ГлавнаяПрозаКрупные формыРоманы → Георгий (дорога к себе) 3 книга 3 глава

Георгий (дорога к себе) 3 книга 3 глава

3.          Клер
 
 
Рассвело. Океан умолк. Он устал. Он устал петь и плясать. Теперь ему хотелось тишины и покоя. Он мечтал напитать свои остывшие воды  солнечным теплом, выкрасить их в синий цвет солнечным светом. Он хотел подарить свет и тепло тем, кто наполняет его могучее тело жизнью: огромным серым китам и серебрящимся косякам, сплетенным из рыбьей мелюзги; прозрачным медузам и алым кораллам; медлительным крабам, выползающим из-под камней и ярким морским звездам, перекатывающимся по желтому песку. Он хотел их всех успокоить, объяснить, что им нечего бояться, пока он укрывает их в своих глубинах.
- Зачем тебе это нужно? – презрительно бросил Георг, отворачиваясь от окна.
Он не любил такие ночи, как эта, когда его прошлая жизнь настойчиво вставала перед глазами. Его устраивало лишь то, что происходит с ним сейчас. Во многом своим благополучием он был обязан Мартину. Именно он научил мозг Георга трудиться, не отвлекаясь на всякую ерунду. Опытный наставник безошибочно улавливал перспективы, в сторону которых требовалось продвигаться. Он натаскал чутье Георга, как хорошую ищейку, благодаря чему позже оно уже само бежало туда, где только вспыхивала первая искра, а уже потом, когда Георг становился хозяином положения, разгоралось пламя, в огне которого выплавлялись золотые дэкальто.
Вместе они начали многое, но главное, из того, что угадал  Мартин, и то, что давало опору сегодня, из чего был выкован незыблемый базис богатства Георга, была земля. Всю свободную прибыль они направляли на покупку земель. Многие потом съела пустыня, большую часть, но зато те, что остались, превратились даже не в золото - в платину. Сейчас Георг владел самыми лучшими кусками земли, всеми природными жемчужинами планеты.
Георгу принадлежало огромное количество предприятий, его капитал был вложен во все ключевые проекты государства. Но все это было временным, и только земля казалась вечной. Правда, в последнее время все стало по-другому - жизнь начинала меняться так же быстро, как погода. К примеру, еще недавно его поисковая система в Интернете приносила весьма ощутимые доходы, но Президент установил такой мощный контроль над информационными потоками, так жестко контролировалось каждое произносимое слово, что люди стали уходить из виртуальных пространств. Они вообще теряли свою общность, распадаясь на маленькие, ко всему безразличные группы. Литература, музыка, кинематограф…, они еще не пропали, но, глядя на то, во что они превратились, Георг постеснялся бы называть их такими красивыми именами. Где-то внизу, как на океанском дне, укрытом непроницаемой толщей стремлений человечества к материальным благам, кто-то еще пытался кричать о человеческой душе. Но этим звукам с огромным трудом лишь изредка удавалось всплывать на поверхность жизни.
- Канатэль, до десяти часов я буду спать, а потом уеду в администрацию Президента. Меня ни для кого нет, кроме него, - бросил Георг на ходу и захлопнул дверь в спальню.
Он быстро провалился в сон, но ровно через два часа открыл глаза. На стене, напротив, висела большая фотография новой яхты, обрамленная в белый багет. «Упустил такую возможность, - с досадой вспомнил он о вчерашнем вечере, - когда теперь появится время»? Георг подошел к окну и посмотрел на яхту, дремавшую на мелкой океанской волне. Будто ничего не было этой ночью: ни страшных волн, ни страшных громовых раскатов, ни страшных воспоминаний… Впрочем, так же спокойна была его душа.
 Встреча с Президентом намечалась на двенадцать часов, но Георг выехал в начале одиннадцатого, имея с приличный запас времени. Территория его поместья выросла из небольшого сада Мозэ. Она разрасталась постепенно, медленно опускаясь к океану до тех пор, пока не растворила свою восточную границу в его соленой волне. Дорога круто поднималась вверх, в сторону Монашьей горы. Мощный автомобиль быстро домчал Георга к воротам, которые находились как раз в том самом месте, где когда-то была кованая калитка, впустившая Георга в новый мир. Теперь здесь стоял высокий каменный забор, напичканный огромным количеством камер видеонаблюдения и прочими охранными устройствами. Здесь же оставался нетронутым старый дом Мозэ, огороженный вместе с примыкающей к нему территорией, легким сетчатым забором, отливающим блеском стали. Мало кто из слуг, открыв сложный, механизм мог подойти к этому дому.
Теперь здесь обитали «тени» - жизнь уже давно забыла про этих людей, вынесла их за скобки своего суетного повествования, но так получилось, что именно Георг не позволил поставить точку в конце этого короткого предложения.
Он сам  заходил в этот дом чаще по необходимости, но иногда что-то непонятное тянуло его сюда, и тогда он закрывал дверь в библиотеку и, стараясь ни о чем не думать, медленно смахивал пыль с многочисленных томов, непонятно для чего хранящих всеми уже забытый опыт чужих ему людей.
- Наверное, ты зря старалась, Мозэ, - подумал Георг, - что-то нет нужды в твоих накоплениях.
В высоком небе закричала большая белая чайка. Она кричала так отчаянно, будто была с ним очень не согласна.
- А, это ты, Мозэ-чайка! Ну, здравствуй, - улыбнулся он птице.
Он часто видел на небе обеих своих матерей. Одну он представлял белой чайкой, парящей над океаном, другая изредка выглядывала из белых облаков, посылая ему постоянно ускользающую улыбку. Мартина он не чувствовал ни в чем. Словно жизнь, забрав его в свою неизвестность, не оставила ничего подходящего, в чем просматривалась бы его сущность. Несколько раз Георг сам попытался придумать для него образ, но каждый раз чья-то незримая рука старательно замазывала портрет черной краской.
Георг выехал за территорию усадьбы и повернул налево, в сторону храмовой площади. Тяжелые ворота тут же надежно спрятали его мир. Возле площади дорогу преградила большая группа молодых людей. Впереди уже остановилось с десяток машин, а сзади сигналил какой-то нетерпеливый автомобилист. Георг набрал номер телефона начальника полиции и сообщил о беспорядках.
- Извините за нерасторопность, - угодливо залебезили в трубке, - наши машины выезжают с минуты на минуту. Еще раз извините за причиненные неудобства.
«Значит, они будут минут через десять, - подумал Георг, - Не страшно, успеваю».
В запасе оставалось достаточно времени. Резиденция  Президента находилась в получасе езды отсюда. В этот город ее перенесли относительно недавно, после того, как пустыня вплотную подступила к столице. По этому случаю Георг уступил принадлежащий ему старинный замок, высеченный в основании Монашьей горы, на окраине города.
Для него это не было большой потерей. Когда-то они с Мартином очень выгодно купили этот замок в качестве неплохого вложения капитала. Жить там самому Георгу не хотелось - замок был чем-то неприятен. Возможно, что это ощущение возникало из-за большого количества тюремных казематов, вырубленных глубоко в горных породах. К тому же современные высотки закрывали вид на океан. «Наверное, господин Президент не очень любит океан», - подумал тогда Георг.
«Интересно, а что он вообще любит?» - подумал Георг сейчас.
Президент оставался абсолютной загадкой для всех, и даже для него. Еще недавно кое-кто предпринимал тщетные попытки проникнуть в его личную жизнь, были даже такие, кто решался предъявлять политические претензии, но их становилось все меньше. Бесследно исчезали ретивые журналисты, на больничных койках оказывались несговорчивые политики, да и людская молва постепенно угасала, обработанная тотальной пропагандой и напуганная перспективами безоблачного счастья на туманных островах. Оставалась совсем небольшая кучка людей, которые еще пытались чего-то добиться, хотя было совершенно непонятно, чем им мешает такой на редкость заботливый правитель.
Думать дальше о нем не захотелось, и Георг, вышел из машины.  Толпа митингующих в основном состояла из молодых людей, хотя было  несколько девушек. Почти сразу его внимание  привлекла одна из них. Сначала она напомнила ему Мозэ, но потом он понял, что ошибся. Девушка была среднего роста, на узких бедрах ладно сидели белые джинсы,  белая футболка обтянула небольшую высокую грудь. Ее лицо с правильными тонкими чертами было приятным. Совершенно необычным был цвет ее волос, собранных в длинный хвост. Неожиданно заколка раскололась, и по спине растеклось светло-пепельное золото. Может быть от того, что на лице незнакомки не было косметики, Георг решил, что это собственный цвет ее волос. 
Девушка держала в руках транспарант, на котором красными печатными буквами было написано: «Люди, вспомните про Бога, иначе когда-нибудь Он забудет про вас». Виднелись и другие надписи религиозного содержания, но больше было плакатов с призывами рассказать правду про острова Счастья, и требованиями обеспечить всех работой.
Возле нее постоянно крутился невысокий худощавый паренек, черноволосый и симпатичный. Несколько раз она ему улыбнулась. Почему-то Георгу это не понравилось. Сначала он не придал этим ощущениям значения, но в следующий раз, когда они снова напомнили о себе, то показались ему весьма неприятными. Он уже хотел про все забыть и вернуться в машину, когда громко завыла полицейская сирена, и митингующие бросились в разные стороны. Парень выхватил у девушки транспарант и позвал ее за собой, но в последний момент она передумала и совершила странный маневр: она ринулась навстречу полицейским машинам, несущимся к площади по встречной полосе. Впрочем, маневр оказался весьма неплохим, потому что полицейские, выскочившие из своих автомобилей, оказались далеко у нее за спиной. И все бы закончилось хорошо, если бы один из них не догадался обернуться.
- Стой! – прокричал он ей вслед и, видя, что она не собирается останавливаться, бросился вдогонку.
Георг не смог бы объяснить, почему так поступил. Он быстро распахнул переднюю дверь своей машины и, со словами: «Быстрее, сейчас поедем», запихнул девушку в салон. Сам же бросился на водительское сидение, и автомобиль мгновенно тронулся с места. Они стремительно пролетели мимо удивленного полицейского и рассмеялись. Георг повернулся в ее сторону, и на секунду они встретились взглядами. Ах, вот оно что – в ее серых глазах светилось то же детское озорство и та же непокорность, что у Мозэ. Правда, рассмотрев ее вблизи, он понял, что она несколько старше, чем он предполагал.
- Товарищей твоих в участок заберут, - сказал Георг.
- Всех не поймают, да и выпустят их суток через пять. Нас никто не воспринимает всерьез, даже правительство, - с горечью добавила она.
- А ты хотела бы, чтобы вас всерьез упрятали за решетку?
- Я всерьез хочу помочь людям  и ради этого готова на многое. А правительство поступает, в общем-то, умно - они делают вид, что нас просто нет, и люди начинают думать то же самое. А мы есть, мы – сила, и мы это докажем.
- Тебя зовут-то как, спасительница? – весело спросил Георг.
- Клер.
Все это время, пока Клер отвечала на вопросы, она смотрела перед собой на дорогу, и только теперь снова повернула к нему свое лицо. Он уже хотел произнести свое имя, но не успел.
 - Ты Ихтэмгольдц… –  опередила она.
Он улыбнулся и согласно кивнул головой.
- Останови машину, мне не нужна помощь от тебя.
- Легко, тем более что помощь как бы состоялась.
Он остановил машину у обочины, она дернула ручку, но дверь не открылась. Клер снова повернула голову и посмотрела ему в глаза.
- Хочу получить ответ на несколько вопросов, - объяснил Георг. - Вообще-то мне нужен только один исчерпывающий ответ, но чувствую, что так не получится.
- Спрашивай, - перебила его Клер.
- Почему? – и он снова улыбнулся.
- Потому что ты сволочь и подонок.
- Вот видишь, я был прав. Итак, второй вопрос: почему? – Георг обнаружил, что все это время он не перестает улыбаться. Она очень нравилась ему и своей пацанской дерзостью, и даже тем, что обращалась к нему на «ты», без скидок на его возраст и положение. «Как к своему», - подумал он, но почувствовал, что определение не прилепилось.
- Твоя деятельность преступна.
- Уже конкретнее. Но скажи, я нарушаю закон?
- Да! – убежденно заявила Клер.
- Какие его пункты конкретно?
- Все! Ты нарушаешь все десять заповедей Закона, данного Творцом! Открой дверь. Других ответов дать не смогу.
Что-то тихо щелкнуло, Клер надавила на ручку, выскользнула из машины и быстро пошла по тротуару, а Георг еще несколько минут сидел неподвижно. Он думал. Точнее, он пытался почувствовать что-то незнакомое, возникшее у него внутри. Понять это было невозможно, потому что до него доносились лишь звуки отчаянной борьбы его равнодушия с чем-то необъяснимым.
Георг посмотрел на часы – времени оставалось в обрез.
Через час он уже не вспоминал ни о сероглазой незнакомке, ни о собственном странном поведении. Сегодня господин Президент был любезен, как никогда. Они конструктивно разрешили все возникшие проблемы, и в завершении встречи Президент предложил совместный обед. Беседа завязалась легко, она касалась ни к чему не обязывающих тем, и только в конце приняла не совсем обычный оборот. Наверное, сегодня для Георга был не самый удачный день, потому что он снова поступил необдуманно: он задал вопрос, о котором потом пожалел:
- Извините, господин Президент, - сказал он, - Вы упомянули об островах Счастья, но только одно это название с некоторых пор вызывает у людей сильную тревогу. Это нехорошее, неправильное настроение. Оно нам невыгодно. Может быть, стоит устроить несколько показательных экскурсий, сделать красивую рекламу с ярким видеорядом? Одним словом, объяснить людям, что там хорошо.
- Там не хорошо, господин Георг, там спокойно. Там нет проблем, но  людям, находящимся рядом с нами, видеть это неполезно.
- Как такое может быть?
- Разные жизненные мотивации у живущих здесь и там, - пожал плечами Президент, - и, как результат, разные конечные потребности. Отсюда все увидится несколько иначе, не совсем так, как это есть на самом деле.
- А как вы отнесетесь к тому, что я лично слетаю на один из островов?
- Зачем вам эти проблемы? Достаточно того, что этот груз я взвалил на себя. Я одинок, и счастье этого народа для меня так же важно, как было бы важно счастье моего ребенка.
- Я тоже одинок…
- А эту проблему можно поправить. Вы знаете, у меня есть сестра. Сводная. Она прехорошенькая, отлично воспитана, и совершенно непубличная девушка. Правда, у нее есть маленький недостаток – ей уже исполнилось тридцать два года, но зато из нее вылеплена абсолютно идеальная жена. А потом, вы же не откажетесь стать близким родственником Президента?
- Это очень лестное предложение, но я думаю, что мне еще рано задумываться о семье, - улыбнулся Георг, - наверное, в этом мы с вами похожи.
- У меня другое, - улыбка Президента получилась не очень веселой, - я не хочу сделать женщину несчастной. У меня не может быть детей - так решила Вечность.
Последние слова Георга немного удивили:
- Это звучит как-то… неожиданно. Вы верите в Бога?
- Ни один разумный человек не сможет доказать, что Его нет.
- Тогда почему вы закрываете храмы, почему не проводите политику, усиливающую у людей религиозные настроения?
- Во-первых, я не сказал, что верю в то, что Он есть, - теперь в его глазах вспыхнули озорные искры, но только на короткий миг, и глаза тут же потухли печалью. – А во-вторых, грядут тяжелые времена, и у людей должен быть только один авторитет. И этим авторитетом буду я! Не бойтесь за меня, господин Георг, если Бог есть, то Он меня поймет. Он ведь любовь, не правда ли? Ну, так как насчет моей сестры Элиз?
- Я подумаю, я надеюсь, что это не приказ? – Георг снова улыбнулся, но по телу пробежал неприятный холодок.
- Конечно, нет – деловое предложение.
- Благодарю вас, господин Президент, но деловые предложения я привык обдумывать.
Президент одобрительно качнул головой.
 Всю дорогу мысли Георга не могли прийти в свое привычное уравновешенное состояние - его сильно напрягло это «деловое предложение». А еще зачем-то вспомнилась Клер и ее необыкновенная улыбка, которая очень мешала ему сосредоточиться.
Дома, в привычной обстановке, стало немного спокойнее.
- Вас ожидает господин Ховрад, - с порога объявила Канатэль.
- Этот как раз кстати, - откликнулся Георг, - зови.
- Добрый день, господин Георг, - лицо помощника было чем-то озабочено, - у нас небольшие про…
- Мне нужна Библия. Ты можешь достать мне Библию? – перебил его Георг.
- Да…, - ответил Ховрад.
- Привези.
- Древнюю рукопись, или современный перевод?
Георг неуверенно пожал плечами:
- И… то, и другое.  
- Теперь вы позволите обсудить с вами возникшие проблемы?
- Разумеется.
Когда все было обговорено, и помощник уехал,  на пороге снова возникла Канатэль.
- Обед уже заждался, - произнесла она несколько сердито.
В глубине дома, в его рабочем кабинете, большие напольные часы из коллекции отца Мартина пробили пять.
- Иду, - согласился Георг, - только давай назовем это ужином.
Сытый желудок положительно повлиял на работу мозга - Георг вспомнил, что Библия была в библиотеке Мозэ, и решил отправиться туда.
 Ему нравилась крутая дорога вверх к ее дому, и когда позволяло время, он с удовольствием преодолевал этот путь пешком. Сегодня времени было мало, и он решил воспользоваться автомобилем. Там, в этом старом доме жили четверо мужчин, четверо гениев, которых не приняла, не оценила и выбросила из себя жизнь, но которых теперь очень высоко ценил он сам. Они жили здесь вполне самодостаточно, исполняя его щекотливые поручения, получая взамен еду и некоторые жизненные удовольствия, главным из которых были наркотики.
Президент уже давно запретил и наркотики, и табак, а недавно официально прозвучало о его намерении в ближайшее время ввести запрет на алкоголь. Георг не до конца разделял столь жесткую позицию. По своему прежнему опыту он хорошо знал, что такое пьянство, но его сегодняшний опыт подсказывал, что в определенных дозах это помогает людям восстанавливать силы, равновесие нервной системы. А сейчас, когда человек остался со своими проблемами один на один, когда последней надеждой на спасение стали далекие острова, когда количество самоубийств принимает планетарный масштаб, может быть человеку все-таки нужна малая капля неправильного счастья? Может, тезис Президента о том, что не брать в руки стакан всегда легче, чем остановиться после первого глотка, и справедлив, но справедливо не значит гуманно. А что правильнее? Как найти разумную середину, золотое сечение жизни?
Георг остановил автомобиль и приложил к запирающему устройству, вмонтированному в сетчатую калитку, электронный ключ. На пороге дома стоял Асхат. Его худое тело опиралось о стену дома, а по лицу блуждала немного странная улыбка. «Что ж, состояние вполне вменяемое, - подумал Георг, - разговор может получиться».
- Я в библиотеку, - сказал он, - а ты попробуй отыскать в информацию об одном человеке. Сегодня на Храмовой площади был митинг каких-то активистов - среди них была девушка. Зовут Клер, среднего роста, русоволосая. В новостях вряд ли что покажут, надеюсь только на тебя.
- Не вопрос, - ответил Асхат и первым вошел в дом.
Георг просматривал корешки книг, и мысли снова вернулись в прошлое. Асхат и Рук - это была еще одна непрочитанная за последние сутки страница из книги его жизни. «Когда же это, наконец, закончится?» – с досадой подумал Георг, но перелистывать страницу не стал.
                                       …   
Их знакомство случилось ровно через год после того, как Мартин вывел Георга «в люди». Теперь юноша ходил в обычную школу, и стало возможным общение в социальных сетях. Там у него быстро появилась целая куча собеседников, но постепенно интерес к ним пропал, и остались только эти двое. Они могли часами философствовать на разные темы, и были единственными, с кем Георгу  было по-настоящему интересно. А еще через год совершенно случайно выяснилось, что все они учатся в одной школе, только Асхат в параллельном классе, а Рук годом старше. Потом они долго удивлялись тому, что целый год их интересовало все, кроме подробностей собственной жизни, и только Георг понимал, что он никогда не лез ни в душу, ни в чужую жизнь по принципиальным соображениям.
В отличие от товарищей, Георг не испытывал ним к братской привязанности, ему было просто интересно, а еще он странным образом чувствовал неслучайность их отношений. Пожалуй, единственное, что их роднило, была одна и та же группа крови по гениальности. Уже тогда она заставляла их разум гореть отличным от остальных учеников школы светом, после окончания которой все они легко поступили в университет: Рук годом раньше на медицинский факультет, Асхат увлекся программированием, а Георг стал одновременно осваивать экономику и юриспруденцию. Эти четыре года учебы остались в его памяти самыми бесшабашными и, как любил повторять Мартин, неконструктивными. Но почему-то воспоминания о них вызывали в душе Георга что-то удивительное, с чем не хотелось быстро прощаться.
Они все тогда делали впервые: впервые узнали, какое оно, тепло девичьих объятий, ощутили горький вкус сигарет, захлебнулись свободой хмельного веселья, а на третьем курсе Асхат предложил попробовать маленькие белые таблетки. Сигареты Георг несколько раз выкуривал, но привычка эта не прижилась, а вот про наркотики понял с первого раза - это совсем не то счастье, которое бы он хотел испытать.
 После окончания университета их пути быстро разошлись. Ребята еще какое-то время пытались поддерживать с ним отношения, но Мартин взял Георга в такой оборот, что стало совсем не до друзей, к тому же, первые головокружительные успехи в бизнесе резко переключили его внимание на серьезные дела.
 А восемь лет назад произошло странное событие –на улице у него заглохла машина. Это действительно было очень странно, потому что к тому времени Георг имел такие автомобили, которые права не имели ни на что, кроме как ездить, а этот заглох. По соседству находилось дешевое летнее кафе с красивым видом на океан, а день был приятно прохладным. Одним словом, судьба дарила ему чудесный шанс насладиться покоем и красотой, и Георг решил, что ничего страшного не произойдет, если он подождет техподдержку на свежем воздухе в этой забегаловке. За столиком напротив сидели трое. Поначалу Георг не обратил на них внимания, но неожиданно голоса двоих показались ему знакомыми. А вскоре он почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд.
…Как же сильно он изменился – чуть прищурив глаза, на него смотрел Асхат. Человек, сидящий к нему спиной, тоже обернулся. Все было предсказуемо – конечно, этим человеком мог быть только Рук. Третьего он не знал. Лично ему эта встреча была неинтересна, он уже давно разорвал связи с прошлым, но делать вид, что он их не узнал, было глупо. Георг приветливо кивнул головой и подошел к их столику.
- Можно? – спросил он.
 Рук снисходительно шевельнул бровями, Асхат был более доброжелателен.
- Садись, – откликнулся он, - знакомься – это Димитрий. Давно не виделись! Мы-то про тебя кое-что знаем – ты теперь парень видный, в том смысле, что на виду.
- В том смысле, что на плаву, - наконец подал голос Рук.
- А сами как? – Георг решил, что не стоит надолго затягивать  беседу.
- Идем ко дну, - с сарказмом отозвался Рук.
- Не совсем так, - поправил его Асхат, - тоже плывем, только за счастьем, ну, ты понимаешь.
- А что, с работой совсем плохо?
- Нет, с этим проблем не бывает. Мы толковые ребята, нас по любому собеседованию без испытательного срока берут, только у нас образ жизни специфический - не каждый день на работу ходим, поэтому подолгу нигде не задерживаемся. Ты-то молодец, соскочил тогда, а мы увлеклись, и ничего с этим уже не поделаешь. Ни семей не завели, ни детей…
- Опять разнылся, - оборвал его Рук, - сами свой выбор сделали – сами плоды пожинаем. У него вон тоже детей нет, он же не ноет. Ты не ноешь? – неожиданно спросил он Георга.
- Меня все устраивает. А зачем вам на острова? Что от этого изменится?
- Может, и ничего… На самом деле мы вообще думаем, что никаких островов нет, - вздохнул Асхат, - выбросят нас где-нибудь посреди океана, и точка. Короче, решили сыграть в рулетку.
- Знаешь Георг, - голос Рука неожиданно стал таким, как прежде, - жить, конечно, хочется, только хочется еще смысл в этой жизни видеть, перспективу. Другие  – не наркоманы, а чем им лучше, не их, так их детей какое будущее ждет? Вот и то-то…
- Ты так говоришь, как будто человечество находится на пороге конца света, - усмехнулся Георг. - Во все времена кто-то жил хорошо, а для кто-то конец наступал уже завтра. И ничего, как видишь, по-прежнему всюду  люди, никуда они не делись, некоторые даже улыбаются.
Он тогда еще не знал, что уже через год начнется двухлетняя война, которая уничтожит ровно половину этих самых людей.
Принимая решения, Георг привык обдумывать все до последних мелочей, но это был тот редкий случай, когда он решил положиться на интуицию. Только на интуицию, или было что-то еще, непонятно вспыхнувшее состраданием…?
 Георг чувствовал, что новый молодой Президент, будучи младше него на целых пять лет, сильно отличался от всех своих предшественников, он пришел надолго и настроен амбициозно. Георг часто задумывался над тем, как лучше выстраивать по отношению к нему линию поведения и понимал, что не только деньги в глазах Президента могут быть веским аргументом в пользу его, Георга, авторитета. У  него должна быть сила, с которой необходимо считаться. Он уже создал мощнейшую службу собственную безопасности, политической и экономической разведки, но там работали наемники, а ему нужны свои в доску люди. «Рискнуть?» – подумал он. «Или все-таки пожалеть?» - спросил кто-то внутри.
- Повременить с поисками счастья можете? – предложил Георг. -Погостите пару недель у меня. Я уже полгода, как Мартина похоронил. Старый дом свободен, сам я переехал в новый особняк на побережье. Только, если решитесь, едем прямо сейчас.
- А что? Можно, - сразу согласился Асхат и вопросительно посмотрел на Рука.
Тот только плечами пожал, но тут же добавил:
- Мы без Димитрия не пойдем – он кормилец. Тоже гений, как и мы, только по химическому профилю.
«Ты о чем? – неожиданно Георг осознал нелепость происходящего. – Зачем тебе это надо? Какое тебе дело до них? Почему ты вообще решил, что в наркотическом угаре они не растеряли последние остатки своих мозгов? Пожалел…»
«А как же Счастливый случай? Ты думаешь, что твоему благодетелю это понравится? Снова проблем захотел? Или ты уверен, что справишься сам?»
 Голоса, донесшиеся из глубин подсознания, были строгими, и мысли, которые они высказывали, звучали убедительно. Только возникло странное сомнение. Георг тщетно пытался уловить природу этого сомнения, даже не природу, скорее его оттенок. Этот внутренний диалог, он сейчас призывал забыть о чужих проблемах, или, наоборот, он заставлял о них задуматься?
«Я слишком давно не ошибался. Хочу вспомнить, как это делается», - раздраженно ответил Георг невидимым советчикам и указал своим реальным собеседникам в сторону машины, возле которой только что остановилась служба технической поддержки.
- В чем проблема? – спросил высокий парень в фирменном комбинезоне.
- Заглохла, - и Георг протянул ключи.
Механик открыл дверь, опустился на водительское сидение, нажал на кнопку стартера…
 Больше всего сейчас Георг удивлялся не тому, что машина могла заглохнуть, почему-то странным ему показалось то, что она вдруг завелась. И ответ на этот вопрос ему увиделся где-то очень далеко от той области, в которой хозяйничают привычные законы механики.
                                 …
Библия никак не попадалась. Встречались какие-то другие книги богословского содержания, хаотично распиханные между многочисленными томами чужого опыта, а ее не было. «Странно, - подумал Георг, - у Мозэ всегда был идеальный порядок. Мартин? Нет, он тоже редкий аккуратист. Неужели ребята? Странно…»
В дверь постучали, и в следующую секунду в приоткрывшуюся щель просунулась голова Асхата.
- Что смог, то нашел. Ты скоро, а то у нас по расписанию через час «кормежка»? Или поговорим уже завтра?
- Иду,- ответил Георг, и тут он увидел ее…
Прямо возле двери на уровне головы Асхата отсвечивал тусклой позолотой знакомый корешок.
…Он так ясно вспомнил эту картину: вечер, низкое кресло, книга, лежащая на широком подлокотнике, изогнутый рожок торшера ярко освещает ее раскрытые страницы. Мозэ, опирающаяся рукой на тот же подлокотник, сосредоточенно изучает содержание. Однажды, уступив ее уговорам, он тоже попытался почитать странный текст, но очень скоро решил, что не стоит тратить время на всякие пустяки.
Георг обнаружил, что держит в руках какую-то подшивку. Он уже забыл, зачем вынул ее из общего ряда. Остальные тома, стоящие на этой полке, тут же завалились набок, но времени на то, чтобы навести порядок, не было, и он положил подшивку горизонтально поверх других книг. Выходя из комнаты, Георг прихватил Библию с собой.
-  Мы садимся ужинать. Будешь с нами? – по дороге на кухню спросил Асхат.
- Только что пообедал. Могу выпить чего-нибудь, если у вас есть.
- У нас нет, мы убежденные трезвенники, - улыбнулся Асхат.
- Понятно, тогда просто так посижу. Времени у меня немного.
- А ты Георг, оказывается бедный человек, можно даже сказать – нищий. Самого главного у тебя нет, времени. И ведь что интересно, ни за какие деньги его не купишь.
Они уже вошли на кухню, где за большим круглым столом сидели Рук и Димитрий, поэтому последнюю фразу расслышали все.
- Что покупать собрался? – поинтересовался Димитрий.
- Что ему еще покупать, у него уже все есть, - хмуро пробасил Рук.
- Этого нет, - пояснил Асхат. – У него денег навалом, а у нас времени. Я пытался ему объяснить, что мы богаче. Как думаешь, Рук?
- Я думаю, что жизнь состоит из времени, - все так же хмуро отозвался бородач, и изящный деревянный стул громко заскрипел под его мощной фигурой. – Дальше пусть думает сам.
- Я думаю, - улыбнулся Георг, присаживаясь рядом. – Я думаю, что жизнь состоит из возможностей.
- А на хрена они тебе, если на них нет времени?
- В вечной жизни пригодятся. Кстати, - вспомнил Георг, глядя на Димитрия, - ты про лекарство ничего не выяснил?
- Дня через два заходи, - отозвался тот, - возможно тогда мы кое-что скажем.
- Ладно, - Георг посмотрел на часы. Массивный золотой хронометр, изготовленный в позапрошлом веке знаменитым мастером, показывал половину восьмого, - времени и вправду оставалось немного. - Что узнал? – обратился он к Асхату.
- Ее зовут Клер Витски. По образованию филолог. Двадцать семь лет. Родители четыре года назад погибли в автомобильной катастрофе. После их смерти осталось небольшое издательство. Живет на Седьмой улице, дом номер четырнадцать, квартира сто пять.
- Одна? - задавая этот вопрос, Георг отчего-то испытал некоторое волнение.
- Нет.
И снова в глубине его души зашевелилось то неприятное чувство, которое он испытал сегодня днем.
- С кем? – Георгу показалось, что вопрос прозвучал вполне равнодушно, но Рук отчего-то поднял на него удивленный взгляд
- Там еще Стас Стефанович живет, - Асхат выдержал некоторую паузу. Видимо ему тоже послышалось что-то непривычное  в голосе Георга, и он решил проверить свою догадку, но Георг промолчал, и Асхат продолжил, - и Кильда Савинова. Квартира трехкомнатная, принадлежит Клер.
- Стас Стефанович, - вспомнил Георг, - это не…
- Да, сын сенатора Стефановича, - продолжил незаконченную фразу Асхат, - точнее, его «сильная головная боль». Сначала парень наркотиками увлекся, потом вроде соскочил, но вступил в какую-то молодежную организацию, серьезно подпортив папочкину репутацию. Отец носится с ним, как с писаной торбой, но деваться-то некуда – чадо единственное.
- Тебе девочка эта зачем? – пробасил Рук, и стул под ним заскрипел совсем сердито. – Помешала, или другой интерес? - Георг промолчал, и тогда  Рук продолжил. – Она хорошая девчонка, даже по фотографии видно. Не ломай ей жизнь или после войны для тебя одной жизнью больше, одной меньше – уже неважно?
Димитрий достал из кармана брюк три ярко оранжевых пакетика и разложил их рядом с тарелками.
- Нужно еще Трифу отнести, он сегодня ужинать не выйдет.
- Что это у тебя? – заинтересовался Георг, - я такого раньше не видел.
- Новинка, – гордо улыбнулся Димитрий, - второй месяц в «меню» - результаты потрясающие. Никакого вреда организму, кроме пользы. Одна приятная расслабуха сознания.
- Ну, это кто на что время тратит, - пожал плечами Георг, - если вы свое состояние беспамятства жизнью называете, то лучше я промолчу. Хотя… мне тоже дай.
- С собой больше нет, подожди, сейчас принесу.
- Попробовать хочешь? – удивился Асхат.
- Упаси бог, - улыбнулся Георг, - но Рук же сказал, что у меня все есть. Вот теперь действительно будет все. А, кстати, - спросил он через некоторое время, - насчет Бога. Эти книги, про Него, кто в разные места по полкам распихал?
- Это я, - признался только что вернувшийся Димитрий, и протянул Георгу пакетик, - побоялся, что ты их выбросишь. Унести не решился, а так они вроде в глаза не бросаются.
 - Я Библию взял, - вспомнил Георг, почему-то извиняясь, - но скоро мне другую принесут, тогда верну.
Димитрий согласно кивнул головой. Уже на пороге Георг обернулся и, глядя Руку в глаза, с некоторой горечью в голосе произнес:
- А чтобы судить меня за войну, нужно знать о ней хоть какую-то правду. А что знаете вы? Вы, сидевшие здесь, сытые и «счастливые» в то время, когда гибли другие? Да и есть ли она, эта правда?
Лицо Рука побагровело, и он начал медленно подниматься, но у Георга не было больше ни времени, ни желания спорить, и он быстро вышел на улицу.
Время – странное состояние реальности. Только кажется, что оно поддается измерению. Это самая большая иллюзия, на которую купилось человечество. Иначе, как можно объяснить, что получасовой разговор, который произошел между Георгом и господином Президентом через неделю после того, как окончилась война, вспомнился Георгу за те несколько минут, что автомобиль мчал его обратно к особняку?
                                           …
 
