Москва-Ницца», заказ на номер в столичном отеле – перед поездкой во Францию молодым не мешало бы, познать друг дружку на шёлковых простынях одного из столичных отелей, расположенного вблизи Белорусского вокзала
Утром, девятого июля ей предстояло отправиться на поезде на юг Франции. Довольно комфортное купе на двоих было уже оплачено, предстояло прибыть в Ниццу в субботу, а в воскресение вступить на борт шикарного судна «Принцесса Океанов»
Эта белоснежная громадина должна была доставить её с запада на восток – из шумной и говорливой Франции  в молчаливую и сосредоточенную на своём внутреннем мире Индию. Поликсене не мешало побыть какое-то время голой научиться не стыдиться ни своего тела, ни своих мыслей, и привыкнуть видеть своего мужа без прикрас.
В сущности, не этим ли самым занимаются все невесты, пускай даже их мужья одеты. В сущности, цивилизация это большой маскарад, где все чураются наготы, словно бы безымянности и безвестности.
Для Поликсены игра в Еву была необходима. Она бы научилась бы принимать себя такой, каковой она и является – милой красивой двадцатипятилетней девушкой, сродни своему незадачливому жениху.
Женитьба дочери напомнила Аркадию Ивановичу случку дорогой и породистой собаки. Она мола бы принести прибыль, и могла бы нанести урон. Он слишком долго оберегал дочь от нежелательных кавалеров. Но так поступать вечно было невозможно.
Дочь жаждала этого так долго откладываемого «экзамена». Ей не терпелось стать кем-то более значимым. Чем просто милая студентка. Для женщины замужество сродни превращению безвестной пешки в ферзя. Правда, со временем они понимают, что всё равно остались всё теми же пешками.
Примером для Аркадия могла бы служить Виолетта. В последнее время эта вздорная и неумная женщина ревновала дочь к мужу. Ей казалось, что Поликсена ведёт с себя с отцом неподаьающе – её уединения с ним полны недосказанности – и к тому же ей слишком мало лет, чтобы понять страдания своей стареющей и уже давно подурневшей матери.
Виолетта мечтала только об одном страстных и ни к чему особенно нео бязываюших телодвижениях Плебеи называли это любовью, а она предпочитала называть всё это кратким латинским словом.
Аркадий Иванович удачно откупился от неё. Виолетта уползла обратно в Рублёвск. Так сытая и умиротворенная змея уползает под корягу до следующего завтрака.
 
