ГлавнаяПрозаЖанровые произведенияФэнтези → Проект "Библиогрань" Глава 8 Вспоминая Стругацких

Проект "Библиогрань" Глава 8 Вспоминая Стругацких

8 сентября 2014 - Анна Магасумова
article237884.jpg
«Стругацкие пишут так, как будто ежедневно наблюдают будущее»
 ( О.В.Шестопалов)
 
Хелен и Тумбулат не заметили, как вернулись в книголеум. Здесь за время их отсутствия, на первый взгляд,  ничего не изменилось. Розы Неоум с ними не было.
— Роза, Роза… -  думала девушка. -That which we call a rose by any other name would smell as sweet.  Роза пахнет розой, хоть розой назови её, хоть нет… Испытания закончились или нет?
Мысли  о друзьях опять вернулись, и Хелен загрустила. Тумбулат, её ФанФан Тюльпан Памяти толкнул под локоть и опять заговорил стихами. На этот раз шуточными:
— Мысли, мысли, 
Как паутинки зависли.
Хелен улыбнулась, хотя на душе было тяжело.
— Хелен, милочка! Не грусти!
Сделав смешную гримасу, Тумбулат попытался ее развеселить:
— Твой фанфик обещает, что ты скоро встретишься  со своим любимым!
Хелен стала отнекиваться:
-ФанФанчик!   Нет у меня любимого. Ты путаешь.
— Меня не обманешь! Хайме сейчас, хотя и очень занят, думает о тебе. Да и у тебя он в потаенных твоих мыслях, скажешь, нет?
Хелен просто промолчала. Не стала спорить, Тюльпан Памяти знал всё: прошлое, настоящее и будущее...
— Ну, нет! — вспыхнула девушка.- Будущее я построю  сама! Да!
Фанфик согласился:
— Правильно! Всё в твоих руках!
Хелен недовольно его одернула:
— Опять копаешься в моих мыслях?
— Я не виноват. У тебя написано на лице, — обиженно пробормотал Тумбулат. — Вернешься домой, я исчезну, не беспокойся! Досаждать не буду!
Хелен осознала не только, что обидела фанфика, но и поняла, что не сможет с ним расстаться. Столько они пережили вместе.
— Я вот тебе задам! Исчезнет он! Куда ты от меня денешься!
— Уже никуда! Буду появляться по мере надобности...
 Тут его осенило:
— Ха! Я превращусь в кота, никто, даже твой Хайме ничего не поймёт. Может и я себе кошечку найду.
Хелен эта идея рассмешила и обрадовала одновременно.
— Я тебя так и буду звать ФанФан Тюльпан!
— Фанфик я, фанфик!
Хелен топнула  ногой:
— ФанФан Тюльпан!
— Фанфик!
— Ну, хорошо! Просто ФанФан.
— Согласен, ФанФан,  так ФанФан.
Хелен отвлекло  какое — то смутное чувство тревоги. Тумбулат же продолжал бурчать:
— Ну и имечко! ФанФан Тюльпан! Фанфик лучше, ну, в крайнем случае, ФанФан!
Хелен прислушалась и поежилась. Они в находились в том же коридоре книголеума. Солнце было ещё высоко, лучи его проникали через оконные стекла. Казалось, ничего особенного не происходило. Тумбулат продолжал бубнить.
— Фанфик -я, фанфик, ну, ФанФан!
— Не бурчи! Лучше послушай, нет, посмотри, что  — то тут не так!
Хелен опять поежилась.Потянуло морозным воздухом.
-П-п-похолодало...
Тут раздались голоса за дверью палаты, в которой Хелен ещё не была. Она взяла Тумбулата  за руку и почувствовала тепло. Сразу стало спокойнее.
— Что там? Кто там?
Хелен стало интересно, хранители какой книги вспоминают ее содержание. Она осторожно приоткрыла дверь, хотя прекрасно знала, что никто из достойных не заметит чужого вторжения.
— Вторжение безобидное,-  уточнила девушка своему внутреннему я.
— Они нас всё равно не увидят, — пояснил Тумбулат.
Девушка взглянула на него и кивнула головой.
 В палате было холодно, этого не замечали присутствующие здесь мужчины. Их возраст Хелен сразу определить не смогла. Можно было дать и 40, и 60 лет.
  Сразу стало понятно, что это творческие люди. Кожаные диваны вместо обычных больничных коек, у каждого небольшой стол и удобное кресло. На столах — бумага, карандаши, что было необычно, не как у других достойных.
— Писатели или художники. Скорее всего писатели, ни красок,  ни  кисточек, ни мольбертов не видно, — решила Хелен.
-  Ты права, писатели, — подтвердил ее мысли Тумбулат, стоящий за спиной девушки.
— Смелее заходи, не бойся.
— Я и не боюсь. Почему так холодно? Я замерзла.Посмотри, даже на стеклах морозные узоры.
ФанФан понимающе улыбнулся.
— Рисует узоры мороз на оконном стекле.
— Мне не до шуток,- обиделась Хелен.
— Не обижайся. — Тумбулат похлопал ее по плечу.
 -Холодно только тебе.
Это раздался голос невидимой Розы Неоум.
— Как это?
— Ты забыла, что ты не только ФанФея, но и Корримемо? Сейчас все поймешь.
Фанфик обнял Хелен за плечи и она сразу согрелась. Все сразу прояснилось. Говорил мужчина в тёплом  бордовом  халате:
-В середине января, примерно в два часа пополудни...
— Интересно, — подумала Хелен, — пополудни… уже так не говорят.
— Это из книги авторов середины XX века, — пояснил Тумбулат.
— Авторов? Книгу написал не один человек, — Хелен уже стала привыкать, что ФанФан слышит ее мысли.- Можно общаться без помощи слов
— Ну, да! Нам с тобой нужно только настроиться на одну  мыслеволну, — подтвердил Тумбулат.
И тут же перестроился на первый вопрос Хелен.
— ФанФея! Я не успеваю за твоими мыслями. Да, авторов двое.
 Хелен отмахнулась. Она вслушивалась в глуховатый, но очень приятный голос.
— Я сидел у окна, и вместо того, чтобы заниматься сценарием, пил вино...
На столе в палате стояла бутылка с надписью "Портвейн 333", а перед каждым из достойных — фужер с  ярко — красной жидкостью.
— Крепленое вино, — решила Хелен.- Надеюсь, это их не отвлекает?
— Нет. Они так поддерживают свою форму.
— Фанфан, ты всегда будешь отвечать на мои вопросы? Я так сама разучусь  думать.
— Эх, ты! Ещё Корримео! Думать и размышлять, а тем более искать ответы на  вопросы — это разные вещи!
— Так ты мой библиословарь?
— Да, что — то в этом роде.Я же фанфик, знаю всё!
 Тумбулат  даже плечи развернул и грудь выпятил вперёд.
Хелен улыбнулась.
— Ой, ты стал на две головы выше!
— Правда?
Обрадовался ФанФан.
— Кривда!
— Ты шутишь! Я знаю всё...
Тумбулат задумался.
— Или почти всё… Только не всегда могу предсказать твоё будущее.
— И не надо!  Я же уже говорила, что своё будущее буду строить сама!
Хелен не любила, когда вмешивались в её дела.
В это время в палате плотный мужчина в черных очках, с волнистыми тёмными волосами и такими смешными усиками, подняв бокал с вином, проговорил:
-Будущее создается тобой, но не для тебя.
И стал читать стихи:
  — Кто знает, что ждет нас?
Кто знает, что будет? 
И сильный будет, и подлый будет. 
И смерть придет и на смерть осудит. 
Не надо в грядущее взор погружать…(1)
-Не надо в грядущее взор погружать, — повторила  Хелен.- Ну, точно философ!
И тут же подумала:
-  Ага, в моё будущее будет вмешиваться Фанфик. Дел натворит!
Девушка почувствовала, что фанфик обиделся, ласково прикоснулась к его щеке.
— Не обижайся! Я привыкла всегда отвечать за себя. Меня ещё в школе, а потом на курсах называли Стальная Хелен.
ФанФан от прикосновения растаял. Не мог он долго обижаться на свою ФанФею.
-Я не обижаюсь! Хочу же как лучше! Деточка! Да я с твоим бюстом и горя бы не знал!
— А ты не только шутник, но и юморист! Точно Фантик! Я тебя буду так называть!
— Фантик, Фантик, — обиженно пробормотал Тумбулат.- Лучше уж ФанФан! И вообще, нет смысла говорить о будущем! О нём не говорят, его делают!
— Фантик! ФанФан! Ладно, ладно! Ты у меня таакой мудрый! Давай слушать дальше!
Пока Хелен и Тумбулат препирались, время остановилось. Как только девушка вновь посмотрела в глубь палаты, третий ее обитатель,  его Хелен назвала сценарист, — он был в серой куртке с карманами на груди и таких же брюках, отбросив со лба кивком головы прядь еще густых волос, произнес:
  — Человек — это промежуточное звено эволюции, необходимое для создания  венца природы  — рюмки коньяка и дольки лимона.
  Широкое добродушное лицо расплылось в довольной улыбке. Очки в светлой оправе сползли на нос.
«Сценарист»   держал в одной руке хрустальную рюмочку с янтарным содержимым, в другой -  сочный кружок лимона.