- Господин Президент, - Георг был приглашен в столичный дворец впервые, после применения оружия поглощения и последующей капитуляцией вражеской коалиции. Поводом для визита явилось обсуждение финансирования торжеств по случаю победы, - мне кажется, что произошли слишком печальные события, и правильнее было бы объявить всеобщий траур.
- Нет, господин Ихтэмгольдц, народ и так слишком долго пребывал в печали и страхе, а, точнее, кошмаре и ужасе. Народ заслужил свое право на покой. Нужно сделать все, чтобы недавнее горе как можно быстрее забылось.
- Не могу согласиться, потому что постоянно испытываю  сомнения в правильности принятого тогда решения.
- Вам-то зачем угрызениями совести мучиться? Решение о применении оружия принимали не вы.
- Я принимал активное участие в финансировании проекта, я курировал многое, от чего зависело скорейшее выполнение поставленных задач, но я не ожидал, что масштаб произошедшего окажется столь катастрофичным.
- А вам бы хотелось, чтобы эти же люди еще долго мучились? Кто мог предсказать, сколько бы продлилась эта война, сколько жизней она бы унесла, и какой человеческой болью было бы все это оплачено?
- Это верно, но что помешало применить это оружие в меньших масштабах, а потом провести переговоры, принудив главы государств к перемирию.
- Люди устали жить в перемирии, им нужен мир. Им нужна сытая жизнь. Им нужен покой, наконец. Разве вы не понимаете, что счастье – это такое состояние, когда  ты знаешь, что завтра будет лучше, чем сегодня. Успокойтесь, Георг, то, что в конечном итоге ожидало человечество, даже без войны было ужасно. Люди были обречены на голод, болезни, медленное и мучительное вымирание. А теперь у нас освободилось огромное количество природных ресурсов, а благодаря войне наука и промышленность получили такой мощный импульс, что оставшиеся смогут жить в благоденствии.
- Но разве кто-то на этой планете наделен правом решать, какое количество человек необходимо иметь для счастья? –  Георг задал этот вопрос уже довольно жестко.
 И тут со своего места поднялся господин Ветэр. Он был третьим, кто в этот момент находился в кабинете. Эта была загадочная личность. Если про Президента все знали, что он сын видного политика, и печальные подробности его детства еще хранила людская память, то о Ветэре было известно только то, что он первый советник главы государства. Откуда он взялся, не знал никто. Он редко появлялся на публике, но неотступно сопровождал Президента во всех его поездках. Поговаривали, что именно он влияет на Президента, при принятии судьбоносных решений.
Это был крупный, хорошо сложенный мужчина неопределенного возраста с иссиня черными волосами и совершенно седыми глазами. Их радужка была до такой степени светлой, что казалась почти бесцветной, но Георг не мог воспринимать этот цвет как светло-серый, он воспринимал его только как седой. Глаза эти были очень неприятны еще из-за того, что черные точки зрачков, казалось, буравили насквозь, пытаясь вторгаться в такие глубины сознания, куда сам человек обычно предпочитал не заглядывать.
- Организм государства точно такой же,  как у человека. Все создано по образу и подобию, – его негромкий голос был спокоен и доброжелателен, и только странная, излишне медленная манера произносить слова, постоянно заставляла собственный организм Георга непонятным образом напрягаться, - Человек может прожить без рук, без ног, и даже без некоторых внутренних органов. Во всяком случае, все это можно заменить. Нельзя заменить только голову. Именно поэтому ей дано право принимать решение, что делать с остальными частями тела, чтобы сохранить в этом теле жизнь. Вы, и подобные вам, включая, разумеется, господина Президента, это лучшее, что есть в государстве, вы – его голова, и по этому праву вы можете принимать решения, необходимые для выживания человечества. Да, они бывают трудными, да они бывают мучительными, но какой-то счастливый случай привел вас на это исключительное место, и теперь вы должны заплатить ему за этот подарок, сделав счастливыми всех остальных людей. Поверьте, дорогой Георг, все будет хорошо. Вы просто постарайтесь не задумываться над моральными аспектами, а углубитесь в область практических дел. Это принесет вам несомненную пользу, а, как результат, сделает жизнь на планете лучше. Только представьте себе, что когда-нибудь мы устроим еще один грандиозный праздник по поводу возвращения людей с островов Счастья. Главное для нас сделать так, чтобы им было куда возвращаться. Людям не нужны великие герои, им нужны великие вожди, для того, чтобы их жизнь становилась прекраснее. Им нужен только праздник. Не волнуйтесь, господин Георг, пройдет не так много времени, а вы уже обретете и былое равновесие, и приятное успокоение. Поверьте старику, - прощаясь, он слегка наклонил голову, и вышел из кабинета.
- Я всегда присушиваюсь к его советам, - улыбнулся Президент, - я и вам предлагаю в трудную минуту опираться на его мудрость.
- Никогда не мог понять, сколько ему лет, - заметно успокоившись, спросил Георг.
- А кто его знает? – Президент улыбнулся, поняв, что накал страстей спал. – Уж точно, что не старик, просто любит напустить на себя важность. Но то, о чем я говорил, правда – и мудр, и умен и, кстати, необычайно физически силен.
                                          …
 