Поликсена также была сыта и довольна. Ужас перед грядущим замужеством и неизбежным, словно бы потеря девственности застольем её немного мучил. Отец выбрал довольно стильный отель т ресторан, им предстояло провести там ночь, а утром отправиться в далёкое и довольно забавное путешествие.
Было бы забавно поехать на море, на поезде. Сам отец был не прочь присоединиться к ней, но его шикарная яхта стояла на приколе в Новороссийске. Они до сих пор не решался совершать столь длительные круизы, да и плыть на небольшой яхте по океану было слишком страшно.
«Принцесса  Океанов» казался более приемлемым вариантом. Они там будут вместе со всеми – прекрасные и равные, ферзи решили вспомнить молодость и сыграть роль пешек, отказавшись от своих шикарных костюмов, драгоценностей и прочего и быть равными и свободными на этом островке Рвя.
Поликсене не терпелось поиграть в Еву. Она вдруг подумала, что зря загонялась по пустякам, что такая желанная нагота была так доступна, стоило ей не думать о своём телосложении и количестве средств на кредитке.
Быть голой и свободной. Но для того чтобы разыгрывать из себя дикарку не стоило учиться в Университете, и корпеть над магистерской работой. Не стоило и вообще учиться читать и писать. Она вдруг подумала, как счастливы те, в чьём мозгу нет иссушающего груза ненужных знаний, на кого не давит, словно бы многотонный столб история всего мира.
Секс, бананы и солнце. Она вдруг подумала, что если бы люди просто плодились, как обезьяны у них было бы меньше проблем. Никто бы не стал изобретать ядерную бомбу, не стал бы разрушать свой такой хрупкий Эдем.
Размышляя о судьбах мира и человечества, она не забывала и о своей радости – ощущение лёгкой опьяненности не проходило, напротив оно усиливалось с каждым радостным вскриком, срывающимся с её языка.
Она вдруг подумала, что хорошо бы устроить по-настоящему нудистскую свадьбу. Что одной фаты достаточно, чтобы все поняли – она и есть невеста. А красивое белое платье давно стало анахронизмом, словно бы яркая обёртка на подарке.
Клавдия раздумывала над серьёзной проблемой. В багаже у новобрачной должно было быть всё необходимое. Но что может понадобиться обнаженной женщине на океанских просторах?!
Самой Клавдии было неловко представлять Поликсену раздетой. Словно бы она подглядывала за ней, подобно хулиганистому камчадалу, вертящемуся возле окон бани. Эта девушка балансировала между развратом и святостью. Она выглядела то как настоящий – пускай даже и бескрылый  - ангел, а то внезапно обращалась в мерзкого похотливого бесёнка.
Клавдия удивлялась этому. Сама она давно уже переболела похотью. И теперь относилась к этим телесным страданиям с лёгким презрением.
Теперь наверняка Поликсена пыталась вжиться в роль культурной псевдодикарки. Ей нравилась эта временная нагота, так обожора месчтает о паре дней разгрузочного голодания, но не готов, совсем не готов сносить настоящий, ан е искусственный голод.
Сама Клавдия начинла тяготиться этим домом. Но вернуться домой к родителям ей было стыдно. Она стыдилась показатться им слишком навязчивой бездельницей, норовящей вновь оседлать их шеи.
Поликсене нравилось гарцевать на шее отца. Аркадий Иванович был ещё слишком молод для дедовства. Он ещё не успел насладиться жизнью, особенно сейчас, когда уладил дела с матерью Поликсены.
То, что эта женщина живёт в пригороде Рублёвска слегка напрягало Клавдию. Она не желала бы встретиться случайно с ней – хотя вовсе не собиралась ехать на окраину города за продуктами.
 
Мишель Круазье был готов к свиданию с русской столицей. Он онимал, что лишь мельком увидит этот город или же его роскошное подземелье, а потом в другом поезде отправится в свой вояж по российским просторам.
Он уже жалел, что не дал себе маленькой передышки, что вовсе не стоит подражать Филиесу Фоггу – он же не спешит и может вдоволь налюбоваться городскими чужесами.
- Нет, нет – Сталинград важнее… - мысленно говорил он принаряживаясь перед главным свиданием в жизни.
Его чемодан был достаточно лёгок, чтобы не создавать ему проблем. Между поездами было окно меньше часа. И он долен был вовремя оказаться на перроне Павелецкого вокзала. Он не мог опаздать.
Назад в Париж он вылетал 12 июля. Дабы успеть ко Дню взятия Бастилии, посмотреть на парад и вернуться в свой Брест с чувством выполненного долга.
Больше всего ему не хотелось разбираться в чужих проблемах. Его предку не так везло прадед Эркюль всегда натыкался на новое преступление, словно бы собака на кость.
Он же не любил разбираться в проблемах  этой страны, лучше было смотреть на всё отстраненно, не заморачиваясь с чужими проблемами.
 
