Код жизни. Изменить все
До последнего момента Марфа
сомневалась. То, что произошло дальше, походило на дивный сон... Только что была в квартире... и неожиданно оказалась
в чужой местности... на открытом пространстве...
Ей чудилось, что видит море,
возможно, океан; но недвижима, как зеркало, была его зеленоватая с проседью
поверхность, ветра не ощущалось вовсе, солнце выглядело ярким, но не слепящим,
и больше напоминало нарисованный круг, искусно расположенный в застывшем
глубоком небе. Черная земля... то ли земля, то ли чрезмерно мелкие камешки под
ногами... Возможно, то была вулканическая почва, но вулканов, видимых глазу, не
наблюдалось окрест, как не наблюдалось и никакой растительности.
Все будто замерло в природе.
Это странное место подействовало на
ее мозг удивительным образом: внезапная
легкость во всем теле, открывшаяся только что, не могла быть явью. Ночь, почти
бессонная, сказалась, в конце концов, и вместо того, чтобы осуществлять
мечту-утопию, она глупым образом уснула, когда стих топот в квартире... ее
квартире, где стала чувствовать себя нежеланной гостьей... В этом удивительном
сне она стояла средь пустынного и безмолвного пространства, смотрела вдаль,
пытаясь насытиться небывалыми эмоциями. Видела далекий горизонт, где соединялись
небо и земля, и ничем особенным линия соприкосновения не выделялась из-за
отсутствия растительности, описывая, практически, идеальный круг.
"Идеальный мир бывает только в
грезах, а идеальный круг - будьте любезны, - подумала машинально, успокаивая
свое воображение. - Сплю. Матушки мои, какая пронырливая реклама, тьфу, - и здесь о ней думаю".
Внезапно горизонт дрогнул. Нечто
стало выпирать из него. Сначала точкой, потом некоей дергающейся несуразицей, а
вскоре оформилось в видение. То ли шел кто-то, то ли ехал... Марфе было все
равно. Она знала, что спит и видит чудеса, поэтому, если бы приближался дракон
о шестнадцати головах, и это снесла без воплей... До того упоительно легко было
стоять, обозревать необычное пространство перед собой, желая удовлетворить
сполна любопытство, что стояла, как завороженная, смотрела, ждала. Уже
отчетливо видела всадника на коне и слышала его напевный голос, но не понимала
ни слова. Так бывает, решила, - слишком далеко, да и слух подводит. Возраст в
карман не уберешь и другой не достанешь!
А он ехал, низко опустив голову, и,
похоже, ничего не замечал. Ехал, не сворачивая. Значит, имел определенный
маршрут. Знал, что никто не помешает, не выскочит навстречу, не перебежит перед
лошадью, поэтому не следил за дорогой. Поначалу он пел, но потом устал от
монотонной долгой дороги и мысли волной накатили на него, опутали...
Не один день он находился в пути. Энцелад
вынужден был пойти на этот шаг. Дела клана, довольно-таки странные, толкали его
на активные действия, но он не знал, что делать, как поступить, так как ни
одной здравой мысли не приходило в его голову. Ему требовался совет и помощь
Великой и Мудрой. Он никогда ее не видел, но знал, где найти. Задумавшись о странностях,
творящихся в среде доверившихся ему соплеменников, он неожиданно для себя
задремал. Очнувшись, запел приветственную песню новому дню, а когда поднял
голову, увидел ее. Она вышла ему навстречу. Объемные, цветные одежды необычайной
красочности ниспадали до самой земли и прятали от нескромных взглядов
царственную фигуру. Глаза цвета солнца, живые, искрящиеся, смотрели на него
внимательно, изучающе. Ни один мускул не дрогнул на миловидном лице. Она
выглядела Богиней и Энцелад это признавал.
- Приветствую тебя, Великая и
Мудрая! - молвил он уважительно, удивляясь ее юности.
Уста ее не разомкнулись, но взгляд стал
пронзителен и внимателен. Он, будто, проникал в саму его суть.