Это был далеко не весь разговор, о котором он сейчас вспомнил, но именно после слов господина Ветэра ему тогда стало спокойнее, а несколько недель спустя пророчество сбылось практически до конца. Не хватало последнего аккорда – праздника для всего человечества. Но с некоторых пор ждать стало легче, потому что людям подарили зыбкую надежду – объявили о появлении в скором времени лекарства, позволяющего жить вечно. Его создание держалось в строжайшей тайне, и даже Георг имел об этом далеко неполную информацию. Разумеется, в нужных структурах у него были хорошо оплачиваемые информаторы, но пока картина складывалась весьма неопределенная.
 Ребята в домике Мозе уже давно осуществляли мозговой штурм этой проблемы. Они действительно, как были, так и остались гениями, а с недавних пор Георгу начало казаться, что благодаря последним достижениям «кормильца», их мозги заработали гораздо эффективнее.
Георг прошел на веранду, сел за стол и посмотрел на океан. Солнце спряталось за горой, но он знал, что оно еще не ушло за линию горизонта. Оно написало ему об этом на небе, выкрасив золотом большие кучевые облака, плывущие на востоке. Постепенно золото напиталось бледно-розовым и, загустев, быстро угасло.
Нужно было срочно сделать некоторые неотложные  дела, но Георг почему-то не спешил. Он не помнил, чтобы когда-то позволял себе такое легкомыслие. Более того, через полчаса он позвал Канатэль:
- Принеси вина, - сказал он, а когда она уже тронула ручку двери, добавил, – и позвони Боливии. Пусть приезжает. Лучше после полуночи, часам к двум - раньше не освобожусь.
 Минут через пять служанка появилась снова. Она поставила на стол круглый поднос, взяла в руки графин и наполнила бокал янтарной жидкостью.
Как-то странно проходил этот день - Георг все время делал что-то не так. «А наплевать, - неожиданно решил он – один раз в жизни можно». Захотелось окончательно расслабиться и совершить еще какую-нибудь глупость, как будто мощная пружина, постоянно удерживаемая его волей в сжатом состоянии, попросила минутной передышки.
- Принеси еще один бокал, - приказал Георг.
Канатэль быстро вернулась обратно и поставила пустой бокал рядом с наполненным. Георг молчал и привычно смотрел на волны.
- Я могу идти? – через минуту спросила  служанка.
- Подожди… сядь…
Он налил вино во второй бокал. Канатэль продолжала стоять, и Георг понял, что она не решается принять предложение. Он и сам не очень понимал, что сейчас происходит, и почему ему вдруг стало так необходимо чье-то присутствие.
- Сядь, - повторил он.
- Становится темно, я зажгу ночники? – голос Канатэль был привычно бесстрастен.
 - Зажги...
Было действительно темно для того, чтобы он смог разглядеть выражение ее глаз. «Интересно, - подумал он, - она удивилась или нет? Голос ее не выдал. А глаза?»
Вспыхнули многочисленные маленькие светильники, вмонтированные в стены и потолок, и тут же вспыхнули янтарные искры в обоих бокалах. Георг посмотрел в ее глаза - в них отражались те же бездушные отсветы. «Поздно, - решил он, - уже взяла себя в руки». Канатэль, расценив этот взгляд, как очередное приглашение, наконец, присела.
- Догадываюсь, о чем ты сейчас думаешь, - улыбнулся Георг, - но объяснить ничего не могу. Просто захотелось… Может же такое случиться просто так, без всякой причины?
- Просто так ничего не бывает,  какая-то причина есть всегда.
- Возможно, ты права… А может, эту причину придумаешь ты?
Георг поднял свой бокал, и ожившие янтарные искры медленно закружились.
- В этом нет необходимости, - губы Канатэль тронула легкая улыбка, - сегодня день моего рождения.
Георг почти физически почувствовал удивление в своих глазах.
- Не совсем то, о чем думал я, но это уже неважно. Тогда за тебя Канатэль!
Он дождался, когда, прикоснувшись, ее бокал откликнется нежным стоном, и медленно выпил прохладный напиток. Потом он взял в рот черешню, которая была насыпана в вазу, стоящую здесь же, на подносе, хотел задать служанке еще один вопрос, но передумал и снова разлил по бокалам вино.
- Ты не против?
Она отрицательно покачала головой, и он поднял бокал:
- За твое счастье, Канатэль! И пусть оно будет подальше от тех дурацких островов. Я желаю тебе найти его здесь.
Он подумал о том, что совсем не помнит, сколько ей лет. Наверное, пятьдесят. Знал ведь когда-то… Забыл.
- Скажи, за что ты не любишь Боливию?
- Я не мужчина, чтобы ее любить, а она – не та женщина, которых любят. Она из тех, которыми пользуются.
- Тем более, - решил настоять на своем Георг.
Канатэль некоторое время колебалась, но все-таки решилась на ответ:
- Таких женщин должно быть много. Это как-то неправильно, что к вам все время приходит она.
- Она меня устраивает.
- Чтобы это понять, нужно с чем-то сравнить.
- Поверь, Канатэль, у меня богатый опыт. Вполне возможно, что есть и большие искусницы, но зачем рисковать, если качественную услугу можно получить наверняка?
Канатэль промолчала и только недовольно повела плечами.
- Скажи, а какая женщина ты? Ну, в этом смысле …
- Мне проще объяснить, как пахли дешевые креветки, которые мой отец высыпал на стол, когда пьяный возвращался из кабака. Как можно сказать о себе? О себе ты всегда знаешь не то, что думают про тебя другие. Человек и Правда редко встречаются друг с другом.
- А ты все больше удивляешь меня, не ожидал такой философской глубины. Давай еще раз за тебя! – и Георг в третий раз разлил по бокалам вино. – И все-таки, был же у тебя опыт? Наверное, кто-то говорил тебе приятные слова?
- Наверное, - произнесла служанка, когда ее бокал опустел. Произносимые ею слова уже теряли отчетливость звучания. – Конечно, был, но я заставила себя забыть.
- Опыт был горьким?
- Нормальный был опыт … Но это только мое…,  – она замолчала, а потом неожиданно спросила. -  Господину от меня что-то нужно? В этом смысле…
- Нет, - рассмеялся Георг. Он уже чувствовал, что нервное напряжение, наконец, спало, и он окончательно расслабился. Захотелось сказать еще какую-нибудь глупость. – А что, ты была бы не против?
- Я служанка, я выполняю приказы.
- Я запомню! Но и ты тоже запомни об этом.
- Об этом я не забываю никогда! О том, что служанка…
- Скоро полночь, - спохватился Георг, - а у меня еще дела на сегодня.
Он разлил остатки вина со словами:
- Ну, на дорожку опять за тебя!
Она кивнула головой, выпила, встала, удивленно посмотрела на поднос с остатками черешни и равнодушно махнула рукой:
-  Уберу завтра.
 После чего, слегка покачиваясь, двинулась по направлению к двери. Георг пошел следом за ней, но остановил ее у входа в свой кабинет.
- Подожди меня здесь! – строго сказал он.
Она снова послушно кивнула и прислонилась к стене. Минут через пять он вернулся.
- Послушай, Канатэль, я понял, что все эти годы сильно не доплачивал тебе за… философию. Я только что перевел на твою банковскую карту очень приличные деньги. Это действительно очень большая сумма и она позволит тебе как-то изменить свою жизнь. Ты даже сможешь не работать.
- Я никуда не уйду, пока сами не прогоните, - ее язык заплетался все больше.
- Тогда через год, если забуду, напомни мне про свой день – посидим.
Она  привычно качнула головой и, сильно покачивая бедрами, не очень уверенной походкой двинулась по коридору. « А у нее красивые бедра, - подумал Георг. – У нее вообще роскошная фигура…»
- Ложись спать, - сказал он ей вслед.
Она удивленно обернулась:
- Так приедет эта Боля…
- Открою ей сам. А, впрочем, лучше я отменю вызов.
В это момент он увидел в ее глазах то, чего увидеть никак не ожидал – в них была благодарность. Да, это была именно благодарность. «Вот ты и прокололась, Канатэль,  - подумал он, - ты все-таки обычный человек. Правда, помогло вино, но это уже неважно. Вот только благодарность за что? Я тоже плохо соображаю – за сон, конечно».
 Георг вернулся к компьютеру. Недавние чувства постепенно остывали, и перевод столь значительного количества денег казался теперь напрасным. Он подумал о том, что можно было бы обойтись и гораздо меньшей суммой. Однако мысль эта залетела в его голову только на короткий миг и тут же исчезла. Требовалось срочно просмотреть сегодняшние биржевые сводки, но он почему-то набрал в поисковике личные данные Канатэль. Оказалось, что сегодня ей действительно исполнилось пятьдесят, а это значит, что она была на десять лет старше. Со старых фотографий на него смотрела настоящая красавица с дьявольскими искрами в карих глазах, и он решил, что даже сегодня она выглядит не хуже многих звезд кино. «Странно, - вспомнил Георг, - я обращал внимание на ее платье, в какую прическу собраны волосы, даже равнодушие в ее глазах видел, а вот сами глаза… сегодня - будто первый раз... Я ее не то, что как женщину, как человека никогда не воспринимал. А сейчас-то что изменилось?»
Часы пробили полночь, и Георг с облегчение подумал о том, что день  необдуманных поступков, наконец, закончился. Он сосредоточился на цифрах, которые высветил экран, и через некоторое время все остальные мысли окончательно покинули его голову.
 
Три следующих дня он находился в постоянных разъездах. Кое-какие дела можно было бы решить по телефону или перепоручить их Ховраду, но каждый раз Георг убеждал себя в том, что именно это дело он обязан выполнить сам. Теперь его путь каким-то непонятным образом все время изгибался в сторону Седьмой улицы. «Странная логистика рождается в моей голове, - усмехнулся в полдень третьего дня Георг, - не пора ли остановиться?» Но именно после этих слов он присмотрелся к нумерации домов, отметив, что дом номер четырнадцать расположен в хорошем месте, недалеко от городского пляжа. Из окон, выходящих на океан, должно быть хорошо видны Черные валуны.
Вечером на веранде он пил в одиночестве вино, смотрел на большую белую луну, низко зависшую над океаном, на странную мерцающую дорогу, которую она вымостила по его зыбкой поверхности. Постепенно дорога переместилась вправо, ближе к яхте, будто специально для того, чтобы та рассмотрела направление, по которому непременно нужно отправиться в путь. Чуть дальше курсировал сторожевой катер.
- Хорошо, - вслух обратился он к яхте, - еще пару дней, и обязательно уплывем. А пока пусть тебя развлекает этот кавалер.
- Звали? – на пороге появилась Канатэль.
- Нет, это я так… - отозвался Георг.
- Только что звонила Боливия. Назначить ей время?
- Нет. На сегодня ты свободна.
Он никогда не тяготился этим вечерним одиночеством, он уже давно забыл, что такое нежность, привязанность, любовь. Память стирала эти чувства так, как она умеет стирать образы, оставляя только смутные зыбкие силуэты, лишенные ощущения реальности. Когда из его жизни ушла любовь, в сердце поселилось равнодушие. Он постоянно ощущал, что рядом с ним кружат и гораздо худшие чувства, такие, как зависть, злоба, жадность,  но они все время разбиваются о невидимый панцирь, надежно укрывающий его душу. Поэтому полновластной хозяйкой здесь оставалось только равнодушие.
Очень хотелось спать, но ровно в двенадцать нужно обязательно посмотреть биржевые сводки. Всю неделю биржи лихорадило, и он чувствовал, что наступает тот самый момент, который он всегда безошибочно угадывал. Его уже охватил предфинишный азарт. Он не боялся проиграть, проигрыш не привел бы к краху его экономическую империю, это был бы еле заметный укол в тело могучего организма. Он просто хотел лишний раз убедиться в том, что, как всегда выиграл. Убедиться в том, что  Счастливый Случай все еще стоит у него за спиной. Впрочем, именно сегодня был шанс заработать весьма приличные деньги. Стрелки на часах показывали половину двенадцатого, и было бы правильным переместиться с веранды в кабинет. «Еще совсем немного побуду здесь… - уговорил себя Георг.
Лунная дорога, наконец, добралась до яхты, и та своим изящным носом безжалостно раскалывала зыбкое сияние в мелкую искрящуюся крошку.
- Я еще ни разу не купался в этом году, - вспомнил Георг, - в чем-то Асхат прав, время действительно не купишь. Интересно, о чем бы я сейчас думал, если бы не было надежды на лекарство, дающее вечную жизнь? Сорок – приличный срок. Можно представить, что это только половина жизни, и впереди еще столько же, а возможно, что завтра не будет уже ничего. И что тогда важнее, узнать, как сыграли биржи, или проплыть по этой светящейся дороге, сколько хватит сил? Все! Завтра утром все дела – к черту! Пойду купаться, и провались все пропадом.
Вспомнилась Клер. Ее по-детски озорные глаза, чудесная улыбка… Он снова испытывал удивительное, ни с чем несравнимое чувство, оно было таким же нежным и манящим, как эта лунная дорога. Он задумался…
- Потом поеду на Седьмую улицу, позвоню в квартиру сто пять и подарю девушке цветы! 
- А она тебе по морде этим веником, - ответил он самому себе, - к тому же, после обеда тебя ждет Президент…
- Но до обеда же время есть?
- У тебя и пяти минут уже нет, - прокричал Георг, вскакивая со стула.
Он успел к монитору всего за несколько секунд до того момента, когда нужно было отправлять согласие на продажу большого пакета акций. Он успел, но если бы задержался хоть чуточку дольше…
- И все-таки ты не оставил меня, - улыбнулся Георг.
В этот момент ему показалось, что кто-то и вправду стоит у него за спиной. Георг резко обернулся… в комнате никого не было, но он ясно представил, как Счастливый случай строго погрозил ему пальцем.
 