Выйдя из вагона, Мищаль Круазье зашагал к зданию вокзала. Как хорошо, что ему нет необходимости думать о таможенном досмотре, он прошёл его ещё в том удивительном городе – полном тёзке его родного города.
Выйдя на площадь, он ожидал увидеть длинную фигуру старика в поношенном плаще, но вместо неё увидал всего личь слегка испорченный московский воздух, точно такой же каким он был и в Париже.
- C’ est la vie! – сорвалось с его губ, но он старательно отогнал от себя ненужную скорбь.
Ему подсказали, как дойти до стоянки такси. Там он отыскал свободное авто и уже через пару минут катил по направлению к новому вокзалу.
Водитель, что вёз его, не был слишком словоохотлив. Он обещал уложиться в четверть часа, тем более что Садовое кольцо было почти пустынным в это время.
- А вы, значит из Франции. И куда же теперь?
- В Волгоград ,- стараясь не слишком грассировать, произнёс Круазье.
Он уже забыл о пропавшем без вести каменном старике. В сущности, это право руссках миловать и казнить своих писателей. Но какон-то странное чувство грызло его. Он боялся, что и в Волгограде не увидит знаменитой женщины с мечом – достойной противницы факелоносной Свободе.
В  сущности. Это их право сносить свои памятники. Он часто видел милого улыбчивого господина, похожего на Александра Благословенного, видел и невольно завидовал русским – всё в их истории повторялось, всё имело прецедент. Даже то, что он сейчас мчится по Садовому кольцу весьма символично.
До отправления поезда оставалось десять минут. Он вышел из машины подхватил свой чемодан и зашагал по направлению к перрону.
Поезд прибывал в любимый город его отца рано утром. Мишель забронировал себе номер, он давно задумал эту познавательную поездку, задумал и теперь радовался, чувствуя себя вновь нужным и себе и миру.
 
Поезд, в который он сел за четыре минуты до отправления, мерно катил на юг.
В двухместном купе было не так роскошно, как в купе люкс парижского экспресса, но Круазье был рад и такому коморту. Наверняка в других вагонах удобств было меньше.
В купе он был не один, у него был попутчик мужчина лет сорока пяти. Он довольно с большим интересом вглядывался в прносящиеся ммо загородные домишки.  Круазье улыбнулся:
- Ces maisons, ils sont étranges. Ce que c'est?
- C'est la maison de campagne.
-Qu'est-ce que la maison de campagne?
- C'est une petite maison de campagne, quelque chose comme des bungalows[1]
Круазье рассмеялся. Ему понравилась эта странная старательностьречи русского человека, словно бы тот сдавал экзамен.
- - Vous êtes très intelligemment parler français. Où avez-Vous appris la langue?
- Je l'ai étudié à l'école, à l'université de[2]
Попутчик глубоко вздохнул.
- Я никогда не думал, что мне придётся говорить с кем-нибудь по-французски. А вы говорите по-русски.
- Немного. Мой отец любил русских. Поэтому я еду в Волгоград.
- Ваш отец был солдат?
- Нет, Не солдат. Он был, был партизан. Был борец движения Сопротивления.
- И он убивал немцев? – говоря то по-французски, то по-русски спрашивал этот мужчина.
Вдруг замолчал и даже слегка покраснел.
- Простите, что я не представился. Я инженер  Андрей Быковский, возвращаюсь в Волгоград к семье. А вы. Вы наверное едете сюда по путёвке?
-  Мишель Круазье. Я бывший полицейский. Работаю частным детективом
- Как Пуаро?
Мишель Круазье вежливо улыбнулся. Русские всегда первым делом вспоминали о его прадеде
Нет, я просто забронировал отель. И буду там жить до воскресения. А потом полечу обратно во Францию.
- Хотите успеть на свой праздник? День взятия Бастилии.
- Ну, да… Возможно, если в мире не случится большой беды, я ещё раз приеду в Россию.
Он не лукавил, когда говорил это. Инженер Быковский был вполне доволен жизнью. За годы работы он сумел скопить некоторый капитал и теперь подумывал о покупке полноценной, вполне комфортабельной квартиры – для свокей семьи. Он даже присмотрел довольно неплохой строящийся дом – тот напомнил нму дом знаменитого частного сыщика – правда его будущий дом носил фамилию известного живописца конца позапрошлого века.
Быковский молчал. Он вдург подумал, что соседство с французом весьма примечательно. Он действительно, слишком долго не упражнялся во французском языке.
Ближе к вечеру они отправились в вагон-ресторан. Там на первое им подали борщ, на второе гречневую кашу с шампиньонами, а на третье чай с оладьями.
- Завтрак а ля рюс. Тут вам не подадут утки с апельсинами или фуагра.
- Прекрасная еда. Очень питательно. Русские умеют готовить.
Круазье бросил краткий взгляд за вагонное стекло.
Он поражался эти просторам. Словно бы русские сняли для себя целый дворец, они не знали, что делать с пустыми комнатами, а они - французы - ютились в своём крошечном домишке.
За окном пейзажи сменяли друг друга. Так почти одинаковые кадры фильма набегают друг на друга,ю и не сразу можно уловить едва заметное движение. Круазье довольно скоро почувствовал лёгкое желание соснуть. Он подозвал официанта и потребовал счёт.
Быковский потянулся за  бумажником.
- Нет, нет… Я угощаю, – успокоил его Круазье.
Он протянул официантке требуемую сумму и улыбнулся.
 
