Код жизни. Изменить все

[Скрыть] Регистрационный номер 0468052 выдан для произведения:

            Прошло несколько дней, но Лейв никак не мог успокоиться.  С первой секунды, как только увидел  Хёдд-Марфу, он возжелал ее, но та была невысокого мнения о нем и поспешила сообщить об этом всем присутствующим. Если бы сказала это наедине, возможно, самолюбие не грызло так душу. Он метался по лесам и полям, проявляя небывалую активность, и ему казалось, что все знают, почему он одержим, поэтому мрачнел и смотрел с подозрением, если слышал смех поблизости и громкий разговор. Предполагал, что над ним потешаются, но доказательств не находил. И как итог его страданиям, Хед-Марфа стала приходить к нему во сне, и тоже насмехаться. Говорила слова обидные и с языка ее сползали маленькие змейки, и жалили беззащитную его душу. Однажды она приснилась ему купающейся в местных водах. Белоснежное тело ее было достойно кисти великого маляра его народа. Изгибы, линии были в высшей степени изумительны. Почувствовав на себе обожающий взгляд,  она резко обернулась. Глаза ее округлились и сверкнули золотом осенних листьев. Брови изогнулись вопрошающе, но она молчала и рассматривала его пристально, как мелкую букашку, склоняя голову то влево, то вправо, будто недостаточно хорошо его было видно.

            "Твоя белизна изумляет, утонченность поражает скудное мое воображение! Богиня, сошедшая к простым смертным по прихоти своей, разве могу я надеяться на взаимность?!" - с горечью и тоской воскликнул внезапно он, и легкий румянец коснулся ее щек. Она не ждала от него слов и потому не справилась с эмоциями. Ее неожиданная стыдливость привела его в чувство. Он опустил голову, и поспешил прочь, физически ощущая, как дева выскакивает из воды, нагая, и спешит накинуть одежку, которую он мечтал снять с нее в первую же минуту, как только увидел, чтобы вкусить запретный плод и насладиться им. Любая девушка его народа почла за честь, если бы на нее пал выбор, но дева неба не желала раскрыть свои объятия...

            Он проснулся с тяжестью в чреслах и ни о чем больше думать не мог. Позабыл, зачем был тогда с визитом к Матери матерей. Что говорил, что сказали в ответ... Все казалось несущественным. Кроме одного. Точнее, одной...

            - Лейв, дела требуют твоего присутствия, - пытался вразумить его отец. - Что за причина гонит тебя из дома? Скажи и мы решим ее.

            -  Сердечные дела и причиной назвать сложно, - предположил легкомысленно брат. - Обычно, подобный вид у смертельно больных любовной лихорадкой. Эх, как знакомо мне это!

            - Глупости говоришь, братец, - буркнул Лейв и, выходя из комнаты, где за рабочим столом сидели и вопросительно смотрели на него родные ему люди, смахнул на пол деловые бумаги, и даже не заметил этого. Занавеси колыхнулись под порывом ветра на прикрытых от солнца окнах, когда дверь слишком широко распахнулась и хлопнула, но не закрылась, а оставила внушительную щель.

            - Трюггви, пошли за ним Бьерна. Пусть понаблюдает. Расстроенным состоянием наследника могут воспользоваться враги.

            - Хорошо, отец.

            А Лейв, преодолевая каменные ступеньки, бежал внутри обзорной башни, выстроенной когда-то его прадедом из романтических соображений. Вроде, не было особых на то оснований, судя по тому, каков он был человек, но оскорбленный потерей жены предок воспылал этой идеей, надеясь, вероятно, на чудо возвращения ее в лоно семьи, но, скорее всего, мечтал поквитаться с коварными сатурнянами и боялся пропустить миг их возвращения. Пока был жив, засиживался наверху допоздна, глядя в небо, но мечтам его не суждено было сбыться. Иногда наверху резвились его дети, но мать свою не помнили и потому не страдали.

 

            Прадед пытался жениться несколько раз, но жены у него не задерживались. Кто-то сбегал прямо из-под венца, кто чуть позже, в неизвестном направлении, по весьма неясной причине, которая однажды прояснилась самым неожиданным образом.      

            По некой иронии судьбы к ним стали наведываться сатурняне и воровать женщин. Не имело значения: замужняя она либо девица. В роду Лейва не рождались красавицы: миленькие... характером, но мужеподобные. А инопланетники, будто вырубленные из корявого камня, с неправильными пропорциями тел, особенно ценили истинную, в их понимании, красу, и, являясь с визитом вежливости к соседям, похищали для себя жен. Трудно было назвать несчастными засидевшихся в домах родителей девиц, обделенных  природой до такой степени, что те радовались любому жениху, откуда бы тот ни взялся.