Он не удивился - она знала цену
своему молчанию. Не простых кровей, чтобы суетиться и пытаться доказывать свою
значимость. Сила матерей всего
Мироздания исходила от нее. Он вдруг почувствовал робость и решил пояснить свое
присутствие, как можно подробнее:
- Непонятные дела творятся у нас,
Великая и Мудрая. Исчезают новорожденные младенцы вместе с матерьми. Ты, как
Мать матерей, понимаешь, что значит для племени такая утрата. Если бы это был
единичный случай, могли подумать о вздорном нраве мужа либо жены, но с десяток
семей уже разбито. Нам, как никому, требуется пополнение, чтобы восстановить
потери после беспощадной войны с сатурнянами. Сейчас на сносях еще одна женщина
и мы опасаемся, что ее постигнет та же участь. Она любит своего мужа, а он ее
обожает. Излучающие свет и надежду ее глаза, когда смотрит на мужа, и его
ответная радость говорят в пользу этого. Мы... не желаем больше терять! Тебе
видно все, что творится в Небе, и что кому уготовано. Сжалься над ними, помоги
нам, не позволь случиться непоправимому!
Он торопился, глотал слова, глядя в ее бесстрастное лицо, отчаянно
надеясь, что она как-то отреагирует. И чем больше говорил, тем сильнее
волновался, теряя надежду, и неожиданно слезами затуманились его глаза. Она
вздрогнула и, потянувшись к нему, положила руку на голову и погладила. Он
замер. Затем припал к ее руке и поцеловал почтительно. Она качнулась навстречу,
будто желала обнять, утешить, и он,
подхватив ее на руки, как бестелесное существо, усадил на лошадь. Взяв поводья
в руку, пошел рядом: Великая и Мудрая услышала его мольбы и - неслыханная честь
- решила посетить племя сама, раскрывая объятия для просящего. Он умел
толковать древние знаки и был горд собой невероятно.
Марфа смотрела на усталого мужчину и
он ей казался древним викингом. Выглядел старомодно, необычно. Она не знала,
где сейчас находится, но во сне все бывает близко, доступно и понятно. Она
принимала сей факт и ничему не удивлялась. Годы жизни закалили ее характер, а
скандальные домочадцы, склочные людишки перестали вызывать эмоции по каждому
поводу.
Он что-то говорил, волновался, а она
слушала, пытаясь, хоть что-то понять, и не понимала. Язык эмоций был более
доступен и его живая реакция в дополнении
к словам задела струны чуткой к состраданию души, и она коснулась его... Теперь
ехала в неизвестность... Легкость, с которой тот подхватил ее грузное и большое
тело, подсадил, удивила ее, но вспомнив, что это - всего лишь сон... сон...
сон...
Вроде, день прошел и ночь промчалась.
Марфу утомляла любая дорога, поэтому она уснула "во сне", проснулась
и продолжала грезить: то видела себя с веником в руке, то у плиты. То вечно
недовольную невестку и озорных внуков, то монитор с глупостями на экране, то
Лору, огорченную ее нездоровьем, а... ее спутник продолжал идти, и тогда она
сделала то, что полагалось в подобной ситуации: постучала по крупу лошади
позади себя и посмотрела на мужчину вопросительно, приподняв бровки. Тот не
колебался ни секунды: взлетел в воздух и аккуратно примостился сзади. Если бы
она знала, какие чувства обуревали им в этот момент! Мать матерей снизошла до
простого смертного, и это был очень добрый знак! Грудь его наполнялась
невообразимым счастьем. Он давно так не был счастлив...
Следующую ночь провели у костра, а
еще через ночь, уже подъезжали к селению, окруженному большими толстыми и
высокими столбами с заостренными верхушками, которые у корабелов ценились бы на вес золота, но
здесь выполняли защитную функцию.
Внутри ограждения было тихо.
Неожиданно тихо для поселения. Хижины, раскиданные хаотично, прилепленные одна
к другой там, где неровная поверхность вынуждала это делать, выглядели бедно,
но достойно. Судя по всему, погодные условия баловали местных жителей; а крыши,
покрытые сухими травами, стены-плетенки из гибких прутьев, с серыми полотнищами
на входных проемах делали семейную жизнь общедоступной. Возможно, внутри хижин
существовала своя, тайная, жизнь, но Марфа в этом сильно сомневалась.