Быковский вернулся в купе минут через пятнадцать. Круазье уже лежал под одеялом и размышлял о том, как его встретит знаменитый героический город. Он вдруг подумал, как легко выпасть из привычной обстановки. Особенно здесь, где человеческие мысли так остры.
Андрей показался ем совершенно обыкновенным человеком. Вероятно, таковы все русские, они слишком серьёзны и всегда настороже, словно бы сурикаты. Их нельзя захватить врасплох, они всегда предполагают худшее и – увы! – часто оказываются правы.
Проходя по вагону, он заметил  в окне небольшое станционное здание. Оно было жёлтым с двумя фронтонами по двум сторонам – милое в своей провинциальности.
- Это Мичуринск. Мичуринск Воронежский, - проговорила  проводница.
- А почему? А понимаю. Это область. Воронежская область, да.
- Да, а город наван в честь большого учёного. Мичурин. Он был селекционером.
Круазье веждиво улыбнулся. Он иногда уставал от своего внужденного полиглотства, устал хонгдировать языками, словно бы цирковой артист – шариками.
Поезд задержался тут недолго. Он снова лёрнул и покатил дальше, приближая его к загадочному и непобедимому городу.
 
 
 

[1] - Эти дома такие странные7
- Это загородные дома
= Какие загородные дома?
- Это маленькие загородные дома, что-то вроде бунгало
 
[2]  Вы очень бойко говорите по-французски. Где вы изучали язык?
Я изучал его в школе, в университете

© Copyright: Денис Маркелов, 2015

Регистрационный номер №0298052

от 12 июля 2015

[Скрыть] Регистрационный номер 0298052 выдан для произведения: Глава вторая
 
Поезд «Париж-Москва» неумолимо приближался к столице России.
Мишель Круазье проснулся ещё до того, как поезд прибыл в Смоленск. После необходимой возни в тёзке его родного города, он чувствовал себя отдохнувшим и теперь опасался лишь не успеть на следующий поезд, идущий из столицы России на юг, к любимому отцом городу.
Завтрак, что ему принесли из ресторана, был свеж и вкусен. Мишель не обладал слишком большой привередливостью, напротив, частые разъезды приучили его к толерантности к любой мировой кухне и отлично выдрессировали его желудок.
Теперь, когда тарелки были опустошены и унесены прочь, он любовался пробегающими мимо него пейзажами. Эта огромная страна, словно бы похвалялась перед ним своей пустынностью. Неужели именно здесь, в этих местах решалась судьба  всего мира!
Круазье задумался. Он вспомнил про  величественного властителя собственной страны, про этого надменного карлика, который собирался завоевать весь мир. Этого кумира бесноватого фюрера.
«Да, как странно бывает. В 1812 году русские сожгли Москву, а 130 лет спустя – они же разрушили Сталинград, разрушили, но повернули орды этого европейского Чингисхана в его же логово!».
Между двумя поездами у него было в запасе только где-то полчаса. За это время ему предстояло переехать с одного вокзала на другой, сесть в вагон и приготовиться любоваться видами центральных областей России.
Желание провести хотя бы несколько дней без назойливых просителей, без дел, которые ему порядком опротивели. Он вдруг понял, что питается преступлениями, как заяц питается травой, а волк – зайцем.
 