            Улыбчивые, необычайно добродушные, обходительные, легкие в общении,  отношении к жизни сатурняне поначалу пришлись по нраву всем. Суровые мужчины рода, ошибочно полагая, что никому, кроме них, местные "красотки" не интересны, долго не замечали, как воодушевлялись те при виде инопланетников, как загорались глаза дурнушек после ласковых взглядов, которыми их одаривали приезжие. Трапезничали за одним столом, с восторженными воплями скакали на лошадях, принимали участие в прочих местных развлечениях, улетали на время, чтобы затем вернуться, а у кого-то терялась либо жена, либо сестра, либо соседская сиротка пропадала.         Сатурняне были вне подозрений.

            Все стало очевидным после того, как из толпы провожающих вырвалась босоногая Клив и с воплем отчаяния бросилась к "отъезжающим" сатурнянам. Ее втянули внутрь космического корабля и тот сразу стартовал. Провожающие ахнули, закричали возмущенно, замахали кулаками и мечами, выражая полное несогласие, но Клив не вернули, так как это было ее решением. Для прабабки Лейва любовь с небес оказалась важнее долга перед мужем и детьми.

            Поговаривали позже и слухи эти прошли сквозь время, и стали достоянием правнуков, что прадед был излишне суров и ревнив, и по малейшему подозрению наказывал жестоко. Из тех девушек, кто не доверял шепоткам язвительных соседок, и пытался следовать зову любви, никто не смог выдержать характер своенравного красавца-воина. Только Клив продержалась достаточно долго, чтобы родить детей, но предоставленная самой себе, чахла от неудовлетворенности и строгости, хотя и пыталась быть идеальной женой. Капля камень точит! Так и любовь ее подточил недобрый косой взгляд и презрительное недовольство.  Взмах руки заставлял сжиматься ее худенькое тело, так как очень часто эта рука опускалась на нее. Она не поднимала глаз, когда приходилось принимать небесных гостей у себя дома по требованию мужа. Слушала комплименты своему умению, скромности, обаятельности и не смела ответить, но это ей не помогало. Муж считал, что она давала повод и в тиши своей спальни вновь ее наказывал. Однажды чаша ее терпения переполнилась...

            После этого случая инопланетники перестали летать в гости, но женщины по-прежнему пропадали... Когда "обескураженный на всю оставшуюся жизнь" прадед отошел в мир иной, башня стала смотровой площадкой для воинов, не желавших мириться с произволом, откуда бы тот ни исходил.

 

            Лейв выбежал на открытую площадку и подставил пылающее жаром лицо под порывы расшалившегося ветра. Близилась яркая осень и ее нотки уже гуляли в природе. Блик от подсвеченного солнцем жестяного флюгера ударил его по глазам и напомнил глаза лесной чаровницы, и тогда он застонал.

            "Что оскорбительного в том, что оценивая ее исключительность, выразил вслух свое восхищение и желание быть в фривольных отношениях? Разве не для этого они рождаются? Отказ... Для наследника - неслыханное дело! Плевок в царственную особу! Любая другая из рода пищала бы в экстазе и ползла на коленях, чтобы коснуться поцелуем несравненных рук его, ног, а она... свысока, при всех... о-о-о... "   

            Притаившийся на ступеньках Бьерн встревожился не на шутку. Этот стон звучал, как прощание с жизнью, и он не мог стоять, и что-то выжидать, но пытаясь подняться на площадку, чтобы, если нужно, помочь своему господину, ступил неудачно, чертыхнулся от неожиданной боли в суставе и, блеснув на солнце, к его груди прикоснулся меч.

            - Ты рисковал, Бьерн! Что тебе нужно?

            - Ничего! Послали взглянуть: нет ли какой опасности. Вы не знаете, но пропала Уна. Никто к нам не залетал, но... пропала. И вот что я думаю: а не коварные ли сатурняне увозят женщин. Прячутся по нашим лесам и пользуются моментом. С другой стороны леса, за холмами и впадинами, можно делать, хоть что и никто не указ. Если дальше так пойдет, станем одиноки. Трюггви имел на нее виды, но долго раздумывал. Уж больно неказиста! И, тем не менее, была женщиной, и могла скрасить одинокую постель.

            - А что Трюггви? Он ничего не говорил.

            - Скажешь вам, как же! Вечно о своем...

            - Что-то не то творится в последнее время, и на душе пакостно, как никогда.

            - Не виновата ли в том девица из леса? Слова оскорбительные для мужчины, гневные...