Совсем уж неотложных дел утром действительно не было, хотелось дольше поспать, но  он заставил себя встать с постели, как обычно, очень рано. Было сумеречно, и невидимое еще солнце только начинало  подсвечивать редкие облака на горизонте, выкрашивая их длинные брюшки в светло-малиновые тона. Георг натянул белые льняные брюки и  вышел на улицу. Для него это было самое замечательное время суток, когда прохлада достигала своего пика, приятно пощипывая кожу, взбадривая мышцы.
Он бежал легкой трусцой по вымощенной брусчаткой дорожке туда, где сразу же за Белыми скалами заканчивалась территория усадьбы. Он, как и прежде любил плавать в этом месте, но все-таки интереснее было у Черных валунов, с одного из которых можно было без опасений нырять с большой высоты. Позволить себе такое могли только опытные ныряльщики, но Георг относил себя именно к таким. Он бывал там редко, потому как это место до сих пор оставалось городским пляжем, а он по определенным причинам не мог себе позволить отдыхать там, где было большое скопление горожан. Начальник охраны и так постоянно возмущался, что Георг позволяет себе ездить в машине без прикрытия, и он часто замечал, как этот безгранично преданный ему человек, лично сопровождает его вопреки воле хозяина.
Крат служил у него уже два года. До этого был другой…
                                                  …
 
Георг испытывал что-то отдаленно похожее на грусть, когда вспоминал бывшего начальника службы личной безопасности. Пирес на четырнадцать лет был старше Георга. Когда-то, очень давно, Мартин вытащил его из жуткого дерьма, в которое тот попал не по своей воле. Он случайно оказался рядом, и обвинение в преступлении, совершенном совсем другим человеком, предъявили ему. Следователь, который вел это дело, так и сказал: «Ты влип, капитан. Я все понимаю, но ты меня тоже пойми. Ты одинок, а у меня трое детей. Мне дано четкое указание, закрыть дело на этой стадии. Наверное, кто-то очень непростой замешан в этой истории. Помочь тебе уже никто не сможет, так что готовься к высшей мере». Но у настоящего преступника оказались не менее влиятельные враги, и они наняли Мартина…
Они был рядом двадцать два года. Их отношения были чуть больше, чем служебные. Пирес знал очень многое из того, что произошло за это время с Георгом, но Георг ни на секунду не усомнился в том, что даже под пытками тот не выдаст ни одну из доверенных ему тайн. А два года назад Пирес вошел к нему в кабинет. Было раннее утро, моросил дождь, и его седеющие, стриженные ежиком волосы, были усыпаны мелкими дождевыми каплями. Георг до последнего слова помнил этот разговор.
- Здравствуй, Георг. Я увольняюсь, - прямо с порога произнес Пирес. – Это не обсуждается. Я не вчера это решил, и поверь, если бы мог, ушел бы уже давно. Меня от наших дел с души воротит. Я сто раз пытался себе доказать, что это для чего-то необходимо, такие доводы в свою защиту приводил, любой суд оправдал бы. Но что такое суд? Прошел – и забыли. А совесть… Она все время рядом.
- Я со своей как-то договариваюсь, - улыбнулся Георг, -  Может, были не те аргументы?
- Или не та совесть. Нет, Георг, я тебя уважаю, правда, далеко не за все, но речь не о тебе.
В эту минуту Георг отчетливо ощутил некоторую зыбкость своего существования. Он, конечно, не пропадет и найдет замену, но найдет ли такую же надежную опору? Георг промолчал, ожидая, что Пирес скажет дальше.
- Может быть, тебе не нужны мои объяснения? – после короткого молчания спросил Пирес.
- Говори, - холодно ответил Георг.
- Да, мне нужно высказаться, что бы ты не считал меня предателем и ничего не опасался. Есть и еще причина, но об этом после. Я еще до войны уйти хотел… Понимаешь, сначала у вас с Мартином все было по-людски. Но потом вы оба очень изменились. Из вас будто ушло что-то человеческое. Я не поэт, я солдат, и не могу найти точных слов, чтобы это объяснить. Я однажды даже решился, но внезапно умер Мартин. Я хорошо помню свой долг перед ним, а мне тогда не на кого было тебя оставить. А после войны стало уже совсем невыносимо. Я не собирался уходить просто так, я искал себе замену. Знаешь, как мало сегодня порядочных людей, особенно в нашей профессии. Война многих наизнанку вывернула. Я не о тебе заботился, я по-другому дело делать не умею. И тут случай помог, несчастный случай с моим другом. Да, какой несчастный – страшная беда.
Мы вместе когда-то служили, два раза чудом в живых остались. Он мне больше, чем брат. Это я всю жизнь холостой, а он рано женился, но детей не было. Он свою жену любил так, как я никогда в жизни не видел. Ему было тридцать два, когда Бог послал им ребенка, но в родах и она и дитя умерли. Я не знаю, как он это пережил. Я был рядом, и поверь, что это было страшнее, чем на войне. И вот пять лет назад он встретил женщину. Он все эти годы их вообще не замечал, а тут влюбился, как в юности: нежно и трепетно. Она молоденькая совсем, но она его тоже очень сильно полюбила, и ребенок у них вскоре родился, девочка, такая хорошенькая, на мать похожа. А полгода назад их сбил пьяный водитель грузовика. Жена трех часов не прожила, а девочка долго была в коме, сейчас лежит без движения, молчит. Говорят, что мозг сильно пострадал, никогда уже нормальным человеком не станет. А я не верю, у нее глазки такие смышленые…
Мы ее в хорошую больницу положили, врачи все чего-то обещают, деньги берут, а ничего не делают. У него военная пенсия, но она небольшая, без меня ему на лечение не хватит. Ты возьми его вместо меня, я за него ручаюсь. Боюсь, без моей помощи он нормальным человеком долго не проживет, слишком часто в рюмку начал заглядывать.
- А мне-то пьяница зачем? - ухмыльнулся Георг.
- Ты не понял, он еще в полном порядке. Мы с ним сегодня всю ночь говорили, он тебя не подведет. Так что, позвать его? Он за воротами ждет.
- Зови, - согласился Георг, - посмотрим. А сам чем заняться думаешь?
Пирес отдал распоряжение проводить Крата в кабинет, а потом ответил на вопрос:
- А я на острова Счастья поплыву. Если там и вправду счастье, значит, так тому и быть, я если его там нет, то буду нести этот крест вместе со всеми, может, хоть там чем-то людям по-настоящему пригожусь.
Через некоторое время в кабинет вошел человек огромного роста и мощного телосложения, но Георг неожиданно подумал совсем о другом. Он постарался представить, как этот человек с огромными, как кувалды, ручищами, может нежно любить женщину. Представить не получилось, и он постарался сосредоточиться. На фоне вошедшего высокий жилистый Пирес выглядел мелковато. Они вообще были очень разными. Черты лица Крата были крупными, будто высеченными из гранита, а на голове не было ни единого волоса. Взгляд его был тяжел и непроницаем, и ни одна мысль, ни одно чувство не просвечивалось сквозь его карий холод. Серые глаза Пиреса были внимательны и мудры.
- Мне все о вас рассказали, - произнес Георг, - и я готов взять вас на испытательный срок. Хочу предупредить сразу, что платить так, как я платил Пиресу, вам пока не буду. Но я буду оплачивать содержание вашей дочери в клинике.
Не дрогнул ни один мускул на лице, не вспыхнула в глазах благодарная искра, только прозвучал густой баритон:
- В таком случае я готов работать за кусок хлеба.
- Зачем же так? – невесело улыбнулся Георг. -  Идите, Пирес введет вас в курс дел.
Гигант тут же вышел.
- Может, про острова все-таки передумаешь, - пожимая протянутую руку, спросил Георг.
- Нет, - отрицательно качнул головой бывший начальник безопасности, - не передумаю. Так что больше мы с тобой не увидимся. И ты извини, но меня это не сильно огорчает.
Позже Ховард наведет справки, и выяснится, что больница, в которой лежала девочка, имеет не саму хорошую репутацию, и Георг даст указание, поместить ее в самую лучшую клинику. С тех пор состояние ребенка заметно улучшилось. Она уже произносит отдельные слова, врачи даже пообещали, что скоро поставят ее на ноги, и хотя избежать инвалидности не удастся, вполне дееспособным человеком она обязательно станет.
Георг не заблуждался на свой счет, он не собирался совершать акт милосердия, он совершил простейшую манипуляцию, в результате которой одна надежная опора была грамотно заменена на другую надежную опору.
                                           …
 
Накануне Георг предупредил Крата, что утром никуда не поедет, и, направляясь к валунам, очень надеялся, что сейчас начальник безопасности мирно похрапывает в своей постели, и о происходящем узнает несколько позже. Было так рано, что вряд ли кто, кроме него решился бы в этот час прийти на пляж. Для того, чтобы выйти за пределы огороженной территории, в кладке каменной стены была предусмотрена небольшая дверь. Георг набрал шифр, дверь открылась, и он вышел на улицу. Солнце, омытое океанскими водами, едва показалось над линией горизонта.
Всю дорогу Георг думал о времени и о своих взаимоотношениях с ним. Уже здесь, за пределами усадьбы, он неожиданно понял, что Асхат был неправ. Он, Георг, может купить даже время. Например, вчера он вполне мог остаться на веранде, позволив себе радость созерцания ночной красоты, или ощутить прохладу океанской волны, заплатив за это всего лишь упущенной выгодой. Просто не захотел. …Или все-таки не смог? Он решил разобраться в этих нюансах, но в этот момент его внимание привлекла фигура человека, точнее подростка, который упорно карабкался на огромный валун, тот самый, на вершине которого находилась нерукотворная площадка для ныряльщиков.
Георг еще бежал к валунам, когда юноша изящной ласточкой сорвался с обрыва, и абсолютно ровно вошел в воду. Он очень долго не появлялся на поверхности, но потом вынырнул довольно далеко и поплыл в сторону восходящего солнца. Он плыл немного необычно: делал десять-двенадцать взмахов руками, потом нырял, и снова - взмахи руками, и снова недолгий отрезок под водой. Будто он пришивал солнечный ковер к ненадежным океанским водам.
Георг взобрался на валун и тоже нырнул. Через некоторое время они встретились, потому что пловец уже возвращался к берегу. Вскоре и Георг повернул обратно. Мощными гребками он быстро нагонял юношу, и все-таки тот первым вышел из воды. Он снял с головы резиновую шапочку, и Георг понял, что никакой это не подросток, а стройная хрупкая девушка. Когда изящное создание, отжав концы волос, село на расстеленное полотенце, Георг уже подплыл настолько близко, что стало возможно рассмотреть черты лица.
Он всегда ценил покой. Ему не нравилось состояние, когда нервная система по каким-то причинам напрягалась, вызывая довольно неприятные ощущения, в силу чего он постоянно тренировал волю, сводя к нулю всякие эмоции. Но в ту секунду, когда он понял, что здесь, прямо перед ним на небольшом куске белой ткани сидит Клер… его сердце застучало так сильно, что казалось, могло бы распугать мелких рыбешек, плавающих невдалеке. Георг вышел из воды и не спеша, подошел к тому месту, где сидела девушка, прикрыв глаза и подставив неощутимым еще лучам свое лицо.
Он тихо присел перед Клер на корточки, загородив собою солнце, и она открыла глаза. Блаженная улыбка, которая только что украшала ее лицо, сменилась презрительной гримасой.
- Доброе утро, - опередил ее Георг.
- Да, уж какое оно доброе, если ты даже солнцу мешаешь светить, - недовольно откликнулась девушка.
Он опустился на песок, чуть левее, солнечные лучи заставили ее прищуриться, и она снова прикрыла глаза рукой.
- Вот видишь, как все в жизни непросто, ты думала, что мешаю я, а на самом деле тебе мешает солнце.
- Эти слова о пустом. Оно мешает мне смотреть на тебя, но поскольку я и сама этого делать не хотела, то значит, что мы с ним заодно.
- Убедительно, - не переставал улыбаться Георг, - но нелогично. Ты просто обязана со мной поговорить, если не хочешь нарушать те законы, о которых говорила несколько дней назад. Твой Бог не простит тебе этого.
- Не отказывайся от Него так легко. Лучше постарайся почувствовать Его своим.
- Ты уходишь от темы разговора. Я почитал Библию. Первую часть, правда, по диагонали, сказки я уже давно не люблю, а вот вторая половина оказалась занимательной. Есть с чем поспорить. Мне кажется, что я могу найти в твоем лице достойного собеседника.
- И не надейся. Лучше иди своей дорогой.
- Может, это и лучше, только для кого? Для тебя проще, но проще не значит – лучше. Хорошо гладить по голове того, кто ждет от тебя ласки, а попробуй тому, кто не хочет, доказать ее необходимость. Вспомни про левую щеку, про любовь к ближнему, или Он учит вас любить людей избирательно?
Он отчетливо почувствовал, как сейчас в ней борется его логика с ее внутренними ощущениями. Через некоторое время она тяжело вздохнула и невесело произнесла:
- Ты прав, нужно нести любой крест, который вручает Господь, не выбирая его размера. Чего ты хочешь?
- Чтобы ты завлекла меня в свои сети, - он вложил в эти слова совсем иной смысл, но в контексте разговора это прозвучало вполне безобидно.
- Что ты хочешь конкретно? – повторила она свой вопрос.
- Для начала, чтобы ты успокоилась, нельзя любить ближнего, пребывая в таком раздраженном состоянии, - Георг испугался, что перегнул палку, но она неожиданно спокойно согласилась.
- Ты снова прав, чем я могу тебе помочь?
- Просто поговори. У меня действительно появились вопросы, даже не вопросы, а просьба: подскажи, как можно почувствовать Бога, понять, постичь?
- Постичь Его невозможно, - уже почти ласково произнесла Клер, - но Он все время рассказывает о Себе. Он позволяет нам понять, как прекрасен, подарив красоту закатов и рассветов, извечный восторг изгиба радуги, россыпи звезд в бесконечности неба. Ты любишь смотреть на звезды? – неожиданно спросила она.
- Бывает интересно, - кивнул головой Георг.
- Ну, вот, - обрадовалась Клер, - Он дает почувствовать свою доброту через любовь к детям, свое сострадание через скорбь по ушедшим. Он все время рассказывает нам о себе, но мы не хотим услышать его простых и понятных слов, а вместо этого постоянно пытаемся узнать о Нем что-то другое – сложное и непостижимое. Зачем? Все, что нужно, Он давно сказал.
- Эти Его отражения в зеркале мироздания едва уловимы. Не все могут это разглядеть.
- Ты хотел сказать: «Понять», потому что разглядеть это довольно просто.
- Как знать. Я понимаю, когда кому-то Он посылает «Доказательства Бога» в виде откровений, но когда это происходит в виде плывущего по небу облака…
- Я не знаю, я могу только предположить, что те откровения, о которых ты сказал,  Он посылает всем, только нужен особый талант для того, чтобы это узреть или услышать. Как нужен талант математика, чтобы почувствовать доказательство сложной теоремы, или талант композитора, чтобы уловить такие ноты, от которых заплачут сердца. Цифры и ноты выучить несложно, трудно совсем другое. Поэтому кто-то сочиняет симфонии, а кто-то исполняет их на фортепьяно. Вот и нам посылается простое и доступное, требуется только потрудиться.
- Ты говоришь, что Он объясняется любовью. Мне уже сорок, а до сих пор непонятно, что это такое.  Приведу пример. Ты знаешь красный, синий, белый цвет. Ты знаешь все цвета радуги, их полутона и оттенки, потому что ты встречаешь их в своей жизни. Но вот я говорю тебе, что есть еще цвет, называемый, например, эритским. Ты можешь обнаружить его вокруг себя? Нет! Но ты не можешь этого сделать только потому, что ты его никогда не видела. Вот и я так давно не чувствую в себе любовь, что уже могу утверждать, что ее нет.
- Это пример от лукавого, - улыбнулась Клер, - если эритский цвет существует, то всегда есть шанс его увидеть. А любовь существует – это  точно, а это значит, что у тебя остается надежда.
Он посмотрел на нее, улыбнулся и промолчал. Он мог бы спорить и дальше, разговор был для него интересен, но он вдруг понял, что боится в этом споре победить. Он подумал, что раньше он был совершенно убежден в том, что купить можно все, что только захочешь. Да, любовь купить нельзя, но именно у него никогда и не было такого желания, а значит, и необходимости в приобретении. А сейчас он почувствовал, что эта необходимость еще не возникла, но она уже легонько коснулась его, и прикосновение оказалось приятным.
Когда-то мама водила его на исповедь. Сейчас он испытывал точно такое же чувство, как тогда: очень страшно сказать о сокровенном, и очень нужно. Еще он вспомнил, как потом становилось легко, и решился: 
- Очень давно моя мама тоже учила меня любви и добру, а в итоге победило равнодушие. Но что-то непонятное во мне до сих пор борется с этим чувством. Оно все время проигрывает схватки, однако никогда не умирает до конца. Мне это напоминает ситуацию, когда кто-то  хочет войти в твое жилище, и он тебе не нужен, но ты случайно открыл дверь и теперь не можешь ее закрыть, потому что незваный гость поставил на порог свою ногу. Вот так и я сосуществую с этим непонятным чувством в таком состоянии, когда оно не может войти, а я не могу от него избавиться.
Клер посмотрела на него внимательно и грустно произнесла.
- Это непонятное чувство, которое ты не впускаешь в свою душу, называется любовью. Как же ты этого не понимаешь? Мне кажется, я даже знаю, что произошло. Твоя мама… она вложила в неприкрытую дверь твоей души свое сердце, чтобы у тебя оставалась надежда на спасение. А ты все время пытаешься эту дверь захлопнуть. Разве ты не слышишь, как оно бьется, ее сердце? Разве ты не чувствуешь, как ему больно...
Неожиданно Георг почувствовал, что ему стало легче. Легче от того, что не надо будет когда-нибудь объяснять это во второй раз, от того, что она говорила с ним тепло, почти как с другом.
- Мне пора, - извиняясь, сказала она, – действительно пора.
- Да, я понимаю… - ответил Георг.
- Если вам это необходимо, - она запнулась, будто не зная, продолжать ли ей дальше, но потом все-таки решилась, - мы можем когда-нибудь увидеться.
- Когда? - обрадовался он.
- Я очень занята эти дни, может быть, через неделю? Приходите сюда через неделю.
Она накинула короткий халатик и быстро пошла в сторону города.
Он почти без мыслей смотрел ей вслед. Потом он подумал, что у нее очень красивые ноги, потом у него что-то заболело внутри, и он никак не мог понять, что: мамино сердце,  сердце Мозэ или его собственная душа…
Над океаном летали чайки, они все время о чем-то кричали. Одна кричала громче остальных. Георг присмотрелся, но так и не понял, какая из них.
 