 
Поликсена готовилась к своему замужеству с тщательностью дореволюционной институтки.
Она не замечала ничего вокруг, кроме того, что относилось прямо или косвенно к этому столь желанному для неё событию.
Даже теперь, завтракая, она мысленно предвкушала сначала регистрацию в ЗАГСе, а затем банкет в ресторане, где ей предстояло играть роль милой улыбчивой куклы, страстно влюбленной в своего избранника.
Павел её очень интересовал. Она была готова разобрать его, четвертовать это тело, как в детстве она четвертовала особенно вредных кукол.
Клавдия была рядом. Она, молча, подносила своей хозяйке новые блюда. Обычно Поликсена наедалась утром на весь день. Пользуясь приятной незаполненностью желудка.
«О нашей свадьбе станут писать газеты!»
Она даже была рада этой странной, но такой желанной шумихе. Была рада подавать повод для сплетен и зависти – так, наверное, радовался Слон, когда на него лаяла назойливая Моська.
 
Аркадий Иванович в сотый раз перепроверил всё – билеты на четверговый поезд «Москва-Ницца», заказ на номер в столичном отеле – перед поездкой во Францию молодым не мешало бы, познать друг дружку на шёлковых простынях одного из столичных отелей, расположенного вблизи Белорусского вокзала
Утром, девятого июля ей предстояло отправиться на поезде на юг Франции. Довольно комфортное купе на двоих было уже оплачено, предстояло прибыть в Ниццу в субботу, а в воскресение вступить на борт шикарного судна «Принцесса Океанов»
Эта белоснежная громадина должна была доставить её с запада на восток – из шумной и говорливой Франции  в молчаливую и сосредоточенную на своём внутреннем мире Индию. Поликсене не мешало побыть какое-то время голой научиться не стыдиться ни своего тела, ни своих мыслей, и привыкнуть видеть своего мужа без прикрас.
В сущности, не этим ли самым занимаются все невесты, пускай даже их мужья одеты. В сущности, цивилизация это большой маскарад, где все чураются наготы, словно бы безымянности и безвестности.
Для Поликсены игра в Еву была необходима. Она бы научилась бы принимать себя такой, каковой она и является – милой красивой двадцатипятилетней девушкой, сродни своему незадачливому жениху.
Женитьба дочери напомнила Аркадию Ивановичу случку дорогой и породистой собаки. Она мола бы принести прибыль, и могла бы нанести урон. Он слишком долго оберегал дочь от нежелательных кавалеров. Но так поступать вечно было невозможно.
Дочь жаждала этого так долго откладываемого «экзамена». Ей не терпелось стать кем-то более значимым. Чем просто милая студентка. Для женщины замужество сродни превращению безвестной пешки в ферзя. Правда, со временем они понимают, что всё равно остались всё теми же пешками.
Примером для Аркадия могла бы служить Виолетта. В последнее время эта вздорная и неумная женщина ревновала дочь к мужу. Ей казалось, что Поликсена ведёт с себя с отцом неподаьающе – её уединения с ним полны недосказанности – и к тому же ей слишком мало лет, чтобы понять страдания своей стареющей и уже давно подурневшей матери.
Виолетта мечтала только об одном страстных и ни к чему особенно нео бязываюших телодвижениях Плебеи называли это любовью, а она предпочитала называть всё это кратким латинским словом.
Аркадий Иванович удачно откупился от неё. Виолетта уползла обратно в Рублёвск. Так сытая и умиротворенная змея уползает под корягу до следующего завтрака.
 