            - Замолчи, Бьерн! Сам разберусь. Иди.

            - Разберется он, - бормотал Бьерн, спускаясь вниз. - Лучше меня никто ее не накажет. Не язык, а жало! С наделенными властью непозволительно так поступать - ради спокойствия семейства и нашего рода.

            - Бруни, - заявил он через некоторое время, входя в караульное помещение, - Лейв нуждается в нашем участии. Ты не забыл еще, как был в лесу, и как насмехалась гордячка?

            Навстречу ему поднялся коренастый здоровяк в черном костюме с серебряным шитьем, под цвет его седых волос.

            - Что случилось? - спросил взволнованно.

            - Пока ничего, но может. Лейв излишне задумчив стал и неспокоен. Девица из леса зацепила его сильно. Хочет разобраться, но не может решить, как. Как бы не накликал на себя беду: не стоят ли за ней темные силы?!

            - Мать матерей назвала ее ученицей.

            - А если самозванка втерлась в доверие?!

            - Бьерн, не слишком ли ты подозрителен?

            - Лучше выведать неизвестные до сих тайны и обеспечить безопасность наследнику, чем всю оставшуюся жизнь каяться.

            - Придумал, что или вместе помозгуем? 

            - Никто не прячется за той дверью у тебя?

            - С чего вдруг подозрительным стал?

            - Дело больно щекотливое. Чем меньше народа знает, тем больше пользы.

            - Эрна... но она... спит.

            - Приручил-таки, эту дикую кошку?!

            - Не вопи, как мальчишка, а то может услышать и обидеться, - зашептал Бруни, опасливо косясь на дверь.

            Лучше бы он этого не делал! Ничто так не возбуждает интерес, как неожиданный шепот! .

            Ей, как вольной птичке, никто особо не нравился, но однажды он прошел под толстой нижней веткой дерева и пощекотал ее пятки, а она, разомлев на солнце, позволила. И это действие что-то перевернуло в ее голове, и она стала думать о нем, мечтать, а сегодня сама пришла, чтобы остаться... Лазать по деревьям, сидеть в ветвях, помахивая босыми ногами, нюхать полевые цветы не всегда бывает интересно, а он оказался хорошим любовником, и ей понравилось изображать наездницу... Проснулась она в самый неподходящий момент. Пока голоса звучали громко, смысл слов ускользал от сонной девушки, но неожиданно они зашептались...

            - И моложе ее пытались соблазнить, только она, как не от мира сего. Зачем же ей седой Бруни?!

            -  Бестолковый ты! Затем, что я знаю, как с ними обращаться. Да и она, вроде, девица, но такое знает и умеет, что сам диву давался, но... не отказывался.

            - Еще бы отказывался, старый развратник!

            - Т-с-с... Давай о деле...

            Эрна, обладающая острым слухом, ловила каждое слово. Ей было интересно, а судьба чужой девицы, тем более, незнакомой, не казалась достойной внимания. Болтать о подслушанном разговоре направо и налево она не собиралась, и когда в соседнем помещении все стихло, потянулась сладко, подумала о "вкусных" прелестях Бруни и уснула с улыбкой на губах. Вошедший к ней попозже любовник убедился, что девушка спит и прилег рядышком: когда-то же она проснется...

 

            Великая и Мудрая с радостью делилась бесценными знаниями, и многое Марфе было близко по духу. Ей, любящей открывать для себя что-то новое, каждый день приносил невероятное удовлетворение.

            - Ах, матушка! Не перестаю удивляться вашей памяти. Так много знать невозможно!

            - Твои способности вселяют в меня уверенность, что настанет день и тайн не останется вовсе, и тогда я уйду на покой. Стану заниматься травами. Посещать любимые места, где смогу созерцать и предаваться мечтам. Приносить домой цветы и ставить в этот кувшинчик. Простые дела... простая жизнь... просто, безыскусно... Хочешь, покажу, как плести креслица?

            - Несомненно, очень просто: с некими вывертами, переплетениями, - засмеялась Марфа.

            - Могла бы не заметить, - улыбнулась старушка. - Кому еще открою душу?! Жучки, паучки не в счет! Пойдем выбирать лозу? Прутики должны быть прочными, но достаточно гибкими. Цвет не имеет значения. Для меня, по крайней мере. Пестренькие веселее смотрятся. Не замечала, как на солнце играют мои плетенки?! Я все допускаю в свой дом... наш дом... теперь... наш... А знаешь, есть миры удивительнейшие... до невероятности...