Это действительно был сценарист, ему  по душе переводы и сценарии. В обоих случаях не приходилось взваливать на себя весь груз ответственности. Ведь за будущий  фильм полностью отвечает режиссер — постановщик. Выпив  рюмку, закусив лимончиком, сценарист сел за стол, открыл стоубук  (настольный компьютер)  и стал писать, не отрывая взгляда от монитора.
  Тут писатель, как  его назвала про себя  Хелен...
-Ты права, он писатель, на самом деле!
-ФанФанчик! Если ты будешь мешать, я тебя буду точно называть Фантиком!
Тумбулат замахал руками:
— Не буду, не буду!
Но тут же заявил:
— Всё равно время остановится, пока мы на них не обращаем внимания.
Тумбулат кивнул на "пациентов" книголеума:
  — Это  почитатели  таланта братьев Стругацких, для них время — вещь безразмерная. Как писали Аркадий и Борис Стругацкие:
 «Когда бог создавал время, — говорят ирландцы, — он создал его достаточно» .
— ФанФан!  — Хелен умоляюще посмотрела на Тумбулата. Конечно интересно, но давай послушаем!
— Хорошо, хорошо!  Итак, что писатель ответил сценаристу?
Тумбулат, предвкушая ответ, даже причмокнул губами:
— Вино, только вино! Как говорят: In vino veritas! Истина в вине!
Сделав глоток вина,  писатель продолжал свои записи:
-… Я пил вино и размышлял о нескольких вещах сразу. За окном мело, машины боязливо ползли по шоссе, на обочинах громоздились сугробы… Москву заметало.
Стол писателя стоял  у окна, из которого открывался вид на заснеженную улицу.
И вдруг невидимая рука бросила  в Хелен горсть заснеженных, острых как мелкие иглы, льдинок.
 Хелен  только поморщилась, мысленно отмахнувшись от наваждения морока.
— Не мешай! — прошептала она, еле шевеля губами, мысленно отгоняя от себя вездесущего ФанФана. — Я сильней, так и знай!
Морозный воздух скользнул по щиколоткам ног и исчез, как и появился. Хелен ещё раз внимательно осмотрелась и обратила внимание, что  в  общий разговор не вступал четвертый обитатель удивительной палаты. Этот человек был без очков. Он перебирал бумаги в синей папке и бормотал:
— Они в очках, им виднее. Хорошо, что чай на свете есть,  -  давно бы уже пьяный под столом валялся…
А то пришел тут один, требует материалы для исследования. Я и говорю:
— Водки выпьешь?
— Да, если будет информация.
— Ничего тебе не будет, кроме водки.
— Хорошо, Виктор,  давай водку без информации.
А сам так и рыскал глазами в поисках заветной папки. Я ему ответил:
— Подожди, я напишу то, что нужно!
Нет, ему необходимы мои старые записи! Я сказал, что подумаю!
Я уверен, что  реально существует мир, в котором живут и действуют Анна Каренина, Дон-Кихот, Шерлок Холмс, Григорий Мелехов и даже капитан Немо. Этот мир обладает своими весьма любопытными свойствами и закономерностями, и люди, населяющие его, тем более ярки, реальны и индивидуальны, чем более талантливо, страстно и правдиво описали их авторы. А что могу я? Когда за окном только дождь!
 Вот Феликс Сорокин, — он кивнул в сторону другого писателя, -  утверждает, что Москву заметает, а я вижу в своём окне, как льёт дождь, крупный, тяжёлый, дождь, которого так много и он никуда не торопится. Льёт и льёт.
  Хелен слушала рассуждения печального  писателя по имени Виктор. Действительно, его стол стоял у распахнутого настежь окна, в подоконник которого хлестал дождь. Она подумала:
-  Почему он не закроет окно?
Взгляд девушки упёрся в плакат, который висел на стене. Большими красивыми буквами красного цвета было написано:
"Прошу никогда не закрывать окно."
— Понедельник начинается в субботу,  - с грустью произнёс Виктор, —  это значит: нет праздника в нашей жизни, будни переходят снова в будни, серое остаётся серым, тусклое — тусклым...
«Сценарист» подошёл к Виктору, тронул его за рукав  пепельно-серой вязаной кофты и спросил:
-  А приоритет?
— Какой еще приоритет? — сказал Виктор.
— Мой приоритет.
— Зачем это тебе понадобился приоритет?
— По-моему, очень приятно быть… э-э… первым.
— Да на что тебе быть первым? — удивился Виктор.
«Сценарист»  подумал.
— Честно говоря, не знаю, — сказал он. — Мне просто приятно.
— Приятно быть первым? — подумала Хелен. Престижная премия, вот, что ждут и сценарист, и режиссёр.
Она взглянула в противоположную сторону комнаты, где сидел писатель Феликс Сорокин, и опять её зазнобило.
— Представь, что на твоих плечах тёплая шаль.
Предложение ФанФана было кстати. Хелен представила, как пушистый  и очень мягкий платок щекочет ей щёки,  от него пахнет её любимыми духами «accordo Viola».

Она слушала приятный голос писателя:
— Москву заметало, как богом забытый полустанок где-нибудь под Актюбинском. Вот уже полчаса посередине шоссе буксовало такси, неосторожно попытавшееся здесь развернуться, и я представлял себе, сколько их буксует сейчас по всему огромному городу – такси, автобусов, грузовиков и даже чёрных блестящих лимузинов на шипованных шинах.
Хелен подошла к окну и  подула на  замёрзшее оконное стекло. От тёплого дыхания образовалось маленькое окошечко. Девушка увидела картину, которую описывал Феликс. А он, никого не замечая вокруг себя, прежде всего своих соседей, продолжал:
  — Мысли мои текли в несколько этажей, лениво и вяло перебивая друг друга. Думал я, например, о дворниках. О том, что до войны не было бульдозеров, не было ярко раскрашенных снегоочистителей,  а были дворники в фартуках, с мётлами, с  фанерными лопатами. В валенках. А снега на улицах, помнится, было не в пример меньше. Может быть, правда, стихии были тогда не те…(2)
 «Сценарист» подошёл к Феликсу.
— Вот ты тоже не хочешь отдавать свои рукописи  в  «Институт лингвистических исследований АН СССР». Почему? Это же будет оценка твоего творчества, творчества писателя  Феликса Сорокина!
— Я разбирал свой архив, желая подобрать что-либо подходящее. Но понимаешь, среди моих коллег  прошёл слух, что под исследованием в области теории информации скрываются испытания уникальной компьютерной программы, которая якобы может беспристрастно оценить степень талантливости произведения.
— Я тоже об этом слышал! Как выяснилось, программа, которая оценивает текст писателей, на самом деле оценивает так называемое НКЧТ (наивероятнейшее количество читателей текста), которое, вообще говоря, к художественной ценности текста имеет косвенное отношение.
— Ну, да!  В качестве примера авторы программы использовали  передовицу газеты  «Правды»...
— И что?
— И, как результат, получили семизначное число.
— Газету «Правда» читают миллионы!
— Я боюсь за свою «Синюю папку»! Здесь все мои воспоминания, мои чувства и моя жизнь.
— Ты боишься, что  главный труд твоей жизни на поверку окажется заурядной писаниной графомана? Придумай что-нибудь!
— Я понёс  на исследования  переводы технических текстов.
-  И что?
— В лаборатории я  столкнулся с  учёным, он так и не назвал своего имени. Вот этот учёный мне  намекнул, что знает о существовании Синей Папки. Представляешь, об этом никто не знал!
«Сценарист» заинтересованно спросил:
— Что же дальше?
— Представляешь, на следующий день после посещения института я  опять столкнулся с этим учёным, но уже в ресторане Союза писателей.
— Это встреча была  подстроена?
— Ты даже не представляешь! Захожу я в зал, а за столиком сидит...
— Кто?
— Михаил Афанасьевич Булгаков! Мой любимый писатель!
— Это просто мистика!
-Да, я тоже так подумал. Он мне и говорит, что вчера разговаривал со мной в облике учёного, а сейчас принял свой настоящий облик.
— Так что же он тебе сказал? Мне это понадобится для сценария фильма! Я давно планирую снять фильм по роману Булгакова «Мастер и Маргарита».
— Михаил Афанасьевич объяснил, мне, Феликсу Сорокину, что же главное в моём творчестве. Привожу дословно:
«Поймите, Феликс Александрович, нет мне никакого дела ни до ваших внутренних борений, ни до вашего душевного смятения, ни до вашего, простите меня, самолюбования. Единственное, что меня интересует, — это ваша Синяя Папка, чтобы роман ваш был написан и закончен. А как вы это сделаете, какой ценой — я не литературовед и не биограф ваш, это, право же, мне не интересно».
— Цена всегда есть, — сценарист хлопнул рукой по столу, так, что другие обитатели палаты вздрогнули от удивления. — Это любовь твоих читателей! А ещё фильм по твоему произведению.
— Да вот, смотри!
Феликс жестом показал на другого писателя.
— Это Виктор Банев, он только вернулся в родной город, а там происходят таинственные события.
 О нём моя история, которая хранится в Синей папке. Я назвал её «Хромая судьба».