Поликсена также была сыта и довольна. Ужас перед грядущим замужеством и неизбежным, словно бы потеря девственности застольем её немного мучил. Отец выбрал довольно стильный отель т ресторан, им предстояло провести там ночь, а утром отправиться в далёкое и довольно забавное путешествие.
Было бы забавно поехать на море, на поезде. Сам отец был не прочь присоединиться к ней, но его шикарная яхта стояла на приколе в Новороссийске. Они до сих пор не решался совершать столь длительные круизы, да и плыть на небольшой яхте по океану было слишком страшно.
«Принцесса  Океанов» казался более приемлемым вариантом. Они там будут вместе со всеми – прекрасные и равные, ферзи решили вспомнить молодость и сыграть роль пешек, отказавшись от своих шикарных костюмов, драгоценностей и прочего и быть равными и свободными на этом островке Рвя.
Поликсене не терпелось поиграть в Еву. Она вдруг подумала, что зря загонялась по пустякам, что такая желанная нагота была так доступна, стоило ей не думать о своём телосложении и количестве средств на кредитке.
Быть голой и свободной. Но для того чтобы разыгрывать из себя дикарку не стоило учиться в Университете, и корпеть над магистерской работой. Не стоило и вообще учиться читать и писать. Она вдруг подумала, как счастливы те, в чьём мозгу нет иссушающего груза ненужных знаний, на кого не давит, словно бы многотонный столб история всего мира.
Секс, бананы и солнце. Она вдруг подумала, что если бы люди просто плодились, как обезьяны у них было бы меньше проблем. Никто бы не стал изобретать ядерную бомбу, не стал бы разрушать свой такой хрупкий Эдем.
Размышляя о судьбах мира и человечества, она не забывала и о своей радости – ощущение лёгкой опьяненности не проходило, напротив оно усиливалось с каждым радостным вскриком, срывающимся с её языка.
Она вдруг подумала, что хорошо бы устроить по-настоящему нудистскую свадьбу. Что одной фаты достаточно, чтобы все поняли – она и есть невеста. А красивое белое платье давно стало анахронизмом, словно бы яркая обёртка на подарке.
Клавдия раздумывала над серьёзной проблемой. В багаже у новобрачной должно было быть всё необходимое. Но что может понадобиться обнаженной женщине на океанских просторах?!
Самой Клавдии было неловко представлять Поликсену раздетой. Словно бы она подглядывала за ней, подобно хулиганистому камчадалу, вертящемуся возле окон бани. Эта девушка балансировала между развратом и святостью. Она выглядела то как настоящий – пускай даже и бескрылый  - ангел, а то внезапно обращалась в мерзкого похотливого бесёнка.
Клавдия удивлялась этому. Сама она давно уже переболела похотью. И теперь относилась к этим телесным страданиям с лёгким презрением.
Теперь наверняка Поликсена пыталась вжиться в роль культурной псевдодикарки. Ей нравилась эта временная нагота, так обожора месчтает о паре дней разгрузочного голодания, но не готов, совсем не готов сносить настоящий, ан е искусственный голод.
Сама Клавдия начинла тяготиться этим домом. Но вернуться домой к родителям ей было стыдно. Она стыдилась показатться им слишком навязчивой бездельницей, норовящей вновь оседлать их шеи.
Поликсене нравилось гарцевать на шее отца. Аркадий Иванович был ещё слишком молод для дедовства. Он ещё не успел насладиться жизнью, особенно сейчас, когда уладил дела с матерью Поликсены.
То, что эта женщина живёт в пригороде Рублёвска слегка напрягало Клавдию. Она не желала бы встретиться случайно с ней – хотя вовсе не собиралась ехать на окраину города за продуктами.
 