- Энцелад, - внезапный крик разорвал
тишину, - ты привез ее? Мать матерей
согласилась нам помочь? О, как она юна!
К ним выбежала молодая беременная
женщина. Придерживая одной рукой большущий живот, не иначе в нем поселилась
парочка будущих сорванцов, она другой пыталась отталкиваться от воздуха, чтобы
иметь возможность передвигаться быстрее.
- Она согласилась, Энея!
Марфа слушала незнакомую, отрывистую
речь и ей казалось, что язык этот ей немного знаком. Он был необычен, будто
собран из разных. В юности ее удивляли и интересовали разные народы. Она
пыталась освоить примитивную разговорную речь, чтобы, бывая в туристических
поездках, не позволять себя обманывать, и кое-что осталось в памяти навсегда, и
теперь та услужливо выбрасывала ей по словечку.
- Это - Энея, Мать матерей, - указав
на женщину рукой, заявил ее спутник, и Марфа поняла его, но сказать что-либо не
могла из-за незнания языка, поэтому прикрыла в ответ глаза: из-за болей в шее
она давно не кивала головой, но ее реакция обрадовала собеседников. Те радостно
переглянулись, а из хижин тем временем стали выходить заспанные жители. День здесь
начинался не с первыми петухами.
- Ты привез ее?! - зашумели все
разом. - Она поможет вернуть домой женщин и детей?
- Мать матерей с нами. Значит, все
наладится! - сказал Энцелад и повел лошадь с низенькому сараю. Там подал руку
Марфе. Прежде, чем принять ее, та осмотрела толпу напряженных людей. Что-то
пряталось в нахмуренных лицах, будто судорогой сведенных в приветственных улыбках
губах.
"Наладится?.." Это с ней
связывают надежды, и в чем-то она может помочь? Почему и нет?! И во сне нужно
чем-то заниматься.
Когда сходила с лошади, ее
мимолетный взгляд выхватил из толпы зрелую женщину с перекошенным от злобы
лицом. Его никто не увидел, кроме Марфы, и она поспешила запомнить унылый образ.
"Видит в первый раз и в ярости?!
Я ей очень мешаю! Почему?.. Ах, ё, сон же!"
Но она будет не она, если не
покопается там, где ее сильно не любят! Лишних знаний не бывает - это знала
наверняка. Не зря прожила целую жизнь! Иногда пригождается ничтожная малость,
чтобы сложился пазл, а эти люди нуждаются в ней. Так получалось, что в ней
нуждались многие. И что теперь поделаешь?!
Сарай оказался жилищем. Скорее
всего, одинокого человека... Несколько серых полотнищ, больше похожих на
жесткую мешковину, валялись по земляному полу и для чего они нужны, знать мог
только хозяин. У людей здешних, как успела заметить Марфа, отсутствовали бытовые
краски, но ее это мало интересовало: каждый волен жить, как ему нравится... Не было здесь и ничего, что зацепило бы модников
современного мира. А если бы было, то оценить себя со стороны они не имели никакой
возможности, так как не оказалось и зеркал, но, может, это и к лучшему: жизнь в
сером цвете не каждому придется по душе, если постоянно на нее смотреть. Марфу
это не огорчило. Она давно не смотрелась в зеркала. Что там может увидеть
усталая немолодая женщина?.. Насчет усталости сон утверждал обратное, но какая
ему вера?!
- Не желает ли отдохнуть, Мать
матерей? - с легким поклоном спросил Энцелад.
"Отдохнуть"... - поняла
она и прикрыла глаза в знак согласия. Он ткнул пальцем в угол, где имелось
небольшое возвышение и свернутый серый рулон, служащий, вероятно, одеялом; склонил
голову и торопливо вышел.