— «Хромая судьба», но почему такое название?
-  Понимаешь, мы живём, творим, а время над нами не властно. Беспощадно надвигается старость, от которой нет нам ни радости, ни спасения. Так что, «Хромая судьба»  —  это «признание в старости», если угодно.
— Нужно жить, несмотря ни на что! Творить!
-  Знаешь, в  последнее время то и дело случаются со мной какие-то унылые, нелепые, подозрительные даже происшествия, словно тот, кому надлежит ведать моей судьбою, совсем одурел от скуки и принялся кудесить, но только дурак он, куда деваться? – и кудеса у него получаются дурацкие, такого свойства, что ни у кого, даже у самого шутника, никаких чувств не вызывают, кроме неловкости и стыда с поджиманием пальцев в ботинках.
— Ты шутник!
В разговор вмешался «Философ» в очках в тёмной роговой оправе.
— Но я уверен, что каждый человек — маг в душе, но он становится магом только тогда, когда начинает меньше думать о себе и больше о других, когда работать ему становится интереснее, чем развлекаться в старинном смысле этого слова.
— Развлекаться, развлекаться… А что мы тут, уважаемые господа, делаем?
Сценарист задал вопрос и сам ужаснулся. Феликс достал свою Синюю папку, на которой была наклеена репродукция с картины Николая Рериха "Град обречённый":  под нависшими ночными тучами замерший от ужаса город на холме, а вокруг города и вокруг холма обвился исполинский спящий змей с мокро отсвечивающей гладкой кожей.
Хелен вздрогнула. Именно с этим змеем ей пришлось биться совсем недавно.
— Вот только эта Синяя папка осталась от моих пяти библиотек, — сказал Феликс.
Виктор выразил мнение всех присутствующих:
— Больше библиотек не будет! Страшно было смотреть, как сжигали книги.
Феликс стал рассказывать о своих библиотеках:
— Первая  библиотека погибла в Ленинграде, когда в наш дом попала бомба. От второй, что я собрал в Канске  тоже ничего не осталось. Мы с Кларой отправили книги в Иркутск, а сами  попали в Петропавловск. Так что библиотека меня не нашла.
— А какие ценные книги там были? — спросил Сценарист.
— Там у меня были четыре томика «Тарзана» на английском, которые я купил во время отпуска на Литейном проспекте в Ленинграде.
— Это всё?
— Нет! Ещё «Машина времени»  Герберта Уэллса и «История Японии» на английском языке.
— А что стало с третьей библиотекой?
Заинтересованно спросил Виктор.
— Третью библиотеку я передал в дар дому культуры, когда возвращался с Камчатки на материк. Об этом времени я никогда не писал.
— Почему?
— Мне пришлось подать рапорт об увольнении и привыкать к гражданской жизни.
— Ты стал писателем?
— Да. Иногда мне казалось, что я мог писать километрами. Но это оказалось не так. На километры можно тянуть лишь то, к чему вполне равнодушен.
— Необычное сравнение, — подумала Хелен. — Удивительные люди!
Хелен никогда не видела библиотек с книгами, если не считать той, в которую она проникла с друзьями.Эта библиотека была разрушена, именно здесь началась разработка проекта «Библиогрань».
Хелен вздохнула.Она опять вспомнила Хайме. На глаза навернулись  слёзы. Девушка провела рукой по одной щеке, потом по другой. Ладонь стала влажной.
— Хелен! Все, что с тобой происходит — не случайно!  Ты главное, связывающее звено проекта.
Голос Тумбулата, её фанфика подействовал успокаивающе. Слезы высохли.
Феи не плачут! Слезы — роса.
Даже когда в небе гроза,
Молнии тоже не смогут спугнуть,
Бодро продолжим, ФанФея, наш путь!
— ФанФан! Да ты поэт!
Тумбулат поступил взгляд.
— Да, я такой...
— А ты знаешь, что скромность украшает не только женщину, но и мужчину!
— Я ещё и очень скромный, поверь!
— Хорошо, хорошо, верю! Но интересно, что стало с четвёртой и пятой библиотекой? Давай послушаем дальше!
Тумбулат  не возражал.
— Как хочешь! Феликс расскажет.
— Четвёртая моя библиотека осталась у Клары. И господь с ними обеими!
Сценарист спросил:
-Ты не жалеешь?
Феликс покачал головой.
— Нет! Я и так вечно кому-то должен, не исполнил что-то обещанное, подвёл кого-то, разрушил чьи-то планы… и уж не потому ли, что вообразил себя великим писателем, которому всё дозволено?
— Феликс! Не возносись и не будешь низвергнут вниз! Хотя тебе это не грозит. Человек может возвыситься только над самим собой.
Философ даже захлопал в ладоши:
— Ты превзошёл сам себя!
— Мне надо успокоиться! — сказал Феликс и торопливо вылил из бутылки остатки вина в фужер.
— Не вина нужно было бы выпить, а коньяка. Или в лучшем случае пшеничной водки, — сказал Феликсу Виктор.
— Не поможет! Что там у тебя был за эпиграф  на титульном листе твоей рукописи?
Виктор стал читать:
-Я в третьем круге там, где дождь струится,
Ах, как надоедает этот дождь!
Душа летает раненою  птицей
И  выхода из клетки не найдёт.
Хотя проклятым людям, здесь живущим,
К прямому совершенству не прийти,
Их ждёт полнее бытие в грядущем,
Где смогут они верный путь найти! (3)
Пока Виктор читал, каждый думал о своём. Сценарист мечтал написать сценарий. Он даже придумал начало и конец фильма:
-  В  городе, в котором постоянно идёт дождь по улицам ходят серые нелюди в плащах-дождевиках — это мокрецы. Они забирают у людей воспоминания о солнечных днях и люди перестают улыбаться и  радоваться жизни.  Это начало.