Мишель Круазье был готов к свиданию с русской столицей. Он онимал, что лишь мельком увидит этот город или же его роскошное подземелье, а потом в другом поезде отправится в свой вояж по российским просторам.
Он уже жалел, что не дал себе маленькой передышки, что вовсе не стоит подражать Филиесу Фоггу – он же не спешит и может вдоволь налюбоваться городскими чужесами.
- Нет, нет – Сталинград важнее… - мысленно говорил он принаряживаясь перед главным свиданием в жизни.
Его чемодан был достаточно лёгок, чтобы не создавать ему проблем. Между поездами было окно меньше часа. И он долен был вовремя оказаться на перроне Павелецкого вокзала. Он не мог опаздать.
Назад в Париж он вылетал 12 июля. Дабы успеть ко Дню взятия Бастилии, посмотреть на парад и вернуться в свой Брест с чувством выполненного долга.
Больше всего ему не хотелось разбираться в чужих проблемах. Его предку не так везло прадед Эркюль всегда натыкался на новое преступление, словно бы собака на кость.
Он же не любил разбираться в проблемах  этой страны, лучше было смотреть на всё отстраненно, не заморачиваясь с чужими проблемами.
 
Выйдя из вагона, Мищаль Круазье зашагал к зданию вокзала. Как хорошо, что ему нет необходимости думать о таможенном досмотре, он прошёл его ещё в том удивительном городе – полном тёзке его родного города.
Выйдя на площадь, он ожидал увидеть длинную фигуру старика в поношенном плаще, но вместо неё увидал всего личь слегка испорченный московский воздух, точно такой же каким он был и в Париже.
- C’ est la vie! – сорвалось с его губ, но он старательно отогнал от себя ненужную скорбь.
Ему подсказали, как дойти до стоянки такси. Там он отыскал свободное авто и уже через пару минут катил по направлению к новому вокзалу.
Водитель, что вёз его, не был слишком словоохотлив. Он обещал уложиться в четверть часа, тем более что Садовое кольцо было почти пустынным в это время.
- А вы, значит из Франции. И куда же теперь?
- В Волгоград ,- стараясь не слишком грассировать, произнёс Круазье.
Он уже забыл о пропавшем без вести каменном старике. В сущности, это право руссках миловать и казнить своих писателей. Но какон-то странное чувство грызло его. Он боялся, что и в Волгограде не увидит знаменитой женщины с мечом – достойной противницы факелоносной Свободе.
В  сущности. Это их право сносить свои памятники. Он часто видел милого улыбчивого господина, похожего на Александра Благословенного, видел и невольно завидовал русским – всё в их истории повторялось, всё имело прецедент. Даже то, что он сейчас мчится по Садовому кольцу весьма символично.
До отправления поезда оставалось десять минут. Он вышел из машины подхватил свой чемодан и зашагал по направлению к перрону.
Поезд прибывал в любимый город его отца рано утром. Мишель забронировал себе номер, он давно задумал эту познавательную поездку, задумал и теперь радовался, чувствуя себя вновь нужным и себе и миру.
 