Марфа прилегла на самый краешек и
стала думать. Зачем она здесь? Радость молодой беременной женщины, злоба
зрелой, волнение ее спутника, признательность и облегчение жителей, вышедших
встречать... кроме одной особы... возможно, не одной - кто-то мог не выйти... Что-то
происходит в селении... что-то...
Отдых на односпальном диванчике, как
частенько случалось в последнее время, по необходимости и в неурочное время,
вызывал раздражение у домочадцев. Активная семейка сновала взад-вперед и
постоянно натыкалась на ее ноги. Наконец, им это надоело, и, грозно
нахмурившись, к ней подошла невестка. Злобно ощерилась и замахнулась... Неизвестно
откуда взявшаяся в ее руке скалка резко опустилась... Что-то хрустнуло внутри
Марфы, и адская боль пронзила все тело... и она проснулась, и отчетливо поняла,
что... проснулась, потому что во сне не бывает больно... Значит, уснула,
размышляя, потом... проснулась... Проснулась?!
Это шокировало ее невероятно. Уверена
была на все сто процентов, что происходящее ей снится, но, оказывается, что нет?!
И море-океан, и попутчик, и лошадь, и дорога, и люди здешние со своими
проблемами, - все... в реальности?! Если
это так, то, что же получается: она не у себя дома, в смысле, не в своей
местности, а где-то на деревенских просторах; где-то, куда перенес ее... код
жизни?! Она хлопнула себя по коленям. Боль вгрызлась в тело, отвечая на
неосторожность, но это было неважно... Молодая... тонкая рука... У нее?! Она...
помолодела? В самом деле?! Марфа стала ощупывать лицо, не доверяя внутренним
ощущениям, но ничего не поняла. Попыталась оголить коленку... Увидела упругую
кожу. То-то, казалось, что одежды слишком много... или же она невероятно
растянулась, что было больше похоже на правду... для нее. Но... тогда... был
"сон"... Хотя одежды, если быть честной, на ней оказалось вдруг слишком
много, еще и такой, которая не годилась для повседневной жизни, но когда в нее
нарядилась, припомнить так и не смогла. Сейчас это было неважно! Снять бы труда
не составило, но у нее ни чемодана, ни сундука, ни своего жилища, где это все
можно оставить. А на нет и суда нет, поэтому носить ей все на себе, пока не
найдется, куда покласть. Не бросать же, где попало!.. Все-таки, немаленькие
деньги стоили... Ах, неважно, это такая ерунда! Она помолодела... Да! Это
невероятное чувство молодости! И... она в этом селении... по собственной
глупости, и ее принимают за кого-то другого; и, вероятно, жизнь теперь продолжится
за толстыми бревнами, среди "серых" людей?! Наверняка, где-то есть другие,
и возможны еще варианты будущего, но... это... потом, а пока придется освоить местную
речь, хотя бы для того, чтобы понимать.
"Ууу... больно-то как!"
Откинув в сторону серую мешковину, она была шокирована видом
собственной крови, истекающей на серую ткань. Острая палка, лежащая острием к
бедру и, в тоже время, торчащая из
стены, которую и стеной можно назвать с большой натяжкой, в постели была лишней.
Кто-то подпихнул ее с наружной стороны и постарался, чтобы та достигла цели... Она
достигла, но недостаточно глубоко, чтобы умертвить.
Марфа чувствовала себя большой и грузной
на тот момент, когда собралась прилечь, и не сумела правильно оценить размеры
"кровати". Пристроилась, буквально, на самом краешке. Маленькое
домашнее креслице-диванчик приучило ее спать "солдатиком" и сейчас,
тем самым, спасло жизнь... Острая палка сделала бы свое черное дело, но злодей
просчитался, а Марфе стало окончательно ясно, что кто-то ей очень сильно не рад.
Обидчиков из чужих за всю свою сознательную жизнь она так и не научилась прощать.
Чего нельзя сказать о семье сына: те, буквально, вили из нее все, что хотели, до
определенных пор, конечно. Как только возможность и сильное желание - все
изменить, овладели каждой клеточкой ее мозга, она не колебалась... И, как
оказалось, при молодом теле, полном сил,
прошлый жизненный опыт никуда не делся. И это было прекрасно!