Сценарист даже потёр руки, радуясь своей выдумке.
— Конец будет таким… И начал читать про себя, словно невидимую книгу:
— Город, покрытый от дождя плесенью,   смотрел пустыми окнами на людей, вышедших на улицы. Внезапно через серые тучи проглянуло солнце и мокрецы стали таять. От них остались только мокрые пятна на просохшем асфальте. Люди, подняв головы, подставили лица   солнечным лучам,  заулыбались. Всё вокруг потрескивало, шипело, шелестело, делалось прозрачным. В город вернулись радость и счастье!
 Хелен думала о том, как найти своих друзей. Тумбулат взял девушку за руку и сжал её, без слов давая понять, что всё будет хорошо. Хелен  улыбнулась и подумала:
— Мы сможем верный путь найти!
Философ был в своём репертуаре и свои рассуждения выразил вслух:
— Творчество неизменно приносит радость. Есть великие писатели среди  неизвестных авторов и есть великие писатели среди  великих людей.
Он стал рассказывать:
— Великие  писатели XX века — братья Аркадий и Борис  Стругацкие. Отец — научный сотрудник, мать — учитель русского языка и литературы. Трудное им досталось детство.  Сама судьба направила их по пути литературного творчества. 
   Когда началась   Великая  Отечественная  война 1941-1945 гг. c коричневой чумой XX века — фашизмом   Стругацкие жили в Ленинграде.  Аркадию было 16 лет, Борису — всего  8.
   Все в палате вместе с Хелен и Тубулатом слушали внимательно. О событиях того времени Хелен знала хорошо. Другие «пациенты», девушка не сомневалась, тоже. Тумбулат сам был библиословарём, поэтому она не стала ничего ему объяснять.
— Боже мой, — думала Хелен. — Аркадий и особенно Борис, совсем ещё мальчишки!
Философ продолжал рассказ, превратившийся в лекцию по творчеству Стругацких:
— Наступление гитлеровских войск на северную столицу СССР, захвату которого германское командование придавало важное стратегическое значение, началось летом 1941 года. На Ленинград  шла группа армий «Север» под командованием генерал-фельдмаршала фон Лееба. В августе тяжелые бои шли уже на подступах к городу. Гитлеровские войска перерезали железные дороги, связывавшие Ленинград со страной, как говорили с Большой землёй. 8 сентября 1941 года началась блокада Ленинграда, продолжалась она  с 8 сентября 1941 по 27 января 1944, около 900 дней.
Семья Стругацких оказалась в осаждённом Ленинграде. По плану Гитлера город должен был быть стёрт с лица земли, а войска, оборонявшие его — уничтожены.
   Но немцы потерпели  неудачу в попытках прорвать оборону советских войск внутри блокадного кольца, тогда они решили взять город измором. С 13 сентября начался артобстрел Ленинграда, продолжавшийся всю войну.
   В кольце блокады  оказалось более 2,5 млн. жителей, в том числе 400 тыс. детей. Запасов продовольствия и топлива катастрофически не хватало.
  Единственным путем сообщения с блокадным Ленинградом оставалось Ладожское озеро. 22 ноября началось движение автомашин по ледовой дороге, получившей название «Дорога жизни».
  Немцы бомбили и обстреливали дорогу, но движение им остановить не удалось. Зимой эвакуировали население и доставляли продукты питания.  Всего было эвакуировано около 1 млн. человек.
  В январе 1942 года  отца — Натана Залмановича Стругацкого и Аркадия эвакуировали по «дороге жизни», а мать с больным Борисом осталась в городе. Отец умер в Вологде, и Аркадий летом 1942 года  оказался в посёлке Ташла Чкаловской (позже Оренбургской) области. Служил  заведующим пунктом по закупке молочных продуктов у населения.
   18 января 1943 года блокада была прорвана, и враг был отброшен от города. Аркадий смог вывезти  мать и брата из блокадного Ленинграда.
Те 900 зловещих дней стали самой кровопролитной блокадой в истории человечества. По разным данным за эти годы в городе погибло от 400 тыс. до 1,5 млн. человек. Большинство умерли от голода. Приказом Верховного Главнокомандующего от 1 мая 1945 года Ленинград получил звание Города-героя. 8 мая 1965 года Указом Президиума Верховного Совета СССР Город-герой Ленинград был награжден орденом Ленина и медалью «Золотая Звезда».
 В  1943 году Аркадия призвали  в Красную Армию.
   Он окончил Бердичевское пехотное училище, располагавшееся  в эвакуации в Актюбинске,  и был откомандирован в Военный институт иностранных языков. Учился по специальности «переводчик с японского и английского языков».   Окончил  институт в 1949 году. В начале 50 — х годов преподавал языки в офицерском училище в Канске, потом  служил на Камчатке дивизионным переводчиком, в 1955 году был переведён в Хабаровск в часть Особого назначения. После увольнения из армии  работал в Москве в Институте научной информации, редактором в Государственном литературном издательстве. Профессиональный писатель, член Союза писателей СССР с 1964 года.
 Аркадий Стругацкий написал несколько произведений в одиночку под псевдонимом «С. Ярославцев»: сказку «Экспедиция в преисподнюю», рассказ «Подробности жизни Никиты Воронцова» и повесть «Дьявол среди людей».
   Никита Воронцов попадает в кольцо времени и много раз проживает одну и ту же жизнь, но не в силах что-либо по-настоящему изменить в окружающем мире. Ким Волошин, пройдя муки ада в реальной жизни, становится могущественным «дьяволом среди людей» и всё же   неспособен сделать этот мир хоть чуточку лучше.
Но вершиной творчества стала совместная литературная деятельность с братом.
   Борис вернулся в Ленинград в 1945 году, в 1950 году поступил в Ленинградский Государственный Университет на математико-механический факультет, в 1955 году окончил его по специальности "астроном". Сразу же поступил в аспирантуру, но диссертацию не защитил, так как оказалось, что тема раскрыта ещё в 1942 году за рубежом.  Борис  расстраиваться не стал, поступил на работу в Пулковскую обсерваторию, работал инженером по счётно-аналитическим машинам. Принял участие в экспедиции в рамках программы по установке Большого телескопа Академии наук СССР. 
  С 1958 года братья Аркадий и Борис начали совместную литературную деятельность, которая продолжалась до 1990 года. За это время они написали несколько десятков  произведений научной и социальной фантастики. Особо значимые: «Полдень XXII век», «Страна багровых туч» «Трудно быть богом», «Понедельник начинается в субботу», «Пикник на обочине», «Обитаемый остров», «Сталкер».

   По произведениям АВС, так сокращённо называли братьев Стругацких в среде фантастов, были сняты фильмы: «Отель у погибшего альпиниста», «Сталкер», «Трудно быть богом», «Гадкие лебеди», «Понедельник начинается в субботу».
   Одним из последних, вышедших на экраны в 2009 году стал фильм  «Обитаемый остров». Своё творчество братья называли«реалистичной фантастикой, в центре которой человек и его судьба, а иные планеты и техника будущего — не более чем декорации».
  Братья Стругацкие поддерживали молодых авторов. Ещё в 1972 году Борис стал руководителем семинара молодых писателей фантастов, учредил премию «Бронзовая улитка», с 2002 года и до самой смерти в 2012 году он был главным редактором журнала «Полдень XXI век».

Аркадий Стругацкий  скончался в Москве 12 октября 1991 года после продолжительной болезни (рак печени). По его просьбе был кремирован, а прах развеяли с вертолёта.
 После смерти брата  Борис Стругацкий, по его собственному определению, продолжил «пилить толстое бревно литературы двуручной пилой, но без напарника». Под псевдонимом С. Витицкий вышли его романы «Поиск предназначения, или Двадцать седьмая теорема этики» и «Бессильные мира сего», продолжившие исследование неумолимого рока и возможностей влиять на окружающую действительность.
  Умер Борис Стругацкий 19 ноября 2012 года  в больнице.  Причиной смерти стало онкологическое заболевание (лимфома). Его тоже кремировали,  и по завещанию  прах писателя и его супруги 5 апреля 2014 года  был развеян над Пулковскими высотами.
 