Поезд, в который он сел за четыре минуты до отправления, мерно катил на юг.
В двухместном купе было не так роскошно, как в купе люкс парижского экспресса, но Круазье был рад и такому коморту. Наверняка в других вагонах удобств было меньше.
В купе он был не один, у него был попутчик мужчина лет сорока пяти. Он довольно с большим интересом вглядывался в прносящиеся ммо загородные домишки.  Круазье улыбнулся:
- Ces maisons, ils sont étranges. Ce que c'est?
- C'est la maison de campagne.
-Qu'est-ce que la maison de campagne?
- C'est une petite maison de campagne, quelque chose comme des bungalows[1]
Круазье рассмеялся. Ему понравилась эта странная старательностьречи русского человека, словно бы тот сдавал экзамен.
- - Vous êtes très intelligemment parler français. Où avez-Vous appris la langue?
- Je l'ai étudié à l'école, à l'université de[2]
Попутчик глубоко вздохнул.
- Я никогда не думал, что мне придётся говорить с кем-нибудь по-французски. А вы говорите по-русски.
- Немного. Мой отец любил русских. Поэтому я еду в Волгоград.
- Ваш отец был солдат?
- Нет, Не солдат. Он был, был партизан. Был борец движения Сопротивления.
- И он убивал немцев? – говоря то по-французски, то по-русски спрашивал этот мужчина.
Вдруг замолчал и даже слегка покраснел.
- Простите, что я не представился. Я инженер  Андрей Быковский, возвращаюсь в Волгоград к семье. А вы. Вы наверное едете сюда по путёвке?
-  Мишель Круазье. Я бывший полицейский. Работаю частным детективом
- Как Пуаро?
Мишель Круазье вежливо улыбнулся. Русские всегда первым делом вспоминали о его прадеде
Нет, я просто забронировал отель. И буду там жить до воскресения. А потом полечу обратно во Францию.
- Хотите успеть на свой праздник? День взятия Бастилии.
- Ну, да… Возможно, если в мире не случится большой беды, я ещё раз приеду в Россию.
Он не лукавил, когда говорил это. Инженер Быковский был вполне доволен жизнью. За годы работы он сумел скопить некоторый капитал и теперь подумывал о покупке полноценной, вполне комфортабельной квартиры – для свокей семьи. Он даже присмотрел довольно неплохой строящийся дом – тот напомнил нму дом знаменитого частного сыщика – правда его будущий дом носил фамилию известного живописца конца позапрошлого века.
Быковский молчал. Он вдург подумал, что соседство с французом весьма примечательно. Он действительно, слишком долго не упражнялся во французском языке.
Ближе к вечеру они отправились в вагон-ресторан. Там на первое им подали борщ, на второе гречневую кашу с шампиньонами, а на третье чай с оладьями.
- Завтрак а ля рюс. Тут вам не подадут утки с апельсинами или фуагра.
- Прекрасная еда. Очень питательно. Русские умеют готовить.
Круазье бросил краткий взгляд за вагонное стекло.
Он поражался эти просторам. Словно бы русские сняли для себя целый дворец, они не знали, что делать с пустыми комнатами, а они - французы - ютились в своём крошечном домишке.
За окном пейзажи сменяли друг друга. Так почти одинаковые кадры фильма набегают друг на друга,ю и не сразу можно уловить едва заметное движение. Круазье довольно скоро почувствовал лёгкое желание соснуть. Он подозвал официанта и потребовал счёт.
Быковский потянулся за  бумажником.
- Нет, нет… Я угощаю, – успокоил его Круазье.
Он протянул официантке требуемую сумму и улыбнулся.
 
Быковский вернулся в купе минут через пятнадцать. Круазье уже лежал под одеялом и размышлял о том, как его встретит знаменитый героический город. Он вдруг подумал, как легко выпасть из привычной обстановки. Особенно здесь, где человеческие мысли так остры.
Андрей показался ем совершенно обыкновенным человеком. Вероятно, таковы все русские, они слишком серьёзны и всегда настороже, словно бы сурикаты. Их нельзя захватить врасплох, они всегда предполагают худшее и – увы! – часто оказываются правы.
Проходя по вагону, он заметил  в окне небольшое станционное здание. Оно было жёлтым с двумя фронтонами по двум сторонам – милое в своей провинциальности.
- Это Мичуринск. Мичуринск Воронежский, - проговорила  проводница.
- А почему? А понимаю. Это область. Воронежская область, да.
- Да, а город наван в честь большого учёного. Мичурин. Он был селекционером.
Круазье веждиво улыбнулся. Он иногда уставал от своего внужденного полиглотства, устал хонгдировать языками, словно бы цирковой артист – шариками.
Поезд задержался тут недолго. Он снова лёрнул и покатил дальше, приближая его к загадочному и непобедимому городу.
 
 
 

[1] - Эти дома такие странные7
- Это загородные дома
= Какие загородные дома?
- Это маленькие загородные дома, что-то вроде бунгало
 
[2]  Вы очень бойко говорите по-французски. Где вы изучали язык?
Я изучал его в школе, в университете

 

Медовый плен. Глава первая

Медовый плен. Глава третья