© Copyright: Светлана Чабанюк, 2016

Регистрационный номер №0346506

от 1 июля 2016

[Скрыть] Регистрационный номер 0346506 выдан для произведения: 3.          Клер
 
 
Рассвело. Океан умолк. Он устал. Он устал петь и плясать. Теперь ему хотелось тишины и покоя. Он мечтал напитать свои остывшие воды  солнечным теплом, выкрасить их в синий цвет солнечным светом. Он хотел подарить свет и тепло тем, кто наполняет его могучее тело жизнью: огромным серым китам и серебрящимся косякам, сплетенным из рыбьей мелюзги; прозрачным медузам и алым кораллам; медлительным крабам, выползающим из-под камней и ярким морским звездам, перекатывающимся по желтому песку. Он хотел их всех успокоить, объяснить, что им нечего бояться, пока он укрывает их в своих глубинах.
- Зачем тебе это нужно? – презрительно бросил Георг, отворачиваясь от окна.
Он не любил такие ночи, как эта, когда его прошлая жизнь настойчиво вставала перед глазами. Его устраивало лишь то, что происходит с ним сейчас. Во многом своим благополучием он был обязан Мартину. Именно он научил мозг Георга трудиться, не отвлекаясь на всякую ерунду. Опытный наставник безошибочно улавливал перспективы, в сторону которых требовалось продвигаться. Он натаскал чутье Георга, как хорошую ищейку, благодаря чему позже оно уже само бежало туда, где только вспыхивала первая искра, а уже потом, когда Георг становился хозяином положения, разгоралось пламя, в огне которого выплавлялись золотые дэкальто.
Вместе они начали многое, но главное, из того, что угадал  Мартин, и то, что давало опору сегодня, из чего был выкован незыблемый базис богатства Георга, была земля. Всю свободную прибыль они направляли на покупку земель. Многие потом съела пустыня, большую часть, но зато те, что остались, превратились даже не в золото - в платину. Сейчас Георг владел самыми лучшими кусками земли, всеми природными жемчужинами планеты.
Георгу принадлежало огромное количество предприятий, его капитал был вложен во все ключевые проекты государства. Но все это было временным, и только земля казалась вечной. Правда, в последнее время все стало по-другому - жизнь начинала меняться так же быстро, как погода. К примеру, еще недавно его поисковая система в Интернете приносила весьма ощутимые доходы, но Президент установил такой мощный контроль над информационными потоками, так жестко контролировалось каждое произносимое слово, что люди стали уходить из виртуальных пространств. Они вообще теряли свою общность, распадаясь на маленькие, ко всему безразличные группы. Литература, музыка, кинематограф…, они еще не пропали, но, глядя на то, во что они превратились, Георг постеснялся бы называть их такими красивыми именами. Где-то внизу, как на океанском дне, укрытом непроницаемой толщей стремлений человечества к материальным благам, кто-то еще пытался кричать о человеческой душе. Но этим звукам с огромным трудом лишь изредка удавалось всплывать на поверхность жизни.
- Канатэль, до десяти часов я буду спать, а потом уеду в администрацию Президента. Меня ни для кого нет, кроме него, - бросил Георг на ходу и захлопнул дверь в спальню.
Он быстро провалился в сон, но ровно через два часа открыл глаза. На стене, напротив, висела большая фотография новой яхты, обрамленная в белый багет. «Упустил такую возможность, - с досадой вспомнил он о вчерашнем вечере, - когда теперь появится время»? Георг подошел к окну и посмотрел на яхту, дремавшую на мелкой океанской волне. Будто ничего не было этой ночью: ни страшных волн, ни страшных громовых раскатов, ни страшных воспоминаний… Впрочем, так же спокойна была его душа.
 Встреча с Президентом намечалась на двенадцать часов, но Георг выехал в начале одиннадцатого, имея с приличный запас времени. Территория его поместья выросла из небольшого сада Мозэ. Она разрасталась постепенно, медленно опускаясь к океану до тех пор, пока не растворила свою восточную границу в его соленой волне. Дорога круто поднималась вверх, в сторону Монашьей горы. Мощный автомобиль быстро домчал Георга к воротам, которые находились как раз в том самом месте, где когда-то была кованая калитка, впустившая Георга в новый мир. Теперь здесь стоял высокий каменный забор, напичканный огромным количеством камер видеонаблюдения и прочими охранными устройствами. Здесь же оставался нетронутым старый дом Мозэ, огороженный вместе с примыкающей к нему территорией, легким сетчатым забором, отливающим блеском стали. Мало кто из слуг, открыв сложный, механизм мог подойти к этому дому.
Теперь здесь обитали «тени» - жизнь уже давно забыла про этих людей, вынесла их за скобки своего суетного повествования, но так получилось, что именно Георг не позволил поставить точку в конце этого короткого предложения.
Он сам  заходил в этот дом чаще по необходимости, но иногда что-то непонятное тянуло его сюда, и тогда он закрывал дверь в библиотеку и, стараясь ни о чем не думать, медленно смахивал пыль с многочисленных томов, непонятно для чего хранящих всеми уже забытый опыт чужих ему людей.
- Наверное, ты зря старалась, Мозэ, - подумал Георг, - что-то нет нужды в твоих накоплениях.
В высоком небе закричала большая белая чайка. Она кричала так отчаянно, будто была с ним очень не согласна.
- А, это ты, Мозэ-чайка! Ну, здравствуй, - улыбнулся он птице.
Он часто видел на небе обеих своих матерей. Одну он представлял белой чайкой, парящей над океаном, другая изредка выглядывала из белых облаков, посылая ему постоянно ускользающую улыбку. Мартина он не чувствовал ни в чем. Словно жизнь, забрав его в свою неизвестность, не оставила ничего подходящего, в чем просматривалась бы его сущность. Несколько раз Георг сам попытался придумать для него образ, но каждый раз чья-то незримая рука старательно замазывала портрет черной краской.
Георг выехал за территорию усадьбы и повернул налево, в сторону храмовой площади. Тяжелые ворота тут же надежно спрятали его мир. Возле площади дорогу преградила большая группа молодых людей. Впереди уже остановилось с десяток машин, а сзади сигналил какой-то нетерпеливый автомобилист. Георг набрал номер телефона начальника полиции и сообщил о беспорядках.
- Извините за нерасторопность, - угодливо залебезили в трубке, - наши машины выезжают с минуты на минуту. Еще раз извините за причиненные неудобства.
«Значит, они будут минут через десять, - подумал Георг, - Не страшно, успеваю».
В запасе оставалось достаточно времени. Резиденция  Президента находилась в получасе езды отсюда. В этот город ее перенесли относительно недавно, после того, как пустыня вплотную подступила к столице. По этому случаю Георг уступил принадлежащий ему старинный замок, высеченный в основании Монашьей горы, на окраине города.
Для него это не было большой потерей. Когда-то они с Мартином очень выгодно купили этот замок в качестве неплохого вложения капитала. Жить там самому Георгу не хотелось - замок был чем-то неприятен. Возможно, что это ощущение возникало из-за большого количества тюремных казематов, вырубленных глубоко в горных породах. К тому же современные высотки закрывали вид на океан. «Наверное, господин Президент не очень любит океан», - подумал тогда Георг.
«Интересно, а что он вообще любит?» - подумал Георг сейчас.
Президент оставался абсолютной загадкой для всех, и даже для него. Еще недавно кое-кто предпринимал тщетные попытки проникнуть в его личную жизнь, были даже такие, кто решался предъявлять политические претензии, но их становилось все меньше. Бесследно исчезали ретивые журналисты, на больничных койках оказывались несговорчивые политики, да и людская молва постепенно угасала, обработанная тотальной пропагандой и напуганная перспективами безоблачного счастья на туманных островах. Оставалась совсем небольшая кучка людей, которые еще пытались чего-то добиться, хотя было совершенно непонятно, чем им мешает такой на редкость заботливый правитель.
Думать дальше о нем не захотелось, и Георг, вышел из машины.  Толпа митингующих в основном состояла из молодых людей, хотя было  несколько девушек. Почти сразу его внимание  привлекла одна из них. Сначала она напомнила ему Мозэ, но потом он понял, что ошибся. Девушка была среднего роста, на узких бедрах ладно сидели белые джинсы,  белая футболка обтянула небольшую высокую грудь. Ее лицо с правильными тонкими чертами было приятным. Совершенно необычным был цвет ее волос, собранных в длинный хвост. Неожиданно заколка раскололась, и по спине растеклось светло-пепельное золото. Может быть от того, что на лице незнакомки не было косметики, Георг решил, что это собственный цвет ее волос. 
Девушка держала в руках транспарант, на котором красными печатными буквами было написано: «Люди, вспомните про Бога, иначе когда-нибудь Он забудет про вас». Виднелись и другие надписи религиозного содержания, но больше было плакатов с призывами рассказать правду про острова Счастья, и требованиями обеспечить всех работой.
Возле нее постоянно крутился невысокий худощавый паренек, черноволосый и симпатичный. Несколько раз она ему улыбнулась. Почему-то Георгу это не понравилось. Сначала он не придал этим ощущениям значения, но в следующий раз, когда они снова напомнили о себе, то показались ему весьма неприятными. Он уже хотел про все забыть и вернуться в машину, когда громко завыла полицейская сирена, и митингующие бросились в разные стороны. Парень выхватил у девушки транспарант и позвал ее за собой, но в последний момент она передумала и совершила странный маневр: она ринулась навстречу полицейским машинам, несущимся к площади по встречной полосе. Впрочем, маневр оказался весьма неплохим, потому что полицейские, выскочившие из своих автомобилей, оказались далеко у нее за спиной. И все бы закончилось хорошо, если бы один из них не догадался обернуться.
- Стой! – прокричал он ей вслед и, видя, что она не собирается останавливаться, бросился вдогонку.
Георг не смог бы объяснить, почему так поступил. Он быстро распахнул переднюю дверь своей машины и, со словами: «Быстрее, сейчас поедем», запихнул девушку в салон. Сам же бросился на водительское сидение, и автомобиль мгновенно тронулся с места. Они стремительно пролетели мимо удивленного полицейского и рассмеялись. Георг повернулся в ее сторону, и на секунду они встретились взглядами. Ах, вот оно что – в ее серых глазах светилось то же детское озорство и та же непокорность, что у Мозэ. Правда, рассмотрев ее вблизи, он понял, что она несколько старше, чем он предполагал.
- Товарищей твоих в участок заберут, - сказал Георг.
- Всех не поймают, да и выпустят их суток через пять. Нас никто не воспринимает всерьез, даже правительство, - с горечью добавила она.
- А ты хотела бы, чтобы вас всерьез упрятали за решетку?
- Я всерьез хочу помочь людям  и ради этого готова на многое. А правительство поступает, в общем-то, умно - они делают вид, что нас просто нет, и люди начинают думать то же самое. А мы есть, мы – сила, и мы это докажем.
- Тебя зовут-то как, спасительница? – весело спросил Георг.
- Клер.
Все это время, пока Клер отвечала на вопросы, она смотрела перед собой на дорогу, и только теперь снова повернула к нему свое лицо. Он уже хотел произнести свое имя, но не успел.
 - Ты Ихтэмгольдц… –  опередила она.
Он улыбнулся и согласно кивнул головой.
- Останови машину, мне не нужна помощь от тебя.
- Легко, тем более что помощь как бы состоялась.
Он остановил машину у обочины, она дернула ручку, но дверь не открылась. Клер снова повернула голову и посмотрела ему в глаза.
- Хочу получить ответ на несколько вопросов, - объяснил Георг. - Вообще-то мне нужен только один исчерпывающий ответ, но чувствую, что так не получится.
- Спрашивай, - перебила его Клер.
- Почему? – и он снова улыбнулся.
- Потому что ты сволочь и подонок.
- Вот видишь, я был прав. Итак, второй вопрос: почему? – Георг обнаружил, что все это время он не перестает улыбаться. Она очень нравилась ему и своей пацанской дерзостью, и даже тем, что обращалась к нему на «ты», без скидок на его возраст и положение. «Как к своему», - подумал он, но почувствовал, что определение не прилепилось.
- Твоя деятельность преступна.
- Уже конкретнее. Но скажи, я нарушаю закон?
- Да! – убежденно заявила Клер.
- Какие его пункты конкретно?
- Все! Ты нарушаешь все десять заповедей Закона, данного Творцом! Открой дверь. Других ответов дать не смогу.
Что-то тихо щелкнуло, Клер надавила на ручку, выскользнула из машины и быстро пошла по тротуару, а Георг еще несколько минут сидел неподвижно. Он думал. Точнее, он пытался почувствовать что-то незнакомое, возникшее у него внутри. Понять это было невозможно, потому что до него доносились лишь звуки отчаянной борьбы его равнодушия с чем-то необъяснимым.
Георг посмотрел на часы – времени оставалось в обрез.
Через час он уже не вспоминал ни о сероглазой незнакомке, ни о собственном странном поведении. Сегодня господин Президент был любезен, как никогда. Они конструктивно разрешили все возникшие проблемы, и в завершении встречи Президент предложил совместный обед. Беседа завязалась легко, она касалась ни к чему не обязывающих тем, и только в конце приняла не совсем обычный оборот. Наверное, сегодня для Георга был не самый удачный день, потому что он снова поступил необдуманно: он задал вопрос, о котором потом пожалел:
- Извините, господин Президент, - сказал он, - Вы упомянули об островах Счастья, но только одно это название с некоторых пор вызывает у людей сильную тревогу. Это нехорошее, неправильное настроение. Оно нам невыгодно. Может быть, стоит устроить несколько показательных экскурсий, сделать красивую рекламу с ярким видеорядом? Одним словом, объяснить людям, что там хорошо.
- Там не хорошо, господин Георг, там спокойно. Там нет проблем, но  людям, находящимся рядом с нами, видеть это неполезно.
- Как такое может быть?
- Разные жизненные мотивации у живущих здесь и там, - пожал плечами Президент, - и, как результат, разные конечные потребности. Отсюда все увидится несколько иначе, не совсем так, как это есть на самом деле.
- А как вы отнесетесь к тому, что я лично слетаю на один из островов?
- Зачем вам эти проблемы? Достаточно того, что этот груз я взвалил на себя. Я одинок, и счастье этого народа для меня так же важно, как было бы важно счастье моего ребенка.
- Я тоже одинок…
- А эту проблему можно поправить. Вы знаете, у меня есть сестра. Сводная. Она прехорошенькая, отлично воспитана, и совершенно непубличная девушка. Правда, у нее есть маленький недостаток – ей уже исполнилось тридцать два года, но зато из нее вылеплена абсолютно идеальная жена. А потом, вы же не откажетесь стать близким родственником Президента?
- Это очень лестное предложение, но я думаю, что мне еще рано задумываться о семье, - улыбнулся Георг, - наверное, в этом мы с вами похожи.
- У меня другое, - улыбка Президента получилась не очень веселой, - я не хочу сделать женщину несчастной. У меня не может быть детей - так решила Вечность.
Последние слова Георга немного удивили:
- Это звучит как-то… неожиданно. Вы верите в Бога?
- Ни один разумный человек не сможет доказать, что Его нет.
- Тогда почему вы закрываете храмы, почему не проводите политику, усиливающую у людей религиозные настроения?
- Во-первых, я не сказал, что верю в то, что Он есть, - теперь в его глазах вспыхнули озорные искры, но только на короткий миг, и глаза тут же потухли печалью. – А во-вторых, грядут тяжелые времена, и у людей должен быть только один авторитет. И этим авторитетом буду я! Не бойтесь за меня, господин Георг, если Бог есть, то Он меня поймет. Он ведь любовь, не правда ли? Ну, так как насчет моей сестры Элиз?
- Я подумаю, я надеюсь, что это не приказ? – Георг снова улыбнулся, но по телу пробежал неприятный холодок.
- Конечно, нет – деловое предложение.
- Благодарю вас, господин Президент, но деловые предложения я привык обдумывать.
Президент одобрительно качнул головой.
 Всю дорогу мысли Георга не могли прийти в свое привычное уравновешенное состояние - его сильно напрягло это «деловое предложение». А еще зачем-то вспомнилась Клер и ее необыкновенная улыбка, которая очень мешала ему сосредоточиться.
Дома, в привычной обстановке, стало немного спокойнее.
- Вас ожидает господин Ховрад, - с порога объявила Канатэль.
- Этот как раз кстати, - откликнулся Георг, - зови.
- Добрый день, господин Георг, - лицо помощника было чем-то озабочено, - у нас небольшие про…
- Мне нужна Библия. Ты можешь достать мне Библию? – перебил его Георг.
- Да…, - ответил Ховрад.
- Привези.
- Древнюю рукопись, или современный перевод?
Георг неуверенно пожал плечами:
- И… то, и другое.  
- Теперь вы позволите обсудить с вами возникшие проблемы?
- Разумеется.
Когда все было обговорено, и помощник уехал,  на пороге снова возникла Канатэль.
- Обед уже заждался, - произнесла она несколько сердито.
В глубине дома, в его рабочем кабинете, большие напольные часы из коллекции отца Мартина пробили пять.
- Иду, - согласился Георг, - только давай назовем это ужином.
Сытый желудок положительно повлиял на работу мозга - Георг вспомнил, что Библия была в библиотеке Мозэ, и решил отправиться туда.
 Ему нравилась крутая дорога вверх к ее дому, и когда позволяло время, он с удовольствием преодолевал этот путь пешком. Сегодня времени было мало, и он решил воспользоваться автомобилем. Там, в этом старом доме жили четверо мужчин, четверо гениев, которых не приняла, не оценила и выбросила из себя жизнь, но которых теперь очень высоко ценил он сам. Они жили здесь вполне самодостаточно, исполняя его щекотливые поручения, получая взамен еду и некоторые жизненные удовольствия, главным из которых были наркотики.
Президент уже давно запретил и наркотики, и табак, а недавно официально прозвучало о его намерении в ближайшее время ввести запрет на алкоголь. Георг не до конца разделял столь жесткую позицию. По своему прежнему опыту он хорошо знал, что такое пьянство, но его сегодняшний опыт подсказывал, что в определенных дозах это помогает людям восстанавливать силы, равновесие нервной системы. А сейчас, когда человек остался со своими проблемами один на один, когда последней надеждой на спасение стали далекие острова, когда количество самоубийств принимает планетарный масштаб, может быть человеку все-таки нужна малая капля неправильного счастья? Может, тезис Президента о том, что не брать в руки стакан всегда легче, чем остановиться после первого глотка, и справедлив, но справедливо не значит гуманно. А что правильнее? Как найти разумную середину, золотое сечение жизни?
Георг остановил автомобиль и приложил к запирающему устройству, вмонтированному в сетчатую калитку, электронный ключ. На пороге дома стоял Асхат. Его худое тело опиралось о стену дома, а по лицу блуждала немного странная улыбка. «Что ж, состояние вполне вменяемое, - подумал Георг, - разговор может получиться».
- Я в библиотеку, - сказал он, - а ты попробуй отыскать в информацию об одном человеке. Сегодня на Храмовой площади был митинг каких-то активистов - среди них была девушка. Зовут Клер, среднего роста, русоволосая. В новостях вряд ли что покажут, надеюсь только на тебя.
- Не вопрос, - ответил Асхат и первым вошел в дом.
Георг просматривал корешки книг, и мысли снова вернулись в прошлое. Асхат и Рук - это была еще одна непрочитанная за последние сутки страница из книги его жизни. «Когда же это, наконец, закончится?» – с досадой подумал Георг, но перелистывать страницу не стал.
                                       …   
Их знакомство случилось ровно через год после того, как Мартин вывел Георга «в люди». Теперь юноша ходил в обычную школу, и стало возможным общение в социальных сетях. Там у него быстро появилась целая куча собеседников, но постепенно интерес к ним пропал, и остались только эти двое. Они могли часами философствовать на разные темы, и были единственными, с кем Георгу  было по-настоящему интересно. А еще через год совершенно случайно выяснилось, что все они учатся в одной школе, только Асхат в параллельном классе, а Рук годом старше. Потом они долго удивлялись тому, что целый год их интересовало все, кроме подробностей собственной жизни, и только Георг понимал, что он никогда не лез ни в душу, ни в чужую жизнь по принципиальным соображениям.
В отличие от товарищей, Георг не испытывал ним к братской привязанности, ему было просто интересно, а еще он странным образом чувствовал неслучайность их отношений. Пожалуй, единственное, что их роднило, была одна и та же группа крови по гениальности. Уже тогда она заставляла их разум гореть отличным от остальных учеников школы светом, после окончания которой все они легко поступили в университет: Рук годом раньше на медицинский факультет, Асхат увлекся программированием, а Георг стал одновременно осваивать экономику и юриспруденцию. Эти четыре года учебы остались в его памяти самыми бесшабашными и, как любил повторять Мартин, неконструктивными. Но почему-то воспоминания о них вызывали в душе Георга что-то удивительное, с чем не хотелось быстро прощаться.
Они все тогда делали впервые: впервые узнали, какое оно, тепло девичьих объятий, ощутили горький вкус сигарет, захлебнулись свободой хмельного веселья, а на третьем курсе Асхат предложил попробовать маленькие белые таблетки. Сигареты Георг несколько раз выкуривал, но привычка эта не прижилась, а вот про наркотики понял с первого раза - это совсем не то счастье, которое бы он хотел испытать.
 После окончания университета их пути быстро разошлись. Ребята еще какое-то время пытались поддерживать с ним отношения, но Мартин взял Георга в такой оборот, что стало совсем не до друзей, к тому же, первые головокружительные успехи в бизнесе резко переключили его внимание на серьезные дела.
 А восемь лет назад произошло странное событие –на улице у него заглохла машина. Это действительно было очень странно, потому что к тому времени Георг имел такие автомобили, которые права не имели ни на что, кроме как ездить, а этот заглох. По соседству находилось дешевое летнее кафе с красивым видом на океан, а день был приятно прохладным. Одним словом, судьба дарила ему чудесный шанс насладиться покоем и красотой, и Георг решил, что ничего страшного не произойдет, если он подождет техподдержку на свежем воздухе в этой забегаловке. За столиком напротив сидели трое. Поначалу Георг не обратил на них внимания, но неожиданно голоса двоих показались ему знакомыми. А вскоре он почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд.
…Как же сильно он изменился – чуть прищурив глаза, на него смотрел Асхат. Человек, сидящий к нему спиной, тоже обернулся. Все было предсказуемо – конечно, этим человеком мог быть только Рук. Третьего он не знал. Лично ему эта встреча была неинтересна, он уже давно разорвал связи с прошлым, но делать вид, что он их не узнал, было глупо. Георг приветливо кивнул головой и подошел к их столику.
- Можно? – спросил он.
 Рук снисходительно шевельнул бровями, Асхат был более доброжелателен.
- Садись, – откликнулся он, - знакомься – это Димитрий. Давно не виделись! Мы-то про тебя кое-что знаем – ты теперь парень видный, в том смысле, что на виду.
- В том смысле, что на плаву, - наконец подал голос Рук.
- А сами как? – Георг решил, что не стоит надолго затягивать  беседу.
- Идем ко дну, - с сарказмом отозвался Рук.
- Не совсем так, - поправил его Асхат, - тоже плывем, только за счастьем, ну, ты понимаешь.
- А что, с работой совсем плохо?
- Нет, с этим проблем не бывает. Мы толковые ребята, нас по любому собеседованию без испытательного срока берут, только у нас образ жизни специфический - не каждый день на работу ходим, поэтому подолгу нигде не задерживаемся. Ты-то молодец, соскочил тогда, а мы увлеклись, и ничего с этим уже не поделаешь. Ни семей не завели, ни детей…
- Опять разнылся, - оборвал его Рук, - сами свой выбор сделали – сами плоды пожинаем. У него вон тоже детей нет, он же не ноет. Ты не ноешь? – неожиданно спросил он Георга.
- Меня все устраивает. А зачем вам на острова? Что от этого изменится?
- Может, и ничего… На самом деле мы вообще думаем, что никаких островов нет, - вздохнул Асхат, - выбросят нас где-нибудь посреди океана, и точка. Короче, решили сыграть в рулетку.
- Знаешь Георг, - голос Рука неожиданно стал таким, как прежде, - жить, конечно, хочется, только хочется еще смысл в этой жизни видеть, перспективу. Другие  – не наркоманы, а чем им лучше, не их, так их детей какое будущее ждет? Вот и то-то…
- Ты так говоришь, как будто человечество находится на пороге конца света, - усмехнулся Георг. - Во все времена кто-то жил хорошо, а для кто-то конец наступал уже завтра. И ничего, как видишь, по-прежнему всюду  люди, никуда они не делись, некоторые даже улыбаются.
Он тогда еще не знал, что уже через год начнется двухлетняя война, которая уничтожит ровно половину этих самых людей.
Принимая решения, Георг привык обдумывать все до последних мелочей, но это был тот редкий случай, когда он решил положиться на интуицию. Только на интуицию, или было что-то еще, непонятно вспыхнувшее состраданием…?
 Георг чувствовал, что новый молодой Президент, будучи младше него на целых пять лет, сильно отличался от всех своих предшественников, он пришел надолго и настроен амбициозно. Георг часто задумывался над тем, как лучше выстраивать по отношению к нему линию поведения и понимал, что не только деньги в глазах Президента могут быть веским аргументом в пользу его, Георга, авторитета. У  него должна быть сила, с которой необходимо считаться. Он уже создал мощнейшую службу собственную безопасности, политической и экономической разведки, но там работали наемники, а ему нужны свои в доску люди. «Рискнуть?» – подумал он. «Или все-таки пожалеть?» - спросил кто-то внутри.
- Повременить с поисками счастья можете? – предложил Георг. -Погостите пару недель у меня. Я уже полгода, как Мартина похоронил. Старый дом свободен, сам я переехал в новый особняк на побережье. Только, если решитесь, едем прямо сейчас.
- А что? Можно, - сразу согласился Асхат и вопросительно посмотрел на Рука.
Тот только плечами пожал, но тут же добавил:
- Мы без Димитрия не пойдем – он кормилец. Тоже гений, как и мы, только по химическому профилю.
«Ты о чем? – неожиданно Георг осознал нелепость происходящего. – Зачем тебе это надо? Какое тебе дело до них? Почему ты вообще решил, что в наркотическом угаре они не растеряли последние остатки своих мозгов? Пожалел…»
«А как же Счастливый случай? Ты думаешь, что твоему благодетелю это понравится? Снова проблем захотел? Или ты уверен, что справишься сам?»
 Голоса, донесшиеся из глубин подсознания, были строгими, и мысли, которые они высказывали, звучали убедительно. Только возникло странное сомнение. Георг тщетно пытался уловить природу этого сомнения, даже не природу, скорее его оттенок. Этот внутренний диалог, он сейчас призывал забыть о чужих проблемах, или, наоборот, он заставлял о них задуматься?
«Я слишком давно не ошибался. Хочу вспомнить, как это делается», - раздраженно ответил Георг невидимым советчикам и указал своим реальным собеседникам в сторону машины, возле которой только что остановилась служба технической поддержки.
- В чем проблема? – спросил высокий парень в фирменном комбинезоне.
- Заглохла, - и Георг протянул ключи.
Механик открыл дверь, опустился на водительское сидение, нажал на кнопку стартера…
 Больше всего сейчас Георг удивлялся не тому, что машина могла заглохнуть, почему-то странным ему показалось то, что она вдруг завелась. И ответ на этот вопрос ему увиделся где-то очень далеко от той области, в которой хозяйничают привычные законы механики.
                                 …
Библия никак не попадалась. Встречались какие-то другие книги богословского содержания, хаотично распиханные между многочисленными томами чужого опыта, а ее не было. «Странно, - подумал Георг, - у Мозэ всегда был идеальный порядок. Мартин? Нет, он тоже редкий аккуратист. Неужели ребята? Странно…»
В дверь постучали, и в следующую секунду в приоткрывшуюся щель просунулась голова Асхата.
- Что смог, то нашел. Ты скоро, а то у нас по расписанию через час «кормежка»? Или поговорим уже завтра?
- Иду,- ответил Георг, и тут он увидел ее…
Прямо возле двери на уровне головы Асхата отсвечивал тусклой позолотой знакомый корешок.
…Он так ясно вспомнил эту картину: вечер, низкое кресло, книга, лежащая на широком подлокотнике, изогнутый рожок торшера ярко освещает ее раскрытые страницы. Мозэ, опирающаяся рукой на тот же подлокотник, сосредоточенно изучает содержание. Однажды, уступив ее уговорам, он тоже попытался почитать странный текст, но очень скоро решил, что не стоит тратить время на всякие пустяки.
Георг обнаружил, что держит в руках какую-то подшивку. Он уже забыл, зачем вынул ее из общего ряда. Остальные тома, стоящие на этой полке, тут же завалились набок, но времени на то, чтобы навести порядок, не было, и он положил подшивку горизонтально поверх других книг. Выходя из комнаты, Георг прихватил Библию с собой.
-  Мы садимся ужинать. Будешь с нами? – по дороге на кухню спросил Асхат.
- Только что пообедал. Могу выпить чего-нибудь, если у вас есть.
- У нас нет, мы убежденные трезвенники, - улыбнулся Асхат.
- Понятно, тогда просто так посижу. Времени у меня немного.
- А ты Георг, оказывается бедный человек, можно даже сказать – нищий. Самого главного у тебя нет, времени. И ведь что интересно, ни за какие деньги его не купишь.
Они уже вошли на кухню, где за большим круглым столом сидели Рук и Димитрий, поэтому последнюю фразу расслышали все.
- Что покупать собрался? – поинтересовался Димитрий.
- Что ему еще покупать, у него уже все есть, - хмуро пробасил Рук.
- Этого нет, - пояснил Асхат. – У него денег навалом, а у нас времени. Я пытался ему объяснить, что мы богаче. Как думаешь, Рук?
- Я думаю, что жизнь состоит из времени, - все так же хмуро отозвался бородач, и изящный деревянный стул громко заскрипел под его мощной фигурой. – Дальше пусть думает сам.
- Я думаю, - улыбнулся Георг, присаживаясь рядом. – Я думаю, что жизнь состоит из возможностей.
- А на хрена они тебе, если на них нет времени?
- В вечной жизни пригодятся. Кстати, - вспомнил Георг, глядя на Димитрия, - ты про лекарство ничего не выяснил?
- Дня через два заходи, - отозвался тот, - возможно тогда мы кое-что скажем.
- Ладно, - Георг посмотрел на часы. Массивный золотой хронометр, изготовленный в позапрошлом веке знаменитым мастером, показывал половину восьмого, - времени и вправду оставалось немного. - Что узнал? – обратился он к Асхату.
- Ее зовут Клер Витски. По образованию филолог. Двадцать семь лет. Родители четыре года назад погибли в автомобильной катастрофе. После их смерти осталось небольшое издательство. Живет на Седьмой улице, дом номер четырнадцать, квартира сто пять.
- Одна? - задавая этот вопрос, Георг отчего-то испытал некоторое волнение.
- Нет.
И снова в глубине его души зашевелилось то неприятное чувство, которое он испытал сегодня днем.
- С кем? – Георгу показалось, что вопрос прозвучал вполне равнодушно, но Рук отчего-то поднял на него удивленный взгляд
- Там еще Стас Стефанович живет, - Асхат выдержал некоторую паузу. Видимо ему тоже послышалось что-то непривычное  в голосе Георга, и он решил проверить свою догадку, но Георг промолчал, и Асхат продолжил, - и Кильда Савинова. Квартира трехкомнатная, принадлежит Клер.
- Стас Стефанович, - вспомнил Георг, - это не…
- Да, сын сенатора Стефановича, - продолжил незаконченную фразу Асхат, - точнее, его «сильная головная боль». Сначала парень наркотиками увлекся, потом вроде соскочил, но вступил в какую-то молодежную организацию, серьезно подпортив папочкину репутацию. Отец носится с ним, как с писаной торбой, но деваться-то некуда – чадо единственное.
- Тебе девочка эта зачем? – пробасил Рук, и стул под ним заскрипел совсем сердито. – Помешала, или другой интерес? - Георг промолчал, и тогда  Рук продолжил. – Она хорошая девчонка, даже по фотографии видно. Не ломай ей жизнь или после войны для тебя одной жизнью больше, одной меньше – уже неважно?
Димитрий достал из кармана брюк три ярко оранжевых пакетика и разложил их рядом с тарелками.
- Нужно еще Трифу отнести, он сегодня ужинать не выйдет.
- Что это у тебя? – заинтересовался Георг, - я такого раньше не видел.
- Новинка, – гордо улыбнулся Димитрий, - второй месяц в «меню» - результаты потрясающие. Никакого вреда организму, кроме пользы. Одна приятная расслабуха сознания.
- Ну, это кто на что время тратит, - пожал плечами Георг, - если вы свое состояние беспамятства жизнью называете, то лучше я промолчу. Хотя… мне тоже дай.
- С собой больше нет, подожди, сейчас принесу.
- Попробовать хочешь? – удивился Асхат.
- Упаси бог, - улыбнулся Георг, - но Рук же сказал, что у меня все есть. Вот теперь действительно будет все. А, кстати, - спросил он через некоторое время, - насчет Бога. Эти книги, про Него, кто в разные места по полкам распихал?
- Это я, - признался только что вернувшийся Димитрий, и протянул Георгу пакетик, - побоялся, что ты их выбросишь. Унести не решился, а так они вроде в глаза не бросаются.
 - Я Библию взял, - вспомнил Георг, почему-то извиняясь, - но скоро мне другую принесут, тогда верну.
Димитрий согласно кивнул головой. Уже на пороге Георг обернулся и, глядя Руку в глаза, с некоторой горечью в голосе произнес:
- А чтобы судить меня за войну, нужно знать о ней хоть какую-то правду. А что знаете вы? Вы, сидевшие здесь, сытые и «счастливые» в то время, когда гибли другие? Да и есть ли она, эта правда?
Лицо Рука побагровело, и он начал медленно подниматься, но у Георга не было больше ни времени, ни желания спорить, и он быстро вышел на улицу.
Время – странное состояние реальности. Только кажется, что оно поддается измерению. Это самая большая иллюзия, на которую купилось человечество. Иначе, как можно объяснить, что получасовой разговор, который произошел между Георгом и господином Президентом через неделю после того, как окончилась война, вспомнился Георгу за те несколько минут, что автомобиль мчал его обратно к особняку?
                                           …
 