Трудно быть богом -
Это всем ясно.
Но вот куда
Уходят фантасты?
В рай? 
О котором
Они не писали.
В ад?
Не до конца
О нём рассказали.
Но есть в небесах
Особое место!
Там и сидят 
Они в своих креслах,
Может быть, смотрят
Молча на нас,
И выбирают: 
Кто лучший фантаст.(3)

 
 
 
(1)  А.и Б. Стругацкие "Миллиард лет до конца света"
(2) Эта глава написана с использованием отрывков из  романа  А. и  Б.Стругацких «Хромая судьба»
(3) Стихи автора

© Copyright: Анна Магасумова, 2014

Регистрационный номер №0237884

от 8 сентября 2014

[Скрыть] Регистрационный номер 0237884 выдан для произведения: «Стругацкие пишут так, как будто ежедневно наблюдают будущее»
 ( О.В.Шестопалов)
 
Хелен и Тумбулат не заметили, как вернулись в книголеум. Здесь за время их отсутствия, на первый взгляд,  ничего не изменилось. Розы Неоум с ними не было.
— Роза, Роза… -  думала девушка. -That which we call a rose by any other name would smell as sweet.  Роза пахнет розой, хоть розой назови её, хоть нет… Испытания закончились или нет?
Мысли  о друзьях опять вернулись, и Хелен загрустила. Тумбулат, её ФанФан Тюльпан Памяти толкнул под локоть и опять заговорил стихами. На этот раз шуточными:
— Мысли, мысли, 
Как паутинки зависли.
Хелен улыбнулась, хотя на душе было тяжело.
— Хелен, милочка! Не грусти!
Сделав смешную гримасу, Тумбулат попытался ее развеселить:
— Твой фанфик обещает, что ты скоро встретишься  со своим любимым!
Хелен стала отнекиваться:
-ФанФанчик!   Нет у меня любимого. Ты путаешь.
— Меня не обманешь! Хайме сейчас, хотя и очень занят, думает о тебе. Да и у тебя он в потаенных твоих мыслях, скажешь, нет?
Хелен просто промолчала. Не стала спорить, Тюльпан Памяти знал всё: прошлое, настоящее и будущее...
— Ну, нет! — вспыхнула девушка.- Будущее я построю  сама! Да!
Фанфик согласился:
— Правильно! Всё в твоих руках!
Хелен недовольно его одернула:
— Опять копаешься в моих мыслях?
— Я не виноват. У тебя написано на лице, — обиженно пробормотал Тумбулат. — Вернешься домой, я исчезну, не беспокойся! Досаждать не буду!
Хелен осознала не только, что обидела фанфика, но и поняла, что не сможет с ним расстаться. Столько они пережили вместе.
— Я вот тебе задам! Исчезнет он! Куда ты от меня денешься!
— Уже никуда! Буду появляться по мере надобности...
 Тут его осенило:
— Ха! Я превращусь в кота, никто, даже твой Хайме ничего не поймёт. Может и я себе кошечку найду.
Хелен эта идея рассмешила и обрадовала одновременно.
— Я тебя так и буду звать ФанФан Тюльпан!
— Фанфик я, фанфик!
Хелен топнула  ногой:
— ФанФан Тюльпан!
— Фанфик!
— Ну, хорошо! Просто ФанФан.
— Согласен, ФанФан,  так ФанФан.
Хелен отвлекло  какое — то смутное чувство тревоги. Тумбулат же продолжал бурчать:
— Ну и имечко! ФанФан Тюльпан! Фанфик лучше, ну, в крайнем случае, ФанФан!
Хелен прислушалась и поежилась. Они в находились в том же коридоре книголеума. Солнце было ещё высоко, лучи его проникали через оконные стекла. Казалось, ничего особенного не происходило. Тумбулат продолжал бубнить.
— Фанфик -я, фанфик, ну, ФанФан!
— Не бурчи! Лучше послушай, нет, посмотри, что  — то тут не так!
Хелен опять поежилась.Потянуло морозным воздухом.
-П-п-похолодало...
Тут раздались голоса за дверью палаты, в которой Хелен ещё не была. Она взяла Тумбулата  за руку и почувствовала тепло. Сразу стало спокойнее.
— Что там? Кто там?
Хелен стало интересно, хранители какой книги вспоминают ее содержание. Она осторожно приоткрыла дверь, хотя прекрасно знала, что никто из достойных не заметит чужого вторжения.
— Вторжение безобидное,-  уточнила девушка своему внутреннему я.
— Они нас всё равно не увидят, — пояснил Тумбулат.
Девушка взглянула на него и кивнула головой.
 В палате было холодно, этого не замечали присутствующие здесь мужчины. Их возраст Хелен сразу определить не смогла. Можно было дать и 40, и 60 лет.
  Сразу стало понятно, что это творческие люди. Кожаные диваны вместо обычных больничных коек, у каждого небольшой стол и удобное кресло. На столах — бумага, карандаши, что было необычно, не как у других достойных.
— Писатели или художники. Скорее всего писатели, ни красок,  ни  кисточек, ни мольбертов не видно, — решила Хелен.
-  Ты права, писатели, — подтвердил ее мысли Тумбулат, стоящий за спиной девушки.
— Смелее заходи, не бойся.
— Я и не боюсь. Почему так холодно? Я замерзла.Посмотри, даже на стеклах морозные узоры.
ФанФан понимающе улыбнулся.
— Рисует узоры мороз на оконном стекле.
— Мне не до шуток,- обиделась Хелен.
— Не обижайся. — Тумбулат похлопал ее по плечу.
 -Холодно только тебе.
Это раздался голос невидимой Розы Неоум.
— Как это?
— Ты забыла, что ты не только ФанФея, но и Корримемо? Сейчас все поймешь.
Фанфик обнял Хелен за плечи и она сразу согрелась. Все сразу прояснилось. Говорил мужчина в тёплом  бордовом  халате:
-В середине января, примерно в два часа пополудни...
— Интересно, — подумала Хелен, — пополудни… уже так не говорят.
— Это из книги авторов середины XX века, — пояснил Тумбулат.
— Авторов? Книгу написал не один человек, — Хелен уже стала привыкать, что ФанФан слышит ее мысли.- Можно общаться без помощи слов
— Ну, да! Нам с тобой нужно только настроиться на одну  мыслеволну, — подтвердил Тумбулат.
И тут же перестроился на первый вопрос Хелен.
— ФанФея! Я не успеваю за твоими мыслями. Да, авторов двое.
 Хелен отмахнулась. Она вслушивалась в глуховатый, но очень приятный голос.
— Я сидел у окна, и вместо того, чтобы заниматься сценарием, пил вино...
На столе в палате стояла бутылка с надписью "Портвейн 333", а перед каждым из достойных — фужер с  ярко — красной жидкостью.
— Крепленое вино, — решила Хелен.- Надеюсь, это их не отвлекает?
— Нет. Они так поддерживают свою форму.
— Фанфан, ты всегда будешь отвечать на мои вопросы? Я так сама разучусь  думать.
— Эх, ты! Ещё Корримео! Думать и размышлять, а тем более искать ответы на  вопросы — это разные вещи!
— Так ты мой библиословарь?
— Да, что — то в этом роде.Я же фанфик, знаю всё!
 Тумбулат  даже плечи развернул и грудь выпятил вперёд.
Хелен улыбнулась.
— Ой, ты стал на две головы выше!
— Правда?
Обрадовался ФанФан.
— Кривда!
— Ты шутишь! Я знаю всё...
Тумбулат задумался.
— Или почти всё… Только не всегда могу предсказать твоё будущее.
— И не надо!  Я же уже говорила, что своё будущее буду строить сама!
Хелен не любила, когда вмешивались в её дела.
В это время в палате плотный мужчина в черных очках, с волнистыми тёмными волосами и такими смешными усиками, подняв бокал с вином, проговорил:
-Будущее создается тобой, но не для тебя.
И стал читать стихи:
  — Кто знает, что ждет нас?
Кто знает, что будет? 
И сильный будет, и подлый будет. 
И смерть придет и на смерть осудит. 
Не надо в грядущее взор погружать…(1)
-Не надо в грядущее взор погружать, — повторила  Хелен.- Ну, точно философ!
И тут же подумала:
-  Ага, в моё будущее будет вмешиваться Фанфик. Дел натворит!
Девушка почувствовала, что фанфик обиделся, ласково прикоснулась к его щеке.
— Не обижайся! Я привыкла всегда отвечать за себя. Меня ещё в школе, а потом на курсах называли Стальная Хелен.
ФанФан от прикосновения растаял. Не мог он долго обижаться на свою ФанФею.
-Я не обижаюсь! Хочу же как лучше! Деточка! Да я с твоим бюстом и горя бы не знал!
— А ты не только шутник, но и юморист! Точно Фантик! Я тебя буду так называть!
— Фантик, Фантик, — обиженно пробормотал Тумбулат.- Лучше уж ФанФан! И вообще, нет смысла говорить о будущем! О нём не говорят, его делают!
— Фантик! ФанФан! Ладно, ладно! Ты у меня таакой мудрый! Давай слушать дальше!
Пока Хелен и Тумбулат препирались, время остановилось. Как только девушка вновь посмотрела в глубь палаты, третий ее обитатель,  его Хелен назвала сценарист, — он был в серой куртке с карманами на груди и таких же брюках, отбросив со лба кивком головы прядь еще густых волос, произнес:
  — Человек — это промежуточное звено эволюции, необходимое для создания  венца природы  — рюмки коньяка и дольки лимона.
  Широкое добродушное лицо расплылось в довольной улыбке. Очки в светлой оправе сползли на нос.
«Сценарист»   держал в одной руке хрустальную рюмочку с янтарным содержимым, в другой -  сочный кружок лимона.