            Весело болтая, они вышли из дома и побрели вглубь леса к полоске сизой воды, блестевшей в просветах между могучими деревьями, которые шелестели, подрагивали ветками, тянулись к проходящим мимо, пытаясь дотронуться. Мигавшее призывно и издали средних размеров болотце, романтично кутавшееся в непроходимые заросли желто-зеленой лозы, тем не менее, не допускало к себе никого - к пользе легкомысленных существ, как оказывалось позднее, при более тщательном осмотре здешней флоры ими же. Водица болотная вдруг неожиданно вставала одиноким пузырем, и тот лопался с отчетливым хлопком. За ним следовал другой. И эти хлопки, и шлепки отпугивали от себя любую пролетающую поблизости особь. Ни единого комарика не пищало вблизи вод, никто не жужжал, не стрекотал. Марфа слышала о подобных болотах и потому не удивилась.

            - Приступим? - весело предложила Мать матерей, оглядывая знакомые угодья  со значением. Не раз она бывала здесь и знала, где произрастает лучшее, на что следует обратить внимание, а что оставить в покое; поэтому касалась рукой нужных стеблей, кивала головой, а Марфа срезала и укладывала на сгиб руки, пока тяжесть не заставила уложить все на бугорок.         

            Они здесь были не одни, но не догадывались об этом, увлеченно работая. Несколько человек, притаившись в зарослях,. ждали удобного момента. Надеялись, что девица отойдет за пределы видимости старушки, и они осуществят то, зачем сюда явились, но случая так и не представилось. Оскорбить Мать матерей белым днем не рискнули и, слегка разочаровавшись, вышли к болоту, когда женщины, взяв по вязанке лозы, удалились прочь, низко опустив головы и склонив спины под тяжестью. Наблюдая издали, их сопроводили до дома и вновь укрылись в лесу, справедливо рассудив, что за первым выходом к болоту последует другой. Но не в этот день, ни в последующие никто к болоту не ходил, из дома не выходил, будто тот был необитаем. Как две интересующие их особы вошли в дом, видели, поэтому запаслись продуктами, устроили временное жилище себе под деревьями, пользуясь благодатной погодой, и стали ждать...

            - Матушка, я почти научилась, - заявила Марфа часа через два практики плетения.

            - Слышу! - отмахнулась та. - Почти научилась одеяло из пустоты доставать, дверь открывать в другой мир, травы распознавать, читать по лицам и в душах по еле уловимым признакам... И прочие... почти... много... Любишь поговорить! В свое время и я училась, но... молчала. Другая была: глупая и дотошная.

            - Почему глупая? Не верю!

            - Глупая... Могла полноценнее жизнь устроить. Замуж выйти. А я шлифовала умения, приобретала знания и осталась одинока... Боишься, что буду думать о тебе плохо, поэтому торопишься отчитаться?!  Мы - разные, конечно! Когда-то и ты подчинишь свой мозг. И все станет просто. Ну, как успехи? Что у тебя получается, не пойму что-то?!

            - Не знаю... а лоза заканчивается...

            - Мебель у нас есть и ее хватит на двоих. Давай подумаем, что можем из этой... поделки твоей... Похоже, пока ничего. Нужно помозговать, пофантазировать... Солнце покидает нас. Утром в миры уйдем - будешь практиковаться, милая. Доставай одеяло...

            Марфа старалась на пределе своих сил. Лицо ее налилось краской, лоб сморщился, покрылся испариной, намекая мозгу, что нужно немного поработать, но тот... почти молчал.

            - Мне никто не помогал, но родилась я там, где сосредоточена сила, и с детства кое-что умела. Ты - совсем другая, поэтому завтра не в миры пойдем, а на мою родину. Там поживем и наберемся сил. Это поможет: тебе - обрести, мне - подзарядиться духом.

            Утро выдалось настолько ясное, что пылинки, вливаясь в окна с солнечным потоком, танцевали без устали и норовили присесть, отдохнуть на окружающей обстановке, не чураясь и людей, и Мать матерей вдруг резко переменилась. Посуровела. Марфа увидела перед собой совершенно незнакомую ей женщину и поняла, что ничего о ней не знает совершенно. Та не казалась больше понятной и земной. Взгляд ее стал пронзительным, задумчивым. Он сверлил пространство и проникал сквозь века, и столько мудрости в нем плескалось, что Марфа оробела и почувствовала себя несмышленым ребенком, который только-только начал познавать новый мир, недоступный от рождения.         Часть стены внезапно исчезла и чужой, но удивительный мир пахнул на Марфу дивным ароматом. Мать матерей прослезилась. С упоением вдыхая родной воздух и глядя напряженно вдаль, она пыталась найти что-то только ей знакомое из далекого прошлого среди бесконечных степей и голубых гор.