- Господин Президент, - Георг был приглашен в столичный дворец впервые, после применения оружия поглощения и последующей капитуляцией вражеской коалиции. Поводом для визита явилось обсуждение финансирования торжеств по случаю победы, - мне кажется, что произошли слишком печальные события, и правильнее было бы объявить всеобщий траур.
- Нет, господин Ихтэмгольдц, народ и так слишком долго пребывал в печали и страхе, а, точнее, кошмаре и ужасе. Народ заслужил свое право на покой. Нужно сделать все, чтобы недавнее горе как можно быстрее забылось.
- Не могу согласиться, потому что постоянно испытываю  сомнения в правильности принятого тогда решения.
- Вам-то зачем угрызениями совести мучиться? Решение о применении оружия принимали не вы.
- Я принимал активное участие в финансировании проекта, я курировал многое, от чего зависело скорейшее выполнение поставленных задач, но я не ожидал, что масштаб произошедшего окажется столь катастрофичным.
- А вам бы хотелось, чтобы эти же люди еще долго мучились? Кто мог предсказать, сколько бы продлилась эта война, сколько жизней она бы унесла, и какой человеческой болью было бы все это оплачено?
- Это верно, но что помешало применить это оружие в меньших масштабах, а потом провести переговоры, принудив главы государств к перемирию.
- Люди устали жить в перемирии, им нужен мир. Им нужна сытая жизнь. Им нужен покой, наконец. Разве вы не понимаете, что счастье – это такое состояние, когда  ты знаешь, что завтра будет лучше, чем сегодня. Успокойтесь, Георг, то, что в конечном итоге ожидало человечество, даже без войны было ужасно. Люди были обречены на голод, болезни, медленное и мучительное вымирание. А теперь у нас освободилось огромное количество природных ресурсов, а благодаря войне наука и промышленность получили такой мощный импульс, что оставшиеся смогут жить в благоденствии.
- Но разве кто-то на этой планете наделен правом решать, какое количество человек необходимо иметь для счастья? –  Георг задал этот вопрос уже довольно жестко.
 И тут со своего места поднялся господин Ветэр. Он был третьим, кто в этот момент находился в кабинете. Эта была загадочная личность. Если про Президента все знали, что он сын видного политика, и печальные подробности его детства еще хранила людская память, то о Ветэре было известно только то, что он первый советник главы государства. Откуда он взялся, не знал никто. Он редко появлялся на публике, но неотступно сопровождал Президента во всех его поездках. Поговаривали, что именно он влияет на Президента, при принятии судьбоносных решений.
Это был крупный, хорошо сложенный мужчина неопределенного возраста с иссиня черными волосами и совершенно седыми глазами. Их радужка была до такой степени светлой, что казалась почти бесцветной, но Георг не мог воспринимать этот цвет как светло-серый, он воспринимал его только как седой. Глаза эти были очень неприятны еще из-за того, что черные точки зрачков, казалось, буравили насквозь, пытаясь вторгаться в такие глубины сознания, куда сам человек обычно предпочитал не заглядывать.
- Организм государства точно такой же,  как у человека. Все создано по образу и подобию, – его негромкий голос был спокоен и доброжелателен, и только странная, излишне медленная манера произносить слова, постоянно заставляла собственный организм Георга непонятным образом напрягаться, - Человек может прожить без рук, без ног, и даже без некоторых внутренних органов. Во всяком случае, все это можно заменить. Нельзя заменить только голову. Именно поэтому ей дано право принимать решение, что делать с остальными частями тела, чтобы сохранить в этом теле жизнь. Вы, и подобные вам, включая, разумеется, господина Президента, это лучшее, что есть в государстве, вы – его голова, и по этому праву вы можете принимать решения, необходимые для выживания человечества. Да, они бывают трудными, да они бывают мучительными, но какой-то счастливый случай привел вас на это исключительное место, и теперь вы должны заплатить ему за этот подарок, сделав счастливыми всех остальных людей. Поверьте, дорогой Георг, все будет хорошо. Вы просто постарайтесь не задумываться над моральными аспектами, а углубитесь в область практических дел. Это принесет вам несомненную пользу, а, как результат, сделает жизнь на планете лучше. Только представьте себе, что когда-нибудь мы устроим еще один грандиозный праздник по поводу возвращения людей с островов Счастья. Главное для нас сделать так, чтобы им было куда возвращаться. Людям не нужны великие герои, им нужны великие вожди, для того, чтобы их жизнь становилась прекраснее. Им нужен только праздник. Не волнуйтесь, господин Георг, пройдет не так много времени, а вы уже обретете и былое равновесие, и приятное успокоение. Поверьте старику, - прощаясь, он слегка наклонил голову, и вышел из кабинета.
- Я всегда присушиваюсь к его советам, - улыбнулся Президент, - я и вам предлагаю в трудную минуту опираться на его мудрость.
- Никогда не мог понять, сколько ему лет, - заметно успокоившись, спросил Георг.
- А кто его знает? – Президент улыбнулся, поняв, что накал страстей спал. – Уж точно, что не старик, просто любит напустить на себя важность. Но то, о чем я говорил, правда – и мудр, и умен и, кстати, необычайно физически силен.
                                          …
 