Это действительно был сценарист, ему  по душе переводы и сценарии. В обоих случаях не приходилось взваливать на себя весь груз ответственности. Ведь за будущий  фильм полностью отвечает режиссер — постановщик. Выпив  рюмку, закусив лимончиком, сценарист сел за стол, открыл стоубук  (настольный компьютер)  и стал писать, не отрывая взгляда от монитора.
  Тут писатель, как  его назвала про себя  Хелен...
-Ты права, он писатель, на самом деле!
-ФанФанчик! Если ты будешь мешать, я тебя буду точно называть Фантиком!
Тумбулат замахал руками:
— Не буду, не буду!
Но тут же заявил:
— Всё равно время остановится, пока мы на них не обращаем внимания.
Тумбулат кивнул на "пациентов" книголеума:
  — Это  почитатели  таланта братьев Стругацких, для них время — вещь безразмерная. Как писали Аркадий и Борис Стругацкие:
 «Когда бог создавал время, — говорят ирландцы, — он создал его достаточно» .
— ФанФан!  — Хелен умоляюще посмотрела на Тумбулата. Конечно интересно, но давай послушаем!
— Хорошо, хорошо!  Итак, что писатель ответил сценаристу?
Тумбулат, предвкушая ответ, даже причмокнул губами:
— Вино, только вино! Как говорят: In vino veritas! Истина в вине!
Сделав глоток вина,  писатель продолжал свои записи:
-… Я пил вино и размышлял о нескольких вещах сразу. За окном мело, машины боязливо ползли по шоссе, на обочинах громоздились сугробы… Москву заметало.
Стол писателя стоял  у окна, из которого открывался вид на заснеженную улицу.
И вдруг невидимая рука бросила  в Хелен горсть заснеженных, острых как мелкие иглы, льдинок.
 Хелен  только поморщилась, мысленно отмахнувшись от наваждения морока.
— Не мешай! — прошептала она, еле шевеля губами, мысленно отгоняя от себя вездесущего ФанФана. — Я сильней, так и знай!
Морозный воздух скользнул по щиколоткам ног и исчез, как и появился. Хелен ещё раз внимательно осмотрелась и обратила внимание, что  в  общий разговор не вступал четвертый обитатель удивительной палаты. Этот человек был без очков. Он перебирал бумаги в синей папке и бормотал:
— Они в очках, им виднее. Хорошо, что чай на свете есть,  -  давно бы уже пьяный под столом валялся…
А то пришел тут один, требует материалы для исследования. Я и говорю:
— Водки выпьешь?
— Да, если будет информация.
— Ничего тебе не будет, кроме водки.
— Хорошо, Виктор,  давай водку без информации.
А сам так и рыскал глазами в поисках заветной папки. Я ему ответил:
— Подожди, я напишу то, что нужно!
Нет, ему необходимы мои старые записи! Я сказал, что подумаю!
Я уверен, что  реально существует мир, в котором живут и действуют Анна Каренина, Дон-Кихот, Шерлок Холмс, Григорий Мелехов и даже капитан Немо. Этот мир обладает своими весьма любопытными свойствами и закономерностями, и люди, населяющие его, тем более ярки, реальны и индивидуальны, чем более талантливо, страстно и правдиво описали их авторы. А что могу я? Когда за окном только дождь!
 Вот Феликс Сорокин, — он кивнул в сторону другого писателя, -  утверждает, что Москву заметает, а я вижу в своём окне, как льёт дождь, крупный, тяжёлый, дождь, которого так много и он никуда не торопится. Льёт и льёт.
  Хелен слушала рассуждения печального  писателя по имени Виктор. Действительно, его стол стоял у распахнутого настежь окна, в подоконник которого хлестал дождь. Она подумала:
-  Почему он не закроет окно?
Взгляд девушки упёрся в плакат, который висел на стене. Большими красивыми буквами красного цвета было написано:
"Прошу никогда не закрывать окно."
— Понедельник начинается в субботу,  - с грустью произнёс Виктор, —  это значит: нет праздника в нашей жизни, будни переходят снова в будни, серое остаётся серым, тусклое — тусклым...
«Сценарист» подошёл к Виктору, тронул его за рукав  пепельно-серой вязаной кофты и спросил:
-  А приоритет?
— Какой еще приоритет? — сказал Виктор.
— Мой приоритет.
— Зачем это тебе понадобился приоритет?
— По-моему, очень приятно быть… э-э… первым.
— Да на что тебе быть первым? — удивился Виктор.
«Сценарист»  подумал.
— Честно говоря, не знаю, — сказал он. — Мне просто приятно.
— Приятно быть первым? — подумала Хелен. Престижная премия, вот, что ждут и сценарист, и режиссёр.
Она взглянула в противоположную сторону комнаты, где сидел писатель Феликс Сорокин, и опять её зазнобило.
— Представь, что на твоих плечах тёплая шаль.
Предложение ФанФана было кстати. Хелен представила, как пушистый  и очень мягкий платок щекочет ей щёки,  от него пахнет её любимыми духами «accordo Viola».

Она слушала приятный голос писателя:
— Москву заметало, как богом забытый полустанок где-нибудь под Актюбинском. Вот уже полчаса посередине шоссе буксовало такси, неосторожно попытавшееся здесь развернуться, и я представлял себе, сколько их буксует сейчас по всему огромному городу – такси, автобусов, грузовиков и даже чёрных блестящих лимузинов на шипованных шинах.
Хелен подошла к окну и  подула на  замёрзшее оконное стекло. От тёплого дыхания образовалось маленькое окошечко. Девушка увидела картину, которую описывал Феликс. А он, никого не замечая вокруг себя, прежде всего своих соседей, продолжал:
  — Мысли мои текли в несколько этажей, лениво и вяло перебивая друг друга. Думал я, например, о дворниках. О том, что до войны не было бульдозеров, не было ярко раскрашенных снегоочистителей,  а были дворники в фартуках, с мётлами, с  фанерными лопатами. В валенках. А снега на улицах, помнится, было не в пример меньше. Может быть, правда, стихии были тогда не те…(2)
 «Сценарист» подошёл к Феликсу.
— Вот ты тоже не хочешь отдавать свои рукописи  в  «Институт лингвистических исследований АН СССР». Почему? Это же будет оценка твоего творчества, творчества писателя  Феликса Сорокина!
— Я разбирал свой архив, желая подобрать что-либо подходящее. Но понимаешь, среди моих коллег  прошёл слух, что под исследованием в области теории информации скрываются испытания уникальной компьютерной программы, которая якобы может беспристрастно оценить степень талантливости произведения.
— Я тоже об этом слышал! Как выяснилось, программа, которая оценивает текст писателей, на самом деле оценивает так называемое НКЧТ (наивероятнейшее количество читателей текста), которое, вообще говоря, к художественной ценности текста имеет косвенное отношение.
— Ну, да!  В качестве примера авторы программы использовали  передовицу газеты  «Правды»...
— И что?
— И, как результат, получили семизначное число.
— Газету «Правда» читают миллионы!
— Я боюсь за свою «Синюю папку»! Здесь все мои воспоминания, мои чувства и моя жизнь.
— Ты боишься, что  главный труд твоей жизни на поверку окажется заурядной писаниной графомана? Придумай что-нибудь!
— Я понёс  на исследования  переводы технических текстов.
-  И что?
— В лаборатории я  столкнулся с  учёным, он так и не назвал своего имени. Вот этот учёный мне  намекнул, что знает о существовании Синей Папки. Представляешь, об этом никто не знал!
«Сценарист» заинтересованно спросил:
— Что же дальше?
— Представляешь, на следующий день после посещения института я  опять столкнулся с этим учёным, но уже в ресторане Союза писателей.
— Это встреча была  подстроена?
— Ты даже не представляешь! Захожу я в зал, а за столиком сидит...
— Кто?
— Михаил Афанасьевич Булгаков! Мой любимый писатель!
— Это просто мистика!
-Да, я тоже так подумал. Он мне и говорит, что вчера разговаривал со мной в облике учёного, а сейчас принял свой настоящий облик.
— Так что же он тебе сказал? Мне это понадобится для сценария фильма! Я давно планирую снять фильм по роману Булгакова «Мастер и Маргарита».
— Михаил Афанасьевич объяснил, мне, Феликсу Сорокину, что же главное в моём творчестве. Привожу дословно:
«Поймите, Феликс Александрович, нет мне никакого дела ни до ваших внутренних борений, ни до вашего душевного смятения, ни до вашего, простите меня, самолюбования. Единственное, что меня интересует, — это ваша Синяя Папка, чтобы роман ваш был написан и закончен. А как вы это сделаете, какой ценой — я не литературовед и не биограф ваш, это, право же, мне не интересно».
— Цена всегда есть, — сценарист хлопнул рукой по столу, так, что другие обитатели палаты вздрогнули от удивления. — Это любовь твоих читателей! А ещё фильм по твоему произведению.
— Да вот, смотри!
Феликс жестом показал на другого писателя.
— Это Виктор Банев, он только вернулся в родной город, а там происходят таинственные события.
 О нём моя история, которая хранится в Синей папке. Я назвал её «Хромая судьба».