В этой, дурно пахнущей ситуации,
следовало разобраться. Итак! С чего начать?
Во-первых, скрыть ото всех неожиданное
ранение. Верящий в мистику недруг решит, что с ней шутки плохи... или же, что
на ее стороне сама... Жизнь. Что может натолкнуть его на мысль, что повторять
попытку не следует.
Во-вторых. Непроницаемое выражение
лица, принятое всеми беззаговорочно, следует поддерживать, как и похлопывание,
глазами, в знак подтверждения. Еще больше важности, таинственности, никакой суеты
и в мыслях, пока она не поймет, чего от нее ждет люд...
В-третьих. Найти злобную даму и
последить за ней. Не обращают внимания, потому что с ними живет, своя, но
что-то таится за ее злобой. И как будет реагировать фурия, когда увидит Марфу
целой и невредимой.
"Мать
матерей... И это обо мне?! Слова... знакомые... на разных языках, но... сейчас
я не гожусь... Кто для них я? Ведунья,
знахарка или ясновидящая?! Если считают Матерью всех матерей, значит,
переживают за свой род. Беременная... Энея, вроде, радовалась и волновалась.
Значит, беспокоится. О чем? Но как узнать причину, если не понимаю, а пытаюсь
догадаться, о чем разговоры ведут?!"
У "сарайчика" послышалось
деликатное покашливание, и вошел Энцелад.
- Не желает ли, Мать матерей
отобедать? - спросил робко, и она постаралась запомнить это выражение. Прикрыла
глаза в ответ и он поставил овальное блюдо с пищей ей прямо на колени. Она еле
сдержалась, чтобы не заорать от жгучей боли в бедре, но глаза непроизвольно
широко открылись, полыхнули жарким солнцем и потемнели. Он отшатнулся в
замешательстве, посчитав, вероятно, что оскорбил "важную особу"
простой пищей, но она тут же протянула руку и взяла кусочек хлеба, и тогда он
успокоился. С облегчением перевел дух и остался стоять в ожидании.
Марфа поняла его правильно.
Он привез ее сам, но сам же
опасался. Вероятно, им была известна непредсказуемость Матери, но, в тоже
время, ее не видели здесь ни разу... Конечно, так станет проще разгадывать
местные шарады, о которых не догадывалась еще, но ради которых ее привезли.
Довольно быстро утолив голод, взглянула
бесстрастно на хозяина "хором". Тот с готовностью подхватил с ее колен
блюдо и унес. Пользуясь моментом, кое-как встала, оторвала оборку с
"ночнушки", которую обнаружила на себе с некоторым удивлением,
перевязала рану и очень медленно, чтобы не тревожить лишний раз ногу, пошла на выход. Хотела пройтись по
селению, присмотреться к людям, оценить окружение и попытаться понять, куда
забросила новая судьба. Энцелад последовал за ней...
Пространство, хоть и не понимала она
в этом ничего, странным образом свертывалось. Не нужно было бесконечно мерить
его ногами. Вроде, только что была здесь, а уже - там, на значительном
расстоянии. Огромное поселение, многочисленное, судя по
мелькающим вокруг лицам, было, странным образом, каким-то компактным. Сила мысли, похоже, управляла здесь всем.
Стоило лишь подумать о цели своего "путешествия" и желающий
оказывался на месте.
Конечно, гуляющие сами по себе
отмеривали расстояния, но на то была их добрая воля... Марфа удивилась своим
мыслям. Откуда она это знала? Может, прочитала однажды фантастическое
произведение, а сейчас знание проявило себя?..
На нее посматривали со всех сторон.
Некоторые с любопытством, иные оценивающе, изучающе, но равнодушных либо
ненавидящих взглядов не наблюдалось. Занимались они обычными домашними делами
на виду у всех. Корыта, деревянные бадьи, колодцы с высокими жердями; свиньи,
куры, роющиеся в земле, шалящие детишки разных возрастов, но ни одного
новорожденного, ни одной кормящей матери. Проживая бесхитростно, по-простому, единым
кланом, они обязаны были заботиться о приросте населения, чтобы не вымереть
однажды. Энея не могла быть единственной беременной, но обходя территорию шаг
за шагом, Марфа все больше убеждалась в обратном... Возле одной из хижин,
наконец-то, рассмотрела знакомое лицо. Злобная фурия, будто громом пораженная, смотрела
на нее, не веря собственным глазам. Токи ненависти исходили от нее, и это было
неспроста. За что можно ненавидеть Мать матерей?!