Это был далеко не весь разговор, о котором он сейчас вспомнил, но именно после слов господина Ветэра ему тогда стало спокойнее, а несколько недель спустя пророчество сбылось практически до конца. Не хватало последнего аккорда – праздника для всего человечества. Но с некоторых пор ждать стало легче, потому что людям подарили зыбкую надежду – объявили о появлении в скором времени лекарства, позволяющего жить вечно. Его создание держалось в строжайшей тайне, и даже Георг имел об этом далеко неполную информацию. Разумеется, в нужных структурах у него были хорошо оплачиваемые информаторы, но пока картина складывалась весьма неопределенная.
 Ребята в домике Мозе уже давно осуществляли мозговой штурм этой проблемы. Они действительно, как были, так и остались гениями, а с недавних пор Георгу начало казаться, что благодаря последним достижениям «кормильца», их мозги заработали гораздо эффективнее.
Георг прошел на веранду, сел за стол и посмотрел на океан. Солнце спряталось за горой, но он знал, что оно еще не ушло за линию горизонта. Оно написало ему об этом на небе, выкрасив золотом большие кучевые облака, плывущие на востоке. Постепенно золото напиталось бледно-розовым и, загустев, быстро угасло.
Нужно было срочно сделать некоторые неотложные  дела, но Георг почему-то не спешил. Он не помнил, чтобы когда-то позволял себе такое легкомыслие. Более того, через полчаса он позвал Канатэль:
- Принеси вина, - сказал он, а когда она уже тронула ручку двери, добавил, – и позвони Боливии. Пусть приезжает. Лучше после полуночи, часам к двум - раньше не освобожусь.
 Минут через пять служанка появилась снова. Она поставила на стол круглый поднос, взяла в руки графин и наполнила бокал янтарной жидкостью.
Как-то странно проходил этот день - Георг все время делал что-то не так. «А наплевать, - неожиданно решил он – один раз в жизни можно». Захотелось окончательно расслабиться и совершить еще какую-нибудь глупость, как будто мощная пружина, постоянно удерживаемая его волей в сжатом состоянии, попросила минутной передышки.
- Принеси еще один бокал, - приказал Георг.
Канатэль быстро вернулась обратно и поставила пустой бокал рядом с наполненным. Георг молчал и привычно смотрел на волны.
- Я могу идти? – через минуту спросила  служанка.
- Подожди… сядь…
Он налил вино во второй бокал. Канатэль продолжала стоять, и Георг понял, что она не решается принять предложение. Он и сам не очень понимал, что сейчас происходит, и почему ему вдруг стало так необходимо чье-то присутствие.
- Сядь, - повторил он.
- Становится темно, я зажгу ночники? – голос Канатэль был привычно бесстрастен.
 - Зажги...
Было действительно темно для того, чтобы он смог разглядеть выражение ее глаз. «Интересно, - подумал он, - она удивилась или нет? Голос ее не выдал. А глаза?»
Вспыхнули многочисленные маленькие светильники, вмонтированные в стены и потолок, и тут же вспыхнули янтарные искры в обоих бокалах. Георг посмотрел в ее глаза - в них отражались те же бездушные отсветы. «Поздно, - решил он, - уже взяла себя в руки». Канатэль, расценив этот взгляд, как очередное приглашение, наконец, присела.
- Догадываюсь, о чем ты сейчас думаешь, - улыбнулся Георг, - но объяснить ничего не могу. Просто захотелось… Может же такое случиться просто так, без всякой причины?
- Просто так ничего не бывает,  какая-то причина есть всегда.
- Возможно, ты права… А может, эту причину придумаешь ты?
Георг поднял свой бокал, и ожившие янтарные искры медленно закружились.
- В этом нет необходимости, - губы Канатэль тронула легкая улыбка, - сегодня день моего рождения.
Георг почти физически почувствовал удивление в своих глазах.
- Не совсем то, о чем думал я, но это уже неважно. Тогда за тебя Канатэль!
Он дождался, когда, прикоснувшись, ее бокал откликнется нежным стоном, и медленно выпил прохладный напиток. Потом он взял в рот черешню, которая была насыпана в вазу, стоящую здесь же, на подносе, хотел задать служанке еще один вопрос, но передумал и снова разлил по бокалам вино.
- Ты не против?
Она отрицательно покачала головой, и он поднял бокал:
- За твое счастье, Канатэль! И пусть оно будет подальше от тех дурацких островов. Я желаю тебе найти его здесь.
Он подумал о том, что совсем не помнит, сколько ей лет. Наверное, пятьдесят. Знал ведь когда-то… Забыл.
- Скажи, за что ты не любишь Боливию?
- Я не мужчина, чтобы ее любить, а она – не та женщина, которых любят. Она из тех, которыми пользуются.
- Тем более, - решил настоять на своем Георг.
Канатэль некоторое время колебалась, но все-таки решилась на ответ:
- Таких женщин должно быть много. Это как-то неправильно, что к вам все время приходит она.
- Она меня устраивает.
- Чтобы это понять, нужно с чем-то сравнить.
- Поверь, Канатэль, у меня богатый опыт. Вполне возможно, что есть и большие искусницы, но зачем рисковать, если качественную услугу можно получить наверняка?
Канатэль промолчала и только недовольно повела плечами.
- Скажи, а какая женщина ты? Ну, в этом смысле …
- Мне проще объяснить, как пахли дешевые креветки, которые мой отец высыпал на стол, когда пьяный возвращался из кабака. Как можно сказать о себе? О себе ты всегда знаешь не то, что думают про тебя другие. Человек и Правда редко встречаются друг с другом.
- А ты все больше удивляешь меня, не ожидал такой философской глубины. Давай еще раз за тебя! – и Георг в третий раз разлил по бокалам вино. – И все-таки, был же у тебя опыт? Наверное, кто-то говорил тебе приятные слова?
- Наверное, - произнесла служанка, когда ее бокал опустел. Произносимые ею слова уже теряли отчетливость звучания. – Конечно, был, но я заставила себя забыть.
- Опыт был горьким?
- Нормальный был опыт … Но это только мое…,  – она замолчала, а потом неожиданно спросила. -  Господину от меня что-то нужно? В этом смысле…
- Нет, - рассмеялся Георг. Он уже чувствовал, что нервное напряжение, наконец, спало, и он окончательно расслабился. Захотелось сказать еще какую-нибудь глупость. – А что, ты была бы не против?
- Я служанка, я выполняю приказы.
- Я запомню! Но и ты тоже запомни об этом.
- Об этом я не забываю никогда! О том, что служанка…
- Скоро полночь, - спохватился Георг, - а у меня еще дела на сегодня.
Он разлил остатки вина со словами:
- Ну, на дорожку опять за тебя!
Она кивнула головой, выпила, встала, удивленно посмотрела на поднос с остатками черешни и равнодушно махнула рукой:
-  Уберу завтра.
 После чего, слегка покачиваясь, двинулась по направлению к двери. Георг пошел следом за ней, но остановил ее у входа в свой кабинет.
- Подожди меня здесь! – строго сказал он.
Она снова послушно кивнула и прислонилась к стене. Минут через пять он вернулся.
- Послушай, Канатэль, я понял, что все эти годы сильно не доплачивал тебе за… философию. Я только что перевел на твою банковскую карту очень приличные деньги. Это действительно очень большая сумма и она позволит тебе как-то изменить свою жизнь. Ты даже сможешь не работать.
- Я никуда не уйду, пока сами не прогоните, - ее язык заплетался все больше.
- Тогда через год, если забуду, напомни мне про свой день – посидим.
Она  привычно качнула головой и, сильно покачивая бедрами, не очень уверенной походкой двинулась по коридору. « А у нее красивые бедра, - подумал Георг. – У нее вообще роскошная фигура…»
- Ложись спать, - сказал он ей вслед.
Она удивленно обернулась:
- Так приедет эта Боля…
- Открою ей сам. А, впрочем, лучше я отменю вызов.
В это момент он увидел в ее глазах то, чего увидеть никак не ожидал – в них была благодарность. Да, это была именно благодарность. «Вот ты и прокололась, Канатэль,  - подумал он, - ты все-таки обычный человек. Правда, помогло вино, но это уже неважно. Вот только благодарность за что? Я тоже плохо соображаю – за сон, конечно».
 Георг вернулся к компьютеру. Недавние чувства постепенно остывали, и перевод столь значительного количества денег казался теперь напрасным. Он подумал о том, что можно было бы обойтись и гораздо меньшей суммой. Однако мысль эта залетела в его голову только на короткий миг и тут же исчезла. Требовалось срочно просмотреть сегодняшние биржевые сводки, но он почему-то набрал в поисковике личные данные Канатэль. Оказалось, что сегодня ей действительно исполнилось пятьдесят, а это значит, что она была на десять лет старше. Со старых фотографий на него смотрела настоящая красавица с дьявольскими искрами в карих глазах, и он решил, что даже сегодня она выглядит не хуже многих звезд кино. «Странно, - вспомнил Георг, - я обращал внимание на ее платье, в какую прическу собраны волосы, даже равнодушие в ее глазах видел, а вот сами глаза… сегодня - будто первый раз... Я ее не то, что как женщину, как человека никогда не воспринимал. А сейчас-то что изменилось?»
Часы пробили полночь, и Георг с облегчение подумал о том, что день  необдуманных поступков, наконец, закончился. Он сосредоточился на цифрах, которые высветил экран, и через некоторое время все остальные мысли окончательно покинули его голову.
 
Три следующих дня он находился в постоянных разъездах. Кое-какие дела можно было бы решить по телефону или перепоручить их Ховраду, но каждый раз Георг убеждал себя в том, что именно это дело он обязан выполнить сам. Теперь его путь каким-то непонятным образом все время изгибался в сторону Седьмой улицы. «Странная логистика рождается в моей голове, - усмехнулся в полдень третьего дня Георг, - не пора ли остановиться?» Но именно после этих слов он присмотрелся к нумерации домов, отметив, что дом номер четырнадцать расположен в хорошем месте, недалеко от городского пляжа. Из окон, выходящих на океан, должно быть хорошо видны Черные валуны.
Вечером на веранде он пил в одиночестве вино, смотрел на большую белую луну, низко зависшую над океаном, на странную мерцающую дорогу, которую она вымостила по его зыбкой поверхности. Постепенно дорога переместилась вправо, ближе к яхте, будто специально для того, чтобы та рассмотрела направление, по которому непременно нужно отправиться в путь. Чуть дальше курсировал сторожевой катер.
- Хорошо, - вслух обратился он к яхте, - еще пару дней, и обязательно уплывем. А пока пусть тебя развлекает этот кавалер.
- Звали? – на пороге появилась Канатэль.
- Нет, это я так… - отозвался Георг.
- Только что звонила Боливия. Назначить ей время?
- Нет. На сегодня ты свободна.
Он никогда не тяготился этим вечерним одиночеством, он уже давно забыл, что такое нежность, привязанность, любовь. Память стирала эти чувства так, как она умеет стирать образы, оставляя только смутные зыбкие силуэты, лишенные ощущения реальности. Когда из его жизни ушла любовь, в сердце поселилось равнодушие. Он постоянно ощущал, что рядом с ним кружат и гораздо худшие чувства, такие, как зависть, злоба, жадность,  но они все время разбиваются о невидимый панцирь, надежно укрывающий его душу. Поэтому полновластной хозяйкой здесь оставалось только равнодушие.
Очень хотелось спать, но ровно в двенадцать нужно обязательно посмотреть биржевые сводки. Всю неделю биржи лихорадило, и он чувствовал, что наступает тот самый момент, который он всегда безошибочно угадывал. Его уже охватил предфинишный азарт. Он не боялся проиграть, проигрыш не привел бы к краху его экономическую империю, это был бы еле заметный укол в тело могучего организма. Он просто хотел лишний раз убедиться в том, что, как всегда выиграл. Убедиться в том, что  Счастливый Случай все еще стоит у него за спиной. Впрочем, именно сегодня был шанс заработать весьма приличные деньги. Стрелки на часах показывали половину двенадцатого, и было бы правильным переместиться с веранды в кабинет. «Еще совсем немного побуду здесь… - уговорил себя Георг.
Лунная дорога, наконец, добралась до яхты, и та своим изящным носом безжалостно раскалывала зыбкое сияние в мелкую искрящуюся крошку.
- Я еще ни разу не купался в этом году, - вспомнил Георг, - в чем-то Асхат прав, время действительно не купишь. Интересно, о чем бы я сейчас думал, если бы не было надежды на лекарство, дающее вечную жизнь? Сорок – приличный срок. Можно представить, что это только половина жизни, и впереди еще столько же, а возможно, что завтра не будет уже ничего. И что тогда важнее, узнать, как сыграли биржи, или проплыть по этой светящейся дороге, сколько хватит сил? Все! Завтра утром все дела – к черту! Пойду купаться, и провались все пропадом.
Вспомнилась Клер. Ее по-детски озорные глаза, чудесная улыбка… Он снова испытывал удивительное, ни с чем несравнимое чувство, оно было таким же нежным и манящим, как эта лунная дорога. Он задумался…
- Потом поеду на Седьмую улицу, позвоню в квартиру сто пять и подарю девушке цветы! 
- А она тебе по морде этим веником, - ответил он самому себе, - к тому же, после обеда тебя ждет Президент…
- Но до обеда же время есть?
- У тебя и пяти минут уже нет, - прокричал Георг, вскакивая со стула.
Он успел к монитору всего за несколько секунд до того момента, когда нужно было отправлять согласие на продажу большого пакета акций. Он успел, но если бы задержался хоть чуточку дольше…
- И все-таки ты не оставил меня, - улыбнулся Георг.
В этот момент ему показалось, что кто-то и вправду стоит у него за спиной. Георг резко обернулся… в комнате никого не было, но он ясно представил, как Счастливый случай строго погрозил ему пальцем.
 