— «Хромая судьба», но почему такое название?
-  Понимаешь, мы живём, творим, а время над нами не властно. Беспощадно надвигается старость, от которой нет нам ни радости, ни спасения. Так что, «Хромая судьба»  —  это «признание в старости», если угодно.
— Нужно жить, несмотря ни на что! Творить!
-  Знаешь, в  последнее время то и дело случаются со мной какие-то унылые, нелепые, подозрительные даже происшествия, словно тот, кому надлежит ведать моей судьбою, совсем одурел от скуки и принялся кудесить, но только дурак он, куда деваться? – и кудеса у него получаются дурацкие, такого свойства, что ни у кого, даже у самого шутника, никаких чувств не вызывают, кроме неловкости и стыда с поджиманием пальцев в ботинках.
— Ты шутник!
В разговор вмешался «Философ» в очках в тёмной роговой оправе.
— Но я уверен, что каждый человек — маг в душе, но он становится магом только тогда, когда начинает меньше думать о себе и больше о других, когда работать ему становится интереснее, чем развлекаться в старинном смысле этого слова.
— Развлекаться, развлекаться… А что мы тут, уважаемые господа, делаем?
Сценарист задал вопрос и сам ужаснулся. Феликс достал свою Синюю папку, на которой была наклеена репродукция с картины Николая Рериха "Град обречённый":  под нависшими ночными тучами замерший от ужаса город на холме, а вокруг города и вокруг холма обвился исполинский спящий змей с мокро отсвечивающей гладкой кожей.
Хелен вздрогнула. Именно с этим змеем ей пришлось биться совсем недавно.
— Вот только эта Синяя папка осталась от моих пяти библиотек, — сказал Феликс.
Виктор выразил мнение всех присутствующих:
— Больше библиотек не будет! Страшно было смотреть, как сжигали книги.
Феликс стал рассказывать о своих библиотеках:
— Первая  библиотека погибла в Ленинграде, когда в наш дом попала бомба. От второй, что я собрал в Канске  тоже ничего не осталось. Мы с Кларой отправили книги в Иркутск, а сами  попали в Петропавловск. Так что библиотека меня не нашла.
— А какие ценные книги там были? — спросил Сценарист.
— Там у меня были четыре томика «Тарзана» на английском, которые я купил во время отпуска на Литейном проспекте в Ленинграде.
— Это всё?
— Нет! Ещё «Машина времени»  Герберта Уэллса и «История Японии» на английском языке.
— А что стало с третьей библиотекой?
Заинтересованно спросил Виктор.
— Третью библиотеку я передал в дар дому культуры, когда возвращался с Камчатки на материк. Об этом времени я никогда не писал.
— Почему?
— Мне пришлось подать рапорт об увольнении и привыкать к гражданской жизни.
— Ты стал писателем?
— Да. Иногда мне казалось, что я мог писать километрами. Но это оказалось не так. На километры можно тянуть лишь то, к чему вполне равнодушен.
— Необычное сравнение, — подумала Хелен. — Удивительные люди!
Хелен никогда не видела библиотек с книгами, если не считать той, в которую она проникла с друзьями.Эта библиотека была разрушена, именно здесь началась разработка проекта «Библиогрань».
Хелен вздохнула.Она опять вспомнила Хайме. На глаза навернулись  слёзы. Девушка провела рукой по одной щеке, потом по другой. Ладонь стала влажной.
— Хелен! Все, что с тобой происходит — не случайно!  Ты главное, связывающее звено проекта.
Голос Тумбулата, её фанфика подействовал успокаивающе. Слезы высохли.
Феи не плачут! Слезы — роса.
Даже когда в небе гроза,
Молнии тоже не смогут спугнуть,
Бодро продолжим, ФанФея, наш путь!
— ФанФан! Да ты поэт!
Тумбулат поступил взгляд.
— Да, я такой...
— А ты знаешь, что скромность украшает не только женщину, но и мужчину!
— Я ещё и очень скромный, поверь!
— Хорошо, хорошо, верю! Но интересно, что стало с четвёртой и пятой библиотекой? Давай послушаем дальше!
Тумбулат  не возражал.
— Как хочешь! Феликс расскажет.
— Четвёртая моя библиотека осталась у Клары. И господь с ними обеими!
Сценарист спросил:
-Ты не жалеешь?
Феликс покачал головой.
— Нет! Я и так вечно кому-то должен, не исполнил что-то обещанное, подвёл кого-то, разрушил чьи-то планы… и уж не потому ли, что вообразил себя великим писателем, которому всё дозволено?
— Феликс! Не возносись и не будешь низвергнут вниз! Хотя тебе это не грозит. Человек может возвыситься только над самим собой.
Философ даже захлопал в ладоши:
— Ты превзошёл сам себя!
— Мне надо успокоиться! — сказал Феликс и торопливо вылил из бутылки остатки вина в фужер.
— Не вина нужно было бы выпить, а коньяка. Или в лучшем случае пшеничной водки, — сказал Феликсу Виктор.
— Не поможет! Что там у тебя был за эпиграф  на титульном листе твоей рукописи?
Виктор стал читать:
-Я в третьем круге там, где дождь струится,
Ах, как надоедает этот дождь!
Душа летает раненою  птицей
И  выхода из клетки не найдёт.
Хотя проклятым людям, здесь живущим,
К прямому совершенству не прийти,
Их ждёт полнее бытие в грядущем,
Где смогут они верный путь найти! (3)
Пока Виктор читал, каждый думал о своём. Сценарист мечтал написать сценарий. Он даже придумал начало и конец фильма:
-  В  городе, в котором постоянно идёт дождь по улицам ходят серые нелюди в плащах-дождевиках — это мокрецы. Они забирают у людей воспоминания о солнечных днях и люди перестают улыбаться и  радоваться жизни.  Это начало.