И Марфа повернула к ней... Она шла и
шла, с высоко поднятой головой, медленно, будто подкрадывалась к жертве,
смаковала каждый шажок, который приближал ее, смотрела грозно, а глаза ее
полыхали жаром солнца, и они... приближались... Лицо женщины резко изменилось. Оно, то бледнело,
то краснело и, неожиданно, животный страх отразился на нем. Задрожав от ужаса и
заломив руки, она упала, как подкошенная, и завыла. Катаясь по земле, царапала
ее ногтями, била ногами, рвала на себе волосы. Марфа остановилась и бесстрастно
наблюдала с высоты своего роста за "вывертами" у своих ног.
Припоминая капризного внука, не особо верила в реальный испуг, поэтому просто
смотрела и ждала, когда "большой ребенок" перестанет выклянчивать
поблажки и опомнится.
Вокруг стали собираться люди.
Наблюдали, недоумевали, шушукались, но не смели молвить громко. Энцелад нахмурился. Он вырос в этой среде и
привык, что Сатурна всегда косноязычна, злорадна, но падучей, вроде, не
страдала, и с чего ей так убиваться перед невозмутимой Матерью матерей? Если
только виновата... В чем же? Детей ей не дано иметь, да и не любила она их. Не
любила... не любила... А ее кто-нибудь любил? Он этого не знал, но, как Глава
клана, обязан был знать все о своих людях. Великая и Мудрая неспроста стоит
здесь - она почувствовала что-то, еще находясь в его хижине... Он ждал, что
скажет Мать матерей и чем обернется эта ситуация, потому что не понимал ничего.
Внезапно Сатурна вцепилась в ногу Великой и Мудрой и прокричала:
- Ты пришла покарать, я знаю! Они
были так капризны, настойчивы, так изводили меня...
Марфа ничего не поняла, кроме
"покарать", но резкая боль, гвоздем впившаяся в бедро, вынудила
скрипнуть зубами. Глаза ее округлились от еле сдерживаемой боли, полыхнули
жаром, потемнели, и слова не замедлили явиться - сдержаться не было мочи:
- Что же ты, сука, делаешь?!
Энцелад оторопел. Он тоже ничего не
понял, но Мать матерей произносила вслух заклинание, признавая вину Сатурны. И
глаза ее полыхали гневом!
- Прости, я пожелала тебе смерти, но
ты бессмертна. Твои Боги берегут тебя, Великая и Мудрая, - завывала та, царапая
себе лицо. Никто не подошел к ней, не попросил встать. За недосказанностью
таилось нечто большее и люди страшились узнать правду.
- Что сотворила, признавайся! -
грозно потребовал Энцелад. - Разве не наслышана ты, как поступает Мать матерей
с теми, кто покусится на саму Жизнь?! Мы сможем простить, если проступок
незначительный, она - нет! Отвечай немедленно!
- Да-да... После... Большой войны...
- забормотала та обреченно, - наши края наводнили лазутчики. Уцелевшие из
кланов пытались найти себе пристанище, когда селения пожгли, и враги этим
воспользовались. Сатурняне жили... живут... среди нас... и стараются уничтожить
клан по - тихому. Война для них закончится, когда мы вымрем. Они знали мое имя
и считали своей. Я никому не могла довериться. Они - везде, они - следят...
Внезапно ее речь прервалась. Губы окрасились кровью, и глаза ее закатились. Она упала на землю и затихла. Вздох ужаса вырвался из глоток пораженных людей, когда увидели нож, торчащий из ее спины.
(Продолжение следует)
Надежда Рыжих # 13 октября 2020 в 20:28 0 | ||
|