Совсем уж неотложных дел утром действительно не было, хотелось дольше поспать, но  он заставил себя встать с постели, как обычно, очень рано. Было сумеречно, и невидимое еще солнце только начинало  подсвечивать редкие облака на горизонте, выкрашивая их длинные брюшки в светло-малиновые тона. Георг натянул белые льняные брюки и  вышел на улицу. Для него это было самое замечательное время суток, когда прохлада достигала своего пика, приятно пощипывая кожу, взбадривая мышцы.
Он бежал легкой трусцой по вымощенной брусчаткой дорожке туда, где сразу же за Белыми скалами заканчивалась территория усадьбы. Он, как и прежде любил плавать в этом месте, но все-таки интереснее было у Черных валунов, с одного из которых можно было без опасений нырять с большой высоты. Позволить себе такое могли только опытные ныряльщики, но Георг относил себя именно к таким. Он бывал там редко, потому как это место до сих пор оставалось городским пляжем, а он по определенным причинам не мог себе позволить отдыхать там, где было большое скопление горожан. Начальник охраны и так постоянно возмущался, что Георг позволяет себе ездить в машине без прикрытия, и он часто замечал, как этот безгранично преданный ему человек, лично сопровождает его вопреки воле хозяина.
Крат служил у него уже два года. До этого был другой…
                                                  …
 
Георг испытывал что-то отдаленно похожее на грусть, когда вспоминал бывшего начальника службы личной безопасности. Пирес на четырнадцать лет был старше Георга. Когда-то, очень давно, Мартин вытащил его из жуткого дерьма, в которое тот попал не по своей воле. Он случайно оказался рядом, и обвинение в преступлении, совершенном совсем другим человеком, предъявили ему. Следователь, который вел это дело, так и сказал: «Ты влип, капитан. Я все понимаю, но ты меня тоже пойми. Ты одинок, а у меня трое детей. Мне дано четкое указание, закрыть дело на этой стадии. Наверное, кто-то очень непростой замешан в этой истории. Помочь тебе уже никто не сможет, так что готовься к высшей мере». Но у настоящего преступника оказались не менее влиятельные враги, и они наняли Мартина…
Они был рядом двадцать два года. Их отношения были чуть больше, чем служебные. Пирес знал очень многое из того, что произошло за это время с Георгом, но Георг ни на секунду не усомнился в том, что даже под пытками тот не выдаст ни одну из доверенных ему тайн. А два года назад Пирес вошел к нему в кабинет. Было раннее утро, моросил дождь, и его седеющие, стриженные ежиком волосы, были усыпаны мелкими дождевыми каплями. Георг до последнего слова помнил этот разговор.
- Здравствуй, Георг. Я увольняюсь, - прямо с порога произнес Пирес. – Это не обсуждается. Я не вчера это решил, и поверь, если бы мог, ушел бы уже давно. Меня от наших дел с души воротит. Я сто раз пытался себе доказать, что это для чего-то необходимо, такие доводы в свою защиту приводил, любой суд оправдал бы. Но что такое суд? Прошел – и забыли. А совесть… Она все время рядом.
- Я со своей как-то договариваюсь, - улыбнулся Георг, -  Может, были не те аргументы?
- Или не та совесть. Нет, Георг, я тебя уважаю, правда, далеко не за все, но речь не о тебе.
В эту минуту Георг отчетливо ощутил некоторую зыбкость своего существования. Он, конечно, не пропадет и найдет замену, но найдет ли такую же надежную опору? Георг промолчал, ожидая, что Пирес скажет дальше.
- Может быть, тебе не нужны мои объяснения? – после короткого молчания спросил Пирес.
- Говори, - холодно ответил Георг.
- Да, мне нужно высказаться, что бы ты не считал меня предателем и ничего не опасался. Есть и еще причина, но об этом после. Я еще до войны уйти хотел… Понимаешь, сначала у вас с Мартином все было по-людски. Но потом вы оба очень изменились. Из вас будто ушло что-то человеческое. Я не поэт, я солдат, и не могу найти точных слов, чтобы это объяснить. Я однажды даже решился, но внезапно умер Мартин. Я хорошо помню свой долг перед ним, а мне тогда не на кого было тебя оставить. А после войны стало уже совсем невыносимо. Я не собирался уходить просто так, я искал себе замену. Знаешь, как мало сегодня порядочных людей, особенно в нашей профессии. Война многих наизнанку вывернула. Я не о тебе заботился, я по-другому дело делать не умею. И тут случай помог, несчастный случай с моим другом. Да, какой несчастный – страшная беда.
Мы вместе когда-то служили, два раза чудом в живых остались. Он мне больше, чем брат. Это я всю жизнь холостой, а он рано женился, но детей не было. Он свою жену любил так, как я никогда в жизни не видел. Ему было тридцать два, когда Бог послал им ребенка, но в родах и она и дитя умерли. Я не знаю, как он это пережил. Я был рядом, и поверь, что это было страшнее, чем на войне. И вот пять лет назад он встретил женщину. Он все эти годы их вообще не замечал, а тут влюбился, как в юности: нежно и трепетно. Она молоденькая совсем, но она его тоже очень сильно полюбила, и ребенок у них вскоре родился, девочка, такая хорошенькая, на мать похожа. А полгода назад их сбил пьяный водитель грузовика. Жена трех часов не прожила, а девочка долго была в коме, сейчас лежит без движения, молчит. Говорят, что мозг сильно пострадал, никогда уже нормальным человеком не станет. А я не верю, у нее глазки такие смышленые…
Мы ее в хорошую больницу положили, врачи все чего-то обещают, деньги берут, а ничего не делают. У него военная пенсия, но она небольшая, без меня ему на лечение не хватит. Ты возьми его вместо меня, я за него ручаюсь. Боюсь, без моей помощи он нормальным человеком долго не проживет, слишком часто в рюмку начал заглядывать.
- А мне-то пьяница зачем? - ухмыльнулся Георг.
- Ты не понял, он еще в полном порядке. Мы с ним сегодня всю ночь говорили, он тебя не подведет. Так что, позвать его? Он за воротами ждет.
- Зови, - согласился Георг, - посмотрим. А сам чем заняться думаешь?
Пирес отдал распоряжение проводить Крата в кабинет, а потом ответил на вопрос:
- А я на острова Счастья поплыву. Если там и вправду счастье, значит, так тому и быть, я если его там нет, то буду нести этот крест вместе со всеми, может, хоть там чем-то людям по-настоящему пригожусь.
Через некоторое время в кабинет вошел человек огромного роста и мощного телосложения, но Георг неожиданно подумал совсем о другом. Он постарался представить, как этот человек с огромными, как кувалды, ручищами, может нежно любить женщину. Представить не получилось, и он постарался сосредоточиться. На фоне вошедшего высокий жилистый Пирес выглядел мелковато. Они вообще были очень разными. Черты лица Крата были крупными, будто высеченными из гранита, а на голове не было ни единого волоса. Взгляд его был тяжел и непроницаем, и ни одна мысль, ни одно чувство не просвечивалось сквозь его карий холод. Серые глаза Пиреса были внимательны и мудры.
- Мне все о вас рассказали, - произнес Георг, - и я готов взять вас на испытательный срок. Хочу предупредить сразу, что платить так, как я платил Пиресу, вам пока не буду. Но я буду оплачивать содержание вашей дочери в клинике.
Не дрогнул ни один мускул на лице, не вспыхнула в глазах благодарная искра, только прозвучал густой баритон:
- В таком случае я готов работать за кусок хлеба.
- Зачем же так? – невесело улыбнулся Георг. -  Идите, Пирес введет вас в курс дел.
Гигант тут же вышел.
- Может, про острова все-таки передумаешь, - пожимая протянутую руку, спросил Георг.
- Нет, - отрицательно качнул головой бывший начальник безопасности, - не передумаю. Так что больше мы с тобой не увидимся. И ты извини, но меня это не сильно огорчает.
Позже Ховард наведет справки, и выяснится, что больница, в которой лежала девочка, имеет не саму хорошую репутацию, и Георг даст указание, поместить ее в самую лучшую клинику. С тех пор состояние ребенка заметно улучшилось. Она уже произносит отдельные слова, врачи даже пообещали, что скоро поставят ее на ноги, и хотя избежать инвалидности не удастся, вполне дееспособным человеком она обязательно станет.
Георг не заблуждался на свой счет, он не собирался совершать акт милосердия, он совершил простейшую манипуляцию, в результате которой одна надежная опора была грамотно заменена на другую надежную опору.
                                           …
 
Накануне Георг предупредил Крата, что утром никуда не поедет, и, направляясь к валунам, очень надеялся, что сейчас начальник безопасности мирно похрапывает в своей постели, и о происходящем узнает несколько позже. Было так рано, что вряд ли кто, кроме него решился бы в этот час прийти на пляж. Для того, чтобы выйти за пределы огороженной территории, в кладке каменной стены была предусмотрена небольшая дверь. Георг набрал шифр, дверь открылась, и он вышел на улицу. Солнце, омытое океанскими водами, едва показалось над линией горизонта.
Всю дорогу Георг думал о времени и о своих взаимоотношениях с ним. Уже здесь, за пределами усадьбы, он неожиданно понял, что Асхат был неправ. Он, Георг, может купить даже время. Например, вчера он вполне мог остаться на веранде, позволив себе радость созерцания ночной красоты, или ощутить прохладу океанской волны, заплатив за это всего лишь упущенной выгодой. Просто не захотел. …Или все-таки не смог? Он решил разобраться в этих нюансах, но в этот момент его внимание привлекла фигура человека, точнее подростка, который упорно карабкался на огромный валун, тот самый, на вершине которого находилась нерукотворная площадка для ныряльщиков.
Георг еще бежал к валунам, когда юноша изящной ласточкой сорвался с обрыва, и абсолютно ровно вошел в воду. Он очень долго не появлялся на поверхности, но потом вынырнул довольно далеко и поплыл в сторону восходящего солнца. Он плыл немного необычно: делал десять-двенадцать взмахов руками, потом нырял, и снова - взмахи руками, и снова недолгий отрезок под водой. Будто он пришивал солнечный ковер к ненадежным океанским водам.
Георг взобрался на валун и тоже нырнул. Через некоторое время они встретились, потому что пловец уже возвращался к берегу. Вскоре и Георг повернул обратно. Мощными гребками он быстро нагонял юношу, и все-таки тот первым вышел из воды. Он снял с головы резиновую шапочку, и Георг понял, что никакой это не подросток, а стройная хрупкая девушка. Когда изящное создание, отжав концы волос, село на расстеленное полотенце, Георг уже подплыл настолько близко, что стало возможно рассмотреть черты лица.
Он всегда ценил покой. Ему не нравилось состояние, когда нервная система по каким-то причинам напрягалась, вызывая довольно неприятные ощущения, в силу чего он постоянно тренировал волю, сводя к нулю всякие эмоции. Но в ту секунду, когда он понял, что здесь, прямо перед ним на небольшом куске белой ткани сидит Клер… его сердце застучало так сильно, что казалось, могло бы распугать мелких рыбешек, плавающих невдалеке. Георг вышел из воды и не спеша, подошел к тому месту, где сидела девушка, прикрыв глаза и подставив неощутимым еще лучам свое лицо.
Он тихо присел перед Клер на корточки, загородив собою солнце, и она открыла глаза. Блаженная улыбка, которая только что украшала ее лицо, сменилась презрительной гримасой.
- Доброе утро, - опередил ее Георг.
- Да, уж какое оно доброе, если ты даже солнцу мешаешь светить, - недовольно откликнулась девушка.
Он опустился на песок, чуть левее, солнечные лучи заставили ее прищуриться, и она снова прикрыла глаза рукой.
- Вот видишь, как все в жизни непросто, ты думала, что мешаю я, а на самом деле тебе мешает солнце.
- Эти слова о пустом. Оно мешает мне смотреть на тебя, но поскольку я и сама этого делать не хотела, то значит, что мы с ним заодно.
- Убедительно, - не переставал улыбаться Георг, - но нелогично. Ты просто обязана со мной поговорить, если не хочешь нарушать те законы, о которых говорила несколько дней назад. Твой Бог не простит тебе этого.
- Не отказывайся от Него так легко. Лучше постарайся почувствовать Его своим.
- Ты уходишь от темы разговора. Я почитал Библию. Первую часть, правда, по диагонали, сказки я уже давно не люблю, а вот вторая половина оказалась занимательной. Есть с чем поспорить. Мне кажется, что я могу найти в твоем лице достойного собеседника.
- И не надейся. Лучше иди своей дорогой.
- Может, это и лучше, только для кого? Для тебя проще, но проще не значит – лучше. Хорошо гладить по голове того, кто ждет от тебя ласки, а попробуй тому, кто не хочет, доказать ее необходимость. Вспомни про левую щеку, про любовь к ближнему, или Он учит вас любить людей избирательно?
Он отчетливо почувствовал, как сейчас в ней борется его логика с ее внутренними ощущениями. Через некоторое время она тяжело вздохнула и невесело произнесла:
- Ты прав, нужно нести любой крест, который вручает Господь, не выбирая его размера. Чего ты хочешь?
- Чтобы ты завлекла меня в свои сети, - он вложил в эти слова совсем иной смысл, но в контексте разговора это прозвучало вполне безобидно.
- Что ты хочешь конкретно? – повторила она свой вопрос.
- Для начала, чтобы ты успокоилась, нельзя любить ближнего, пребывая в таком раздраженном состоянии, - Георг испугался, что перегнул палку, но она неожиданно спокойно согласилась.
- Ты снова прав, чем я могу тебе помочь?
- Просто поговори. У меня действительно появились вопросы, даже не вопросы, а просьба: подскажи, как можно почувствовать Бога, понять, постичь?
- Постичь Его невозможно, - уже почти ласково произнесла Клер, - но Он все время рассказывает о Себе. Он позволяет нам понять, как прекрасен, подарив красоту закатов и рассветов, извечный восторг изгиба радуги, россыпи звезд в бесконечности неба. Ты любишь смотреть на звезды? – неожиданно спросила она.
- Бывает интересно, - кивнул головой Георг.
- Ну, вот, - обрадовалась Клер, - Он дает почувствовать свою доброту через любовь к детям, свое сострадание через скорбь по ушедшим. Он все время рассказывает нам о себе, но мы не хотим услышать его простых и понятных слов, а вместо этого постоянно пытаемся узнать о Нем что-то другое – сложное и непостижимое. Зачем? Все, что нужно, Он давно сказал.
- Эти Его отражения в зеркале мироздания едва уловимы. Не все могут это разглядеть.
- Ты хотел сказать: «Понять», потому что разглядеть это довольно просто.
- Как знать. Я понимаю, когда кому-то Он посылает «Доказательства Бога» в виде откровений, но когда это происходит в виде плывущего по небу облака…
- Я не знаю, я могу только предположить, что те откровения, о которых ты сказал,  Он посылает всем, только нужен особый талант для того, чтобы это узреть или услышать. Как нужен талант математика, чтобы почувствовать доказательство сложной теоремы, или талант композитора, чтобы уловить такие ноты, от которых заплачут сердца. Цифры и ноты выучить несложно, трудно совсем другое. Поэтому кто-то сочиняет симфонии, а кто-то исполняет их на фортепьяно. Вот и нам посылается простое и доступное, требуется только потрудиться.
- Ты говоришь, что Он объясняется любовью. Мне уже сорок, а до сих пор непонятно, что это такое.  Приведу пример. Ты знаешь красный, синий, белый цвет. Ты знаешь все цвета радуги, их полутона и оттенки, потому что ты встречаешь их в своей жизни. Но вот я говорю тебе, что есть еще цвет, называемый, например, эритским. Ты можешь обнаружить его вокруг себя? Нет! Но ты не можешь этого сделать только потому, что ты его никогда не видела. Вот и я так давно не чувствую в себе любовь, что уже могу утверждать, что ее нет.
- Это пример от лукавого, - улыбнулась Клер, - если эритский цвет существует, то всегда есть шанс его увидеть. А любовь существует – это  точно, а это значит, что у тебя остается надежда.
Он посмотрел на нее, улыбнулся и промолчал. Он мог бы спорить и дальше, разговор был для него интересен, но он вдруг понял, что боится в этом споре победить. Он подумал, что раньше он был совершенно убежден в том, что купить можно все, что только захочешь. Да, любовь купить нельзя, но именно у него никогда и не было такого желания, а значит, и необходимости в приобретении. А сейчас он почувствовал, что эта необходимость еще не возникла, но она уже легонько коснулась его, и прикосновение оказалось приятным.
Когда-то мама водила его на исповедь. Сейчас он испытывал точно такое же чувство, как тогда: очень страшно сказать о сокровенном, и очень нужно. Еще он вспомнил, как потом становилось легко, и решился: 
- Очень давно моя мама тоже учила меня любви и добру, а в итоге победило равнодушие. Но что-то непонятное во мне до сих пор борется с этим чувством. Оно все время проигрывает схватки, однако никогда не умирает до конца. Мне это напоминает ситуацию, когда кто-то  хочет войти в твое жилище, и он тебе не нужен, но ты случайно открыл дверь и теперь не можешь ее закрыть, потому что незваный гость поставил на порог свою ногу. Вот так и я сосуществую с этим непонятным чувством в таком состоянии, когда оно не может войти, а я не могу от него избавиться.
Клер посмотрела на него внимательно и грустно произнесла.
- Это непонятное чувство, которое ты не впускаешь в свою душу, называется любовью. Как же ты этого не понимаешь? Мне кажется, я даже знаю, что произошло. Твоя мама… она вложила в неприкрытую дверь твоей души свое сердце, чтобы у тебя оставалась надежда на спасение. А ты все время пытаешься эту дверь захлопнуть. Разве ты не слышишь, как оно бьется, ее сердце? Разве ты не чувствуешь, как ему больно...
Неожиданно Георг почувствовал, что ему стало легче. Легче от того, что не надо будет когда-нибудь объяснять это во второй раз, от того, что она говорила с ним тепло, почти как с другом.
- Мне пора, - извиняясь, сказала она, – действительно пора.
- Да, я понимаю… - ответил Георг.
- Если вам это необходимо, - она запнулась, будто не зная, продолжать ли ей дальше, но потом все-таки решилась, - мы можем когда-нибудь увидеться.
- Когда? - обрадовался он.
- Я очень занята эти дни, может быть, через неделю? Приходите сюда через неделю.
Она накинула короткий халатик и быстро пошла в сторону города.
Он почти без мыслей смотрел ей вслед. Потом он подумал, что у нее очень красивые ноги, потом у него что-то заболело внутри, и он никак не мог понять, что: мамино сердце,  сердце Мозэ или его собственная душа…
Над океаном летали чайки, они все время о чем-то кричали. Одна кричала громче остальных. Георг присмотрелся, но так и не понял, какая из них.
 
 
Рейтинг: +1 444 просмотра
Комментарии (2)
Жарасбек Коргамбаев # 18 августа 2016 в 16:39 0
Интересно, влюбиться должен мужчина, жениться должен мужчина, а женщина - только мужчины. Ее чувства не имеют самостоятельного значения.
Светлана Чабанюк # 20 августа 2016 в 07:08 0
Извините, пожалуйста, но я вопрос не поняла.