            Шагнули в этот мир они одновременно. Проем за ними закрылся и лесной домик "простой" старушки пропал из виду.

            - Давненько здесь не бывала, - неожиданно глуховато прозвучал ее голос. - Думала, что увижу незнакомого в знакомом краю, что удивило бы либо растрогало, поэтому не торопилась с визитом. А вот, погляди-ка, душа всколыхнулась, слеза напросилась. За временем, порой, прячется неосознанная тоска...

            - А мне однажды снилась прежняя жизнь, и я не знаю, как к этому относиться, матушка...

            - Проще! Хорошее или плохое, но... оно... там... И тебе скоро станет не до раздумий и воспоминаний, так как миры потребуют слова, дела и, поверь, это будет упоительно, прекрасно, превосходно, в высшей степени.

            Марфа вздохнула и со спокойным сердцем стала изучать горы. 

            Зрелище впечатляло до невероятности.

            Пирамидальные склоны гор, без каких-либо намеков на случайную растительность (до боли знакомая картинка), буквально, ввинчивались голубыми, синими боками в недвижные тяжелые сизые тучи, заполонившие все небо... Некоторые из них останавливались на этом месте, другие уходили за пределы видимости... Тучки, поменьше, шаловливее и темнее, находящиеся чуть ниже тяжелых туч, то начинали дрожать вокруг склонов, то ходили волнами, завивались в спирали и пораженная Марфа пыталась понять природу непонятного явления, но земные законы физики к этому явлению применить не сумела. Чем дольше смотрела, тем больше сомневалась, что видит настоящие горы - слишком правильные они были. Будто в ответ на ее сомнения вершина ближайшей внезапно резко сорвалась с места и кубарем покатилась вниз. Марфа вскрикнула от ужаса.

            - Не бойся, - услышала она голос наставницы, - это обычное явление. Своего рода, передвижное приспособление при доме-пирамиде. Не горы, нет! Меркуряне летят поприветствовать нас. Я сообщила, кто мы, и они рады встрече. Моя родина - в одной из них.

            - Родина - пирамида?!

            - О, ты не знаешь, сколько их вмещается в эти, с позволения сказать, пирамиды! Малые миры Высших по общему решению Сообщества притянуты и закреплены на полупустой Планете, где мы сейчас находимся. Так проще следить за несовершенными мирами в Галактиках и  поддерживать равновесие в Мироздании.

            - Осмелюсь предположить, что и там вы с пространством делаете, что желаете.

            - Несомненно. Компактность нам жизненно необходима, так как технических штучек, как на Земле, у нас нет и в принципе быть не может: мы заботимся о чистоте воздуха и здоровье существ, населяющих миры.

            - Не сотрясает ли мозги странный лифт?

            - Меркурянам? - засмеялась лукаво старушка. - Не думаю, что высшие поглупели до такой степени, с тех пор, как была здесь в последний раз. Тогда все было в полном порядке.

            Передвижное средство, универсальное со всех сторон, как оказалось впоследствии,  скатившись с пирамиды, продолжило путь по степи и остановилось в метре от неподвижно стоящих в ожидании Матери матерей и Марфы. Треугольная панель одной из боковин собралась в гармошку, открывая приличное помещение внутри себя с мягкими креслицами, стоящими полукругом у стен и имеющими достаточно широкие подлокотники. В них утопали пирамидальные бокалы с золотистой жидкостью. Из кресел, вытянув тощие жилистые шеи, на них смотрели живые существа с несуразными лицами и телами. Марфа была удивлена.

            - Это - Высшие? - шепнула с недоумением.

            - Некая часть. Мы - разные. Миры - разные. На каждый народ требуется свое Божество или тот, кто может помочь и не напугать местных своим видом.

            - Рады приветствовать дочь нашего народа, одну из нас по прошествии невероятного количества лет! - торжественно и неожиданно мягко проговорил один из присутствующих, судя по особо строгому виду, самый старший. - Входите же! Для вас оставлены два кресла. Имеем честь сопроводить Мать матерей человекоподобных миров в родной мир. Рады видеть, что ученица пришлась по нраву.

            Марфа поклонилась и следуя за старушкой вошла в пирамидку, и присела рядышком. Рука неловко коснулась бокала, и ей отчаянно захотелось пить. Она взяла его в руку и удивилась, что тот без ножки.

            - Чувствую, как кровь заструилась по жилам, как хочется жить и творить добро! - шепнула ей Мать матерей с удовольствием отхлебывая из своего бокала. - Вкус давно забытого детства и юности. Ах! Пробуй же. Отлично утоляет жажду.