Сценарист даже потёр руки, радуясь своей выдумке.
— Конец будет таким… И начал читать про себя, словно невидимую книгу:
— Город, покрытый от дождя плесенью,   смотрел пустыми окнами на людей, вышедших на улицы. Внезапно через серые тучи проглянуло солнце и мокрецы стали таять. От них остались только мокрые пятна на просохшем асфальте. Люди, подняв головы, подставили лица   солнечным лучам,  заулыбались. Всё вокруг потрескивало, шипело, шелестело, делалось прозрачным. В город вернулись радость и счастье!
 Хелен думала о том, как найти своих друзей. Тумбулат взял девушку за руку и сжал её, без слов давая понять, что всё будет хорошо. Хелен  улыбнулась и подумала:
— Мы сможем верный путь найти!
Философ был в своём репертуаре и свои рассуждения выразил вслух:
— Творчество неизменно приносит радость. Есть великие писатели среди  неизвестных авторов и есть великие писатели среди  великих людей.
Он стал рассказывать:
— Великие  писатели XX века — братья Аркадий и Борис  Стругацкие. Отец — научный сотрудник, мать — учитель русского языка и литературы. Трудное им досталось детство.  Сама судьба направила их по пути литературного творчества. 
   Когда началась   Великая  Отечественная  война 1941-1945 гг. c коричневой чумой XX века — фашизмом   Стругацкие жили в Ленинграде.  Аркадию было 16 лет, Борису — всего  8.
   Все в палате вместе с Хелен и Тубулатом слушали внимательно. О событиях того времени Хелен знала хорошо. Другие «пациенты», девушка не сомневалась, тоже. Тумбулат сам был библиословарём, поэтому она не стала ничего ему объяснять.
— Боже мой, — думала Хелен. — Аркадий и особенно Борис, совсем ещё мальчишки!
Философ продолжал рассказ, превратившийся в лекцию по творчеству Стругацких:
— Наступление гитлеровских войск на северную столицу СССР, захвату которого германское командование придавало важное стратегическое значение, началось летом 1941 года. На Ленинград  шла группа армий «Север» под командованием генерал-фельдмаршала фон Лееба. В августе тяжелые бои шли уже на подступах к городу. Гитлеровские войска перерезали железные дороги, связывавшие Ленинград со страной, как говорили с Большой землёй. 8 сентября 1941 года началась блокада Ленинграда, продолжалась она  с 8 сентября 1941 по 27 января 1944, около 900 дней.
Семья Стругацких оказалась в осаждённом Ленинграде. По плану Гитлера город должен был быть стёрт с лица земли, а войска, оборонявшие его — уничтожены.
   Но немцы потерпели  неудачу в попытках прорвать оборону советских войск внутри блокадного кольца, тогда они решили взять город измором. С 13 сентября начался артобстрел Ленинграда, продолжавшийся всю войну.
   В кольце блокады  оказалось более 2,5 млн. жителей, в том числе 400 тыс. детей. Запасов продовольствия и топлива катастрофически не хватало.
  Единственным путем сообщения с блокадным Ленинградом оставалось Ладожское озеро. 22 ноября началось движение автомашин по ледовой дороге, получившей название «Дорога жизни».
  Немцы бомбили и обстреливали дорогу, но движение им остановить не удалось. Зимой эвакуировали население и доставляли продукты питания.  Всего было эвакуировано около 1 млн. человек.
  В январе 1942 года  отца — Натана Залмановича Стругацкого и Аркадия эвакуировали по «дороге жизни», а мать с больным Борисом осталась в городе. Отец умер в Вологде, и Аркадий летом 1942 года  оказался в посёлке Ташла Чкаловской (позже Оренбургской) области. Служил  заведующим пунктом по закупке молочных продуктов у населения.
   18 января 1943 года блокада была прорвана, и враг был отброшен от города. Аркадий смог вывезти  мать и брата из блокадного Ленинграда.
Те 900 зловещих дней стали самой кровопролитной блокадой в истории человечества. По разным данным за эти годы в городе погибло от 400 тыс. до 1,5 млн. человек. Большинство умерли от голода. Приказом Верховного Главнокомандующего от 1 мая 1945 года Ленинград получил звание Города-героя. 8 мая 1965 года Указом Президиума Верховного Совета СССР Город-герой Ленинград был награжден орденом Ленина и медалью «Золотая Звезда».
 В  1943 году Аркадия призвали  в Красную Армию.
   Он окончил Бердичевское пехотное училище, располагавшееся  в эвакуации в Актюбинске,  и был откомандирован в Военный институт иностранных языков. Учился по специальности «переводчик с японского и английского языков».   Окончил  институт в 1949 году. В начале 50 — х годов преподавал языки в офицерском училище в Канске, потом  служил на Камчатке дивизионным переводчиком, в 1955 году был переведён в Хабаровск в часть Особого назначения. После увольнения из армии  работал в Москве в Институте научной информации, редактором в Государственном литературном издательстве. Профессиональный писатель, член Союза писателей СССР с 1964 года.
 Аркадий Стругацкий написал несколько произведений в одиночку под псевдонимом «С. Ярославцев»: сказку «Экспедиция в преисподнюю», рассказ «Подробности жизни Никиты Воронцова» и повесть «Дьявол среди людей».
   Никита Воронцов попадает в кольцо времени и много раз проживает одну и ту же жизнь, но не в силах что-либо по-настоящему изменить в окружающем мире. Ким Волошин, пройдя муки ада в реальной жизни, становится могущественным «дьяволом среди людей» и всё же   неспособен сделать этот мир хоть чуточку лучше.
Но вершиной творчества стала совместная литературная деятельность с братом.
   Борис вернулся в Ленинград в 1945 году, в 1950 году поступил в Ленинградский Государственный Университет на математико-механический факультет, в 1955 году окончил его по специальности "астроном". Сразу же поступил в аспирантуру, но диссертацию не защитил, так как оказалось, что тема раскрыта ещё в 1942 году за рубежом.  Борис  расстраиваться не стал, поступил на работу в Пулковскую обсерваторию, работал инженером по счётно-аналитическим машинам. Принял участие в экспедиции в рамках программы по установке Большого телескопа Академии наук СССР. 
  С 1958 года братья Аркадий и Борис начали совместную литературную деятельность, которая продолжалась до 1990 года. За это время они написали несколько десятков  произведений научной и социальной фантастики. Особо значимые: «Полдень XXII век», «Страна багровых туч» «Трудно быть богом», «Понедельник начинается в субботу», «Пикник на обочине», «Обитаемый остров», «Сталкер».

   По произведениям АВС, так сокращённо называли братьев Стругацких в среде фантастов, были сняты фильмы: «Отель у погибшего альпиниста», «Сталкер», «Трудно быть богом», «Гадкие лебеди», «Понедельник начинается в субботу».
   Одним из последних, вышедших на экраны в 2009 году стал фильм  «Обитаемый остров». Своё творчество братья называли«реалистичной фантастикой, в центре которой человек и его судьба, а иные планеты и техника будущего — не более чем декорации».
  Братья Стругацкие поддерживали молодых авторов. Ещё в 1972 году Борис стал руководителем семинара молодых писателей фантастов, учредил премию «Бронзовая улитка», с 2002 года и до самой смерти в 2012 году он был главным редактором журнала «Полдень XXI век».

Аркадий Стругацкий  скончался в Москве 12 октября 1991 года после продолжительной болезни (рак печени). По его просьбе был кремирован, а прах развеяли с вертолёта.
 После смерти брата  Борис Стругацкий, по его собственному определению, продолжил «пилить толстое бревно литературы двуручной пилой, но без напарника». Под псевдонимом С. Витицкий вышли его романы «Поиск предназначения, или Двадцать седьмая теорема этики» и «Бессильные мира сего», продолжившие исследование неумолимого рока и возможностей влиять на окружающую действительность.
  Умер Борис Стругацкий 19 ноября 2012 года  в больнице.  Причиной смерти стало онкологическое заболевание (лимфома). Его тоже кремировали,  и по завещанию  прах писателя и его супруги 5 апреля 2014 года  был развеян над Пулковскими высотами.
 
Трудно быть богом -
Это всем ясно.
Но вот куда
Уходят фантасты?
В рай? 
О котором
Они не писали.
В ад?
Не до конца
О нём рассказали.
Но есть в небесах
Особое место!
Там и сидят 
Они в своих креслах,
Может быть, смотрят
Молча на нас,
И выбирают: 
Кто лучший фантаст.(3)

 
 
 
(1)  А.и Б. Стругацкие "Миллиард лет до конца света"
(2) Эта глава написана с использованием отрывков из  романа  А. и  Б.Стругацких «Хромая судьба»
(3) Стихи автора
 
Рейтинг: +2 694 просмотра
Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!